Текст книги "Эффект зеркала (СИ)"
Автор книги: Дарья Сойфер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– А мы-то здесь с какого бока? – спросила она онемевшими губами.
– Наверное, в поликлинике кто-то ляпнул, что они у тебя лечились.
– Да брось! – Айя отложила еду и прижала Джеки. – Менты же не такие дебилы, чтобы подозревать меня…
– Айка, Айка… В какой стране ты живешь? По криминальному каналу уже говорили: Раскольников, то се…
– А почему Раскольников? Типа череп раскалывает?
– У тебя что по литературе было? – он снисходительно посмотрел на нее поверх очков.
– Так, ты не умничай здесь. На литературе тебя бабло поднять не научат, – она зажмурилась, собирая в кучу всю свою изобретательность. – В общем, так. Пауза на недельку, потом меняем район.
– Черт, я только привык!..
– Не ной. С тебя – приют для Джеки, сильные руки и волшебные пальчики. А я разрулю все остальное.
– Каждый раз, когда ты так говоришь, я жалею, что вообще с тобой связался.
– Связалась с тобой я, так и заруби себе на носу, – возмутилась Айя. – И если бы не я, моя пухля, тебе в детдоме бы…
– Понял, – мрачно перебил он. – Могла бы и не напоминать.
Она прикусила язык, но Миша уже надулся. Да, фигово вышло. Взяла себе под крыло толстого очкарика, об которого каждый, кому не лень, так и норовил вытереть ноги, но тыкать ему теперь этим в нос… Зря. Интеллигентный, отлюбленный родителями по самую курчавую маковку. И на скрипочке, и стихов наизусть тонну. И Пушкина, и Есенина, и этого… Короче, -штама. Ходячая приманка для тех, у кого кулаки чешутся. Он и попал-то к ним поздно, лет в двенадцать, когда уже ничему не научишь. С чего она разжалобилась? Сама не знала. Сентиментальность вообще была не про нее, потому Айя и не кинулась на выходе ловить олигарха мечты по трассам и саунам. Предпочитала самостоятельность и честный… Ну, условно честный заработок.
– Слу-у-ушай, – миролюбиво передразнила она его типичную гнусавую манеру. – Ну, извини. Не парься, выплывем.
– Если бы… – вздохнул Миша и зажевал обиду бананом.
– Клянусь! Только…
– Что опять? – чуть не подавился он.
– Да не делай такие страшные глаза, очки лопнут! В шесть утра надо мотнуться к салону.
– Почему именно в шесть?
– Потому что светлеет в семь, ясно? И потому, что если он и придет там снова шуршать, то в рабочее время. Он такой… Знаешь, рубашку застегивает под самым подбородком, – она презрительно скривилась. – Говорю же: солдафон. Даже если дежурил… Сто пудов, свалил уже. Будь уверен, он мечтал оттуда вырваться.
– Почему? – нахмурился Миша.
– Я его заперла, – довольно сообщила Айя.
Миша ее энтузиазма не разделил. Более того: хлопнул себя по лбу и застонал.
– Ты чего? – удивилась она.
В качестве ответа он поджал губы и посмотрел на нее долгим, тяжелым взглядом, ожидая, пока она сама все поймет. И по мере того, как понимание все же пробивалось под ярко-красные локоны, лицо Айи медленно вытягивалось.
– Блин… – она зажмурилась, глотая ругательства. – Чтоб мне сдохнуть… Меня спалят, да?
– Ну, телефон ты ведь взяла, раз мне звонила, – вяло подбодрил ее Миша. – Ничего такого ужасного…
Так лажануться… Дважды за день! Айка, соберись! Сначала пустила этого мужика, потом еще и заперла… Он так и так не смог бы ее догнать, этот старпер! А если он не погнался за ней, а остался в салоне? А если уже обыскал там все до плинтуса? Ее личное дело… Да, паспортные данные левые, но ведь он и это сможет проверить… А вдруг устроил полный разгром? Или вообще пришел туда копать не на нее, а на хозяев-казахов? Мстить-то они к кому придут? С виду – тайские массажисты, но палец в рот не клади…
Айе смертельно хотелось побиться лбом о стену, но Миша... Он и так вечно паниковал на пустом месте. Если она что и усвоила из своей целительской практики, так это то, что все болезни от нервов. Поэтому молча гладила пушистую шкурку Джеки и сверлила взглядом узор на наволочке.
