Текст книги "Свеча Хрофта"

Автор книги: Дарья Зарубина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Восемью годами ранее

Это длилось уже вторую неделю. Словно сама смерть не желала смилостивиться над стариком и избавить его от мучений. Старый Ансельм умирал, и единственное, что оставалось Руни, – это бессильная злость на мироздание за то, что оно никак не желало позволить старику проститься с отслужившим свое телом.

Ансельм и сам постоянно повторял, что зажился. Что почти сотня лет – слишком большой для человека срок. Что он смертельно устал. Но страх смерти, брезживший на дне его выцветших глаз, нашептывал Рунгерд совсем иное.

– Расскажи мне сказку, Руни, – потребовал дед. – Ту, что я когда-то рассказывал тебе. Расскажи, чтобы я знал, что ты все запомнила.

– Я помню, – отозвалась внучка, споласкивая полотенце в миске с прохладной водой и снова прикладывая к голове старика. – Давным-давно, когда мир был еще молод, появился на свет младенец-Бог… Я помню, помню.

– Хорошо, – устало отозвался старый лекарь, – ты помнишь. Не зря я рассказывал их тебе каждую ночь. Еще когда ты была малышкой, ты все повторяла: «Расскажи про Черного Бога, что создал из тьмы зверей и чудовищ». А еще ты любила сказку про двух влюбленных Магов, что жили в волшебном саду… А теперь я расскажу тебе еще одну. Ту, что раньше не смел. Боялся, уж прости меня, Руни. Трусоват всегда был твой дедушка.

Девочка попыталась остановить его, заверить, что не нужно сказок. Лучше сохранить силы. Но слезы комом встали в горле. И старый Ансельм начал свой рассказ:

– Когда-то давно жил на свете один глупый лекарь. В те поры он путешествовал с караваном именитого купца. Однажды они вели караван в один из богатых городов в землях ярлов. Они много дней провели в пути и ожидали, что за холмом вот-вот станут видны башни города. Но внезапно над головами путников сгустились тучи, загремело и заворчало. Ни одной капли не упало на землю, но, казалось, все изменилось вокруг. И дорога, та, что должна была привести их к городским воротам, принялась петлять в холмах и перелесках, пока перед купцом и его спутниками не показалась деревня. На отшибе они увидели бедный, полуразвалившийся дом. И услышали ужасные крики и стоны. В доме рожала женщина. И купец приказал лекарю войти в дом и помочь бедняжке…

Старик Ансельм закашлялся. И Рунгерд бросилась к кувшину с водой, чтобы подать деду пить, но старый лекарь жестом остановил ее, приказывая остаться и слушать.

– Ты уже догадалась, что этим лекарем был я, – осипшим голосом продолжил старик. – Та нищенка страдала ужасно. И я был уверен, что ничем не могу помочь. И роженица, и ее нерожденный сын были обречены. Я осмотрел ее и решил, что единственной помощью, которую я могу ей оказать, будет хоть какая-то попытка облегчить ее боль. Но едва я коснулся огромного, ходящего волнами от частых и жестоких схваток живота женщины, как почувствовал, что не могу отвести рук. Я уже не был им хозяином. Кто-то невидимый завладел моими пальцами, и они стали ощупывать и оглаживать живот роженицы. Невидимый гость, казалось, владел всем моим телом. И я понял, что не могу даже позвать на помощь. Однако тот, кто занял мое тело, вытеснив разум на самую границу существа, знал, что делает. Перед моим мысленным взором проносились заклинания, сплетались и рассыпались руны. И я видел, как схватки становятся реже. Воспользовавшись короткой передышкой, тот, кто был в те минуты лекарем Ансельмом, освободил плод от сдавливавшей его шею пуповины. И я видел каким-то чудесным зрением прямо через брюшину роженицы, как магические струны освобождают младенца от пут, как он поворачивается в утробе матери, готовясь выйти на свет.

