Текст книги "Покер с акулой"

Автор книги: Дарья Донцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Ну? – осторожно поинтересовалась я.

– Генеральный прокурор Калабинского района, – ухмыльнулась Вика и торжествующе глянула неприятными глазищами.

– Это полностью меняет дело, – серьезно сказала я, – разрешите представиться, майор Романова с Петровки. Где мы можем поговорить?

– Пошли на кухню, – велела хозяйка и побежала по коридору.

Не слишком большая кухонька оказалась чистенькой и аккуратно прибранной. Вика вытащила из шкафчика банку дорогущего «Кап Коломбо» и, включив хорошенький чайник «Тефаль», с чувством произнесла:

– Так и знала, что она в розыск попадет. Что случилось?

Я развела руками:

– Ведутся оперативно-разыскные мероприятия, сами понимаете, тайна следствия!

– Да уж, не дура, – ответила Вика.

– Но раз ваша мама трудится прокурором, – сладко пела я, – сделаю исключение и сообщу – Ксения Федина разыскивается по подозрению в совершении преступления…

Довольная, что ради нее нарушили букву закона, Вика быстро вставила:

– Воровка!

– Правоохранительные органы будут очень благодарны, если вы сообщите ее адрес и дадите психологический портрет.

– Сейчас все про эту дрянь расскажу, – воодушевилась Вика, – слушайте!

ГЛАВА 7

Вике повезло с самого рождения. На свет она появилась в более чем обеспеченной и благополучной семье. Папа – директор одной из крупнейших фабрик Подмосковья и мама – прокурор области. Добротный двухэтажный дом со всеми удобствами, две машины, домработница и никаких мыслей о деньгах – в такой обстановке прошло детство Вики. Городок, где жила семья Поповых, – небольшой, почти все взрослое население работало на фабрике у Викиного папы, Юрия Петровича. Можно смело сказать, что он был для жителей Калабина царь и бог. Мог наградить, а мог и прогнать, сделать безработным и нищим.

Маленькая Вика не очень хорошо понимала, почему все вокруг ей улыбаются. В школе она вначале великолепно училась. Почти у всех учительниц мужья утром шли на производство, где начальствовал Попов, наверное, поэтому ей ставили четверку тогда, когда другие дети получали тройку.

Где-то к пятому классу Вика разобралась в происходящем и принялась нещадно эксплуатировать свое положение. В классе ее не любили. Чуть что, Попова бежала к учителям с кляузой, а все споры всегда решались только в ее пользу. Но несмотря на такую лояльность педагогического коллектива, учеба шла все хуже и хуже, и к одиннадцатому классу в дневнике пестрели тройки. Юрий Петрович призадумался. Дочь должна получить диплом о высшем образовании, но в крохотном Калабине никаких институтов не наблюдалось, оставался только один путь – подыскать соответствующее учебное заведение в Москве, не слишком престижное, потому что на МГУ Вика явно не тянула. Родители могли поднапрячься и пропихнуть чадо на экономфак, но ведь мало преодолеть вступительные экзамены, нужно еще проучиться пять лет.

Вот поэтому и выбрали экономическую академию. Называется красиво, а требования такие, что даже Вика сможет успевать.

Поступила девчонка спокойно. На платное отделение принимали всех без исключения.

На первом курсе Вика с тоской констатировала, что больше не является уникальной личностью. В Калабине на всех вечеринках, которые она осчастливливала своим появлением, дочь всемогущего директора моментально становилась центром компании. Мальчики, побросав девчонок, сломя голову кидались ухаживать за ней, взрослые моментально сажали ее в центр стола поближе к коронному блюду хозяйки – пирожкам или холодцу…

В Москве все оказалось иначе. Курс четко делился на бедных и богатых. Последних было меньше, и Вику приняли в избранный круг, но на третьих ролях. Пальма первенства безоговорочно принадлежала Розе Глотовой, чей папа работал не где-нибудь, а в ООН. Потом шли Женя Пересветова с родителями – модными гинекологами, Наташа Рябкина, чья мама без конца писала дамские романы, Катя Кочина – дочь эстрадного певца… Словом, районный прокурор и директор фабрики в этой тусовке просто не котировались. Да и обеспечены эти студентки оказались намного лучше Вики. Роза подметала пол норковой шубкой, Женя щеголяла в бриллиантах, а Катя и Наташа ездили на собственных машинах. У всех в элегантных сумочках лежали сотовые телефоны, на поясах висели пейджеры… В общем, Вика ощущала себя Золушкой, незнакомое и крайне некомфортное для нее состояние.

