Текст книги "Маленький белый «фиат»"

Автор книги: Данута де Родес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава 8

– Похоже, гроза вас миновала, – сказала Франсуаза, поправляя свой кружевной наряд из желтого нейлона. – Вы, должно быть, довольны.

– О чем вы говорите?

– В конце концов, вас ведь не собирались арестовывать…

– А с чего бы это меня арестовывать?

– За убийство принцессы Дианы, конечно.

– Ах да, я совсем забыла, ведь это, кажется, на моей совести. И как это я миновала список подозреваемых… – она хотела, чтобы это прозвучало саркастически, но более всего ее занимал вопрос о том, что известно Франсуазе.

– Они поймали водителя того белого фиата.

– Правда? – Вероника пыталась сообразить, как такое возможно, ведь ей же не светили лампой в глаза и не брали анализ из глубин прямой кишки.

– Да. Он, конечно, иностранец – вьетнамец. Я всегда говорила, что нельзя пускать иностранцев во Францию. Смотрите, что получается: возьмите иностранную машину и иностранного водителя, сложите вместе – и что? Погибает принцесса. Как это меня раздражает! – Она, видимо, забыла, что принцесса сама являлась иностранкой, а ее любовник, но меркам Франсуазы, и вовсе уж иностранец. Из всех пострадавших лишь вдребезги пьяный шофер той немецкой машины прошел бы суровый национальный тест. – Я всегда говорила, что Жан-Мари Ле Пен[6]6
  Ле Пен, Жан-Мари – видный французский политик националистического толка, кандидат в президенты Французской Республики.


[Закрыть] рассуждает весьма здраво, и если бы он пришел к власти, то ничего подобного бы не случилось.

И тут Вероника все поняла: должно быть, Франсуаза покупает себе одежду с развалов на сборищах крайне-правых. Сколько бы в новостях ни показывали интервью с ними, их природное превосходство роковым образом подрывается в глазах зрителей вопиющим невежеством, неприятными голосами и – особенно – цветовой безвкусицей в сочетании с приверженностью к скверным тканям. Вероника почувствовала облегчение, разрешив загадку, терзавшую ее многие месяцы; теперь оставалось лишь поподробней расспросить о том несчастном, которого арестовали.

– Итак, Франсуаза, – сказала она, – вы полагаете, что они взяли именно того человека?

– У него был белый «фиат-уно», перекрашенный на следующий день после аварии, кроме того, он – вьетнамец. Какие вам еще нужны доказательства?

Даже сделав скидку на неонацистский элемент в рассуждениях Франсуазы, Вероника чувствовала, что все это не укладывается у нее в голове. Может, ей все пригрезилось, или ее дорожное происшествие не имеет отношения к трагедии? Но чем больше она размышляла, тем все более ее угнетала мысль о том, что где-то в Париже за решеткой содержится несчастный, испуганный человек без всякого на то основания. Ей в голову пришла ужасная мысль.

– А что, если это отец Фуонг? – прошептала она.

– Что? Чей отец?

– Да нет, ничего. Я как раз говорила с Мари-Франс, – она поправила цветок.

– Знаете, – вздохнула Франсуаза, – вот кого мне жаль, так это принца Эдварда. У него такая чувствительная душа, страшно представить, через что бедному мальчику приходится пройти.

– Я – на обед, – сказала Вероника, прерывая ее. Она выскочила из конторы и устремилась к лавке Эстеллы. Все полторы мили она на каждом шагу радовалась сегодняшнему решению не надевать обуви на каблуках.

Она неслась по улицам, натыкаясь на прохожих, спотыкаясь о поребрик; ей гудели автомобили, на нее ругались мотоциклисты – им приходилось резко тормозить или сворачивать, чтобы избежать наезда; она думала о том, как следует вести себя в высококлассном бутике, чтобы не возбудить подозрений. Подобно другим посетителям, она проявит интерес к одежде, а после залучит Эстеллу в тихий уголок для доверительной беседы.

