Текст книги "Неназванная любовь"
Автор книги: Дарья Перелай
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Дарья Перелай
Неназванная любовь
Прелюдия
Яркий, невыставленный свет чересчур по-театральному освещал красивую и грациозную женщину лет 50-ти, что стояла в глубине наспех оформленной сцены. Ее звали Хейли. Неброское, элегантное черное платье, подчеркивало худощавую и, слегка, сутулую фигуру. Черные, волнистые локоны, неаккуратно собранные сзади в пучок, добавляли некой естественной эротичности.
Она стояла босиком, слегка переминаясь с одной ноги на другую. Ни то от холода, ни то от волнения. Это была всего лишь репетиция, но она не могла, или просто не хотела, притворяться и играть. Не в этот раз. Теперь все должно было быть по-настоящему.
Хейли сделала три медленных, осторожных шага вдоль сцены и неуклюже повернулась к залу. Ее пепельно-голубые глаза пронзили воздух театра своим печальным и несколько отрешенным взглядом.
Зал был практически пуст. Пару работников копошились у края сцены, готовя недостающие декорации, иногда постукивая или шурша во время актерских реплик.
Режиссер спектакля и его ассистент сидели в третьем ряду и яростно о чем-то шептались. Казалось, им совсем не было дела до того, что происходит на сцене.
В самом центре этого огромного, пустого и полутемного пространства, затерялась невзрачная фигурка женщины, лет тридцати, в рваных джинсах и нелепой белой рубашке с мелкими темно-синими корабликами. Когда она слегка запрокидывала голову, чтобы сделать глубокий вдох, ее глаза ловили отблески прожекторов и можно было увидеть, как по лицу катятся одинокие, беззвучные слезы. И хорошо, что смотреть на нее было некому.
– Той ночью… На самом деле, это было утро, которое еще не настало…, – начала свой монолог Хейли.
Молодой актер, лет двадцати пяти, который все это время сидел на полупустой сцене, привстал и практически незаметно подвинул свой стул. Теперь он мог видеть лицо актрисы. Хейли уловила легкий скрип ножек об пол и моментально дернулась всем телом на звук. Слегка кашлянула, сделала уверенный шаг в сторону молодого актера и продолжала.
– Той ночью… На самом деле, это было утро, что еще не настало. Несказанные слова раздирали воздух и царапали горло. В этот момент любовь стала звуком. Длинным, безмолвным звуком расстроенного фортепиано, смешанного с хриплым голосом контрабаса, молящего о прощении. Она стала бесконечным, глубоким джазом. Моей любимой музыкой, – Хейли сделала шаг в сторону актера и замерла, чуть приподняв правую руку, – Слышишь? Слышишь? Она звучит опять.
Голос Хейли слегка дрожал. Актер потянулся к реквизитным чашкам, стоявшим на столике перед ним.
– Я слышу только волны и ветер, – произнес он уверенно и слегка наигранно.
– Конечно, – отстраненно пробормотала она.
– Но продолжайте, прошу вас! До утра еще так далеко. Что же было потом?
– Потом, – задумчиво произнесла Хейли. – Потом звук стал и вовсе немым, и я больше не могла выносить этот оглушающий вой. Вой израненного саксофона, что застрял где-то в бессонных ночах. И я ушла.
– А любовь? – уже с интересом продолжал молодой актер.
– Любовь, – иронично усмехнулась Хейли, – Любовь просто была там. Она стояла между нами и наблюдала в тишине. Наверное, она думала «Какие же они идиоты! Я – благословение вашего Бога, я – самая большая его радость, выпадающая на долю избранных. Вот она я! Почему же вы так упорно хотите потерять меня?»… Да, уверенна, именно так она и думала тем самым утром, которое еще не настало, тогда я поняла очень многое.
Хейли остановилась на мгновение, слова давались ей с трудом, неловко повернулась к нарисованному на гипсокартоне окну. Нет, она не забыла текст, она его сама написала. Просто что-то сдавило ей горло.