Девчонка метнулась домой и устроила предкам жуткий скандал. Папа почесал в затылке и признал законность ее требований. Его любимая дочурка не должна никому завидовать, и к Новому году у Вики появились прехорошенькая шубка, мобильный и новенькая симпатичная «Нива» цвета баклажан. Но все равно, это было не то. Шубку сшили из белки, «Нива» явно проигрывала рядом с красавцем «Фольксвагеном», а мобильник оказался подключенным к дешевому «кривому» номеру, через восьмерку.

Так что удивить богачек и прорваться в первую тройку Поповой не удалось. Ее, правда, всегда приглашали на вечеринки, но Вике приходилось сидеть в кресле, изображая усталость, потому что малочисленные местные кавалеры обращали на нее внимание только тогда, когда «основной состав» отказывался плясать.

От злости Вика завела дружбу с Ксюшей Фединой. Для тихой, робкой Ксюты материальное положение Поповой казалось невероятным богатством. Ксения родилась и выросла совсем в других, отнюдь не тепличных условиях. Мамочка, всю жизнь работающая дояркой на ферме, куча братьев и полное отсутствие отца. Ксюта, заикаясь, бормотала, будто папенька служил капитаном на военном корабле и погиб при исполнении особо опасного задания, но студентки только хихикали ей вслед. Капитан! Как же слышали, слышали…

С малолетства Ксюха умела все – наколоть дрова, притащить тяжеленные ведра с водой, запарить болтушку для свиней и вскопать огород под картошку. Но в придачу к умелым неленивым рукам господь наградил ее отличной головой. Девочка училась играючи, схватывая на лету любые объяснения. Алгебра, геометрия, английский… По всем предметам в ее дневнике тесной толпой стояли пятерки. После восьмого класса к Ксюшиной маме, Раисе Петровне, явился почти весь педагогический коллектив сельской школы и начал упрашивать разрешить девочке ездить в райцентр для продолжения образования.

Замороченная жизнью, Раиса только пожала плечами.

– Хрен с ней. Охота девке в шесть утра подниматься, чтобы на автобус поспеть, пусть ее, перечить не стану, лишь бы поросят вовремя кормила!

Ксюте была охота, уж очень хотелось выучиться «чистой» профессии – стать врачом, учителем или бухгалтером и сидеть весь рабочий день в теплом помещении, а не швырять лопатой навоз, как мамочка на продуваемом всеми ветрами дворе.

Встав в шесть утра, Ксюша бегала на автобус, ехать было далеко, а занятия в областных школах начинались в восемь, сельские жители спешат начать день пораньше. Что девятый, что десятый, что одиннадцатый класс были закончены на круглые пятерки. Ясным июньским днем у нее в кармане оказался аттестат и золотая медаль. С таким багажом Ксюша уехала покорять Москву, просто сбежала поздно вечером, когда мать улеглась спать. До этого они крепко поругались. Раиса Петровна категорически запретила дочери ехать в город.

– Где родился, там и пригодился, – изрекла мамочка расхожую крестьянскую истину, – ну за каким чертом тебе Москва ихняя? Вон в райцентре ветеринарное училище, поступай себе, чем плохо?

Но Ксения не хотела быть ветеринаром и бегать потом по локоть в грязи возле занедужившей коровы. Будущее представлялось ей иным – светлым и чистым.

Приехав в столицу, девочка купила в газетном ларьке справочник для поступающих в вузы. Плехановский и экономфак МГУ она отмела сразу, сомневаясь в своих силах. А в заштатную академию поступила моментально, сдав на пятерку математику.