К тому времени, как она добралась до лавки, лицо ее стало пунцовым, а легкие, казалось, готовы были разорваться. Она увидела Эстеллу за стойкой и, стараясь идти непринужденно, направилась к ней.

– Простите, – сказала она, – я бы хотела…

Некоторое время она не могла говорить, лишь пыхтела и отдувалась.

– Я хотела бы примерить… – она согнулась пополам и захрипела, хватаясь за сердце.

Она не припоминала, чтобы когда-нибудь так задыхалась, она ловила на себе озабоченные взгляды с немым вопросом: не следует ли вызвать скорую. Но, собравшись, Вероника выпалила на одном дыхании:

– Я хотела бы примерить то платье, – она неопределенно указала на ближайшие вешалки и закашлялась.

– Конечно, мадам, – сказала Эстелла, снимая с вешалки коротенькое платьице за десять тысяч франков. – Сюда, пожалуйста.

И Вероника, со школы не страдавшая колотьем в боку, поплелась за ней, держась за сердце и постанывая.

– Ну как я? Думаешь, кто-нибудь заметил, что я не обычный покупатель? – зашептала она, как только Эстелла прикрыла дверь примерочной.

– Ты здорово замаскировалась. Так, в чем дело?

– Ты давно видела Фуонг?

– Она уехала.

– Где она?

– Думаю, в древнем Египте.

– В древнем Египте?

– Да, она пишет доклад, кажется о папирусе или скарабеях… А в чем дело?

– Я боюсь, что из-за меня арестовали ее отца.

– Ух ты, какая неприятность, – они обе очень любили отца Фуонг. – Как же тебя угораздило?

– Его допрашивают насчет… – она зашептала еще тише, – насчет белой машины той ночью, если ты понимаешь, о чем я…

Тайный смысл этого загадочного сообщения дошел до Эстеллы.

– Ты уверена, что это он?

– Речь шла о вьетнамце.

– Но он не единственный в Париже.

– Верно. А может, это и не отец Фуонг. Но если она застряла где-то посреди древнего Египта, как нам это выяснить?

– Можно ему позвонить.

– О! Это отличная мысль, – выпалила Вероника, прищурившись. – А что мне сказать-то? «Привет, вас арестовали за убийство принцессы Дианы?»

– Нет, но, кто бы ни поднял трубку, ты можешь сказать: «Здравствуйте, это Вероника, вы не могли бы мне дать адрес Фуонг в древнем Египте»? Таким образом ты вступишь в обычный разговор, а если трубку возьмет ее отец, тогда ясно, что он не в тюрьме.

– Да, действительно хорошая мысль, прости, что я так скептически к ней отнеслась. Ты решила, что я вроде как в помешательстве.

– Возможно.

– А у меня ведь есть номер их телефона в записной книжке. Пойду и прямо сейчас позвоню.

– Так мадам берет это платье?

Вероника совсем забыла об этом. Она посмотрела вверх, потом вниз.

– Нет, не думаю. Оно слишком озорное для меня.

Она нашла телефонную будку и набрала номер. Трубку взяла мать Фуонг. Она пребывала в хорошем настроении и дала адрес Фуонг в Каире, рассказав при этом о своей поездке к ней. Поскольку монетки у Вероники заканчивались, она спросила, как поживает отец Фуонг, и ей было сказано, что у него все хорошо и в данный момент он красит потолок в ванной комнате.

– А у него все та же старая машина? – спросила она.

– Он не умеет водить машину, – сказала мать Фуонг, – и тем не менее имеет дерзость называть себя мужчиной.

– Конечно, – сказала Вероника, – я, должно быть, его с кем-то путаю, но в любом случае передайте от меня привет.

В приподнятом настроении она пошла в контору, но ее восторги угасли: хотя отец Фуонг благополучно красит потолок в ванной, кто-то другой, кого она не знает, благодаря ей пребывает в кошмаре застенка. Все, с нее хватит.

