355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дарья Волкова » Поздний экспресс (СИ) » Текст книги (страница 7)
Поздний экспресс (СИ)
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 02:26

Текст книги "Поздний экспресс (СИ)"


Автор книги: Дарья Волкова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

   Нежно. Выворачивающе душу нежно. Губы – совсем не такие, как полчаса назад. Мягкие, ласковые. Он целует ее, он дирижирует их поцелуем, но делает это так, что ей совершенно не хочется перехватывать инициативу. И она только позволяет и наслаждается.

   Его губы отрываются от ее, он беззвучно что-то шепчет ей в висок. Она знает – что. Глупый. Она простила. Она просто не могла поступить иначе.

   И снова нежные касания губ и языка. Кружит голову, сбивает дыхание. В висках уже шумит и...

   – Витя...

   – Да? – выдыхает ей тепло прямо в ухо, вызывая новый табун мурашек по телу.

   – Меня ноги не держат. Хочу лечь, иначе упаду прямо здесь и сейчас.

   Он безропотно подхватывает ее на руки.

   И на кровать он ее опускает бережно, словно Надя хрустальная. А вот попытку отстраниться она пресекает, перехватив за плечо, так, что ему приходиться упереться коленом в матрас рядом с ее бедром, чтобы не упасть сверху.

   – Куда?!

   – Отдыхай, – он еще пытается освободиться!

   – Я пока не устала! – рывок за плечо на себя, и больше от неожиданности, чем от ее движения он падает. Успевает подстраховать себя рукой, перекатиться через нее. Разорванное платье позволяет ей закинуть бедро на него, обхватить рукой за плечи.

   – Надя... – растерянно. – Ты что делаешь?

   – У меня такое чувство, – она приближает свое лицо к его, заглядывая в едва угадываемые в полумраке комнаты глаза, – что я занимаюсь совращением малолетнего. Вик, ты долго будешь брыкаться?

   – Надя... Наденька... – он перехватывает ее руку, целует в ладонь. – Не надо. Я не... я не стою этого. Я же так с тобой поступил. Не надо меня жалеть...

   – Больно надо мне тебя жалеть, – ее другая ладошка пробирается под рубашку снизу, ложится на упругую кожу живота, которая под ее прикосновением превращается в твердые кубики пресса. Он резко выдыхает. А она невесомо гладит его, задевая пальцами невидную сейчас, но так отчетливо запомнившуюся ей золотистую стрелу.

   Его тяжелое дыхание. И беспомощное:

   – Не надо...

   И ее неожиданное и тихое:

   – Витя... Пожалуйста... Мы неважно начали. Давай попробуем еще раз. Я хочу, чтобы ты меня любил. По-настоящему.

   Недолгая пауза. И его тоже тихое и решительное:

   – Хорошо. Конечно. Я... я буду любить тебя.

   Она не сразу осознает, что он ее понял совсем не так, как она предполагала. А когда осознала – было уже поздно. На ней не осталось ни одного клочка ткани, она абсолютно голая. Потерянная, беспомощная от его таких нежных теперь пальцев. От его хриплого шепота на ухо:

   – Маленькая моя... Тебе будет хорошо... Я обещаю...

   Ей УЖЕ хорошо. Так хорошо, как не было никогда и ни с кем. Она теряет свое тело, разум, все это принадлежит ему, его пальцам, его голосу. Ее рвут на части два абсолютно противоположных желания – чтобы он был так же нежен и нетороплив, и наслаждение длилось и длилось. И чтобы он усилил давление своих пальцев, и она... она...

   – Вик... – со стоном непонятной ей самой мольбы и прогибаясь.

   – Сейчас, моя хорошая, сейчас... – шепчет он.

   Что – сейчас? Куда он убрал пальцы?!

   И, спустя бесконечное мгновение – его губы. Горячий упругий язык. Она не выдерживает. Кричит.

   Он не успевает насладиться ею. Ее вкусом, ее доверчивостью и открытостью. Тем, что она позволяет ему. Лишь несколько сводящих с ума их обоих, бесконечно интимных и сладких поцелуев и она...

   ... улетает. Разлетается на миллион осколков, исчезая из этой вселенной. Нет ничего вокруг, нет даже собственного тела, которое сейчас выгибается под властью бьющегося в нем оргазма. А она сама где-то неизмеримо далеко, превратившись в невесомое бестелесное облако.

