Текст книги "Солнце мрачного дня"

Автор книги: Даша Art

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Маркус, – охаю я, но звук пропадает в его ладони.

Он убирает руку с моего рта, проводя большим пальцем по нижней губе. Я пытаюсь оттолкнуть его от себя, но он только сильнее вжимает меня в стену. Маркус опускает голову, утыкаясь в мою шею. Его влажный и жаркий язык касается бьющейся жилки – по телу рассыпаются маленькие шарики удовольствия.

Руки Маркуса сжимают мои ягодицы, немного приподнимая навстречу. Голова идёт кругом, сердцебиение зашкаливает – я не могу нормально вдохнуть. А его наглые пальцы юркают между моих стиснутых ног, чтобы надавить на центр моего наслаждения.

– Ах, – мое тело будто парализовано, я дёргаюсь вперёд, чтобы сжать его плечи, но сквозь дымку кайфа слышу шорох где-то поблизости и недовольное рычание Маркуса.

– Сегодня, – выдыхает он, прикусив мочку моего уха, вызывая очередную волну дрожи, – в восемь часов в женской душевой.

После чего он исчезает, а я прислоняюсь к стене, боюсь даже шелохнуться. За свои ноги я пока что не в ответе.

Что это было? Торнадо по имени Маркус Дэвис?

Я нагибаюсь, чтобы поднять карту. Мои руки трясутся. Да меня всю бьёт озноб! В голове, словно эхо, слышатся его слова.

Он что, назначил мне встречу?

Глава 4. Его красота – лишь оболочка.

POV Яна

Первые пару часов я была настроена очень решительно – я не пойду на эту встречу! Но с каждый минутой, приближающей меня к данному моменту, моя решимость таяла, как мармелад на солнце.

Черт! Пойти – значит, показать свою слабость. А может он хочет поговорить о чем-то серьезном? Или хочет извиниться? Ага – держи карман шире!

Я хожу по комнате из угла в угол. Меня распирают противоречия. Я ведь дала обещание не вляпываться в неприятности. Но они, кажется, сами стремятся ко мне. Прийти к Маркусу – это абсолютно точно засунуть свою задницу в большие проблемы. Моё тело чуть ли не скулило от жажды вновь почувствовать эту огромную, чертовски сексуальную неприятность в себе.

Время тянулось ужасно медленно. Ужинать не хотелось. Я завалилась на кровать. В голову пришла отличная идея, выручающая меня в трудные минуты выбора, – посчитать все «за» и «против». Но с ней пришлось завязать, так как мой здравый смысл был явно на стороне «против». «За» было только одно – я так хочу!

Как бы то ни было, за час до назначенной встречи я приняла душ, высушила волосы, нанесла несколько капелек духов на запястья и бьющиеся жилки на шеи. Я целый день парилась в джинсах, и очень не хотелось надевать их снова. Я влезла в легкое шифоновое платье – короткое, с лямочками и пояском на талии, темно-синего цвета, с рисунками веточек сакуры. Смотрелось очень мило. Конечно, я выбрала это платье не только потому, что оно было удобным, скорее, оно шикарно подчеркивало мою фигуру. Хотя, Маркус и так уже насмотрелся на моё тело.

– Куда это ты? – удивилась мама, когда я прошагала мимо неё к выходу.

– Просто погулять, – соврала я.

Она не успела ничего ответить: я быстро выбежала из дома. Мне не понравилось то, что пришлось лгать маме, но не могла же я признаться, куда иду на самом деле. Я забралась в свою машину и ровно в восемь была у школы.

Меня лихорадило. Я так дико нервничала, что просто пипец какой-то. Еще немного и зуб на зуб перестанут попадать!

Я вошла в школу, прошла по коридору в сторону женской раздевалки и душевой. В школе никого не было. Ну, кроме меня, и, наверное, Маркуса, безумных, ночью шарахающихся по школе, не было.

Я втискиваюсь в раздевалку, сразу слышится шум воды, сглатываю.

Маркус?

Я медленно подхожу к душевой, открываю дверь, аккуратно заглядывая внутрь. Да, это был он.

Я не вижу его лица: он стоит ко мне спиной. Но мне этого достаточно, чтобы его узнать. Я не могу оторваться от лицезрения его широких плеч, узкой талии и упругих ягодиц – шикарный вид сзади. Капельки воды струятся по гладкой спине, прикасаясь к нему в тех местах, где и я была бы не прочь пробежаться пальчиками.

Я застыла, не решаясь войти внутрь, и, видимо, затянула с этим – Маркус сам оборачивается. Его взгляд медленно проходит по мне, на губах появляется довольная ухмылка, словно он даже не сомневался, что я явлюсь. Мне это выражение на его лице вовсе не по вкусу, я уже готовлюсь отступить назад, чтобы скрыться от этих бесстыжих глаз.

– Маркус? – выдыхаю я, заметив, что он начинает движение в мою сторону.

Его нисколько не смущает собственная нагота. Он уже в полной боевой готовности. Маркус подходит ко мне плавно, напоминая хищника. Я всё-таки делаю пару шагов назад и упираюсь в подоконник.

Да, в этой школе в душевой комнате есть окно. Оно замазано чем-то белым, поэтому пропускает солнечный свет, но снаружи не видно голых женских тел.

Маркус продолжает молчать – это пугает.

– Ты о чём-то хотел со мной поговорить? – мой голос дрожит, несмотря на то, что я отчаянно пытаюсь оставаться спокойной.

Я всё же вскрикиваю, когда он резко хватает меня за талию, приподнимает и усаживает на этот самый подоконник. Теперь мы оказывается лицом к лицу.

Я уставилась в его глаза – они, действительно, невероятно красивые, словно их нарисовал талантливый художник, используя только два цвета: черный и белый. И это сочетание говорило само за себя: мрачный – темный и холодный – белый.

Маркус тоже неотрывно смотрит в мои глаза. Они у меня по-летнему яркие, цвета сочной зелени. Игра в гляделки прекращается тогда, когда он убирает руки с моей талии, чтобы поместить их на подоконник по обе стороны от меня.

– Значит, ты – иностранка, – от его низкого голоса по телу разливается волна удовольствия. Я ужасно хочу, чтобы он сказал ещё что-то.

– Да, – шепчу в ответ.

– Не знал, что русские – страстные.

Что на это можно ответить? Маркус наклоняет голову, чтобы провести кончиком носа по моей шее. Я еле слышно застонала.

– Ты хочешь меня, – нагло заявляет он. – А я хочу тебя.

Я фыркаю, не зная, как должна отреагировать на такую дерзость. Но он, кажется, признал, что я ему нравлюсь?

– Секс. – Казалось, Маркус разглядел в моих глазах вспыхнувший огонёк. – Меня интересует только секс. Тот конкретный момент, когда я нахожусь в тебе. В другое время я тебя знать не знаю.

Я широко открываю рот, опешив от такого хамства. Мне вдруг становится жутко холодно. Что ему нужно от меня?

– Никаких чувств, слёз, выяснений отношений. Мы просто будем время от времени трахаться. – Его руки снова касаются меня. Он сжимает мои голые плечи, поддевая лямочки платья. – Об этом, естественно, никто не должен знать.

Я почувствовала себя так, словно на меня вылили ведро помоев. Маркус только что предложил мне стать его личной подстилкой! В голове что-то загудело – в горле образовался ком. Такого отвратительного предложения мне ещё никогда не делали!

Маркус тем временем опускает тоненькие бретельки, проводит пальцем по ключице. Я вздрагиваю. Он улыбается, думая, что это от удовольствия. Я молча смотрю на него, собирая свои мысли воедино.

Настолько низко я должна пасть, чтобы принять такое предложение? Сколько ещё унижений выплеснется мне в лицо, если я соглашусь?

Меня начинает заполнять гнев. Да, я никогда не была паинькой – пила, покуривала, портила чужое, да и свое имущество. Но я никогда не была дешёвкой, раздвигающей свои натренированные ножки перед вот такими самодовольными индюками. Пусть даже они и являют собой эталоны мужской красоты.

Его красота – лишь оболочка. Внутри нет ничего, кроме похоти, мрака и льда.

Я зарычала, Маркус взглянул на меня удивленно. Не помню, как решилась на такой шаг. Я быстро замахнулась и моментально влепила ему смачную пощечину. Такого Маркус точно не ожидал, иначе бы поймал мою руку. Звон эхом отразился от пустых стен. Я воспользовалась его ступором, чтобы оттолкнуть от себя. После чего спрыгнула с подоконника и направилась к выходу.

Я двигаюсь к выходу, широко шагая, словно медведь, топая и косолапя. Я всегда так хожу, когда злюсь. А сейчас я просто пылаю. Внутри меня образовалась граната, которая была готова взорваться в любую секунду.

Но я не успела далеко уйти. Маркус хватает меня за руку в тот момент, когда я шагнула за порог женской раздевалки. Он резко рванул меня на себя, прижимая к своей голой груди. Его бедра уже были обмотаны полотенцем – когда он успел?

Рывок – и вот я уже прижата к цветным шкафчикам.

– Скажи спасибо, что всё ещё тебя хочу! – прорычал он мне в самой ухо. – Ещё раз ударишь меня – я заставлю тебя заплатить! И, поверь, цена будет непосильной!

Я ошарашено заморгала. А чего я ожидала? Что он просто спустит мне это с рук? Его лицо перекосило от гнева, а глаза засверкали. Я не знала, что хуже – холодная серость или плавящаяся сталь.

Я так и не успела решить: Маркус накрыл мой рот своими губами.

Он принялся грызть мои губы, заставляя их раскрыться – никакой нежности. Я сопротивлялась, била его по груди, плечам, но он лишь еще теснее прижимался ко мне. Его руки жестко дернули лямки. Я вскрикнула, но Маркус проглотил мой крик. Платье начало сползать, открывая доступ к груди. Он сжал их руками, делая мне больно.

Я молотила кулаками по его груди, но не получала никакой реакции. Он лишь приподнял меня себе навстречу, чтобы удобнее было скользить языком по моей шее.

– Чем больше ты борешься, тем сильнее распаляешь меня!

Он выше меня, он сильнее меня. Я для него словно надувная кукла. Одной рукой Маркус удерживает мою талию, другой оборачивает себя моими ногами. Моё сопротивление постепенно растворяется в этой животной страсти.

Я понимаю, что сопротивление, и правда, бесполезно. Его пальцы впиваются в мои ягодицы, заставляя меня напрячь ноги, чтобы самой держаться на нём. Я делаю это – он отпускает мою задницу, чтобы приласкать мою грудь, поигрывая с сосками. Я запрокидываю голову, ощущая, как в груди зарождается ток, устремляющийся по венам вниз живота.

– Маркус, – стон.

Куда делась моя гордость? Неужели первобытные инстинкты сильнее?

Он снова возвращается к моим губам, проталкивая свой язык внутрь, принимаясь нещадно исследовать мой рот. Я крепко вцепилась в его плечи, повиснув на нём, словно мартышка на пальме.

Маркус прикусывает мою нижнюю губу, запуская руку мне между ног. Я чуть не задохнулась, когда его пальцы проникли в меня – как же хорошо! Но мне хотелось большего: я недовольно выдохнула. Полотенца на нём давно уже не было. Маркус просто отодвинул мои трусики в сторону и вошёл в меня. Резко. Одним движением. Ему опять пришлось заглушить мой крик.

Мне понадобилось всего пару толчков, чтобы бомба внутри меня взорвалась. Маркус тоже не смог продержаться дольше. Он яростно вцепился в меня, снова извергаясь мне на живот. Благо платье было поднято до груди, а то как бы я объяснила маме или Оливеру, что это за белые подтёки на синей ткани.

Маркус опускает меня на пол. Я сразу хватаюсь за платье, чтобы оно не испачкалось, хотя сама еле стою на подгибающихся ногах.

Я смотрю на него, ожидая хоть каких-то слов, может, действий. Но он даже не посмотрел на меня, просто ушёл обратно в душевую. Я подняла полотенце, что лежало у входа, вытерла мутную жидкость. После чего выбежала из школы, не оглядываясь.

У меня дежавю. Именно так всё было и в прошлый раз.

Господи, что же я наделала?

Я уже стояла под душем в собственной ванной комнате, когда по щекам потекли слёзы.

Разве секс может быть настолько впечатляющим? А страсть настолько сильной, что так легко заглушила голос разума?

Животная, необузданная, первобытная – жажда обладать этим мужчиной.

Всё, что происходило последующие три недели, я считала просто наваждением.

Маркус сам назначал встречи. Обычно через день – дни, когда он занимался в спортзале.

Я не могу объяснить, почему приходила к нему. Видя в школе, как он запросто проходит мимо меня, я скрипела зубами и клялась сама себе, что больше не пойду. Но стоило ему незаметно шепнуть мне, что будет меня ждать – и я бежала к нему, быстрее ветра.

Моё тело скучало по его прикосновениям, хотя в них совсем не было ласки. Страсть поглощала меня, захлёстывая с головой. Я вновь и вновь нарушала обещания, данные самой себе. И ненавидела себя за это каждый раз, когда Маркус уходил.

Самобичевание сменялось волной неимоверного удовольствия, затем появлялась горечь. Я пыталась убедить себя, что качественный секс так же необходим женскому телу, как и мужскому. Хоть на душе и скребли кошки, тело чувствовало эйфорию после сумасшедших оргазмов.

Чем дольше длилась наша тайная связь, тем больше я боялась, что Маркус не позовёт меня снова. Я понимала, что это ненадолго, и рано или поздно я наскучу ему. Секс со мной приестся, и он оттолкнет меня. И я не смогу даже просто закатить истерику, не то что начать качать права – он мне ничего не обещал, с самого начала чётко очертив границы дозволенного.

В школе я ни с кем не общалась. Может, ещё и это влияло на мою податливость – отсутствие других занятий, развлечение. Я никогда не была в одиночестве. По крайней мере, внешне. В России у меня не было настоящих друзей – это я поняла после свержения с пьедестала славы – но я со многими общалась. А сейчас тишина. Все ходили стайками. Уже поздно заводить дружбу.

Так я думала вплоть до того дня, когда в туалете случайно наткнулась на странную девушку.

Первое, что бросилось мне в глаза – это длинные белоснежные и жутко растрёпанные волосы. Она будто проснулась и не расчесалась. Далее шли ярко-синие глаза – Господи, они огромные!

Она вошла и, не заметив меня, встала спиной ко мне, опираясь на стойку с умывальниками, затем принялась вглядываться в свое отражение, будто видела себя впервые. Я окинула её взглядом. Одета она очень странно для этой школы – худи и джинсы с дырками на коленях, из которых, между прочим, сочилась кровь. Но девушку это, кажется, не волновало.

– Привет, – обратилась я ней – просто не могла никак не отреагировать, – ты в курсе, что у тебя коленки в крови?

Девушка подскочила – видимо, она, и правда, не заметила меня, а не просто делала вид, как остальные. Она смотрит на меня как-то испуганно. Я улыбнулась ей, успокаивая, но ответа не последовало.

– Эй, ты меня слышишь? – Я сделала еще попытку, но отреагировали только её глаза. Они расширились, хотя казалось, что больше некуда.

– Хочешь, дам пластырь?

У меня их было вагон и маленькая тележка. Мозоли и танцоры – родные люди.

Девушка отрицательно помотала головой. Ну и ладненько – любая реакция сгодится.

– Ну, что ж, славненько, – я протянула ей руку, собираясь с ней познакомиться. – Меня зовут Яна.

Она испуганно смотрит на мою руку, словно видит змею. Вижу, что ей страшно, но чего она боится? Или кого? Девушка разворачивается и выбегает из туалета, оставив меня с вытянутой рукой – очень странно.

Мне становится любопытно, кто она. Я ни разу не встретила её за месяц пребывание в этой школе. Она словно с Луны свалилась, как Лунтик. И почему, чёрт возьми, она такая зашуганная?

Я не люблю обеды в этой школе. Кормят здесь, скажем честно, отстойно. Пару обедов здесь, и я начала просить маму готовить мне бутерброды или, как здесь говорят, сэндвичи с различными начинками. Больше всего мне нравились с тунцом или с ветчиной и сыром.

Я вошла в столовую, сразу направляясь к столу, за которым обычно сижу, и тут же остановилась. Там сидела та девушка с окровавленными коленками. Она не видела меня и не слышала: в её уши воткнуты наушники, глаза закрыты. Я улыбнулась – это судьба. Я помахала руками, привлекая её внимание.

– Ты же не будешь против, если я с тобой посижу? – спросила я, когда она убрала наушники.

Синеглазая окинула меня пристальным взглядом, после чего нахмурилась.

Что? Тоже не понравилась моя одежда?

На мне обычные джинсовые шорты и майка с Мики Маусом (я люблю Мики Мауса, особенно его голос). На шее красуется широкий кожаный чокер, и надела я его не просто так. Вчера Маркус здорово впился мне в шею, после чего остался небольшой засос. Что подумают в школе, если вообще обратят внимание – меня не волновало. А вот, что скажут мама и Оливер? Уверена, им точно это не понравится.

Впервые в жизни не знаю, что сказать. Эта девушка совсем не идёт на контакт. Мне вдруг стало душно. Я замахала рукой, словно веером, чтобы немного остудить горячий воздух.

– Жарко у вас, – пояснила я свои действия. – А где твоя компания?

Я уже заметила, что в этой школе каждый принадлежит той или иной сформированной группке. Даже неудачники, ботаны и тому подобные держались кучкой. А вот она так же, как и я, была одна.

– Тебе лучше пересесть, – резко выдыхает она.

Ого, она все-таки умеет говорить! Правда, дрожит при этом, словно лист осиновый.

– Почему? – удивляюсь я. Здесь, вроде бы, не занято.

– Уходи, – повторяет она.

Конечно, мне становится не по себе. Кому ж понравится, когда их прогоняют? Но я не подаю вида. Да и, собственно, куда мне идти? Свободных мест ведь больше нет.

– Тебе лучше уйти, – её голос хриплый и нечёткий. – Они забудут, если ты прямо сейчас встанешь и сядешь куда-нибудь в другое место. Неважно куда. Ты новенька, поэтому тебе ничего не сделают.

Чего? Это ещё что значит? Она, типа, больна СПИДом или чем-то другим? Меня это не пугает – я ведь не собираюсь с ней спать.

В столовой становится необычно тихо. Гул затих. Я смотрю по сторонам, не понимая, что происходит, и почему все так вылупились на нас. Кто привлёк их внимание? Я в майке с Мики Маусом? Или же эта большеглазая блондинка, больше напоминающая ангельское создание?

– Что происходит? – Я верчу головой. – Почему они так пялятся?

– Печать позора, – она скорее выплевывает эти слова, чем произносит.

Я ничего не понимаю. Это-то должно вызвать у меня какую-то реакцию?

Да ты что?! Печать позора?! Как так-то?!

–Эм-м-м, окей, – произнесла я, размышляя, что можно ответить в подобной ситуации.

Как следует задуматься, у меня не получилось. В столовую вошли Маркус и его друг, Николас, кажется. Я замерла, кожей почувствовав его присутствие. Я сжала кулаки, чтобы напомнить себе, что при свете дня я для него пустое место.

– Эй, – девушка вдруг сама обратилась ко мне, – лучше не смотри.

Я только сейчас заметила, что задержала дыхание, увидев его.

– Меня зовут Яна, – вновь представляюсь я, пытаясь проглотить тошноту, возникающую каждый раз, когда при свете дня Маркус проходит мимо меня, словно я – предмет мебели.

– Мне пофиг, – кривится она, после чего встает и уходит.

Я остаюсь одна. Шум в столовой возобновляется сразу, как только девочка в спешке убегает. И мои мысли тонут в этом противном перешёптывании. Я тоже встаю. Вот тебе и попыталась с кем-то подружиться. Но, знаете, она мне, почему-то, понравилась. Немного зашуганная, но глаза у нее очень живые. Это только оболочка у нее пытается оттолкнуть, а сама она нуждается в поддержке. Как, собственно, и я.

Надо поподробнее узнать, что такое печать позора. И спросить я могла только у мамы и Оливера.

В этот раз мама решила не заморачиваться с готовкой. Она весь день провела в клинике Оливера, поэтому вечером просто заказала ужин из ресторана. Всё время, что я живу с ними, мама сама готовила, поэтому я думала, что Оливер предпочитает домашнюю еду, однако он не возражал.

– Оливер, – обратилась я к нему сразу, как только мы сели за стол, – что такое печать позора?

Он замер. Как и мама. Они уставились на меня так, что мне стало не по себе.

– Что? – удивленно спрашиваю я, прикусывая щёку.

– Где ты об этом услышала? – пропищала мама.

