Текст книги "Стихи"

Автор книги: Давид Самойлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Самойлов Давид
Стихи

Давид Самойлов

– 45-я Гайдна – Апрель – Ах, наверное, Анна Андревна... – Бабочка – Баллада – Батюшков – Беатриче – Бессоница – В меня ты бросишь грешные слова... – Вдохновенье – Вдруг странный стих во мне родится... – Веселой радости общенья... – Вечность – предположенье... – Вот в эту пору листопада... – Все реже думаю о том... – Да, мне повезло в этом мире... – Действительно ли счастье – краткий миг... – Дневник – Дуэт для скрипки и альта – Жалость нежная пронзительней любви... – Жаль мне тех, кто умирает дома... – За городом – Зачем за жалкие слова... – Золушка – Зрелость – И вот однажды ночью... – И всех, кого любил... – И жалко всех и вся. И жалко... – Идиллия на потом – Извечно покорны слепому труду... – Итог – Как я живу? Без ожиданий... – Как я завидую тому... – Когда бы спел я наконец... – Колыбельная вполголоса – Королева Анна – Круг любви распался вдруг... – Крылья холопа – Кто двигал нашею рукой... – Кто устоял в сей жизни трудной... – Мне выпало счастье быть русским поэтом... – Мост – Мы не меняемся совсем... – На рассвете – Надо себя сжечь... – Не для меня вдевают серьги в ушки... – Не надо срезанных тюльпанов!.. – Неужели всю жизнь надо маяться!.. – Ночлег – Она – Повтори, воссоздай, возверни... – Под утро – Подмосковье – Простите, милые, ведь вас я скоро брошу... – Прощание – Пусть нас увидят без возни... – Пярнуские элегии – Рассчитавшись с жаждою и хламом... – Реанимация – Реплика Данте – Северянин – Снежный лифт – Соври, что любишь! Если ложь... – Сороковые – Софья Палеолог – Старушечье существованье... – Старый Тютчев – Страсть – Тревога – Три стихотворения – Ты не добра... – Ты подарила мне вину... – Ты скажи, чем тебя я могу одарить?.. – Устал. Но все равно свербишь... – Фантазия – Финал – Хочу, чтобы мои сыны... – Цирк – Элегия – Я вас измучил не разлукой... – Я написал стихи о нелюбви... – Я недругов своих прощаю...

* * * И вот однажды ночью Я вышел. Пело море. Деревья тоже пели. Я шел без всякой цели. Каким-то тайным звуком Я был в ту пору позван. И к облакам и звездам Я шел без всякой цели. Я слышал, как кипели В садах большие липы. Я шел без всякой цели Вдоль луга и вдоль моря. Я шел без всякой цели, И мне казались странны Текучие туманы. И спали карусели. Я шел без всякой цели Вдоль детских развлечений Качелей, каруселей, Вдоль луга и вдоль моря, Я шел в толпе видений, Я шел без всякой цели. Давид Самойлов. Избранные произведения. Москва, "Художественная литература", 1990.

БАЛЛАДА – Ты моей никогда не будешь, Ты моей никогда не станешь, Наяву меня не полюбишь И во сне меня не обманешь...

На юру загорятся листья, За горой загорится море. По дороге промчатся рысью Черноперых всадников двое.

Кони их пробегут меж холмами По лесам в осеннем уборе, И исчезнут они в тумане, А за ними погаснет море.

Будут терпкие листья зыбки На дубах старинного бора. И останутся лишь обрывки Их неясного разговора:

– Ты моим никогда не будешь, Ты моим никогда не станешь. Наяву меня не погубишь И во сне меня не приманишь. Давид Самойлов. Избранные произведения. Москва, "Художественная литерат 1000 ура", 1990.

ВДОХНОВЕНЬЕ Жду, как заваленный в забое, Что стих пробьется в жизнь мою. Бью в это темное, рябое, В слепое, в каменное бью.

Прислушиваюсь: не слыхать ли, Что пробиваются ко мне. Но это только капли, капли Скользят по каменной стене.