Видимо, неведомому спасителю нищенки и ее сына понадобилась вся его колдовская сила. Потому что на краткий миг я увидел его, точнее – ее. Защитная завеса упала. И я увидел волшебницу. И разглядел не только ее прекрасное безмятежное лицо, спокойные и мудрые глаза и длинные светлые локоны. Я увидел одетую льдисто-голубым сиянием дверь. И одной лишь мыслью проник за нее. В прекрасный сад. Сад ее памяти. Мне показалось, что я не был там и мгновения, но этого оказалось достаточно, чтобы знания и воспоминания, которыми я не имел права владеть, прочно поселились в моей собственной памяти. Так что и сейчас картины, явленные мне в том благоуханном, заросшем цветущими яблонями и вишнями саду, стоят у меня перед глазами, стоит мне лишь смежить веки.

– И все твои сказки – из этого сада? – с тревогой спросила Руни. – И она позволила тебе запомнить их?

– Возможно, она даже не заметила моего присутствия в том саду, – ответил Ансельм задумчиво. – Теперь я уже склонен верить в это. Может быть, та прекрасная колдунья была так поглощена борьбой за жизнь мальчика, что не обратила на меня внимания. Не думала, что я, простой смертный, осмелюсь воспользоваться тем, что она сняла защиту с собственной души. Я был глуп и любопытен, Руни. И как же я проклинал себя потом, когда понял, чем теперь обладаю. Каждый день и час я ждал, что она явится ко мне, чтобы покарать за то, что я невольно совершил. Я ждал этого долгие годы. Но потом ушел твой отец и братья. И я понял, что у меня осталась лишь ты. И что я мог тебе дать?

Ансельма скрутил мучительный кашель, но вина, казалось, терзала его сильней. Он схватил внучку за руку и притянул к себе, так что Руни оказалась лежащей на его тощей впалой груди и слышала тяжелые, неровные удары изношенного и измученного сердца, отмеряющего последние часы жизни старого лекаря.

– Что я мог дать тебе, Руни? Я, жалкий деревенский лекарь. Что я мог оставить тебе для защиты, когда меня не станет? – Голос деда глухо отдавался в груди под ухом Рунгерд, кожа у деда была холодная как лед и сухая как пергамент, и Руни почти не слушала его, думая, как выскользнуть из-под его руки и снова оказаться на стуле рядом с изголовьем. – Я никогда не был богат. И понял, что единственное, что есть у меня ценного и что я могу передать тебе, – знания, которые я ненароком получил в дивном саду. И я стал рассказывать тебе сказки. О богах и героях, меняя их имена, но не изменяя более ни слова. Я рассказывал тебе о Восставшем Ракоте, Повелителе Тьмы, и называл его Черным Богом. Я рассказывал тебе о Хрофте и Хедине, о Мерлине и Магах Совета Поколения, о Хагене – последнем ученике Познавшего Тьму. И я учил с тобой забавные песенки, сплошь состоящие из непонятных слов. Ты ведь помнишь их, Руни.

Девочка кивнула. Лекарь облегченно вздохнул и опустил голову на подушку.

– Я учил с тобой самые простые из тех заклинаний, что достались мне в тот день, не решаясь произнести лишь те, что создала сама гостья моего тела. Не решался потому, что боялся ее. Опасался, что она почувствует, узнает собственные заклятья, даже пустые, всего лишь произнесенные простым смертным. Но теперь я больше не боюсь ее. Меня страшит лишь мысль о том, что времени осталось слишком мало и я не успею передать тебе тот драгоценный клад, что носил и хранил в себе все эти годы. Для таких, как ты и я, смертных, кому не подвластны колдовские силы, то, что я хочу дать тебе, не стоит ничего. Но есть и здесь, в Хьёрварде, и в других мирах те, кто за любое из этих заклятий готов продать тебе душу. Слушай, Руни, слушай и повторяй, пока не запомнишь. Иди. Наклонись ко мне.

Рунгерд склонилась к деду, но тот напряг последние силы и притянул ее голову ближе, так что ухо девочки оказалось у самых его губ. И свистящий шепот, который не сумел бы различить никто, кроме одной лишь Руни, заполнил в одно мгновение все ее существо. И таинственные незнакомые слова, в которых заключалась неведомая и сильная магия, словно сами собой глубоко врезались в память.

Глава 9

Будь это грозный Голубой клинок, долгие годы внушавший страх тысячам и тысячам врагов тана, щит юного противника не выдержал бы даже такого сдержанного удара, нанесенного вполсилы. Сейчас в руке Хагена сверкал простой, без изысков, но добротно сработанный меч. Он уже оставил на щите противника несколько глубоких борозд.

Тот, отчаянно стараясь переломить ход боя и перейти в нападение, попытался достать тана своим клинком, но Хаген, разгадав нехитрый план, опередил его. Выбитый из рук меч зазвенел по каменным плитам. На глазах мальчика выступили слезы обиды.

– Так нечестно!

Хаген вложил меч в ножны и обнял сына за плечи, но тот отшвырнул отцовскую руку и зашагал прочь, к отлетевшему в сторону оружию.

– Я больше не стану, – пробормотал он, едва сдерживая предательскую дрожь в голосе. – Ты постоянно побеждаешь, а это нечестно.

– Уж не собираешься ли ты плакать? – грозно проговорил Хаген. – Я не намерен смотреть, как мой наследник шмыгает носом, как побитый поваренок. Подними меч, и продолжим занятие. Если ты не научишься как следует владеть клинком, как ты заставишь людей увидеть в тебе того, за кем стоит идти?

Мечи снова встретились. И Хаген с трудом поборол желание поддаться. Бросил быстрый взгляд на Ильвинг. Она лучезарно улыбнулась мужу, и тан решил сегодня окончить тренировку пораньше и немного посидеть в тени с женой.

Эта залитая солнцем площадка была любимым местом Ильвинг. Здесь, в резной тени деревьев, она часто устраивалась с рукоделием. И как-то незаметно для себя Хаген тоже полюбил этот тихий уголок, в котором не чувствовался взволнованный ритм жизни Хединсейского замка. Широкая площадка отлично подходила как для игр, так и для занятий. Ее обрамлял невысокий зубчатый край стены, а за ним простиралась, покуда хватало глаз, бескрайняя морская синь. Сейчас безмятежная и лучистая, как глаза Ильвинг.

Наследник тана, все еще обиженный на отца, ссутулившись, поплелся прочь. Хаген хотел крикнуть сыну, чтоб распрямил плечи, но Ильвинг положила руку на предплечье мужа, и готовые сорваться слова остались невысказанными.

– Мне кажется, ты мог бы быть с ним добрей, – прошептала она. – Нашему сыну нужно твое одобрение, а не постоянное доказательство твоего превосходства, Хаген.

Хоть и высказанный ласково и кротко, упрек Ильвинг заставил тана почувствовать внезапный прилив гнева. Что могла она знать о том, как воспитываются мужчины? Что может понимать в этом женщина, выросшая в достатке, среди семьи и друзей?

– Я стал тем, кем стал – хединсейским таном – лишь потому, что никто не был ко мне добр. Ни враги, ни завистники, ни даже моя нищенка-мать, которую гораздо больше заботило, где взять денег на выпивку. И я стал Хагеном не потому, что меня баловали. А потому, что те, с кем я вступал в схватку, даже не помышляли о том, чтобы поддаваться мне, раз я молод и неопытен…

– Ты стал тем, кем стал, супруг мой, – мягко напомнила Ильвинг, – потому что Хедин был добр к тебе. Твой меч сделал Хагена таном. Но только эта доброта сделала тебя Хагеном. Хедин вернул тебя мне, и за эту его доброту я буду молиться ему до самого последнего вздоха.

Ильвинг прижалась щекой к плечу мужа. И Хаген не нашелся, что ответить. Ярость сменилась благословенной тишиной. Наученный тысячами битв и походов, Хаген не доверял тишине. Он едва успел встать, как услышал топот ног.