   Приходит в себя так же, как и улетела – с прикосновением его губ. Теперь уже легко и к щеке. Тело нежится в его руках, лицом во вкусно пахнущую шею. Голова пустая и нестерпимо хочется отключиться. Особенно когда он так гладит ее по обнаженной спине, перебирая волосы.

   – Спасибо, – выдыхает Надя тихо.

   – ТЕБЕ спасибо, – так же негромко отвечает он. Мягко целует в губы. – А теперь – засыпай.

   Она чуть двигается, устраиваясь удобнее. Живот царапает пряжка его ремня. Он одет, а она совсем голая. Это неправильно, так не должно быть. И именно с этой мыслью она позорно отбывает из реальности, уплывая в сон от ласковых прикосновений его пальцев.

Глава 11
Встречи людей – порой похожи на встречи поездов

Встречи людей – кажется мне, порой похожи на встречи поездов... когда они, промелькнув друг мимо друга, равнодушно разъезжаются в глубокой ночи.

   (с) Паскаль Мерсье «Поезд на Лиссабон»

Он – идеальный плюшевый медведь. Снова. Да только обстоятельства теперь совсем иные. Кроме того, что она снова заснула, уткнувшись носом ему в грудь. Но то, что было до этого...

   Вик аккуратно заворачивает ее в одеяло, принцесса даже не шевельнулась, позволяя себя укутать. Нет, не принцесса. И уже тем более – не королева. Живая, настоящая. Его девушка. Имеет он право так сказать? Не знает, но хочется – безумно. Выворачивающая душу нежность, так и не схлынувшее возбуждение и уже поднявший голову стыд – его начинает бить дрожь от этого коктейля. Надо пойти на кухню, попробовать что-то сделать с этим.

   Рефлекторно щелкнул кнопкой чайника. Будто он собирается чай пить, ага. Кухня не очень большая, нервно метаться по ней – неудобно. Проектировщики в свое время явно не подумали о юных психопатах, которым приспичит глубокой ночью сходить на этой кухне с ума от сладости и ужаса одновременно. Он утыкается лицом в ладони и тут же шалеет от нового, непривычного и дурманящего голову запаха. Это ею пахнут его пальцы. Его девочкой. Его Наденькой.

   У Вика классическое раздвоение сознания. Она... она сама отдалась ему. Она позволила ему. Она кончала с ним. И плевать, что он так и не был в ней. Хотя, нет, был. И об этом думать совершенно не хотелось, от этого ледяной холод расползался по всему телу. Стоило только вспомнить и осознать.

   Он омерзителен самому себе. Он даже и помыслить не мог, что позволит себе когда-нибудь такое. Что окажется способным на такое. Как это ни пафосно звучит – его не так воспитывали. Чтобы обидеть того, кто слабее тебя. Тем более – обидеть женщину. Да за такое его отец с тренером на пару, вдвоем бы отлупили. И поделом. Совершил насилие над тем, кто был слабее и не мог оказать ему сопротивления. Над женщиной. Нет, это все ужасно, но ведь и это еще не все. Он ЭТО сделал с Надей. С той, которую любил. Любит! Он на секунду представил, что бы сделал сам с тем, кто бы сотворил такое с Надей. Получается, ему надо избить самого себя.

   И главное, непонятно – как он дошел до этого? Что-то порвалось внутри, что-то лопнуло. И это вылилось вот в такое. Отвратительное, безобразное, страшное.

   Отключился чайник. Руки занять чем-то, потому что в голове – первозданный хаос, как при сотворении мира. Достал заварник, первую попавшуюся коробку с чаем. Пить чай из пакетиков у них в семье считался святотатством, и Вик перетащил эту привычку в самостоятельную жизнь. Насыпал, залил кипятком. В нос ударил запах земляники, Вик с удивлением посмотрел на жестянку в руке. "Ройбуш земляничный". Откуда у него дома такая экзотика? Впрочем, сейчас ему не до вкусовых изысков. Ройбуш – так ройбуш.

