Текст книги "Тайный дневник да Винчи"

Автор книги: Давид Зурдо

22

Жизор, 2004 год

После экскурсии в замок Жизор Каталина планировала зайти в мэрию и попытаться выяснить, почему никто не стал исследовать секретную крипту, обнаруженную смотрителем крепости Роже Ломуа – часовню Святой Екатерины. Но она решила отложить визит до следующего дня. Чувствовала себя Каталина, прямо скажем, неважно. Еще бы, она ведь видела призрак! Господи помилуй, среди бела дня! Это происшествие, как ей казалось, наглядно подтверждало – ее психическое состояние ухудшается стремительно, не по дням, а по часам. Разве привидениям не полагается обитать в зачарованных домах и появляться непременно после полуночи? Значит, нет. Голливудские сценаристы перепутали. Не стоило заниматься самовнушением, повторяя объяснение, придуманное для экскурсовода в крепости. В своем уме она или нет, но Каталина точно знала: глаза ее не обманули. Возможно, то был бред, бред сумасшедшей, но жара к ее галлюцинациям не имела никакого отношения.

Да, чувствовала она себя совсем неважно и нуждалась в отдыхе.

Ее тетя, вот кто пришел бы в восторг, услышав невероятную историю. Почтенная тетушка, без стеснения называвшая чокнутым Клода Пенана, верила во всякую ерунду вроде астрологии, хиромантии, таро, а также в прочие гадания и приметы. Вечером, накануне отъезда в Париж, Каталина разрешила тете погадать ей. Сама она, конечно, нисколько не верила в подобную чепуху, но тетушка была женщиной настойчивой. Каталина отнекивалась, как могла, но в результате уступила, и тетя разложила карты, напророчившие кучу банальностей, сгодившихся бы для кого угодно. Насколько помнила Каталина, карты предсказали, например, что ее финансовое положение скоро улучшится (тетя очень воодушевилась, увидев в раскладе деньги: «Видишь? Наверняка речь о наследстве твоего деда. Интересно, что тебе скажут завтра»). Еще карты пообещали ей встречу с необыкновенным мужчиной, но он, однако, причинит ей боль (великая новость – она знавала многих мужчин, необыкновенных на первый взгляд, причинивших ей боль!..), и что она откроет тайну, которая уже очень давно дожидается своего часа. Одним словом, сплошной наивный вздор.

Словно по иронии судьбы, именно такой недоверчивой особе, как она, явилось привидение, ни много ни мало. Жизнь полна неожиданностей: эта поговорка нередко находила подтверждение, причем в самой дикой форме.

Каталина вздрогнула, услышав шум открывающейся двери. Судя по всему, пришел Альбер. Он замешкался, и она представила, как Альбер старательно вытирает ноги о половичок в прихожей и снимает свой неизменный берет. Потом тяжелые шаги гулко протопали по коридору, приближаясь к библиотеке, где устроилась Каталина.

– Ах, это вы, – сказал Альбер. – Я подумал, что забыл выключить свет. – Затем ему в голову пришла какая-то мысль, и он добавил: – Прошу прощения, что открыл дверь своим ключом.

– Ничего страшного, не беспокойтесь.

Альбер кивнул и продолжал:

– Не знаю, обратили ли вы внимание на записку, которую я оставил на двери.

– Откровенно говоря, нет. Сегодня выдался нелегкий день.

– Я хотел предупредить – вам звонили из конторы месье д’Аллена. На мобильник вам звонили тоже. Вам просили передать – ничего срочного, с вами свяжутся в понедельник.

– Замечательно, спасибо. – Просто удивительно, как щедр сегодня на слова сторож.

Правда, больше он ничего не прибавил. Альбер вышел из комнаты, и его шаги вновь зазвучали в коридоре, на сей раз двигаясь в обратном направлении, прочь от библиотеки.

– Альбер! – позвала Каталина.

Через несколько секунд сторож возник на пороге.

– Да?

Каталина заговорила не сразу. Вместо этого она внимательно всмотрелась в хмурое и неприветливое лицо Альбера. В его глазах, уставившихся на молодую женщину с привычной строгостью, промелькнула искра интереса. Нет, подумала Каталина, Альбер не располагает к доверию. Он не походил на человека, способного с готовностью выслушать, ободрить или разрешить тягостные сомнения. Нет, только не Альбер. Ни в коем случае.

– Так, пустяки, – сказала Каталина. – До завтра.