Мальчишка, запыхавшись от бега по лестнице, споткнулся и едва не упал к ногам отца.

– Там эльфийские мастера, – проговорил он быстро и взволнованно, – прибыли, отец. Видел бы ты, какая у них ладья…

Хаген облегченно и чуть разочарованно глядел на восхищенное лицо сына. Тишина не предвещала беды. Всего лишь перемены. А перемены тем и хороши, что не всегда ведут к худшему. Хаген давно пытался добиться от эльфов этой любезности – участия в строительстве Хединсейского замка. То, что когда-то было возведено искусными зодчими, а после стало мишенью пламенных шаров и молний противников Хедина, было вновь отстроено хоть накрепко, но наскоро. Оно годилось для защиты, но Хагену претила мысль, что остров Хедина и стоящий на нем замок навсегда сохранят на себе шрамы былого. Тану грезился новый Хединсей, прекрасный и совершенный. И он не жалел наживки, чтобы приманить на крючок нужную рыбу. Эльфийские зодчие и мастера Альвланда – вот те, кто, по замыслу Хагена, должен был воплотить в жизнь его мечты.

Тан поцеловал Ильвинг и двинулся вслед за сыном. Но не успел сделать и пары шагов, как в спину ему дохнуло едва уловимым нездешним ветром. Он легко подтолкнул тана в спину, окутав запахом цветущих вишен.

Хаген мгновенно обернулся, обнажая меч и закрывая собой сына. Но едва не застигший его врасплох противник не спешил нападать. Пепельная фигура, окутанная сизыми лентами тумана, приблизилась, не касаясь земли кипящим, как грозовые облака, подолом, и поманила к себе Хагена.

– Кто ты? – сурово спросил он и бросил быстрый взгляд на привставшую со скамьи Ильвинг. Она поняла его молчаливый приказ, тотчас кинулась к лестнице, волоча за руку сына. Едва они скрылись из виду, гостья заговорила.

– Здравствуй, тан Хаген, – ласково произнесла волшебница, лица которой невозможно было разглядеть, но самого звучания этого приглушенного и чистого голоса оказалось достаточно, чтобы Хаген почувствовал одновременно и необычайную радость, и острую, неизбывную тоску, какая рождается порой в сердце от воспоминания о ком-то любимом и безвозвратно ушедшем.

– Кто ты? – повторил Хаген, пятясь к стене и каждую секунду ожидая, что где-то за плечом или спиной могут соткаться из воздуха новые призраки. – Зачем ты пришла? Убить меня?

– Нет, мой мальчик, – проговорил Дух, и Хаген мог поклясться, что услышал тихий и мелодичный смех волшебницы. – Если бы я хотела убить тебя, то сделала бы это раньше. Я пришла просить тебя о помощи. Увы, я не думала, что наступят такие времена, когда такие, как я, попросят об услуге простого смертного. Но теперь ты сам умеешь повелевать, и приказывать было бы глупо. Я прошу. Поговори с Хедином. Передай ему то, что я тебе сейчас скажу, и благодарностью тебе будет мысль, что ты спасешь жизнь своему Учителю.

– О чем ты говоришь? – Хаген не торопился опускать меч, но бестелесную гостью, казалось, ничуть не смутило это. Она двинулась мимо тана, отрезая ему путь к лестнице, и мимоходом коснулась рукавом острия меча. Тонкое облачное покрывало тотчас затянулось на том месте, где разрезал его клинок.

– Ты слышал о Девчонке? – вместо ответа спросила она.

– Да, слышал, – отозвался тан, стараясь разгадать, какую ловушку приготовила для него волшебница. – Какая-то смертная, которая грабит ярлов с альвским отрядом. Говорят, она колдунья, но не слишком хорошая. Единственное, что в ней интересного, так это как она сумела подбить альвов на разбой.

Дух сокрушенно покачал головой в ответ на беспечный тон хединсейского тана.