   Чай горячий, сладкий. Отчетливо пахнет клубникой, к которой примешивается запах его пальцев, отогретый паром от кружки. Ее аромат, перемешанный с ароматом клубники. Вик жмурится. Он не хочет мыть руки. Потому что этот запах позволяет ему хоть как-то цепляться за реальность произошедшего. Что после всего, что он с ней сотворил... Он чуть не умер там, на ней, когда осознал... И потом, вот тут, на кухне, стоял и умирал. А она вернулась к нему. Обняла, простила. И отдалась. Из рук едва не выпадает кружка – так он занят своими мыслями, горячий ройбуш течет по пальцам. Больно. Но по сравнению с тем, как было больно ей... И как было херово ему, когда он понял... Это ерунда.

   Он промаялся на кухне пару часов. Выпил чайник чая, заварил еще один, но уже не лезло. И чай внутрь не лез, и голова от мыслей просто пухла. И смертельно хотелось туда, к ней. К теплой, обнаженной. До боли хотелось, до натурального физического дискомфорта. Запретил себе. Он ей там больно сделал. Понятия не имел, что после этого нужно делать... и как там вообще, после такого. Может, ей месяц некомфортно будет. Или два. Из него совсем никудышный насильник, неопытный.

   И, несмотря на все это, он, как слабовольная тряпка, все-таки влез к ней под одеяло. Сначала хотел просто полежать рядом. Потом – рядом, но под одеялом. Потом придвинулся близко и перестал бороться с собой. Обнял, прижал к себе. Сразу стало так хорошо, что даже на эрекцию плевать. Теплая, спящая, родная. Он никому не позволит ее обижать и делать ей больно. В первую очередь – себе.

   Заснуть не мог долго. Лежал и слушал ее дыхание. Уговаривал себя, чтобы не смел даже пальцем шевельнуть. В конце концов, ему все-таки удалось задремать. Но очень ненадолго.

   _____________________

   Кто-то тихо дышит рядом. Она голая. Ей тепло и хорошо. Это были первые ощущения при пробуждении. Потом были и другие. А еще мысли и воспоминания.

   Бурный выдался вечер. Более чем. Интересно, сколько сейчас времени? Судя по ощущениям, ночь, – часа два. Поворачивается и понимает.

   Она голая, Витька крепко обнимает ее, совершенно одетый – рубашка, брюки. И вдруг именно это становится самым важным сейчас. Ей срочно необходимо исправить это крайне несправедливое статус-кво. И безумно хочется почувствовать его кожу под пальцами. И только это сейчас, в постели, в глухой ночной час, имеет значение.

   Вик проснулся на предпоследней пуговице. Перехватил ее руки.

   – Ты что делаешь? – голос спросонья хрипловат, но удивительно ясен.

   – Раздеваю тебя. Вик, тебе разве не говорили, что спать в уличной одежде – негигиенично?

   – Не надо!

   Надя вздыхает. Кажется, настроение у него за те несколько часов, что она спала, нисколько не изменилось.

   – Витенька... Меня уже начинает бесить слово "Не надо" в твоем исполнении!

   – Надя, ну правда... Отдыхай. Извини, если разбудил. Я не...

   Все с ним ясно. Еще казнит себя за свою несдержанность, грубость, жестокость. Наказывает себя. Ее до оргазма довел, еще до какого – от одного лишь воспоминания становится жарко. А сам, сам... Быстрое движение руки вниз. Вик охает, пытается отстраниться. Надя не может сдержать довольной улыбки. Хочет, определенно, хочет. Хочет, но не позволяет себе. Такой милый. Милый, смешной и безумно ее возбуждающий.

   Он позволяет расстегнуть ей еще одну пуговицу. А потом снова звучит так раздражающее ее "Не надо".

   – Это нечестно, – она пытается убрать его пальцы от последней пуговицы на рубашке. – Я голая, а ты нет!

   – Наденька, но это совсем не обязательно...

   – Вот упрямый! – ее ладонь пробирается под и так почти расстегнутую рубашку. Пальцы пробегают по гладкой теплой коже, задевают соски. Твердые. Он вздрагивает. И последняя пуговица сдается под натиском ее второй руки. Его стон, когда ее губы, а следом и язык, прикасаются к его груди, звучит окончательной капитуляцией. Окончательной и безоговорочной. Он сводит ее с ума. Она сводит его с ума. Надя сама не верит, что говорит это, но...