Она решила, что работы на сегодня достаточно, пора идти домой к Цезарю. Она переоденется во что-нибудь удобное и вызовет полицию на дом, где они увидят полуразобранный «фиат», арестуют ее и выпустят того несчастного. Ей было неприятно, что у нее не хватает духу ответить за содеянное.

Когда она пришла в контору, Франсуаза обрадовалась, увидев ее несчастной. Вероника направила фотокарточку своих полуафриканских племянников в сторону Франсуазы – та будет глазеть на нее и увидит два примера разжижения своей излюбленной французской нации, счастливо играющих и невероятно привлекательных.

Она поприветствовала Цезаря, приняла душ и надела подобающую допросам одежду – джинсы, футболку и толстый пуловер – на случай сидения в холодной камере. Она спустилась вниз и сварила кофе – ночь обещала быть долгой.

Она включила радио, чтобы узнать, не говорят ли чего-нибудь нового о том бедном вьетнамце. А новостей было немало. Его не только освободили, но и сняли все обвинения в причастности к катастрофе. В то время он находился на работе, а вездесущие эксперты заявили, что его машина ни разу не побывала в аварии и не имеет отношения к гибели принцессы. Поиски водителя маленького белого автомобиля вернулись к исходной точке.

Веронике совсем не хотелось, чтобы в этот вечер ее привязывали к креслу и кололи сыворотку правды, и потому она была рада возможности остаться дома. Чем больше она думала об этом деле, тем меньше ей нравилась мысль о признании, публичном осуждении и жалком тюремном существовании. Позвонил Жан-Пьер, и она пригласила его присоединиться к ней в свободный вечер.

Она хотела провести хотя бы один вечер без тягостных мыслей о происходящем, но он настоял на просмотре отчета о продвижении расследования. Для того чтобы проиллюстрировать мнения людей о произошедшем, была использована какая-то замысловатая компьютерная графика. Выступала пара свидетелей, которые в подтверждение версии о кусочке краски рассказали, что видели белый «фиат-уно», выезжавший из тоннеля вскоре после того, как там раздался грохот. За рулем машины сидел обеспокоенный мужчина.

– Что? – сказала Вероника. – Я вам не мужчина!

– Да ладно тебе, – сказал Жан-Пьер, – благодаря этому тебя меньше подозревают.

– Надеюсь, – Вероника подумала, что Франсуаза тоже смотрит передачу, и это сообщение собьет ее со следа. И все же…

– Что? – возмущенно сказала она. – Цезарь – не немецкий шеперд!

– С другой стороны, подумай, как тебе повезло…

– Возможно. Но ты слышал – немецкий шеперд? Я бы поняла, если бы они сказали, что в машине была большая собака, но с чего они решили, что это – немецкий шеперд? Я не возражаю против того, что меня подали в ложном свете, но Цезарь-то этого не заслужил – ведь он ничего плохого не сделал.

– Но не все хорошо знают породы больших собак. Ты должна быть им благодарна.

В ту ночь, как это ни странно, вблизи места катастрофы никого не оказалось, и из сообщения стало ясно, что никто толком ничего не видел. Те немногие версии, которые выдвигались, противоречили друг другу по разным позициям, – высказывались даже мнения о ненадежности тех или иных свидетелей: возможно, некоторые из них – сумасшедшие, из тех, что всегда появляются при полицейских расследованиях громких дел.

Жан-Пьер выключил телевизор.

– Я надеюсь, это не помешает осуществлению плана «Икс».

– План «Икс»? Какой план «Икс»?

– Я придумал это название для того, что мы делаем: избавляемся от машины и прочее… – он смутился. – Тебе нравится?

– Очень! – ей было жаль, что они не использовали это название с самого начала – так было бы гораздо круче. – Но признайся, ты считаешь, что я похожа на мужчину?