– От одной девушки. Я попыталась с ней подружиться, но она сказала, что нельзя из-за печати позора. Что это?

Мама выдохнула. Оливер тоже расслабился. А я так и сидела в недоумении. Видимо, это не очень приятная вещь, раз даже они так испугались.

Я больше не произносила вслух, но в каждом моём взгляде читался вопрос. И мама, в конце концов, сдалась.

– Эта метка ставится на девушку, – начала мама и тут же закончила.

– Кто её ставит?

– Парень, – отвечает она. – После проведенной вместе ночи.

– Для чего? – Я прищурилась, всё ещё ничего не понимая.

Мама пожала плечами, дальше продолжил Оливер.

– Раньше эта была метка для гулящих девушек. Она ставилась, якобы, чтобы наказать эту девушку. Но на самом деле, это было либо для развлечения, либо из-за обиды. Над этой девушкой начинали смеяться, её сторонились, обзывали.

– И? – У меня в голове всё равно не складывалась картинка.

– Ну, это долго не длилось. Пару месяцев. Потом всем надоедало.

– То есть, – я попыталась собрать информацию воедино, – та девушка, которую я встретила сегодня, шалава?

– Сейчас в нашем городе только одна девушка с такой меткой. Жаклин Томсон. И она точно не такая девушка. Жаки всегда отличалась благоразумием, но что-то случилось. Мы не знаем, что именно. И теперь она – изгой.

– Изгой?

– Да, – Оливер давно уже перестал жевать, теперь просто сидел, скрестив руки. – Времена меняются, и нравы, к сожалению, – тоже. Дети стали агрессивнее. И теперь они не просто смеются и обзывают – сейчас они издеваются, доводя до самоубийства.

– Эта девочка?.. – я не договорила, сглотнув.

– Пыталась, – подтверждает Оливер.

– А как же её друзья? Где были они?

– Печать распугивает тех, то рядом, – вздыхает он. – Если ты рядом с тем, на ком стоит печать, то и к тебе она автоматически переходит.

– Друзья отворачиваются, общество гонит, – я знаю, о чем говорю.

Разве от меня не отказались, когда я потеряла свое преимущество? Я ощутила знакомую посасывающую боль в груди. Есть мне больше не хотелось, поэтому я, поблагодарив за ужин, скрылась в своей комнате.

Оливер сказал, что над ней издевались. Что он имел в виду? Мне даже страшно представить.

Утро. Понедельник. Я проснулась задолго до будильника, сама не понимая причин такого странного бодрствования. С одеждой опять решила не заморачиваться, выбрав простые белые шорты, темную футболку с рисунком оленёнка Бэмби. На голову надела вязанную шапочку-беретку, так как голову мыть не хотелось.

Я спускаюсь вниз. На кухне меня встречает Оливер в фартуке, надетым поверх классических брюк и кремовой рубашки. Мамы здесь нет.

– Где мама?

– Она собирается, – Оливер налил мне кофе.

– Куда?

– Мы едем в Майами.

– Классно, – протянула я. – Надолго?

– Завтра вернёмся. У меня дела в главном офисе, а Мэри хочет пройтись по магазинам.

– Я тоже хочу в Майами. – Я скривила губы. – Я во Флориде всё лето, но ничего не видела.

– Ну, сегодня ты учишься. – Он покачал головой, взглянув на наручные часы. – Я спрошу у Мэри, не составит ли она тебе компанию в этот уик-энд.

– Фу, – я еще больше сморщилась, – я не хочу с мамой.

– Но тебе ведь нужна компания. Ты же не можешь отправиться в большой город одна.

– А если я найду себе напарника, то вы отпустите меня?

– Поговорим, когда найдешь, – улыбнулся Оливер.

Хм, надо постараться.

Я выхожу из машины, заметив Жаклин Томсон, входящую в школу. Ускоряю шаг, чтобы догнать её. Открываю дверь и вижу большеглазую, сидящую на полу. Она поскользнулась и упала, что ли?

Я протягиваю ей руку – она смотрит на неё ошарашенно.

– Ты, типа очень неуклюжая, да?

Выражение её лица чётко говорит, что девушка не собирается опираться на мою руку, и сама вставать тоже не пытается. Так дело не пойдёт! Я сама хватаю её за плечи и пытаюсь поднять. Ух, она не такая уж и легкая. Жаки все-таки поднимается. Её джинсы в пыли. Я принимаюсь отряхивать мусор, Жаки вздрагивает, но не отходит.

– Я ведь даже не узнала твоего имени.

Конечно, я знала его. Но она должна была сама сказать – такие ведь правила знакомства?

– А это – Жаки, – слышу я. – Местная потаскушка. И я бы на твоем месте не прикасалась к ней.

Вот, сука! Больше всего ненавижу, когда лезут туда, куда их не просят. Я делаю вдох и выдох, чтобы не сорваться и не начать кричать.

– Ну, я рада, что ты не на моем месте. Позволь мне самой решать, к кому прикасаться, а к кому нет.

Жаки удивленно замерла. Эта девка тоже не ожидала такого поворота.

– Ты – новенькая, поэтому, наверно, еще не разобралась в правилах нашей школы.

Да плевать я хотела на правила этого дурдома, если здесь абсолютно нормально травить девушку только за то, что она переспала с каким-то козлиной!

Я думала об этом полночи. Кто поставил Жаки эту печать? И на ум каждый раз приходило только два имени: Маркус или Николас. Кто их них? Я не хотела верить в то, что это Маркус. Хотя, его отношение ко мне и оставляло желать намного лучшего, но все-таки он спал со мной и не кричал об этом во всеуслышание. Наоборот, наша связь держалась в строжайшем секрете, словно мы занимались чем-то противозаконным. Хотя, согласна, такой секс должен быть запрещён законодательством, как способ манипулирования.

– Я знаю правила всех школ, – я мотаю головой. – Учиться, учиться и, еще раз, учиться. Всё остальное меня не волнует. А ты, силиконовая королева, занимайся своими делами.

Я подбадривающе улыбаюсь Жаки. Та стоит бледная, как смерть.

– Да как ты смеешь?! Ты еще пожалеешь об этом!

Она пытается меня запугать? Но мне нисколечко не страшно. Такие сучки меня не пугают. Я сама могу быть стервой, если надо. Я изображаю рукой пистолет и направляю его на эту барышню со скверным характером. Та открывает рот – ну, на, вылитая лягушка.

– Буду с нетерпением ждать, – усмехаюсь я, затем перехожу на русский язык. Я понимаю, что так она меня не поймёт, но в этом-то и суть. Пусть думает, что я такого ей сказала. – Детка, закрой рот, а то муха залетит.

Я хватаю Жаки за руку, попутно спрашиваю, какой у нее урок. Химия, как и у меня. Мы садимся за ту же парту, где я и сидела. Оказывается, раньше это было место Жаки – совпадение, блин.

Она все время смотрит на меня, как на гуманоида какого-то. Я сделала что-то из ряда вон выходящее? Ну, возможно, поставила на место одну выскочку, но на этом ведь все.

– Тебе лучше пересесть, – говорит она.

– Да, да, это мы уже проходили. Печать позора – это та еще фигня.

Но меня она не пугает. Совсем. Больше всего в этой жизни я боюсь одиночества. И вот сейчас я одна, что я и пытаюсь объяснить Жаки. В её глазах блестят слёзы, которыми она старается прикрыть боль, щемящую сердце. Мне становится жаль эту девушку. Она через много прошла – это видно.

Я смотрю на неё и задаю себе один вопрос, который решает всё. Я смогу ей помочь?

– Ты не должна больше быть одна, – прошептала я.

Человек не должен сам со всем справляться – это просто невозможно. Когда ты одна, то твои проблемы кажутся неразрешимыми. Но кто-то другой может пролить немного света на твои темные будни.

В глазах Жаки я вижу надежду. За неё, видимо, никто никогда не заступался. И сейчас она пытается понять, что от меня можно ожидать.

Глава 5. Вот, дура!

POV Яна

Бернард Шоу однажды сказал: «Одиночество – великая вещь, но не тогда, когда ты один».

Когда я впервые услышала это высказывание, то подумала, что это просто философская байка. Но сейчас, глядя на соседку по парте, слова приобретают смысл. В одно время я хотела, чтобы меня как можно чаще оставляли одну. В одиночестве я могла почитать, потанцевать. Движения получались лучше, когда я была наедине с музыкой и своим телом. Но оставшись совсем одна, я поняла, что близкие люди должны быть в наших жизнях.

Одиночество – это хорошо, но только на небольшой срок и, причем, зная, что в итоге ты не одна.

Жаклин Томсон – пример тотального одиночества и страха, что оно порождает. Она все делает с опаской. Даже по сторонам смотрит, как трусливый зайчик. Её плечи вечно опущены, на голове капюшон. Для чего он ей? Я видела её волосы. Шикарнее некуда. Но она закрывается, напоминая мышку, прячущуюся в норку.

Я не могу остаться в стороне и просто наблюдать. Это не в моих правилах. Конечно, я не идеальна и натворила кучу всякой херни. Но я никогда не была подлой по отношению к другим людям; я никого не предавала и не унижала. А это сучка, преследующая Жаки, еще поплатится за все, уж я-то об этом позабочусь!

Сегодня понедельник. Маркус обычно звал меня после выходных. На химии он сидит в первых рядах: я смотрю ему в спину, гадая, позовет или нет.

Каким-то образом мне удалось уговорить Жаки поесть на природе. Всегда мечтала сделать это, как в американских фильмах о подростках. И я по-прежнему отказываюсь употреблять эту псевдо еду в столовой, поэтому, оказавшись попой на траве, достаю из рюкзака две бутылки лимонада и пару бутербродов.

– Марк или Ник? – наконец, задаю этот вопрос.

Жаки замирает – это её самозащита.

– Николас, – выдыхает она, спустя пару минут. Я тоже спокойно выдыхаю.

Слава Богу, что это не Марк.

– Так, значит, Маркус, – произнесла Жаки, понимающе нахмурившись.

Теперь моя очередь удивляться её проницательности.

– Я же не слепая, – хмыкает она.

А девочка очень внимательна и умна. Не то, чтобы я в этом сомневалась…

– Да, Маркус, – глупо это отрицать.

– Давно?

– Месяц.

Односложный разговор – явно не из приятных. Но, казалось, мы друг друга поняли, поэтому перешли на другие темы.

Оказалось, что у нас совпадают почти все предметы, кроме тех, что Оливер посоветовал мне не брать: история и английская литература.

Уроки прошли незаметно, несмотря на то, что я каждую перемену ждала его действий. Но Марк так и не подошёл ко мне. Я старалась отгонять мысли о нем как можно дальше, хотя они каждый раз возвращались – вот упёртые!

И вот, мы с Жаки выходим на парковку.

– Ты на машине? – спрашиваю я её.

– Нет.

– Тогда пошли. Я тебя подвезу.

О, Жаки понравилась моя машинка. Я тоже от неё без ума. Такая классная.

Мы подъезжаем к дому Томсонов. Оказывается, мы ещё и соседи.

– Ты живешь у мистера Палмера?

Она недоверчиво нахмурилась.

– Да, мистер Палмер – мой отчим.

Странно произносить слово «отчим». Особенно вслух, да еще и перед чужим тебе человеком. Жаки реагирует очень живо. У неё все на лице написано: сомнение, непонимание, любопытство.

– А миссис Палмер?

– Она – моя мама. Родная. Мой отец живет в России, женился во второй раз. И я не очень вписалась в его новую семью.

Ну, почти, правда. Я ведь не в ладах с его Лерочкой; еще натворила кучу всякой херни, которую пришлось разгребать моим родителям; перестала приносить доход и славу. Вкупе это всё послужило огромной причиной моего срочного переезда.

– Не парься, – говорю я, видя сострадание на её лице, – это все не так страшно.

Судя по поведению Жаки, она пережила много чего. Но все равно не потеряла способность чувствовать, сопереживать. Жаки Томсон – крепкий орешек. Она просто пока еще сама этого не знает.

Перед тем, как она отправилась восвояси, я спросила её номер телефона. Оказывается, у неё его нет. Это пипец какой-то! И она уже практически выскочила из машины, когда вдруг всё-таки решилась дать мне номер своего домашнего телефона.

Вечер обещал быть не из приятных. Сегодня не будет встречи с Маркусом. Я уже битых два часа лежу на кровати, наблюдая как в углу умывается, катается клубком маленький британский котенок. Оливер принес его неделю назад с клиники. Одна благодарная пациентка решила подарить хорошему доктору малыша от любимой кошки.