– Ладно, – вдруг произнес Миша. – Надо смотаться туда и проверить.
Айя подняла голову и с подозрением прищурилась.
– Это точно ты сейчас сказал?
– Я постою снаружи, – Миша дернул плечом. – Ты сделаешь вид, что случайно забрела. Этот мужик тебя все равно в таком виде не узнает. Заберешь все, что надо.
– Ты такой милый… – ласково протянула она, не без удовольствия отметив пунцовые пятна на его щеках. – Только знаешь, что? Вот, деньги сразу возьми. Пусть пока у тебя побудут.
– Как скажешь. А ты чего бледная такая?
– Не знаю… Предчувствие какое-то… – улыбка сползла с ее лица, и Джеки засуетился, вырываясь.
– Опять твои заскоки? Слишком долго ты занимаешься этой мурой…
– Хей! – Айя ткнула друга в бок. – Эта мура кормит… Плевать. Не хочешь, не верь. Когда уже можно будет в туалет?..
Уже лежа в темноте и тесноте на Мишиной кровати, слушая, как он сопит в стену, она смотрела невидящим взглядом в потолок. Мура… Что бы он сказал, узнав, что история с экстрасенсом – не такая уж липа?
Когда-то давно, лет пятнадцать назад, у нее дома отключили свет. Ничего особенного, когда твои родители выходят из запоя реже, чем заходят обратно. Айя валялась на полу с учебниками, стараясь не попадаться на глаза отцовским собутыльникам. И вот тогда к ней подошел дядя Рома. Наклонился, спросил какую-то ерунду про математику… И над тусклым огоньком свечи она увидела в его зрачках осколки прошлого… Девочку, которая кричала и извивалась в грязных жестоких руках.
Конечно, она не поверила сразу. Конечно, сама себя убедила, что кто-то из гостей шутки ради подмешал в ее ужин порошок. Но любопытство взяло верх. Снова и снова она заглядывала людям в глаза, пока не догадалась взять свечу. И вот опять звериная натура промелькнула в осколках отражений.
Айя молчала. И говорить было некому, и рисковать не хотелось. Но увиденное в папином прошлом заставило только радоваться, когда органы опеки лишили семейную пару алкоголиков права воспитывать дочь. Уж если начистоту, Айя своим поведением в школе нарочно сделала так, чтобы ими заинтересовались. Детдом стал для нее не наказанием, – убежищем.
Она держалась подальше свечей, предпочитала не знать, с кем имеет дело. И лишь когда восемнадцатый день рождения прошел, и двери Рыбинского приюта выпустили ее в большой мир, стала время от времени проверять людей из своего окружения. Идея работать целительницей, окруженной свечами, была гениальной. И Айя смогла сразу видеть, чего стоит каждый ее клиент.
Долгая вереница Божьих одуванчиков чуть было не усыпила ее иллюзией безопасности. Но пришел он, и ей впервые захотелось поблагодарить кого-нибудь за свой дар. Она видела, как бежит парень, как оборачивается в страхе… И все. Падение. Темнота. Осколки.
Жужжание мобильного взрезало зыбкий сон. Было темно и почти тихо: только Джеки шуршал в клетке.
– Готова? – Миша сел на кровати.
Его лицо в отблесках уличных фонарей напоминало луну: круглое, желтоватое, с кратерами подслеповатых глаз.
– Готова, – она улыбнулась в ответ на его решимость.
Айя как никто знала, чего ему стоит тащиться куда-то в темноте. И все же ради нее… Может, когда-нибудь она его даже поцелует. По-настоящему, так, как он этого заслужил.
Они оделись и тихонько, чтобы не разбудить хозяйку, прокрались на улицу, в морозную январскую ночь. Назвать это утром у Айи язык не поворачивался, хотя в половину шестого стеклянные двери метро должны были открыться для первых пассажиров. Они бежали молча: не потому, что торопились, просто для прогулочного шага слишком похолодало. Да и рот мерз от ветра, открывать его для разговоров было бы сущим кощунством.
– Я забыл про заморозки, – выдохнул Миша, когда они спустились на платформу. – Надо было еще один свитер… Ты там долго планируешь торчать?