Теперь Альбер просверлил ее пристальным взглядом. И к удивлению Каталины, вошел в библиотеку и взял стул, поставив его рядом с креслом, где она сидела.

– Расскажите, – проронил он единственное слово.

И Каталина сдалась. Сначала она поведала о своем походе в замок Жизор. Она подробно описала все примечательные места, где побывала, знакомые Альберу как пять пальцев. Она пересказала ему историю Роже Ломуа, наверняка слышанную им сотни раз. Альбер ни разу не прервал ее. Каталина призналась также, что тайком пробралась в Башню заключенных, и поделилась, какие чувства вызвали у нее необычные символы на стенах. Сторож по-прежнему не размыкал губ и только терпеливо слушал, наблюдая за ней со свойственным ему угрюмым видом.

Столь многословное вступление потребовалось, чтобы оттянуть момент решительного признания:

– Сегодня в замке я видела привидение.

Каталина догадывалась, какую отповедь может услышать в ответ. Но Альбер вдруг сказал такое, чего она совершенно не ожидала.

– Которое из них? Женщину с головой под мышкой? Пьяного, выпадающего из окна? Смертельно раненного юношу в шутовском наряде, открывающего люк? Его, да? Конечно, его, – сам себе ответил Альбер.

– Вы тоже его видели?

– Ага.

– И все остальные?

– Их и еще парочку других, – подтвердил сторож. Его спокойствие настолько не вязалось с обсуждаемой темой, что Каталина не удержалась от смеха. Альбер тоже едва заметно, но искренне улыбнулся. – Очень многие в городе их видели, – заверил он. – И некоторые туристы. Так что не волнуйтесь. Мы, жители Жизора, не образец благоразумия, это точно, но и не сумасшедшие. А теперь спокойной ночи, мадемуазель.

Альбер поднялся со стула, вернул его на прежнее место и направился к двери. Он уже занес ногу через порог, когда Каталина сказала:

– Спасибо, Альбер… Знаете, я очень ошибалась на ваш счет. Чудовищно ошибалась.

Он вновь кивнул, словно поняв, что она имела в виду.

– До завтра, – попрощался он и, тяжело ступая, двинулся дальше по коридору.

На следующий день Каталина пробудилась в превосходном настроении. Она не припоминала, когда в последний раз спала так безмятежно. Сквозь распахнутое окно вливался ослепительно яркий свет, портьеры слабо колыхались от дуновения теплого ветерка. Она благополучно пережила фантастическое явление призрака, и один этот подвиг оправдывал ее отличное настроение. И конечно, она заслужила сытный и обильный завтрак. Единственная проблема заключалась в том, что съестного у нее не было ни крошки.

Пустой желудок взбунтовался, и есть захотелось ужасно. У нее было два варианта: поехать в город и поискать какое-нибудь кафе или попытать счастья у Альбера – вдруг он накормит ее завтраком. Прошлой ночью сторож избавил ее от нехороших подозрений относительно пошатнувшегося умственного здоровья, поэтому теперь она решила дать ему шанс спасти ее от голодной смерти. Довольно трудно удержаться, не попросив об услуге отзывчивого человека. Вот главное несчастье людей, известных своей щедростью.

С величайшей неохотой Каталина приподнялась на постели. В воздухе витал густой упоительный запах свежескошенной травы и аромат яблочного варенья, ставший уже привычным. Каталина с удовольствием почувствовала теплый деревянный пол под босыми ногами. Впрочем, ощущение от прикосновения к телу шелкового постельного белья тоже было восхитительно приятным. Начинался воистину Новый день – с большой буквы, а не просто еще один день.

По дороге в ванную комнату Каталина наткнулась на сумки, о которых напрочь забыла. В пакетах лежали ее вчерашние покупки – необходимая одежда, приобретенная в местном магазине, и вещичка, приготовленная в качестве приманки для Альбера, маленькая взятка, чтобы развязать ему язык. Каталина вспомнила о своем коварном замысле и устыдилась: узнав сторожа немного лучше, она поняла – он был совершенно не таким человеком, каким представлялся вначале. Каталине очень повезло, что обстоятельства помешали ей совершить огромную глупость, попытавшись подкупить его.

В первый момент она решила: лучше всего вернуть обратно в магазин улику– доказательство преступного замысла. Но после недолгих размышлений ее осенила более удачная идея. Взятка превращалась в настоящий подарок. Очень довольная своим решением, Каталина возобновила путь в ванную, откуда вскоре вышла и стала одеваться.