Началось учение. Оно вновь давалось Ксюше легко, хуже было терпеть голод. Дома они питались просто, но сытно – щи, картошка… Мясо, молоко и масло были свои, в огороде вырастали овощи. В августе зрели яблоки… В сараюшке кудахтали несушки, и Ксюня частенько делала себе на ночь яишенку с луком и салом. На сытый желудок ей отлично спалось.

В столице потекла иная жизнь. Дороговизна просто ужасала. В первое время стипендию удавалось растянуть лишь на пять дней. Ксюта просто хваталась за голову. Молоко, которое она, как сельская жительница, и за еду-то не считала, стоило невероятную сумму, яйца и того больше. Масло, творог, колбаса были недоступны, а покупка новых, даже самых дешевых колготок пробивала в бюджете зияющую брешь. Ксения запасла пшена и варила кашу на воде. В зимнюю сессию она завалила экзамен. Голова кружилась и болела, в носу щипало, у нее начинался грипп.

В январе к ней подошла одногруппница из богатеньких, Вика Попова, и небрежным голосом заявила:

– Хочешь заработать?

Ксюша с надеждой глянула на нее:

– Очень.

– Тогда вымой мою машину.

Привычная к физическому труду, Ксюта в мгновение ока справилась с заданием и получила двадцать рублей. Так она превратилась в Викину прислугу: убирала квартиру, стирала белье, готовила, бегала за продуктами и писала за хозяйку рефераты. В мае Вика велела отправляться вместо нее на практику.

– Но у меня тоже практика, – попробовала возразить Ксюша.

– Что-нибудь придумаешь, – отмахнулась Вика.

– Не могу, – покачала головой Федина.

– Сто долларов, – коротко сообщила Попова.

Ксюша заколебалась. Мамочка давно простила дочери побег и теперь частенько писала письма с просьбами. Ксюта, приезжая домой, всегда привозила подарки. Сто долларов были нужны позарез, и девушка согласилась.

Благополучно отработав под именем Виктории Поповой в банке, Ксения получила самые благожелательные отзывы. Вика начала сдавать на тройки сессию, а у Ксюты появились нешуточные проблемы – практика не пройдена, и к экзаменам ее не допустили.

– Ты все пела, это дело, – процитировала куратор курса басню И. Крылова, – теперь выкручивайся, как хочешь.

И Ксюшу отчислили. Примерно месяц она жила у Вики, подавая той кофе в постель, но в ноябре, воспользовавшись выходными днями, Попова уехала к родителям, велев «домработнице» сделать генеральную уборку. Но вернулась она в неубранную квартиру.

Поставив в холле дорожную сумку, Вика вскипела от злобы. Повсюду мотались клоки пыли, воздух был затхлый, и в довершение всего на кухне обнаружилась початая бутылка псевдофранцузского коньяка, вспоротая банка шпрот и заветренные куски сыра. Прислуга явно принимала гостей.

Вне себя от негодования, Вика влетела в спальню и чуть не затопала ногами. Белье из большого шкафа было просто вывалено на пол, сверху лежала открытая коробочка из-под вафель. В ней Вика держала деньги. Не оказалось на месте и двух золотых цепочек, кольца с небольшим бриллиантом и гранатовых серег, а из ванной исчезло кое-что из косметики и непочатый флакон французских духов.

Задыхаясь от негодования, Вика позвонила родителям. Но те неожиданно отнеслись к ситуации спокойно.

– Сколько денег пропало? – поинтересовался папа.

– Пятьсот долларов, – разрыдалась дочурка, – сейчас в милицию пойду.

– Даже не думай, – остановил ее отец, – не стоит из-за копеек нервы портить, начнутся допросы, станут придираться, что не живешь по месту регистрации, в общежитии, а на съемной квартире. Забудь, доченька. Деньги получишь в среду, как раз оказия в Москву намечается.

– Заодно наука, – добавила слушавшая по другой трубке мать, – незачем пускать в дом голодранок, дружить следует с ровней. Смотри никому не рассказывай, будешь дурочкой лопоухой выглядеть.

Скрепя сердце, Вика согласилась молчать о происшествии и даже не сообщила в учебную часть о случившемся.

– Когда это произошло? – поинтересовалась я.