– В моем ежедневнике этого нет, – съязвила она. – Но если что – держись ближе к окнам.
Салон, к счастью, дожидался Айю в темноте и безмолвии. Они с Мишей осторожно обошли дом: незнакомых машин на парковке не оказалось.
– Уверена, что он не лечиться приходил? – прошептал Миша и тут же спрятал нос в воротник.
– Может, и лечиться… Но лучше перебдеть, ясно? Стой здесь, я мотнусь за вещами.
Айя огляделась по сторонам, кивнула для верности и достала ключи. Аккуратно, стараясь не звякнуть, повернула и резко отскочила в сторону: вдруг кто-то караулит внутри. Но приоткрытая дверь замерла, обнажая только безмятежную тишину. И Айя решилась.
Она не стала включать свет, благо помнила в салоне каждый угол, вслепую могла бы пройтись по приемной что на ногах, что на руках. Или зря она здесь несколько месяцев работала уборщицей, чтобы по ночам извлекать из тесных стен свою выгоду? В конце концов, это место служило ей домом.
Осмотрелась: ни беспорядка, ни следов обыска… Словно вчера ничего и не было. Расслабившись, Айя направилась в комнату, где обычно вела прием. Но стоило ей шагнуть за тяжелые бархатные шторы, как она оказалась в кольце чьих-то рук. Дернулась, попыталась закричать… И голос бессильно заклокотал в гортани: на губы бетонной плитой опустилась шершавая ладонь.
– Ну, привет, – ухо защекотало чужое дыхание. – А я уж думал, ты не вернешься.
3. Не выходи из комнаты
Олег всегда считал: у каждого свои обязанности. Рыбак рыбачит, скрипач скрипит, а задержание проводит опер. Но со вчерашнего вечера все покатилось в тартарары. Раньше он бы даже мараться не стал. Вызвал бы пару человек, поставил в наблюдение, и в эту самую минуту спал в собственной квартире. А отчет о проделанной работе изучил бы утром за кружкой растворимого кофе с двумя кубиками сахара.
Вместо этого он всю ночь провел непонятно где, ожидая, пока явится эта девица. Нет, запертый замок Олега не смутил. Во-первых, опер все же приехал, и им на пару ничего не стоило бы вскрыть дверь. Во-вторых, окно, через которое ушла целительница, было Олегу по силам. И все же Климова он отпустил по звонку, чтобы не возиться с оформлением обыска и прочими бумажками. А сам осмотрелся. Так, в частном порядке. Потому что вряд ли у Амалии или у владельцев полулегального салона возникло бы желание возмутиться.
Девчонка оказалась не дурой: номер, по которому он с ней связывался, тут же исчез из сети. Ни телефона, ни компьютера он не нашел, но ощущение было такое, как у собаки, которая унюхала заначку трехлетней давности. Вроде мелочь – но смог, нащупал! Обнаружил ее личные вещи. Парочку фотографий, кофту, белье… И все это в тщательно припрятанном рюкзаке.
Содержимое тайника наталкивало на догадки. Целительница моложе, чем он думал, даже с поправкой на макияж и парик. Типичная оторва, трудный подросток, который так и не вышел из детства. И не надо было работать в следственном комитете, чтобы распознать бунтаря в кучке разноперых вызывающих шмоток. Полароидные снимки… Кажется, детский лагерь. Стена Цоя – куда без нее. Сплошные криминальные элементы, личный опыт позволял Олегу определить их с первого взгляда. И «Амалия» смотрелась среди них органично.
Разумеется, подозревать ее в убийствах было бы глупо. Она нашла способ извлекать из старушек выгоду, а кто станет кидаться кирпичами в золотую гусыню? Мошенники редко пачкают руки членовредительством. Но она могла, – нет, должна была! – что-то знать. Кто-то из ее группы мог успешно скрывать свои наклонности. И если он вышел на жертв через целительницу, значит, можно пройти этот путь в обратную сторону.
У Олега было предостаточно времени, чтобы почитать местную бухгалтерию. Единственным человеком не из Казахстана, который числился в салоне, была уборщица. Волкова Анастасия Павловна. Ксерокопия паспорта портила лицо не хуже парика и вульгарных теней, и все же майор узнал ее. И понял, как заставит ее говорить. Заставит не только вывести на преступника, но и объяснить, какого черта она написала «убийца».