– Если бы это было так, меня бы здесь не было.

– Я была такая пьяная в ту ночь. Видимо, чем больше я пью, тем больше похожа на мужчину.

– Ты совсем не похожа на мужчину, трезвая или пьяная.

– На всякий случай мне надо отрастить волосы.

– Да не бери ты в голову… Тебе будет интересно узнать о развитии плана «Икс».

– Что именно? Ты собираешься вытащить меня из неприятностей раз и навсегда?

– Надеюсь. Я тут кое о чем порасспросил и выяснил, как разрезать машину на множество маленьких кусочков.

– Как тебе удалось это, не раскрывая нашего плана?

– Проще, чем я ожидал: меня вдруг потянуло к пост-индустриальной скульптуре, и я навел справки. Оказалось, что прежде всего в постиндустриальной скульптуре надо освоить разделку автомобиля. В этом деле нет ничего сложного, с этим и ребенок справится, главное – чтобы не взорвался бензобак. Я уже договорился, и мне на пару дней дадут оборудование. Завтра подойду и начнем.

– Жан-Пьер… – она чуть не сказала «я тебя люблю», но вовремя сдержалась. – Ты правда считаешь, что я не похожа на мужчину?

– Ты оскорбляешь мою подругу.

– Прости.

Он улыбнулся:

– Сиди тихо и слушай.

Ему прислали обработанную запись одной из песен, которые они с братом написали для альбома немецкой группы. Она называлась «Когда мы вместе (Я думал, что это навсегда)». Он был доволен тем, что получилось.

Глава 9

Им не потребовалось больших усилий, чтобы собраться всем вместе. Жан-Пьер не ходил на работу, у Эстеллы был выходной, у Цезаря не было проблем, ведь он – пес, а Вероника сказалась больной. Даже если ее с этим и накроют, она не будет переживать, поскольку собирается подыскать новую работу – не такую тоскливую, да и заработок чтобы был побольше, а самое главное – никакой Франсуазы по соседству. Ежедневно с тех пор, как выпустили этого вьетнамца, Франсуаза говорила ей, что собирается, возможно, побеседовать о ней с детективами, ведущими расследование, чтобы они исключили Веронику из списка подозреваемых. Вероника в свою очередь благодарила Франсуазу за заботу, но напоминала ей, что поскольку она не охвачена следствием, то и не нуждается в чьей-либо помощи по исключению из него.

Новую машину она купила с оглядкой на Франсуазу. Недалеко от дома Жан-Пьера она увидела «фиат» с объявлением о продаже. Он был на три года младше своего предшественника, порезанного на кусочки, и находился в лучшем состоянии, чем тот, когда его в последний раз видели родители. И что самое важное – он был ярко-оранжевый.

Раньше она не понимала, что пригороды так чудесны. Улица, на которой она жила, состояла из отдельно стоящих домов, не слишком больших и не слишком маленьких, они имели много общего, хотя каждый чуть-чуть отличался от соседа и отделялся от него живой изгородью, стеной или забором. Она выросла с мыслью о безразличии окружения и насмехалась над ним, однако за последнее время поняла, что это и хорошо, поскольку никто не обращает внимание на машины. Когда о таинственном «фиате» упомянули в новостях, она была уверена, что соседи донесут в полицию, но все обошлось. В конце концов, его единственной отличительной чертой являлось то, что он был слегка потрепан. Ее родители почти удалились от дел и предпочитали тратить свободные деньги на поездку к сыну в Африку дважды в год, а вовсе не на покупку навороченных машин. Имея в качестве единственного средства передвижения небольшой старенький автомобиль, они, конечно, отличались от остальных обитателей улицы, но на это, казалось, никто не обращал внимания. А кроме того, не было ничего необычного в том, что беспутным дочерям вроде Вероники дарили обычный старенький «фиат» или «ситроен». И таких безликих машин было немало на дорогах.

Когда она впервые появилась на улице, никто и не посмотрел в ее сторону.