   – Вик, я хочу тебя...

   – Ты же уже... – неуверенно.

   – Хочу еще!

   – Хорошо.

   – Витя... Не думай, что я куплюсь на это твое "хорошо" еще раз! Я хочу тебя по-настоящему.

   – Надя, я же...

   – Внутри...

   – Черт...

   – Договорились? Вот и славно...

   Рубашка исчезает в темноте. Но, несмотря на капитуляцию, штаны и все остальное он снимает сам. И они наконец-то вместе. По-настоящему, кожа к коже, дыхание к дыханию, сердцебиение к сердцебиению. Губы уже вспухли и горят у обоих – так жадно они целуются, пальцы, особенно его – нагло, бесстыже и, тем не менее, нежно – по всему ее телу, языки переплетаются в поцелуе – убийце разума.

   – Надь, ты точно этого хочешь?..

   – Не заставляй меня просить...

   Его очередной беспомощный стон, который сводит ее с ума.

   – Вик, пожалуйста...

   – Девочка моя...

   И вот он уже почти в ней. Замер, напряженный. Его плечи, руки – все дрожит от едва сдерживаемого желания в последнем, немом вопросе.

   – Да... – стоном-выдохом ему на ухо. И он двигается вперед.

   Нестерпимо медленно, хотя ничто ему не мешает. Она гладкая, влажная, готовая его принять, более, чем готовая, истекающая от готовности. Но он не торопится, совсем. Медленно, очень медленно. Но, наконец-то, полностью в ней.

   – Не больно? – шелестит его тихий голос.

   – Вииик... А ты можешь задавать свои дурацкие вопросы и двигаться одновременно?

   – Могу, – с мучительным стоном. – Но ты мне скажи, обязательно скажи, если будет больно...

   – Двигайся, черт тебя подери! – резко обхватывая его бедрами.

   Даже железное самообладание, замешанное на страхе причинить боль любимой, может исчерпаться. Он начинает медленно, но быстро теряет себя. От того, как она прогибается под ним, как вжимается в него, как впиваются в его плечи ее ногти. И ее всхлип, такой жалобный, такой знакомый. Замер, парализованный ужасом.

   – Больно?

   – Еще раз так спросишь – укушу!

   Он вздрагивает, дыхание пресекается.

   – Кусай!

   Ее зубы с наслаждением впиваются в теплое соленое плечо. Его шипящий выдох.

   – Еще раз остановишься – укушу до крови!

   Он срывается снова. Уже не может остановиться. Но, похоже, она этого и не хочет. И это выносит ему мозг.

   Его удерживает от окончательного падения какая-то тонкая ниточка. Сотканная из дрожи ее тела. Из ее стонов, всхлипов, шумного дыхания. Из напряжения ее живота. Такая жаркая, сладкая, сводящая его с ума... Его Наденька... Должен ее дождаться, хочет с ней, вместе...

   Изогнувшись, он опускает руку между их телами. Прижимает пальцем там, где горячо и влажно бьется ее пульс. Совсем громкий стон. Она резко выгибается под ним. Не отпускает ее, помогает, гладит там. Смертельно хочет, что она с ним, а он уже не может больше сдерживаться, но с ней, только с ней. И сейчас нет ничего важнее: чтобы они вдвоем, чтобы она с ним...

   Дыхание срывается. Миры рушатся. И Наде не остается ничего другого, как снова...

   ... улетает. Неудержимо, долгожданно, с ним. Вик, не сумев сдержать себя, падает на нее, еще вздрагивающую под ним. Асинхронный перестук сердец, переплетаются светлые и темные влажные локоны, смешивается редкое рваное дыхание. И на какое-то время все замирает.

   ________________

   Он не раз представлял себе, как бы это могло у них быть. Мечтал, потому что больше у него ничего не было. И потому что не мог иначе. Почему-то в его мечтах она всегда была внизу, под ним. И его нелепо и смешно всегда волновало, как бы не придавить ее. Она такая маленькая, а он... он – нет. Именно поэтому он довольно быстро, будто на рефлексе, как только начал хотя бы немного соображать, перевернулся на спину. Не отпуская ее от себя, даже не покидая. Она довольно выдохнула ему в грудь, будто всегда так лежала на нем. Потерлась щекой. Говорить не хочется ни ему, ни ей. После всего, что было, словами добавить уже нечего. Он гладит ее волосы, она ласкает дыханием кожу на его груди.

   А потом, спустя какое-то время... Ласка ее дыхания становится совсем неощутимой, тихой. И тело ее на нем... такое расслабленное.

   – Надя?..

   Тишина в ответ. Заснула. И негромко, ей в макушку:

   – Я люблю тебя.

   Теперь добавить точно нечего. Он ее усыпил, он снова плюшевый медведь, но сейчас его это совершенно не беспокоит. Свободной рукой натягивает на них обоих одеяло. И, согретый теплом ее тела, крепко, по-настоящему засыпает.

   _______________

   Видимо, прошлая ночевка у Вика дома ее чему-то научила, и она интуитивно приняла правильное положение в кровати. Поэтому проснулась Надя не от того, что ей в глаза светит солнце, а потому что выспалась. Сладко, с чувством потянулась, повернула голову. Она одна. Чувствует себя прекрасно, не считая того, что бедра с внутренней поверхности до сих пор... влажные. Удивляться нечему – сколько прошло часов, как они занимались сексом? Пять, шесть. Надя садится на постели, прислушивается к себе. Неприятные ощущения не появляются. Приятная истома в теле не исчезает. В квартире тишина. Интересно, где этот насильник и душегуб?

   Негромкие звуки подсказывают, что душегуб на кухне. Завтрак готовит? Как мило. Надин взгляд падает на лежащее рядом с подушкой нечто – темное, махровое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся темно-синим мужским банным халатом. Заботливо, учитывая порванное платье.

   Халат Наде не просто велик – она в нем тонет, он скрыл ее до пальцев на ногах, рукава пришлось на два раза подвернуть. Вот такая красивая она и нарисовалась на пороге кухни. Стоящий лицом к окну Вик резко обернулся. Надино сердце вместе с грудью едва не выпрыгивает из выреза халата. Это несправедливо, что парни с утра так офигенно выглядят!

   Джинсы, видимо, исчерпавшие свой лимит прорех и потому обрезанные до колена. Майка без рукавов, обнажающая такие руки... такие руки грех прятать! Свет из окна превращает кавардак на голове в некое подобие золотого нимба. Ну, чисто ангел. Падший. Потому что выражение лица не ангельское, а виноватое. Нашкодившее.

   ____________________

   У него никогда не было проблем с тем, как себя вести потом. Например, наутро после секса, если оно случалось, это утро. Как-то само собой все получалось, не бывало неловкости и смущения, уже давно. Но сейчас – не знал, куда девать глаза, руки, самого себя. Смотреть – неловко, не смотреть... да как не смотреть-то, когда хочется?!

   Надя молчит. Смотрит на него, улыбается и молчит.

   – Я... гхм... завтрак... – он совсем теряется в словах, как будто ему четырнадцать. Не выдерживает и делает шаг ей навстречу.

   У него до конца не высохли волосы, темнеют у шеи. Видимо, недавно из душа. Надя вдруг понимает, что он, в отличие от нее – чистый, свежий, в душ сходил, зубы почистил, переоделся. А она... она тут стоит в одном мужском халате, на голове непонятно что, косметика наверняка вся посыпалась, бедра еще липкие и вообще... Ей срочно нужно в ванную!

   – Вик, я сначала в душ, ладно? Десять минут. А потом буду завтракать.

   Он не успевает ничего сказать, как щелкает замок ванной комнаты.

   – Я там тебе полотенце приготовил, – запоздало. – Синее, в желтую клетку.

   Про десять минут она обманула. Ближе к получасу – это вернее. За это время он успел нанести существенный урон приготовленному завтраку.

   _______________

   Она такая красивая, что у него просто зуд в пальцах – так хочется ее обнять. Мокрые волосы, чистое лицо без косметики, огромные глаза оттеняются синевой халата.

   – Не падаешь в обморок, Вик?

   – От чего?

   – Ненакрашенная, без укладки... Зрелище не для слабонервных.