Она привела себя в порядок и выскочила из дома, направившись за конюшни, где она раньше заприметила в огороде берет Альбера. Сторож работал на грядках, среди зарослей помидоров, латука, репы, фасоли и тыквы; он разрыхлял граблями землю, открывая доступ кислороду, и выкапывал ямки, куда бросал крошечные семена.

– Привет! – поздоровалась Каталина. – Замечательный день сегодня, правда?

– Слишком жарко.

Перед ней стоял прежний Альбер, угрюмый, как обычно, и немногословный, как никогда. Но прошлым вечером сквозь непрезентабельный панцирь Каталина разглядела блеск сокровища и миролюбиво ответила:

– Пожалуй, жарковато… Но не падайте духом, я принесла вам подарок! – воскликнула она, показывая пакет.

Альбер прекратил копать и привстал, опираясь на грабли, так до конца и не разогнувшись. Не отвечая, он снял берет и вытер платком пот со лба.

– Знаете, что говорила моя мать о подарках от незнакомцев? – подозрительно спросил он.

– Что их не следует принимать.

– Ага. Точно. А знаете, почему она так говорила?

Каталина покачала головой, хотя догадывалась, о чем речь.

– Порядочная женщина должна задуматься, зачем незнакомец делает ей подарки и что он хочет получить взамен.

– Верно, – заметила Каталина, чувствуя очень слабый укол совести, – но так ведь происходит не всегда. Я имею в виду, незнакомцы иногда делают подарки просто так, вам не кажется? Например, лично я не собираюсь ничего просить взамен. Я только хотела поблагодарить вас за вчерашнее.

Было очевидно – подарок «в знак признательности» Каталина купила прежде, чем у нее появился повод его благодарить. Тем не менее она говорила абсолютно чистосердечно. Альбер, наверное, оценил ее искренность, и вместо того, чтобы отвергнуть дар, как он поступил бы в любом другом случае, сказал:

– Вам не за что меня благодарить, и нет необходимости покупать мне подарки. Но моя мать также говорила – нехорошо быть неблагодарным. Раз уж вы побеспокоились, я возьму его.

«Мамочка сторожа была мудрой женщиной», – подумала Каталина, открывая сумку и доставая сверток.

– Нет, сейчас я не могу его посмотреть. У меня грязные руки, – запротестовал сторож, проявив неожиданную деликатность. В качестве доказательства он прислонил рукоять граблей к животу и показал Каталине громадные ручищи, в самом деле очень грязные. – Сделаем вот что: идемте ко мне домой, я вымою руки, угощу вас завтраком, а потом мы откроем ваш подарок. Что скажете?

Каталина могла бы сказать, что добрые дела иногда вознаграждаются. Однако она сдержалась и ответила просто:

– Великолепно!

Альбер обнаружил еще одно из своих скрытых достоинств, приготовив Каталине оладьи, каких не отведаешь даже в лучших кафе, и подал к ним большую чашку кофе и малиновый джем домашнего изготовления, сваренный им собственноручно.

– Невероятно вкусно, – объявила Каталина, съев завтрак до последней крошки.

– Ага.

– Отлично. А теперь пора посмотреть подарок, вам не кажется?

Альбер разорвал пакет. Каталина заметила: он заглядывает внутрь с волнением и любопытством. Поэтому она испытала глубочайшее разочарование, когда сторож не стал доставать свой подарок и глухо сказал:

– Вам лучше это вернуть.

– Но почему?! Вам не нравится? Выбор огромный, мы можем пойти в магазин и поменять на другую модель.

– Не стоит.

– Но я знаю, он вам нужен. И если не ошибаюсь, вы говорили секретарю месье д’Аллена, будто на днях хотели купить его.

Слова Альбера, на которые она сослалась, освежили в памяти Каталины всю сцену, и она вспомнила некоторые детали тех переговоров с конторой адвоката, когда Альбер выяснял ее личность. Тогда на его лице появилось странное выражение, словно он смутился. В тот момент Каталина не поняла причину, но теперь все вдруг встало на свои места.

– У вас уже есть мобильный телефон, да?

На лице Альбера отразилась растерянность, он посмотрел на нее, пристыженно опустив голову, и признался:

– Я купил его месяц назад.