Девчонка вернулась под утро. Прокралась осторожно, а значит, ей было от кого скрываться. Как только звякнули ключи, Олег подготовил ремень, – первое, что пришло в голову. Одно движение – и вот она уже трепыхается в профессиональном захвате.
– А я уж думал, ты не вернешься, – Олег даже не пытался скрыть самодовольство. – Только не кричи, поняла? Мы с тобой просто поговорим.
Она перестала дергаться, но наполненная воздухом грудь говорила о том, что слушаться целительница не собирается. Завопит, стоит ему убрать руку. Олег раздраженно вздохнул и попытался стряхнуть ее волосы с подбородка: так и цеплялись за его щетину. Хуже маленьких детей только подростки: тоже ведут себя громко, но еще делают это назло.
– Меня зовут Олег Васильевич Горовой, – терпеливо произнес он. – Майор юстиции, старший следователь следственного комитета по особо важным. И если ты, Волкова Анастасия Павловна девяносто шестого года рождения, перестанешь елозить, я покажу тебе удостоверение.
Девчонка замерла, выдохнула и, наконец, кивнула. Придерживая ее, Олег попытался убрать одну руку, но тут же получил локтем в солнечное сплетение, а пяткой – в голень. Впрочем, на сей раз он был начеку: звякнул металл пряжки, и его ремень не хуже наручников стянул ей запястья. Горовой дернул ее руки вверх, заставив изогнуться от боли. И все же она не издала ни звука. Стойкая малышка.
– Ты же понимаешь, что я могу и оружие использовать для самообороны?
Ее глаза свирепо блеснули в полумраке, но она дернула головой вниз. Судя по всему, это должно было означать согласие.
– Отлично, – Олег включил свет и подтолкнул ее к стулу. – Садись, надо поговорить.
Она подчинилась. Вероятно, уже продумывала новые пути к отступлению. Что ж, новость про оружие вдолбит в нее немного здравого смысла. Хотя какой здравый смысл может быть у человека, который, судя по всему, красит голову томат-пастой?
По правде говоря, пистолета с собой у Олега не было. Его вообще не было, не стал выписывать в свое время. Да и зачем? Понты одни. Но ведь он и не солгал, а всего-навсего озвучил общеизвестную информацию: да, он имеет право на самооборону.
– Итак, Волкова… Это ведь твое настоящее имя?
Безмолвный кивок.
– Послушай… – Олег сунул руки в карманы, и девчонка вздрогнула, наверное, решила, что он полез за пистолетом. – Спокойно, я ничего тебе не сделаю, если будешь хорошо себя вести. Мне нужна информация – только и всего. Мой отдел расследует серийные убийства. Три пожилые женщины за последний месяц. Слышала о таком?
Снова кивок.
– Волкова, мне нужно сотрудничество. С полной отдачей. Я тебя просил не кричать. А вот говорить тебе сегодня придется много.
Упрямый взгляд с прищуром.
– Давай так, – он устроился в кресле целительницы и облокотился на стол. – Меня не интересуют твои аферы с целительством. Не моя работа, ясно? Но я могу и впрячься, завести дело. По сто пятьдесят девятой* тебе светит двушка. Речь, разумеется, не о квартире. Флаконы, которые ты дала Михеевой, у наших экспертов. Угадай, что там обнаружат?
Она побледнела, и Олег довольно ухмыльнулся.
– Правильно, не ромашку. Уверен, если покопаться, мы можем наскрести и на сто пятнадцатую**. Плюс сговор с группой лиц. Плюс воспрепятствование осуществление правосудия… Я могу долго перечислять. Тебе всего-то двадцать один. Не рановато начинать тюремную карьеру?
Упертая девчонка продолжала молча сверлить его взглядом.
– А твои работодатели? Бекзат Турлыханов, например? Будет ли он рад налоговой проверке? И скажет ли тебе за нее отдельное спасибо? Своими крепкими руками массажиста? – Олег поднял бровь. – Ты учти, Волкова. Я вытяну всех, кто с тобой связан. Выставлю все так, что ты сдала их сама. Так что, у тебя найдется минутка ответить на пару моих вопросов?
