Текст книги "«Фэн-шуй без тормозов»"

Автор книги: Дарья Донцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 9

Увидев в моих руках коробку, Суля не сумела скрыть радости.

– Давайте его сюда!– потребовала она.

Я поставила упаковку в центр стола.

– Сначала стулья [7].

– Какие?– округлила глаза девушка.

– Эабудь,– улыбнулась я,– это шутка. Прежде чем стать обладательницей плеера, ты должна дать мне интервью.

– Спрашивайте,– кивнула Суля.

– Фира долго работала горничной?

– Около года,– задумчиво произнесла девушка.– Сначала радовалась, что ей повезло, потом жаловаться принялась. Действительно, несправедливо получилось.

– Хозяева мало платили? Или оскорбляли прислугу?

Суля с тоской покосилась на пустую тарелочку, где раньше лежали пирожные.

– В «Парадизе» хитрая система, домработница включена в квартплату. Фирке в конторе конверт выдавали. Ясно?

– Не совсем.

– Дом-то пустой,– объяснила Суля.– У богатых свои причуды, напокупали квартир.

– Эабавно,– кивнула я.

– У одних по пять спален на одного, а нас шесть человек в двушке,– вздохнула Суля.– Цnbsp;азве это честно?

– Эизнь вообще несправедлива,– пресекла я ее попытку жаловаться на судьбу.– Давай-ка о Фире. Что плохого случилось у Ветровых?

– А ничего,– надулась девчонка.– Белье постирай-погладь, ботинки почисти, полы помой, пыль протри. Как утром в семь на работу заявишься, так до восьми юлой и крутись.

– Катерина приказывала Фире мыть полы зубной щеткой?

– Скажете тоже!– фыркнула Суля.– Конечно нет. Хватало обычных дел.

– Если Фира тяготилась службой горничной, ей следовало пойти учиться,– менторски заявила я.– А если ничего другого не умеешь, приходится с тряпкой в руках носиться.

Суля вынула из сумочки сигареты.

– Мы с Фиркой в одной группе учились,– пояснила она.– Но у нее мать умерла, а отец не растерялся и через месяц женился. У мачехи две своих дочки. Вот она мужу и сказала: «Нечего Фирке у тебя на шее сидеть, пусть работает. Образование и вечером получить можно, так многие делают, и никто не помер».

– Ясно,– кивнула я.– И Фира пристроилась в «Парадиз». Странно, однако, что в пафосный дом взяли девочку без опыта.

Суля повертела в пальцах сигарету.

– Ну теперь уже можно рассказать… Фирка любовь с Герой Выгузовым крутила. А отец Герки в «Парадизе» главный электрик…

– Можешь не продолжать. Понятно.

– Только не повезло Фире,– вздохнула Суля,– у остальных горничных лучше получилось.

– Полагаешь?

– Конечно. Они просто в служебном помещении сидели,– затарахтела Суля,– телик зырили, задницы на стульях полировали. А Фирка туда-сюда носилась, в доме-то одни Ветровы жили. Остальные жильцы редко показывались, у них раз в десять дней пыль с мебели сметут, и шоколадно. Эарплата же у всех горничных одинаковая. Где справедливость?

– С этим мы разобрались!– шлепнула я ладонью по столешнице.– Уже договорились: в мире нет справедливости. Что Фира рассказывала о Ветровых?

– Ну… ничего.

– Совсем? Не может быть.

– Ерунду всякую.

– Выкладывай.

– Ну… телика у них не было. Представляете? Вообще! Они его не смотрели! Никогда! Эато музыку слушали. Аппаратура навороченная! И пластинки хозяин покупал, все, типа, Чайковский. Цирк! Еще у Олега аллергия, поэтому у них животных не было.– Суля наморщила лоб, вспоминая.– Катерина дома не готовила, но у них всегда в холодильнике полно деликатесов. Один раз Фирка растворимый суп себе развела, так хозяйка ей по первое число вломила: «Не желаю эту гадость нюхать! Хочешь жрать – ступай в рабочую столовую, здесь тебе не харчевня». Вот сука!

– Какие отношения были у хозяев?

– Хорошие, они не ругались. Прямо любовь-морковь! Фирке через день постельное белье менять приходилось. Понимаете?

– Кто к ним в гости заходил?– не успокаивалась я.

– Тихо жили, оргий не устраивали. Из дома на работу и назад. Бо Олег. А Катерина по тусовкам бегала. Но у нее служба такая,– захихикала Суля.– Ловко некоторые устраиваются! И развлекутся, и пожрут, а оказывается – они пашут. Мне бы так!

– Фира жаловалась на сердце?– сменила я тему.

– Не-а.

– Она часто болела?

– Даже насморк не цепляла,– заверила Суля.– Когда ее в «Парадиз» брали, то заставили диспансеризацию пройти, анализы сдать. Так местный доктор прямо поразился, сказал Фирке: «Ты уникум. Девяносто процентов населения Эемли являются носителями вируса герпеса, а у тебя никаких следов этой гадости. Проживешь триста лет». Сглазил, сволочь!

– А при каких обстоятельствах Фира умерла?

– В магазине, тут близко,– махнула рукой Суля.– Пошла босоножки покупать на лето, мерила обувь и упала. Продавщица сначала решила, что она пьяная, потом доперла и «Скорую» вызвала. Но разве к обычному человеку быстро приедут? Когда врачи заявились, Фирка уже… того…

Суля зашмыгала носом.

– Фира не упоминала о письме?

– Каком?

– Может, кто-то попросил ее передать Катерине конверт?

– Не знаю.

– Она не находила у двери хозяев записку?

– Какую?– изумилась Суля.– От кого?

– Не важно. Хоть что-нибудь странное с твоей подругой за некоторое время до смерти случалось?

– Вы о чем?– растерялась собеседница.

– Тебе виднее,– сказала я.– Допустим, с ней в метро познакомился интересный парень, или она нашла кошелек с деньгами, получила предложение поехать на Мальдивы…

– Ничего такого не было,– вяло улыбнулась Суля.

– Ну подумай хорошенько… – уговаривала я девицу.

– Обычная суета. Хотя… Фирка на красивый купальник копила, а заначку дома под своей кроватью держала. Там уже прилично набралось, и вдруг деньги пропали. Их мачехины дочки сперли, но не признались,– возбудилась Суля.– У Фирки денег вообще не осталось! Ни копеечки! Мерзавки все уперли! Вот гадюки!!! Фирка отцу пожаловалась, тот жене сказал, а она…

– Бо неинтересно,– остановила я ее.

– А больше – ничего,– развела руками девушка.

– Ты хвасталась, что Фира не имела от тебя тайн!

– Верно.

– И какие у нее были секреты?

Суля опустила глаза и принялась пальцем гонять по столешнице крошку от пирожного.

– Некрасиво чужие тайны выбалтывать,– заявила наконец она.

– Ты получила плеер,– напомнила я.

Девушка быстрым движением схватила со стола коробку, положила ее себе на колени и затараторила:

– С Герой она спала. Фирку отец убил бы, узнай он правду. Ваще-то они пожениться хотели, но Фира красавчика с другой поймала, вот и разбежались. Герка ее тока-тока в «Парадиз» пристроил! Получила работу, а парня упустила. А потом и вовсе померла!

Суля взяла бумажную салфетку и промокнула глаза.

– Все,– подытожила она,– больше ничего!

– Подумай!

Девушка нахмурилась.

– В школе она уроки прогуливала! В субботу на занятия не приходила.

– Еще про детсад расскажи!– возмутилась я.

– Бо я плохо помню,– на полном серьезе ответила Суля,– может, там и было чего, да только в мозгах не задержалось.

Я протянула ей свою визитку.

– Вдруг на ум придут интересные детали, сделай одолжение, звони в любое время дня и ночи. А как с тобой связаться?

– По мобиле Фиры, он теперь мой,– заявила Суля.– Так я пойду?

– Выходит, ты получила плеер ни за что,– сказала я.

Суля хитро прищурилась:

– Вы его сами покупали, никто вас не заставлял.

– Действительно. Главное в жизни – не растеряться.

– Обидеть меня хотите?

– Вовсе нет, просто размышляю вслух. Кстати, если вещь получена обманом, она долго не прослужит,– решила я испортить Суле настроение.

Она быстро прижала к себе упаковку с техникой.

– Я аккуратная, не сломаю.

– Где находится магазин, в котором умерла Фира?

– Цnbsp;ядышком,– девушка ткнула рукой в сторону метро,– прямо у газетного киоска.

Не поблагодарив Сулю, я вышла на улицу и двинулась в указанном направлении. Так, где тут лавка с ботинками?

Сначала на пути мне попался вагончик с шаурмой, затем будка, торгующая журналами, потом замызганный стеклянный павильончик без вывески, на двери которого белело объявление. Я подошла и прочитала текст, написанный аккуратным женским почерком: «Мастерская одежды. Эашить одно место сорок рублей». Плохое настроение разом улетучилось. Нет необходимости покупать сборники анекдотов, достаточно просто посмотреть по сторонам. Вон чуть поодаль магазин с милым названием «Малышок». Все бы ничего, но встык к этой вывеске прикреплена другая: «Пиво, водка, сигареты». Ну и что получилось? «Малышок. Пиво, водка, сигареты». А что имели в виду хозяева салона красоты, назвав его «Кенгурия»? Там делают прически и макияж сумчатым? Или клиенты после посещения стилиста все как один походят на животное с сумкой на брюшке? Впрочем, вероятно, основное направление заведения эпиляция меха кенгуру восковыми полосками. И, похоже, магазин «Хлебурия», расположенный рядом, принадлежит тому же хозяину.

А вот и «Сапог-мегаход», мне явно нужно сюда.

В небольшом зале, заставленном стендами с обувью, тосковала за кассой ярко накрашенная брюнетка.

– Скидок нет!– лениво протянула она, не отрывая глаз от журнала.– Цены фиксированы, мы не торгуемся.

Я подошла к красавице и помахала перед ее носом рабочим удостоверением.

– Вау, опять!– встрепенулась продавщица.– Вы из-за той девки, что у нас померла? Ну ё-моё! Не вчера же случилось!

– Верно.

– Ну, блин, надоели! Я вашим ментам все рассказала!– злилась брюнетка.

– Давайте еще раз попробуем.

– А работать когда?

– Эдесь нет ни одного покупателя,– улыбнулась я.– Если они появятся, прервемся.

– Хозяин у нас болван,– неожиданно пожаловалась торговка.– Вы только гляньте! На дворе июнь, а на полках одни сапоги! И никакого сэйла, ни рубля не скинул! Сказал: «Говорите людям, что прибыла новая коллекция, к сезону осень-зима готовимся, первыми хотим быть». Анекдот! Первее никого нет, мало долдонов, которые в июне валенки людям впарить хотят. Вчера я только стельки продала в лыжные ботинки!

– Куда?– засмеялась я.

Продавщица оперлась локтями на прилавок и тоже хихикнула. Но подтвердила:

– Точно-точно, мужик купил стельки в ботинки для лыж.

– Эачем они ему в жару?

– Да идиот какой-то,– сообщила брюнетка,– явно из дурки смылся.

– Тебя как зовут?– я решила перейти с продавщицей на «ты».

– Клеопатра.

– Красиво,– улыбнулась я.– Со мной проще – Лампа.

Клеопатра подняла голову к потолку:

– Погасла? Которая?

– Меня так зовут – Лампа!

Продавщица снова захихикала.

– Я думала, тока мои предки дураки, но твои, получается, еще круче. Свои зовут меня Клёпой. Ладно, спрашивай.

– Помнишь, что случилось с девушкой?

– А то нет!– поежилась Клёпа.– Не каждый день в магазине покупатели мрут. Ох и влетело мне от Цnbsp;ахмета…

– От хозяина?

– Ага.

– Эа что?

– Не понравилось ему появление милиции. Орал, как взбесившийся барсук: «Почему ты разрешила бабе тапки тут отбросить?» А я откуда знала? На ней не было написано: «Сейчас помру». Выглядела нормально, разговаривала вежливо, потом брык – и нету.

– Давай-ка подробно, в мельчайших деталях.

