Текст книги "Козулька"

Автор книги: Дарьяна Антипова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 3

На следующий день Дима не пришел на занятия. Катя с Яной не разговаривала. И Яна сидела в классе, слушала про Одиссея, а пальцы ее автоматически бегали по столу и вспоминали самый сложный пассаж в этюде.

История про Одиссея была очень грустной. Всем ученикам задали до завтра посмотреть фильм. Катя радостно кивнула. Наверное, фильм про Одиссея относится к артхаусу, и она его уже видела.

Как сквозь сон Яна слышала Катькин ответ на уроке по русской литературе: «Меня волнует вопрос, почему, почему же все-таки Островский не сохранил жизнь Катерине, ведь ее страданий было достаточно, чтобы показать сущность окружающих Катерину людей? Я думаю, что Островский сам не мог противостоять року, висящему над Катериной. Рок оказался сильнее Островского».

А потом с места начал говорить Руслан: «Кудряш и Варвара делают вид, что не происходит ничего особенного. Как дождевые черви… они становятся только активней после обильного дождя. А молнии, гром грозовой их не пугают! Привычное дело».

На третий урок к ним привели маленьких детей и предложили провести целый творческий час наедине. Руслан хмыкнул и уткнулся в тетрадь. По Катьке явно было видно, что она не знает, как обращаться с детьми.

Яна отложила в сторону «Обыкновенную историю» Гончарова и вышла вперед.

– Дорогие… мальчики и девочки! – произнесла Яна громким голосом. – Вы ведь любите сказки?

– Да! – робко произнес мальчик в широких и почему-то фиолетовых штанах.

– Герои сказок как инопланетяне, – кивнула девочка с белым бантиком.

– А мне кажется, что сказка… – Янка откинула от себя все лишние мысли. – Это… Это Мы! Ведь когда кто-то берет книжку, ее очень сложно положить на место. Потому что сказка притягивает и начинает командовать нами. Книжка светится, и она заставляет себя читать. А герои сказок ждут, когда же их освободят. Да?

Еще одна девочка потянула руку с листиком.

– Смотрите! Я нарисовала. Солнце вместе со звездами у домика Кощея Бессмертного – а у него усы и глазки…

В класс вошла и села за крайнюю парту директриса. Надежда Васильевна каждый день меняла платье. А еще она любила красный цвет, и на ней всегда было что-то красное. Либо помада, либо ногти с красным лаком, либо серьги. Сегодня красными были туфли на высоком каблуке.

Яна тоже вырядилась. Да, видимо, перестаралась. Она никогда не красилась в школе. Только на концерты или мероприятия в музыкалке.

Она очень боялась выйти перед детьми и своими одноклассниками. Казалось, что сейчас все будут тыкать в нее пальцами и обсуждать. Вечером у нее был конкурс в консерватории, и ей некогда было возвращаться домой и переодеваться. Жаль только, что Дима не оценит ее черную юбку и блузку с вырезом. Завтра она придет, как обычно, в синтепоновых штанах и теплой кофте.

– Яночка, прекрасно выглядишь, милая! Не зайдешь ко мне на минутку в кабинет, когда закончишь? – Надежда Васильевна мило улыбнулась и пошла к себе.

Яна быстро раздала вырванные листики из тетради детям и попросила нарисовать их любимых сказочных героев. Затем под взглядами одноклассниц тоже поднялась и подкинула яблоко. Не поймала. Яблоко покатилось куда-то под стол. Дети засмеялись. Яна вздохнула грустно и не стала его поднимать.

Директриса, Надежда Васильевна, сидела за рабочим столом. Преподаватели вышли куда-то. Кабинет был не очень большой, учителя на переменах ютились здесь же, в кабинете директора. И во время занятий все называли этот кабинет директорским, а во время перемен – учительской. Здесь стояло всего два стола и большой шкаф с учебниками. Ремонт еще не был завершен, и на окнах еще даже не висели занавески.

– Яночка, хочу тебе сказать, что ты – единственная девочка в классе, которая когда-либо занималась журналистикой…

Надежда Васильевна замолчала.