– Я перестала просить Бога о чем-либо, – наконец, слегка приглушенным голосом, продолжала она, – Тем утром он дал мне все: мужа, детей, шикарный дом, карьеру, славу, любовь и…, – она опять запнулась. – И выбор.
Она вздрогнула.
– Гроза приближается. Вы боитесь грозы?
Хейли вновь повернулась к актеру. Глаза ее были полны боли и какой-то неземной тоски. Они смотрели куда-то мимо. Мимо него, режиссера, огромного и пустого зала. Мимо всего этого бессмысленного мира.
– Я боюсь вопросов без ответа. Я так и не понял, почему же люди уходят друг от друга?
– Иногда они уходят, чтобы музыка могла продолжаться, – резко отрезала Хейли и закрыла глаза.
Часть 1
Всего каких-то пять долгих, почти что вечных, лет назад.
Так же босиком, неся в руках свои непомерно дорогие босоножки от Версаче, Хейли в задумчивости прогуливалась вдоль ночного моря. Теплые, темные волны целовали ее ноги. Пенными губами шепча какие-то важные слова, которые никак нельзя было разобрать за бесконечным множеством шумящих в голове мыслей.
Хейли остановилась на мгновение и посмотрела в темную даль, где между слившимися воедино небом и морем, пролегала воображаемая линия горизонта.
Она иронично улыбнулась, думая, что эта темнота теперь, как нельзя лучше, подходила для описания ее жизни.
– Шшш…, – успокаивающе накатила волна и оставила мокрый след на краях ее летнего платья.
Хейли подошла к пятизвездочной гостинице, здание которой считалось ярчайшим образцом архитектуры модерна. Недавно отреставрированный фасад, подсвеченный множеством огней, сейчас почти не отличался от фотографий с рекламных проспектов. Немного отретушированный фильтром весенней испанской ночи, он казался почти волшебным. Может быть, даже способным на чудо изменить чью-то жизнь.
Было уже практически утро. Одинокое черно-желтое такси караулило постояльцев. Портье у дверей не было. Хейли задумчиво толкнула тяжелую стеклянную дверь здания, которое теперь было занесено в фонд Юнеско.
Внутри было светло и могильно тихо. Мокрые, босые ноги Хейли оставляли следы на мраморном полу и оглушающе хлюпали, отдаваясь эхом по всему лобби. Она незаметно проплыла мимо дремавшего за книгой молоденького консьержа, как вдруг остановилась и, повернувшись к нему, спросила:
– Бар еще открыт?
Консьерж дернулся и посмотрел на свои ручные часы.
– Простите, мэм. Сегодня уже закрыто.
Хейли слегка улыбнулась своей же глупости.
– Ну, конечно.
– Но, приходите завтра, вам там понравится! – уже вдогонку протараторил он.
Хейли безразлично махнула, свободной от тяжести дорогой, кутюровской обуви, рукой.
– Обязательно, – даже не поворачиваясь к нему ответила она и, подойдя к лифту, нажала на кнопку вызова.
Лифт открылся мгновенно, словно только ее и ждал здесь всю ночь, чтобы поднять в люксовое убежище на 4-м этаже. Ей не хотелось возвращаться в номер, но больше, этим ранним, предрассветным утром, пойти было некуда. Так что, собрав все свое нежелание в кончики слегка онемевших пальцев, она зашла в лифт и нажала кнопку с цифрой 4
Двери лифта начали закрываться, и неимоверная тоска захлестнула Хейли. Как будто это был последний раз, когда она видела этот, ограниченный роскошью и пустотой, мир. Она словила себя на мысли, что все равно будет скучать, даже по этой, как ей теперь казалось, совершенно бессмысленной жизни. «Как бы хотелось уснуть», – подумала она.
В этот момент, в закрывающиеся двери, проехав по мраморному полу дешевыми кроссовками, как выскочивший из-за угла на красный свет автомобиль, въехала девушка 25-ти лет.
– Простите, – на ходу бросила она и тут же, не рассчитав траекторию движения, вляпалась в светло-бежевое платье Хейли своим хот-догом, который тут же выронила на пол.