Она облизала пересохшие губы.
– Хо… рошо.
– Прости, плохо слышно.
– Хорошо! – с остервенением повторила девчонка.
– Так лучше, – Олег положил на стол смартфон и включил запись. – Начнем. Клавдия Ивановна Михеева была твоей клиенткой?
– Да.
– А Светлана Васильевна Лапшина?
– Да.
– А Нина Ивановна Соболева?
– Да.
– Забавное совпадение, не находишь? Кто поставлял тебе клиентов?
– Никто, – она покосилась на окно. – Сарафанное радио.
– Допустим. Но ведь был же первый клиент?
– Так, знакомые…
Олег снова перехватил взгляд в окно, и его осенило. Она пришла не одна! На улице ждет сообщник, и она нервничает. Отлично, можно допросить сразу обоих. Понять бы, кто конкретно… Вот какой толк от оперов? Даже если Савчук сейчас примчится, – а он живет ближе остальных, – это все равно будет слишком долго. Эх, надо было оставить Климова…
Горовой встал, подошел к окну и раздвинул пальцем жалюзи. Светать еще даже не начинало, а дворник уже зычно скреб лопатой асфальт. Кроме дворника был только один человек.
– Постойте! – окликнула майора девчонка. – Я вспомнила. Когда Соболева пришла первый раз…
Засуетилась! Значит, он на верном пути.
– Очень вовремя, Волкова! Посиди-ка тут пару минут, вспомни что-то еще, – он спешно вышел в приемную, захватил куртку и распахнул входную дверь.
Мужчина, который минуту назад подозрительно мялся под окнами, теперь беззаботно счищал снег с машины. Появление Олега не то, что не спугнуло его, но и вовсе прошло мимо его внимания. Наледь на лобовом стекле: вот, что интересовало незнакомца в данный момент.
Может, все-таки умело прикидывается? Горовой спустился по железной лесенке и огляделся по сторонам: кроме дворника – никого. Сообщник давно бы сбежал или, напротив, попытался напасть. А этот мужчина? Он грел мотор, и его машина явно простояла здесь много часов: об этом красноречиво говорил толстый слой снега на капоте. Или она все-таки пришла одна и просто попыталась отвлечь его? Актерских талантов ей было не занимать…
Олег влетел обратно в салон и тут же услышал шум. Массажный кабинет пустовал, зато из кухоньки доносилась возня. Дважды за сутки?! Ну уж нет!
– Стоять!
Он кинулся на звуки и застал Волкову стоящей на подоконнике. Распахнутое окно, безумная решимость на лице…
– А ну, назад!
Она молниеносно оценила ситуацию, повернулась к нему, по-вратарски расставив ноги… Стоп, она что, собралась прыгать спиной?!
– Вали! – заверещала она так, что у майора заложило левое ухо.
– Стой… – он бросился к ней, но тяжелая подошва толкнула его в грудь.
Равновесие потеряли оба: Олег пошатнулся, схватился за раковину и устоял. А вот она… Да, прыжок она, кажется, не планировала. Долю секунды балансировала, но связанные за спиной руки сыграли не в ее пользу. Волкова пошатнулась, ее глаза удивленно округлились… И она рухнула назад.
Олег подскочил к окну. Вот балда! Да, этаж всего лишь первый, но если лететь затылком, можно… Черт, она все-таки была с сообщником! Громоздкая фигура, неуклюже ковыляя по снегу, стремительно удалялась прочь. С рюкзаком! С тем самым рюкзаком! Олух, как он мог упустить…
Он перевел взгляд на Волкову, и на какое-то мгновение ему показалось, что вокруг ее головы растекается лужа крови. Моргнул: нет, всего лишь ее термоядерные волосы на снегу. Интересно, какой идиот сказал ей, что это красиво?
– Жива? – спросил он мрачно.
Взглянул еще раз на убегающего сообщника. Может, ну ее? Полежит до приезда Савчука, куда денется. Но чертова доброта победила. Или всего лишь неудовлетворенное любопытство?.. Он медленно выдохнул и спрыгнул рядом.
– Плечо… – прохрипела она, сжав побледневшие губы.
– Что ты за идиотка! Что за игры в красных партизан?
