Текст книги "Затащи меня в Эдем"

Автор книги: Дарья Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 7

Однако несмотря на все принятые Ингой меры безопасности, следующее утро началось для нее все равно с разговора с Полиной.

– Игоря арестовали!

Спросонок Инга даже не сразу сумела правильно отреагировать на этот возглас.

– Игоря? – зевнула она. – Какого Игоря?

– Вы что там?! – заверещала Полина. – Спите еще?

– Но ведь…

– Игоря арестовали. Моего Игоря! Моего сына!

– Боже! – наконец-то дошло до Инги. – Какой ужас! А за что?

– Как это за что? За убийство этой девчонки, разумеется!

– Тогда его не арестовали, а всего лишь задержали, – попыталась успокоить несчастную мать Инга. – Допросят и отпустят. Он же ни в чем не виноват!

Но Полина не желала успокаиваться:

– О чем ты говоришь? Мой сын в руках полиции! Они его обвиняют черт-те в чем! Я немедленно еду за адвокатом, а потом в отделение к Игорю.

– Тебе нельзя! – испугалась Инга. – Тебе врачи запретили двигаться!

– Сегодня я чувствую себя хорошо. И со мной будет Натан. А вы, когда проснетесь, можете тоже туда подъехать.

Инга растолкала Алену, но та лишь перевернулась на другой бок.

– Ваня приедет, тогда и поедем, – сонно пробормотала она. – Ничего страшного не произошло. Игорь жив, а это сейчас самое главное.

– Но мальчик находится за решеткой.

– Ему там сейчас даже безопасней, чем в другом месте.

Невозмутимая Алена снова задремала, а Инга ворочалась с боку на бок. После короткого, но эмоционального разговора с Полиной заснуть снова было выше ее сил. Она ждала звонка Вани и наконец дождалась. В начале девятого он позвонил Алене на сотовый, и именно его трель разбудила женщину во второй раз.

– Алена Игоревна, а где вы? Я вернулся домой, смотрю, вас нету. Где вы?

– Ваня, пошевели мозгами. Как, по-твоему, где я могу быть, если меня нету дома?

– Неужто в «Дубочки» вернулись? – ахнул Ваня. – Сами? Одна? Василий Петрович меня убьет!

– Ваня, не дури, – посоветовала ему Алена. – Никуда я не уехала. Ночую у Инги.

– Так бы сразу и сказали, – обиженно прогудел Ваня. – Зачем загадками говорить? Так я за вами подъеду?

– Не раньше, чем через полтора часа.

– Тогда я себе еще яишенки успею поджарить, – обрадовался мужчина.

– Стой! Яичницу будешь жарить тут. Купи по дороге десяток яиц, только не скупись, купи моих любимых, с ярким желтком.

– Это те, которые несут куры, напичканные селеном и йодом? Не надо вам их покупать, Алена Игоревна. Виданное ли это дело, чтобы курицу, как грядку, удобряли? Лучше всего натуральных яичек возьму. Специально на рынок для вас заеду и куплю.

Торговля на рынке начиналась с девяти. Но только к половине десятого пожаловала торговка, в лукошке которой, бережно прикрытые чистой белой тряпочкой, лежали яички – только что из-под курочек.

– Точно, что ли, от домашней курицы? – пытливо допрашивал торговку Ваня, пытаясь рассмотреть содержимое яйца на свет.

Сквозь плотную скорлупу ничего не удавалось увидеть, и Ваня вновь подступался к торговке с расспросами:

– А чем ваши курицы питаются?

– Да как чем? Зерно им покупаю. А так больше на подножном корму. Что в земле найдут, то и съедят. Улитку или червяка выкопают. А то еще и в огород забраться могут, потраву там учинят, коли не досмотришь.

– А в огороде вы химикаты какие-нибудь используете?

– От насекомых мои курочки сами огород очищают. А в землю мы кроме навоза ничего и не кладем. К чему? Он ведь нам бесплатно достается, а все прочее денег стоит.

Ваня колебался до тех пор, пока не подошел еще один покупатель, который тоже претендовал на яички. Жадность немедленно одолела Ваню, и он воскликнул:

– Беру все!