– Простите! Мне так жаль. Простите ради бога! – поднимая с пола остатки своего то ли ужина, то ли завтрака, пробормотала она.
– Ничего, – безразлично произнесла Хейли, устало наблюдая за мигающими кнопками лифта и абсолютно игнорируя ярко-красное пятно от кетчупа на своем платье.
Даниэла, или попросту, Дени, так звали девушку, посмотрела на Хейли и моментально замерла, словно увидела призрака. Похоже Изабель была права. Бессонные ночи, в конце концов, приводят к кошмарам. Но не к тем, где за тобой гоняются странные сущности в виде демонов. Просто картинки плывут перед глазами и, кажется, уже нет возможности четко осознать, где заканчивается сон, и начинается реальность. Она изо всех сил зажмурила глаза. «Как бы хотелось уснуть».
Хейли слегка кашлянула и окинула Даниэлу беглым, усталым взглядом, отметив про себя, что это странное, похожее на мальчишку существо, весьма привлекательно. Она на мгновение даже представила, как смотрелось бы ее худое тело в дорогом вечернем наряде, где-нибудь на коктейльной вечеринке в Лос-Анджелесе. Как эти длинные, элегантные пальцы красиво открывали бы антикварный портсигар. А ее усталые, слегка впавшие глаза, производили бы неизгладимое впечатление своей настоящестью.
Зажглась кнопка четвертого этажа и Хейли беззвучно покинула лифт, все также неся свои драгоценные босоножки в руках, и оставляя это странное, очаровательное существо в одиноком замешательстве.
– Хороших снов, – пошептала Дени в уже закрытую дверь лифта, и устало уперлась в нее лбом.
Оказавшись в полумраке своей комнаты Дени с отчаянием швырнула остатки хот-дога в мусорную корзину. В темном углу на кровати кто-то зашевелился. Клацнул выключатель лампы, и молодая, заспанная мулатка с ворохом кудряшек на голове, щурясь спросонья, посмотрела в сторону Дени. А потом, недолго думая, сразу же нырнула обратно, в еще теплое постельное белье.
– Только что в лифте, – запинаясь начала Дени, – мне показалось, что…
– Опять? – садясь на кровати, устало перебила Даниэлу ее соседка по комнате – Изабель.
Дени нерешительно присела на край своей кровати.
– Я почти уверенна, – растерянно продолжала она, – почти уверенна, что это была…
– Перестань смотреть все эти фильмы и сочинять ночи напролет. Так ведь можно и с ума сойти.
– Да, наверное, ты права. Но…
– Но что? Что? – теряя терпение, опять перебила ее Изабель.
– А как же Моцарт? Бетховен? А Майлс Девис? – не унималась Дени.
– Ты забыла упомянуть Брамса, – съязвила подруга.
– Да, да! Нам всем нужно вдохновение! А его любовь к Кларе Шуман., – Дени мечтательно вздохнула. – Может в этом и есть счастье – любить и творить во имя любви.
– Тоже мне перевоплощение Брамса в этой жизни. Все я спать.
Изабель раздраженно выключила свою настольную лампу и, замотавшись в легкую летнюю простыню, как еще не родившаяся бабочка в кокон, погрузилась в дрему.
Дени окинула взглядом их скромную берлогу на двоих, расположенную под самой крышей. Пространство было небольшим, особенно для двоих, но девушки как-то умудрились сделать из него свой маленький дом. Они с Изабель жили здесь уже почти 6 месяцев и, согласно контракту, еще 6 было впереди. За последние годы они сменили немало комнат в общежитиях, съемных квартир и отельных номеров. Этот был одним из лучших. Им пришлось серьезно побороться за этот контракт.
Через открытое окно донесся звук остановившегося у дверей отеля такси. Музыкальный слух Дени уловил отголоски французской речи. Значит завтра попросят сыграть «Шербургские зонтики» или «Если ты уйдешь» – подумала Дени. Фары отъезжающего такси пробежали по потолку комнаты. И сейчас она показалась Дени такой чужой. На мгновение ее даже охватило чувство, что и тело тоже не ее. Что весь этот мир – ненастоящий. А настоящее все сильнее и сильнее билось внутри. Билось и пыталось вырваться наружу.
Она стянула кроссовки ногами, не утруждая себя наклониться и расшнуровать их. Затем выключила свой ночник и, боясь спугнуть волшебное видение из лифта, бесшумно легла на заправленную кровать.
Через мгновение ее руки резко взмыли в воздух, замерли на несколько секунд и затем, сдавливая воздушные потоки под собой, с тяжестью опустились и начали грациозно нажимать клавиши воображаемого фортепиано, затем перебирать струны контрабаса, и вновь возвращаясь к фортепиано.
Дени резко открыла глаза, включила светильник, натянула впопыхах кроссовки и, стараясь не шуметь, вышла из номера.
Она не могла сейчас находиться один на один со своими мыслями. Мелодии прыгали в голове, словно вели спор за первенство, а ее тело… Оно хотело любви. Хотело одну единственную женщину, которая была ее Кларой Шуман, ее миром.
Дени страстно сжимала руками упругую маленькую грудь Марго. Крепко впившись в губы девушки, она сильно прикусила нижнюю, так, что Марго слегка вскрикнула. Дени взялась одной рукой за спинку кровати, а другой быстрыми движениями заскользила по телу своей подруги. Марго застонала. Дени двигалась все быстрее и быстрее, ее тяжелое дыхание наполняло комнату, а мысли улетали далеко. Марго вскрикнула, содрогнулась телом и крепко прижалась голым, мокрым телом к Дени. Обе замерли на мгновение, выдохнули последние минуты ночи и Дени обессилено упала на кровать рядом с Марго.
Марго тут же повернулась к ней и указательным пальцем левой руки нежно провела по ее груди. Она знала, как Дени любит эти прикосновения сразу «после…»
Дени слегка улыбнулась, глядя на теплые, немного пухлые, чувственные пальцы своей девушки и закрыла глаза, пытаясь скрыть самое позорное в ее жизни чувство. Вернее, его полное отсутствие. Ни любви, ни нежности, ни ласки, только непреодолимое желание убежать. Убежать далеко-далеко, как можно дальше от самой себя.
Она села на край кровати, подобрала свои джинсы с пола и начала быстро одеваться, боясь новых прикосновений. Марго потянулась к тумбочке за сигаретами, закурила одну и погрузилась в раздумья, кутаясь в редком дыме, как тот самый ежик в тумане.
– Опять уходишь?
– Новая мелодия только что пришла мне в голову, – все также сидя спиной к Марго, и натягивая футболку, ответила Дени.
Она не хотела смотреть сейчас на Марго. Нет, ей совсем не было стыдно, что она врет. Так же, как ей было абсолютно все равно, поймет ли Марго, что она сейчас занималась любовью совсем не с ней. Но, какая-то частичка человечности внутри Дени не хотела причинять боль еще одному хорошему человеку, которому ей было нечего дать.
Марго выпустила дым и взглянула в окно, сквозь которое уже начинало светлеть небо.
– Конечно, – и выдержав короткую паузу, продолжала, – Что будет, когда ты поступишь?
Дени повернулась к Марго и удивленно подняла бровь, притворяясь, что не понимает, о чем речь.
– Тебе ведь придется уехать. А я? Что же буду делать я? – скорее риторически продолжала Марго.
– Сначала я должна поступить, – так же риторически ответила Дени.
Какая-то жалость и теплота резко окутали ее сердце. Сама того не хотя, она подошла к Марго и коротко, но с чувством поцеловала ее в губы.
– Я напишу тебе завтра.
Оставшиеся несколько часов до рассвета Дени решила провести за сочинительством. В одном она была честна с Марго, музыка действительно звучала у нее внутри.
Часть 2
В баре отеля «Соль-энд-Мар» было полно народу. Сезон уже начался и за столиками не было свободных мест. К вечеру людям свойственно острее ощущать одиночество и слетаться в шумные места, как пчелам на мед.
«Путники в ночи» из репертуара Френка Синатры доносились из угла бара в исполнении низкого бархатистого голоса Изабель, погружая в состояние легкой меланхолии. Хриплый контрабас в умелых руках Дени выдавал ритмичные убаюкивающие вздохи. Гитара Мигеля, смуглого мексиканца, примерно того же возраста, что и девушки, четко и нежно вторила им двоим своим перебором. Это был замечательный джаз-бэнд, один из лучших в городе.
За барной стойкой в темно-синем элегантном платье, с наспех собранными в пучок волосами, сидела Хейли. Ее неизменные босоножки от Версаче лежали на соседнем стуле, словно выполняя роль телохранителя, и не давая нежелательным любителям поговорить, нарушить ее медитативное состояние полного покоя. Бокал багрового Пино Нуар – это все, что она хотела в тот вечер. Хотя нет, еще хороший джаз. За этим она сюда и пришла.
Хейли сделала медленный смакующий глоток. Ее мысли на мгновение испарились. На пару секунд она забыла, кто она, зачем находится здесь, от кого и от чего бежала так быстро и так отчаянно, что даже не сразу поняла в какой стране оказалась. Хейли сделала очередной глоток и память вернулась.
Она чувствовала, как сверлят взглядами ее спину несколько человек из бара, которые узнали ее по фильмам. Так же, как чувствовала одновременно и пронзающий, и теплый взгляд этого странного существа из ночного лифта. Хейли улыбнулась сама себе, сделала еще глоток. И почему ей был так приятен этот взгляд? У нее ведь муж, двое детей. Хотя, ребенок скорее один. Старшую дочь она не видела уже 7 лет. Да и муж уже почти не муж. Но все равно странно.
«Путники в ночи» подходили к концу. А Дени все не сводила своих глаз с Хейли. Ее полуоткрытая спина, босые ноги, этот непринужденный жест, которым она берет свой бокал, манящие губы. Фантазии поглощали девушку все сильнее и сильнее. Пока, весьма состоятельный на вид, и уже довольно подвыпивший мужчина, не подошел к Хейли и не предложил угостить ее выпивкой и поболтать о том, о сем.
Дени видела, как Хейли решительным жестом руки, по всей видимости, просила его поискать другое место. Заметила, как мужчина не хотел сдаваться.
Какая-то искра пронеслась по телу Дени, страх, что этому мужчине будет позволено больше, чем ей. Что он сможет сесть рядом. И Дени промазала по нотам, впервые за последние 5 лет. Изабель вздрогнула и вопросительно уставилась на нее. Дени смущенно улыбнулась в ответ и уставилась в ноты, которые стояли перед ней, и она знала их наизусть. Она должна была держать себя в руках, хотя бы до конца их выступления. Тем более, что это была их завершающая песня на сегодня.
Последнюю ноту Дени держала очень долго, боясь оторвать свои руки от контрабаса. Уж он то, в отличие от всех остальных, знал о Дени все. Ее страхи, желания, всю боль и радости. Он точно знал, что сейчас она больше всего на свете хочет подойти к Хейли и сесть рядом с ней, непринужденно заговорить, рассказать пару веселых историй и сыграть свои мелодии.
Но самым сложным теперь оказались не те десять лет ожидания, а эти несколько шагов от маленькой сцены в углу зала, до барной стойки. Ее длинные пальцы судорожно цеплялись за большое деревянное горло инструмента, словно выжимали смелость и правильные слова.
– Ну что? Какие планы на вечер? Может, закажем пиццу на всех? – разбил тишину голос Изабель.
– И посмотрим «В джазе только девушки», – подхватил Мигель.
– Неплохая идея, – вновь отозвалась певица.
– Я выпью еще бокальчик в баре, – раздался тихий голос Дени, словно извиняясь, что вклинился в столь оживленную беседу, – Присоединюсь к вам попозже.
Дени прекрасно знала, что не присоединится. Как, впрочем, знали это и Изабель, и Мигель. Девушка решительно двинулась к барной стойке, за которой в одиночестве сидела Хейли, удачно отшившая навязчивого собеседника пару минут назад.
До стула оставалось всего три с половиной шага. Но вдруг ноги Дени отказались двигаться. Мысли, слетевшиеся на мимолетное сомнение, как стервятники на труп, буквально раздирали ее изнутри. Как вообще можно было посметь подумать о том, чтобы сесть рядом с ней? С ней, которая…
Пожилой мужчина устало упал на свободный стул рядом с Хейли, заказал себе виски и, даже не взглянув в сторону актрисы, начал старательно копаться в своем мобильном.
Дени охватило одновременно и отчаяние, и облегчение. Теперь ей не нужно будет искать оправдания, почему она так и не осмелилась подойти. Но что-то внутри не отпускало ее, не давало уйти и забыться в компании друзей или в очередном просмотре заезженного до дыр кино.
Дени огляделась, и заметив на другом конце бара единственный пустовавший стул, направилась прямо к нему.
– Изабель сказала, что вчера ты закончила первую часть своей симфонии, – ставя перед Дени бокал вина, произнес симпатичный молодой бармен Эдвард, с маленькой татуировкой китайского дракона на внутренней стороне руки.
– Моей сюиты, – поправила его Дени, делая глоток.
– Сюита, симфония. Я не слишком в этом понимаю. Просто рад, что дело пошло.
– Спасибо, – не отрывая взгляда от Хейли на другом конце бара, ответила Дени.
Эд тоже перевел свой взгляд в сторону актрисы.
– Значит все-таки правду говорят, что любовь вдохновляет? – облокотившись о барную стойку спросил он.
– Наверное. Только жаль, что безответная вдохновляет больше, чем взаимная.
– Потому ты никак не заговоришь с ней?
– Вот почему я сочиняю, – впервые за вечер взглянув на бармена, ответила Дени.
На другом конце бара у компании молодых парней закончилась выпивка, и они настойчиво звали Эда обслужить их. Он оставил Дени наедине с бокалом, в который напоследок плеснул еще немного вина за счет заведения.
Дени не хотелось пить, но сидеть просто так и пялиться на актрису было неловко. Она взяла бокал за стеклянную чашу, как берут коньяк, прекрасно зная, что вино не стоит нагревать ладонями. Но сегодня ей хотелось все сделать наоборот, не так, как делают, не так, как надо.
Она заметила, как на другом конце бара Хейли встала со стула, взяла свои босоножки и, рассчитавшись с Эдвардом, вышла из зала. Дени нерешительно поставила свой бокал на стойку и направилась к выходу, вслед за Хейли.
После полумрака и шума бара, резкая тишина и яркий искусственный свет лобби ослепляли и оглушали. Дени остановилась на мгновение, чтобы оглядеться. Хейли, по обыкновению босая, стояла у лифта, безучастно наблюдая, как мигают цифры от пяти до одного. Дени, слегка пошаркивая своими концертными туфлями, несмело подошла и стала у нее за спиной.
– Хорошее исполнение. Мне нравится джаз, – все так же стоя спиной к Дени и наблюдая за мигающими цифрами, произнесла Хейли. – Есть в нем что-то неподвластное словам. Что-то большее, чем мы можем произнести вслух.
– Намного большее, – хрипло прошептала Дени, сглатывая слюну от волнения.
Она уже собралась с духом, чтобы произнести еще пару ничего не значащих фраз, как к ним подбежали двое девушек-подростков, лет по 15–16.
– Простите, простите! Вы Хейли Джонс? – протараторила одна из них и, не дождавшись ответа, сразу продолжила. – Конечно же вы Хейли Джонс! Какой глупый вопрос! А можно сделать с вами фото?
Ее молчаливая подруга уже держала наготове свой мобильный. Хейли повернулась к девушкам и выдавила из себя усталую улыбку. Подруга с особым старанием начала клацать телефоном, то приседая, то почти подпрыгивая.
Двери лифта открылись. Хейли широко улыбнулась напоследок, давая понять, что ей пора.
– Спасибо вам! – взволнованно произнесла юная фанатка и тут же, практически выхватив телефон из рук подруги, начала рассматривать снимки.
– Супер! Прямо как кадры из «Космической Одиссеи». Боже мой! Спасибо! Спасибо!
– Удачи, – вежливо ответила Хейли и зашла в лифт.
Дени зашла вслед за ней. Двери лифта закрылись. Хейли, совершенно не стесняясь своего пристального взгляда, с любопытством разглядывала Даниэлу.
– Так вы, – выдавила из себя Дени, все сильнее вжимаясь в холодную стену лифта, – Вы остановились в этом отеле?
– Ну да. Кататься по ночам в лифтах чужих отелей не входит в список моих увлечений.
Хейли смотрела Дени прямо в глаза с легкой кокетливой улыбкой.
– Хорошо, что ты сегодня не голодна, – продолжила она.
– Простите. Я могу заплатить за химчистку.
Хейли безразлично махнула рукой, давая понять, что ей это совершенно не важно. Неловкая пауза повисла в воздухе. Через мгновение лифт остановился и выпустил из своих объятий Хейли. Новая волна ненависти к самой себе буквально окатила Дени. Ее внутренний голос кричал, он практически охрип, надрывая свое воображаемое горло. Он кричал – поговори! Пригласи!
Двери лифта начали закрываться, как вдруг Хейли резко повернулась к Дени.
– Я могу вас кое о чем попросить? – спросила она.
Дени решительно остановила рукой закрывающиеся двери лифта.
– Не могли бы вы завтра исполнить «Осенние листья»?
– Конечно, – с улыбкой ответила Дени.
– Спасибо. И спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – по-прежнему, не отпуская дверь и не сводя взгляда с Хейли прошептала Дени.
Всю ночь, а вернее то, что от нее осталось, а затем и весь день Дени буквально тонула в новых звуках, гармониях, лишь иногда выныривая, чтобы выпить кофе или зайти в туалет.
Когда, после полудня, Изабель прервала этот творческий полет, хлопнув входной дверью, Дени внезапно осознала, где она и какой сегодня день. И даже испытала стыд за три пустые грязные чашки из-под кофе на ее столе, за разбросанные на полу вещи, и за, скорее всего, весьма неприятный запах ее тела.
Не сказать, чтобы увидев все это, Изабель была слишком удивлена. Но уровень безумия, которое светилось в красных от недосыпа глазах Дени ее настораживал. Она молча подошла к столу, чтобы убрать грязные чашки.
– Оставь, я помою их чуть позже, – продолжая что-то наигрывать на фортепианной клавиатуре, подключенной к ноутбуку, Даниэла.
– Было бы лучше, если бы ты поспала.
– Я не хочу спать.
– А я не хочу завтра утром найти твой труп.
– Я слышу! Я наконец-то слышу, как должна звучать эта музыка! – снимая наушники, безумным голосом прошептала Дени. – Я должна закончить, пока она не исчезла из моей головы.
Изабель устало села на кровать. За десять лет, что они были знакомы с Дени, она так и не научилась ее понимать. Но знала, что исправить что-либо просто невозможно.
– Мне Марго звонила, – произнесла Изабель, надеясь, что эти слова хоть как-то подействуют на Дени. – Она переживает. Ты не отвечаешь на ее сообщения.
– Я не могу сейчас об этом думать.
– Она хорошая девушка, – невзначай обронила Изабель.
Дени намеренно оставила эту фразу без ответа. Она все прекрасно понимала. И меньше всего ей хотелось причинять боль Марго. Но не сейчас, только не сейчас. Вполне возможно, что завтра, а если нет, то уж точно на этой неделе, они встретятся и поговорят. Но не сейчас. Сегодня только музыка. С этой мыслью Дени опять надела наушники и погрузилась в звуки, витавшие, как ей казалось, прямо здесь, в воздухе. Их только нужно было успеть словить.
Хейли пыталась насладиться хорошей погодой в одном из, как писали в туристических буклетах, самых красивых парков города. Она умиротворенно сидела на лавочке, прикрыв глаза и наслаждаясь лучами солнца. Девушка всеми силами пыталась почувствовать, что солнце здесь другое, не такое, как в Калифорнии. Что воздух здесь особенный. Что город полон романтики…
– Айуда мэ пор фавор*, 11
Помогите мне, пожалуйста! (исп)
[Закрыть]– мужской голос нарушил ее безуспешные попытки.
Она открыла глаза. Напротив нее стоял пожилой мужчина, наверное лет 60-ти. Сложно было угадать точный возраст по его лицу. Он протягивал морщинистую руку к Хейли, прося денег. Актриса автоматически полезла в свой карман, достала оттуда первую попавшуюся купюру и безучастно протянула ее старику.
– Благослови вас Бог, – на чистом английском ответил Бродяга.
Хейли удивленно взглянула на него. Сейчас его глаза показались ей такими глубокими и мудрыми, будто перед ней стоял сам Бог, или, как минимум, ангел. Ей вдруг очень захотелось поговорить с ним.
– У вас такой классический английский акцент, – ухватилась за эту соломинку Хейли.
– Я преподавал английскую литературу в колледже.
– И что же случилось потом?
– Вы ведь хотите услышать ответы на совсем другие вопросы.
Хейли замолчала на мгновение. Как же он был прав. Бездомный старик разгадал ее загадку всего за несколько минут. У нее проскочила мысль, а вдруг он и правда сможет ответить на то, на что ни она, ни вся куча ее безумно дорогих психологов, так до сих пор ответить и не смогли.
– В чем смысл жизни? – она решила попытать счастья.
Старик присел на край лавочки, выдерживая паузу.
– Как часто люди задаются этим вопросом. Но я могу дать вам только самый банальный ответ, – и чуть помолчав, словно готовясь выдать самую страшную тайну на свете, вдруг коротко сказал, – В любви.
Хейли иронично улыбнулась. Очередное разочарование.
– И что же такое любовь?
Старик опять выдержал паузу, он странным образом, с какой-то особой любовью, которая так и струилась из его глаз, окинул взглядом парк.
– Я думаю, суть любви до конца еще никто не понял. Вот почему люди говорят о ней снова и снова. Знаете, все эти книги о любви, фильмы, песни. Большей частью они все о физическом влечении. Даже у Шекспира я не нашел ответа на этот вопрос. Ромео и Джульетта ведь даже не знали, любят ли они одни и те же фильмы и книги.
Хейли изменилась в лице. Похоже, что Бродяга чем-то зацепил ее.
– И почему я не встретила вас раньше? Это могло бы изменить мою карьеру, – и после короткой паузы добавила, – а может и всю мою жизнь.
– Знаете, со временем любовь меняется. Только когда я потерял свою жену, то понял истинный смысл фразы «одно целое».
Хейли почувствовала себя неловко. Она никогда не знала, что говорить на похоронах и свадьбах. Это всегда ставило ее в тупик.
– Я не смог больше жить в нашей квартире, – как будто услышав ее мысли и освобождая от необходимости что-то говорить, продолжил старик. – Каждый раз, когда я смотрел фильм, то больше не мог спросить ее мнения. Когда ел, то не мог поделиться с ней своим блюдом. Когда садился читать ее любимые книги вслух, она больше не слышала меня…
– Мне очень жаль, – все же выдавила из себя Хейли.
– А мне нет, – неожиданно бодро ответил Бродяга.
Актриса удивленно посмотрела не него.
– Я был счастлив. Я любил.
Хейли грустно улыбнулась. Она была рада этому странному разговору. Просто ей вдруг так невыносимо стало жаль себя. Этот бездомный, просящий милостыню, знал и чувствовал больше, чем она – известная актриса, объездившая практически весь мир и имевшая почти все доступные человеку блага.
– А как насчет вас? – ударил по самому больному старик.
– Не думаю, что я любила.
– Ну, у вас все еще впереди, – тепло сказал он.
– Шутите?
– Совсем нет.
Они еще какое-то время сидели на лавочке. Известная актриса, которую, слава богу, никто пока не узнал, и Бродяга. Оба одинокие и оба потерявшие. Он – любовь все своей жизни, она – всякий смысл этой жизни.