Когда она ездила на ней в аэропорт, к Жан-Пьеру и обратно, никто не обратил на это ни малейшего внимания, как, впрочем, и при ее исчезновении. Трудно представить себе более удобное соседство и более безликую машину.

Все утро они разъезжали по городу, вытаскивая подуставшего Цезаря на прогулки в парки, избавляясь при этом от кусочков автомобиля, в естественно-небрежной манере распихивая их по мусорным бакам. После ленча ярко-оранжевый «фиат» скрылся в гараже, где он был загружен полиэтиленовыми пакетами, после чего направился за город в четвертую и последнюю на сегодня поездку. За рулем сидела Эстелла, настоявшая на роли водителя, позади нее – Вероника, скрытая от действительности похрапывающим сенбернаром, а справа – Жан-Пьер, все еще обалдевший после двух дней, проведенных в защитной маске и наушниках, – его потряхивало от смертоносной электропилы и борьбы с кусками металла. Он не мог даже открыть двери гаража, чтобы его проветрить, ведь им мог заинтересоваться какой-нибудь проезжающий мимо жандарм, или соседи начали бы жаловаться на раздражающий шум. Кошмарная была работа.

Они останавливались в деревнях, в маленьких городках, на каждой площадке для отдыха якобы с тем, чтобы размять ноги, а на самом деле – чтобы сбросить в мусорный бак пару пакетов. Самый последний они оставили в маленьком парке городка Эйтамп, затем пошли в близлежащий бар, чтобы немного это отметить. Вероника и Жан-Пьер выпили джина с тоником, а Эстелла – оранжада. «Для того, чтобы случайно не убить принцессу по дороге домой», – пояснила она.

_____

Они подъехали к дому уже в темноте, и, когда Вероника вышла открыть дверь гаража, она заметила краешком глаза, что из машины, стоящей на другой стороне улицы, за ней кто-то наблюдает. Сиденья в машине были опущены, наблюдатель надеялся остаться незамеченным. Вероника решила подойти к нему, пока Эстелла загоняла машину.

– Привет, Франсуаза, – сказала она через опущенное стекло.

– A-а… привет.

– Как дела?

– Спасибо, хорошо. А у вас?

– Тоже очень хорошо. Не ожидала вас здесь увидеть.

– Пожалуй.

– Спокойной ночи, – сказала Вероника.

– Спокойной ночи.

Вероника пошла к дому, но на полпути ее остановил театральный шепот Франсуазы.

– Простите, Вероника.

– За что?

– Вы знаете, за что, – я ведь шпионила за вами. Мне просто надо было убедиться…

– Теперь все в порядке?

– Да, но ведь не вы были за рулем? Почему машину вели не вы?

– И что из этого?

– Нет, ничего… Но это ваша машина?

– Да, это мой ярко-оранжевый «фиат». Тот самый, о котором я говорила.

– Чисто из любопытства… – сказала она. – Он всегда был оранжевым? – Она хваталась за соломинку, ведь ей было ясно, что этот автомобиль более новой модели и он, конечно, ни при чем.

Вероника увидела Франсуазу такой, какой та была на самом деле. Что не явилось откровением, поскольку она каждый день наблюдала ее на работе.

– Франсуаза? – сказала она.

– Да?

– Пошла ты в задницу, – это ей так понравилось, что она повторила, – пошла ты в задницу, Франсуаза.

– Не надо.

– Надо.

– Если только чуть-чуть. Но послушай, давай договоримся. Если ты никому не скажешь, что поймала меня у своего дома, то и я не скажу, что ты вовсе не больна. Хорошо? Я не скажу, что ты весь день разъезжала со своим якобы бывшим приятелем и собакой.

– Ладно, – Вероника забыла, что сказалась больной, к тому же ее праведный гнев понемногу угасал. В конце концов, Франсуаза имела все основания подозревать ее в причастности к аварии, и она подобралась к ней ближе, чем полиция. – Давай просто забудем об этом.

Франсуаза подняла спинку сиденья и завела машину. Не сказав ни слова, она уехала.

– Ну, Жан-Пьер, – сказала Эстелла, – как ты себя ощущаешь в роли пост-индустриального скульптора?

Он поднял ободранные руки, черные от машинного масла.

– По правде говоря, все не так уж гладко и я подумываю о том, что пора с этим завязывать.

– Какой талант пропадает! Какая жалость!

– Да, кстати… – сказал он, после чего пошел к гаражу и вернулся с тремя кусками перекореженного металла, по одному – Эстелле и Веронике, и один – для себя.

– Хм, – сказала Вероника, – а что это?

– Не догадываешься? Это сувенирные пепельницы, изготовленные из обломков всемирно известного автомобиля.

– А если их найдет полиция?

– Они не будут их искать, – сказала Эстелла, – все кончено. План «Икс» завершен. Тебе не о чем больше волноваться. Для полиции это всего лишь дрянные старые пепельницы.

– Однако, – заметил Жан-Пьер, – я делал их с большой любовью.

– Прости. Я хотела сказать, что для полицейских они будут являть собой чудесные образцы утилитарной пост-индустриальной скульптуры.

– Так-то лучше, – Жан-Пьер скрутил наконец огромный косяк. – У меня есть мысль, – сказал он.

– Что там еще? – спросила Вероника.

– Давайте послушаем музыку.

– Если хочешь… – Она знала, что это будет за музыка, но не возражала. В конце концов, деньги, полученные за нее, спасли ее шкуру. Интересно, подумала она, а стали бы немецкие фанаты мягкого рока покупать диски, если бы знали, на что пойдут деньга, причитающиеся автору песни. В целом она задолжала Жан-Пьеру где-то около тридцати тысяч франков. Он сказал, что она может вернуть ему долг тогда, когда у нее появится такая возможность, но она решила начать выплаты уже с ближайшей получки. Она откинулась в кресле, подпевала, а когда запись закончилась, подняла стакан и сказала:

– С днем рождения меня!

Жан-Пьер и Эстелла вздрогнули в унисон.

– Ах да… – сказала Эстелла. – С днем рождения!

– Да, с днем рождения, – сказал Жан-Пьер, откашливаясь с виноватым видом.

– Да ладно вам, – сказала Вероника. – Вы так много сделали для меня за последнее время. Вы помогли мне избавиться от машины, куда уж тут помнить о дне рождения. Завершение плана «Икс» – это хороший подарок. Послушайте, я вам так благодарна за все, что вы сделали, чтобы вытащить меня из этой заморочки.

– Это было круто, – сказала Эстелла.

– Да, – согласился Жан-Пьер, сидевший с виноватым видом. – Это было очень круто.

Эстелла покаялась, а Жан-Пьер просто рассыпался в извинениях за невнимание. Они потушили свет, и Эстелла внесла в комнату огромный пирог с двадцатью тремя свечами. Она приготовила его сама – в форме маленького белого автомобиля.

Вероника была так тронута, что Эстелла не только не забыла о дне ее рождения, но потрудилась испечь и спрятать до времени пирог, что даже разразилась слезами.

– Хорошо, что хоть Жан-Пьер забыл о моем дне рождения, – всхлипывала она, – иначе я переволновалась бы до смерти.

– Может, стоит позвонить в похоронное бюро… – сказал он, вынимая из сумки открытку и пару коробочек – очень маленьких, что наводило на мысль о ювелирных изделиях.

Сытая и пьяная, Вероника развалилась в кресле, сложив руки на животе. Ее одолевали мысли: для Эстеллы и Жан-Пьера план «Икс», возможно, и закончился, а вот ей предстояло еще одно дело – как объяснить родителям, которые приезжают меньше чем через сутки, почему в их отсутствие машина сменила цвет на оранжевый.