Текст книги "Созвездие жадных псов"

Автор книги: Дарья Донцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 9

Инструктор при виде меня с хрустом потянулся:

– Опаздываете, мадам.

– Всего на пять минут, извините.

– Ладно, – благодушно засмеялся парень, – значит, маршрут такой: по набережной, мимо здания парламента, направо вверх до Красной Пресни, а там тормознем.

Я уверенной рукой ухватила баранку, весьма ловко отъехала и покатила по набережной. И ничего трудного в управлении машиной нет, подумаешь!

– Отлично, – одобрил парень, когда мы миновали Хаммеровский центр, – объясняю новый прием. Ну-ка, затормози у светофора на горке.

Я покорно нажала на педаль. Тут же свет изменился на зеленый.

– Давай, – велел учитель.

Я отпустила тормоз, хотела выжать сцепление, но не тут-то было. «Жигуленок» покатился назад, раздался тревожный сигнал. Я глянула в зеркальце. Прямо за мной стоял роскошный, сверкающий, серебристый «Мерседес».

– Ну еще разочек!

И вновь бедный «жигуль» рванулся вниз. Сзади уже гудели не переставая.

– Значитца, так, – совершенно спокойно резюмировал парень, – не получается, а почему?

– Может, отведешь машину в сторону и объяснишь?

– Ща сама поедешь!

– Так сигналят!

– Пусть объезжает, козел, у нас на стекле знак «Ученик за рулем»!

– Он не может, видишь, машин сколько!

– Купил «шестисотый» «Мерседес», придурок, а водить не научился, – фыркнул парень, – ничего, объедет. Слушай сюда, берешь ручник, поднимаешь, отжимаешь сцепление, газуешь и медленно отпускаешь ручник! Поняла?

– Ага, – кивнула я.

– Действуй!

Несчастный «Мерседес», очевидно, понял, с кем имеет дело, и покорился судьбе. Я принялась мучить «жигуленок». Светофор успел поменяться шесть или семь раз, когда несчастный автомобильчик наконец-то прыгнул вперед, проехал метров сто и очутился на трамвайных рельсах. Тут же раздался оглушительный звон.

– Сдай назад, – спокойно приказал учитель.

Я, в ужасе наблюдая, как на нас на огромной скорости надвигается ярко-красный трамвай, тут же послушалась.

– Блин! – заорал инструктор.

«Жигуль» мгновенно встал, хотя я и не нажимала на тормоз. Сзади раздался неприятный скрежещущий звук, от неожиданности я пребольно стукнулась грудью о баранку.

– А ну, вылезай, идиот! – завопил хозяин «мерса».

– Сиди, – велел инструктор и вышел.

– Белены объелся, ты мне фару разбил! – проорал мужик лет сорока, в дорогом летнем костюме.

– И где у тебя фара, на лбу? – спокойно поинтересовался шофер. – Над слепыми глазами? Чего же ты ее раньше не включил? На стекло глянь – «За рулем ученик». Значит, следовало держать дистанцию. Ща ГИБДД вызовем и поглядим, кто из нас ху!

– Сейчас доумничаешься, гондон, – прошипел водитель «мерса». – Эй, ребята!

Дальше события разворачивались словно в дурном анекдоте. Из салона выбрались двое юношей весьма характерного вида.

Несмотря на жуткую жарищу, от которой плавился асфальт, мальчишки были втиснуты в черные рубахи, того же цвета брюки и тупоносые кожаные ботинки на толстой подметке. Представляю, как у них потеют ноги!

– Не волнуйтесь, Игорь Серафимович, – сказал один, самый высокий, – ща мы этому козлу объясним, что почем!

Инструктор слегка побледнел, но стойко выдержал «наезд».

– Сам козел.

– Глянь, – протянул второй качок, – еще и разговаривает.

Нехорошо усмехаясь, юноши двинулись к моему учителю. Тот, мигом нырнув в «жигуленок», достал монтировку. Я испугалась до жути и кинулась к хозяину «Мерседеса», который преспокойно курил, облокотясь на капот.

– Погодите, он не виноват!

Игорь Серафимович вздернул правую бровь, смерил меня сверху вниз оценивающим взглядом и поинтересовался:

– А ты кто?

– Да я сидела за рулем и не посмотрела назад, трамвая испугалась!

– Ага, – хмыкнул Игорь Серафимович, – и давно рулишь? Права когда получила?