   Вик лишь изумленно качает головой. Она так шутит? Кто их поймет, этих девушек. Она безумно красива именно такая – настоящая, естественная, в его банном халате, с лукавой улыбкой на розовых губах. Черт, кажется, он теряет голову, хочет ее снова, словно маньяк какой-то...

   – Я блинчиков поджарил... с творогом. Они магазинные, замороженные, но вкусные, вроде бы... Я пять штук съел.

   – Сколько?! – Надя смотрит на него с веселым изумлением. – Вик, куда в тебя столько влезло?

   – Я... хм... на нервной почве... всегда... Разогреть тебе? Остыло уже.

   Надя отрицательно качает головой.

   – Ты разве не знаешь, что я люблю на завтрак? – подходит к нему близко.

   – Нет, – он синхронно отрицательно мотает головой. – Кофе? Шоколад?

   – А нам не надооооо, – поет Надя неожиданно, – ни мармеладаааа, ни шоколадааааа...

   – Чего?!?

   – А только маленьких... хотя нет, не маленьких... совсем даже не маленьких... – сделала вид, что задумалась, а потом закончила торжествующе: – а только сладеньких, кудрявеньких... парней! – привстала на цыпочки, но поцеловать не успела – он сделал это первый. И, спустя пару минут и с трудом переводя дыхание: – Вот он, мой любимый завтрак...

   – Похоже, и мой теперь тоже, – он не может сдержаться и улыбается. Она такая... красивая и забавная, ершистая и домашняя... Он не может осознать все те перемены, которые происходят с ним, с его восприятием Нади. Но чувствует, что эта их новая взаимная интимность притягивает его к ней еще сильнее. А он думал – сильнее некуда.

   – Вик, как ты думаешь?.. – она смотрит на него задумчиво, наклонив голову.

   – Что? – у него все мысли о том, что он снова хочет ее целовать. И будет сейчас это делать!

   – Это приятно – когда от девушки пахнет мужским гелем для душа?

   – Эээ... не знаю...

   – Я вся пахну твоим гелем для душа. Ты будешь меня целовать?

   – Конечно!

   – Везде?

   У него сбивается дыхание. Тяжело сглатывает.

   – Да. Буду. Везде.

   – Хорошо.

   Ее руки ложатся на пояс халата. Одно ее движение – и у него ощущение, что он пропустил "маваши гери"[4]4
  В карате – удар ногой в голову.


[Закрыть]
. У Вика не было возможности рассмотреть ее вчера... и сегодня ночью. Зато сейчас – смотреть – не насмотреться. Халат синими волнами лежит у ее ног. Идеальных ножек. И все остальное тоже – идеальное. Ее одевает яркий солнечный свет, и только он. Этот свет показал бы все ее изъяны, если бы они у нее были. Или это Вик просто ослеп от ее наготы.

   Притягивает Надю к себе, целует беспорядочно – лоб, веки, виски, шепча между поцелуями – глупо, наивно, горячо, но молчать не может, а что-то другое говорить рано и страшно. Поэтому и шепчет в ее виски, глаза, губы: "Хочу тебя. Хочу тебя. Умираю как хочу".

   Вокруг залитая ярким летним светом кухня, на столе остывший завтрак. А посреди кухни обнаженная красивая девушка и одетый в непритязательную домашнюю одежду парень. Они целуются, и им абсолютно плевать, как это все выглядит со стороны.

   Спустя пару минут они снова на кровати, она снова голая, снова под ним. Они наперегонки сражаются с его одеждой. Чтобы опять почувствовать друг друга, подарить наслаждение и улететь вместе. И это чудо снова происходит с ними, свет дня ему не помеха.

   _________________

   – Ну и что мне делать?

   – Не знаю, – он улыбается виновато. – Я могу попробовать... у меня есть нитка с иголкой Хотя бы так, чтобы не видно было...

   – Давай-давай, – Надя плотнее кутается в одеяло. – Сам порвал – сам и зашивай. В следующий раз думать будешь, как на девушке платье рвать, – мстительно: – Дорогое, итальянское.

   – Надь, ну я же извинился... И не только за платье... Прости...

   – Вик, где твое чувство юмора? – его даже дразнить неинтересно, до сих пор терзается чувством вины – только повод ему дай.

