Текст книги "Умножение скорби"

Автор книги: Дарья Агуреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Ты же говорил, что любовь и ненависть – одно и тоже.

– А ты, оказывается, внимательна. Ценю! – Я услышала в его голосе улыбку. Улыбка всегда преображала Сашино лицо, хотя и существовала как бы вне его физиономии, самостоятельно. Это была улыбка-оскал, улыбка-укус, как сказал бы Замятин.

– Кто же тебе тогда интересен?

– Достойный противник для соревнования.

– Есть ли такой? – Нина начала издеваться над ним, а он, кажется, не замечал. Я с удовлетворением заметила его прокол, потому что Саша довольно часто жаловался, что никто не понимает его издёвок.

– Может быть, Бог, – задумчиво протянул он.

– Ого! – присвистнула Нина. – А я? Ведь я зачем-то нужна тебе?

– У тебя мания величия… Шучу! Ты, действительно, права.

– Так зачем?

– Для разных целей. Например, через тебя я могу управлять нашей группой.

– Как же это, интересно? – Нина явно свирепела.

– Знаешь, – Саша вдруг понизил голос. – Мне любопытно, что тебя связывает с Машей? Вы как-то плохо стыкуетесь.

– Это почему же?

– Маша крепко стоит на ногах. Она первая за долгие годы, кто сумел внушить мне уважение. Поразительно, как человек смог сохранить такой чистый взгляд, такую искреннюю улыбку!

– Ты её не знаешь, – Нина опять поддалась на его провокацию. Комплименты в мой адрес разозлили её. В ней проснулась ревность, а моё сердце сжалось от незаслуженной обиды.

– Интересно, что она обо мне думает? – мечтательно наступал Саша.

– Ей тебя жалко! – этим аргументом Нина хотела выбить его из колеи, но он только рассмеялся:

– Ах, лапочка! Надо же!

Нина замолчала. Потом спохватилась:

– Я вообще-то не люблю таких разговоров. Она моя подруга, и мне не хочется обсуждать её с кем бы то ни было. Особенно с тобой.

– Неужели?! Зато я только что продемонстрировал тебе, насколько ты примитивна, как легко тобой управлять!

– Допустим. Какие ещё ты преследуешь цели кроме выведывания бабских сплетен?

– Оставим это. Лучше я расскажу тебе о своих друзьях.

– Сатанистах?

– Сдались тебе эти сатанисты! Не так я плохо к тебе отношусь, чтобы связывать с ними.

– Отчего же?

– Ты можешь им понадобиться.

– И что тогда?

– Они заберут у тебя самое дорогое, и ты будешь делать то, что они прикажут.

– Верится с трудом.

– Ты не знаешь этих людей, – уверенно отозвался Саша.

– Так что твои друзья?

– Я хотел рассказать тебе об одной девушке. У неё так же сияли глаза, как у тебя.

– И?

– Она отравилась. Думаешь, я пришёл к ней в больницу? Нет. Мне было безразлично.

– Очень поучительно, – Нина была в замешательстве.

– Каждый месяц я собираюсь вместе со своими друзьями, и мы забавляемся в «русскую рулетку».

– Каким образом?

– Играем в карты. Проигравший выбрасывается из окна… У меня осталось мало друзей.

– Так вот откуда твои глубокие познания в области длительности полётов с девятого этажа!

– Ты угадала.

– По-моему, у тебя маниакально-депрессивный психоз.

– С чего ты взяла? Об этом я тебе не рассказывал!

– Слишком ярко выражены симптомы, – Нина опять обретала почву под ногами.

– Молодец! Не ожидал! Это правильный диагноз. У меня был менингит. Психоз – осложнение, – Я не могла бы с уверенностью сказать, говорил ли он серьёзно или снова куражился.

– А если проигравший не хочет прыгать?

– Этого не может быть. Ты просто не представляешь, какую власть я имею над этими людьми. Они хотят то, чего хочу я.

– И что же? Ты хочешь смерти?

– Это игра. Острые ощущения. Ведь проигравшим могу оказаться и я.

– Зачем тебе это?

– Видишь ли, я – математик. Гениальный математик. Разве Маша тебе не рассказывала? Я просчитал всю свою жизнь. Это страшно! Страшно, когда знаешь всё наперёд!

– У нас с Машей есть более интересные темы, чем ты, – съязвила Нина. И я вновь ощутила её напряжение, злые укольчики ревности, которую Саша вызывал в ней одним лишь упоминанием обо мне.

– Постой! Ты сказала – тебе плохо? – он не слушал её.

– Ну и что? – Нина уже встала в позу. Дурочка! Он действительно играл ею. Как же она этого не видела? Она выглядела маленьким капризным ребёнком, которому то предлагают конфету, то ставят в угол.

– Я знаю выход, – загадочно начал Саша. – Я дам тебе одно ядовитое вещество. Но ты примешь его там и тогда, как я скажу тебе. Не волнуйся! Я не стану тебя спасать!

– Спасибо. Обойдусь.

– Ну ладно, ладно, – засмеялся Саша. – Уже светает. Как ты там сочиняла? «Стрелкой узенькой страницы перелистывает время…» Я должен идти. Когда я положу трубку, ты ещё с пол часа будешь сидеть с телефоном в озябших руках и слушать гудки. Представление уже началось. – Он нажал «отбой», и я услышала, как Нина со всего размаху швырнула трубку, будто и вправду боялась просидеть с ней до утра. Может быть, с моих слов этот диалог и не покажется таким уж жутким, но я была поражена до мозга костей. Этот зловещий голос, похожий на Сашин. Моя добрая, умная Нина, теперь ведущая себя как глупая злобная овца… Мне даже представилось, что я подслушала разговор дьявола с намеченной им жертвой, чья душа, полная предчувствий, уже отчаянно тосковала. Ни я, ни Нина не спали в ту безумную ночь. Я слушала её лёгкие босые шажки по периметру комнаты, и плакала.

Я не знала, что мне делать. Ведь она была мне так дорога, а теперь какой-то идиот забирал её у меня, лепил из неё дурацкую безвольную куклу.

Утром Нина была тиха, задумчива. Я с тоской разглядывала её осунувшееся лицо, покрасневшие от слёз глаза, глубокие тени, залёгшие под нижними опухшими веками.

– Маш! – неожиданно начала она, вертя в руках чашку с дымящимся кофе. – По-моему, Морозов умеет гипнотизировать.

– С чего ты взяла? – я вмиг включилась в разговор. Ведь теперь я так редко чувствовала её близость, чаще она оставалась совсем чужой, отстранённой, равнодушной.

– Он рассказал мне вчера одну историю, предварительно пообещав, что я её тотчас забуду. Я никак не могу её вспомнить.

– Разве это повод для волнений? – я пыталась изобразить беззаботность. Мне уже самой было не по себе.

– Может быть, я схожу с ума? – она подняла на меня глаза, и я увидела в её зрачках какую-то звериную боль, отчаянье. Что с ней творилось? Как ему удавалось так мучить её?

– Ниночка, – я встала и прижала её покрывшееся испариной лицо к своей груди. – Ты просто слишком впечатлительна. Зачем ты веришь ему? Он совершенно ничего не стоит, понимаешь? Несёт какую-то чушь, а ты переживаешь! Наплюй ты на него, Богом тебя прошу!

– Чары рассеялись. Теперь ничего не будет… А что дальше? Я не помню! – сквозь слёзы бормотала Нина.

– Ну что ты? Перестань! – пыталась я её успокоить.

– Я боюсь его, – я чуть было не сказала ей, что разделяю этот страх. Саша действительно гипнотизировал. Иначе просто невозможно объяснить его манипуляции людьми.

Это было давно. Кажется, в древней Грузии. На солнце переливался, поспевал виноград. В горах струились, сверкая наготой, холодные реки. Сады пестрели вокруг каждого дома. А когда сиреневые вечера окутывали деревню таинственной мглой, в этих садах разносилось протяжное мужское пение, гармонично заканчивающееся чистой терцией. За виноградниками, избегая и садов, и рубинового вина, и пения, встречались юноша и девушка. Зачем им были нужны сады? В их глазах расцветала ночь! Зачем им терпкое виноградное вино, если их губы сливались в пьянящем хмеле поцелуя! Зачем это вечернее пение? У них пели сердца! Но им нельзя было быть вместе. Вся община была против их союза. И девушка, лаская своего возлюбленного мраком печального взора, поклялась умереть за свою любовь. Они взобрались на вершину горы, у подножия которой простиралась их родная деревня, и безнадёжно всматриваясь в зелень полей, в отражающий в синих ягодах небо виноград, решили броситься вниз. Юноша прыгнул первым. О, как страшно он кричал! Она слышала, как ломаются его кости, как сотрясают его тело удары, как невыносимая боль пронзает его мозг. И сердце её разрывалась от услышанного. Но не скорбь, а ужас затемнял её взгляд. Она не прыгнула вслед за ним. Она вернулась в деревню. Там, изменив прежним клятвам, она вышла замуж, а своего первородного сына отказалась назвать именем возлюбленного…

– Я не понимаю, как ты его выносишь, – отвечала Алина на потяжелевший взгляд Нины. – Знаешь, как он стал ухаживать за мной? Мне просто передали, что у него на мой счёт есть кое-какие планы. И почему это я всегда так нравлюсь кретинам?

– Тебе никогда не казалось, что он может гипнотизировать? – не слушала её Нина.

– Гипнотизировать? – Алина опешила. – Да ты что?! Видно, он здорово тебя задурил!

И опять потекли дни за днём. Я чувствовала себя кошмарно, потому что прозябала в полном неведении. Я не знала, как дальше складываются их отношения. Нина держалась так, что мне было страшно лишний раз подойти к ней. Она выстроила невидимую стену между нами, и в её словно умерших глазах я порой улавливала тени ненависти. Она менялась всё больше. Если раньше её звонкий голос звучал на каждом занятии, то теперь она панически боялась поднять руку. А когда преподаватель вызывал её персонально, она что-то глухо мямлила, поминутно оглядываясь на Сашу.

– Он развил во мне комплекс неполноценности, – однажды призналась она. – Теперь во мне зреет уверенность, что я – редкостная дура, поэтому мне лучше помалкивать.

– Да ты что? – оторопела я.

– Он так ловко комментировал мои глупые ответы, что я не могла не согласиться с ним. – Странно, ведь раньше я считала себя очень способной, даже талантливой.

Действительно, это было поразительно! Ведь Нина и вправду была яркой и сильной личностью. Так как же это случилось? Неужели он забрал её душу? За что? За его идиотские сказки?

В начале летнего семестра, когда у нас ещё не устоялось расписание, Морозов снизошёл до нас. Он пригласил нас в кафе, куда шёл вместе с приятелями. Черт меня сунул согласиться! Но ведь Нина всё равно бы пошла! А я ни за что не оставила бы её с этим чудовищем. Он всё подливал и подливал ей вина, пододвигал ко мне свой стул и перемешивал с пьяным дыханием свои кретинские комплименты. Нина всё это видела, но шла у него на поводу. Было очевидно, что он решил нас разлучить. Всё это делалось напоказ, специально. Я держала себя холодно, даже резко, но разве это могло спасти положение? Нина, наверное, ещё больше ненавидела меня. Её отравляла не только ревность, но и моё презрение к её психу-возлюбленному. А Саша блистал! Расшифровывал сны по Юнгу и по Фрейду, рассказывал истории про Эль Греко, комментировал картины Сурикова. И все его тирады неизменно окаймлялись жестокими уколами по Нининому самолюбию. Он перебивал её, отмахивался от неё усталыми жестами и всё настойчивее лип ко мне. Но Нина всё же уловила фальшь в его ухаживаниях. Она вдруг стала смотреть поверх его головы, пристально, не мигая, будто видела на противоположной стене какие-то божественные знаки. Я хорошо знала этот приём. Так она любила осаживать назойливых Нарциссов. Как ни странно, ловушка сработала. Саша заёрзал, стал ловить её взгляд, пытаться привлечь к себе внимание… И я, случайно окунувшись в глубину его зрачков, вдруг ощутила какую-то жуткую пустоту, тоску одиночества. Я вдруг почувствовала, что когда стоишь на краю бездны и всматриваешься в её жгучую тьму, бездна напряжённо вглядывается в тебя. Кто это написал? Наверное, он тоже встречал людей, похожих на Сашу. Липкий страх пополз у меня по спине. Задыхаясь, я заставила себя отвести взгляд. А оглянувшись, отчётливо увидела насмешливые рыжие языки пламени, горящего в его глазах. Мне показалось, я схожу с ума. Я едва поборола непреодолимое желание подняться и посмотреть нет ли у него хвоста и копыт. Наверное, я тогда приблизилась к тому состоянию, в котором Нина пребывала вот уже несколько месяцев.

Неожиданно Саше взбрело в голову отвезти всю честную компанию в Спас на крови. Нам пришлось ловить две машины, потому что в одну мы всем скопом не влезали. Мы договорились встретиться на Дворцовой площади и заодно взглянуть на Эль Греко. Наша машина была первой, и, высадившись у фонтанчика, мы послушно принялись ждать. Но никто не приехал. Я беспокоилась, нервничала и пугала себя самыми страшными догадками. Нина засыпала на ходу и лишь изредка таращила глаза на Сашу. А он был бодр, весел и немного пьян. Казалось, он знал, куда делись его закадычные друзья. Его нисколько не тревожило их отсутствие. Наверное, и это он просчитал своим гениальным умом. Минут через двадцать, повинуясь какому-то неслышному приказу, Нина сослалась на неотложные дела и, попрощавшись с нами, побрела в сторону моста. Я хотела было пойти за ней, но что-то остановило меня, словно преградило дорогу. «Чертовщина какая-то!» – весь день стучало у меня в голове. Я осталась с ним наедине. Вежливо отклонив все приглашения, я взгромоздилась вслед за ним в переполненный троллейбус. Саша старался быть джентельменом: подавал руку, пропускал вперёд. Это как-то не соответствовало привычному стилю его поведения. Обычно он в упор меня не замечал и даже не считал нужным здороваться, сталкиваясь нос к носу. Теперь я оказалась прямо под его загадочным взглядом. Троллейбус всё время швырял меня в его объятия, и мне приходилось цепляться за что попало руками, ногами, когтями, только чтобы не рухнуть к нему на грудь. Мне чудилось, что если он коснётся меня, я обязательно умру от проказы.

– Как твой курсовик? – спросила я, испугавшись воцарившегося молчания.

– Ты не это хотела спросить, – он устало прикрыл глаза.

– А что же? – удивилась я.

– Откуда же я знаю! Может, ты вообще хотела молчать. Так молчи. Будь хоть раз искренней.

– Я всегда искренна, – неуверенно ответила я. – Что у вас с Ниной?

– Она получит то, что хочет, – тихо ответил Саша.

– Что это значит? – оторопела я.

– Даже не то, что ты подумала во второй раз, – улыбнулся он. – Нам, кажется, в одну сторону. Ты не выходишь?

– Нет! – испуганно ответила я, решив, что лучше проеду пару лишних остановок, чем буду терпеть его общество.

– Мне сегодня нужно в другое место.

– Тогда счастливо! – он соскочил со ступеньки и затерялся в толпе.

После этого Нина исчезла для меня. Она избегала встреч со мной, и все мои попытки вызвать её на разговор оканчивались неудачей. В конце концов я даже свыклась с утратой. У меня появились другие подруги, я встретила свою любовь… Одним словом, жизнь брала своё. Мне некогда было решать чужие проблемы – хватало своих. К тому же обида не покидала моё сердце, и я была готова вычеркнуть из памяти всё то хорошее, что Нина приносила в мою жизнь. Лето совсем замутило её образ в моём сознании. Признаюсь, я была слишком счастлива, чтобы думать о ней. А в конце августа мне позвонила Алина. То, что она мне сообщила, состарило меня лет на десять.

– Это кошмар какой-то! Он посадил её на кокаин.

Ей не надо было объяснять мне, кто такой он и кто такая она. Я словно за мгновение очутилась в прошлом, вспомнила сладкую жуть Сашиного взгляда.

– Как же он сумел? Ведь Нина не идиотка! – всё ещё не хотела я верить.

– Ты была у него дома? – убеждённо говорила Алина. – Он там всех по струнке построил. Я не удивлюсь, если узнаю, что его отец испрашивает у него позволения выйти из квартиры.

Всё, что произошло потом, заняло меньше часа. Я как полоумная понеслась к нему, движимая милосердием и состраданием. Я даже не узнала Нину, когда она открыла мне дверь. Её лицо бережно хранило память обо всех унижениях, которым он её подвергал. Расширенные стеклянные зрачки её когда-то прекрасных глаз теперь пропускали свет и будто обнажали истерзанную душу. Это была уже не Нина. Лохматая, неумытая, с пустым бессмысленным взглядом, будто застывшим от ужаса, она скорее напоминала побитую дворнягу. В коридоре замаячила тень Саши. Я с каким-то суеверным страхом смотрела, как из маленькой она разрасталась в громадную глыбу, переползала со стены на стену.

– Что это? Как ты смеешь так издеваться над ней? – набросилась я на него.

– А тебе есть до этого дело? Где же ты была столько времени? – усмехался он.

– Что ты с ней сделал? – бессмысленная ярость разрывала меня.

– Ничего. Что хотела, то и получила, – он отмахнулся от меня. – Ей хотелось знать, она узнала. Теперь ей тошно. Скоро она умрёт, потому что таков конец пьесы.

– Идиот! Я увезу её в больницу! – я уже рыдала от злости.

– Ты хочешь видеть мою смерть? – Нина вдруг вынырнула откуда-то сзади. – Ты хочешь знать, сколько времени вниз буду лететь я? Засекай! – просто подытожила она. Я и вздохнуть не успела, как она шагнула за распахнутое окно…

Когда приехала милиция, я не думала о том, что же такое узнала Нина. Я поклялась себе не думать об этом. Я не стану биться головой о стену, чтобы узнать то, что знать нельзя. Жизнь порой и так приоткрывает перед нами тайные занавесы, что-то мелькает сквозь их узкие щели. Я только вспоминала его лихорадочный пустой взгляд. Я только слышала без конца повторяющийся звук падающего тела. Кажется, я сразу поняла, что иду у него на поводу. Именно этого он и ждал от меня, но я не стала бороться с искушением. Когда меня допрашивали, я заявила, что Саша умышленно, намеренно столкнул Нину вниз. Я не стала распространяться по поводу его мотивов. Сказала, что у них была «бытовая» ссора… Саша отказался давать какие-либо показания…