– Я только учусь.

– Пока за рулем ученик, за все его действия отвечает инструктор, – возразил хозяин «мерса».

– Не надо его бить, – взмолилась я, – давайте я заплачу за вашу фару, и делу конец.

Игорь Серафимович вытянул губы вперед и переспросил:

– Значит, денег дашь? И сколько?

Я подумала секунду и сказала:

– Ей-богу, не знаю, сколько стоит такая фара. Двести пойдет?

Игорь Серафимович тяжело вздохнул.

– Триста, – быстро добавила я, – только простите, больше с собой нет.

Парни в черном с большим интересом вслушивались в нашу беседу.

– Давай, – сказал хозяин.

Я открыла кошелек, вытаскивая розовенькие бумажки, и протянула Игорю Серафимовичу:

– Вот.

– Что это?

– Как? Деньги. Только же договорились, триста рублей.

Внезапно хозяин «шестисотого» начал хохотать, одновременно залились смехом и парни в черном. Даже мой инструктор хихикнул. Я откровенно не понимала, в чем дело.

– Вот что, берите деньги, хотя мне их ужасно жаль, но, раз я виновата, делать нечего, и давайте разъезжаться.

Но Игорь Серафимович в изумлении рухнул на кожаное сиденье «Мерседеса» и затрясся в конвульсиях.

– Триста рублей! И тебе их жаль! Что же ты хотела с этой суммой сделать, горемыка?

– Фруктов детям купить, а себе романов детективных, нечего ржать, забирай, и все, – обозлилась я.

– Небось муженек у тебя круче Рокфеллера, – веселился наглый Игорь Серафимович, – отслюнил бабе целых триста рублей!

Вот тут я озверела окончательно. Кто дал право этому богатому придурку издеваться надо мной? Твердым шагом я подошла к «мерсу» и заявила свистящим шепотом:

– Нечего из себя самого богатого корчить, и покруче есть. Рядом с Биллом Гейтсом ты нищий, понял, урод? А триста рублей, между прочим, половина пенсии по старости. Небось у тебя у самого мать в детстве полы мыла за восемьдесят рублей в месяц! Забирай деньги и сваливай отсюда, козел!

Парни присвистнули. Инструктор, воспользовавшись тем, что они отвернулись, вскочил в «Жигули».

Игорь Серафимович внезапно серьезно спросил:

– И кем же ты служишь?

– Я не служу, а работаю, музыкантом, играю в ансамбле на синтезаторе, а вообще я – арфистка, окончила консерваторию.

– Что здесь происходит? – раздался грубый голос.

Я оглянулась, от белой машины с ярко-синими полосками на боках отделился кабанообразный милиционер.

– Так, – продолжал он и, моментально оценив ситуацию, накинулся на меня: – Назад не глядели? А что в правилах сказано, зачем водителю дано зеркало заднего вида? Ну? Зеркало заднего вида служит для подачи заднего вида в глаза водителя. И когда им не пользуются, выходит ДТП.

– Что? – окончательно обалдев, поинтересовалась я. – Что?

– ДТП, – вновь произнес три загадочные буквы мент, – ну, оформлять начнем?

– Погоди, – остановил его Игорь Серафимович, – я без претензий, она заплатила, целых триста рублей!

– Сколько? – захихикал постовой.

– Ты чем-то недоволен? – ледяным голосом произнес хозяин «мерса».

– Коли разобрались, так разъезжайтесь, – велел служивый, – живей, живей, освобождайте проезд, ишь, встали, пробку устроили…

Я пошла к «Жигулям», Игорь Серафимович высунулся в окно:

– Эй, арфистка!

– Чего тебе? – притормозила я. – Денег больше нет.

– Тебя как зовут?

– Евлампия.

– Умереть не встать! Врешь!

– Господи, как ты мне надоел! Уезжай, бога ради, и отвяжись! – взвилась я.

– Нет, скажи, как твое имя.

– Евлампия! Представилась уже!

Секунду мужик молчал, потом расхохотался и крикнул, отъезжая:

– До встречи, арфистка!

Я влезла в «Жигули», но на этот раз на место пассажира. Инструктор ловко повернул направо, и мы понеслись в потоке машин. Я чувствовала, как у меня бешено колотится сердце и слегка подрагивают ноги.

– Ну приколистка, – пробормотал шофер, – триста рублей такому парню предложила!

– Ну и что? Мало, да?

Парень хмыкнул.

– Фара от «шестисотого» «мерса» стоит как минимум пятьсот!

– Доложил бы еще двести и купил, я давала больше половины стоимости!

Инструктор глянул на меня, вздохнул и произнес:

– Долларов. Фонарик тянет на полтыщи «зеленых»!

Я чуть не лишилась чувств.

На следующий день около десяти утра я звонила в квартиру Яковлевой с твердым желанием заставить девчонку сказать правду. А то, что она мне наврала, теперь я знала точно. Вчера вечером я рассказала Ребекке о визите, и та сообщила страшно интересную информацию. Оказывается, папа никогда не звал ее Бекки, говоря, что эта кличка больше подходит для болонки. И еще, он, естественно, делал своим дамам дорогие презенты, никогда не забывал про дни рождения и праздники, но… но роз не дарил. По очень простой причине. У него была аллергия на них, причем не только на цветы, но и на варенье из лепестков и лосьон для лица «Розовая вода».

– У нас в саду полно всего растет, – пояснила Ребекка, – но королевы цветов нет! Отец начинал чихать, кашлять… Его секретарша Леночка съездила как-то в Болгарию на море и привезла духи «Розовое масло». Облилась с ног до головы и явилась на работу. Был настоящий скандал! Бедный отец чуть не скончался и отправил Леночку домой – переодеваться и мыться.

Так что таскать охапки роз «будущей жене» Славин не мог, впрочем, и называть дочь Бекки тоже.

Палец нажимал на звонок, наконец за дверью загремело, и высунулась девушка лет двадцати. На голове у нее было скрученное тюрбаном розовое махровое полотенце.

– Что надо? – весьма невежливо осведомилась она. – Трезвон подняла!

– Я к Лене.

– Так ей и звони.

– Простите, она говорила – три раза…

– А вы уже пять нажали, – злобилась девчонка.

Я протиснулась в щель и пошла по коридору. На стук никто не открывал. Я осторожно нажала на ручку, белая дверь приоткрылась.

– Лена, можно?

Ответа не последовало.

– Лена, разрешите?

Вновь ни звука. Я пошире открыла дверь и заглянула внутрь. Комната пуста. Хозяйки нет. Может, она только что встала и пошла мыться?

Но в огромной ванной, где угрожающе гудела газовая колонка, нашлась только крохотная девчушка, старательно чистившая зубы. Чтобы дотянуться до здоровенной раковины, ребенок взобрался на деревянную скамеечку.

Я продолжала поиски и зарулила на просторную кухню, утыканную столиками. С веревок, протянутых под потолком, свисало сохнущее исподнее, «семейные» трусы в голубой горошек, угрожающего размера розовые атласные бюстгалтеры и невероятное количество детских колготок всевозможных цветов.

На секунду мне показалось, что я нахожусь на съемках картины Алексея Германа «Мой друг Иван Лапшин». Тот же убогий интерьер, отбитая эмалированная раковина, сработанная в 50-х годах, две чугунных плиты с «крылышками», на дверях духовок написано: «Газоаппарат», и даже точь-в-точь такая же толстая бабища в красном ситцевом халате, жарящая с утра пораньше котлеты. От запаха жирного мяса меня замутило.

– Кого надо? – поинтересовалась тетка, подбрасывая на сковородку огромный кус топленого масла.

Стараясь не дышать, я ответила:

– Лену Яковлеву.

– Последняя комната по коридору.

– Ее там нет.

– Здесь тоже не бывает, – хмыкнула соседка, – она не готовит совсем, чай только пьет или по кабакам шляется, актриса!

– Не знаете, в каком она театре играет?

– В погорелом, – припечатала баба и перевернула котлету.

Стало понятно, что больше здесь ничего не узнать.

– Слышь, – неожиданно сказала тетка, – у Гульки спроси, они дружкуют, третья дверь от ванной.

Гулей оказалась та самая злобная девица с полотенцем на голове.

– Извините, – улыбнулась она, – я накинулась на вас, просто терпеть не могу, когда приходится из ванной полуголой бежать, а слышу – к Ленке звонят. Эти-то, – она кивнула в сторону двери, – ни за что не откроют, уроды.

– Вы не знаете, где Лена?

– Спит небось.

– В комнате никого нет.

– Значит, у хахаля ночевать осталась, а от него прямо на работу пойдет.

– А кто у нее любовник?

– Теперь не знаю, а раньше Петька был, в одном театре служат.

– В каком?

Гуля сдула со лба успевшую высохнуть челку и пробормотала:

– Название такое длинное, погодите, программка есть, я к ней на спектакль ходила, правда, мне не понравилось, нудно очень.

Девушка подошла к окну, порылась в куче газет, радостно сказала:

– Вот, держите.

Я глянула на листочек серой оберточной бумаги самого низкого качества.

«Новый экспериментальный театр-студия драмы и комедии Александра Зимина. Пьеса Игоря Нефедова «Король толпы». Действующие лица и исполнители…»

Елена Яковлева нашлась в самом конце довольно длинного списка. Фамилия была напечатана мелкими, почти микроскопическими буквами. Да, похоже, девица в коллективе отнюдь не на первых ролях. Внезапно мне в голову пришла интересная мысль:

– Мне нужно оставить Лене записку. Как вы думаете, можно зайти к ней в комнату?

– Почему же нет? – удивилась Гуля. – Мы тут никогда не запираем, воров не боимся. С другой стороны, переть у нас нечего.

Прихватив программку, я пошла к Лене и бесцеремонно распахнула шкаф. Так я и знала! Среди не слишком обширного гардероба обнаружилась коричневая индийская юбка из марлевки и ярко-оранжевая майка с буквами «Nice day».

В задумчивости я пощупала футболку. Конечно, наличие этой одежды ничего не доказывало. Такие прикиды продают нынешним летом повсюду. Только что я видела у входа в метро одышливую тетку лет шестидесяти, трясущую целой кучей марлевых юбочек, правда, цвет у них одинаковый, напоминающий о качественном шоколаде… Но, если подумать… Ох, чует мое сердце, что «Ребекка» нашлась. Правда, у девицы короткие темные волосы, но это не проблема, небось натянула парик. Кирюшка просто не сообразил, что шевелюра искусственная. Надела туфли на каблуках, скорей всего, вон те, белые босоножки на умопомрачительных шпильках…

Ну, Лена, погоди! Я вновь постучалась к Гуле:

– Где у вас телефон?

– В коридоре, на полочке, только долго не разговаривайте, ругаться начнут.

В театре трубку сняли сразу.

– Подскажите, какой сегодня спектакль?

– «Котлеты по-милански», – ответил безукоризненно вежливый голос.

Я вздрогнула. Может, я ошиблась номером и попала в ресторан?

– Это театр?

– Да.

– А какой спектакль сегодня?

– «Котлеты по-милански», автор Игорь Нефедов.

– Билеты есть?

– Да.

– Во сколько начало?

– Ровно в семь.

– Простите, подскажите, Елена Яковлева занята в постановке?

– Минуточку, – сказала женщина и зашелестела бумагой, потом так же вежливо, как и раньше, сообщила:

– Яковлева играет горничную.

– Спасибо! – обрадовалась я.

Надо же, как здорово получается! Сейчас сбегаю в автошколу и сдам экзамены, а потом прямиком в театр.

Я неслась к метро, радостно подпрыгивая. Великолепное настроение придавало телу бодрость. Отлично, все просто отлично. Приду в эту экспериментальную студию за час до начала, найду лживую Яковлеву и заставлю сказать, кто нанял ее изображать «Ребекку». Небольшое усилие, и имя убийцы известно, а заодно и денежки в кармане.

Первый, на кого я налетела в автошколе, был мой инструктор.

– Экзамен сдавать явилась? – спросил он. – Ну-ка пошли.

– Куда?

– Давай, давай.

Я настолько привыкла ему подчиняться, что безропотно потопала внутрь здания, очень похожего на детский сад. Мы прошли линию стендов с бодрой надписью: «Водитель, помни, не соблюдая правила, ты наносишь непоправимый вред своему здоровью и дорожному движению», вошли большую комнату, и мой учитель весело сказал:

– Надюшка, будь другом, посади Романову за седьмой компьютер.

Хорошенькая Надюшка подняла на нас очаровательные глаза цвета летнего итальянского неба:

– Ладно, но только в третьем потоке, первые два уже забили место.

– Чудесненько, – обрадовался инструктор.

Мы вновь очутились в коридоре.