– Полтора года тому назад, – охотно ответила собеседница и спросила: – Если вы сейчас ее за воровство поймали, могу я заявить о краже?

– Скорей всего нет, – охладила я мстительный пыл девчонки.

Та только раздраженно вздохнула.

– Значит, вы не знаете адрес Фединой?

– Понятия не имею.

– А где она жила, уйдя от вас?

– Черт ее знает, – отрезала Попова, – на помойке небось. Хотя скорей всего домой вернулась, к матери.

– Куда?

– Сейчас, – засуетилась Вика и принялась перебирать довольно пухлый ежедневник, – где-то здесь был, ага, вот он, пишите – Московская область, поселок Селихово, улица Матросова, дом 12. Раиса Петровна – это мать.

Назад я ехала в полупустом вагоне, тихо покачиваясь в такт движению поезда. Час пик еще не начался, и в метро пока не было раздраженной, усталой толпы. В голове крутилось сразу много мыслей, что-то было не так… Странная девочка Ксюша! И где она только обреталась несколько месяцев до встречи с будущим мужем? Но ведь где-то же она спала, ела и, наверное, работала. Пятьсот баксов, конечно, неплохая сумма, да и цепочки с колечком можно продать, только вырученной суммы все равно не хватит на жизнь в Москве. Столица – дорогой город. Хотя, если питаться кефиром… Нет, наверное, она все-таки вернулась домой. Во всяком случае, такую возможность нельзя отметать. И потом, получается крайне логично. Если, совершив преступление, девица спешно спряталась в родном доме, то и сейчас небось, после побега от мужа, там. Правда, совершенно непонятно, зачем ей уходить от богатого мужа, выполнявшего все ее капризы? Может, нашла более обеспеченного любовника? Тогда она у него… И еще странность – Писемский тоже назвал деревню Селихово, но улица другая – Космонавтов.

Вздохнув, я попыталась собрать в кучу расползавшиеся мысли. Ладно, завтра поеду в это Селихово и произведу разведку боем, а сейчас лучше поразмышляем на тему ужина – что вкуснее: курица или мясо? Кирюшка обожает цыплят, зато Юля неравнодушна к котлетам с зажаренной корочкой…

Перебирая в уме разнообразные варианты еды, я вышла на улицу и, покупая у разбитной хохлушки мандарины, неожиданно подумала: «Интересно, откуда девушка, приехавшая из небольшого подмосковного городка, знает, как неудобны на запястьях наручники?» В уме сразу всплыл образ Олега Яковлевича и прозвучал его усталый голос: «Нет, браслеты жена не любила и никогда не надевала, говорила, что они напоминают ей наручники».

Напоминают! Она что, провела часть своей юной жизни со скованными руками?

ГЛАВА 8

Домой я влетела, как всегда, обвешанная пудовыми сумками. Животные необычайно оживились и принялись тыкаться носами в пакеты. Сейчас к нашей стае временно прибавился дрессированный кот, принадлежавший ранее умершей Светлане Ломакиной. Я не хотела рассказывать домашним про ночное приключение, и Кирилл увешал весь район объявлениями: «Найден необыкновенно умный дрессированный кот, любит купаться. На шее дорогой ошейник с медальоном».

Правда, ошейник мы потеряли. Катя сняла его, перед тем как засунуть животное в ванну, и голубая полоска как сквозь землю провалилась.

– Неудобно получается, – вздыхала подруга, – объявятся хозяева, а мы куда-то ошейник задевали. Дорогая вещичка, широкий, похоже, из кожи, да и медальон сильно на золотой смахивал.

– Ну уж ты скажешь, прямо-таки золотой, – улыбнулась Юлечка, – кто же коту на шею драгоценность повесит!

– Не скажи, – вступил в разговор Сережка, – знаешь, какие хозяева бывают ненормальные, может, эти из таких, явятся за Морисом и потребуют: где наш ошейник с платиной и брильянтами, что тогда делать станем?

– Как ты его назвал? – переспросила Катя.

– Морис, – ответил сын.

– С чего ты взял, что это его имя?

– А я вчера взял словарь имен, – пояснил Сережка, – и начал вслух читать, да сами посмотрите.

Он сел возле кота и проникновенно спросил:

– Ну и как тебя зовут? Барсик? Рыжик? Леопольд? Андрей? Антон? Может, Морис?

Кот быстро повернул голову и издал короткий звук:

– Мяу.

– Видали? – сказал Сережка.

– Морис! – позвала я.

Кот встал, подошел к моим ногам, уселся прямо на тапочки и ответил:

– Мяу.

– С ума сойти, – пробормотала Юля, – может, он вообще все понимает? Морис, хочешь кушать?

Сохраняя полное достоинство, животное прошествовало к холодильнику. Положило передние лапы на дверцу и выжидательно глянуло на Юлю:

– Мяу.

– Просто дрожь пробирает, – ахнула девушка, доставая мелко нарубленную говядину, – а вдруг он инопланетянин, посланец вселенского разума?

– Или мальчик, которого заколдовала злая ведьма, – пустился в фантазии Кирюшка.

– Мальчик поглупей будет, – съехидничал Сережка, – этот на академика тянет.

– Я тебя сейчас тресну! – завопил младший.

– Попробуй, – ухмыльнулся старший.

Кирюшка с воплем налетел на брата, тот в мгновение ока скрутил его и поволок в ванную.

– Мама, – орал Кирюшка, – скажи ему!..

– Мама тут ни при чем, – вещал Сережка, пуская душ, – никакая мама не поможет, только холодная вода остудит горячую голову моего братца.

Послышался плеск, потом визг… Сережка с грохотом протопал по коридору в спальню. Через секунду в ту же сторону с кличем команчей пролетел абсолютно мокрый Кирюшка, размахивающий щеткой с длинной ручкой, и с воплем: «Сейчас тебе мало не покажется!» – мальчишка начал ломиться в дверь к брату.

Сережка неожиданно распахнул дверь, Кирюшка потерял равновесие и влетел внутрь.

– Ну, поглядим, кому мало не покажется, – возвестил Сергей и тотчас же до нашего слуха начали доноситься сочные шлепки, потом заскрипела кровать и задвигались кресла.

– Они сейчас мебель разломают, – вздохнула я.

– Главное, не вмешиваться, – сказала Катя, – сами разберутся.

В кухне весело пускал пар чайник, телевизор гремел, сообщая последние новости, Катя и Юля завели громкий разговор, планируя, как лучше провести выходные… В спальне уже не просто летала из угла в угол мебель, там, похоже, крушили стены и разбирали потолок. Собаки лаяли, бегая взад и вперед по коридору, кошки предпочли спрятаться, и только Морис тихо сидел на подоконнике, взглядом философа созерцая весь тарарам. Я погладила его крупную ушастую голову. Кот перевел на меня загадочные желто-зеленые глаза и вздохнул, как человек. Чувствуя, что сейчас упаду от усталости и засну прямо на полу, я, отказавшись от ужина, пошла к себе и рухнула на диван. Тут же принеслись мопсы и принялись шумно выяснять, кто займет лучшее место прямо у моего подбородка. В пылу спора Муля несколько раз грохалась тучным задом на мое лицо, а Ада бегала взад-вперед по подушке, нещадно царапаясь. Кое-как скинув их на пол, я закрыла глаза. Сквозь подступающий сон я почувствовала толчки: увидав, что хозяйка задремала, мопсы вновь принялись делить территорию.

Нет ничего гаже, чем вставать в выходной день около шести. Но у меня просто не было другого выхода. Селихово расположено на краю света. Сначала два часа на электричке до Коломны, а потом бог знает сколько на местном автобусе до некоего Ромашина, далее следовало передвигаться пешком либо на попутном транспорте.

В электричке стоял зверский холод. Не успела я развернуть только что купленный журнал «Мир криминала», как над головой раздался громовой бас:

– Граждане пассажиры, вашему вниманию предлагаются качественные газовые зажигалки по типу «Ронсон». Невероятно удобная вещь, элегантно оформленная, можно переделать клапан, и она станет многоразовой. Цена намного меньше, чем в ларьках и магазинах.