   Он сидит на полу, согнув ноги "по-турецки" и действительно зашивает ей платье! Судя по тому, как у него это выходит – с иголкой обращаться умеет, хотя бы минимально. В отличие от Нади. Голова его низко наклонена, лица не видно, только светлая кудрявая макушка. А ей хочется сбросить это чертово одеяло и устроиться на полу рядом с ним, и руки запустить туда, в это кудрявое шелковое безобразие. Приворожил он ее, что ли?!

   – Ну, чисто молодой Жан-Поль Готье за работой!

   – А? – он поднимает на нее недоуменные глаза. – Кто? Какой Поль?

   – Жан-Поль Готье. Известный французский кутюрье. Почему-то такая ассоциация, – Надя улыбается. – Странно, правда? Если женщина с иголкой – так это просто домохозяйка мужу носки штопает. А если мужчина с иголкой – так сразу мысли о высокой моде.

   – Не надо таких мыслей. Они там все педики.

   – Баженов, ты гомофоб! – она смеется, а потом резко перестает. Он каким-то странным, но уверенным движением перекусывает нитку, но ей это кажется безумно сексуальным. Точно, приворожил! Сидит и млеет от того, как парень платье зашивает.

   – Может, и так, – соглашается он. Протягивает ей платье. – Держи. Как смог. Широко лучше все-таки не шагать.

   – Выйди, – мотнула головой в сторону двери. – Я буду одеваться.

   – Что?! – удивляется весьма натурально. – Выйти?!

   – Да, – она задирает нос. – Выйди и дверь закрой. Я буду одеваться. Не при тебе же!

   – А что, там... – многозначительный взгляд в сторону одеяла, в которое она продолжает кутаться, – есть что-то, чего я не видел?

   Надя гордо выпрямляется, едва не потеряв одеяло и сведя этим на "нет" все свои попытки поставить обнаглевшего Вика на место. Глазами сверкнула, Вик лишь хмыкнул.

   – Виктор Олегович, не забывайтесь! Пойдите вон! Из королевской опочивальни!

   – А что, услуги пажа не требуются? – он легко поднимется с пола. – Корсет там... затянуть? – невинно.

   – Витька, не зли меня!!!

   – Все, ушел, – примирительно. Разворачивается. На счастье ее королевского достоинства, она не видит его улыбку, с которой он выходит из комнаты.

   ____________________

   – Вить, не надо меня провожать! Вон, такси у подъезда стоит.

   – Ну, я до такси...

   – Не глупи, – перебивает его. Легко целует в губы, но от его рук неуловимо уворачивается. – Все, я побежала. Меня там дома сейчас убивать будут. Созвонимся.

   Он с балкона смотрит, как она выходит из подъезда. Словно почувствовав его взгляд, поднимает голову. Машет рукой. А потом все-таки садится в такси и уезжает. У него такое чувство, что большая честь его самого уехала вместе с ней, в этой желтой машине.

   Возвращается в квартиру, взгляд на разворошенную постель. Ноги подкашиваются, и он оседает на кровать. Неужели это правда? Все, что было на этих простынях. Острое, почти неконтролируемое желание выбежать из квартиры и за ней. Пять минут прошло, а он уже скучает, смертельно скучает по ней. Они были вместе почти сутки. Сутки она была с ним, они дышали одним воздухом, ему вообще кажется, что он дышал только ЕЮ. Привык, молниеносно привык к тому, что она рядом. К запаху ее духов, атласу ее кожи, ее голосу и стонам. Мягкие губы, когда она позволяет целовать себя. Острые зубы, когда она не может сдержаться и кусает его в плечо. Нежные пальцы, когда она перебирает его волосы. И впивающиеся в его спину ногти, перед самым-самым... И не только в спину, кстати. Ниже тоже.

   Резко тряхнул головой. Так нельзя, так можно чокнуться. Надо исходить из простых фактов, чем-то занять руки и голову. Что мы имеем? Он и Надя стали любовниками. От этого и надо отталкиваться.

   Вик вздыхает, поворачивает голову – темно-красные полумесяцы на левом плече, следы ее страсти. Нет, нет, об этом нельзя думать. Ему нужно выйти из дома. Он даже придумал, чем он займется. Глупо, но надо держаться за простые вещи. И начинать верить. Верить и надеяться.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю