Текст книги "Маскарад любовных утех"
Автор книги: Дарья Донцова
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 3
– Может, кофейку глотнем? – предложила Краузе, когда Надежда ушла за уточнениями. – Чайник уже нашелся.
Я не успела ответить, потому что в дверь постучали. Следом из прихожей раздался веселый голос:
– Ау! Можно войти?
– Кто там? – хором спросили мы с Розой Леопольдовной.
– Сейчас объясню, только угги сброшу и куртку повешу, – произнес тот же голос.
Я вышла в холл и увидела у вешалки даму лет шестидесяти, с яркими голубыми глазами и правильными чертами лица. Даже в этом возрасте она была очень хороша собой, а в молодости, наверное, разбила не одно мужское сердце.
– Давайте познакомимся, – зачирикала незнакомка, ставя на консоль бумажный мешок. – Меня зовут Ирина Леонидовна Горская, я живу на соседнем участке.
– Очень приятно, Евлампия Романова, – представилась я. – Проходите, пожалуйста. Извините, у нас бедлам, только-только переехали, пытаемся с Розой Леопольдовной навести порядок. Не снимайте обувь, грузчики натоптали повсюду, полы немыты.
– Ну и что? – возразила гостья, скидывая сапожки из овчины. – Правда, у нас в деревеньке снежок чистый, не черная жижа, как в Москве, но… Ой, мама! Вы держите в доме поросят? Какие миленькие, один черный, другой бежевый!
– Это не свинки, а собачки, – сдерживая смех, пояснила я.
– Да ну? – поразилась Горская. – Правда, песики? Обожаю собак! К сожалению, своих завести не могу. У нас с мужем жил терьер Джек, но после его смерти я поняла, что не перенесу во второй раз душевных мук, связанных с кончиной друга. Можно погладить ваших питомцев? У меня руки чистые, я ничем не больна, ни насморка, ни кашля.
– Можете ласкать Фиру и Мусю сколько хотите, – разрешила я.
Ирина Леонидовна присела на корточки, мопсихи рванули к гостье и начали ее с восторгом целовать.
– Ох вы мои хорошенькие! – смеялась Горская. – Чудные! Замечательные! Бархатные! Глазки красивые! Ой, они хрюкают! Ах, вот это радость! Заиньки ушастые! Хвостики бубликом закручены, мордочки черные! Я вас обожаю! Чмок-чмок-чмок… Как называется эта порода?
– Мопсы, – ответила я.
– Восторг! – воскликнула гостья. – Они прекрасны! Можно подержать их?
– Вы только будете вся в шерсти, – предупредила я, – девочки линяют.
– Ерунда, – отмахнулась Ирина Леонидовна и взяла на руки Фиру. – Ты такая толстенькая! Покушать любишь, да? Как же мне хочется такую собачку, бопса…
– Мопса, – поправила я. – Они надежные компаньоны, всегда в хорошем настроении, до глубокой старости ведут себя как щенки, обожают все человечество. Давайте в комнату пройдем.
– Да, – спохватилась Горская, – а то от двери немного дует, вдруг милые мопсиньки заболеют. К сожалению, Андрей Николаевич в последние годы здесь не бывал, домом не занимался. А за хозяйством глаз нужен, там починить, тут подлатать. Разрешите на диванчик сесть? В уголочек?
– Устраивайтесь, пожалуйста, – сказала я. – Это Роза Леопольдовна, наша няня.
– Добрый день, дорогая, – заворковала Горская, – очень рада вас видеть. Ой, собачки тоже на диван прыгнули! Им можно на нем сидеть?
– Конечно, – улыбнулась я.
Ирина Леонидовна опять стала гладить мопсих. Наглая Муся залезла к ней на колени, Фира плюхнулась рядом с Горской, перевернулась на спину и подставила гостье свой живот. Та пришла в полный восторг.
– Кажется, я им понравилась.
– Собаки всегда чуют хорошего человека, – заметила Роза Леопольдовна.
Соседка покраснела.
– Спасибо. Можно, я девочкам свяжу свитерочки? У меня прекрасно пуловеры получаются. Ой-ой-ой, сколько вам всего разбирать. Диванчик сюда вниз снесли? Он раньше стоял в угловой комнате на втором этаже.
