Текст книги "Мачеха в хрустальных галошах"

Автор книги: Дарья Донцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 8

Дома я оказалась около девяти вечера. Открыла холодильник, посмотрела на увядший пучок укропа и отправилась в ванную. Ехать ужинать в кафе сил нет, идти в ближайший супермаркет – тоже. Можно поскрестись к Агнессе, она меня с удовольствием накормит, но потом придется часа два слушать ее болтовню, разговаривать с Базилем, которого после некоторых событий мне не очень-то приятно видеть[4]4
  События, о которых вспоминает Степанида, описаны в книге Дарьи Донцовой «Лунатик исчезает в полночь», издательство «Эксмо».


[Закрыть]. Лучше приму душ, лягу в кровать, посмотрю любимый сериал. Кажется, где-то у меня завалялась шоколадка…

Я обшарила кухонные шкафчики, не обнаружила даже смятого фантика и приуныла. Но потом меня осенило – дорожная сумка! Две недели назад, улетая из Лондона, в аэропорту Хитроу в дьюти-фри я купила конфеты, какое-то печенье и вроде не все съела, потому что в самолете дали неожиданно вкусный ужин.

И точно. Вытащив из шкафа баул и заглянув в него, я издала победный клич команчей. Ура! На дне лежали набор замечательных шоколадок, коробочка традиционных английских бисквитов и упаковка с кексами. А в кухне есть банка с любимым фруктовым чаем. Ну, сейчас попирую!

В прекрасном настроении я снова поспешила в ванную, но притормозила и вернулась в гостиную. Выключила мобильный, выдернула из розетки штекер стационарного телефона. Отлично знаю: если мне хочется спокойно принять душ, а потом с наслаждением поужинать в кровати, в момент, когда рука поднесет ко рту вкусный кексик, непременно позвонит кто-нибудь с работы и начнет грузить меня какой-нибудь ерундой. Или звякнет Белка. Я очень люблю бабушку, но беседы с ней никогда не длятся менее получаса, чай за это время, конечно же, остынет. Каждый человек имеет право на маленькое счастье, поэтому сейчас я временно оборвала все контакты с внешним миром.

Бодро напевая веселую песенку, я приняла душ, намазалась кремом, сделала из мокрых волос на макушке «пальму» и потопала на кухню. Водрузила на поднос чашку, чайник, коробку конфет, вазочку с печеньем, тарелку с кексами, оттащила все в спальню, поставила на тумбочку, взбила две подушки, занырнула под уютное одеяло, включила сериал, взяла кекс, вдохнула аромат ванили и специй, открыла рот… И тут раздался звонок в дверь.

Я замерла. Кто может притащиться в гости в начале одиннадцатого, предварительно не договорившись? Звягин сейчас в Париже на деловых переговорах, Арни улетел с ним. Варя Кондакова, близкая подружка, месяц назад вышла замуж и занята только супругом. Есть еще несколько человек, способных явиться без предупреждения, но все они сейчас не в России: кто в Милане, кто в Лондоне, кто в Нью-Йорке. Следовательно, на лестнице Агнесса. И что у нее случилось? У Магды завелись блохи? Или у собаки от неумеренного обжорства открылся понос? Но зачем тогда ей понадобилась я? Надо звать ветеринара Пашу…

Звонок повторился. Сама того не желая, я занервничала. Несси деликатна, если ее сразу не впускают в квартиру, она отправится к себе. А вот Базиль настойчив, значит, скорее всего, за дверью он.

Противный звук не утихал – незваный гость упер палец в кнопку и не собирался уходить. Я вскочила, замоталась в халат и побежала в прихожую, где, не посмотрев на домофон, резко распахнула дверь, чтобы высказать внуку Несси все, что о нем думаю. Но – молча попятилась…

– Ой, какая ты хорошенькая! – умилился Купер. – Просто заинька! Причесочка – класс, тебе всегда надо так ходить. Привет! Я привез вкусный ужин из «Чаемании». Все твое любимое. Эй, ты занята? Не одна сейчас?

Я вспомнила о хорошем воспитании и криво улыбнулась:

– Входи.

– Супер! – обрадовался Куп и пошагал по коридору. – Чем так приятно пахнет? Вроде ваниль и какие-то специи?

Я решила ни за что не рассказывать про английские кексы и фруктовый чай.

– Это крем для тела.

Купер начал выкладывать на стол коробки.

– Восхитительный аромат. Как насчет салата с цыпленком? Ты сиди, я сам все разложу.

– Что случилось? – насторожилась я.

Куп замер с ложкой в руке.

– Ничего.

– Ты приехал просто так? – усомнилась я. – Без дела?

– Подумал, что ты весь день работала, – завел гость, – захочешь перекусить, поленишься рулить в кафе, вот и решил поухаживать.

– А-а, – протянула я.

– Неужели я не могу доставить приятной девушке ужин? – театрально возмутился Купер, ставя передо мной тарелку.

– Мы знакомы недавно, и отношения у нас не такие, чтобы ты примчался вечером, предварительно меня не предупредив, – возразила я, втыкая вилку в кусок куриной грудки.

– Звонил многократно, но ты не брала трубку, – отбил подачу гость.

Я вспомнила про отключенные телефоны.

– Да ну? Наверное, не слышала из-за шума воды. Душ принимала.

– Вчера я ходил на премьеру в театр Авдонина, – завел светскую беседу Купер. – Представляешь, они поставили пьесу по роману Милады Смоляковой. Опустились до бульварной литературы, до этого-то ставили исключительно философские произведения.

– Наверное, народ не хочет задумываться о неминуемой смерти от тяжелых болезней, – ответила я. – И что плохого в Смоляковой?

– Она тебе нравится? – удивился Купер.

Я открыла коробку с пирожками.

– Почему нет? Если предстоит лететь на самолете, я всегда покупаю в аэропорту ее очередную книжку. Литература делится на жанры, Смолякова вспахивает развлекательный сектор, глупо ждать от нее историй про то, как изменить политическую обстановку в мире. И ругать Смолякову неумно. Леди Гага не поет в опере, но ты же ее не презираешь? И Майкл Джексон никогда не исполнял партию Евгения Онегина. Каждый должен использовать свой талант, чтобы радовать слушателей, читателей, зрителей. Комедии типа «Бриллиантовой руки» никак не фильмы Ларса фон Триера, но разве от этого любимое кино стало хуже? Культура как еда: утром хороша каша, в обед котлета, вечером салат, в дороге бутерброд, в ресторане сложное блюдо, дома сосиска.

– Упс, я разозлил тебя, – пробормотал Купер. – Вот уж это никак не входило в мои планы.

Я улыбнулась.

– Редко сержусь, не вижу в этом смысла. И уж точно не стану плеваться огнем из-за книг Смоляковой. Просто меня настораживают люди, которые кого-то презирают или ненавидят. Как правило, у таких субъектов завистливая душа, комплекс неполноценности, и они неудачники. Я часто работаю со звездами первого эшелона и заметила: чем выше человек взлетел, тем проще он в общении, толерантнее к тем, кто тоже добился успеха.

Купер поднял руки.

– Все-все! Растоптан! Повержен! Выбрал не ту тему, чтобы тебе понравиться. Давай потреплемся о модных тенденциях. Какой цвет главный в будущем летнем сезоне? Розовый?

Я рассмеялась.

– Ну, наконец-то айсберг подтаял, – обрадовался гость.

– Какие у тебя планы? – спросила я.

– Что? – не понял Купер.

– Минуту назад ты пробормотал, что сердить меня не входило в твои планы, – напомнила я. – Вот и хочу узнать подробности. Насчет этих самых планов.

Гость отодвинулся от стола.

– Говорил мне Франсуа, что с тобой нельзя беседовать как с блондинкой. А я ему не поверил.

– Отлично, начинаем диалог заново, – предложила я. – Зачем пришел?

Купер оглянулся по сторонам.

– Где у тебя чайник?

– На столешнице между плитой и мойкой, – указала я.

Куп пошел за чайником.

– Мой бизнес – помощь людям в разных ситуациях.

– Помню, – кивнула я.

– Сейчас расскажу, как все начиналось, – вздохнул Купер. – Ты не против послушать?

Хотелось ответить честно: «Я устала, намеревалась лечь спать, завтра рано вставать». Я посмотрела на пустые коробочки из-под еды, поймала напряженный взгляд Купера, поняла, что он нервничает, и произнесла совсем другое:

– Что случилось?