Жду, как заваленный в забое, Долблю железную руду,Не пробивается ль живое Навстречу моему труду?..

Жду исступленно и устало, Бью в камень медленно и зло... О, только бы оно пришло! О, только бы не опоздало! 60 лет советской поэзии. Собрание стихов в четырех томах. Москва, "Художественная Литература", 1977.

* * * Извечно покорны слепому труду, Небесные звезды несутся в кругу.

Беззвучно вращаясь на тонких осях, Плывут по вселенной, как рыбий косяк.

В раздумье стоит на земле человек, И звезды на щеки ложатся, как снег.

И в тесном его человечьем мозгу Такие же звезды метутся в кругу.

И в нас мир отражен, как в воде и стекле, То щеки уколет, подобно игле.

То шоркнет по коже, как мерзлый рукав, То скользкою рыбкой трепещет в руках.

Но разум людской – не вода и стекло, В нем наше дыханье и наше тепло.

К нам в ноги летит, как птенец из гнезда, Продрогшая маленькая звезда.

Берем ее в руки. Над нею стоим, И греем, и греем дыханьем своим. Давид Самойлов. Избранные произведения. Москва, "Художественная литература", 1990.

СОРОКОВЫЕ Сороковые, роковые, Военные и фронтовые, Где извещенья похоронные И перестуки эшелонные.

Гудят накатанные рельсы. Просторно. Холодно. Высоко. И погорельцы, погорельцы Кочуют с запада к востоку...

А это я на полустанке В своей замурзанной ушанке, Где звездочка не уставная, А вырезанная из банки.

Да, это я на белом свете, Худой, веселый и задорный. И у меня табак в кисете, И у меня мундштук наборный.

И я с девчонкой балагурю, И больше нужного хромаю, И пайку надвое ломаю, И все на свете понимаю.

Как это было! Как совпало Война, беда, мечта и юность! И это все в меня запало И лишь потом во мне очнулось!..

Сороковые, роковые, Свинцовые, пороховые... Война гуляет по России, А мы такие молодые! 60 лет советской поэзии. Собрание стихов в четырех томах. Москва, "Художественная Литература", 1977.

* * * Повтори, воссоздай, возверни Жизнь мою, но острей и короче. Слей в единую ночь мои ночи И в единственный день мои дни.

День единственный, долгий, единый, Ночь одна, что прожить мне дано. А под утро отлет лебединый Крик один и прощанье одно. Д. Самойлов. Залив. Москва: Советский писатель, 1981.

ДУЭТ ДЛЯ СКРИПКИ И АЛЬТА

М.П.

Моцарт в легком опьяненье Шел домой. Было дивное волненье, День шальной.

И глядел веселым оком На людей Композитор Моцарт Вольфганг Амадей.

Вкруг него был листьев липы Легкий звон. "Тара-тара, тили-тики, Думал он.

Да! Компания, напитки, Суета. Но зато дуэт для скрипки И альта".

Пусть берут его искусство Задарма. Сколько требуется чувства И ума!

Композитор Моцарт Вольфганг, Он горазд,Сколько требуется, столько И отдаст...

Ox, и будет Амадею Дома влет. И на целую неделю Черный лед.

Ни словечка, ни улыбки. Немота. Но зато дуэт для скрипки И альта.

Да! Расплачиваться надо На миру За веселье и отраду На пиру,

За вино и за ошибки Дочиста! Но зато дуэт для скрипки И альта! Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

ЗА ГОРОДОМ Тот запах вымытых волос, Благоуханье свежей кожи! И поцелуй в глаза, от слез Соленые, и в губы тоже.

И кучевые облака, Курчавящиеся над чащей. И спящая твоя рука, И спящий лоб, и локон спящий 1000 .

Повремени, певец разлук! Мы скоро разойдемся сами. Не разнимай сплетенных рук. Не разлучай уста с устами. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Как я живу? Без ожиданий. В себе накапливая речь. А между тем на крыши зданий Ребристый снег успел прилечь.