Горская неожиданно перекрестилась и замолчала.
– Решили туда кресло поставить, – пояснила я, – наверху временно будет моя спальня.
Гостья заерзала на подушке.
– Я увидела Фирочку с Мусенькой и напрочь забыла, зачем пришла. Начну заново. Я ваша соседка. Живу справа, в доме с синей крышей. Слева особняк Мужаровых. Они лет десять как в Англию перебрались и тут не появляются. В «Кроте» пятьдесят два участка, но круглогодично живет всего двадцать пять хозяев, остальные либо за границей, либо в Москве. Правда, на лето народ прибывает, приезжают те, у кого дети школьного возраста. Почему наш поселок носит имя «Крот»? Землю тут еще в советские времена давали сотрудникам «НИИгосстройгоротоннеля», организации, которая рыла тоннели, а крот тоже под землей ходы делает. Участки здесь были по гектару. В конце девяностых поселок купила контора «Стройбыт», почти всех прежних жильцов расселили куда-то, здесь появились другие обитатели, но кое-кто из «старичков» остался, например, мы с мужем. Понимаете, долгие годы я была счастливой женой. Мы с Мишенькой познакомились на первом курсе, оба учились на стоматологов и поженились, получив дипломы. Я проработала пять лет в поликлинике, а потом бросила работу, стала вести домашнее хозяйство и сейчас уже не вспомню, как бормашина включается. А Миша просто родился дантистом. Он даже ужасные советские пломбы, которые у всех через полгода выпадали, ставил так, что держались десятилетиями. К нему люди за несколько месяцев на прием записывались, и Мишенька привел в порядок рты всего начальства «НИИгосстройгоротоннеля», поэтому мы получили участок в «Кроте». Здесь обитало все руководство, которое не хотело Мишу далеко отпускать. У супруга был оборудован в саду кабинет, соседи могли даже ночью прибежать. А я обеспечивала быт: готовка, уборка, стирка, покупки, уход за садом. Ни секунды свободной не было. И вдруг Миша умер!
Соседка на секунду замолчала, погрустнев, тяжело вздохнула и понеслась дальше:
– Я осталась одна, детей-то у нас не родилось. Растерялась, не знала, куда себя деть. И тут Андрей Николаевич Кутузов, хозяин дома, который вы приобрели, предложил выбрать меня старшей по поселку. Вот с тех пор и тружусь. Я не комендант, а представитель жильцов, защищаю их интересы, организую праздники. Понимаете, мы весело отмечаем день рождения поселка, Новый год и так далее. Если возникнут вопросы, все сразу ко мне обращаются. У меня есть любые телефоны: водопроводчиков, электриков, садовников, уборщиц. Отнесете заявку в контору – прождете рабочего целую неделю. Поселок обязан бесплатно нас обслуживать, но кто же без денег поторопится? И все равно на чай парню дадите. А мой человек примчится мигом, за пару тысяч рублей устранит неполадку. Ну, еще придется запчасти оплатить. Пожелаете получать на дом молоко, творог? Коровница прибежит по первому зову. Магазин на станции замечательный, там свежайшие продукты, только мигните – шепну мобильный директора, и все на дом в зубах притащат. Доставка стоит сто рублей и ничего сверх.
Ирина Леонидовна вытянула вперед руку и начала загибать пальцы.
– Химчистка, мойка окон, приходящая домработница. Чернорабочие, которые за копейки таскают тяжести, чистят участок и крыши от снега. Нужны заправка и мойка машины? Прилетит честный мальчик, за полтинник откатит автомобиль куда надо, получите его назад сверкающим и сытым. Прачка-гладильщица…
– Вы просто добрая фея! – восхитилась Роза Леопольдовна.
– Да, меня так и называют, – смутилась Горская. – Люблю заботиться о людях, это мое призвание. Ох, как мне вас жаль! Переезд хуже войны, столько всего разбирать…
– Ирина Леонидовна, вы несколько раз назвали Андрея Николаевича Кутузова прежним владельцем особняка. Но нам участок со всеми строениями продавала Тамара Федоровна Николаева, – заметила я.
Горская закатила глаза.
– Да, верно! Небось вы ее не видели?
– Откуда вы знаете? – удивилась я. – Интересы пожилой дамы представляли адвокат и риелтор, с нами она не встречалась.
Ирина Леонидовна поправила волосы.
– Андрей Николаевич давно уехал из России. Сейчас он вроде в Англии. Или во Франции. Увы, связи у меня с ним нет. Загородную недвижимость он переписал на свою домработницу. Тамаре нынче, думаю, под девяносто, а Андрей мой ровесник, шестьдесят пять ему стукнуло. Николаева Кутузову мать заменила, ведь родительница его вскоре после появления на свет сына умерла, отец нанял кормилицу Тому. В прошлом-то веке в сорок девятом году полки магазинов не ломились, как теперь, от детского питания, младенец мог с голоду скончаться. Всю жизнь Тамара об Андрее заботилась, он ее очень любил, предлагал с ним за границу лететь, да она отказалась. Тогда Кутузов купил ей квартиру и дом этот подарил. Долго особняк закрытым стоял, а примерно год назад его на торги выставили. Но никто им, кроме вас, не заинтересовался, чему лично я очень рада. Вы такая милая! Собачки прелестные! Господи, наверное, я мешаю вам работать? Села и болтаю… Уж извините бабку неразумную. Вот визитка, на ней все мои телефоны, звоните, как понадоблюсь, не стесняйтесь обращаться с любыми вопросами.
Я взяла карточку.
– Большое спасибо. Постараюсь особенно вас не обременять, но в первое время, вероятно, побеспокою. Ничего же тут не знаю.
Соседка заулыбалась.
– Забегайте по-соседски, я с раннего утра до вечера двери не запираю.
Горская погладила мопсих, встала и направилась к двери.
– Вы забыли пакет! – воскликнула я.
Дама обернулась.
– Ах, голова садовая… Нет, не забыла, это вам. Там пирог с черникой. Подумала, люди только перебрались, захотят перекусить, а нечем. Врать не стану, не сама пекла, купила его в пекарне при въезде в поселок. Очень вам ее рекомендую. Там и кафе открыто, прелестное место. Еще в пакете баночка кофе. Вот его вы нигде не приобретете, уникальный, самый лучший, из моих личных запасов.
Я смутилась.
– Большое спасибо! Извините, ничем вас не угостила, у нас полный кавардак.
Ирина Леонидовна всплеснула руками.
– Господи, да разве новоселам до гостей? Еще успеем вместе почаевничать. Все, все, ухожу. Распаковывайтесь.
Закрыв за Горской дверь, я вернулась в гостиную и, выложив из пакета гостинцы, спросила у Розы Леопольдовны:
– Вы любите пироги с черникой? Лично я нет. У меня весь рот в коронках, а эта ягода сильно красится, не хочу рисковать. И она какая-то пресная, безвкусная, не нравится мне совсем.
– Спасибо, воздержусь, – ответила Краузе, – у меня от всех ягод сильная изжога. Хотя пирог выглядит чудесно. А это что за банка?
Я повертела в руках невысокую круглую жестянку темно-коричневого цвета.
– Кофе. Растворимый. Произведен в Индии. Последний раз я видела такой уж и не помню в каком году. Купила его в консерватории в буфете, простояла за ним в очереди больше часа. Во времена дефицита этот напиток считался элитным, потому и педагоги, и студенты поголовно кинулись за ним в столовую. Мама очень обрадовалась, увидев мою добычу. Мы тот кофеек надолго растянули, баловались только по утрам, брали по чуть-чуть. Сейчас смешно вспоминать, как его по миллиграммам отмеряли, чтобы надолго хватило.
Роза Леопольдовна рассмеялась.
– Да, да, такой иногда еще в заказы клали. Некоторым людям трудно менять привычки, и Ирина Леонидовна, видимо, из их числа. Приятная женщина, воспитанная, животных любит. Господи, тут написано: «Годен до 18 октября 1981 года»…
Глава 4
– Не может быть! – воскликнула я, взяв у Краузе банку. – Ой, вы правы, кофеек испортился более тридцати лет назад! Где Горская его взяла?