Я обернулась. Тощий парень с испитым лицом держал над головой дешевую зажигалку черного цвета с белой надписью «Ronson». Пассажиры тихо дремали, уткнув носы в воротники. Продавец не спешил уходить, с надеждой оглядывая потенциальных покупателей, но никто не торопился обзавестись огнивом «по типу Ронсон». Мне стало жаль неудачника, и руки сами собой раскрыли кошелек. Но не успела я, пощелкав зажигалкой, убедиться, что та после исчезновения «дилера» моментально перестала работать, как над ухом зачастил высокий женский голос:

– Граждане пассажиры…

На этот раз моему «вниманию предлагалась» всякая мелочь – набор ниток, клеенки, кипятильники и жуткие китайские фломастеры. Торговала этим хабаром неопределенного возраста женщина с безграничной тоской в глазах. Рядом стоял белобрысый мальчишка в девчачьих сапогах. Возраст примерно Кирюшкин, но школу не посещает, таскается коробейником по вагонам. Одна из пассажирок, старушка в грязноватой китайской куртке, протянула пацану сдобную булочку, явно купленную для себя в дорогу. Мальчишка вежливо поблагодарил и тут же вцепился зубами в мякиш.

– Господи, твоя воля, – вздохнула бабка.

Я почувствовала, как к горлу подступает комок, и поманила представительницу малого бизнеса пальцем. На этот раз в руках оказались ножницы, которые не хотели резать.

Через полчаса сумка ломилась от ненужных предметов. Коробейники тянулись нескончаемой чередой. У всех был тоскливый вид, всех было жутко жаль. Примерно через час ассортимент сменился. Теперь предлагали газеты, домашние пирожки, отварную картошку… Пару раз пробегали тетки с огромными термосами, вопя:

– Чай, кофе, какао…

Потом появился тихий мужик и проникновенно зашептал:

– Кто желает согреться? Имеем ассортимент с закуской.

Мужская часть вагона крайне оживилась и стала вытаскивать кошельки. Продавец подходил к скамейке и раскрывал сумку-холодильник. Оттуда выглядывали бутылки с водкой. Из другой тары извлекались одноразовые стаканчики и нехитрые бутер-броды, правда, целомудренно замотанные пленкой.

– А минеральная вода есть? – спросила я.

– Не держим, – вежливо ответила «рюмочная», – щас после Кратова Танька побегет, у нее все в наличии – «Спрайт», «Пепси» и «Буратино».

Так и вышло. На следующей станции в вагон вскочила толстощекая девчонка с рюкзаком, набитым пластиковыми бутылями. Я купила «Святой источник» и бездумно уставилась в окно. Там проносились заснеженные поля и какие-то полуразрушенные конструкции.

Наконец спустя два часа я оказалась в Коломне и чудом успела на отходящий в Ромашино автобус. Народу в небольшой желтый ящик на колесах набилась тьма. По Москве давно не ходят такие машины, но в области они, очевидно, единственный вид транспорта. Вниз по шоссе автобусик бежал довольно ходко, вверх еле полз, тяжело фыркая.

Через каждые три-четыре километра он останавливался возле очередной деревеньки, и пассажиры менялись, оставаясь парадоксальным образом внешне такими же – бабы в мохеровых шапках и пальто с «норкой», мужики в старых куртках. Одновременно с людьми в салоне мирно покачивались кролики, собаки и куры.

Только когда на остановке с милым названием «Крысово» сухонькая бабка стала затаскивать по ступенькам упирающуюся козу, водитель заорал:

– Вылазь, тетка, ты бы еще с крокодилом ехать надумала.

– Так какая от крокодила польза, – резонно ответила неконфликтная бабулька, втянув животину в салон, – ни молока, ни творога, а Машка – моя кормилица.

– Слазь, говорю, – вопил шофер, – вчерась одна такая с козлом ехала, так он все вокруг заблевал!

– Тише, тише, сыночек, – просила бабка, – моя Маня к машине привыкшая, тихонечко в уголку примостится.

– Слазь, – не успокаивался водитель, – пока не слезешь – не поедем.

Пассажиры загудели. Бабулька затряслась и чуть не плача спросила:

– Граждане, делать-то что? С собакой можно, а с козой нет?

– Слышь, парень, – буркнул огромный красномордый мужик, – хорош над людями измываться, давай ехай!

– А ежели коза всех перепачкает, обосрется, мне убирать? – злился шофер.

– Давай ехай, – хором закричали селяне, – сами разберемся.

– Ну, как хотите, – присмирел парень и, выплескивая злобу, резко рванул вперед.

Стоящие люди попадали, как груши. Лишь одна коза удержалась на ногах. Наверное, на четырех конечностях удобнее стоять, чем на двух.

– Спасибо, граждане, – с чувством произнесла бабка, устраиваясь в углу, – кабы не вы, переть бы нам с Маней пехом.

– Отчего же пехом? – удивился тонкий парень в рваной кроличьей шапке, – ты бы, бабуся, на козу села и галопом домой!

Автобус грохнул от хохота, даже водитель засмеялся. Так, хихикая, мы добрались до церкви. Народ потянулся на выход. Ромашино, конечная.

– Где Селихово? – спросила я у шофера.

– Туточки, – ответил тот, пиная скаты, – через лесок, недалеко, километров пять будет.

– Доехать нельзя?

– На попутной только, – сообщил водила и закурил.

Я уныло оглядела пустое шоссе. Никаких признаков автомобилей, только где-то далеко-далеко тарахтит мотоцикл. Минут через пять звук приблизился, и стало понятно, что это не мопед, а совершенно диковинный вид транспорта, никогда ранее мной не виданный. Впереди один мотор без признаков капота, от него тянется длинная ручка к небольшому железному ящику на колесах. Перед ящиком на скамеечке, держась за повод, сидела баба в резиновых сапогах.

– Чего маешься? – крикнула она мне. – Подвезть?

– Спасибо, – с чувством произнесла я, устраиваясь возле водительницы.

– Не за что, – ухмыльнулась тетка, ловко управляя таратайкой, – не на плечах несу. Колеса везут. В Селихово?

Я кивнула.

– Докторша, что ли, новая?

– Нет, к Фединым, по делу.

– А-а, – протянула баба и потеряла ко мне всякий интерес.

Мы мирно тряслись по колдобистой дороге, до носа долетала вонь, очевидно, в кузове лежал навоз. Наконец тетка притормозила у пригорка и ткнула черным пальцем вбок:

– Гляди, Селихово.

– Спасибо, – вновь сказала я, одурев от тряски и запаха.

– Ступай себе, – вздохнула добрая самаритянка и добавила: – Ты там у Фединых поосторожней.

– Почему?

– Хулиганы они, – пояснила бабка и завела колымагу.

Провожаемая треском, я дошла до поворота и увидела несколько почерневших избенок с полупокосившимися заборами. «Улица Матросова, дом 12» – было намалевано белой краской на первом домишке. Недоумевая, куда подевались одиннадцать предыдущих зданий, я толкнула калитку и оказалась в захламленном дворе. Значит, Писемский ошибался, Ксюша жила не на улице Космонавтов. Слева, у полуразбитого кресла стояла огромная ржавая ванна, справа высилась поленница. Покосившиеся ступеньки жалобно запели под моей тяжестью, дверь распахнулась, и ноги ступили внутрь невероятно грязной комнаты. Всюду, куда только хватало глаз, тянулись немытые банки, висели вонючие тряпки, ведра и сита.

– Есть кто живой? – крикнула я.

– Чего надоть? – раздался голос.

Тут же отворилась другая дверь, на меня пахнуло стойким ароматом перегара. В проеме стояло существо мужского пола неопределенного возраста. Красные опухшие глазки, всклокоченная сальная шевелюра, трехдневная щетина, на плечах – драный ватник, на ногах – калоши. Ален Делон, да и только. Небось, как французский актер, тоже не пьет одеколон. Правда, про бурбон, наверное, не слышал, обходится самогонкой.

– Чего надоть? – повторило небесное создание, яростно скребя подбородок черными ногтями. – Ты кто будешь, пенсию носишь?

Его глаза с надеждой заблестели, но я порушила его мечты:

– Ксения Федина здесь живет?

Если бедная девочка пошла на кражу, чтобы вырваться из этой обстановки, ее даже и упрекать нельзя!

– Ксения, Ксения, – забормотал хозяин, морщась, – кто ж это такая будет?

– Сестра твоя, уебище, – донеслось из избы.

– Ксюха! – обрадовался братец. – Так она померла!

– Когда? – спросила я, чувствуя ужасную усталость. – Когда?

Собеседник расстегнул ватник и начал чесать грудь. Может, у него блохи?

Отойдя на всякий случай подальше, я повторила:

– Когда?

Мужик перестал скрестись и крякнул:

– Ленк, не помнишь?

– Года два назад, – ответил голос и тут же в комнату вошла довольно молодая востроносенькая женщина в застиранном байковом халате.

– А вам зачем? – поинтересовалась она.

Секунду я колебалась, что ответить. Для таких киностудия – как другой мир, а милиционеру тоже ничего не скажут, испугаются.

– Видите ли, я представляю лотерею «Поле чудес». Ксения Федина выиграла большой приз, но в квитанции указала этот адрес.

– Да вы проходите в залу, – оживилась Лена, услышав про деньги.

Мы прошли в довольно опрятную, явно парадную комнату, в которой стоял дикий холод.

– Ксения померла, – сказала невестка и спросила, – а чей теперь приз?

Я развела руками:

– Во-первых, мы должны удостовериться, что девушка мертва, у вас есть свидетельство о смерти?

Лена покачала головой.

– С чего вообще вы решили, что она покойница? И где Раиса Петровна?

– Свекровь тоже померла, – спокойно ответила Лена, – силосом задавило.

– Чем?

– Она в яме вилами корм для коров доставала, а тут силосораздатчик сломался и на нее целую тонну комбикорма высыпал. Враз задохнулась, – спокойно пояснила женщина. – А о Ксюхе бумага есть.

– Какая?

Лена встала, выдвинула ящик буфета, порылась и подала мне листок:

– Вот.

Справка из больницы №1754. «Ксения Федина находилась на лечение, доставлена с травмами, несовместимыми с жизнью. Скончалась 28 сентября. Тело кремировано, как невостребованное». Ни даты, ни круглой печати, только подпись – доктор Иванов и штамп. Филькина грамота! Да еще с грамматической ошибкой – на лечениЕ. Ни один здравомыслящий человек не поверит данному, с позволения сказать, «документу». Но тот, кто состряпал бумажонку, хорошо знал Ксюшиных родственников, для них подобная справка – документ.

– И вы, конечно, не в курсе, где она похоронена?

Лена пожала плечами. Ну не дура ли! О каком невостребованном теле может идти речь, когда «извещение» отправили родственникам?! Впрочем, бабе просто все равно: умерла сестра мужа, и ладно!

– У нее есть кто из близких?

– Только мы, – быстро ответила Лена, – наследство наше.

– А Витька? – очнулся муж. – Витька-то…

Женушка пнула его ногой, но поздно. Я сердито сдвинула брови и сообщила:

– Сокрытие родственников при получении наследства карается по закону, можно в тюрьму угодить. Кто такой Витька?

– Тоже мне, родственник, – фыркнула Лена, – сколько лет не виделись, одно название.

– Кто он? – настаивала я.

– Брат ихний старший, – пояснила Лена, – в Москве живет, богатым стал, загордился. Домой носа не кажет, помощи никакой…

– Адрес давайте!

Лена вздохнула и вновь полезла в буфет. На этот раз она долго рылась в коробочке и наконец сообщила:

– Приютский переулок, дом один.

– Кто еще есть из родственников?

– А никого, – сказала женщина, – четыре брата было и Ксюха, ну и мать еще. Сенька помер, Костька сидит, Раиса Петровна задохнулась, Ксюха тоже убралась. Только и осталось, что Васька мой, да Витька-хмырь.

– Константин когда выйдет?

– Никогда, – пояснила Лена, – пожизненное получил за убийства, девять человек порешил, маньяк!

Я только вздохнула, ну что за люди могли вырасти в подобной обстановке? Только алкоголики да маньяки.