И мы, как пчелы трудовые, Питаем сонную детву, Осуществленный день России Не мысля видеть наяву. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Я недругов своих прощаю И даже иногда жалею. А спорить с ними не желаю, Поскольку в споре одолею.

Но мне не надо одолеть их, Мои победы не крылаты. Ведь будем в дальних тех столетьях Они и я не виноваты.

Они и мы не виноваты, Так говорят большие дни. И потому условны даты, И правы мы или они... Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * *

И.К.

Мы не меняемся совсем. Мы те же, что и в детстве раннем. Мы лишь живем. И только тем Кору грубеющую раним.

Живем взахлеб, живем вовсю, Не зная, где поставим точку. И все хоронимся в свою Ветшающую оболочку. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Мне выпало счастье быть русским поэтом. Мне выпала честь прикасаться к победам.

Мне выпало горе родиться в двадцатом, В проклятом году и в столетье проклятом.

Мне выпало все. И при этом я выпал, Как пьяный из фуры, в походе великом.

Как валенок мерзлый, валяюсь в кювете. Добро на Руси ничего не имети. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Да, мне повезло в этом мире Прийти и обняться с людьми И быть тамадою на пире Ума, благородства, любви.

А злобы и хитросплетений Почти что и не замечать. И только высоких мгновений На жизни увидеть печать. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Все реже думаю о том, Кому понравлюсь, как понравлюсь. Все чаще думаю о том, Куда пойду, куда направлюсь.

Пусть те, кто каменно-тверды, Своим всезнанием гордятся. Стою. Потеряны следы. Куда пойти? Куда податься?

Где путь меж добротой и злобой? И где граничат свет и тьма? И где он, этот мир особый Успокоенья и ума?

Когда обманчивая внешность Обескураживает всех, Где эти мужество и нежность, Вернейшие из наших вех?

И нет священной злобы, нет, Не может быть священной злобы. Зачем, губительный стилет, Тебе уподобляют слово!

Кто прикасается к словам, Не должен прикасаться к стали. На верность добрым божествам Не надо клясться на кинжале!

Отдай кинжал тому, кто слаб, Чье слово лживо или слабо. У нас иной и лад, и склад. И все. И большего не надо. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * И всех, кого любил, Я разлюбить уже не в силах! А легкая любовь Вдруг тяжелеет И опускается на дно.

И там, на дне души, загустевает, Как в погребе зарытое вино.

Не смей, не смей из глуби доставать Все то, что там скопилось и окрепло! Пускай хранится глухо, немо, слепо, Пускай! А если вырвется из склепа, Я предпочел бы не существовать, Не быть... Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

ПРОЩАНИЕ Убившему себя рукой Своею собственной, тоской Своею собственной – покой И мир навеки! Однажды он ушел от нас, Тогда и свет ег 1000 о погас. Но навсегда на этот раз Сомкнулись веки.

Не веря в праведность судьи, Он предпочел без похвальбы Жестокость собственной судьбы, Свою усталость. Он думал, что свое унес, Ведь не остался даже пес. Но здесь не дым от папирос Душа осталась.

Не зря веревочка вилась В его руках, не зря плелась. Ведь знала, что придет ей час В петлю завиться. Незнамо где – в жаре, в песке, В святой земле, в глухой тоске, Она повисла на крюке Самоубийцы.

А память вьет иной шнурок, Шнурок, который как зарок Вернуться в мир или в мирок Тот, бесшабашный,К опалихинским галдежам, Чтобы он снова в дом вбежал, Внося с собой мороз и жар, И дым табачный.

Своей нечесаной башкой В шапчонке чисто бунтовской Он вламывался со строкой Заместо клича В застолье и с налета – в спор, И доводам наперекор Напропалую пер, в прибор Окурки тыча.

Он мчался, голову сломя, Врезаясь в рифмы и в слова, И словно молния со лба Его слетала. Он был порывом к мятежу, Но все-таки, как я сужу, Наверно не про ту дежу Была опара.

Он создан был не восставать, Он был назначен воздавать, Он был назначен целовать Плечо пророка. Меньшой при снятии с креста, Он должен был разжать уста, Чтоб явной стала простота Сего урока.

Сам знал он, перед чем в долгу! Но в толчее и на торгу Бессмертием назвал молву. (Однако, в скобках!) И тут уж надо вспомнить, как В его мозгу клубился мрак И как он взял судьбу в кулак И бросил, скомкав.

Убившему себя рукой Своею собственной, тоской Своею собственной – покой И мир навеки. За все, чем был он – исполать. А остальному отпылать Помог застенчивый палач Очкарь в аптеке.

За подвиг чести нет наград. А уж небесный вертоград Сужден лишь тем, чья плоть, сквозь ад Пройдя, окрепла. Но кто б ему наколдовал Баланду и лесоповал, Чтобы он голову совал В родное пекло.

И все-таки страшней теперь Жалеть невольника потерь! Ведь за его плечами тень Страшней неволи Стояла. И лечить недуг Брались окно, и нож, и крюк, И, ощетинившись вокруг, Глаза кололи.

Он в шахматы сыграл. С людьми В последний раз сыграл в ладьи. Партнера выпроводил. И Без колебанья, Без индульгенций – канул вниз, Где все веревочки сплелись И затянулись в узел близ Его дыханья...

В стране, где каждый на счету, Познав судьбы своей тщету, Он из столпов ушел в щепу. Но без обмана. Оттуда не тянул руки, Чтобы спасать нас, вопреки Евангелию от Лухи И Иоанна.

Когда преодолен рубеж, Без преувеличенья, без Превозношенья до небес Хочу проститься. Ведь я не о своей туге, Не о талантах и т.п. Я плачу просто о тебе, Самоубийца. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

ДНЕВНИК Листаю жизнь свою, Где радуюсь и пью, Люблю и негодую. И в ус себе не дую.

Листаю жизнь свою, Где плачу и пою, Счастливый по природе При всяческой погоде.

Листаю жизнь свою, Где говорю шутейно И с залетейской тенью, И с ангелом в раю. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

РЕАНИМАЦИЯ Я слышал так: когда в бессильном теле Порвутся стропы и отпустят дух, Он будет плавать около постели И воплотится в зрение и слух.

(А врач бессильно разведет руками. И даже слова не проговорит. И глянет близорукими очками Туда, в окно, где желтый свет горит.)

И нашу плоть увидит наше зренье, И чуткий слух услышит голоса. Но все, что есть в больничном отделенье, Нас будет мучить только полчаса.

Страшней всего свое существованье Увидеть в освещенье неземном. И это будет первое познапье, Где времени не молкнет метроном.

Но вдруг начнет гудеть легко и ровно, Уже не в нас, а где-то по себе, И нашу душу засосет, подобно Аэродинамической трубе.

И там, вдали, у гробового входа, Какой-то вещий свет на нас лия, Забрезжит вдруг всезнанье, и свобода, И вечность, и полет небытия.

Но молодой реаниматор Саня Решит бороться с бездной и судьбой И примется, над мертвецом шаманя, Приманивать обратно дух живой.

Из капельниц он в нас воль 1000 ет мирское, Введет нам в жилы животворный яд. Зачем из сфер всезнанья и покоя Мы все же возвращаемся назад?

Какой-то ужас есть в познанье света, В существованье без мирских забот. Какой-то страх в познании завета. И этот ужас к жизни призовет.

...Но если не захочет возвратиться Душа, усилье медиков – ничто. Она куда-то улетит, как птица, На дальнее, на новое гнездо.

И молодой реаниматор Саня Устало скажет: "Не произошло!" И глянет в окна, где под небесами Заря горит свободно и светло. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

БЕССОННИЦА Я разлюбил себя. Тоскую От неприязни к бытию. Кляну и плоть свою людскую, И душу бренную свою.

Когда-то погружался в сон Я, словно в воду, бед не чая. Теперь рассветный час встречаю, Бессонницею обнесен.

Она стоит вокруг, стоглаза, И сыплет в очи горсть песка. От смутного ее рассказа На сердце смертная тоска.