Няня выхватила из моих рук жестянку.
– Вокруг развелось много нечестных торговцев, небось кто-то приобрел партию кофе, предназначенную к уничтожению, и выставил ее на прилавок. Люди внимательно информацию на товаре не изучают, и если цену поменьше назначить, народ хлеб времен Петра Первого домой потащит.
Краузе сняла крышку и понюхала порошок.
– Пахнет нормально. Похоже, сплошная химия, раз не стух. Интересно, его можно пить?
– Лично мне что-то не хочется, – сказала я.
Роза Леопольдовна усмехнулась.
– Я тоже не испытываю желания прикасаться к нему. Отдам подарок Николаю.
– Лучше выкинуть, – возразила я.
Краузе сдвинула брови.
– Евлампия, нельзя расшвыриваться деньгами. Мы должны кормить рабочих, вот и сэкономим чуток. Продукты каждый день в цене поднимаются, гранулированный напиток экстра-класса дорого стоит. А Николаю с бригадой все равно, какой кофе пить. Рабочие постоянно краску-лак-штукатурку используют, не первый год стройматериалы нюхают, давно в мутантов превратились. У них и этот порошок пойдет, от нормального они скорее заболеют. Ой, мне показалось или входная дверь скрипнула?
Я вышла в холл и увидела Веру, младшую сестру Нади. Она, одетая в грязную куртку, как всегда, молча стояла у вешалки.
– Верочка! – слишком радостно воскликнула я. – Зачем пришла?
Та, не произнеся ни слова, протянула мне картонку.
– А, тебя Николай прислал, – догадалась я. – Сейчас посмотрим, что ему такое розовое понадобилось. Ну-ка… Хм, тут написано: «Папа я».
– Здравствуйте, Вера, – сказала Краузе, выходя в холл.
– Здрассти, – прошептала тетка.
Я протянула няне послание.
– «Папа я», – прочитала Краузе. – Не поняла.
– Тоже теряюсь в догадках, – призналась я. – Может, у Николая родился ребенок, и он нам сообщает радостную весть?
– Вы Надин живот видели? – хмыкнула Краузе. – Она не была беременна!
– Ребенок может появиться не только от законной супруги, – резонно возразила я.
Роза Леопольдовна взглянула на Веру.
– У твоего зятя есть любовница?
– Нет, – ответила та.
– У Коли ребенок родился? – подключилась я к интервью.
– Нет.
– Тогда почему он написал: «Папа я»? – не успокаивалась Краузе.
– Нет.
– Что значит твое последнее «нет»? – рассердилась няня. – Скажи по-человечески!
– Ну… нет, – выдавила из себя Вера, – не папа он. Надо это!
– Что? – хором задали мы вопрос.
– Это.
– Ему нужно «папа я»? – уточнила няня.
– Да.
– Отлично! И как оно выглядит? Верочка, попробуй описать предмет, – попросила я.
– Нет.
Краузе закатила глаза, но я решила не сдаваться.
– Веронька, почему ты отказываешься?
– Плохо пишу. С ошибками.
– Ты словами скажи, – настаивала я.
– Стены. Баня, – как всегда, в телеграфном стиле высказалась сестра Нади.
Я начала гадать.
– «Папа я» это гипсокартон или кирпич?
– Нет.
– Шпаклевка?
– Нет.
– Кафель?
– Нет.
– Что тогда? – сквозь зубы процедила Краузе.
– Краска.
– Уфф, – вырвалось у меня, – наконец-то. «Папа я» это покрытие для стен. Почему же Надя говорила о розовом, кругло-квадратном?
– У обеих сестер в голове лапша переваренная, – фыркнула Роза Леопольдовна. – Одна слишком много болтает, из другой слова клещами не вытянешь. Вероятно, Надя имела в виду банки, которые выпускаются разной формы. Бог с сестрами, дурочками. Интересно другое: почему Коля у нас краску просит?
– Цвет, – вякнула Вера.
– А-а-а, он хочет уточнить колер, – осенило меня.
Сестра Нади неожиданно произнесла длинную речь:
– Да. Цвет «папа я». Нравится? Нет? Смотреть!
– Вот и договорились, – обрадовалась я, хватая куртку. – Вера, ты любишь пирог с черникой?
– Да.
– Роза Леопольдовна, сделайте одолжение, отдайте Вере пакет с выпечкой и кофе, – попросила я.
Краузе поджала губы.
– Не помню, куда его дела.
Я замерла с сапогом в руке. Няня заразилась от Веры слабоумием?
– Он на столе в гостиной.
Но Краузе повела себя еще более странно.
– Покажите, пожалуйста, какой, как бы я чего другое не принесла.
В полном недоумении я вернулась в комнату.
– Не стоит рабочих баловать, – зашептала шедшая следом Роза Леопольдовна. – Знаю эту породу. Бывают люди, бывают плохие люди, бывают отвратительные люди, а бывают строители. Для прораба главное – хозяина обдурить: побольше денег оттяпать, поменьше сделать и унестись прочь. И они наглые. Один раз угостите пирожком, работяги на следующий день крабов в коньяке потребуют.
– У вас от ягод сильная изжога, мне черника не подходит из-за коронок, к тому же я не люблю ее вообще, – тихо ответила я. – Не пропадать же добру? А кофе вы сами хотели рабочим отдать.
Краузе почесала переносицу.
– Ладно, пусть им пирог ужином будет. Вы идите, побеседуйте с Николаем, а я Вере втолкую, что у них сегодня выпечка вместо сосисок.
– Желаю удачи, – сказала я и побежала в большой дом.
* * *
– Цвет для бани подобрать надо, – сказал Николай, вводя меня в небольшое помещение. – Есть интересный колер – папа я. Оригинальный и для комнаты отдыха подходит. Созерцание таких стен релакс дает, психологическую разгрузку обеспечивает. Если одобрите, возьму на фирме по оптовой цене, у меня там приятель работает. Во! Кусок оформил, гляньте.
– Весьма симпатично, – согласилась я, разглядывая небольшой участок стены, – и необычно. Вроде зеленовато-оливковый, но еще присутствует немного розового и, кажется, желтого.
– Папа я, – кивнул прораб, – он такой.
– Ну и название у цвета! – засмеялась я. – При чем тут папа? В связи с присутствием розовых ноток следовало бы назвать оттенок «блондинка я».
Николай округлил глаза.
– Так по фрукту имя дали. Краски натуральные, на растительном сырье. В кухню вам можно «апельсин» или «персик» взять, в спальню «абрикос», а в баньку «папа я».
– Осталось выяснить, что это за фрукт, – улыбнулась я, – не очень-то разбираюсь в экзотике.
– Его в Москве полно, – заверил Николай, – я ел. Гадость. Вроде картошки, но другого вкуса. Посоветовали лимоном обрызгать, но еще хуже стало.
– Папайя! – осенило меня.
– Ну, да! А я чего написал? – удивился прораб. – И…
Дверь в дом распахнулась, появилась Роза Леопольдовна. Она не накинула верхнюю одежду и примчалась прямо в тапочках.
– Что случилось? – испугалась я.
– Вере плохо! – закричала Краузе. – Упала, корчится.
Я побежала по узкой тропинке назад к домику, за мной почему-то с топором в руках топал Николай.
Дверь в гостевую избушку была открыта настежь, в холле гулял сквозняк. Я внеслась в гостиную и увидела на полу Веру. Глаза ее были широко раскрыты и смотрели в потолок, нижняя челюсть отвисла.
– Ну-ка, подвиньтесь! – скомандовал прораб, отпихивая меня в сторону и присаживаясь около свояченицы на корточки. – Верка, хорош придуриваться, вставай! Эй, дурында, чего молчишь?
– Николай, – тихо сказала я, – не трясите ее, она умерла.
– Да нет, – заспорил Коля, – просто, как всегда, разговаривать не хочет. Верка еще молодая, с чего ей тапки отшвыривать? Слышь, коза, садись, не пугай нас…
– Ой, ой, ой! – заголосила Краузе и выскочила во двор. – Ой, ой, ой!
Николай растерянно взглянул на меня.
– Она чего, правда того? Но так не бывает! Сначала люди болеют. Верка здоровее лошади, просто дура, а от глупости на тот свет не уезжают. Надо врача позвать.
– Давайте пойдем в большой дом, – стараясь выглядеть спокойной, предложила я и, вытолкав Николая на крыльцо, вынула из кармана мобильный.
Глава 5
– Ремонт в разгаре? – спросил Костин, входя в особняк. – Знакомься, Лампа, это мой бывший подчиненный, а теперь большой начальник Анатолий Игоревич Банкин.
– Здравствуйте, – пробормотала я. – Извините, не могу угостить вас чаем, все наши припасы в гостевом домике, а там труп Веры.
Банкин протянул мне руку.
– Рад видеть вас даже при таких скорбных обстоятельствах. Я знаю Макса и много хорошего слышал о вас. Что случилось?
– Не знаю, – ответила я. – Вам лучше поговорить с Розой Леопольдовной. Несчастье произошло в мое отсутствие, я ушла сюда смотреть, в какой цвет лучше покрасить стены бани. Николай безотлучно находился около меня, где была его жена и остальные рабочие, понятия не имею. Когда няня сообщила, что Вере плохо, я вернулась в гостевой домик и поняла, что сестра Надежды умерла. Николай присел около тела, но руками его не трогал. Я вывела всех, включая собак, во двор, заперла домик, оставив там все, как есть. Даже свет в гостиной не выключила. Если эксперту понадобятся мои сапоги, они в прихожей, на них надеты полиэтиленовые мешки из-под продуктов. Ботинки Николая и тапки Краузе тоже упакованы.
Я замолчала.
Анатолий Игоревич взглянул на Володю.
– Твоя школа?
Костин сел на табуретку.
– Она сама научилась. Где няня?
– Лежит на диване в спальне, – отрапортовала я.
Банкин одернул свитер.
– Сюда может прийти или лучше нам к ней подняться?
– Сейчас приведу Розу Леопольдовну, – пообещала я.
Краузе держалась молодцом. Она села напротив Анатолия Игоревича и сложила руки на коленях.
– Помните, что случилось? – начал Банкин.
– Такое забудешь… – поежилась няня. – Евлампия хотела отдать пирог с черникой рабочим, но я была против, не собиралась баловать строителей. Когда хозяйка пошла разбираться с краской, я подумала: «Предложить бригаде на ужин пирог неправильно. Мужики сладким не наедятся, им сосиски с макаронами подавай. Пирог – десерт, а мы о таком не договаривались, обязывались дважды в день еду обеспечить, не лакомства».
– Понял, – кивнул Анатолий Игоревич.
– Мне замолчать? – встала в позу Краузе. – Слишком разболталась?
– Нет-нет, Роза Леопольдовна, – влез в разговор Костин. – Такой умный, интеллигентный, желающий помочь полиции свидетель, как вы, огромная редкость и радость для нас. Просто у Анатолия Игоревича манера повторять в процессе беседы: «Понял». Это он для себя произносит.
По лицу няни скользнуло подобие улыбки.
– Я человек разумный, но нежадный. Вера глуповата, но она же не виновата, что такой уродилась, я сочувствовала ей. Мы с Евлампией до того, как в городской квартире после взрыва жить невозможно стало, несколько раз приезжали сюда в «Крот» смотреть, как ремонт продвигается. Должна вам сказать, что с Верой в бригаде обращались плохо. Николая свояченица раздражала, он ее называл «немтыка». Но чья вина, что девушка нормально разговаривать не научилась? Родителей! Если с ребенком не заниматься, из него Маугли вырастет. Вере доставалась самая тяжелая работа, спала она в чулане, постоянно ругань в свой адрес выслушивала. Надежда на сестру не меньше мужа злилась, считала ее обузой, несколько раз я слышала, как она восклицала: «Чтоб ты сдохла, дармоедка! Замуж тебя никто не берет, делать ничего не умеешь. Хочешь на нашей с Колей шее до старости сидеть?» Я решила строителям пирог не давать и Веру угостить. Вскипятила чайник, отрезала кусок и предложила: «Угощайся». Она, как водится, промолчала, но по ее глазам было видно: обрадовалась. Вера слопала ломоть и на меня уставилась. Я ей второй отрезала. А она вдруг как-то скривилась… ее затрясло… затем она упала с табуретки. Мне жутко стало, я подумала, что у несчастной припадок эпилепсии, побежала за помощью. Это все.
– Вы сами пирог ели? – осведомился Банкин.
– Не употребляю ягоды, – поморщилась няня, – у меня от них сильнейшая изжога.
– А чай пили? – наседал Анатолий Игоревич.
– Да. Из-за переезда пакетики заварила, не листочки, – уточнила Краузе. – Себе и Вере из одного чайника воду разливала.
– Понял, – обронил полицейский.
– Евлампия, посмотрите на часы, Кису скоро забирать надо, – напомнила мне Краузе.
– Ой! – спохватилась я. – А медкарту девочки мы так и не нашли… Простите, мне надо в садик за ребенком.
– Езжай спокойно, – разрешил Вовка. – Не торопись, тело увезут часа через два, не раньше.
* * *
Заведующая детским учреждением оказалась добродушной тетушкой лет пятидесяти. Услышав про не найденные до сих пор документы Кисы, она проявила понимание.
– Перебираться из одной квартиры в другую настоящий ад. Самой однажды довелось с этим столкнуться. Занятие тяжелое физически, поэтому я наняла упаковщиков. Они вроде аккуратно коробки сложили, подписали их, но, приехав на новое место, я обнаружила, что все ярлыки отвалились.
– Аналогичная история, – вздохнула я.
– Алена Петровна, Наташа уже уходит! – закричали из коридора.
– Завтра с ней поговорю, – откликнулась заведующая. – Я тут с мамочкой беседую. Уважаемая Евлампия Андреевна, поймите, вообще-то я не имею права принять в группу ребенка без документов. Но ваш муж очень приятный человек, и вы мне тоже симпатичны, поэтому пойду на нарушение распорядка.
– Огромное спасибо! – от души поблагодарила я.
Алена Петровна приосанилась.
– Наш садик не коммерческий, выживаем, как умеем. Олечка, наша воспитательница, даст вам список того, что ребенку нужно иметь, покажет шкафчик девочки. У нас строго, мы действуем по утвержденному высшей инстанцией расписанию, нарушать его нельзя – приедут проверяющие и устроят трам-тарарам. Девочку необходимо приводить к шести тридцати.
– Так рано? – ужаснулась я. – Почему?
– Завтрак в семь, – объяснила заведующая. – Перед этим дети проходят медконтроль, переодеваются, еле-еле полчаса хватает. В восемь трапеза заканчивается, ребятки играют до десяти, затем до полудня занятия, в двенадцать тридцать прогулка до половины второго. С двух до трех обед, затем сон. В пять полдник, вторая прогулка на воздухе, игры, и не позднее семи родители детей забирают.
– А можно Киса дома поест и придет к началу занятий? – заныла я.
– Не положено, – с сомнением в голосе произнесла Алена Петровна. – Хотя… Иногда мы делаем исключение, допускаем свободное посещение.
Я обрадовалась.
– Как попасть в число избранных?
Заведующая потупилась.
– Нам на обустройство выделяют копейки. Вот, к примеру, занавески. Новые положено раз в семь лет покупать, но ведь у нас дети, один на штору наступил, разорвал, другой ее пластилином, красками испачкал… На окнах в группе, куда ваша очаровательная девочка пошла, висит кошмар и позор. Цвет у занавесок серо-буро-малиновый, рисунка нет, качество отвратительное, после первой стирки в линялую тряпку превратились. Такие гардины только в тюрьме вешать, а не в детском учреждении. Или возьмем мебель, те же шкафчики. Им десять лет служить положено. И что? Дверцы через шесть месяцев после установки отвалились, лак облупился. Спасибо, родители у нас замечательные. Папа Олега Прусакова краснодеревщик, руки у него золотые. Он сделал такие гардеробчики – проверяющие ахнули от восторга! Мамочка Катюши Рожиной покрывала на кроватки подарила. Опять же все в восторг пришли – у мальчиков голубые, у девочек розовые, а рисунок одинаковый: мишки. Я прямо заплакала, когда такую красоту увидела. Прикроватные коврики от дедушки Кости Ярина. Они с зайчиками, грибочками, ягодками. Дай бог здоровья родителям всех наших обожаемых деток, но…
Алена Петровна понизила голос.
– Понимаете, Евлампия Андреевна, не все ведь ребятишки из обеспеченных семей. Например, Светочка Кондакова. Прелесть, а не девочка, у нее идеальный музыкальный слух, поет колокольчиком, но растет в неполной семье. Мать Светы прекрасная добропорядочная женщина, одна двух детей тянет. Откуда ей средства на помощь родному садику взять? Она изо всех сил старается, хочет полезной быть. Вот перед самым Новым годом санэпидемстанция внезапно нагрянула… Чтоб им, взяточникам, околеть! Вечно норовят без предупреждения накануне праздника на голову свалиться. Расчет у змеюк простой: в любом месте, даже в нашем идеальном детском учреждении, можно к чему-то придраться. Ну, забыли кастрюлю для супа снаружи до блеска надраить. Нарушение! Составят акт, затаскают меня потом по инстанциям. И входят уродины в мой кабинет, бумажкой помахивают, про стыд и совесть забывши, внаглую интересуются: «Даем ход документику или вопрос иначе решим?» Мол, расстегивай, Алена Петровна, свой кошелек…
Директриса рассмеялась.
– Но в этот раз им обломилось. Меня бабуля Лиды Полубояриновой вечером предупредила, что бабы из санконтроля завтра придут, и я мамочку Кондаковой кликнула. Та, солнышко наше неленивое, рукавчики закатала, юбочку подоткнула и за ночь такой марафет в садике навела, что бабье-инспекторши аж зажмурились, когда кухню и санузлы увидели. На коленях ползали с лупой, но ни пятнышка, ни пылинки не нашли. Так им и надо, змеюкам гремучим! Видите, и малообеспеченная мамочка оказалась полезной. Сейчас у меня головная боль с занавесками. Ох, как нужны новые! Ой, как они нам необходимы!
– С удовольствием куплю занавески, – пообещала я, совершенно не желая поднимать Кису в пять утра с кровати. – Вы нам тогда разрешите свободное посещение?
Алена Петровна прижала руки к груди.
– Какие чудесные люди в наш садик приходят! Какие потрясающие мамочки! Как мне везет! Вот у Марины Лаврентьевны из Опанасовки беда – сплошь алкоголики да сутяги родители, поэтому ее садик нищий, грязный, дети вечно болеют. У нее последнее место по району, а у нас первое. Спаси вас господь за щедрое предложение! Конечно, я пойду вам навстречу. Пусть Киса появляется, когда вам удобно, остается сколько надо. Все для вас. Сейчас напишу размерчик занавесок. А вы пока ступайте в группу, познакомьтесь с Оленькой. Не обращайте внимания на ее юный вид, девочка закончила вуз, она прекрасный, грамотный, умнейший воспитатель с психологическим образованием. Чудо, а не девушка. Правда, совсем не красавица, но это прекрасно, когда у сотрудницы заурядная внешность.
– Почему? – удивилась я.
Алена Петровна заулыбалась.
– Евлампия Андреевна, у вас молодой, статный, богатый муж. Конечно, он такую жену-красавицу, как вы, обожает. Но зачем человека соблазнять? Представители сильного пола как дети – увидят конфетку и съесть хотят. Я при подборе сотрудниц, которые непосредственно общаются с родителями, всегда внимательно изучаю внешность соискательницы. Блондинки с пятым размером бюста, осиной талией и пухлыми губками от меня сразу получают от ворот поворот. Не хочу, чтобы мамочки нервничали и садик проклинали. Нет, нет и нет! Пусть папочки безобразничают, где хотят, но не на подведомственной мне территории. Крепкая семья – оплот государства. Такова моя позиция.