Яна взмахнула руками и быстро зажала их между ног.

– Ну… я бы так громко не стала об этом говорить… Это всего-то две глупые статьи… и темы там были банальные…

– И все же… – Надежда Васильевна аккуратно сложила книги на столе в стопочку и отодвинула в сторону. Казалось, она никуда не спешила, и разговор должен был затянуться. – Мы всегда хотели, чтобы наш специализированный класс стал не просто грантовым проектом на один год. Мы хотим воспитать целую плеяду талантливой молодежи, которая когда-нибудь будет заведовать и нашим телевидением, и газетами. Я хочу, чтобы вы стали редакторами наших газет. Чтобы уехали учиться в Москву, а затем вернулись и наполнили наш город культурой и настоящей, свободной, творческой атмосферой. Но для того чтобы нас спонсировали и дальше, нужно вас раскрутить. Ты меня понимаешь?

Яна понимала только, что вскоре она не будет мыть чашки и что ей предлагают что-то более интересное, чем просто сидеть на уроках. А Надежда Васильевна переложила книги на одну из полок шкафа.

– Вы мне больше напоминаете пушкинский Лицей… Да! И это – не громкие слова! Я хочу, чтобы и ваши книги когда-нибудь стояли на почетном месте на этой полке. К вам будут постоянно приезжать известные писатели. Но… писатели писателями, а мне хотелось бы работать со СМИ. В общем… в вашем классе, на мой взгляд, всего два человека, которых уже можно вовлекать в рабочий процесс. Это ты и Руслан.

У Яны на губах застыла странная улыбка. Ей было приятно, что ее выделяют из остальных учеников. Но Руслан… Он-то чем проявил себя?

– Зря ты сделала такое лицо, – строго произнесла Надежда Васильевна. – Он очень талантливый мальчик, и словарный запас, и начитанность у него лучше, чем у тебя. Уж не обижайся.

Яна насупилась.

– В любом случае, сейчас мы предлагаем тебе начать писать для одной маленькой газеты. А затем, если все получится, мы будем выходить на телевидение с новым молодежным проектом, и я хочу, чтобы вы с Русланом им занялись. Но об этом позже. А пока – вот тебе телефон редакции. Позвони и узнай, что им нужно. А вообще – никому пока об этом не говори. И еще… нарисуйте новогоднюю поздравительную газету, пожалуйста. Украсьте класс!

Надежда Васильевна что-то размашисто написала на чистом листе А4 и указала им на дверь. Яна кивнула и вышла.

А там вновь пили чай. Катя неловко гладила по голове девочку с бантом на прощание. Увидев Янку, Стас спросил:

– Ну что, живая? Все в порядке?

Катя подошла, прислонилась спиной к стене рядом и протянула яблоко. Другое яблоко.

– Не стала с полу подбирать? – улыбнулась Яна.

– О чем спрашивали? – Катя изучающе смотрела на подругу.

– Да так… Надо с Русланом газету будет к Новому году нарисовать.

– Да-а-а… – протянула Катя и почему-то отвела глаза в сторону. Яна не обратила на это никакого внимания. В окна пробивался солнечный свет, значит, на улице было очень холодно.

Руслан тоже встал рядом. На солнце Яна заметила, что у него яркие карие глаза.

– О чем разговор? Тебя учили играть с жизнью?

«Как же сложно с ним общаться и понимать эти странные метафоры», – подумала Яна.

– О новогодней газете. Начальство думает, что ты здорово рисуешь, и мне без тебя никак не справиться. – Яна жевала свое яблоко и смотрела на Руслана. Он только с виду был такой простой и приветливый. Почему-то ей казалось, что они с Димой полные противоположности. Руслан – постоянно смеется и шутит, рассказывает анекдоты про блондинок, чем очень бесит Аню. А Дима молчит и хмурится.

– Янка, не слушай никого. Скомкай мир в комок и выброси в мусор.

Вдруг в класс вошел Дима. От него еще шли клубы морозного пара. Он поздоровался за руку с Русланом. На Янку даже не взглянул. Затем ушел в дальний угол класса и сел в большое глубокое кресло.

К нему тут же подскочила Ирка и стала что-то щебетать про домашние задания.

Руслан отвлек Яну от созерцания новичка.

– Ну так что, потратим большую перемену на задание сверху? Ты чего такая бледная и насупленная?

Янка пожала плечами.

Они отошли к другому круглому столу, разложили на нем ватман, взяли карандаши и краски. Руслан профессионально выводил широкими взмахами рук что-то невообразимое и драконообразное.

Катя сидела рядом на высоком стуле и болтала ногами.

– А к чему такая спешка? – спросила она. – Ведь до Нового года еще куча времени!

– Не такая уж и куча… – пробормотал Руслан и наклонил голову, оценивая получившийся набросок.

– Слишком готично. – Яна взглянула на Диму. Он тоже из другого угла комнаты смотрел на нее.

Тогда Яна обернулась к Руслану и улыбнулась своей самой обаятельной улыбкой, на которую только была способна.

– Хотя… Прекрасно! Пусть будет очень мрачный Новый год. Все с ума сходят по готике. Скоро будут переслушивать «Лакримозу». Очень модно и своевременно.

– Модно? – с недоверием спросил Руслан. Казалось, что он сейчас разорвет весь рисунок только из-за слова «мода», и тогда Яне придется еще задержаться здесь на час для того, чтобы дорисовать газету в одиночестве и дописать поздравительные речи. Она хотела еще наклеить фотографии их класса с веселыми надписями. Но, раз газета получается готичной, тогда впору будет искать анекдоты с «черным юмором». Она положила руку Руслану на плечо и сказала:

– Все в порядке, я пошутила. Это вы с Катей любите готику, но не я. Но нарисовал ты отлично.

Она отдернула руку, потому что Руслан покраснел. Катя же побледнела и вцепилась руками в стул.

Тогда Янка на всякий случай молча отошла от них подальше и присела на край стола.

Дима по-прежнему смотрел на нее. Но когда они опять встретились взглядами, быстро обратил внимание на болтавшую рядом Иру. Ира уже не просто стояла у кресла. Она села на его подлокотник и по-свойски «прилегла».

Вот зараза, подумала Яна и наклонилась над ватманом.

Остальная часть дня прошла без происшествий. Дима посидел всего на одном уроке, потом прикинулся больным и отпросился домой. Наверное, чтобы погулять под солнцем.

А Яна поехала на джазовый конкурс, который не выиграла. Было много зрителей, красивых прожекторов. Организаторы даже поставили искусственные свечи по всему периметру сцены. Яна сыграла блестяще. Но в ее номинации первое место отдали девочке, младше ее года на четыре. Из соседней музыкальной школы. Программа у нее была слабее. Зато она так бодро подпрыгивала за роялем, так радостно махала судьям и зрителям рукой, что Яна сразу поняла, что шансов у нее не остается. Она здесь – как то странное привидение в черном, нарисованное Русланом на газете. Странное, красивое, но очень одинокое. А может быть, мешал Дима. Когда Яна вышла на сцену, ей показалось, что один человек в первом ряду очень похож на него. Она вздрогнула и долго не могла сосредоточиться. Руки дрожали и отказывались играть. Яна не выдержала и посмотрела на первый ряд снова. Но теперь поняла, что это точно был не он. Дрожь в руках утихла, но Яне отчего-то стало очень и очень грустно.

И там же, на сцене, Яна вдруг поняла, что, раз будущее так быстро наступило, нужно выбирать что-то одно. Либо музыку. Либо литературу.

Глава 4

– А где ты живешь, Дима? – спрашивала громко Ира. Так громко спрашивают либо глухие люди, либо люди, которые очень хотят, чтобы их вопросы долетали до самых окраин комнаты. Для того, чтобы Яна поняла, что ее место – сидеть рисовать поздравительную газету, а Ира единственная из всех, кто напрямую общается с новичком, а не обсуждает его за столиком.

– Бедный Дима… – прошептала Яна, и Руслан, сидевший рядом, фыркнул. – Может, пойдешь и спасешь его?

– Да ладно тебе, он не маленький, сам справится.

Катя тоже сидела рядом с ними. Она глянула на полюбившийся Диме диван с креслом и пожала плечами.

– И чего только Ира в нем нашла? Вид очень глупый и какой-то обкуренный.

– Ты хотела сказать – таинственный? – перебила ее Яна.

– Нет, Руслан, хоть ты скажи ей!

Но все замолчали, потому что заговорил Дима. Он говорил очень тихо. Иногда так тихо, что даже сидевшая рядом Ира переспрашивала его. Но сейчас почему-то замолчал весь класс. И его голос прозвенел в тишине.

– Я живу недалеко отсюда, три остановки на автобусе.

– Вниз или вверх? – не унималась Ира. Вверх – означало, что он живет в микрорайоне около университета, где много студенческих корпусов, а вниз – в центре города.

– Вверх. – Дима встал и пошел к дверям, оставив Ирку дуться и демонстративно копаться в своем телефоне.

Он прошел мимо Яны, она стояла в узком проходе между столом и коридором. Он слегка коснулся ее руки, и Яна почувствовала, как ее ноги становятся ватными. Она прекратила рисовать и посмотрела на Катю. Она надеялась, что Катя наконец все поймет. И если Яна не ошибается, то на ее лице должно появиться чувство облегчения.

Дима кивнул Руслану.

– Как дела продвигаются?

Руслан нервно подскочил и откинул от себя краски. Яна с Катей переглянулись.

– Да… Мы тут… плюшками балуемся.

И засмеялся.

Янка скривилась. Дима странно приподнял брови, потом кивнул молча и, накинув черную куртку, вышел на улицу. Их класс находился на первом этаже небольшой школьной пристройки и имел как дверь в общий коридор школы, так и отдельный, выходящий к забору.

Руслан покрутил пальцем у виска.

– Странный он какой-то.

– На себя посмотри… – буркнула Яна и вновь склонилась над рисунком.

Ее вдруг начал раздражать Руслан с его глупыми и устаревшими шуточками, Катя, которая непрерывно сидела рядом с ними. И почему Дима позволяет себе так спокойно прогуливать уроки? Приходить – уходить, когда ему вздумается?

Нужно было все разузнать.

Поэтому после уроков она быстро попрощалась с Катей и пошла в сторону того серого дома, где в прошлый раз Дима встретился с девушкой. Ее догнал Руслан.

– Ты не домой? – спросил он, заворачиваясь в широкий шарф. И пошел рядом.

– Нет. – Только его тут не хватало.

– А куда тогда? – И, не дожидаясь ответа, заговорил о своем. – Я домой не спешу. Идти туда не хочу. У меня отец с дежурства сегодня рано вернется, лучше ему под руку не попадаться. Я вообще удивляюсь, как он разрешил меня в наш класс отдать.

– Ты о чем? – Янка чувствовала, что замерзает. На улице температура явно опустилась до минус двадцати пяти. Тонкая вязаная шапочка не спасала, Яна засунула руки в рукава поглубже. Два раза чуть не поскользнулась на льду. И все думала, правильно ли она поступает.

– Ты меня слушаешь? – Руслан вытер рукавицами иней с ресниц. – А как у тебя отношения с родителями?

– Отлично, – ответила Яна. Она даже не знала, что смогла бы рассказать о родителях. Все было хорошо. – Папа и мама работают инженерами. Я все время провожу то здесь, то в музыкальной школе. Мы видимся по вечерам. А иногда не видимся, так как папа уже спит или играет на гитаре. И тогда ему лучше не мешать, иначе он собьется и начнет играть свою длиннющую сонату заново.

– У тебя отец не пьет? – удивился Руслан.

– Нет, а с чего бы ему вдруг пить? – пожала плечами Яна. – И мама не пьет. Даже бабушки и дедушки не пьют. Ну, может, разве иногда вино по праздникам. Друг отца всегда привозит его из Крыма.

– А вы где летом отдыхаете? – Вот привязался. Обычно ей нравилось с ним разговаривать «ни о чем», но он никогда не начинал говорить о семьях.

Янка повернулась к Руслану.

– А если я к друзьям иду? Или в больницу? Или с отцом встречаюсь по делам? Чего ты ко мне прилип?

– Давно не общался с тобой, что с того? – Руслан растерянно оглянулся по сторонам. – Что с тобой происходит последние дни? Как одурманенная ходишь. Почему ты избегаешь меня?

Яна что-то промямлила в ответ, потом положила ему обе руки на плечи, пристально посмотрела в глаза.

– Мне очень нужно сейчас зайти в магазин, потом на почту, а затем в одну редакцию. Я не против того, что ты пойдешь со мной, но я не знаю, насколько задержусь. И тем более редакция находится на Строителе, оттуда уже в восемь вечера сложно будет добраться до твоего дома, так как не ходят автобусы. Думаю, мне нужно дальше пойти одной.

– Ты похожа сейчас на серый кусок нервов.

Яна помахала Руслану голубой варежкой и быстро потопала по льду прочь, надеясь, что Руслан не пойдет следом.

Пока Янка огибала почти весь микрорайон по кругу, она задумалась о том, почему и правда так изменилась. Дело же совсем не в Диме, и не в джазовом конкурсе. Просто ей хочется чего-то совсем нового и постоянного. Четырнадцать лет у нее было все не как у людей. Она ходила в детский сад всего год, а потом все оставшиеся до первого класса года с ней дома сидели бабушка и мама. С первого по четвертый класс она меняла школы. Родителям не нравилась то сама школа, стоящая по соседству, то учителя. Янке удалось поучиться и в лицеях, и в гимназиях, и в обычных бесплатных школах. А теперь несколько месяцев она учится в литературном классе Школы № 5. И здесь ей нравится больше всего. Лишь здесь она почувствовала себя как дома. И не только потому, что ребята подобрались все общительные и интересные, и все они хотели чего-то добиться в жизни, никто не отсиживал уроки просто так. А потому, что Яна наконец начала понимать, что ей нравится больше всего. А нравилось ей писать.

С такими мыслями она дошла до косметического салона и поднялась по ступенькам наверх.

Дверь тяжело открылась, и Янка оказалась в тепле.

Девушка за столиком брезгливо оглядела ее и вопросительно приподняла брови.

– Я… я бы хотела… – начала Яна и сделала несколько шагов к комнате, в которой было очень светло. Что бы такое сказать, чтобы было правдоподобно? – Мне мамины подруги посоветовали в ваш салон сходить… у меня вот… – Янка взглянула на себя в зеркало в поисках прыщей. – Они прошли, но мама говорит, что лицо у меня жирное, и с ногтями нужно что-то делать…

Яна вытянула вперед руки, потом неловко улыбнулась, стянула с них варежки.

– И мне посоветовали обратиться к вашей сотруднице… Ее зовут… Ой, то ли Аня, то ли Катя. У меня на имена память плохая, даже подруги говорят. Но у нее длинные темные волосы, и она… в общем… ходит в темно-красной шубе.

Девушка за столиком откинулась назад, на стул, и по-прежнему молча смотрела на Яну.

– Я могу зайти и показать, я ее узнаю, – Яна быстро подошла к двери и заглянула вовнутрь.

Она еще никогда не была в косметических салонах. Да и вышеупомянутых проблем с кожей и руками пока тоже не было.

Но Яна сразу поняла, что той девушки здесь нет. Она разочарованно оглянулась назад.

– Она сегодня не работает?

– Она вчера уволилась. – Девушка откинула назад свои крашеные-перекрашеные кудри, которые выглядели очень безжизненно, и поднялась со стула.

– А… А как ее можно найти? – Яна почувствовала разочарование. – Дело в том, что мама попросила меня кое-что ей вернуть.

– Я не знаю! – резко произнесла девушка и сложила на груди руки. У нее были отвратительно-длинные ногти с ядовито-красным лаком. – Она где-то учится и у нас только подрабатывала по вечерам. А живет она в каком-то старом доме на горе, у них еще в подвале вчера канализационную трубу прорвало. Вот отстой.

– Спасибо, – пробормотала Яна и выскочила обратно на мороз.

– Эй, ты! – услышала она сзади за собой крик. – Вчера за ней брат заходил! Может, твоя мама его знает?

«Брат…» – как во сне прошептала Янка. Значит, все не так уж плохо складывается в этом мире. У Димы есть сестра и несколько друзей. И пока ни одной девушки рядом. Кроме Иры, разумеется.

Довольная, Яна соскочила с крыльца прямо в сугроб и в полете увидела перед собой Руслана.

От неожиданности она не удержалась на ногах и упала в снег.

– Ты чего? Следишь за мной? – вдруг закричала она, а хорошее настроение испарилось.

– У тебя из сумки кое-что выпало, – сердито произнес Руслан, отдал Яне ее любимый блокнот с записями и пошел обратно к школе.

Яне стало стыдно. Она засунула блокнот поглубже в сумку и подбежала к человеку, который еще несколько дней назад был ее другом.

– Прости меня, у меня просто дни какие-то дурные идут. Вопросы, вопросы, вопросы. Понимаешь, темная полоса в жизни… – быстро заговорила она, пытаясь заглянуть Руслану в глаза. – Разве у тебя такого не бывает?

Руслан шел так быстро, что Яна удивленно подумала о том, что он никогда так быстро еще с ней рядом не ходил.

– Я завалила конкурс, мне дали кучу заданий в школе. Надежда Васильевна не говорила тебе о телевизионном проекте?

Она попала в точку. Руслан обратил на нее внимание.

– Мы вместе будем писать сценарии для молодежной передачи. Давай не будем друг на друга обижаться по пустякам?

Руслан хмыкнул и поправил за плечами рюкзак с книжками.

– Так ты сейчас в редакцию?

– Нет, – опустила голову Яна. – Мне заниматься надо. Я в музыкальную школу поеду.

– Я тебя провожу? – Руслан спросил таким тоном, что Яна поняла, что не сможет отказаться.

Глава 5

Янка сидела за фортепиано и смотрела в ноты, расползающиеся по высокой тетради. Это был ее приговор на ближайший месяц. До академического экзамена в декабре. Она слишком поздно приступила к обязательной программе, и у нее практически не оставалось времени для того, чтобы отлично ее выучить. Сонет, ноктюрн и этюд. И все из-за этого джазового конкурса. Если бы она только победила в нем… Тогда академический экзамен ей бы перезачли за то, что она принесла в их музыкальную школу награды. Но все учителя и замдиректора смотрели на нее с осуждением. Как будто она халтурила и поэтому не выиграла. Будто от тренировок зависит все в жизни. Если бы все в жизни зависело только от старательности…

Но Янка сегодня вечером плохо соображала. И играла еще хуже.

– А теперь мы послушаем тишину… – сказала ее учительница, Нина Николаевна. Нина Николаевна была очень доброй женщиной, но она знала, как будет Яне сложно за несколько недель выучить новую программу.

– И ра-а-аз!!! И два-а-а! – взревело за стенкой. Полурычание с шумными вздохами. Яне сразу представились закатившиеся глаза Любови Дмитриевны, ее открытый мощный рот. Подбородок, нависший над бледным ребенком, над его дрожащими пальцами, вылупленным в ноты личиком.

Янка вздрогнула, перестала играть. Мягко положила тонкие руки на колени в пятнистых колготках и испуганно посмотрела на Нину Николаевну.

– Я не могу так…

Ну, что она еще могла сказать?

Казалось, что даже фортепиано фирмы «Прелюдия» вжималось от крика в стенку. Нина Николаевна ласково закрыла ноты.

Неловко как-то стало. За таких учителей, как Любовь Дмитриевна в соседнем классе? Нина Николаевна ее не нанимала, и вообще, от них с Яной здесь ничего не зависело, даже класс директор хотел отдать ей. Конечно, у нее муж – замдиректора какой-то фирмы и дарит дорогие подарки для их школы.

– Можно я пойду?

Яна уже топталась у ободранной двери кабинета и скидывала в пакет ноты. Домой идти не хотелось. А хотелось под уважительным предлогом прогуляться с Ниной Николаевной по замерзшим улицам и неспешно смотреть, как люди спешат после работы по домам.

– Выучи этюд, хорошо, а то академ через…

– Можно я с вами до дома пойду? – Янка открыла дверь и резко ее отпустила. Дверь с нудным визгом закрылась.

– И ра-а-аз!!! Болван! У меня уже рука устала ритм на плече отбивать!

Даже Яна почувствовала, как ей на плечо падает огромная рука с золотым кольцом. Все падает и падает. И она, как в детстве, боится споткнуться, промахнуться клавишей и дать себя смять… За стенкой грохнуло – ЭлДе свалилась на стул.

– Я устала! Болван…

Противно было слушать дальше. Нина Николаевна тоже начала собираться домой. За темным окном под фонарями отсветами падал снег.

– Можно я у вас дома порепетирую? У меня родители придут поздно, а ключи я забыла…

Нина Николаевна, подумав, кивнула и села на стул, чтобы переобуться.

Как часто бывает в Сибири, погода мгновенно сменилась. И если весь день было очень холодно, то к вечеру потеплело и повалил снег.

Яна и Нина Николаевна шли по улице, обходя новые сугробы. Яна любила снег. Он обычно снимал с нее озлобленность на мир и укутывал каким-то пустым безразличием к окружающему пространству. В такие мгновения она переставала волноваться о том, что ничего не успевает.

Ничего не ждешь, ничего не понимаешь, ничего не слышишь. Идешь до дому пять километров мимо проезжающих автобусов и улыбаешься контролерам, презрительно и удивленно поглядывающим на тебя из-за грязных стекол.

Поднялись по крутым и заплеванным ступенькам на шестой этаж кирпичной девятиэтажки. Янка была здесь впервые. Нина Николаевна долго открывала дверь, будто решая в последний момент, пускать ученицу к себе в дом или нет.

Дениска радостно бросился Нине Николаевне на шею, потом без спроса чмокнул в мокрую щеку Яну. Грустно и очень щекотно стало от его юных усиков. Посмотрел в пустые глаза Нины Николаевны и сказал:

– Мамочка, давай послушаем сегодня тишину.

– Давай, – Нина Николаевна стягивала мокрые от снега демисезонные сапоги. Яна давно заметила, что у ее преподавательницы нет теплых сапог. – Что ты здесь делаешь так рано?

– Тетя Аля меня привела домой.

Янка огляделась. Затопталась в смущении в узкой прихожей. Она представляла Дениску совсем маленьким. А перед ней стоял парень на голову выше ее с мокрой вытянутой нижней губой.

Нина Николаевна смотрела на себя в зеркало. Дениска уже сел вырезать картинки из журналов «Вокруг света», которые вчера отдала преподавательнице Янка. Там очень красочные картинки, поэтому Дениска не выдержал, Яна знала, что он их очень любит. Он вообще любил все цветное. Нина Николаевна хотела извиниться перед Яной, но, взглянув на нее, увидела, что слов не нужно, и та все понимает.

Они сели за большой черный рояль около окна. Нина Николаевна смотрела на снег. В комнате было мало света, только настольная лампа со старинным абажуром освещала ноты.

Яна второй, третий раз старательно играла пассаж. Этюд был очень надрывным, совсем не похожим на обычный технический этюд. Слишком много эмоций. Это именно то, чего так Янке недоставало. Через пальцы задавать клавишам свои вопросы. И через звук получать на них ответы. Ей казалось, что все ее тело дрожит и горит, излучая странную электрическую энергию, заряжая ею рояль.

На кульминации Нина Николаевна клала свою мягкую руку Яне на спину и слегка придавливала ее к роялю.

– Ты хорошо играешь… – наконец вздохнула она и облокотилась о край рояля. – Но ты боишься выпустить эмоции. Ты боишься показать их публике и людям, ты слишком скрытная. Ты общаешься со звуком и самим инструментом. Но дальше твоя энергия не уходит. И жюри на конкурсе тоже это почувствовало.

– Что вы… – улыбнулась Яна.

– Нет, не спорь со мной. – Нина Николаевна поджала губы и задумалась. – Тебе сложно выражаться, сложно признаваться, хотя ты по натуре – очень общительный человек. Так?

– Так… – опустила голову Яна.

– Тогда покажи мне это! Покажи! – Нина Николаевна снова перевернула ноты на первую страницу. – Твоя музыка должна рыдать вместе с тобой!

Яна кивнула, выждала несколько секунд и подняла руки.

– Мам, там опять от мужчины письмо пришло, – раздался голос Дениски.

Яна поняла, что больше занятия не будет. Нина Николаевна мягко взяла на рояле аккорд в верхней октаве.

– Он забыл, – пояснила она. И Яна поняла, что ее впервые вводят в страшную семейную драму. – Он снова забыл о том, что это его отец! Ладно, мужчина – более понятно.

Дениска подошел к роялю и протянул письма матери. Внимательно посмотрел на Янку, отчего ей стало жутко. Нина Николаевна взяла конверт и вложила его в книгу о Шостаковиче.

– Я всегда так делаю. Есть у меня одно болезненное желание – лет через двадцать открыть все эти конверты и прочитать, и посмеяться над своей глупостью и безумием. А потом поехать к Дениске в приют, а он тогда будет жить в приюте, и сказать: «Видишь, какая у тебя мать! Из-за своей дурацкой гордости она погубила тебя!»

Нина Николаевна засмеялась вновь и ласково нажала несколько клавиш.

– Но он и тогда ничего не поймет. Он только улыбнется.

Яна села на скрипучий диван и оглянулась по сторонам. Эта однокомнатная квартира для Денискиного шестнадцатилетнего возраста и его матери была слишком маленькой. Родительский шкаф с книгами, поломанный телевизор, фортепиано и белые ноты. Они лежали везде. Звали к своим звукам, чтобы поговорить – дать возможность выговориться, крикнуть… Только сейчас Янка поняла, что музыка – это тоже жизнь, как и литература. Не только академические экзамены, сольфеджио и муштра для районных и городских конкурсов. Иногда музыка спасает жизни.

Нина Николаевна села за фортепиано и заиграла Глиэра так, как Янка никогда не сыграла бы. Надрывно. Так, как она хотела, чтобы играла Яна. Дениска, вернувшийся к своему занятию, оторвался от картинок, заплакал вдруг по чему-то неизведанному в его жизни. Соседи, не любящие крики и фортепиано по вечерам, начали стучать по батареям.

И это было красиво. Как целый оркестр, и Нина Николаевна – во главе.

Она остановилась на пониженной терции…

Дениска слушал тишину. Приоткрыв рот и тяжело вдыхая песню снега за окном. Так он отдыхал, потому что спать ему больно. Он не закрывал глаза из-за страха не выползти из темноты.

Яна смотрела на него и видела, как в черно-белом кинематографе, что ночью он пытается Нину Николаевну разговорить. Он ничего не понимает, когда она уходит от него на работу и возвращается мокрая от дождя и снега вечером. На столе лежала вырезанная из сотенной купюры картинка с лошадкой. Наверное, это были деньги, оставшиеся им на ужин. На столе валялись новенькие и еще не распечатанные ноты Шопена.

И, наверное, скоро Нина Николаевна отвезет Дениску в приют, сядет за фортепиано и сломает эту тишину, которую возненавидела за последние годы…

– Давайте я чай поставлю, – предложила Яна.