Текст книги "NeuroSoul Том 2 (СИ)"

Автор книги: Данила Скит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 4. Телохранитель

Ветер свистел и выл, переливаясь грустными мелодиями скорби. Он трепал черные подолы скромных платьев и длинные волосы, падающие на бледные лица. Слезы. Крупные, прозрачные, похожие на хрустальные или ледяные, застывшие на холоде жгучей утраты.

«Что потеряли мы сегодня?»

Крупицы золота…

Что будем мы помнить о них?

Все…

– Мы никогда не забудем о них. Никогда.

Черная процессия шла по холмистым склонам, овеваемая ветрами, пригибающими к земле длинную траву. Зеленая и тревожная, она хлопала по темным одеждам, словно плетьми. С неба падал дождь, крупными каплями, такими, что они смачивали ткань и та прилипала к озябшим телам. Уносимая ветром влага ударялась о теплые щеки вдов и детей, смешиваясь с солью на коже.

Ведь дождь синоним слез…

И вот, они дошли до мелкой вереницы из глянцевых сосудов, почти невидимых из-за высокой травы. Символы. Везде символы и глубокая скорбь. Мокрые стебли прилепились к обожженным глиняным поверхностям, покрытых лаком, будто жизнь не могла отпустить погибших. Трава жива, и они тоже никогда не уйдут от нас. Они будут жить в наших сердцах.

К сосудам потянулись руки. Маленькие, большие, тонкие и толстые, мужские и женские, из плоти и крови и механические. Руки держали цветы. Крупные лепестки алых роз лизнули глянцевую поверхность сосудов, в которых упокоился прах. Прах всех сожженных, что окончили жизнь в треугольнике «Магуро». Марс скорбел. Марс не мог вынести этой потери.

Сто пятьдесят семь унесенных вечностью душ. Запомните их имена. Они написаны на скрижалях ищущих справедливости.

Каждый шевелил губами, произнося слова печали и утраты, но слова не были слышны за рваным гулом падающих капель дождя. Нет, это не дождь… это гул наших обливающихся кровью сердец.

После безмолвной речи руки берут по сосуду. Механические пальцы крепко держат такую легкую тяжелую ношу...

Они тоже скорбят. Дроиды не остались в стороне от общей боли.

Вдали, прогревая жаркие сопла, готовятся к взлету быстрые джеты. Они поднимут скорбящих на орбиту, и те развеют прах.

Как жаль, что на небо нельзя поднять целый Марс, чтобы простились все те, кто проливает слезы…

Вслед ушедшей далеко процессии плелся немощный старик, сгорбленный под тяжестью великой утраты. В ладони он сжимал трость, ибо хромал и ноги его заплетались. Так сильно подкосила его трагедия… Деревянная трость со стальным набалдашником впивалась во влажную землю, протыкая корни травы. Шаг, еще шаг… он не мог не дойти, потому что должен.

И вот, с великим трудом, в совершенном одиночестве он восходит на один из джетов, где его ждут остальные. Стоит в толпе, мокрый и печальный, и его ладонь дрожит, не по-старчески крепко сжимая костяную рукоять трости.

Камера скользит от испачканных в грязи поношенных ботинок к промокшим брюкам, потом переключается на шершавые сморщенные пальцы, плывет по выглаженной ткани поношенной рубашки, резкая смена кадра – моргает красный от недосыпа глаз. Сморщенные влажные веки свисают вниз, обнажая красные реки сосудов, и старик плачет вместе с родственниками безвременно ушедших. Плачет тихо, скорбно, скрывая боль более великую, чем может показать.

Ибо сдержанность – признак достойного лидера достойной планеты.

Он сам берет в руки прах, и сам развевает его на орбите. Чтобы ветер, дожди и соль жизни вернула нам погибших.

Они обретут новую жизнь, пролившись на Марс дождем, они будут тянуться к солнцу густыми стеблями и крепкими ветвями.

Ибо нас не сломить.

Старик смотрел вдаль, в космос, будто видел каждую песчинку развеянного праха, блестящего в лучах восходящего Солнца.

Когда на экране пропали большие буквы, безмолвие наконец оборвалось.

– Эти доблестные граждане сложили свои головы за наше общее будущее, – тихо молвил Эльтар Даррел, проливая крупные слезы. Они текли по шершавым щекам, забиваясь в глубокие морщины, тихий охрипший голос слышала вся планета. – Мы обязаны остановить тирана, который не остановится ни перед чем. Нэнсис обрекла на погибель жителей нашей прекрасной планеты, словно они никчемный скот. Она убила их, и мне больно. – камера отходит чуть назад, и теперь зрители видят старика ровно по пояс, стоящего в полуоборот к сияющему иллюминатору. Он все еще смотрел на прах, и яркие лучи ложились на немощное тело. Слова звучали вдумчиво и хрипло: – Нэнсис убила и покалечила не только десятки достойнейших граждан, но и уничтожила удивительное творение. Его звали Хорус, и он должен был возвеличить Марс над всеми остальными колониями. Эта разработка не должна была причинить вред жителям нашей планеты. Вовсе нет… она должны была сделать их сильнее. Кем бы мы были, если бы не сделали выводы из прошлых ошибок? Кем мы станем, если отвергнем прогрессивные разработки умнейшей нейросети? «Венет» пал. Он уже не вернется. Мы отрубили все худшее и использовали все лучшее. – старик нахмурился, лицо его стало черствым, как горбушка хлеба, пролежавшая на солнце больше суток. – Но она наплевала на наши старания. Она наплевала на вас! Нужно ее остановить. Помните – «Голем» поможет во всем. Полное содействие в гоне. И да благоволит нам удача.

Далее камера смещает свой фокус и за спиной старика проступают скорбные лица… семьи погибших, что несут на плечах боль утраты.

Тадеуш брезгливо отключил проектор, откинувшись на жесткое кожаное кресло:

– Идиоты.

Андрей размял задубевшие пальцы, а затем снова взялся за весла:

– Ты о ком? О тех, кто это снял или о тех, кто это смотрит?

– И о тех, и о других. «Голем» пытается свалить всю вину на повстанцев, хотя всем понятно, что он знатно обосрался, а люди жрут это дерьмо и просят добавки.

– Ты слишком категоричен, – у Андрея устали руки, ведь Тадеуш ему ничуть не помогал. Он бросил свои весла еще полчаса назад. Вода тихо плескала за бортом и были слышны сонные трели птиц, – После падения Союза прошло не так много времени, экономика еще не полностью перестроилась, люди не отошли от шока.

– Перестроилась? – прыснул Тадеуш. – Да она несется в клоаку на полной скорости.

– Есть много вещей, с которыми я с тобой не согласен, однако тут ты прав.

– «Голем» намеренно душит экономику, перестраивая ее под дроидов. С их возможностями и ресурсами Марса можно было давно заткнуть Землю за пояс.

– А вот тут ты не прав.

– Хорошо, – Тадеуш поднял руки, показывая содранные ладони. – Может, и не заткнуть, но хотя бы повилять золотой задницей. Только все, что сейчас делает Марс – снимает штаны и показывает задницу Земле, делая вид, что у него все замечательно – прошлый режим пал, государство процветает. А задница-то голая, сколько ее не показывай. И далеко не золотая. Корпорация искусственно вытесняет людей, заменяя их дроидами. Экономику перекосило, как лицо шлюхи во время платного оргазма. Странно, что никто не замечает мечты этого полоумного. Они смотрят в проектор и скорбят по погибшим, хотя не помешало бы скорбеть о себе.

– Ты ловишь Нэнсис для «Голема».

– У меня двойное гражданство. Я хочу славы, а не светлого марсианского будущего.

Андрей вздохнул.

– В любом случае, всем нужна эта ложь. «Голему», чтобы обелить свои ошибки и избежать рисков в будущем, а народу, чтобы лишний раз не возмущаться. Он устал, Тадеуш. Он не хочет, чтобы сегодня было хуже, чем вчера. А о том, что будет завтра никто не думает.

– И на что эта Нэнсис рассчитывает? Все, кто ее еще помнит, приросли к диванам и, скорее всего, не учувствуют в гоне. Большинство из них старики, которые уже ни на что не способны, – задумчиво сказал Тадеуш, глядя на туман, стелящийся по глади воды. – А молодому поколению не нужны ее истерики. Они даже не знают, чего она добивается. Доктрина в 800 страниц? Это слишком даже для меня. Никто не будет это читать.

– Никто, – согласился Андрей. Плеск весел в стоячей воде успокаивал его. – Если только не пообещать за это триллион монеро. Тогда они вылижут каждую страницу от начала до конца и будут знать ее наизусть, как алфавит.

«Чтобы разгадать загадки, нужно знать врага. Для этого придется прочесть много страниц», – имел ввиду Андрей, но Тадеуш понял и без разъяснений. Его больше волновали комары, атакующие нежную надушенную шею. Казалось, они были размером с кулак.

Идея, что координат окажется множество, пришла почти сразу. Удивительно, что Тадеуш с ним согласился.

Дендровое ядро формата H-178906258603258-MD – такова была маркировка, отчеканенная на стальном черепе взорвавшегося змея. Если взять точку отсчета с первой цифры и посчитать их за долготу и широту, получится вполне конкретные координаты. Другой вопрос, что их было множество. Если идти вдоль маркировки и каждую такую пару считать за цель, Андрей вполне мог ошибиться.

17.89 долготы, 06.25 широты – таковы были первые восемь цифр, и на этих координатах находился Озгар – вполне себе оживленный прибрежный городок, ничем не примечательный. Андрей знал, что скоро в нем будет не протолкнуться.

Хватит с него криков, толкотни и лихорадочных попыток размышлять в полнейшем хаосе, пропитанной запахом человеческого пота, жженой стали и крови. Третья загадка привлечет еще больше игроков, значит, координат должно быть много. Нэнсис учла это, поэтому рассыпала искателей приключений по всей планете, так, чтобы досталось всем поровну.

Вот только Андрей не хотел делиться с кем-то своей долей пирога. Ему нужна была полнейшая тишина. Тишина, в которой он мог слышать собственные мысли.

Вдали, почти над самым горизонтом, сверкнули глянцевые блики. Это шпили разрушенных зданий ловили солнечный свет, возвышаясь над туманом, затянувшим низину.

– Похоже на маяк, – заметил Тадеуш. – Если бы шпилей не было так много... пока мы сюда плыли, я насчитал целых три.

– Скорее всего, это громоотводы, – пояснил Андрей. – Во времена терраформации здесь бушевали грозы.

Город Терби был вторым по счету, созданным на Марсе, и первым, откуда ушли люди. Терраформацию заменили сейсмические карантины, грозы накрывали город все реже и реже, небо все чаще радовало солнцем, но это не сделало тяжелые бетонные купола легче. Они способны были открыться только один раз за долгий марсианский год, а когда открывались, люди были вынуждены прятаться в здания с длинными иглами вместо крыш. Когда тяжеловесный купол намеревался закрыться в последний раз, стальные подпорки лопнули, и рухнувший вниз бетон почти уничтожил город. Останки купола все еще нависали над городом, изредка посылая на дикую почву Терби каменный дождь из мелких крошек камня и стали. Время от времени слышались глухие стуки – быть может, это откололся очередной огромной кусок и пробил еще какую-нибудь крышу?

Восстанавливать старый город с почти отсутствующими коммуникациями никто не захотел, это было слишком дорого. Проще всего было его покинуть. Терби превратился в призрак, открывая первую страницу разрушенных фантомов Марса.

Острый нос лодки вспарывал танцующий туман, тот еще долго не смыкался за их спинами, оставляя позади рваный туннель пустоты. Узкая спокойная речушка петляла вокруг Терби, в конце концов втекая в главные ворота вместо приветственного полотна дороги. Никого уже давно не интересовала судьба города-первопроходца, хоть бы он полностью скрылся под водой. Поэтому Андрей выбрал катер, который очень быстро превратился в обычную лодку.

Разрушенные стены города походили на скалы, стянутые тугими веревками лиан. Они ползли по камню, бетону, стали и нановолокну, буравя и кроша их в пыль. Толстые стебли падали в речку и терялись где-то под водой. Андрей не знал, способны ли были те расти дальше, и имели ли они отношение к густой растительности, облепившей берег. Сквозь туман было так плохо видно… только что-то проникло в их мотор сразу же, как они приблизились к городу и тот заглох. Судя по всплывающим листьям на поверхность темной воды, дно здесь тоже было устлано плотной шерстистой зеленью. Как бы их не съели здесь живьем.

Андрей представил себя, висящим на стенах города и оплетенным лианами, вонзившимися в его тело. Пиджак полностью выцвел, голова упала на грудь, кожа покрылась пятнами и сгнила… ему показалось это забавным.

Они проплывали под высокой пологой стеной, нависшей над их головами, словно монолитная скала. Андрей даже поднял руку, прикоснувшись подушечками пальцев к холодному бетону. Он был влажный. Это и не удивительно – туман забивал легкие, мешая свободно дышать.

Надеюсь, в городе не так много влаги, подумалось Андрею. В тумане он видел очень плохо даже с линзами и лекарством, которое почти перестало действовать.

– Мог бы выбрать место более… – проворчал Тадеуш, аккуратно подбирая слова. Андрей заметил, что Тадеуш стал более сносным с тех пор, как он взял его с собой. Тот даже не обижался, что время от времени он называл его своим телохранителем. В других обстоятельствах это привело бы его в ярость. – …вернее, менее глухое. Такое ощущение, что мы плывем прямо в бездну.

– Это не далеко от истины.

– Здесь хоть живет кто-нибудь? Я слышал пение птиц.

– За туманом ничего не видно. Терби находится в низине. Не удивительно, что здесь все проржавело, – Андрей дернул головой в сторону полуразрушенных стен города. – Посмотри. Бывали времена, когда эти стены выдерживали ураганы, молнии и шквалистый ветер. Они были такими прочными, что выдержали даже падение метеорита, а траве проиграли.

– Такое ощущение, что из воды что-нибудь выскочит и утащит тебя на дно, – поежился Тадеуш.

– Тербинка маленькая речка, – ответил Андрей, раздумывая, не попросить ли Тадеуша снова взяться за весла. Надежды на то, что мотор у катера снова заработает у него не было. – Вряд-ли здесь водится что-то большее, чем несколько пугливый угрей. И тем не менее, жизнь здесь есть.

– Помнится, ты говорил, что бы марсиане не делали со своей землей, в итоге все равно получается пустыня, – Тадеуш окунул пальцы в речку. – А по мне так здесь вышло отличное болото.

– Я специально выбрал такую глушь, чтобы спокойно подумать.

– Ты вообще уверен, что координаты, выбранные тобой, существуют?

– Уверен.

Где-то недалеко вспорхнула птица, глухо хлопая крыльями в тумане. Вслед за ней улетели с насиженных мест еще несколько, а затем послышалось рванное пение испуганной гагарки. Ближе к воротам туман стал рассеиваться, открывая всю печаль одиноких руин. Стальные каркасы выглядывали из-под толщи камня и бетона, словно погнутые ребра. Камни тонули в траве, раз за разом проигрывая жизни. Тадеуш задрал голову высоко вверх, когда они проплывали под аркой Союза Рабочих.

По обе стороны от речки стояли двое рабочих в мраморных комбинезонах, помеченных живущими здесь птицами. Андрей не исключал, что это были гагарки. Рабочие держали арку мускулистыми руками, словно радугу, лишенную цвета. Одна из статуй по колени вошла в воду, позеленев почти до бедер, и Андрею пришлось навалиться на весла, чтобы не столкнуться с рабочим пролетариатом. У другой статуи не было головы и части правой руки. На ее плечах птицы устроили гнезда.

Теперь не узнать, улыбались ли они. Здесь все казалось печальным. У того, кто еще не лишился головы, лицо было сбито до самых ушей.

«Слава комсомолу», – гласила надпись на арке, выполненная простым готическим шрифтом. Буквы «с» и «м» в ней отсутствовали.

– Что мы ищем? – спросил Тадеуш не опуская головы.

– Что-нибудь.

– Это что-нибудь находится здесь или в городе?

– Я не знаю. Ты же видишь, мы идем буквально вслепую.

– Я бы никогда в этом не признался, но… – Тадеуш опустил голову, взглянув на Андрея внимательно, – Для меня это слишком сложно. Большего идиотизма я не встречал. Эти загадки ведут себя так, будто их не существует.

– Другие нейросеть раскусила бы за секунду.

– По крайней мере, у нее бы получилось очень хорошо. А что получается у нас? Души в сосудах?

– В сосудах-телах, – пояснил Андрей. – Так думает Нэнсис. Несовершенные тела – несовершенные души. Уязвимые, неказистые, нуждающиеся в огранке...

– Какой именно?

– Страданиями.

– Так себе перспектива.

– Какая есть. Иначе эти души не наследуют рая. Они пришли в этот мир несовершенными, и должны уйти из него чуточку лучше. Нэнсис видит в своей теории какой-то смысл.

– А я – не особо.

– А это и не важно. В конце концов, мы гоняемся за ней, а не за тобой.

– Если тебе интересно – меня это даже успокаивает. Оказаться на ее месте – последнее, чего бы я сейчас хотел, – усмехнулся Тадеуш.

– Думаю, тебе это не грозит, – съехидничал Андрей, улыбнувшись уголком рта.

– Погоди, – вдруг задумался Тадеуш. – Так у дроидов более совершенные тела, они не ломаются. Почти не ломаются...

– Угу, и смерть для них далеко и неправда. Если брать точку зрения Нэнсис, страданиями их лучше не сделаешь. Потому что они не страдают.

– Так зачем их делать лучше, если они и так идеальны? Так, кажется, талдычит всем "Голем".

– Хороший вопрос. Ты подумай над этим на досуге.

– У этой дамочки окончательно поехала крыша. Предлагаешь мне отправиться за ней?

– Хех... А что мы, собственно, делаем?

Три дня тишины сделали Марс слишком молчаливым. Казалось, загадочность и печаль этого места действительно скорбела по погибшим. Только в отличие от корпорации «Голем», совершенно по-настоящему. Семьдесят два часа отдыха, крепкого сна и калорийной пищи показались Андрею как нельзя кстати, только его беспокоило, что Нэнсис сделала такой большой перерыв. Для чего? Чтобы собрать как можно больше игроков? С таким рвением приближать свой конец… или она просто хотела, чтобы последняя разгадка пришлась на определенное время? Андрей ненавидел загадки на время. Ему все казалось, что на другом конце ждет связанный человек в темном подвале, и только от него зависело, останется тот жив или нет. Это всегда натягивало нервы до протяжного звона. Каждый раз, когда он брал новое дело.

– Ты когда-нибудь хотел быть похожим на отца? – неожиданно спросил Тадеуш.

– К чему это? – спросил Андрей, удивленный такому вопросу. Еще раньше он удивился признанию Тадеуша, что ему сложно разгадывать загадки. Это было не похоже на него. Обычно Тадеуш хвалился все время, и на жалобы у него не оставалось времени.

– Просто, – пожал плечами Тадеуш. – Поговаривают, что ты взял что-то от него… сам же говоришь про интуицию.

– Над которой ты посмеялся.

– И все же.

Тадеуш закатал шелковые рукава брендовой рубашки, удрученно посмотрев на стертые в кровь ладони. Ему хватило пяти километров на веслах, чтобы содрать кожу. На этот раз он выбрал стильный верх и более практичный низ – плотные брюки из жаропрочной ткани аккуратно входили в кожаные ботинки с климат-контролем. Андрей как всегда выбрал черное. Он сетовал про себя, что прошлый опыт с пустыней его ничему не научил, но ничего не мог с собой поделать, натягивая на плечи черный пиджак. Рядом валялся рюкзак, который Тадеуш то и дело подтягивал к себе, будто боясь, что нечто выскочит из воды и утащит его на дно. Очевидно, что конденсаторы, которые он взял в количестве пяти штук им не понадобятся. Это будет короткая загадка. Здесь, скорее всего, будут в ходу только сенсоры движения.

– Только что ты признался, что загадки для тебя слишком сложные, а сейчас спрашиваешь про интуицию отца, – подвел итоги Андрей. – Это на тебя не похоже.

– Что такого, что я интересуюсь твоим отцом? Он был знаменит. У некоторых его вообще нет. Дэвид, например. Там и спрашивать нечего.

– У него есть отец. Не в том плане, как все понимают, конечно… но все же есть, – ответил Андрей. – Я столкнулся с этим вопросом, когда расследовал дело о пропаже северного легиона. Правительство нехотя выдавало информацию, да куда деваться? Материалы генсолдат брали из общего банка-генофонда, сформированного еще в сотом году в начале глобальной миграции. Ученые сохраняли геном каждой расы, опасаясь полного смешения вследствие глобализации, – Андрей огляделся, с удовольствием отметив, что туман почти рассеялся. – Они боялись, что в случае тотального смешения усредненный глобальный геном будет восприимчив к какой-нибудь эпидемии и человечество вымрет. Вот и оставили себе «путь к отступлению», чтобы в случае чего возродить цивилизацию. Так и лежали эти материалы сотню лет, а потом… чего добру пропадать? Стали проводить эксперименты по улучшению генома с так называемыми «чистыми» исходными данными. Насколько это возможно, конечно. Что-то убрать, что-то добавить. Активировать некоторые гены… – Андрей на мгновение замолчал, вспомнив Дэвида. – …а некоторые, наоборот, заблокировать. Все, как всегда. Так что отец Дэвида не искусственный безликий геном, который ученые вырастили в пробирке. Это вполне конкретный мужчина, семя которого законсервировали на сотни лет. Живой человек. Хоть и жил он очень, очень давно. Марсианские генофонды получили генетический транш с Земли полторы сотни лет назад в обмен на пакт о ненападении. Его, видимо, и используют.

– Разве тебе можно разглашать такую информацию?

– Я надеюсь, ты умрешь на этом гоне и не выдашь меня, – то ли серьезно, то ли с насмешкой сказал Андрей, и Тадеуш изменился в лице. Его лицо стало похожим на неподвижную восковую маску.

– А Дэвиду ты скажешь? – спросил Тадеуш, двигались у него только губы.

– Зачем? Он добрый малый и уже свыкся с мыслью, что у него никогда не было отца. Нехорошо будет, если в его жизни прибавится расстройств. Он тяжело переживет эту новость, – Андрей внимательно разглядывал Тадеуша, уже совершенно уверенный, что с ним что-то не так. – Говори. Хватит ходить вокруг да около.

– За мной смерть ходит, – сказал Тадеуш.

Андрей перестал грести.

– Что?

– Это началось после комы, – Тадеуш смотрел куда-то вбок, в туман, пряча взгляд. – Я чувствую ее холодное дыхание затылком. У меня всегда двигаются уши, когда она приходит и дышит мне в шею. Сначала я думал, что это случайность… но потом вокруг меня все чаще начали умирать люди. И каждый раз я чувствовал этот холодок. Однажды я даже видел ее лицо, когда сам почти умер, – Тадеуш сглотнул застрявший в горле ком. – Но тогда она меня не забрала, как обычно взяв с собой того, кто находился рядом. Она никогда меня не забирает… будто в коме я договорился с ней о чем-то, и теперь она собирает вокруг меня дань.

– Я не эксперт…

– А мне не нужен твой анализ, – перебил Тадеуш. – Мне нужна твоя интуиция. Несчастные случаи происходят все чаще и меня это пугает. Сначала сгинул Антарес, потом сразу Грета. И трех дней не прошло, понимаешь? А до них Кристи, Оливер, Алексей... еще на Земле...

– Кто это такие?

– Да не важно. На первый взгляд, виноват совсем не я, что это всего лишь случайность... но это не так! Все они из-за меня сгинули, все, один за другим. Такое ощущение, что однажды я подойду к черте, за которой меня ждет гора трупов. Скажи, ты что-нибудь видишь?

Быть может, Андрей и хотел бы помочь Тадеушу, но его интуиция молчала всегда, когда речь заходила о смерти. Он долго вытравливал из себя ощущение безысходности. Всегда должна быть надежда, что пропавший жив. Чтобы не спать по ночам, собирать улики по крупицам и замечать новые детали, шаг за шагом приближаясь к цели… всегда должна быть надежда. Сгорать в бреду до костей, до победного конца, чтобы найти труп он никогда бы не смог.

– Я не вижу смерти, – произнес Андрей, не став отпускать неуместные шутки. «Только опасность», – так следовало закончить, но он промолчал.

Все же, Тадеуш сказал правду, и правдой Андрей ответил. Только не уточнил, по какой именно причине он не видит смерти за его спиной.

«Потому что я запретил себе ее видеть». Андрей тут же поймал себя на мысли, что невольно соврал Тадеушу. Потому что лучшая ложь – полуправда.

Когда они проплывали центральные ворота, в глубине города послышался скрип паркового моста под натиском низинного ветра. Он оказался единственным, кто решался что-то сказать. Остаток пути путники проделали в полном молчании.

– И как нам ее переплыть? – удрученно проворчал Тадеуш, когда они наткнулись на кусок бетонной плиты, торчащей прямо посередине речушки.

Речка уходила дальше, вглубь города. Судя по карте, она прорезала Терби насквозь и выходила с другой стороны, предварительно ныряя в открытую канализацию.

– Никак не переплыть. Высаживаемся здесь, – Андрей причалил к кустистому берегу, отметив, что трава здесь уже примята. – Смотри. На плите нет зеленых водорослей, что мы видели на тех статуях. Значит, плита появилась здесь недавно. Тут кто-то был, и специально кинул в ее воду. И трава смята.

– Смотри-ка, а действительно, – Тадеуш наконец становился самим собой, и в его тоне Андрей уловил недовольство. Ведь не он заметил это первым. – Не забудь вещи. Твой зоркий глаз замечает каждую мелочь, а перед носом бревна не видит.

Оказавшись на берегу, Андрей испытал благодарность за твердую землю под ногами и за подсказку, если таковая имела место быть. В этом он, конечно же, совсем не был уверен. Только надеялся, что Нэнсис хотела в чем-то помочь игрокам. В конце концов, этот гон играет по ее правилам.