– Придется отнять у тебя некоторое время, – вдруг смутился собеседник.

– Начинай, – велела я, пересаживаясь на диван.

Купер опустился в кресло и завел рассказ.

…В конце девяностых он, тогда еще не всемогущий джинн, волшебная палочка и Тот Кто Все Может, работал в фирме, которая торговала разными биодобавками. Парень понимал, что в банках-коробках находится ерунда, неспособная избавить человека от ожирения, но ему крайне требовались деньги. Впаривая наивным людям упаковки с названием «Жирстоп», Куп всегда вручал листовку, где перечислялись продукты, которые нельзя употреблять вместе с чудодейственным средством. Колбаса, соленья-копченья, майонез, сливочное масло, хлебобулочные изделия, сахар, пирожные, алкоголь – все это было под запретом. Примерно тридцать процентов клиентов, в основном женщины, действительно теряли килограммы и восхваляли «Жирстоп» на все лады. Почему-то никому не приходило в голову: БАД никоим образом не уменьшает «бублики» вокруг талии и живота, люди просто перешли на здоровое питание, занялись физкультурой, вот вес и снизился, фигура подтянулась. Худели лишь те, кто послушался совета и исключил из рациона вышеназванные продукты, начал посещать спортзал. Но народ наивно верил листовке, приложенной к упаковке, а в ней сообщалось, что «Жирстоп» активирует обменные процессы, укрепляет иммунитет, ну и так далее.

У Купера сложился свой круг покупателей. Среди них был тучный мужик, которого парень считал военным. Дядька каждый месяц покупал одну коробку и просил привозить ее к станции метро «Университет». Вообще-то Куп не доставлял заказы, состоящие менее чем из десяти позиций, но Виктор Сергеевич Гранаткин ему нравился, внешне дядька напоминал ему рано умершего отца. К тому же распространитель БАДов снимал тогда комнату в квартире на Ломоносовском проспекте, что как раз недалеко от этой станции.

Глава 9

Однажды в конце ноября, отдавая Виктору Сергеевичу очередную упаковку, Купер сказал ему:

– Под Новый год стартует акция: возьмете в декабре две упаковки, третью получите бесплатно и еще подарок.

Гранаткин замялся.

– С деньгами у меня сейчас не очень.

– Неужели военным мало платят? – удивился Куп. – Вы же, наверное, не салага-лейтенант.

Гранаткин с интересом посмотрел на него.

– Почему ты решил, что я при погонах?

– Не знаю, – смутился Купер, – мне так показалось. Ошибся?

– Зарплата нормальная, – не отвечая на последний вопрос, продолжил Виктор Сергеевич. – Я с женой в разводе, оставил ей квартиру, дачу, снимаю однушку, плачу алименты.

– Ясно, – протянул Купер и решил на следующий месяц обрадовать постоянного покупателя.

Тридцатого декабря он звякнул Гранаткину и сообщил:

– Сегодня в районе одиннадцати вечера привезу вам две упаковки «Жирстоп». Обе бесплатно. Подарок от фирмы. И еще особый пояс – в нем надо спортом заниматься, тогда живот быстро подтянется.

– Здорово! – воскликнул Виктор Сергеевич.

Купер прождал его на холоде минут пятнадцать и начал беспокоиться. До сих пор Гранаткин аккуратно появлялся ровно в назначенное время. Вдруг что-то случилось? Куп сбросил сообщение на пейджер, ответа не получил, занервничал еще сильнее, в конце концов решил уходить и тут увидел своего клиента, который нетвердым шагом вышел из метро. Сразу стало понятно – мужик хорошо поддал.

Купер поспешил к Виктору Сергеевичу, взял его под руку.

– Корпоративчик случился?

– М‑м‑м… – простонал тот в ответ. – Прости, задержался. Начальство решило клизму под праздник поставить. Облажался я по-крупному. На душе кошки скребут. Слушай, мне отлить надо…

– Эй, эй, только не здесь! – испугался Купер. – Народу полно, и милиция у метро дежурит.

– Лады, – неконфликтно согласился мужик, – за ларек отойду.

Куп попытался остановить его, однако тот неожиданно бодрым шагом обогнул будку с газетами, расстегнул куртку…

Купер попытался загородить Гранаткина, но парни в форме, прохаживавшиеся у входа в подземку, заметили непорядок и кинулись к добыче.

– Ребята, не забирайте его, – попытался уговорить патрульных Купер, – Виктор Сергеевич никогда так не делает, просто у него сегодня тяжелый день.

– Пусть он в отделении объясняется, – отрубил один из милиционеров. – Ну-ка, документик у нарушителя имеется?

Виктор Сергеевич икнул, распахнул еще больше куртку, Куп увидел кобуру. Патрульные тоже заметили оружие, их лица окаменели. Но тут Виктор Сергеевич достал удостоверение и раскрыл его.

Старший патрульный вытянулся.

– Простите.

– Ничего, парни, – мирно откликнулся Гранаткин, – на мне печать не стоит. Правильно действовали, хотели хулигана взять. Это мне извиняться надо, насвинячил тут, не дотерпел до дома. Больше такое не повторится.

– Вам можно, – сказал самый молодой. – Я вообще-то мечтаю в ваш отдел на службу попасть.

Виктор Сергеевич печально усмехнулся.

– Не надо, останешься без семьи, без детей. Лучше женись на хорошей девушке и найди работу поспокойней.

– Не, к вам охота, – не дрогнул собеседник.

Гранаткин протянул настойчивому юноше визитку.

– На, что ж… Тут номер пейджера, звони после пятого января. – Потом повернулся к Куперу: – Пошли.

– Вы из милиции! – воскликнул менеджер, когда они отошли к светофору.

– Да, я следователь, – подтвердил Виктор Сергеевич. – Слушай, а давай-ка двинем ко мне? Пельмени сварим…

Вот так и началась их дружба.

С того дня Куп часто забегал к Гранаткину, и в конце концов тот стал для него кем-то вроде родного дяди. О службе своей он не рассказывал, а Купер не выказывал любопытства. Не откровенничал следователь и о своей личной жизни, но иногда все же кое о чем проговаривался, и через некоторое время Куп узнал историю его семьи.

…Наташа, жена Виктора, оказалась очень ревнивой. Она подозревала мужа в изменах, шарила по его карманам, обнюхивала рубашки, постоянно выискивала следы адюльтера. Всякий раз, когда супруг приходил домой за полночь, Наташа закатывала столь мощный скандал, что прибегали соседи. Гранаткин пытался вразумить своего Отелло в юбке:

– У меня служба, график ненормированный, я ведь не стою у станка с девяти до шести. Ты знала, что связываешь свою судьбу с милиционером, я никогда не обещал тебе, что ежедневно будем вместе ужинать и телик смотреть.

– Не имею ничего против твоей работы, гоняйся за преступниками. Но как прикажешь реагировать на твои загулы? – дулась Наталья. – Почему вчера приперся в три часа утра? Вернее, это уже сегодня получается. Бабу завел?

– Нет, – устало отбивался Виктор, – в засаде сидел.

– Да ну? – кривилась женушка. – Сидел? Нет, ты там лежал! И не один, а с шалавой!

Гранаткину оставалось только надеяться, что Наталья в конце концов поймет: ей достался муж, которого не тянет на сторону, у него элементарно нет времени на зигзаги.

Через пару лет семейной жизни жена действительно слегка утихла, Виктор обрадовался, а зря. Забеременев, Наташа ушла в декрет, осела дома и сделалась невыносимой. Теперь она не только орала на него, но и швырялась кухонной утварью. Один раз кинула сковородку и чуть не убила Гранаткина – тот еле успел присесть, чугунина просвистела мимо. Это было уже слишком. Втайне от жены Виктор пошел посоветоваться с врачом и услышал:

– С беременными такое случается. Вот родит, закончит кормить ребенка, и жизнь наладится. Сейчас у вашей жены гормоны бурлят.

Увы, доктор ошибся. Когда дочке Танечке, названной в честь тещи, исполнилось два года, жизнь Виктора превратилась в кошмар. Сам Гранаткин вырос без отца, поэтому знал, как плохо ребенку в неполной семье, и ради любимой малышки долго терпел выходки Наташи. Но в конце концов его ангельское терпение лопнуло, он в ответ на очередные обвинения супруги заорал:

– Да пошла ты вон! Надоела! Все! Развод! Женюсь на другой, нормальной, не хочу больше жить с бабой, по которой психушка плачет!

Потом он хлопнул дверью и ушел ночевать к приятелю.

На следующее утро ему стало стыдно за хамство, Виктор принялся звонить домой. Наташа не снимала трубку. Гранаткин понял, что жена дома, просто не желает общаться, и расстроился еще сильнее. После службы он, прихватив букет гвоздик, приехал домой и обнаружил на двери записку: «Вещи у Невзоровых».

Ничего не понимая, он позвонил к соседям.

– Ну ты даешь, – укоризненно произнесла Аня Невзорова, – довел Наташу до нервного срыва. Они с Таней уехали, куда не знаю, твои шмотки у меня, забирай и уходи.

– Куда мне идти? – опешил Гранаткин. – Что случилось?

Анна уперла руки в боки.

– Хватит комедию ломать. Мы с Наткой подруги, знаю, какой ты потаскун, ни одной юбки не пропускаешь. Да еще бьешь Наташу и малышку.

– С ума сойти! – подскочил Виктор. – Никогда их пальцем не трогал. Ты хоть раз у жены синяки видела?

Соседка прищурилась.

– Ты знаешь, как лупить, чтобы следов не оставалось. Вы всегда так в милиции невинных людей калечите. А если меня тронешь, найду на тебя управу, я тебе не Ната безответная, получишь по полной. Вали отсюда!

Виктор попытался открыть свою дверь, понял, что замок заменен, и опять отправился ночевать к приятелю. Конечно, Гранаткин мог легко попасть в квартиру, но он твердо решил расстаться с Наташей, а однушка, где в последние годы они жили, принадлежала именно жене, досталась ей от покойной матери. Виктор снял комнату в коммуналке и много раз пытался поговорить с Наташей. Но та словно под землю провалилась…

Купер посмотрел на меня.

– Да уж, история, – вздохнула я. – Наверное, ей требовался психиатр.

– Вне всяких сомнений, – согласился мой собеседник. – Спустя какое-то время супруги развелись, жена Гранаткина подала на алименты и получала их до восемнадцатилетия Тани. Виктор просил ее разрешить ему встречаться с девочкой, но ничего не получалось, Наталья отказывалась показать ему дочь.

– Гранаткин не мог приехать к психопатке и потребовать свидания с ребенком? – удивилась я. – Он имел полное право на общение с дочкой. Только не говори, что твой приятель понятия не имел, где фактически проживает бывшая жена с дочерью. Гранаткин же милиционер и, как я поняла, вроде начальник. Неужели он не смог отыскать их? Девочка ведь ходила в школу, совсем не трудно было выяснить, какое учебное заведение она посещает, и приехать к окончанию уроков.

– Ты рассуждаешь, как профессиональный сыщик, – улыбнулся Купер. – Виктор знал, что Наталья поменяла однушку, переехала в другой район. Конечно, найти ее новый адрес оказалось несложно. Гранаткин подкараулил Наташу у подъезда. Та пришла домой в районе пяти вечера, вела за руку Таню. Виктор Сергеевич вышел из машины и окликнул бывшую жену. Истеричка обернулась, схватила дочь в охапку и кинулась бежать, причем почему-то бросилась не в подъезд, а прочь от него. Стояла зима, тротуар покрывал лед, Гранаткин помчался за бабой, а та упала и, увидев его приближение, заголосила: «Люди, он меня убьет! Помогите! Душат! Режут! Избивают!» Таня зарыдала и тоже шлепнулась. Прохожие стали останавливаться, глазеть на происходящее. Мой друг развернулся и ушел. И несколько лет больше не делал попыток общаться с психопаткой, алименты отправлял на главпочтамт. Назад деньги ни разу не вернулись, значит, Наталья их забирала. Когда Тане исполнилось восемнадцать, Виктор перестал делать отчисления.

– Грустная история, – вздохнула я. – Но зачем ты мне ее изложил?

Купер убрал грязные чашки и тарелки в посудомойку.

– Виктор Сергеевич был старше жены, ныне ему восемьдесят с гаком. Сейчас он очень тяжело болен, находится в хосписе и, по оценке врачей, протянет пару месяцев, не более. Гранаткин в сознании, понимает, что умирает, смирился с этим. Он не впал в отчаянье. В последнее время Виктор поверил в Бога. Лишь одно не дает ему покоя – он мечтает встретиться с Таней, обнять ее перед смертью. Он хочет сказать, что любил дочь. И у него есть для нее очень ценный подарок. Мой друг попросил меня найти Татьяну, а я не смог этого сделать.

– Ты? Не смог? – поразилась я. – Думала, джинны всемогущи.

– Сам так считал, – усмехнулся Купер. – Полагал, что для меня не существует неразрешимых задач, и – упс, получил тряпкой по морде. Помоги, пожалуйста. Я заплачу тебе за работу.

– Пока не понимаю, чем могу быть полезна, – еще больше удивилась я.

– Сейчас объясню, – оживился незваный гость. – Знаешь, почему я не обнаружил по сию пору Таню?

Глава 10

– Нет, – ответила я.

– Она исчезла, – хмыкнул Купер. – Уж поверь, я человек методичный, с хорошими связями в разных сферах, поэтому на раз-два выяснил, что Наталья второй раз вышла замуж за Григория Евсюкова, сменила фамилию и себе и дочери.

– Она имела право так поступить? При условии, что Виктор официально не отказался от девочки? – усомнилась я.

– Да, – кивнул Куп, – мать может переписать фамилию ребенка на свою, для этого согласия биологического отца не требуется. И Таня тоже стала Евсюковой. А вот удочерить ее новый муж матери не мог. Но, похоже, Григорий Олегович решил проблему известным способом – пошуршал купюрами. После чего Танечка пошла в школу, имея отчество Григорьевна, в личном деле ее отцом записали второго супруга Натальи. Татьяна получила аттестат, поступила в пединститут. Когда она училась на последнем курсе, ее отчим умер. Евсюкова закончила вуз и… Все, более о ней ничего не известно.

Купер остановился.

– Она куда-то уехала? – предположила я. – В другую страну?

Собеседник сделал отрицательный жест рукой.

– Нет, отметки о пересечении госграницы России отсутствуют. О Татьяне Григорьевне Евсюковой нет никаких сведений. Она нигде не работает, не имеет прописки, медстраховки, счетов в банке и кредитных карт, водительских прав, не брала кредиты, не оформляла брак-развод, не рожала детей. Получается, ее просто нет!

– Может, Татьяна умерла? – предположила я.

– Свидетельство о смерти не выдавалось, – отрезал Купер. – Где находится молодая женщина, до сих пор остается для меня загадкой. Поверь, я прорыл землю носом и – ничего.

– Мать не искала дочь? Не била в набат? Не осаждала полицию? – поразилась я.

Мой визави начал сметать со стола крошки.

– После смерти второго мужа Наталья Михайловна угодила в клинику неврозов, провела там три месяца и осела дома. Она бросила работу, боялась выходить из квартиры, соседи слышали, как вдова скандалила с дочерью, упрекая ее в желании спать со всеми мужиками сразу, называла проституткой.

– Бедная девушка, – пожалела я незнакомую Таню, – не повезло ей.

– После того как дочь испарилась, Наталья присмирела, некоторое время жила тихо, но потом стала заговариваться. Днем спала, а ночью шаталась по квартире, зажигала свет, газ. В конце концов соседи вызвали психиатра. С той поры Наталья считается инвалидом. Живет в благотворительном интернате «Свет звезды», получает пенсию. Я хотел с ней поговорить, но меня не подпускают к ней. Мол, Наталья Михайловна очень боится мужчин, сторонится даже тех, с кем живет в одном приюте, хотя прекрасно их знает, и мое появление вызовет у нее приступ паники. Вот такой расклад. Мне необходимо побыстрее найти Таню, но о ней нет никаких сведений. Нигде.

У меня сразу возник вопрос:

– Хочешь, чтобы я поговорила с больной? Предполагаешь, что дочь общается с матерью?

– Это вероятно, – кивнул Купер. – К тебе Евсюкова должна отнестись положительно. Ей категорически не нравятся мужчины всех возрастов, ее долго упрашивали не убегать от врачей – представителей сильного пола, и только недавно Наталья стала спокойно общаться с местным психиатром. Но! Как-то раз у администратора с ресепшен заболела няня, и женщина была вынуждена привезти на работу своего малыша, очаровательного карапуза лет трех. Наталья Михайловна, увидев мальчика, впала в истерику, начала кричать, что тот ее убьет, зарежет… Местный психолог предполагает, что когда-то Евсюкова подвергалась насилию, вероятно, ее второй муж был садистом. Кстати, на руках у Натальи Михайловны есть характерные шрамы, такие остаются от порезов, нанесенных острым ножом. Но правды никогда не узнать. А вот к женщинам больная относится приветливо, в особенности к молодым. Если именно ты заведешь с ней разговор о дочери, то, скорее всего, узнаешь, где находится Таня.

– Учитывая услышанную информацию, сомневаюсь в успехе своего визита, – вздохнула я, – навряд ли от тетушки со сдвигом можно ожидать разумных речей.

Купер не стал спорить.

– Что ж, вероятно и такое! Но мне сказали, что несколько раз в день у пациентки бывают просветления. И еще. Предполагаю, что Евсюкова может получать от Тани письма или хотя бы открытки. При Наталье Михайловне постоянно находится медсестра, поболтай с ней, она может рассказать, кто навещает ее подопечную, какие известия она получает. Вдруг ей изредка звонят? На конверте может быть обратный адрес, и там точно есть штемпель, а это ниточка. Если знать день, когда Евсюкову попросили подойти к телефону, то можно отследить звонок. Пожалуйста, помоги мне выполнить просьбу умирающего друга.

Я задумалась, не зная, что сказать.

– Не бойся, я отправляю тебя не в страшную муниципальную больницу, где работают звероподобные санитары и бродят буйнопомешанные поднадзорные. Интернат, в который поместили Евсюкову, находится в симпатичном трехэтажном особняке, его содержит Леонид Гарбузов, богатый человек, не желающий афишировать свою благотворительную деятельность. Не знаю, по каким параметрам отбираются подопечные, но все они одинокие, с психическими проблемами, однако буйных или совсем неадекватных среди них нет. К каждому постояльцу приставлена медсестра, которую в приюте предпочитают называть «подругой». Там вообще подчеркивают: у нас не медицинское учреждение, где насильно удерживают пациентов, а нечто типа дома отдыха. Если человек захочет, то в любой момент может уехать домой. Однако никто из жильцов такого желания не высказывает. Сейчас в интернате проживает трое мужчин и пять женщин. Наталья Михайловна вполне бодра, они с сиделкой много гуляют по окрестностям, ходят на станцию. Там открыт торговый центр, при нем кафе. Женщины его посещают. У Евсюковой есть деньги, она же получает пенсию, которую на еду, лекарства и коммунальные услуги не тратит. Кроме того, главврач заведения всегда дает тем, кто решил дойти до местного молла, небольшую сумму на покупку каких-нибудь милых сердцу безделушек и чашку чая с пирожными. Так как, ты съездишь? Завтра съемка должна закончиться в четыре.

– Хорошо, – согласилась я. – Мы начинаем работать в девять утра в районной поликлинике. Понятия не имею, что там делать будем, но Роза обещала закруглиться не позднее шестнадцати часов.

– В интернат можно приехать до девяти вечера, я сброшу тебе адрес, – засуетился Куп. – А теперь вот, смотри…

Гость сунул руку в карман летнего пиджака, вытащил красную бархатную коробочку и открыл ее.

– Какие необычные! – воскликнула я, рассматривая крупные серьги с яркими фиолетовыми камнями. – Выглядят старинными. Хотя я плохо разбираюсь в антиквариате.

– Они современной работы, – улыбнулся Купер. – Примерь, тебе должны пойти.

Я смутилась и стала отнекиваться.

– Спасибо. Красивые подвески, но я не ношу такие. И прости, Купер, но у меня есть правило: никогда не брать дорогих подарков от мужчин.

Собеседник хмыкнул.

– Экая ты… самостоятельная.

– Не обижайся, – продолжила я. – Мы с тобой знакомы недавно, сережки недешевые и…

Купер постучал себя пальцем по лбу.

– Вот же кретин!

– Вовсе нет, – улыбнулась я, – скорей уж это я идиотка с принципами.

– Извини, Степа, это не подарок, – забормотал Купер, – надо было сразу тебя предупредить.

Я смешалась.

– Глупо вышло. Но ты просил надеть серьги, поэтому я подумала…

– Сейчас объясню, – перебил меня гость. – Перед тобой камеры.

– Камеры? – повторила я. – Видео?

– Да, новейшая разработка шпионской аппаратуры. – Купер улыбнулся. – Меня взволновал факт доставки к двери квартиры Монаховых посылки со странным содержимым. Это явно дело рук сдвинутого по фазе перца. Он, вероятно, наблюдает за Кириллом и Антониной. Супруги не обращают внимания на посторонних, а завтра в поликлинике их будет много. Что, если среди толпы окажется тот, кто придумал эту мерзкую шутку? Ты сможешь его узнать?

Вопрос меня поразил.

– Конечно нет. Я не представляю, как выглядит идиот, я же его никогда не видела. И может, это вообще женщина.

Купер усмехнулся.

– Ну и я не обнаружу в толпе гаденыша. А вот визуолог его безошибочно отыщет.

– Кто? – не поняла я.

– Психолог, работающий в отделе поведенческого анализа ФСБ, – пояснил собеседник. – Специалист сумеет вычислить преступника в скоплении народа.

– И как это делается? – полюбопытствовала я.

– Понятия не имею, – пожал плечами Купер, – да и не стоит вдаваться в тонкости процесса. Психолог посмотрит запись с камер в серьгах, и, возможно, прямо завтра мы вычислим пакостника. Кроме того, когда ты будешь беседовать с Натальей, подвески запишут и слова, и картинку. Тебе ничего запоминать не понадобится. Просто съезди в интернат и постарайся разговорить Евсюкову. Диктофон ее может насторожить, а серьги не напугают – висят себе в ушах посетительницы.

Я взяла одну серьгу и начала ее внимательно рассматривать.

– Ничего не вижу! Просто фиолетовые, красиво ограненные камни в оправе из золотых ангелочков. Где камера? Как она работает? От батарейки? Ее надо заряжать?

Купер вынул из коробочки вторую серьгу.

– К своему стыду, я совершенно не разбираюсь в технике, просто пользуюсь плодами научного прогресса. Да и тебе заморачиваться, как устроена аппаратура, не стоит. Сечешь, как мобильный фурычит?

Мне стало смешно.

– Нет. Я техническая идиотка.

– Зато прекрасно превращаешь монстра в Белоснежку. Поколдуешь кисточками, и красота получается. Ну, надевай серьги, – приказал Купер.

Я покорно воткнула подвески в уши, встала и пошла в ванную.

– Супер! – восхищался шедший следом Купер.

Я оглядела себя в зеркале.

– Они слишком массивны, прямо бросаются в глаза, перетягивают на себя все внимание. Опасное украшение.

– Почему? – не понял Купер.

Я постаралась объяснить.

– Ну, это как ярко-красное платье. Если женщина в таком наряде войдет в комнату, никто из присутствующих не заметит ее лица, всем в глаза кинется одежда, она визуально «убьет» хозяйку. То же с этими серьгами – фиолетовые камни притянут взоры окружающих, отвлекут их от внешности владелицы.

– Здорово, – хмыкнул Купер, – можно не умываться, не пудриться, не стараться красиво выглядеть. Нацепила в уши бижутерию – и не нужна шапка-невидимка. Ты завтра когда из дома уедешь?

– Рано, – пригорюнилась я, – около восьми. Я несчастная сова, которая вынуждена петь жаворонком.

– Приеду в семь и помогу тебе одеться, – пробубнил Купер, успевший запихнуть в рот пирожок с мясом.

От неожиданности я подпрыгнула на стуле.

– Что? Спасибо, но я не нуждаюсь в услугах камердинера. Если это шутка, то глупая.

Купер сделал глотательное движение.

– Степа, успокойся! Аппаратура стоит дорого, чтобы она не выпала из ушей, в ней есть хитрый замочек, сама ты не сумеешь его запереть. И открыть его без посторонней помощи тоже не получится. Мне очень не хочется рулить к тебе ни свет ни заря, но придется помочь тебе надеть подвески. Можно, конечно, сделать это сейчас, но, подозреваю, спать в массивных украшениях будет неудобно. Поэтому утром я защелкну крепеж, а вечером, когда ты вернешься, сниму эту красоту.