– Это из-за волос, да?
Ну, ясно. Она из тех, кто в жизни видел хорошие оценки только по физкультуре.
– Не двигайся, я сниму куртку…
– Эй, я не по этой части!
– Не сомневаюсь…
Вот чем он заслужил такое дело? Олег готов был зуб дать, что в деле о расчлененке в Митино, которое досталось Лаврову, нет ни одного дебильного подростка. То есть формально Волкова была старше, но детство в ее тщедушной заднице явно играло до сих пор.
Под пухлой желтой курткой пряталось тельце олененка.
– Здесь больно? А так?..
– Вы что, врач? – ее лицо искривилось от боли, но она по-прежнему смотрела на него, как революционер на эшафоте.
– Такой же, как ты – целительница, – отрезал он. – Просто первая помощь. Придется вызывать неотложку.
– Может, не надо? Я разберусь. У меня полис… Он потерян. Зайду к одному… По знакомству, короче. Давайте быстрее, берите свои показания.
И зажмурилась с таким видом, с которым обычно девственница готовится принять мужа в первую брачную ночь. Выходит, он у нее первый? В смысле, следователь, конечно. Странно, с ее-то видом она должна была не вылезать из детской комнаты полиции.
– Мы приведем тебя в порядок, и ты все спокойно расскажешь.
– А потом куда? В обезьянник?
– Сказал же: поедем со мной в управление, я запишу показания...
– Не надо! Освободите руки, я посмотрю… Где-то у меня был записан номер.
– Правда? А может, мне еще отвернуться, закрыть глаза и сосчитать до десяти?
– Да на здоровье! И что вы скажете врачам? Маленькая ролевушка? Тогда ведь придется меня оформлять, да? Столько бумаги, еще и передавать мусо… Вашим, короче. И пока они…
– Не болтай! – он боролся с желанием встать коленом на ее больное плечо, вытрясти правду и сдать со всеми потрохами в изолятор. – Со мной поедешь. В травму.
– У-у-у, кто-то не хочет делиться с другими дядьками, – девчонка ехидно усмехнулась, и желание тряхнуть ее усилилось вдвое, а терпение лопнуло.
– Слушай внимательно, – процедил он, нагнувшись к ее лицу. – Мне ничего не стоит пустить тебя подозреваемой по делу. И если ты думаешь, что мне тебя жалко, зря. Мне. На тебя. Плевать. Я закрою это дело, будешь ты помогать или нет.
Он погрузил Волкову на пассажирское сиденье своей машины, предварительно отряхнув ей спину и освободив руки. Не для того он неделю назад провел полную чистку салона и купил новые защитные чехлы, чтобы какая-то аферистка превратила все в помойку.
– Ноги отряхни, – посоветовал он.
Девчонка победоносно глянула на него и назло топнула заснеженными ботинками об пол его «лэнд ровера». Олег промолчал, из подобных провокаций давно вырос, а поднимать руку на женщину – или ребенка? – считал ниже своего достоинства. Но в очередной раз утвердился в мысли: он сдаст ее по адресу, как только получит все ответы.
Разумеется, он знал цену честному слову. Но о какой сделке может идти речь, если перед ним – мошенница? С какой радости ему освобождать ее от ответственности, если она должна понести заслуженное наказание? И совесть не беспокоила Горового. Он выполнял свой долг, только и всего. И какие бы жалостливые глаза не делала девчонка, он не верил в этот цирк ни на йоту.
– Что было общего у жертв? – спросил он, включив зажигание.
– Каких? – нахмурилась она.
Олег выразительно посмотрел на нее.
– А, убийства…
Это было сказано таким тоном, будто она, а не он, четырнадцать лет проработала в следственном комитете.
– Они все были старыми, – безразлично произнесла она. – Эй, а нельзя не дергаться так?! Больно же!
Он сам не знал, зачем тронулся резко: специально или просто думал о деле… Возиться с ней было хуже, чем чистить живую селедку. И он уже пожалел, что не доверял Савчуку и сам потащился на обыск у Михеевой. В награду за рвение не получил ничего, кроме головной боли. Вот что с ней теперь делать? Оформлять задержание – хлопотно, как подозреваемую писать… А ее плечо? Дежурная медсестра в лучшем случае отсыпала бы Волковой аспирина.
Оставалось тащиться с ней под ручку в старую добрую травму и надеяться, что следы от ремня еще не проявились. В идеале бы не выпускать ее из вида во время осмотра…
– Больше деталей, Волкова.
– Я не скажу ничего нового! Видела в сериалах, как это у вас делается. Портрет жертвы и вся фигня. Значит, вы сравнивали и без меня.
Олег покрепче стиснул руль и вспомнил Господа.
– Про внешность и так понятно, – продолжала она. – У всех есть, куда худеть. Я не спец, но ежу ясно, почему у них больные колени…
– У всех?
– Артрит? – удивилась Волкова. – Конечно. А что в этом такого? Если ты дожил до семидесяти, у тебя еще есть ноги, и ты жрешь, как не в себя, у тебя сто пудов будет артрит.
– Ты же в курсе, что говоришь о жертвах маньяка? – Олег вывернул руль после светофора и снова резче, чем обычно.
Как будто ему доставляло удовольствие видеть, как она морщится от боли. Неужели он опустился до мести? Или это игра в воспитателя? Метод естественных последствий, кажется, так называется. Будет знать, как сигать в окно вместо того, чтобы дать показания по-человечески! Да и у него, между прочим, пятно на любимой куртке. И на груди, кажется, будет гематома.
Не то, чтобы он сам верил во всю эту чушь «о мертвых или хорошо, или ничего». Работа в органах – отличная прививка от излишней сентиментальности и чувства такта. Но одно дело – он, старший следователь, который изувеченных тел видел больше, чем уборщица в кинотеатре – фильмов. И совсем другое – она, девчонка двадцати с хвостиком. Что им положено в этом возрасте? Свидания, женихи, кафешки. Так откуда бы взяться такому поразительному равнодушию в том, что касается гибели старушек?
– Только вот не надо меня воспитывать, – Волкова говорила с ним так, будто он был не следователь, а трудовик, застукавший ее с сигаретой в школьном туалете. – Я в курсе, что обманывать бабушек – не кошерно. И надо их уважать. И помогать. Типа через дорогу, сумки до подъезда… Но вы зря думаете, что от старости все резко становятся одуванчиками. Эти три… Ну, жертвы ваши… Они были с характером, ясно?
– В каком смысле?
– От них весь район выл. Совет ветеранов, собрание жильцов дома… Нина Ивановна с первого этажа. В курсе, что это значит?
– Послушаю твою версию.
– Вы же должны помнить, это ваша молодость… Когда Сталин…
Олег призвал остатки терпения и силы небесные. В какой дыре училась эта девчонка?!
– Сколько мне лет, по-твоему? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Полтинник?
– Боже, что у тебя по истории было?
Доказывать ей, что тридцать восемь и полтинник – это не одно и то же, было бы ниже его достоинства. И меньше всего Олега волновало, как он выглядит в чьих-то глазах. Тем более – в этих бесстыжих лисьих. Но… Черт возьми, полтинник? Сталин? Серьезно?
Олег машинально взглянул в зеркало, чтобы убедиться, не поседел ли он, как старина Гендальф, за последние сутки. Но нет, по-прежнему, ни намека, даже на висках. Зато в ее непроходимой безграмотности был один плюс: он мог угрожать ей хоть камерой, хоть электрическим стулом, в кодексе она наверняка была не сильна.
Притормозив у районного травмпункта, он дернул за ручник и повернулся к Волковой.
– Так что Соболева делала на первом этаже?
– Я смотрю, в следователей теперь берут, кого попало, – она презрительно скривилась. – Следила она. За всеми. Докладывала. Камера наблюдения с палкой и вставной челюстью, ясно?
– Ты-то это откуда знаешь?
– Ви-и-ижу… – замогильным голосом произнесла она.
– Шутить будешь в свои пятнадцать суток! Сейчас вызову оперативника, и катись…
– Хей! Ладно-ладно, шучу, – Волкова вздохнула и смерила его долгим взглядом, будто что-то взвешивая про себя. – Моя публика – женщины. В возрасте. Чаще – в конкретном таком возрасте. Единственное, что они умеют делать, – болтать. Долго, нудно, но главное – обо всех подряд. Хотите нарыть что-то на человека? Идите к старшей по подъезду.