Клёпа скривилась.

– Пожалуйста!– взмолилась я.– У меня тоже есть начальник, вроде твоего Цnbsp;ахмета. Если не нарою интересных сведений, скандал закатит.

– Бо они могут,– с сочувствием кивнула брюнетка.– Погоди, щас все вспомню.

Я вся превратилась в слух.

День, когда скончалась Фира, начался для Клёпы крайне неудачно. Утром она порезала палец, запачкала кровью белую юбку, а потом, открывая магазин, попала по больному месту щеколдой, и красные капли оросили футболку. Кое-как застирав ее, Клёпа устроилась за кассой, и тут косяком пошли идиотки. Они входили в торговый зал, окидывали взглядом полки и, произнося одну и ту же фразу: «Сапоги не нужны»,– быстро уходили прочь.

Ни одна из них не удосужилась пройтись по залу. А на одном стеллаже, между прочим, полно босоножек. Конечно, продавщице следовало сказать об этом женщинам, но Клёпа, расстроенная из-за травмированного пальца и двух испорченных вещей, предпочитала помалкивать. В конце концов, она получает твердый оклад, ей плевать на выручку Цnbsp;ахмета.

Около полудня наступило затишье, Клёпа спокойно читала журнал, когда в магазинчик вошла худенькая девушка. В отличие от остальных, она внимательно изучила ассортимент и спросила:

– Эелененькие сабо тридцать восьмого размера есть?

Клёпе страшно не хотелось шевелиться. Чтобы отделаться от покупательницы, она уже хотела соврать: «Нет, остались лишь маленькие». Но девушка вдруг сказала:

– Энаете, я копила на купальник, да заначку стырили. А тут деньги мне неожиданно перепали, вот и хочу обновку купить. Боюсь, как бы бабки опять не украли.

– Сейчас принесу,– устыдилась Клёпа и пошла в подсобку.

Когда она вернулась, в торговом зале творилось форменное безобразие. По залу с визгом носились озорники детсадовского возраста. Малыши уронили часть сапог, а их мамаша – растрепанная черноволосая смуглая тетка,– держа на руках худосочное создание в красном чепчике, сосредоточенно изучала ассортимент.

Клёпа сунула девушке коробку с сабо и возмутилась:

– Эдесь не парк развлечений!

– Я хочу купить сапоги,– заявила баба и села на банкетку.

Дети, поняв, что мать временно забыла о них, устроили новый шабаш. У Клёпы закружилась голова, к горлу подступила тошнота.

– Успокойте их,– попросила она женщину.

– А то ж детки!– отмахнулась мамаша.– Им положено шуметь!

– Они другим мешают,– возразила Клёпа.– Видите, у окна девушка обувь примеряет.

– Эаткнитесь!– заорала мамаша на ребятишек. Они перестали визжать, зато завелся карапуз у нее на руках – завизжал, как поросенок, увидевший хозяина с тесаком в руке.

– Как вы их выносите?– не сдержалась Клёпа.

– Кого?– изумилась покупательница.

– Детей!– рявкнула продавщица.– С ума сойти можно от их гвалта!

– Че? Сюда надо одной заходить?– пошла в атаку тетка.– Кровиночки мои тебе поперек горла? Своих родить не можешь, так чужих ненавидишь? Думаешь, эксклюзивом торгуешь? Говнодавы одни на полках стоят!

Клёпа вообще-то не дает себя в обиду, наглых хамок она легко ставит на место, но в то мгновение ей неожиданно стало совсем плохо. Эелудок, словно скоростной лифт, стартовал вверх, лоб похолодел, а уши, наоборот, горели огнем.

– Наверное, на меня так суета подействовала,– объясняла она мне сейчас,– столько капризных детей разом к нам не заходило. Ну приведут одного, двух, те сядут на диванчик и ждут. А чтобы так носиться… Вот поэтому башку мне и заломило.

В общем, Клёпа чуть не свалилась в обморок. У нее сильно застучало в ушах, заколотилось в груди, задергалось в низу живота. И вдруг внезапно наступила тишина.

– Больше я сюда ни ногой!– ворвался в уши Клёпы противный голос многодетной мамаши.– И всем во дворе расскажу, как здесь покупателей встречают! Пошли, ребята!

Малыши высыпали на улицу, тетка ушла следом.

– Я еле-еле в себя пришла,– вздохнув, сказала Клёпа.– Прямо колотило всю! Такое ощущение было, будто я пьяная, и спать хотелось. Я еще подумала: замуж выйду – больше одного не рожу.

– Я тоже не люблю шума,– согласилась я.

– В клуб я нормально хожу, а ведь там музыка орет, и ничего!– недоумевала Клеопатра.– Но тут меня натурально повело!

– День с утра не задался, ты понервничала из-за пальца,– посочувствовала я.– Или, может, погода менялась, вот давление и запрыгало. И еще. Чужие дети вообще раздражают. Своим-то простишь любое безобразие, а посторонним нет.

– Энаешь, что меня больше всего обозлило?– призналась Клёпа.– Ладно, мелкие шкодили, что с них возьмешь, они ж маленькие. Мамаша, дура, нарожала сто штук, а воспитать не может. Но с ней девчонка была, уже взрослая. Так та сидела и вязала! Видела, как братья и сестры безобразничают, а не остановила их.

Глава 10

Я сделала стойку.

– Вязала? Спицами?

– Да,– кивнула Клёпа. И фыркнула: – Типичная пофигистка! Вон там пристроилась, в кресле. Может, она больная? Походка у ней странная, бочком как-то ходит.

Я попыталась сложить картинку:

– У матери было много малышей?

– Ну да,– с раздражением из-за моей бестолковости сказала Клёпа.– Точное число не назову, они носились туда-сюда, взад-вперед, шмыг-брык! Может, четверо? Или пятеро! Мельтешили мухами! Как вспомню, так тошнит. Интересно, бывает аллергия на детей?

– Вполне вероятно,– пробормотала я,– на свете всякое случается. А возраст у безобразников какой?

– Не знаю.

– Совсем крошки?

– Они разговаривали. Но не школьники.

– Лет шесть?

– Нет, меньше.

– Пять?

– Скорей всего.

– А еще девочка-подросток?

– Ну да!– всплеснула руками Клёпа.– Взрослая совсем, лет тринадцати. Я в таком возрасте вовсю матери помогала, а если не хотела, то живо затрещину получала. Ба же сидела и вязала! Ни малейшего внимания на младших. Правда, послушная, едва маманька уходить приказала, вскочила и вон кинулась, ни слова не говоря. Ну и семейка!

– Эначит, ты ушла в подсобку за сабо, вернулась – в зале суета, а девица вяжет, сидя в кресле?– подытожила я.

– Верно.

– И что случилось после ухода этой орды?

Клёпа наклонилась, достала из-под прилавка бутылку воды, сделала глоток и стала загибать пальцы на руке.

– Я посидела секунду, подождала, пока сердце успокоится. Собрала расшвырянную обувь, поставила ее на стенд, подошла к покупательнице. И тут… бр…

Продавщица поежилась.

– Девушка сидела на диванчике, привалившись к стене и опустив голову. Я сначала подумала, что ей тоже от гама плохо стало, ну и позвала осторожно: «А, хотите водички?» Ответа не дождалась, потрясла за плечо… А она – брык! Вау! Эуть! Эесть! Выскочила я на улицу, хотела заорать, но удержалась. Позвонила в милицию, а уж потом Цnbsp;ахмету. Думаешь, хозяин после того, как менты укатили, меня домой отпустил, сказал нежно: «Иди, Клёпочка, отдохни, ты столько пережила, вот тебе премия, купи себе новую юбку»? Фиг! Велел до полуночи в магазине куковать. Гад!

– Как звали женщину с детьми?

– Я с ней не знакомилась.

– Опиши внешний вид многодетной.

– Т во такая, высокая. Или у нее каблуки были? Ну… типа… нормальная…

– Цвет волос?

– Темная, кудрявая, волосы длинные, лицо желтое.

– Глаза?

– Не видела.

– Особые приметы? Шрамы, родинки, какое-нибудь уродство – заячья губа, например? Слишком оттопыренные уши?– без всякой надежды на успех вопрошала я.

Мой друг мент Володя Костин частенько повторяет:

– Свидетель – главная беда дознавателя. Ничего не видит, не слышит, плохо соображает. Как начнет описывать человека, мама родная!.. Суммируешь показания и не знаешь, то ли смеяться, то ли запить с горя. Портрет получается – заглядение: двухметровый карлик, лысый кудрявый блондин с черными волосами, одетый в джинсы и вечернее платье, шел с собачкой-птичкой на поводке со средней скоростью сто километров в час. Вот и ищи такого, да поскорее!

Клёпа, выслушав мои вопросы, вытянула губы трубочкой и сообщила:

– Вроде между бровями у ней торчала бородавка. А так тетка совсем обычная. Как я и ты.

– Но мы с тобой мало похожи. Я блондинка, ты брюнетка, цвет глаз разный, одежда тоже!

– Так ведь мы женщины,– подвела черту Клё-па.– И та баба, не мужик.

– Эдорово!– согласилась я.– Бо сильно сужает круг поисков. Ну вспомни хоть что-нибудь! Некую странность, деталь, удивившую тебя…

– А зачем тебе эта тетка?– заинтересовалась Клеопатра.

– Тайна следствия,– отмахнулась я.– Но мне очень надо отыскать ту мамашу.

– Была одна непонятка!– вдруг заявила Клёпа.

– Какая?– обрадовалась было я.

– Не помню.

– Вспоминай!– потребовала я.

– Вышла я из подсобки… – нараспев заговорила продавщица,– держала в руках коробку… увидела детсадовцев, мамашу ихнюю, услыхала про сапоги и изумилась…

– Чему?

– Щас и не соображу! А тогда шум стоял, мысль в голове какая-то мелькнула и ушла. Не помогла я тебя?

– Спасибо! Очень тебе благодарна!– заулыбалась я.– Последний вопрос. Ба тетка здесь раньше не появлялась? Она не из постоянных покупателей?

– Метро в двух шагах,– засмеялась Клёпа,– тут их пруд пруди.

– Но сейчас сюда никто не заходит!

– Время мертвое,– глянула на часы продавщица,– у нас тоже час пик бывает. Утром, когда домохозяйки за покупками ходят, а потом когда девки после восьми с работы идут и в магазины заруливают. Днем всегда тишина.

– Может, ты встречала эту семейку на улице?

Клёпа помотала головой.

– Не помню.

Дверь магазина хлопнула, вошла пожилая женщина.

– Тапки сорокового размера есть?– одышливо спросила она.

– Вельветовые,– ответила Клёпа.

– Давайте,– оживилась покупательница.

– Погодите, принесу.– Клеопатра, не торопясь, двинулась в глубь торговой точки.

Я вышла на улицу и чуть не задохнулась от жары. Ну почему в Москве не бывает нормальной погоды? Мне подошла бы температура двадцать три градуса, без ветра и дождя. Палящего солнца совсем не надо! Но, к сожалению, столичный климат не знает слова «умеренный». Вот сейчас навалилась жарища, а завтра легко может пойти снег.

Купив мороженое, я пошла вдоль ларьков, задавая торговкам один и тот же вопрос:

– Нет ли у вас постоянной покупательницы, темноволосой, кудрявой, смуглой многодетной мамаши с хулиганистыми детишками?

Ответ тоже звучал одинаково:

– Если всех запоминать, свихнешься.

Потерпев полнейшую неудачу и слопав эскимо, я распростилась с надеждой услышать нечто вроде: «Конечно, конечно. Бо Мария Петровна Сергеева, живет вон в том доме, в квартире двадцать». С горя я купила еще и вафельный стаканчик с шоколадным пломбиром и пошла к своей машине.

– А, Лампа!– раздался женский голос.

Я оглянулась и увидела Клеопатру, которая курила, стоя у входа в свою лавочку.

– Ты еще тут?– удивилась она.

– Народ опрашивала,– вздохнула я.– Никто бабу с ордой детей не видел.

– Клиника для психов,– засмеялась Клёпа.– Ты вокруг глянь!

Я обвела взглядом улицу, забитую разношерстным народом, и махнула рукой.

– Беда!

– Не расстраивайся! Если будешь искать, то найдешь,– оптимистично сказала Клёпа.

– Вероятно,– уныло кивнула я.

– А я вспомнила, что мне показалось странным.

– Говори!– оживилась я.

– Туфли… – закатила глаза Клёпа.– На мамаше были дорогущие туфли. Ща покажу. Маня!

Из будки с газетами высунулась растрепанная голова.

– Че тебе?

– Дай новый «Визг».

– Он в целлофане.

– Цnbsp;азорви.

– Фигу!

– На секунду!

– Купи и смотри всю жизнь,– не пошла на уступку Маня.– У меня на этой неделе сплошные убытки. Вон сколько всего помято. Чтоб тем детям головы поотрывало…

– Которым?– сделала я стойку.

– Всем!– припечатала Маня.– Ходят, на машинах ездят, родителей не слушают… С виду приличные, а воруют.

– Купи у нее журнал,– предложила мне Клё– па.– Покажу тебе туфли, сразу все поймешь. Маня, дай ей «Визг», за деньги!

– Пожалте… – Из окошечка высунулась толстая рука с глянцевым изданием.

Я отдала взамен купюру, Клёпа велела:

– Открывай посередине. Вот они! Красные!

Я уставилась на пару обуви огненного цвета. Довольно скромные, на мой взгляд, лодочки, каблук сантиметров семь.

– Вот эти?– удивилась я.– А что в них особенного?

Лицо Клёпы приняло мечтательное выражение.

– Бо Кох,– протянула она.

– Кто?– не поняла я.

– Модельер,– с явным превосходством ответила Клеопатра.– Он шьет самые дорогие туфли в мире. Стоят они немерено! Отличительный признак – ярко-синяя подметка. Всегда и везде! Бо фирменная фенька. Если у дамы на ногах увидишь обувь на синей подошве, сразу станет ясно, сколько она за баретки отвалила!

– Наверное, фиолетовый верх не сочетается с подметкой цвета кобальт,– протянула я.– И зелено-синяя парочка у меня энтузиазма не вызывает.

– Эато шикарно!– уперлась Клёпа.– Так вот, я тогда внесла коробку с сабо для той девушки в зал и машинально на ноги мамаши поглядела, а та как раз на цыпочки поднялась, чтобы сапог с верхней полки снять. Меня будто молнией прошибло: какого рожна баба ко мне зашла? Если свои туфли продаст, весь магазин купить сможет!

– Ты, наверное, преувеличиваешь стоимость обуви,– пробормотала я.

– Прочти заметку,– обиженно сказала Клеопатра.– Или давай сама вслух зачту, кха-кха… «Теперь мы научились ценить вещи! Коллекция от модельера Коха – лучшее доказательство тому, что мода возвращается, очаровывая нас уникальными находками. Красные туфли для коктейля. Натуральная кожа, элегантность, сдержанность и очень высокая цена. Асклюзив для тех, кто любит себя. Соединение шика пятидесятых годов и современных технологий. Великая Мерилин Монро оценила модель по достоинству. Но у туфель не было тогда силиконовой прокладки и титановой основы каблука. Сшиты вручную. Теперь есть и в Москве. Бутик "Арера". Цена по запросу».

– А ты уверена, что на многодетной мамаше были именно они?– ткнула я пальцем в снимок.

– Стопудово. Синяя подошва и буква на каблуке. Видишь? Вон там, крохотная «К».

– У тебя зрение орла!

– Не жалуюсь,– пожала плечами Клёпа.

– Сомневаюсь, что мамаша с таким количеством детей может себе позволить столь дорогую покупку. Наверное, у нее на ногах была подделка.

Клеопатра насупилась.

– Че?

– Пол-Москвы носит фальшивые бренды,– пояснила я.– Вот видишь на мне футболку с надписью? На ней имя знаменитого модельера, да только приобрела я шмотку совсем недорого на развале около одного из рынков.

– Оно и видно,– Клёпа не отказала себе в удовольствии меня поддеть.– Нитки в разные стороны торчат и горловина растянулась. Но Коха не подделывают.

– Почему?

– Очень трудно, много мелких детелей,– пояснила Клёпа.– Ну, допустим, в оригинале мысок окаймлен тонкой стальной пластиной, или буква на каблуке выбита, или знаменитая синяя подметка украшена тиснением, а кантик прошит вручную зигзагом. Если не соблюсти точность – сразу понятно: это туфта, а ее брать за бешеные бабки не станут. Идеально воспроизводить его модель дорого, не выгодно. Туфли вообще редко «левые» бывают. Вот сумок и шмотья полно, а с обувью сложнее. И совсем уж глупость красные клепать, они выпендрежные, под определенное платье. Нет уж, лучше фальшивые черные туфли мастерить, они вмиг улетят. Не сомневайся: та мамашка оригинал на ногах имела. И лодочки совсем ни к чему не подходили! Платье на ней было простое, то ли голубое, то ли серое, длинное, до щиколоток. К такому, если не вечер, балетки надевать надо, сандалии, босоножки на маленькой танкетке. Ты валенки с мини-юбкой нацепишь?

– Маловероятно,– ухмыльнулась я.

– Вот! Уж поверь мне, Кох с тем платьем еще хуже сочетался,– завершила разговор Клёпа.

Я, сунув под мышку журнал, вернулась к машине и набрала хорошо знакомый номер.

– Косарь!– отозвалась коллега.

– Нинуша, есть разговор.

– Докладывай.

Я рассказала про странную женщину и постаралась объяснить, что именно меня заинтересовало:

– Во-первых, меня смутили дети.

– А что с ними не так?– настороженно спросила Нина.

– Они показались Клёпе почти одногодками, примерно четырех-пятилетними.

– Не вижу ничего странного.

– Между родными братьями или сестрами должен иметься хоть год разницы.

– Почему?

– Беременность длится девять месяцев,– напомнила я,– а первые девяносто дней после родов женщина, как правило, не способна к зачатию, нарушен гормональный фон. Эатем организм приходит в норму, а еще через шесть-восемь месяцев, у всех по-разному, наступает повышенный риск залёта. Молодые мамочки этого не знают и опять беременеют. Поэтому чаще всего бывает так: старшему три года, младшему один. Но чтобы больше трех ребят одного возраста… Она взяла их напрокат!

– Эачем?

– Чтобы убить Фиру. Дети носились по залу, орали, продавщица отвлеклась на них, злилась на шум. И не заметила, как горничную отравили.

– Кто?

– Пока не знаю.

– Что плохого сделала Фира той тетке?

– Нет у меня ответа. Эато есть интересный вопрос.

– Эадавай.

– Помнишь видеозапись из нашего офиса? Эенщина попросила разрешить ей пройти с малышом в туалет. А еще при черноволосой смуглой тетке была девочка, которая села вязать в холле.

– Дальше.

– Странное поведение для школьницы! Молчит и вяжет.

– Бывают затюканные особы. Вероятно, мать на нее постоянно орет,– предположила моя компаньонка.

– Но в обувной лавке тоже была рукодельница!– выложила я последний козырь.– Хочу смотаться в телецентр и поболтать с теми, кто делал программу, во время которой умер Олег Ветров. Вдруг и там крутилась странная школьница-вязальщица.

– Эанимайся только этим делом!– воскликнула Нина.

– А слежка за Цnbsp;агозиной?

Косарь тяжело вздохнула.

– Тебе же неохота бегать еще и с фотоаппаратом?

– Верно.

– Возьму неверного мужа на себя.

– Спасибо!– обрадовалась я.– Очень благородно с твоей стороны.

– Чует мой ментовский нос, в большую задницу мы лезем с семейством Ветровых,– объявила Косарь.– Но если докопаемся до сути, то можем забабахать свою пиар-кампанию. Надо с теледеятелями погутарить. Им небось не хочется в «желтой» прессе читать статейки типа «Смерть перед камерой». Наверняка мечтают обелить себя. Вот мы, если убийцу найдем, и потребуем сделать о нас программу. Клиент к нам после попрет косяком!