– Слушай внимательно, – сказал учитель, – у тебя на экране будут возникать картинки и вопросы. Всегда отвечай «да», даже если это покажется идиотством. Например – на какой цвет разрешено движение? «Да» – красный, «нет» – зеленый. Жми на «да».

– Ну и что получится? – удивилась я. – Меня просто выгонят.

– Все хорошо получится, – успокоил инструктор, – главное, всегда жми на «да».

Следующий час я провела в коридоре, разглядывая наглядную агитацию, вернее, плакаты, призванные разъяснять Правила дорожного движения. Правда, после прочтения данных дацзыбао в голове образовалась каша. «Находясь в пассажиропотоке движения, водитель обязан помнить, что он является активным участником пассажиродвижения, управляющим транспортным средством, могущим нанести непоправимый вред здоровью другим участникам пассажиродвижения, в случае несоблюдения им Правил дорожного движения, а также превышения скорости или нахождения за рулем в нетрезвом состоянии».

Господи, кто сочинил этот текст? Неужели нельзя было сделать его попроще? Ну типа – «Не пей за рулем, идиот!» или «Не превышай скорость, дубина!».

– Романова, седьмой компьютер! – гаркнул мужик, высунувшийся из двери кабинета.

На экране показалась картинки. Перекресток, несколько машин и вопрос: «Куда разрешен поворот для водителя «Волги». «Да» – налево, «нет» – направо.

Так, ответа не знаю, но нажму, как велели, «да».

Появился жирный плюс, сработало.

«Что нужно делать, въезжая на главную дорогу?» Остановиться – «нет», ехать с прежней скоростью – «да». Естественно, остановиться, я точно знаю. Палец сам собой нажал на «нет». Компьютер странно тренькнул и вывел – минус. Эта консервная банка не засчитала правильный ответ. Больше я не экспериментировала, а просто тупо тыкала пальцем: «да», «да», «да»…

Наконец возник результат – 45 плюсов и один неверный ответ, коварный тест был благополучно сдан. Я в недоумении вышла в коридор, наткнулась на мирно курящего у двери инструктора и поинтересовалась:

– А как проходят испытания те, кто на самом деле знает правила?

Парень рассмеялся:

– Седьмой компьютер заклинило, он считает за правильный ответ лишь ответ «да», хоть кол ему на лбу теши, то есть на экране теши. Консервная банка, тупая и упрямая, ну никакого соображения, а еще болтают некоторые умники про искусственный интеллект.

– Почему его не чинят?

– Денег нет, – хитро прищурился инструктор, – и потом, туда не всех сажают, некоторых лишь, понимаешь?

– А-а-а, – дошла до меня истина, – сколько я вам должна?

– Ничего, – фыркнул парень, – на вот, держи еще протокол, тут по вождению «отлично» поставили.

– Но как же, хоть на бутылку возьми.

– Да не пью я совсем, – отмахнулся парень, – считай, спасибо говорю.

– За что?

– За то, что от бандюги вчера прикрыла, – вздохнул инструктор, – ведь и впрямь я виноват был, зазевался чуток.

С новенькими правами в кармане я отправилась в экспериментальный театр. Нельзя сказать, что его здание расположилось в самом удачном месте. Улица Двадцати шести бакинских комиссаров. Странное название для магистрали! Ведь у этих несчастных молодых людей, погибших, как они считали, ради счастья простых тружеников, существовали имена и фамилии, я даже знала одну – Фиолетов, запала в голову со школьных времен. Ну нельзя же так, всех вместе, скопом… Улица кончилась. Минуточку, а где театр? Пришлось обращаться к аборигенам. Но никто не мог подсказать местонахождение цитадели искусства. Ни молодая мать с коляской, ни женщина с продуктовой сумкой, ни бабулька… А у мужика, тащившего ящик с пивом, я сама не стала спрашивать, такой в театр не ходит.

Наконец две девочки возраста Лизы принялись долго и путано объяснять дорогу. Проплутав между одинаковыми блочными домами, я вырулила к небольшому кирпичному дому и увидела долгожданную вывеску: «Театр Зимина. Служебный вход».

Глава 10

Внутри не было дежурного. Вернее, он куда-то отошел. На письменном столе, установленном прямо у двери, лежали газета и очки. Обрадовавшись, что мне не придется объясняться с вахтером, я пошла по коридору.

За первой дверью переодевалась женщина примерно моих лет.

– Простите, – робко поинтересовалась я, – не знаете, где можно найти Лену Яковлеву?