И я не сплю – не от боязни, Что утром не открою глаз. Лишь чувством острой неприязни К себе – встречаю ранний час. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Пусть нас увидят без возни, Без козней, розни и надсады, Тогда и скажется: "Они Из поздней пушкинской плеяды". Я нас возвысить не хочу. Мы – послушники ясновидца... Пока в России Пушкин длится, Метелям не задуть свечу. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Зачем за жалкие слова Я отдал все без колебаний И золотые острова, И вольность молодости ранней!

А лучше – взял бы я на плечи Иную ношу наших дней: Я, может быть, любил бы крепче, Страдал бы слаще и сильней. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

ПЯРНУСКИЕ ЭЛЕГИИ

Г.М.

I

Когда-нибудь и мы расскажем, Как мы живем иным пейзажем, Где море озаряет нас, Где пишет на песке, как гений, Волна следы своих волнений И вдруг стирает, осердясь.

II

Красота пустынной рощи И ноябрьский слабый свет Ничего на свете проще И мучительнее нет.

Так недвижны, углублённы Среди этой немоты Сосен грубые колонны, Вязов нежные персты.

Но под ветром встрепенется Нетекучая вода... Скоро время распадется На сейчас и "никогда".

III

Круг любви распался вдруг. День какой-то полупьяный. У рябины окаянной Покраснели кисти рук.

Не маши мне, не маши, Окаянная рябина, Мне на свете все едино, Коль распался круг души.

IV

И жалко всех и вся. И жалко Закушенного полушалка, Когда одна, вдоль дюн, бегом Душа – несчастная гречанка... А перед ней взлетает чайка. И больше никого кругом.

V

Здесь великие сны не снятся, А в ночном сознанье теснятся Лица полузабытых людей Прежних ненавистей и любвей. Но томителен сон про обманы, Он болит, как старые раны, От него проснуться нельзя. А проснешься – еще больнее, Словно слышал зов Лорелеи И навек распалась стезя.

VI

Деревья прянули от моря, Как я хочу бежать от горя Хочу бежать, но не могу, Ведь корни держат на бегу.

VII

Когда замрут на зиму Растения в садах, То невообразимо, Что превратишься в прах.

Ведь можно жить при снеге, При холоде зимы. Как голые побеги, Лишь замираем мы.

И очень долго снится Не годы, а века Морозная ресница И юная щека.

VIII

Как эти дали хороши! Залива снежная излука. Какая холодность души К тому, что не любовь и мука!

О, как я мог так низко пасть, Чтобы забыть о милосердье!.. Какое равнодушье к смерти И утомительная страсть!

IX

Любить не умею. Любить не желаю. Я глохну, немею И зренье теряю. И жизнью своею Уже не играю. Любить не умею И я умираю.

Х

Пройти вдоль нашего квартала, Где из тяжелого металла Излиты снежные кусты, Как при рождественском гаданье, Зачем печаль? Зачем страданье, Когда так много кр 1000 асоты? Но внешний мир – он так же хрупок, Как мир души. И стоит лишь Невольный совершить проступок: Задел – и ветку оголишь.

XI

В Пярну легкие снега. Так свободно и счастливо! Ни одна еще нога Не ступала вдоль залива.

Быстрый лыжник пробежит Синей вспышкою мгновенной. А у моря снег лежит Свежим берегом вселенной.

XII

Когда тайком колдует плоть, Поэзия – служанка праха. Не может стих перебороть Тщеславья, зависти и страха.

Но чистой высоты ума Достичь нам тоже невозможно. И все тревожит. Все тревожно. Дождь. Ветер. Запах моря. Тьма.

XIII

Утраченное мне дороже, Чем обретенное. Оно Так безмятежно, так погоже, Но прожитому не равно. Хотел мне дать забвенье Боже, И дал мне чувство рубежа Преодоленного. Но все же Томится и болит душа.

XIV

Вдруг март на берегу залива. Стал постепенно таять снег. И то, что было несчастливо, Приобрело иной разбег.

О, этот месяц непогожий! О, эти сумрачные дни! Я в ожидании... О Боже, Спаси меня и сохрани...