– И…

– И так и не смог научиться пользоваться проклятой штуковиной. Но это не важно – все равно пальцы у меня слишком толстые для таких маленьких кнопочек… В конце концов, что остается делать?

Сторож несмело улыбнулся. Самое страшное позади. Каталина не стала смеяться над ним, чего он опасался больше всего.

– Я скажу, что мы сделаем, Альбер. Вы принесете свой телефон, и я научу, как с ним обращаться. Вот увидите, это совсем не так трудно, как может показаться. Главное, не читать невнятные инструкции. Вам известно, что их часто переводят со шведского или финского для подростков, толком не умеющих говорить даже на родном языке? Своей тете я тоже показывала, как пользоваться мобильным телефоном.

– Ладно. Но как нам поступить со вторым мобильником? Может, лучше его вернуть в магазин?

– Оставьте его себе. Про запас. На случай, если другой сломается. – И предупреждая вопрос, который, как она знала, сейчас последует, добавила: – Не волнуйтесь, достаточно попользоваться одним аппаратом, чтобы потом справиться со всеми остальными. Все они устроены примерно одинаково.

– Если вы так уверены…

Каталина сдержала слово. Не понадобилось даже открывать инструкцию к телефону, и через полчаса сторож неплохо освоил основные функции.

– В понедельник мне надо позвонить мадемуазель Бержье и сообщить свой номер телефона, – деловито сказал Альбер.

– Никаких проблем! А заодно спросим, что они хотели мне сказать.

23

Винчи, Тоскана, 1503 год

Подавленное душевное состояние и нервное напряжение не прошли даром для Абигайль. Она погрузилась в лихорадочное забытье и около двух дней не приходила в себя. Леонардо привез девушку в свой провинциальный дом и настоял, чтобы ему позволили лично о ней позаботиться. Остальных он попросил уехать, за исключением монаха. Очнувшись, она, возможно, захотела бы исповедоваться, и было неразумно обращаться к приходскому священнику из деревенской церкви. На сей счет разногласий не возникло. Вернее, споров они не избежали, но Леонардо не уступил, продемонстрировав непреклонность, и в конце концов сделали так, как он решил.

Монах и Леонардо ухаживали за девушкой по очереди. Время от времени ее охватывало волнение, лицо искажалось судорогой, и в бреду она бормотала что-то невнятное. Потом она вновь затихала, несмотря на лихорадку. Лицо, покрывшееся испариной, осушали платками и клали на лоб компресс.

– Жером! Жером! – закричала она однажды ночью. А потом в течение нескольких часов лежала безмолвно и неподвижно…

Наконец, девушка проснулась. И начала задавать вопросы. Прежде всего она захотела узнать о судьбе брата. Леонардо не стал ее обманывать, хотя она все еще не оправилась от болезни. Маэстро честно признался – Жером умер в темнице, и вынести его тело из крепости, чтобы похоронить по-христиански, не представлялось возможным. Абигайль заплакала, негромко и с достоинством, как плачут, когда желают не выставить горе напоказ, а облегчить боль. Ее прекрасное лицо, подернутое скорбью, растревожило душу Леонардо даже больше, чем смерть ее брата. Глядя на девушку, никто бы не усомнился, что она неземное создание. Очевидно, для нее добродетель не была пустым звуком и составляла смысл жизни, тот самый, о котором у Леонардо спрашивал Боттичелли. Смысл, теперь приобретавший в глазах Божественного иные масштабы и новые краски. Ибо для человека, узревшего свет, тень становится лишь далеким воспоминанием.

Леонардо попытался утешить девушку, сказав, что душа ее брата покинула этот мир с молитвой. Не желая волновать ее, он, однако, не упомянул, что опасность пока не миновала. В судорогах агонии лев наносит самые страшные удары, Чезаре Борджиа все еще угрожал им. Рассчитывать на то, что он побежден, было бы ошибкой, которая могла дорого обойтись.

В то утро, когда сознание девушки прояснилось и в ее состоянии наступило явное улучшение, в Винчи прибыл Боттичелли. Терзаемый неизвестностью, он ослушался Леонардо, не в силах усидеть во Флоренции или Пизе, когда последняя наследница священного рода находилась во власти болезни и, возможно, не выживет. Вне себя от беспокойства, он пренебрег распоряжениями Леонардо и явился в его небольшой дом. Леонардо не стал его за это упрекать. Он принял друга, попросив, правда, не тревожить Абигайль разговорами. Леонардо ограничился уверениями, что девушке лучше, она поправляется, и сильнее скорби по погибшему брату-близнецу была надежда на благополучие священного рода. Девушка гордилась своим высоким предназначением и держалась, невзирая на юный возраст и слабости, свойственные женскому полу, подобно благородному и мужественному рыцарю на поле брани.