– Кто же это такая, милочка? – сквозь зубы бросила дама, нанизывая на пальцы кольца явно из «самоварного» золота.

– Она в сегодняшней постановке играет горничную…

– Дорогуша, – протянула собеседница, – ну не могу же я знать всех статистов?! Право, смешно обращаться с подобным вопросом к приме. Ступайте, ангел мой, в 24-ю комнату, там находится помреж Ваня, у него и осведомитесь.

Чувствуя себя так, словно наступила на собачью какашку, я побрела на поиски нужного кабинета. Но никакого Вани там не оказалось. Пришлось остановить мужика, одетого во фрак.

– Где помреж?

– Ванька? В кулисе стоит, вон там.

Я увидела растрепанного мужика в весьма потертых джинсах, лихорадочно говорившего двум парням в синих комбинезонах:

– Если еще раз вместо зеленого загорится… Чего тебе?

Сообразив, что последняя фраза относится ко мне, я открыла было рот:

– Лена Яковлева…

– Нет, – застонал Иван, – только не говори, что она опять прислала подмену, дура, выгоню раздолбайку. О мой бог, как мне все надоело!

– Вы не поняли, она мне нужна.

– Мне тоже, – окрысился Иван, – между прочим, до начала всего ничего, а Яковлевой нет. Убью, когда придет.

Весьма нелогично, кто же тогда играть будет?

– А где можно найти Петю?

– Яковлевского бывшего хахаля? В двенадцатой.

Пришлось возвращаться назад и всовывать голову в душную, пропахшую потом комнату.

– Петя здесь?

– Петруччио, тебя! – крикнул высокий блондин в мятом камзоле.

– Ну? – высунулся из-за занавески еще один блондин. – Чего?

– Не знаете, где Лена Яковлева?

– Нет. И вообще, мы давно расстались, не обязан же я всю жизнь за ней следить, вот и Ванька на метле летает. Может, запила?

– Она пьет?

– Нет, но вдруг начала!

– Да ладно тебе, Петруччио, – хмыкнул один из одевавшихся парней, – у Ленки роль шикарная, во втором акте, небось через полчаса появится.

– А что за роль? – заинтересовалась я. – Большая?

– Классическая, – хохотнул говоривший, – два слова: «Кушать подано», правда, говорят, будто Яншин из подобной роли делал изумительную миниатюру.

Зазвенел звонок, и ожил динамик на стене:

– Первая картина, внимание, прошу не опаздывать.

Парни потянулись на выход. Петя сказал:

– Сядьте на диван у двери, сразу увидите, когда Ленка пойдет.

Я послушалась и устроилась на холодной коже. Вахтер, пожилой мужик, похожий на тучную мышь, поглядел в мою сторону поверх очков, но ничего не сказал. Я же пришла не с улицы, а вышла из глубины театра, и он посчитал меня за свою.

Время тянулось жутко медленно. От скуки я пересчитала все трещины на стене и дырки в линолеуме. Около десяти стало ясно, что я трачу время впустую: Яковлева не придет. Я дошла до станции метро «Юго-Западная», села на маршрутное такси и через сорок минут была уже на платформе Переделкино.

Утром, едва будильник показал девять, я позвонила Яковлевой.

– Алле, – ответил хриплый мужской голос.

– Лену позовите, Яковлеву.

– Ленка, – заорал мужик, – слышь, Ленка!.. Нету ее!

– Тогда Гулю.

– Ей, Гулька, Гулька, поди сюда!

– Да, – донеслось из трубки.

– Гуля? Я вчера была у вас, искала Лену… Она не приходила?

– Она не придет, – тихо-тихо пробормотала Гуля.

– Почему?

– Под машину попала, – всхлипнула Гуля, – из милиции около семи вчера позвонили.

– Сейчас я приеду! – выкрикнула я и понеслась к электричке.

Гуля открыла мне дверь и заплакала.

– Ну-ну, – пробормотала я, – ужасно, конечно, но слезами Лену не вернешь, жаль, такая молодая.

– Она жива пока, – всхлипнула Гуля.

– Ну да? – обрадовалась я. – Где лежит?

– В Склифосовского.

– Давай собирайся, поедем…

– Не могу, – хныкала Гуля, – на работу надо. Может, вы сходите, а?

– Родственники у нее есть?

– Мать с сестрой, в Коломне живут, вечером обещали приехать.

У станции метро «Проспект Мира» я купила килограмм черешни и несколько бананов. Но фрукты передать мне не удалось. Молоденькая медсестра в огромном накрахмаленном колпаке глянула на прозрачный пакет с ягодами и вздохнула:

– Она без сознания, на аппаратном дыхании.

– Жить будет?

– Состояние тяжелое.

– Как же такое случилось?

Сестричка пожала плечами.

– Автомобильная катастрофа, подробностей я не знаю. Наше дело лечить, а не разбираться, как это случилось.

– Говорить она может?

– Пока нет.

– А когда?

Девушка стала терять терпение:

– Знаете, что такое аппаратное дыхание?

– Нет.

– Грубо говоря, трубка в горле. Звоните завтра.

Я выпала на улицу и побрела вдоль проспекта к метро. Над магистралью стояло синее марево, то ли от жары, то ли от выхлопных газов. Шедшие навстречу люди разделись почти до неприличия. Мужчины в шортах и сандалиях на босу ногу, девушки в топиках и мини-юбочках.

Сев в вестибюле на скамеечку, я призадумалась. Ну и что теперь делать? Черт, надо было узнать у медсестры, какое отделение милиции занимается этим наездом или где произошел несчастный случай.

Дурная голова ногам покоя не дает. Съев мороженое и выпив бутылку противно пузырящейся на языке воды, я пошлепала назад. На этот раз у двери с надписью «Реанимация» сидела другая медсестра, пожилая.

– Елена Яковлева, поступившая вчера…

– Сейчас, – отозвалась женщина и крикнула: – Леонид Сергеевич, о Яковлевой спрашивают!

Высунулся парень в голубой пижаме, увидев меня, он посуровел и произнес:

– Проходите.

Я вошла в ординаторскую.

– Вы кто Яковлевой?

– Подруга, а что случилось?

– Она умерла.

– Как? – заорала я. – Почему? Еще час тому назад жива была!

– Травмы, не совместимые с жизнью, – начал перечислять доктор, – открытая черепно-мозговая, перелом позвоночника, разрыв печени, перфорация легкого. Просто удивительно, как она пережила ночь. К сожалению, подобные больные обречены даже после всех операций.

Я тупо кивала в такт его словам.

– Вам плохо? – участливо поинтересовался врач и тут же крикнул: – Катя, принеси валерьянку!

– Не надо, – пробормотала я. – А отчего с ней такие жуткие вещи произошли?

– Ее привезли по «Скорой», – пояснил доктор, – взяли сразу в экстренную хирургию. Организм молодой, сильный, боролся, как мог, но увы!

– Вы сообщили в милицию?

– Так работники ГИБДД все сделали, – спокойно пояснил врач, – только, как всегда, никого не найдут.

– Почему?

– Ну у нас тут, на этаже, много из-под колес, – разоткровенничался эскулап, – приходят следователи, и каждый раз одна картина. Ничегошеньки пострадавший не помнит: ни цвета, ни номера… Свидетели тоже чушь несут – гиблое дело. Если водитель сам на месте аварии не остался, все. А в случае с Яковлевой и спросить-то некого, она просто лежала, ее случайно шофер-дальнобойщик заметил, в кювете…

Я вновь дошла до «Проспекта Мира» и уселась на ту же скамейку. Оборвалась единственная ниточка, ведущая к убийце. И что же теперь делать? Искать его среди домашних Славина. Проверить надо всех: Нору, Тамару, Аню, милых деток Николая, Андрея, Сергея, тихую дочку Свету и саму Ребекку. Хотя нет, Бекки тут явно ни при чем, стала бы она нанимать меня, если бы была замешана в преступлении. Нет, Ребекка – единственный человек, который может помочь в поисках, вот сейчас вернусь домой и поговорю с ней.

Но сразу попасть в Алябьево мне не удалось. Отчего-то все электрички, следовавшие в сторону Калуги, были отменены. Вернее, на 14.10 я не успела, а следующая отправлялась лишь в 17.20, те, что в промежутке, доезжали только до Солнечной. Побродив около билетных касс, я приняла соломоново решение: доеду до Солнечной, а там сяду на маршрутное такси. Уже отъезжая от вокзала, я вспомнила, что забыла купить детективы, и расстроилась. Вряд ли на станции стоит лоток с книгами. Хотя почему бы и нет?

Самое интересное, что на платформе были сразу две точки, предлагавшие литературу. Одна меня не слишком заинтересовала. Худая, почти изможденная женщина с мрачно горевшими глазами, одетая не по погоде в глухое, темное платье, торговала книгами на религиозную тематику, зато в двух шагах от нее, на складных столиках, раскинулось настоящее великолепие – обожаемые мною издания в бумажных ярких обложках.

Я принялась отбирать томики. Продавец, молодой парень, лузгающий без остановки семечки, быстро подсчитал сумму. Я полезла в сумку и не нашла там кошелька. Пришлось в полном отчаянии вытряхивать на столик содержимое ридикюльчика: расческа, зеркальце, пудреница, носовой платок, пара ментоловых конфеток, ключи, водительские права, жвачка «Орбит», какие-то скомканные бумажки, ручка… Но кошелек, довольно большой, из искусственной кожи с надписью «Версаче», подарок Кирюшки на день рождения, исчез без следа.

Глаза наполнились слезами. Нет, это уже слишком! Вчера триста рублей, сегодня двести…

– Все потому, что бесовские книжонки купить решила, – злорадствовала тетка с церковной литературой. – Господь, он все видит. Вот кабы ко мне подошла, так и денежки бы остались. Это ангел-хранитель беду от тебя отвел, чтобы гадость не приобрела.

– Слышь, Настька, заткнись подобру-поздорову! – рявкнул парень и плюнул в сторону женщины шелухой. – Ей-богу, договоришься, поколочу. Надоела, богомолка хренова! А вы, дама, не расстраивайтесь. Примета такая есть – немного потеряешь, потом больше получишь. Я тут до девяти вечера просижу, книжечки ваши никто не возьмет, сходите домой за деньгами и возвращайтесь. А то, хотите, так забирайте. Завтра на работу поедете и занесете.

– Вы мне поверите? – удивилась я.

– Хорошего человека сразу видно, – усмехнулся парень.

– Можно, я тогда одну возьму, вот эту? А деньги – либо сегодня вечером, либо завтра привезу.

– Силен, дьявол, силен, – завела «церковница», – ангел упреждает, а бес искушает. Не бери книги, на Страшном суде ответишь! Подумай, зачем господь тебя денег лишил, покайся!

– Настька, закрой хлебало! – вызверился торговец.

– Правду говорю, – бубнила тетка, пока я складывала вещи в сумочку, – правду. Вон, у тебя ежели кто что купит, тут же расплата и наступает.

– Ты чего несешь?

– Ага, – засмеялась женщина, – сам знаешь. Третьего дня мужик бесовщину взял, отошел, да на ровном месте упал и ногу сломал, скажешь, не было?

– С каждым случиться может, он выпивши был.

– Бабка книжонку купила, так у ей сердце схватило, «Скорая» приезжала…

– Ну и что? Старая совсем, а жара какая?!

– Нет, – хрипло каркала фанатка, – нет, божья кара настигла за разврат. А та девка расфуфыренная? Схватила дрянь и мигом под поездом оказалась.

От неожиданности я уронила незакрытую сумочку, и все сложенное высыпалось на платформу.

– Вы видели, как погибла Лика?

– Жуть! – дернулся парень. – Я два дня потом не мог торговать.

– Чуял свою вину, – прокомментировала Настя.

Я глянула на продавца.

– Как тебя зовут?

– Миша.

– Видишь ли, Мишенька, несчастная девушка, угодившая под электричку, моя родственница, не можешь ли ты припомнить, как все произошло?

Михаил наморщился, потом потер затылок и начал рассказ.

В тот день он, как всегда, торговал детективами и любовными романами. На бизнес не жалуется, народ хватает книжки, есть даже постоянные покупатели, заказывающие новинки… Но девушку, купившую произведение Джеки Коллинз, он не знал. Она впервые подошла к его лотку и, честно говоря, была мало похожа на человека, пользующегося электричкой. Незнакомка резко выделялась среди толпы, топтавшейся на платформе в ожидании поезда. Во-первых, элегантной одеждой, красивой ярко-зеленой сумочкой и такими же туфлями, во-вторых, прической. И пахло от нее потрясающе. Пока красавица перебирала книги, Миша наслаждался ароматом незнакомых духов. Его жена купила себе недавно «Русскую красавицу», и Мише нравился этот запах. Но от дамы веяло необыкновенным парфюмом, очевидно, так благоухает богатство.