– Грабить ярлов – дело и вправду не такое уж серьезное. Но слухи, что дошли до тебя, не совсем верны. Девчонка и вправду наведывалась в земли ярлов. Но она мнит себя кем-то вроде благородной разбойницы. Освобождает угнетенных, спасает… – Волшебница фыркнула, насмешливо поведя плечами. – Но она явно не собирается оставаться на этом пути. Так случилось, что я начала приглядывать за ней, потому что эта Девчонка получила кое-что, что ей не принадлежит. И оказалась права, не доверяя ей. Три месяца назад маленькая воровка проникла в Кольчужную гору. К сожалению, я не знаю, что там произошло. Но ты-то сумеешь понять, что меня насторожило, мой мальчик. Она не только дошла до котла, до самого сердца горы. Но и выбралась оттуда со своим отрядом. А теперь… она ворвалась в Восточный храм Хедина и забрала оттуда…

– Разрубленный меч? – продолжил Хаген потрясенно, не зная, верить ли призраку волшебницы. Жрецы Хедина должны были связаться с ним, дать знать о нападении. – Как давно она получила меч Брана? Зачем он ей? – спросил Хаген, стараясь понять, для чего нужно волшебнице обманывать его. А если она говорит правду, то зачем смертной Девчонке дар Хедина, которым ни она, ни ее альвы никогда не сумеют воспользоваться?

– Это случилось всего лишь пару часов назад, – отозвалась волшебница. – А вот на второй твой вопрос я не отвечу. Лучше ты увидишь все сам.

Призрак поманил тана к краю крепостной стены. Хаген нехотя подчинился, заглянул вниз, в полную золотистых бликов воду. Волшебница провела рукавом, и синяя вода потемнела, превратившись в антрацитовое зеркало, в котором отразился алтарь Восточного храма, тонкая рука Девчонки, тянущаяся к артефакту. И… Хаген не верил своим глазам. Рядом с Девчонкой стоял Один. Он переменился с тех пор, как вернул себе прежнее имя, но Хаген узнал бы Старого Хрофта в любом обличье. Однако тан полагал, что Отец Дружин сейчас обретается где-то в сопредельных мирах: рубит не знающим устали Золотым мечом чудовищ, нежить и прочую мерзость, и не важно, летает она, пресмыкается или ходит на двух ногах, пьет кровь, ест падаль, режет деревенских коров или грабит города и насилует женщин. В одном Хаген был уверен: Хрофт никогда не оказался бы по своей воле на стороне противников его Учителя.

Зеркало воды пошло рябью от легкого ветерка, но волшебница одним едва заметным движением остановила ветер, и Хаген увидел, как Девчонка протягивает Разрубленный меч Отцу Дружин и тот принимает его. Едва заметное покачивание меча в руке Древнего Бога – и перед ним расступается ткань реальности.

На мгновение Хагену показалось, что взгляд Хрофта, направленный в центр открывшегося портала, устремлен прямо на него. Хаген отшатнулся, пораженно переводя взгляд с волшебницы на безмятежно плескавшуюся внизу под стенами морскую лазурь, в которой уже не было и следа волшебного зеркала.

– Теперь ты понимаешь, что у меня были серьезные причины прийти к тебе, мой мальчик, – проговорила Тень, она повисла в воздухе над крепостной стеной, и дымные щупальца плелись вокруг ее полупрозрачной серой фигуры, свиваясь в очертания длинного струящегося одеяния. – Прошу тебя, расскажи об этом Хедину. Каким-то образом Девчонка заполучила в союзники Старого Хрофта. У нее есть Разрубленный меч и тот, кто может им воспользоваться. У нее есть своя армия. Пусть небольшая и состоящая всего лишь из людей и альвов. Но я уверена, что за ней и ее людьми стоит кто-то более сильный. Тот, кто помог Девчонке выйти из Кольчужной горы и пройти Живые скалы. Я видела кое-что в Восточном храме, что дает мне право сказать: ее ведет Хаос. За Девчонкой стоят чародеи с острова Брандей. Скажи об этом Хедину, прошу тебя, пока не стало слишком поздно.