Леонардо и Боттичелли беседовали внизу, отдавая должное доброй сладкой мальвазии, а в это время на втором этаже брат Джакомо читал девушке, лежавшей в постели, строфы из «Божественной комедии» Данте Алигьери.

 
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
 
 
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
 
 
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.
 
 
Не помню сам, как я вошел туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа.
 
 
Но к холмному приблизившись подножью,
Которым замыкался этот дол,
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,
 
 
Я увидал, едва глаза возвел,
Что свет планеты, всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошел.
 
 
Тогда вздохнула более свободной
И долгий страх превозмогла душа,
Измученная ночью безысходной.
 
 
И словно тот, кто, тяжело дыша,
На берег выйдя из пучины пенной,
Глядит назад, где волны бьют страша,
 
 
Так и мой дух, бегущий и смятенный,
Вспять обернулся, озирая путь,
Всех уводящий к смерти предреченной.
 
 
Когда я телу дал передохнуть,
Я вверх пошел, и мне была опора
В стопе, давившей на земную грудь.
 
 
И вот, внизу крутого косогора,
Проворная и вьющаяся рысь,
Вся в ярких пятнах пестрого узора.
 
 
Она, кружа, мне преграждала высь,
И я не раз на крутизне опасной
Возвратным следом помышлял спастись. [21]21
  Текст цит. по изд.: Данте Алигьери. «Божественная комедия», М., 1982. Перевод М. Лозинского.


[Закрыть]
 

Монах читал поэму с глубоким чувством. Девушка выглядела умиротворенной. Наверное, ее больше успокаивал мерный ритм стиха, а не смысл слов. Поэзия обладает магической силой, словно погружая в транс читателя или слушателя, отгораживая его от внешнего мира тонкой переливающейся пленкой и увлекая в мистический мир вечности и детских сновидений… Поэтому брат Джакомо перепугался, решив, что с Абигайль случился припадок, когда она забилась на постели и зажмурилась, испуская жалобные стоны. Она закуталась в простыни, и прижалась спиной к высокой спинке кровати, и стала подниматься по ней, извиваясь, как змея, чей путь к бегству преградила сплошная стена.

– Синьоры, сюда! – с отчаянием закричал монах. Он не знал, что делать.

Леонардо и Боттичелли уже бежали по лестнице на второй этаж, привлеченные непрерывными стенаниями девушки.

– Что случилось? – воскликнул Леонардо, впрочем, не ожидая ответа. Он крепко обнял Абигайль, прижав к груди, и погладил по голове. – Все прошло, все хорошо…

Боттичелли со страхом наблюдал за этой сценой, притулившись в углу. Свет в комнате оставался приглушенным, и художника почти полностью скрывала тень. Он прижал руку ко рту и с силой прикусил указательный палец.

Несмотря на усилия Леонардо успокоить девушку, Абигайль перестала конвульсивно вздрагивать, лишь провалившись в беспамятство. Леонардо положил ее на кровать и осторожно укрыл. Затем он повернулся к брату Джакомо и спросил:

– Отчего ей стало плохо? Что произошло?

– Я не знаю, – промолвил монах в замешательстве. – Она слушала поэму. Все было прекрасно и вдруг…

– Не случилось ничего необычного? Вспомните, пожалуйста, – настаивал Божественный.

Монах подумал несколько мгновений и покачал головой. Он не понимал, что могло привести девушку в такое состояние. Он был растерян, как и оба художника.

– Ладно, тогда еще подежурьте около нее. Позднее я вас сменю.

Леонардо сжал руку Боттичелли, давая понять, что надо уходить. Они спустились на первый этаж. Внизу они некоторое время ломали голову над произошедшим. В чем кроется причина столь сильного возбуждения, внезапного и явно безосновательного? Возможно, девушка еще не примирилась со смертью брата. Но это никак не объясняло приступа сильнейшей паники. Нет, Леонардо чувствовал: дело в другом, существовало что-то еще…

Боттичелли также не находил приемлемого объяснения происшествию. Подумав как следует, он мог бы, наверное, догадаться. Только подобная вероятность повергала его в ужас.