XV

Расположенье на листе Печальной строчки стихотворной. И слезы на твоем лице, Как на иконе чудотворной. И не умею передать То, что со мною происходит: Вдруг горний свет в меня нисходит, Вдруг покидает благодать.

XVI

Чет или нечет? Вьюга ночная. Музыка лечит. Шуберт. Восьмая.

Правда ль, нелепый Маленький Шуберт, Музыка – лекарь? Музыка губит.

Снежная скатерть. Мука без края. Музыка насмерть. Вьюга ночная. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Рассчитавшись с жаждою и хламом, Рассчитавшись с верою и храмом, Жду тебя, прощальная звезда. Как когда-то ждал я вдохновенья, Так теперь я жду отдохновенья От любви и горького труда.

Но, видать, не спел последний кочет, И душа еще чего-то хочет, Своего никак не отдает. Жаждет с веком и толпою слиться. Так стремятся птицы в стаю сбиться, Собираясь в дальний перелет. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Вечность – предположенье Есть набиранье сил Для остановки движенья В круговращенье светил.

Время – только отсрочка, Пространство – только порог. А цель Вселенной – точка. И эта точка – Бог. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

БАТЮШКОВ Цель людей и цель планет К Богу тайная дорога. Но какая цель у Бога? Неужели цели нет? Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

СТАРЫЙ ТЮТЧЕВ Всю дряблость ноября с шатанием и скрипом, Все всхлипыванья луж и шарканье дождя, И все разрывы струн в ночном канкане диком Я опишу потом, немного погодя.

И скрою ту боязнь, что не дождусь рассвета, Хоть знаю – нет конца канкану и дождю, Хоть знаю, сколько дней до окончанья света. Об этом не скажу. Немного подожду.

Что означает ночь? Что нас уже приперло. Приперло нас к стене. А время – к рубежу. Вот подходящий час, чтоб перерезать горло. Немного подожду. Покуда отложу. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

СЕВЕРЯНИН Отрешенность эстонских кафе Помогает над "i" ставить точку. Ежедневные аутодафе Совершаются там в одиночку.

Память тайная тихо казнит, Совесть тихая тайно карает, И невидимый миру двойник Всё бокальчики пододвигает.

Я не знаю, зачем я живу, Уцелевший от гнева и пули. Головою качаю. И жгу Корабли, что давно потонули. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

БЕАТРИЧЕ Говорят, Беатриче была горожанка, Некрасивая, толстая, злая. Но упала любов 1000 ь на сурового Данта, Как на камень серьга золотая.

Он ее подобрал. И рассматривал долго, И смотрел, и держал на ладони. И забрал навсегда. И запел от восторга О своей некрасивой мадонне.

А она, несмотря на свою неученость, Вдруг расслышала в кухонном гаме Тайный зов. И узнала свою обреченность. И надела набор с жемчугами.

И, свою обреченность почувствовав скромно, Хорошела, худела, бледнела, Обрела розоватую матовость, словно Мертвый жемчуг близ теплого тела.

Он же издали сетовал на безответность И не знал, озаренный веками, Каково было ей, обреченной на вечность, Спорить в лавочках с зеленщиками.

В шумном доме орали драчливые дети, Слуги бегали, хлопали двери. Но они были двое. Не нужен был третий Этой женщине и Алигьери. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Ты подарила мне вину, Как крепость старому вину.

Сперва меня давила в чане, Как кахетинские крестьяне Тугие грозди Алазани Жмут, беспощадные к плодам.

Потом меня лишила плоти. А кровь мою, что изопьете, Я при застолье вам подам. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

СТРАСТЬ В страстях, в которых нет таланта, Заложено самоубийство Или, убийство. Страсти Данта Равны ему. Растут ветвисто.

Страсть – вовсе не прообраз адюльтера В ней слепота соседствует с прозреньем, С безмерностью – изысканная мера: Слиянье Бога со своим твореньем.

В ней вожделенья нет. И плотью в ней не пахнет. Есть страсть духовная. Все остальное – ложь. И криворотый образ леди Макбет, Которая под фартук прячет нож. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Вот в эту пору листопада, Где ветра кислое вино, Когда и липших слез не надо В глазницах сада их полно,

Тебя умею пожалеть. Понять умею. Но доныне Никто не мог преодолеть Твоей заботливой гордыни.

Ты и сама над ней не властна, Как все не властны над судьбой. А осень гибелью опасна. И прямо в горло бьет прибой. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Соври, что любишь! Если ложь Добра, то будь благословенна! Неужто лучше ржавый нож И перерезанная вена?

Да! Притворись! Мне правду знать Невыносимо, невозможно. Лелей неправды благодать, Как в колыбели, осторожно. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

45-Я ГАЙДНА Исчерпан разговор. Осточертели речи. Все ясно и наглядно. Уходят наши дни и задувают свечи, Как музыканты Гайдна.

Брать многого с собой я вовсе не хочу: Платок, рубашка, бритва. Хотел бы только взять последнюю свечу С последнего пюпитра.

Когда свой приговор произнесу в ночи Под завыванье ветра, Быть может, отрезвлюсь, увидев, как свечи Истаивает цедра. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Не для меня вдевают серьги в ушки И в зеркало глядятся. О милая, обмана не нарушьте, Свершая святотатство!

Не для меня небрежна эта складка, Блеск янтаря на шейке. О милая! Так улыбайтесь сладко, Цветите, хорошейте.

Я знаю все равно, что на излете Сей тривиальной прозы, Заплаканная вы ко мне придете. Я поцелую слезы.

Я обниму вас с болью злобной ласки И жалостной отрады. И потечет размыв ресничной краски На кровь губной помады. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

БАБОЧКА Я тебя с ладони сдуну, Чтоб не повредить пыльцу. Улетай 1000 за эту дюну. Лето близится к концу.

Над цветами по полянам, Над стеною камыша Поживи своим обманом, Мятлик, бабочка, душа. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Ах, наверное, Анна Андревна, Вы вовсе не правы. Не из сора родятся стихи, А из горькой отравы, А из горькой и жгучей, Которая корчит и травит. И погубит.

И только травинку Для строчки оставит. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

ИДИЛЛИЯ НА ПОТОМ Рассчитаемся не мы – потомки Порешат, кто прав, кто виноват. Так давай оставим им потемки. Пусть мой стих им будет темноват.

Пусть от нас останется легенда, Россказни, почтовые лубки, Бонбоньерка, выпускная лента, Поздравительные голубки.

А еще – любительские снимки, Где улыбчивы Она и Он, Что, наверно, выжмут две слезинки У красавиц будущих времен.

Пусть останется... А остальное Поскорей пусть порастет быльем Все, что мы с тобою знаем двое. Ночь. Тоска. И ветер за окном. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

РЕПЛИКА ДАНТЕ О, вы ее не знаете!

В ней есть Умение обуздывать порывы. И, следовательно, свобода воли. Мы оба несчастливы, Но откровенны.

Это можно нам зачесть За счастье в каждом нашем разговоре. Она меня не любит. Да и я Люблю, быть может, лишь свое творенье. Но часть его – она. Когда душа моя отрешена, Когда картину ада видит зренье,Она со мной и целиком моя.

По улицам в толпе я прохожу ненастен, Извозчичьих трактиров чуя чад. На площади ее встречаю.

– Мастер, Как спали вы? – Я спал, мадонна, видел Ад. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

ПОД УТРО Так с тобой повязаны, Что и в снах ночных Видеть мы обязаны Только нас двоих.

Не расстаться и во сне Мы обречены, Ибо мы с тобою не Две величины.

И когда расстонется За окном борей, Я боюсь бессонницы Не моей – твоей.

Думаешь. О чем, о ком? И хоть здесь лежишь, Все равно мне целиком Не принадлежишь.

Я с твоими мыслями Быть хочу во мгле. Я хочу их выследить, Как мосье Мегре.

А когда задышишь ты Так, как те, что спят, Выхожу из пустоты В сон, как в темный сад.

