355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дарт Вальтамский » Властелину ####ец ('Властелину дюже плохо') » Текст книги (страница 1)
Властелину ####ец ('Властелину дюже плохо')
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 14:28

Текст книги "Властелину ####ец ('Властелину дюже плохо')"


Автор книги: Дарт Вальтамский


Жанр:

   

Разное


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Вальтамский Дарт
Властелину ####ец ('Властелину дюже плохо')

Дарт Вальтамский

ВЛАСТЕЛИНУ ####ЕЦ

(В варианте, предложенном цензурой:

"ВЛАСТЕЛИНУ ДЮЖЕ ПЛОХО")

Другу и конкуренту, автору

"Звездных бойнь" посвящаю

ПРОЛОГ

Никогда не читайте неизвестное.

Рюкзаки были уже почти собраны. В лаборатории царил тот хаос и неразбериха, какие всегда царят в лаборатории, выезжающей в экспедицию. Всевозможные банки с формалином, склянки, сачки лежали вперемешку со спальниками, теплыми свитерами и тушенкой. И все-таки сегодняшний кавардак был ничто по сравнению с тем, что творилось тут вчера.

Наконец, бородатый шеф рявкнул свое знаменитое "под рюкзаки", и орава юных биологов рванула прочь из родных стен Дворца Пионеров. Вскоре они уже очутились на вокзале, и, спустя еще полчаса, электричка уносила их прочь из Питера на юг, в сторону священной для всякого дворцовского юнната речки Ящеры. В электричке было тесно, душно и весело. Юннаты заполонили почти весь вагон собой, своими рюкзаками, котелками и длиннющими сачками. Где-то уже настраивали гитару, но возбужденная болтавня, без которой не начинается ни один поход, почти забивала звуки, насильно извлекаемые доморощенным гитаристом из стонущего инструмента. Ленька-Гэндальф вытащил из кармана рюкзака небольшую книжку в мягком черном переплете и протянул Шурику.

– На, держи!

Эту книжку он обещал принести уже месяца три, ибо только о ней и было столько разговоров. Шурик взял в руки вожделенную книжку. На черной обложке багрово-красными буквами было написано: "Путешествие в никуда", чуть выше мелкими белыми буковками значилось и имя автора Альдриг. Вокруг названия сплелись в кольцо две змеи, черная и белая, схватившие друг друга за хвост. Шурик уже знал, что это всего лишь глумливая пародия на все мыслимые и немыслимые фантастические и фэнтазийные произведения, и все-таки и в названии, и в оформлении, и даже в самом имени автора ему почудилось что-то недоброе и захотелось убрать черную книжку подальше и больше никогда не брать в руки. Но это минутное первое чувство тут же рассеялось.

Шурик раскрыл книгу и начал читать: "Медленно, но неотвратительно над Холмом...". В эту секуду что то громко щелкнуло, наверное в вагоне открывали окно, но Шурик от неожиданности вздрогнул и оторвался от чтения – ему на долю секунды в этом звуке почудился хлопок защелкнувшейся за его спиной двери.

ГЛАВА 1

Не трудно придумать зеленое солнце

Трудно придумать мир, где оно бы

ло бы естественно.

Дж. Р.Р. Толкин

Медленно, но неотвратительно над Холмом поднимался Анор. Анором, как можно догадаться, называлось солнце, хотя, впрочем, не все то солнце, что встает. Но в эту минуту над Холмом вставало именно солнце, то самое, зеленое, которое, как известно из классики, так легко придумать. Это значило, что Фродо Скайуокеру пора было сматываться. Сегодня у его дяди был день рождения, сто одиннадцатый день рождения его беспутной жизни. Это означало, что сегодня в Нору-Под-Холмом набьется под завязку гномов-контрабандистов, бродячих эльфов, вуки, свинорылов из местной братвы, которые, как известно, больше людей ненавидят только роботов, и прочего гуманоидного и негуманоидного галактического сброда. Дядя Бильбо, одноглазый старик, когда-то знаменитый взломщик и мокрушник, так и не пойманный штурмовиками, теперь отошел от дел, но по-прежнему любил повеселиться на широкую ногу. Фродо не любил дядиных дней рождения. К концу праздника напившиеся гости неприменно начинали грязно приставать к беззащитному сироте, что порой доводило до вещей, оскорблявших даже непритязательную нравственность бильбовского племянника.