А взяв полтора десятка яиц, отправился вдоль рядов, чтобы купить свежие томаты и зелень для будущего завтрака. Ваня подходил к любому вопросу обстоятельно и дотошно, так что поджарить яичницу подругам удалось только в половине одиннадцатого. Потом они ее ели, мыли посуду, убирались и собирались. К дому матери Милы вся компания подрулила около полудня.

Все это время Ваня пребывал не в лучшем настроении. Зевал, ругался на водителей, бурчал на радио и тер глаза с такой силой, что они у него совсем покраснели и заслезились.

– Ты, Ваня, не выспался совсем, что ли? Чем вы там с Танюшей занимались?

– В том-то и дело, что ничем. Она над своими учебниками корпела, ни словечка мне за всю ночь не сказала. А я в углу сидел, как пес какой-нибудь. Ни кофе мне не предложила, ничего.

Ваня не скрывал своего разочарования. Алена просто не могла удержаться от ехидного замечания:

– Значит, вчера тебе не удалось приударить за девушкой?

– Да ну ее! Зубрилка! Если она и с Игорем так же себя вела, неудивительно, что он от нее к Миле переметнулся.

Ну, последняя-то совершенно точно знала, как нужно вести себя с мужчинами. В этом не было никакого сомнения. И все же, хорошо и не один год зная Игоря, сыщицам казалось, что у парня было куда больше общего с занудной зубрилкой Танюшей, чем с бедовой Милой, гулявшей из одних рук в другие и не брезгующей никаким дармовым угощением.

– Эта водка в дорогой бутылке мне кажется все более и более подозрительной. Если в ближайших к дому Милы магазинах ею не торгуют, где она ее взяла?

– Может быть, ей кто-то из знакомых еще давно принес, она у нее просто лежала?

– Ты хоть понимаешь, что говоришь? Мила была алкоголичкой. И друзья у нее были соответствующие. Не могла в такой компании водка, пусть даже и паленая, задержаться. Они бы уже давно ее выпили и отравились. А раз этого не случилось, значит, водку принесли в тот вечер.

– А кто?

– Помнишь, Борис Степанович сказал, что у Милы были две подруги.

– Да.

– Не они ли притащили? Тогда, кстати, становится понятно, почему Игорь вечером никуда не ушел. Приди к Миле кто-то из ее прежних воздыхателей, Игорь бы не стал с ними пить.

– А так на столе стояло три рюмки.

– И две из них были с губной помадой.

Это была уже какая-то зацепка.

– Мы передумали, – внезапно сказала Алена, обращаясь к затылку Вани. – Вези нас на Ириновский проспект.

– А к матери Милы разве не поедем?

– Сейчас поедем на Ириновский, а потом к ней.

– Ну, а на Ириновском-то вам чего понадобилось?

– Нам нужна девушка, которая там стоит.

– Стоит? В смысле работает? Алена Игоревна, вы что такое говорите? Вы к проституткам хотите поехать?

– А что тут такого? Мы же с ней поговорить хотим, а не заказ сделать.

– Все равно! – насупился Ваня. – Не повезу вас к этим девицам. Ничему хорошему они вас не научат.

– Не будь брюзгой, – велела ему Алена. – Сам выйдешь, найдешь Катю-Мотылька и приведешь девчонку к нам.

– В машину Василия Петровича шалаву придорожную сажать? Да он, если узнает, с меня семь шкур спустит!

– Не спустит, потому что не узнает. А я тебе потом дам денег на химчистку салона. Договорились?

– Вижу, что от своего вы все равно не отступитесь, – проворчал Ваня. – Только тогда уж и на мойку с обезжиркой дайте. А то в городе такая грязь, куда там нашим «Дубочкам».

– Хорошо, договорились.

Добравшись до проспекта, вдоль которого выстроились жрицы любви, Ваня притормозил машину и медленно поехал вдоль девушек. Все они стояли одна от другой на равных промежутках. И если где-то промежуток увеличивался, значит, одна или даже несколько девушек в данный момент уже обслуживали клиентов.

– Ну, и какая из них Катя-Мотылек?

– Не знаю. Выйди, спроси.

Ваня тяжело вздохнул и сообщил кому-то в потолок машины, что грехи у него тяжкие, коли послана ему такая служба.

– Иди, иди! – поторопила его Алена. – Нечего тут стенать, не церковь небось!

Кстати говоря, новенькое здание церкви с золотыми куполами находилось прямо через дорогу. Но никого из жриц любви подобное соседство не смущало.

Ваня подошел к девушке в такой короткой юбке, что из-под нее виднелось не самое свежее нижнее белье. Сама жрица слегка покачивалась на длинных, словно оглобли, ногах. То ли была под кайфом, то ли шатало ее от голода. И то и другое могло быть в равной степени верно, потому что выглядела девушка очень плохо. Как у кого-то могло возникнуть желание пообщаться с ней поближе, подруги просто не понимали. С такой беднягой не любовью заниматься, а на больничную койку ее скорей везти.

– Нету тут вашей Кати, – сообщил подругам Ваня, вновь садясь в машину. – Забрали ее в отделение.

– Поедем туда.

– Зачем? Девчонка сказала, что через часик Катя вернется.

Катя вернулась даже быстрее. До места работы ее подкинули все те же полицейские, со многими из которых девушка была в явно приятельских отношениях. В отличие от своих товарок, Катя выглядела неплохо. На лице у нее еще не проступили следы безысходной усталости, да и не было похоже, чтобы она баловалась наркотиками или злоупотребляла алкоголем. Пожалуй, Катю можно было бы даже назвать хорошенькой, не будь она так вульгарно накрашена.

Услышав, что Мила умерла, отравившись водкой, она огорчилась:

– Вот я сама не пью, если спиртное какое-то подозрительное. А Милка в себя все заливала, что ни попадя. Еще чуть-чуть – и совсем бы синячкой сделалась. Может, оно и хорошо, что так получилось. Запомнилась всем молодой и здоровой. Красота!

Но вопреки сказанному в глазах у Кати заблестели слезы. Однако она с ними быстро справилась, нельзя было дать туши потечь, и заговорила вновь. Голос ее звучал сухо и деловито. И подруги невольно подумали, что выдержке да и здоровью этой девушки можно только позавидовать. Стоит на трассе в любую погоду, почти без выходных, толком не спит, не ест, а выглядит, словно свежий персик.

– Милку я не видела вот уже несколько дней. Как к ней этот Игорь переехал, я больше к ней не заходила.

– Почему?

– Не понравился он мне.

– А прежние кавалеры нравились?

– Ну, с ними хотя бы все понятно было. Они к Миле выпить и потрахаться на халяву заходили. А Игорь… Вы знаете, что у него с Милой ничего не было?

– Ты имеешь в виду постель?

– Секс, трах – называйте, как вам угодно. Суть от этого не изменится. Мила с Игорем не трахалась.

– Откуда ты знаешь?

– Так Мила мне сама сказала. Я ее спросила, зачем ей этот скучный тип нужен. Ни денег у него, учится все время, книжки свои читает, речи заумные двигает, загнешься с таким от тоски. А Мила мне сказала, что они с Игорем одно дельце задумали, которое им обоим огромные деньги может принести, если все карты правильно разыграть. Вот она его поблизости от себя и держит, чтобы в любой момент он у нее под рукой был.

– А что за дельце?

– Ну, этого мне Мила не сказала. А я у нее не спрашивала. Но наверное, что-то дельное. Милка последний месяц и не пила совсем. И сосредоточенная такая была, лишнего словечка из нее не вытянешь.

Подруги чувствовали себя жутко разочарованными. Катя со смешным прозвищем Мотылек не сказала им ровным счетом ничего интересного. Она даже примерно не знала, что за дело затеяли Мила и Игорь. Видимо, Катя отличалась наблюдательностью или просто разочарование подруг было слишком явно написано на их лицах, потому что девушка сказала:

– Может быть, Настя знает?

– Это еще одна ваша подруга?

– Настя с Милой больше меня дружила. Они еще в детском доме вместе были. В Великих Луках.

– Где?

– В детском доме.

– Нет, нет… мы не о том. А где, ты сказала, этот детский дом был? В Великих Луках?