Тучи чуть светающи. Месяц невесом. Мысли лишь пугающи. Сон есть только сон. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Действительно ли счастье – краткий миг И суть его – несовершенство, И правы ль мы, когда лобзаем лик Минутного блаженства?

И где оно, мерило наших прав?.. О, жалкое мгновенье, Когда пчела взлетает с вольных трав И падает в варенье!

Нам суждено копить тяжелый мед, И воск лепить, и строить соты. Пусть счастья нет. Есть долгие заботы. И в этой жизни милый гнет. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Я вас измучил не разлукой – возвращеньем, Тяжелой страстью и свинцовым мщеньем. Пленен когда-то легкостью разлук, Я их предпочитал, рубя узлы и сети. Как трудно вновь учить азы наук В забушевавшем университете!

Как длинны расстоянья расставаний!.. В тоске деревья... Но твоя рука И капор твой в дожде. И ночью ранней Угрюмый стук дверного молотка... Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

ОНА Неверие тому, что даже очевидно. Мир полон призраков, как Лысая гора. Ни пенье петуха, ни жаркая молитва Не прогоняют их с утра и до утра.

Сги 1000 нь, наважденье, сгинь! Замкни страницы, книга, Слепи между собой, чтоб их не перечесть!.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Она томит, как ярость, злость и месть. Она не чтит причин. Она равновелика, Когда причины нет, когда причина есть. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Устал. Но все равно свербишь, Настырный яд, наперекор хотеньям. Как будто душу подгрызает мышь. Душа живет под солнечным сплетеньем.

Казалось, что она парит везде И незаметно нам ее передвиженье. И почему теперь я знаю, где Ее точнейшее расположенье?

И почему она В иные времена Как бы растворена в потоке ровной воли? Как будто нет ее. И лишь в минуты боли Я знаю: есть душа и где она. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Веселой радости общенья Я был когда-то весь исполнен. Она подобно освещенью Включаем и о нем не помним. Мой быт не требовал решений, Он был поверх добра и зла... А огневая лава отношений Сжигает. Душит, как помпейская зола. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Как я завидую тому, В ком чувство гордости сильнее Обид. Кто может, каменея, Как древний истукан глядеть во тьму.

Но сердце, подступивши к рубежу, Окаменеть уже не может. Его воображенье изничтожит... Уже себе я не принадлежу. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

ФАНТАЗИЯ Фантазия – болезнь причин и следствий, Их раж, их беззаконный произвол. И непоследовательность последствий. Фантазия! Она начало зол!

Фантазия – свержение с престола, Разъятье мировых кругов и сфер. Ее для нас придумал Люцифер. Фантазия – слепая ярость пола.

Ломание рогов и рык самца. Крушение систем и крах теорий. Она – недостоверность всех историй До гибельной нелепости свинца.

В ней странно то, что голубых красот Нам не рисует кисть воображенья. А только хаос, только разрушенье. Ее не сыщешь в у строенье сот,

В идиллии пчелиных медосборов, В мелодиях аркадских пастушков... Несчастлив тот, кто испытал, каков Ее неукротимый норов. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * В меня ты бросишь грешные слова. От них ты отречешься вскоре. Но слово – нет! – не сорная трава, Не палый лист на косогоре.

Как жалко мне тебя в минуты отреченья, Когда любое слово – не твое. И побеждает ум, а увлеченье Отжато, как белье.

Прости меня за то, что я суров, Что повторяюсь и бегу по кругу, За справедливость всех несправедливых слов, Кидаемых друг другу. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.

* * * Ты скажи, чем тебя я могу одарить? Ни свободой, ни силой, ни славой, Не могу отпустить тебя жить и творить И свой путь по земле невозбранно торить,Только горстью поэзии шалой.

Потому-то у нас перекресток пути, Потому-то нам в разные страны идти, Где мы оба недолго покружим.

Ты раздаривать будешь осенний букет, Я разбрасывать старости злой пустоцвет, Что лишь мне самому только нужен. Давид Самойлов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1999.