В голосе развоплощенной волшебницы послышалась мольба и искреннее беспокойство. Но хединсейского тана все еще не оставляли сомнения. Он мог связаться с Учителем, и Хедину не составило бы труда узнать всю правду о том, что произошло в Восточном храме и Кольчужной горе. Но зачем волшебнице так необходимо, чтобы именно он, Хаген, передал дурные вести Новым Богам?

– А почему ты, безымянная, не можешь явиться к Хедину? Явиться так же, как пришла ко мне?

– Я не вольна видеть его, – с искренней горечью высказала призрачная гостья. Очертания женской фигуры на миг расплылись, обратившись в легкое облако, которое тотчас рванул налетевший ветер. Волшебница появилась вновь за спиной Хагена, так что он опять был вынужден резко обернуться, каждую секунду ожидая нападения. – Я не могу приблизиться к нему, даже вызвать в мыслях его образ. – Тень печально пожала плечами, словно оправдываясь за то, что не всесильна. – Я не могу вернуть себе тело, не могу снова стать той, кем была. Но пока я держусь подальше от твоего Учителя, мой мальчик, я могу помогать ему и тебе. Но я не сумею защитить его в одиночку.

– И ты думаешь, я поверю тебе? – стараясь сбросить с себя тонкие сети ласковых и печальных речей волшебницы, жестко бросил Хаген. – Позволю тебе заставить меня добровольно прийти в расставленную тобой ловушку? Возможно, ловушку, расставленную не для меня, а для Учителя? Я не могу видеть твоего лица, Дух, и не могу прочесть по твоим глазам, правда ли то, что ты говоришь. Но я не доверяю тебе!

– Ты… не доверяешь… мне?! – Призрачная волшебница едва не задохнулась от негодования, в потемневших складках ее одеяния мелькнули молнии, вспыхнули крошечные, не больше лесного ореха, огненные сферы. – Ты, ради которого я пошла против закона моего Поколения, не доверяешь мне? Если бы я не помогла тебе появиться на свет…

Хагена удивили ее слова, но он постарался не подать виду, что сказанное задело его.

– Мне помог родиться мой Учитель, Хедин, Познавший Тьму, и ты не вправе приписывать себе то, чего не совершала.

– Хедин! – воскликнула она насмешливо. – О да, он помог тебе. Он всегда умел показать свою силу. Всегда действовал с размахом. Черпать силу в повороте мира, сместить пласты реальности, чтобы доставить к дому твоей матери лекаря. Это он сделал, и сделал на славу. Но не учел силу мелочей. Лекарь, которого он прислал, оказался никудышным. И я заняла его место. Да, Хаген, да, я помогла тебе родиться! – выкрикнула волшебница, видимо до глубины души оскорбленная его недоверием и резкостью. – Я не позволила тебе умереть в утробе матери. И только из-за того, что я спасала тебе жизнь, расходуя на сложнейшие заклятья последние силы, тот ничтожный и никчемный лекаришка сумел пробраться туда, куда не знают дороги и сильнейшие Маги Поколения. Он кое-что украл у меня. Но я была слишком занята, занята спасением твоей жизни, чтобы заметить это. То, что проклятый лекарь похитил в тот день, когда ты появился на свет, досталось по наследству его внучке – той, кого в народе зовут Девчонкой. И теперь эта дрянь угрожает Хедину. Угрожает всему миропорядку, всему, что тебе дорого, хединсейский тан. И если ты не желаешь ответить на мою просьбу о помощи, то я скажу иначе: ты должен мне, тан Хаген, должен за свою жизнь. Пришло время вернуть долг.

Тень растаяла в воздухе, оставив хединсейского тана наедине с мучительными сомнениями. Его суровой задумчивости не рассеяла ни ласковая забота Ильвинг, ни беседа с эльфийскими зодчими. И хотя обсуждение планов перестройки Хединсейского замка увлекло его, тяжелый ком в груди – предчувствие беды – не желал таять. Наконец тан решился. Он поднялся в свои покои, достал эритовый обруч и сосредоточился, вызывая в памяти образ Нового Бога. Раньше, будучи Учеником Хедина, тан не сумел бы им воспользоваться. Но сейчас, возвращенный к жизни волей и мастерством Учителя, он стал сильней. Этот обруч, что оставил ему Хедин, был не совсем обычным. Он позволял Хагену, и только ему, поговорить с одним-единственным – с тем, кого называли Познавшим Тьму.

Учитель вышел на связь не сразу. Сперва перед мысленным взором тана открылась лишь непроглядная тьма. Хаген уже готов был передумать, но что-то остановило его от того, чтобы снять обруч с головы. Какая-то часть его поверила волшебнице. И теперь сомнение и настороженность боролись с дурным предчувствием. Хаген наконец решился: он передаст сказанное Духом Учителю. И тот наверняка разберется во всем происходящем.

Хедин лишь рассмеялся в ответ. Вокруг него полыхал чужой мир, и тан видел благодаря обручу, как вдалеке сходятся в смертельной схватке неведомые рати. Как парят в чужом бордовом небе крылатые твари. Как спускаются с небес дивные воины, облаченные в радужное сияние. Он слышал смешавшиеся в невероятный гул крики боли, боевые кличи, рык чудовищ и звон мечей. Хедин стоял над всем этим побоищем на возвышении, следя за ходом битвы при помощи магического зрения.

Учитель явно был поглощен этой далекой битвой. Он рассеянно слушал Хагена, не сводя глаз с пылающего горизонта и живой магической карты, развернутой у его ног. Лишь один раз он посмотрел на бывшего ученика: когда Хаген упомянул, что волшебница-призрак называла его «мой мальчик», но тотчас отвел взгляд.

Когда же оскорбленный такой рассеянной небрежностью Хаген бросил на стол главный козырь, данный ему волшебницей, – рассказал, что к армии Девчонки примкнул Один, Познавший Тьму рассмеялся так беспечно, что та часть души Хагена, что желала верить в лживость Духа больше, чем в существование угрозы Учителю, стала одерживать верх. Но Хаген решил идти до конца и рассказать все.

– Каким-то образом эта Девчонка заманила в ловушку Старого Хрофта. Она не так проста, как кажется на первый взгляд. Ее ведут… чародеи Брандея.

Хаген вымолвил последние слова с трудом, но Учитель, казалось, ни в малейшей степени не разделял его беспокойства. Он лишь отмахнулся, продолжая следить за живой картой.

– С ней Хрофт, – проговорил он, успокаивая тана. – И этого достаточно, чтобы не отвлекаться от действительно важных дел, мальчик мой. Все Упорядоченное лихорадит после той битвы, из которой и ты, и я, и Ракот вышли чудом. Ежечасно я вынужден бросаться из мира в мир, чтобы защитить то, что мне вверено. И если Хрофт, то есть Один, присоединился к армии какой-то смертной, что якобы действует по указке брандейцев, – я не стану мешать. Потому что доверяю Одину как самому себе. И даже если Девчонка опасна, Отец Дружин сделает все, чтобы не допустить новой войны. Он присмотрит за ней, Хаген, и тебе не стоит принимать это так близко к сердцу. Если она действительно представляет собой угрозу Упорядоченному – Хрофт даст знать. Возможно, у старика есть план, о котором не подозреваем ни ты, ни я.

Хаген понимал, что Учитель, скорее всего, прав. Лишь тот, кто совсем не знал Старого Хрофта, мог допустить мысль, что он способен встать на сторону врага. Один был слишком могуч, чтобы кто-то мог удержать его силой, и слишком мудр, чтобы попасться даже в самую хитроумную ловушку.

Уверенности, что Учитель прав, хватило на день или два. На третий Хаген решил, что должен поговорить с Хрофтом. Родитель Ратей давно избавился от эритового обруча. Один не желал, чтобы его беспокоили. И теперь Хаген разочарованно думал о том, как переговорить со старым богом наедине, чтобы не привлекать внимания Девчонки и ее людей.