– То есть про Нину Ивановну – информация со слов других?
– Да. Ее не любили – и это еще очень вежливо. Знаете, как она попала ко мне? Выследила свою соседку. Та стала куда-то ходить на ночь глядя. И Нина Ивановна поперлась с обвинениями, грозилась мужу сказать. Ну, мужу этой тетки. А та и сказала, что лечится у меня. Между прочим, Нина Ивановна и на меня хотела жалобу накатать. Или заявление. Или я уж не знаю, она креативная.
– И почему она этого не сделала?
– Дело техники, – Волкова улыбнулась сытой кошкой. – Вы ведь тоже еще меня не сдали. И мы оба знаем, почему.
– На что ты намекаешь?
– Вы же прочли ту бумажку.
– Этот бред?!
– Разве? – она прищурилась.
– Что ты об этом знаешь? Откуда взяла?
– А как вы думаете?
– Прекращай отвечать вопросом на вопрос!
Она смотрела на него как тогда, в кабинете. Не было свечей, таинственной атмосферы и всяких бус. Но ее зрачки расширились, и Олегу стало не по себе.
– Говори! – рявкнул он, чтобы избавиться от неожиданного волнения.
– Поверили, да? – она расхохоталась. – Вы бы видели себя… Конечно, я хакнула базу… Ладно, не я, один товарищ… Просто трюк. Я на рентген попаду сегодня, или подождем, пока руку не ампутируют?
– Да… – спохватился Олег. – Да. Имей в виду, если не хочешь попасть к дежурному врачу при изоляторе: не дури. И если только тебе придет в голову сбежать…
– Ясно все. Меньше бумажек – меньше геморроя, – она подмигнула. – Я буду паинькой.
Ни ее заверения, ни послушный вид не усыпили майора. Он не собирался больше оставлять ее одну. Плевать на туалет, голод и бессонную ночь. Все дела – только после допроса.
Однако план не выпускать Волкову из виду пошатнулся, когда травматолог, скептически взглянув на Горового, изрек:
– Мужчина, подождите снаружи.
– Но ей будет спокойнее со мной…
– Подождите, нечего устраивать здесь толпу.
Олег быстро оценил обстановку: кабинет смежный со смотровой. Врач и медсестра. Железная решетка на окне. Никаких лишних дверей. Нет, отсюда она не сбежит…
– Давай куртку, я подержу, – он бросил на Волкову предупреждающий взгляд и забрал одежду. – Я буду ждать.
Волновался он напрасно: она появилась в коридоре спустя пару минут.
– Ну что? – поднялся он.
– Перелома вроде нет… Но плечо вылетело. Рентген сделаем на всякий случай, и там скажут, что делать.
Ее глаза подозрительно блестели. Неужели настолько больно? Или врач ей что-то выкрутил? Олег на собственной шкуре узнал, какими деликатными бывают эти коновалы.
Пришлось снова садиться и ждать. И пока он ждал, все прокручивал в голове ее реакцию. Последние минуты их разговора. «Хакнула базу»? Как-то просто звучит. И что именно она там искала, если даже не знала, как его зовут? И почему сразу поняла, что он – не тот, кем представился?.. Нет, не сходится. Определитель номера, может, так? Или кто-то пробил его машину, когда он подъехал? Секундное дело, но почему тогда она медлила? Зачем просила расстегнуть пуговицу на воротнике? Нет, нет и нет. Она снова запудрила ему мозги. Удивительное дело, но рядом с ней он словно соображал туго, шестеренки вертелись со скрипом…
– Мужчина, пройдемте со мной, пожалуйста, – из рентгеновского кабинета к нему решительным шагом направлялась медсестра.
– Куда?
– К доктору. Нужна ваша помощь.
– А она?.. И почему?
– Не волнуйтесь, на минуту. С ней рентгенолог.
Олегу в корне не нравилась эта затея, но разводить лишних дискуссий не хотелось, и он последовал за сестрой.
– Присядьте, пожалуйста. И расскажите, как именно Волкова получила травму, пока мы ждем полицию.
– Что?! – ошарашено повторил майор и, проследив за взглядом врача, обернулся: в дверях кабинета уже стоял охранник. – Но я же…