– Ну да! А вы разве не знали, что Мила – детдомовская?

– Мы только не знали, что она воспитывалась в Великих Луках.

– Ну да, там Милка жила. А в последний год ее в другое учреждение перевели, уже тут, в Питере, я тоже там доучивалась. Поэтому она и комнату в Питере получила, а не в Великих Луках, как Настя. Той дали крохотную живопырку в деревянном бараке, а Миле в каменном доме, который под снос шел. Еще год или два, она бы в отдельную квартиру переехала. Не всякой сироте так везет!

– А тебе тоже дали комнату?

– Нет. У меня отец и мать живы, родительских прав их лишить тоже не успели, я уже совершеннолетней стала. А таким детям жилья от государства не полагается.

– Но у Милы тоже мама жива.

– В самом деле? – искренне изумилась Катя. – Странно. Никогда о ней не слышала.

– Мила со своей матерью не общалась?

– Я об этом ничего не знаю.

И Катя нахмурилась.

– Наверное, мать Милы родительских прав лишили, поэтому Милке и комната отвалилась. Хотя все равно странно. Обычно только круглым сиротам жилье выделяют, которым уж совсем не к кому пойти. А если у ребенка хоть какие-то родственники есть, то органы опеки этого ребенка к ним вписать стараются. Оно и понятно, если есть возможность сэкономить, почему бы ею и не воспользоваться? Это на всех уровнях работает, хоть даже и на государственном.

– Ты так рассуждаешь, что сразу и не скажешь, каким бизнесом занимаешься.

– По-вашему, если женщина торгует своим телом, то она обязательно грязная и необразованная деревенская дура? Между прочим, во всей Европе этот бизнес давно легализован. А у нас теперь тоже свой комитет имеется. И партию мы создаем. Хотим добиться от правительства, чтобы наш бизнес был и у нас в стране узаконен.

– Что? – хохотнул Ваня. – И налоги платить будете?

– Да! И налоги тоже! Почему бы и нет? Раз мы получаем деньги за оказываемые нами услуги, значит, должны пополнять казну!

Ваня заткнулся, пораженно глядя на Катю.

– Мы добиваемся для наших девушек равных прав с другими категориями граждан, – вещала та. – Пока что девушки, работающие на панели, практически ничем не защищены от хулиганских выходок и откровенного насилия. Именно среди проституток наиболее высок процент смертности. Одинокую стоящую у обочины девушку может подобрать не обязательно клиент, это может быть и маньяк, и психопат, и просто откровенный садист, которому нравится мучить и убивать.

– Скажи, а Мила никогда не выходила м-м-м… подработать?

– Ну, случалось пару раз. Но ей у нас не понравилось. Она сначала мужиков среди своих клиентов в парикмахерской цепляла. А потом, когда уволилась, ей этот Игорь подвернулся.

– Понятно. А то я уж подумала, вдруг Милой какой-нибудь психопат заинтересовался, один из тех, про которых ты говорила.

– Вряд ли. Зачем психопату так далеко ходить? Каждый день на трассе стоит много девушек. Подходи и бери любую.

Выяснив у Кати телефон Насти, подруги попытались дозвониться девушке. Но у нее был включен автоответчик, который раз за разом произносил одну и ту же фразу:

– Я сейчас не в городе. Когда приеду, обязательно вам перезвоню.

В итоге сыщицам пришлось оставить эти напрасные попытки, и они набрали номер Полины. Но и ей дозвониться не удалось. Женщина отключила свой сотовый, на работе ее не было, а номер отделения, в котором находился задержанный Игорь, подруги не знали.

– Наверное, Полина на нас жутко обиделась, – предположила Инга.

Но Алена сильно удивилась:

– За что это?

– Мы обещали ей помочь.

– А мы чем, по-твоему, занимаемся?

– Нам надо было сразу с утра мчаться к Игорю.

– Успеем еще с ним поговорить, – отмахнулась Алена. – Они с Милой на пару затеяли какую-то аферу. Мы должны понять, какую именно. Ведь к Игорю нас вряд ли пустят, придется общаться через его адвоката. А для этого мы должны предельно четко сформулировать те вопросы, которые хотим задать парню.

Исчерпав все идеи и так и не дозвонившись до Полины, подруги поняли, что пришел черед ехать к матери Милы. Сыщицы и так уже очень сильно отклонились от своего первоначального замысла. И про данное следователю обещание тоже нельзя было забывать.

– Вот только что-то мне сомнительно, чтобы женщина, двадцать с лишним лет назад сбывшая ребенка с рук и ни разу о нем не вспомнившая, вдруг воспылала желанием оплатить ему достойные похороны.

– Мы не знаем финансовых возможностей матери Милы.

– Уверена, это какая-то опустившаяся личность.

– В таком случае она может и пошевелиться. Ведь у Милы была в собственности ее комната. Может, хотя бы желание получить наследство заставит эту даму раскошелиться хоть на самые скромные похороны?

Квартира Гербарии находилась в симпатичном доме в центре города. И едва подъехав к нему, подруги сразу же поняли: ни о какой нужде речи идти не может. Мать Милы жила в старинном доме.

– На фасаде-то сплошные стеклопакеты.

– И окна у всех чистые.

– И занавески по несколько тысяч за метр. Отсюда вижу, что итальянские.

– Тут живут богатые люди.

В архитектуре самого дома, который был очень красив, преобладали нотки модерна. Но восторжествовать окончательно ему мешал общий облик улицы, застроенной домами в классическом стиле с белыми колоннами и портиками. Поэтому получился такой разбавленный модерном классицизм.

В подъезде было прохладно и просторно. Тут были пальмы в кадках, ковер на полу, и в удобном кресле сидела сухощавая пожилая дама, которая читала Пруста.

– Мы можем видеть госпожу Федосееву?

Дама подняла на шум глаза и торжественно произнесла:

– Нет, не можете.

И снова уткнулась в свою книгу.

– Почему не можем? Объясните!

– Сейчас лето. А летом семья госпожи Федосеевой живет за городом.

– Значит, тут их нет?

– Девушка, чем вы слушаете? Я же сказала, они живут за городом.

– А где?

– Поселок «Солнечный берег».

И консьержка вновь опустила глаза в книгу. Видимо, Пруст ей был куда интересней стоящих перед ней посетительниц.

– Еще одну минуту вашего внимания… Госпожа Гербария отправилась в этот «Солнечный берег» не одна?

– Они отправились туда с супругом. Теперь вы уйдете наконец?

Спрашивать, где находится поселок с таким волшебным названием, подруги у сердитой дамы уже не рискнули. Но не беда, у них ведь есть Интернет. А в нем можно найти любую или практически любую информацию обо всем и обо всех.

Как вскоре выяснилось, поселок «Солнечный берег» располагался на берегу одного из Ждановских озер. Место было живописное, к тому же оно находилось достаточно близко к городу.

Въезд в поселок охранялся, но не так чтобы очень строго. У Вани лишь попросили показать удостоверение личности, но фамилию не переписали, ограничились тем, что сверили фото с оригиналом. А у женщин даже и того не потребовали.

– Защита от шпаны и случайных хулиганов, – резюмировал Ваня. – Увидели, что мы на дорогой машине, сами из себя все такие приличные, вот и пропустили без лишних вопросов. От серьезных людей такая охрана не спасет, но от местных гопников запросто.

Как частенько случается, новенький поселок, застроенный симпатичными двух– и трехэтажными коттеджами, находился в довольно близком соседстве с другими куда более простыми и даже бедными домами. Например, на соседнем берегу озера из-за деревьев проглядывали серые стены старого двухэтажного многоквартирного дома. Населяющие этот дом люди могли попасть в «Солнечный берег» только в качестве прислуги.

Дом семьи Федосеевых друзья нашли быстро. Но вот попасть внутрь оказалось не так-то просто. Сколько друзья ни стучали, им никто не ответил.

Они прошли дальше и наткнулись на торговый павильон, снабженный простой и доходчивой табличкой – «Продукты». Зайдя внутрь, друзья обнаружили тут совсем не плохой ассортимент. Имелся даже свежий хлеб, который пекли в небольшой пекарне по соседству и который был еще теплым, когда Инга взяла его в руки. Она не удержалась и отломила корочку.

– Проголодалась я что-то. Бери тоже.

Она протянула кусок Алене.

– Да, давай, – согласилась та, – пожую горбушку. А то еще неизвестно, когда мы эту Гербарию дождемся. Как по-твоему, где она может шататься столько времени?

Но Алена получила ответ на свой вопрос совсем не от Инги. Продавщица подняла голову и неодобрительно уставилась на Алену.

– Гербария Викторовна людям помогает, с восьми утра и до трех часов дня на ногах. Лечит, кормит, в город возит, чтобы справки, пособия, а иной раз и документы могли себе оформить.

– Людям? Каким людям?

– А всяким разным. Гербария Викторовна никому не отказывает. Кому нужно, тому и помогает.

– А где ее можно найти?

– Сейчас она в Клоповнике. Но через полчаса вернется.

– Клоповник?

– Видели дом на другой стороне озера? Он самый Клоповник и есть. Я сама там раньше жила.

– А теперь?

– Теперь у меня во Всеволожске квартира, между прочим, Гербария Викторовна для меня ее выхлопотала. А Клоповник как стоял, так и стоит, и еще много лет простоит, коли не сожгут. Туда Гербария Викторовна каждое утро и уходит. Помогает там всем, кому можно еще помочь.

– Дама-благодетельница.

Но продавщица не заметила издевки в словах Инги и вдохновенно продолжила:

– Прежде в нашем доме многие квартиры пустовали. А как Гербария Викторовна приехала, она весь наш дом выкупила, нам всем отдельные квартиры в городе выбила, а дом реконструировала и для своих бедняков приспособила.

– Для кого? – не поняла Инга.

– Из домов престарелых стариков себе подбирала, из больниц и ночлежек бомжей. Смотрела, чтобы достойных людей набрать. Не тех, кто сам на дно опустился, а тех, которым просто не повезло в этой жизни. Всем этим людям Гербария новый шанс дала.

– Поселила в Клоповнике и помогла оформить пособие. М-да… И чем же еще занимается эта дама?

– Кормит их, одежду и обувь покупает. Лечит, жизни учит. С восьми и до трех часов она благотворительностью занимается. Ну, а потом домой приходит, отдыхает, к приезду мужа готовится. Он часикам к пяти-шести приезжает. Они вместе обедают, а потом куда-нибудь едут развлекаться или дома остаются. Ну, или в город выбираются. Но опять же, Гербарии переодеться, отдохнуть от ее трудов надо.

– Значит, если мы немного подождем, то Гербария обязательно появится у себя дома?

Часы показывали без четверти три, и продавщица кивнула. Потом она отвлеклась на двух покупателей – двенадцати и четырнадцати лет, которые хотели жвачку, шоколад и пиво. Пиво им продавщица продала лишь безалкогольное, да и то не удержалась от небольшой лекции о том, как плохо заканчивают те мальчики, которые в школе пьют алкогольные напитки.

– Вот на той стороне озера Клоповник видели? Сходили бы туда да посмотрели, как жертвы зеленого змия бедствуют. И клопы-то их жрут, и зимой из всех щелей и подпола дует. А как лето, так тут и змеи, и комары злые из леса целыми тучами прут.

В ее описании Клоповник казался чем-то вроде ворот одного из семи кругов ада, и звучало это угрожающе.

– А уж когда счета за коммуналку придут, тут уж хоть плачь, хоть вешайся, – бубнила продавщица. – Центрального отопления и горячей воды у нас в Клоповнике отродясь не было, а в счетах цифры со многими ноликами за эти услуги проставлены. Пойдешь к чиновникам, а они руками разводят. Ошибка, вернем вам задним числом ваши взносы, пересчитаем. Но раз уж начислена сумма, будьте добры заплатить все целиком и сразу. А иначе будем вынуждены отключить также и холодную воду, и свет, и газ, хотя они и по другим ведомствам проходят.

Подруги вышли, не дослушав длинного перечня страданий, которые поджидали поселившихся в Клоповнике людей. Если судить по словам продавщицы, то жизнь в этом месте должна была стать для бедолаг не отдыхом или благом, а ежедневным и ежечасным страданием.