Именно поэтому Фродо Скайуокер торопился убраться из дядиного поместья как можно раньше. Он старался идти тихо, но вся равно его шаги гулко отдавались в извилистых стальных лабиринтах дядиной Норы. Нет, это была не гадкая, грязная, мокрая нора, где из стен торчат концы червей, но и не сухая, голая, песчаная нора, где не на что сесть и нечего с'есть: это была хоббитская нора, а значит еще гаже. Фродо проскочил мимо многочисленных спален, ванных, погребов, кладовых (весьма многочисленных), гардеробов, кухонь, столовых, сокровищниц, карцеров и пыточных камер. Эти последние располагались по правую руку, ибо комнаты слева имели хотя бы какие-никакие, хоть зарешеченные, но оконца.

Так Фродо добрался до Холла, просторного, но заваленного всяким хламом или, как сказали бы сами хоббиты, мусомом – ржавыми железяками, гнилыми тряпками, покареженными едва живыми роботами и всевозможными останками существ гуманоидной и негуманоидной природы. Их происхождение, впрочем, было очевидно, если взглянуть на вбитые там и сям крючочки для гостей – старый хоббит любил, когда к нему приходили гости. Но не они интересовали сейчас Фродо, своими ловкими хоббитчьими пальцами он искал в темноте стил-с'юит, без которого небезопасно появляться в Хоббитании. Наконец, стил-с'юит был надет, но в тот же момент в глубине коридора раздалась тяжелая поступь мохнатых лапищ дядюшки Бильбо. Непослушными руками Фродо рванул латунный рычаг в центре круглой, похожей на иллюминатор, стальной двери, окрашенной в зелено-защитный цвет хаки – любимый цвет дядюшки. Иллюминатор приоткрылся с душераздирающим ржавым скрипом. В образовавшуюся щель хлнула лавина песка и поток безжалостного хоббитанского солнечного света. Хоббит машинально закрыл глаза мохнатой рукой и лишь потом вспомнил, что достаточно было просто сузить зрачки в узкие щелки. Судя по звукам топота и отборной хоббитской матершины, дядя приближался и довольно быстро. Фродо налег на иллюминатор всем телом и крышку удалось припонять. На миг оберновшись, Фродо бросил взгляд на освещенный ярко-зеленым светом холл и увидел, что карман дядюшкиного стил-с'юита оттопырен каким-то тяжелым лежащим в нем предметом. Раньше, чем он успел подумать "что это там у него в кармашке?", он чисто рефлекторно соскочил обратно в холл и запустил руку в дядюшкин карман.

Но в ту же секунду из коридора выскочил м-р Бильбо, маленький, но необыкновенно широкоплечий, огненно-рыжий, в одном исподнем, но с котелком на голове, и с торчащим изо рта клыком, монстрящим и без того невиданно достойную гадливости физиономию. Бешенство его вполне можно понять, ибо любимый племянник явно хотел смыться из родной норки, без спросу, да еще в такой день, даже не поздравив его и не подарив подарка. Дядя рыкнул и бросился на племянника. Фродо извернулся и кинулся к люку, но в тот момент, когда он уже почти вырвался из этой дыры, железные дядюшкины пальцы сомкнулись на его лодыжке.

– А поздраление? А подарочек? – прогнусавил м-р Бильбо.

Нехоббитстим усилием Фродо удалось вырвать ногу. В тот момент, когда неутомимый дядюшка ринулся за ним, Фродо выбил стопор, и дверь с лязгом захлопнулась. Дяде повезло, что он успел в последний момент убрать пальцы, ибо пальцы – главное достояние всякого в достаточной степени крутого хоббита. Зато он не успел убрать голову. Раздался тяжелый удар, и Фродо увидел как на люке возникла изрядная выпуклость, своей формой точно копирующая свод дядюшкиного черепа.

– Вот тебе подарочек, – беззлобно пошутил сирота-Фродо.

Он не тратил время на злопыхательства ибо знал, что дядюшкина голова выдерживала куда как более серьезные неприятности. Как некогда с'язвил один профессор, всю жизнь ставивший опыты на хоббитах, это они только с виду хрупкие. Действительно, Фродо получил лишь короткую передышку, которой ему, впрочем, хватило, чтобы завести лендспидер. В тот момент, когда м-р Бэггинс вылез из-под люка, Фродо уже восседал на несущемся лендспидере. Из чистого ехидства он сделал прощальный круг вокруг обалделого дяди, щедро осыпая его песком на виражах.

– Ну, что же Вы не бьете вашего племянника? – вопросил он поверженного родственника, почти точно процитировав одному ему во всей Хоббитании известных классиков.

В порыве ослепления он был готов и вовсе засыпать м-ра Бэггинса песком, но жалость остановила его ногу. В сущности Фродо был совсен незлой малый, и Скайуокером (то бишь Небесным Юношей) его звали не только пошляки из числа гостей м-ра Бэггинса.

Он направил лендспидер на вершину Холма. Злобные дядюшкины вопли постепенно утихали вдали, и вдруг голос его совершенно переменился.

– Верни Кольцо! Верни Кольцо, я все прощу!

Но Фродо мечтал в эту минуту не о дядюшкином прощении. С вершины Холма видна была как на ладони вся Хоббитания – пустое, безжизненное с виду море песка. Но хоббит знал, что там, под этой толщей песка кипит жизнь – хоббиты умели рыть подземные норы не хуже афганских душманов-моджахедов. Говорят даже, что термин "ваххабиты" берет свое начало не от выдуманного мусульманами легендарного Ваххаба, а от восклицания "Вах, хоббиты!". Один профессор, тот самый, который всю жизнь изучал хоббитов, писал, что очень давно Хоббитания была зеленой страной с реками, лесами и лужайками. Может быть так когда-то и было, но на Севере в ту пору, как известно царил Враг, Квизац Хадераст Муда-Диб, которому и Палпатин Мордорский был лишь прислужником. Так вот и явился этот самый Муда-Диб верхом на земляном червяке, которого на Истинной Речи называют Глаурунгом, а хоббиты просто кличут питоном Каа. С тех пор Хоббитания стала называться Татуином, а спайс вполне заменил непритязательным хоббитам и травку, и мухоморы, и прочую дурь, какую можно было найти в прежней Хоббитании.

Только теперь Фродо вспомнил, что до сих пор сжимает в руке кольцо. Он внимательно рассмотрел его. В кольце в общем-то не было ничего особенного – обычное латунное колечко, какие хоббиты обычно и используют на своих знаменитых Хоббитских Игрищах, бросая их в пустую банку от тушенки, называемую Ородруином – смысл этой древней мистерии был давно утрачен. Но тут взгляд хоббита упал на тонкую надпись, проступающую с внутренней стороны Кольца. Надпись была сделана эльфийскими рунами, но на имперском новоязе. В переводе на хоббитский надпись гласила:

Три кольца – тщедушным эльфам, чтоб совсем не сдохли.

Семь колец – подгорным гномам, чтоб копать не взмокли.

Девять – людям Средиземья, офигенно жутким,

Чтоб пугать тщедушных эльфов девять раз за сутки.

Фродо почувствовал, что от внезапно нахлынувшего ужаса волосы у него на пятках становятся дыбом, и он приподниматся на них, как на воздушной подушке. В глазах помутилось, и нормальное треугольное зеленое солнце какое-то время казалось круглым и беловато-желтым. А потом чей-то неведомо откуда взявшийся грозный голос ни к селу, ни к городу спросил : "сколько пальцев?". Хоббит обезумел от ужаса и что было сил наддал газу. Лендспидур рванулся вперед как безумный. Но ужас не прошел, и в ушах Фродо так и звучало чудовищное, сводящее с ума новоязовское заклятье "Three rings – for plus-plus-anti-healthy elves...".

Очнулся Фродо не скоро. Когда он пришел в себя, солнце уже стало лилово-черным и собиралось совсем сесть. Иными словами, дело было к ночи. Покореженный лендспидер лежал неподалеку. Машинальным движением, Фродо потянул пересохшими губами воду из трубки своего стил-с'юита. Вода ни вкусом, ни запахом не отличалась от того, из чего ее вырабатывал стил-с'юит. Похоже гад-дядя выкрутил фильтры.

И тут Фродо уловил какой то звук, тихое шуршание десятков мохнатых лап по песку. Он приподнял голову и замер от ужаса. Из-за холма показались призрачные приземистые тени в широких плащах. Из-под надвинутых капюшонов злобно горели красные фосфоресцирующие глаза. Пустынники. Когда-то это были хоббиты, но поселившись на самой окраине Хоббитании у мертвых радиоактивных пустынь, сияющих по ночам голубоватым светом, они не только по-просту одичали, но и обратились в Брендизайков.

Брендизайки приближались. Амулет, который Фродо когда-то по хоббитской привычке спер у заезжего ведьмака, несколько раз дернулся у него на шее и затих. Не выдержав нервного напряжения, хоббит выхватил из-за плеча серебряный меч, который по той же самой привычке спер и того же незадачливого ведьмака. Брендизайки заметно оживились и начали обходить хоббита с боку. Фродо закружился, вращая над головой мечом. Одного из нападавших ему даже удалось задеть. Брендизайк сразу осел, образуя сгусток студенистой протоплазмы. Протоплазма взглянула на хоббита обиженным взглядом, печально хлюпнула "за что?" и уползла в неизвестном направлении. Но в этот момент Фродо, безалаберно махавший ведьмачьим мечом, задел собственный же хвост, невольно вскрикнул и от неожиданности выронил меч.

В ту же секунду Фродо оказался крепко схвачан цепкими упругими, и, что самое омерзительное, совершенно безволосыми лапами. Его потащили куда-то и тащили довольно долго. Вдруг к своему ужасу Фродо увидел целое озеро протоплазмы. По краям оно образовывало дленные щупальца, на концах которых болтались юные Брендизайки. Один отпочковался прямо на глазах у хоббита и неуверенно пошел прочь. Брендизайки, схватив хоббита за все четыре лапы, принялись раскачивать его с явным намерением прямо в одежде искупать в этом протоплазменном озере. Озеро потянулось к нему своими псевдоподиями. Да еще и невесть-откуда взявшийся уже знакомый хоббиту комок протоплазмы подполз и как-то недобро, недружески ему подмигнул.

Но тут всеобщим вниманием завладел новый звук – громкий, по тулкасовски глупый, особенно в данной трагической ситуации, но по ливсивски заразительный смех. Брендизайки перестали раскачивать Фродо, и ему удалось увидеть на вершине ближайшего холма высокую тощую старческую фигуру в серых лохмотьях. Сквозь душивший старика хохот, иногда проскакивали словечки вроде "замечательно", "превосходно". Но не успел Фродо возмутиться по поводу этих "замечательно" и "превосходно", как старик перестал смеяться, выпрямился, подбоченился и даже как-то разросся. Брендизайки с интересом уставились на этого артиста, и только лишенное художественного вкуса Озеро потихоньку подползало к Фродо. Меж тем старик грозным, раскатистым голосом начал читать:

– Аш назг гурба...

Но тут он осекся, проборматал что-то вроде "не, не то" и, вновь приняв театральную позу произнес:

– Барук урук! Урук айме...

Но снова осекся. Какое-то время он соображал. И вдруг рявкнул, уже без театральной позы, зато радостно и с душой:

– А! О! Вспомнил! Анар ан эдрайт Амен!

Тут же в воздухе сгустилась огненная фигура, может быть джинн, с ятаганом в правой руке и плеткой в левой. Кто бы это ни был, но сходство с Вольтроном было настолько потрясающее, что даже хоббит упоенно взвизгнул. В ту же секунду Озеро испуганно ушло в песок, а Брендизайки подпрыгнули и нырнули в него вниз головой мгновением раньше. Вольтрон как-то недоброжелательно посмотрел сначала на место, где только что была протоплазма, потом – в глаза старику. Но старик замахал на него руками и крикнул "пфыть!", означавшее, должно быть, сложный экзорцизм, ибо тотчас же призрак Вольтрона устало вздохнул и исчез.

Не прошло и минуты, как неутомимый старикан уже стоял рядом с Фродо, и его можно было рассмотреть во всех подробностях – грязно-серый плащ, глубокий капюшон, надвинутый на глаза, всклокоченная нечесанная бородища, словно бы тонко подобранная в тон плащу. В нем было что-то и от Мелибоэ, и от Геда, и от Стрегобора и от еврейского раввина, но больше всего в нем было от городского нищего. Одним словом перед Фродо стоял самый банальный Учитель Жидай, какой только коптил за все века воздух Татуина.

– Гэндальф, – отрекомендовался жидай, – во всяком случае так меня называют на севере. На западе меня называют Митрандиром, на юге просто Беном, на востоке – так что даже повторить стыдно. И нигде...

По щеке старика проползла скупая, но обильная слеза.

– Нигде меня больше не называют Оби-Ваном Кеноби. А Вас, если мне не отшибает память, величают Фродо Скайуокер?

– Мда, не отшибает, – растерянно пробормотал Фродо, стараясь говорить как можно вежливее.

– Это, стало быть, м-ру Бэггинсу племянничек? – поинтересовался Гэндальф с таким выражением, какое бывает у астролога, говорящего "Вам отрежут голову!".

– Племянничек, – подтвердил сбитый с толку осведомленностью незнакомца Фродо.

– Ну-ну, – отозвался колдун сладким голосом, и даже руки потер от удовольствия, – ну-ну.

Вдруг маг засуетился, занервничал:

– Пошли бы мы отсюда, молодой че... – его взгляд скользнул по фродовскому хвосту, и он даже поперхнулся, – почтеннейший. Брендизайков, знаете ли, легко спугнуть, особенно такому крутому жидаю как я, но они обязательно вернуться и с подкреплением. А я тут как раз и живу неподалеку.

ПЕРВОЕ ПРИБЛИЖЕНИЕ

– И больше чтоб я такого не видел! – рявкнул Ленька-Гэндальф, отнимая топор у неразумного Шурика, пытавшегося свалить для костра еще живое дерево. – Не знаю как тебе, а мне не хочется быть растоптанным энтами! Так что изволь себя вести как человек, а не как орк.

Не то чтобы Шурик совсем верил в существование энтов, но грозный и совершенно серьезный тон Леньки заставил его опасливо обернуться по сторонам. Был вечер, в лесу начинали сгущаться сумерки и от реки тянуло сырым туманом. В голове успела мелькнуть мысль "Что за бред! Испугался, как маленький." Разумеется, никаких энтов вокруг не было, потому, что их вообще не было в природе. Но все-таки он почти ясно почувствовал, что лес прямо-таки смотрит на него и, притом, смотрит осуждающе. Ветки деревьев в вечерних сумерках казались ожившими. Да и деревья ли это? Сразу вспомнились гворны.

Это ощущение, надо сказать довольно неприятное, не исчезло даже у общего костра. Темнота быстро сгущалась, освещенный костром круг был совсем крохотным по сравнению с мрачным, подступившим к костру лесом. Шурик упорно боролся с этим новым и внезапно подступившим чувством. Там, в городе, все было просто и понятно, там горели лампочки, работал телевизор, и все было как положено. Здесь все было не так. Здесь был лес, затянутый сырым слепым туманом, и крохотный круг света, и нависшая со всех сторон тьма, в которой могло оказаться все что угодно.

Гэндальф, напротив, чувствовал себя здесь совершенно спокойно и естественно. Ленька слыл в юннатской лаборатории человеком с большими странностями. Поведение его, как, впрочем, и речь, и мысль, были слишком неординарны. Он часто сомневался в совершенно очевидных вещах, в то же время порой легко веря в самое невероятное. Он знал много из области религий, особенно восточных, и мистики, но зачастую оказывался абсолютно безграмотен в вещах самых обыденных и повседневных. Общаться с ним была весьма затруднительно так же и из-за его манеры держаться – несколько отстраненной и высокомерной. Когда он говорил (а делал он это не часто), то непременно о вещах малопонятных, притом тоном, не допускающим возражений. Это, однако, не мешало ему постоянно говорить парадоксами, и было невозможно различить, когда он шутит, а когда серьезен. Он абсолютно зависел от своего настроения и не считал нужным прикрывать этого ни манерами, ни приличиями. И все-таки в нем было что-то притягательное, почти магнитическое. Сейчас Шурику вдруг пришло в голову, что здесь, в ночном лесу, Ленька-Гэндальф так же естественен и нормален, как все они, горожане, естественны там у себя и неестественны здесь.

Пришла пора разбредаться по палаткам. Палатки были двухместные. Шурик оказался в одной палатке с Гэндальфом. Сквозь тонкую ткань проходил свет умирающего костра. Но этот отсвет лишь подчеркивал окружающую тьму. Шурик ворочался в непривычном для него спальнике. Гэндальф лежал неподвижно и так же неподвижно смотрел куда-то в одну точку, словно сквозь ткань палатки. Шурик мучительно пытался сформулировать вопрос, наконец, не выдержал:

– Ленька, слышь, а ты что, вправду сам в энтов веришь?

Вопрос был донельзя глупый, и сам Шурик это прекрасно чувствовал. Но иначе спросить не смог. Обычно тех, кто задает глупые вопросы Гэндальф посылал к черту или еще дальше. Но сейчас не послал.

– Не знаю. Они были – это факт. Вполне могли и остаться.

– Откуда ты знаешь?

– Ты же сам читал Толкина.

– Но это же сказка!

– Ничто не говориться просто так, запомни это. Для профанов сказка, для нас – пророчество.

– Но по моему мнению...

– Мнений могут быть миллионы. А истина одна. И если тебе посчастливилось ее слышать, то изволь слушать ее со всем почитанием, которого она заслуживает. Гордыня мешает учиться.

– Значит истина – это то, что считаешь и говоришь ты?

– Не я. Через меня. А что до мнений, то у меня их нет. Очисть свой разум от мненей, глядишь, на их место сможет занять истина.

Эта фраза окончательно запутала Шурика. Он чувствовал, что не может принят сказанное, но не мог его и оспорить. У него завертелись сотни вопросов, но он не знал с чего начать, да и задавать их не решался. Тишину нарушил Гэндальф:

– Спрашивай, я буду отвечать.

– Что?

– Я говорю, задавай свои вопросы по порядку, и я на них буду по порядку отвечать. В этом и буде по началу состоять твое обучение.

– Какое обучение?

– А ты думаешь мы по случайности попали в одну лабораторию? Да еще и в один поход, да еще и в один палатку сегодня вечером? Расчитай, какова была вероятность того, что это произойдет. Это очень просто. В Питере около пяти миллионов человек. Значит вероятность того, что из двух случайно встретившихся здесь людей одним окажишься ты, а другим я, была равна один на двадцать пять триллионов. При этом я исключил всех людей вне Питера. А теперь расчитай, какова же была вероятность, что мы встретимся именно в этих конкретных обстоятельствах и именно в этот конкретный момент времени. Вероятность этого была неотличима от нуля. Но это тем не менее произошло. Что это доказывает?

Шурику это ничего не доказывало. Он несколько ошалело молчал.

– Это же тривиально, – пояснил Гэндальф, – Раз, согласно статистике, это не могло произойти случайно, значит это произошло НЕ случайно. И то, что мы оба оказались здесь, и то, что ты задал этот вопрос, и то, что ты задал его именно сейчас – все это совсем не случайно. Восемь дней назад я получил приказ начать твое обучение.

– Приказ?! От кого?

– От моих наставников и руководителей.

– Кто это? Сектанты?

– Нет.

– Тогда кто они?

– Майяры.

ГЛАВА 2

...Тогда в Имладристе починят опять

Сломанный бластер Вождя,

Но полуослик – все ж не осел,

Чтоб проклятие брать на себя.

В убогой пещерной лачуге старого жидая уютно горел очаг. Фродо с Гэндальфом уже изрядно вкатили себе спайса и пребывали в расслаленно-умиротворенном состоянии. Кудесник подбросил в буржуйку, гордо именуемую камином, очереную пачку годовой подписки "Мордорского вестника" и "Черной Звезды".

– А не покажете ли вы мне, почтеннейший м-р Фродо, ваше колечко? – вдруг поинтересовался колдун, словно продолжая начатый разговор, уж больно оно у вас замечательное.

– Какое колечко? У меня нет никакого колечка!

– Где колечко, Фродо? Нам нужно колечко!

Фродо мучительно захотелось крикнуть: "Нет! Нет! Не дам!", но он, как будто что-то вспомнив, вдруг переменил тон и ехидно поинтересовался:

– А на совсем вам его не отдать, почтеннейший м-р Гэндальф?

Но его сарказм не оказал никакого действия, ибо Гэндальф воспринял его предложение серьезно и, как ни странно, не только не обрадовался, но даже как будто испугался и нервно замахал на хоббита руками.

– Не предлагай его мне! Не соблазняй старика! Это не простое кольцо, это кольцо с урановой начинкой! У того, кто понесет его, вылезут зубы и волосы, начнется рак мозга и системная красная волчанка, а под конец он не умрет, а станет Черным Лордом! Я человек зависливый, но вам я не завидую!

С этими словами кудесник выхватил из рук ошалелого хоббита Кольцо и незамедлительно бросил его в буржуйку. Фродо кинулся к печке, но в это время произошло событие, заставившее его замереть на месте. Кольцо испустило пучок бледных лучей и прямо посреди комнаты возникло четкое трехмерное голографическое изображение эльфийской принцессы Леи Арвенбаранской. Изображение было не больше кубического метра, да и по форме было почти кубическим: очевидно, у принцессы были замечательные зубы, коли она смогла наесть ими такую фигуру. Полупрозрачное изображение повернулось к старому жидаю и прохрипело:

– Оби ван Гэндальф, помоги мне, ты моя единственная оставшаяся надежда.

Сказав это, принцесса воровато обернулась и, блаженно улыбнувшись, приняла столь аморально-непристойную позу, что Фродо покрылся багровым румянцем, а старый кудесник похотливо крякнул. По щеке старика проползла слеза.

– Ты слышал, сынок? Она сказала Оби ван!

По изображению прошла помеха. Принцесса возникла снова, снова произнесла ту же фразу, повторила ту же позу... Так повторилось раз десять. Постепенно Гэндальф догадался, что видит лишь часть послания. Но, подбросив в печь сразу несколько газетных пачек, он добился лишь того, что изображение стало немного более четким, а поза принцессы еще более развратной. Тогда кудесник поднялся во весь рост и рявкнул свое коронное "Анар ан Эдрайт Амен". На миг в камине заплясала уже знакомая хоббиту фигура с хлыстом и ятаганом, но на этот раз, прежде чем маг сказал "пфыть", Вольтрон успел бросить на него такой ненавидящий взгляд, что хоббиту стало даже не посебе. Пещера наполнилась жаром, словно обратившись в доменную печь. Фродо учуял запах паленой шерсти и испуганно посмотрел на пятки. Зато фигура принцессы, наконец, окончательно прояснилась.

– Генерал Оби ван Гэндальф, – мелодично хрипела принцесса. – Я говорю от имени мировой семьи Арвенбарана и Белого Совета. Я обращаюсь к вам по просьбе моего отца Элронда Органы, Первого Председателя Арвенбарана, сатрапа Ривендела и вице-короля обеих Индий. Сроки исполнились! Чаши Мировых Весов заколебались! Солнце стало всходить на юге, птицы по осени улетают на Северо-Запад и вьют гнезда на столе у главного редактора, сорок валенков на подоконнике в Белой Башне повернуты на восток. Вы знаете эти страшные приметы! Палпатин Мордорский вновь проснулся и жаждет уничтожить остатки тех, в ком течет еще кровь Дерини!

Принцесса вещала еще долго, но речь ее стала окончательно бессмысленной. Наконец, закончила она тем, что уже было известно героям нашего повествования. Изображение погасло. Гэндальф кочергой вынул кольцо из печки и прямо на кончике кочерги протянул его Фродо.

– Не бойтесь, друг мой. Я знаю наверное, что оно не могло нагреться.

Хоббит доверчиво подставил ладонь. В следущий миг дикий вопль огласил пещеру, и от хоббитской лапы пополз удушливый запах паленого мяса.

– Ну что ж, – философски заметил Гэндальф, – порой ошибаются и древние предания.

Некоторое время воцарялось тягостное молчание, но его узурпаторские попытки снова пресек Гэндальф.

– Теперь вы понимаете, мой юный друг, какая высокая ответственность легла на ваши плечи! Вы, именно вы, пронесете сие кольцо через все опастнсти и бросите его в жерло ядерного реактора Звезды Смерти!

– Ну его в баню, честное слово! Я что вам, оваларевший что-ли? Берите его себе, если охота, а нет – так я лучше его на ближайших Хоббитчьих Игрищах не выходя из родной Хоббитании в Ородруин брошу.

– Вай-вай, дарагой, – Закачал головой старик, – какие слова я слышу! И это над всей Галактикой нависла тень кровожадного тирана! И это когда нас, последних Дерини, что не успели еще уплыть на белоснежных кораблях в благословенную Заокраинную страну, где вечно властвуют Пресветлые Харконнены, вот-вот засадят в мордорские каменоломни! И это когда тысячи мужественных героев не щадят себя в священной борьбе с великодержавным шовинизмом Империи!

– А почему бы одному из из этих тысяч героев, – ухватился за его мысль Фродо, – не взять бы, да и не отнести эту закамуфлированную взрывчатку в Мордор?

– А потому, мой юный друг, – нравоучительно вещал кудесник, что каждый должен делать то, что предназначено ему и отвечать за себя. Те самоотверженные герои борются с Врагом на страницах журналов и на экране телевизора. Но приходят времена, когда бессильны сильные и умные, ибо ни один умный не может взять в руки урановое кольцо. И тогда вся надежда на хоббитов!

– Я тоже не могу!

– Можете, мой мохнатолапый друг, и уже это доказали. Ибо волею судьбы сегодня вы спасли уже кольцо!

Фродо мало понял в рассуждениях старого мага. Собственно ясно понял он только одно: его втягивают в какую то опасную авантюру. Кроме того, он начал догадываться, что спорить с этим полоумным дерини совершенно бесполезно. Поэтому он решительно встал, положил кольцо на стол и откланялся. Как ни странно Гэндильф не стал пытаться его задержать, а лишь ехидно поинтересовался:

– Обратно к дядюшке?

– Да.

– Ну-ну. Только запомните пожалуйста, теперь вы не Бэггинс, а Торбинс.

После этого никем не задерживаемый Фродо покинул пещеру, оседлал гэндальфовский лендспидер и понесся в направлении Холма.

Уже занималось утро. Зеленое треугольное солнце, которое, как известно из классики, так легко придумать, взошло не на западе, как обычно, а на юге, как тонко подметила эльфийская принцесса во время вчерашнего пророчества. В этот рассветный час хоббитанская пустыня Татуин казалась зеленой.

Запах гари хоббит почуял издалека. Вскоре стала ясна и причина: Холм был наполовину разрыт и на раскопе, словно бригада палентологов, ищущих акульи зубы, копошилась серая рота имперских урук-хайев, явно из спецслужбы дона Дарта Ангмарского. Тут же возвышалась самодельная виселица, и в висевшей на ней фигуре можно было угадать когда-то неуловимого старого взломщика. Не успел Фродо, как говорится, ни вздохнуть ни пукнуть, как был уже схвачен, обыскан (благо, что оставил кольцо у Гэндальфа!) и доставлен пред светлые очи распоряжавшегося тут молодого старательного призрака из выпускников назгульской академии. Призрака звали Пертвит, и пребывал он в чине оберштурмназгула, но сейчас Фродо этого еще не знал.

– Кто такой? – начал с традиционного вопроса призрак.

– Торбинс, – пискнул Фродо, вдруг вспомнив казавшиеся бессмысленными наставления кудесника, а сам подумал:"Ведь все знал!". И добавил, – хоббит я местный.

– Бильбо Беггинса знал?

– Не знал!

– Ай не лги, – Покачал невидимой головой молодой призрак и сердито засопел, подражая своему начальнику дону Дарту, – назгулу лжешь! Как же ты, смерд, мог его не знать, коли ты местный?

В голосе призрака было такое довольство собственными интелектуальными возможностями, что видно было – он чувствует себя Штирлицем, Мюллером и Шерлоком Холмсом одновременно.

– Так я, гражданин начальник, почему говорю, что местный? Потому что с моей норки на блохе сюда прискакать можно, – скороговоркой заверещал самозванный Торбинс, – да только ту дорогу зайцу пять дней петлять. Так что извольте сами судить, местный я али нет.

– На какой блохе? – Ошарашенно спросил призрак и даже сопеть перестал от удивления.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю