Текст книги "За тридцать тирских шекелей"

Автор книги: Данил Корецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Глава 4
Обед «деловиков»

В «Астории» народу всегда немного, и не только потому, что цены здесь для простого люда откровенно кусаются. Просто с улицы сюда не пускают. Нет, конечно, заходят-то прямо с улицы, но не кто попадя – только те, кого швейцар дядя Ваня знает в лицо. Это солидные, уважаемые и щедрые люди, действие таблички «Мест нет» на них не распространяется, и строгий отставник широко распахивает перед ними двери с улыбкой, непривычной на суровом лице.

Вот и сейчас, зал ресторана почти пуст, только в уютном отдельном кабинете накрыт стол на четыре персоны. Имена персон в городе хорошо известны, по крайней мере в кругах «деловиков», которые в последнее время частенько стали проводить время в учреждениях общепита, причем не в рабочих столовых или, упаси боже, на фабриках-кухнях, а в элитных ресторанах, к которым, без всякого сомнения, и относилась «Астория». Потому что время сейчас наступило другое: менее строгое и более вольготное. Когда-то они прятались, боялись показать свое благополучие, а теперь, вроде бы, можно. Ну, а если можно, то почему они должны себя ограничивать?

Накрахмаленная скатерть, хрустальные рюмки и бокалы, фарфоровые тарелки… Нежнейшие, прозрачные лепестки осетрового балыка, красная лососевая икра с Камчатки, серая севрюжья из Астрахани, розоватые ростовские рыбцы со снятой кожей, жареная форель «ишхан» с Севана, настоящий салат оливье по дореволюционному рецепту: с перепелиными яйцами, рачьими шейками и добавлением коньяка; холодный волжский осетр, слезящиеся ломтики свежайшей ветчины, копченого окорока и карбоната, тонко нарезанная сырокопченая колбаса, – и это только закуски, прелюдия к основному обеду! Грузинские вина, армянские и дагестанские коньяки, экспортная «Столичная» с золотыми и серебряными медалями на этикетке, настоящий «Нарзан» и «Джермук» – прямо из источников…

Такой стол нелегко найти не то что где-то на периферии, но и во всем Ленинграде! Да и то не факт… Разве что на знаменитой фотографии из «Книги о вкусной и здоровой пищи», выпущенной в 1955 году и отражающей не столько изобилие, изысканность и доступность продуктов, повседневно потребляемых советскими людьми, сколько представление вождей об этом деликатном вопросе…

– Ну что, Феликсушка, давай, за твое здоровье! Сегодня тебе исполняется сорок три, прекрасный возраст, когда все еще впереди, – поднимает бокал с густой «Хванчкарой» реставратор художественного музея Игорь Охотников. Ему немного за пятьдесят, сухощавый, верткий, вид почти всегда недовольный, может, оттого, что он альбинос. Белые ресницы, красные, вечно воспаленные глаза, чувствительная к солнцу кожа… Чему тут радоваться?

– Поддерживаю! Здоровья тебе, дорогой друг! – говорит Петя Сухомлинов. Он пьет экспортную «Столичную». Ровесник Охотникова, но выглядит гораздо старше, по незнанию можно подумать, что уже к шестидесяти подкатывает… Среднего телосложения, редкие седые волосы смазаны бриолином и аккуратно зачесаны назад. Серые глаза спокойно и внимательно рассматривают сотрапезников, будто выискивают в них какую-то червоточинку, какой-то обман или неискренность: профессия адвоката сказывается! Хотя чего тут выискивать – двух из трех он знал как облупленных, а с Охотниковым и вовсе учился в школе… Они даже во многом были похожи: оба лоснились от самодовольства, а важностью осанки и властными лицами напоминали советских или партийных руководителей районного звена. И одевались соответственно: шитые в ателье строгие костюмы, белые сорочки, обязательные галстуки…

– И я присоединяюсь, – поднял пузатый бокал с «Двином» третий сотрапезник – Серега Пересветов, который при знакомстве представляется свободным художником. Действительно, ему не надо ходить на службу, и он не боится, что вдруг постучит участковый и выпишет предостережение за тунеядство, потому что он член Союза художников, а следовательно, может вести свободный образ жизни. Правда, Сухомлинов трактует этот оборот по-другому: дескать, «свободный художник» – это художник, которого еще не посадили. Пересветову шутка не нравится, он морщится, но терпит: Сергей самый молодой – недавно тридцать пять лет разменял, к тому же вошел в узкий круг солидных людей относительно недавно, еще не притерся… И даже внешне от них отличается: круглое розовощекое лицо, узкая шкиперская бородка, купленные у фарцы джинсы «Монтана», кожаная итальянская куртка и джинсовая рубашка, – дешевый шик неформалов, тусующихся на Невском у кафе «Сайгон»… Он считал, что это очень круто, но сейчас понял, что попал не в цвет!

– Здоровье не купишь, не выменяешь и даже не украдешь! – неожиданно скомкал он свой тост, чем вызвал некоторое недоумение присутствующих.

– Спасибо, дорогие друзья, спасибо, – тостуемый даже встал, чтобы выразить благодарность и уважение своим гостям. По очереди чокнулся со всеми. Дождался, пока они выпили, и тоже медленно, со вкусом, осушил рюмочку хорошо очищенной водки.

Это и был Граф. Он полностью оправдывал свое прозвище. Ухоженный брюнет с небольшой аккуратной бородкой, которая придавала ему иконописный вид. Длинные волосы цвета воронова крыла вроде бы небрежно спадали по обе стороны худощавого лица, но на самом деле эта небрежность была изобретательно продумана и добивалась специальной стрижкой и тщательной укладкой. Отутюженная кипенно-белая рубашка, переливающийся перламутром костюм – привозной, итальянский, запонки с крупными рубинами. Ну, и все, что к этому облику прилагается – изысканные манеры, грамотная речь, изобилующая незнакомыми словечками и диковинными оборотами. «Господин безупречность» – называли его дорогие девушки, с которыми он иногда проводил время в этом же кабинете. Несмотря на все перечисленное, Граф работал в скупке ювелирных изделий оценщиком.

Но это не имело значения. Ибо столь разномастную четверку собрала здесь не профессия, а та страсть, которая жгла их, казалось бы, заскорузлые и бесчувственные к обычным человеческим ценностям, сердца. Ибо профессии у них были разные и для вида, а страсть одна – и для души. Коллекционеры антиквариата и древних ценностей. Аристократы духа, сутенеры искусства, святые и подлюги… Друг друга зовут ласково – «коляши», с ударением на втором слоге. Но сейчас в «Астории» собралась элита «коляш», их генералитет. Пересветов, конечно, в этот круг пока не вошел, но одной ногой уже вступил. Парень хваткий, быстрый, отец занимает солидный пост, а сынок имеет связи в молодежной среде… К тому же у генералов обязательно должны быть адъютанты на подхвате. Тем более, страсть к антике, а тем более к наживе, горит, горит в его душе. И сейчас качество этой страсти каждому предстояло продемонстрировать.

– А теперь подарки, – многозначительно улыбаясь, объявил Охотников и осторожно поставил на стол небольшую синюю коробочку, похожую на те, в которых иногда продавали духи «Climat», но с тщательно заклеенной фольгой этикеткой. – Открывай, только аккуратно…

Граф придвинул коробочку ближе, трясущимися руками медленно снял крышку. Высокомерная вальяжность исчезла, глаза блестели, сейчас он напоминал неизбалованного мальчишку, получившего вожделенный подарок в День рождения.

– Ух ты! – зачарованно выдохнул крупнейший знаток антиквариата.

В коробочке находилась фарфоровая статуэтка – узкоглазый, с отвислыми усами над нарисованной улыбкой мудрец, скрестивший ноги в позе лотоса. Халат из красной глазури, штаны из голубой, золотые разводы, голова на невидимом шарнире… Сейчас голова покачивалась вверх-вниз: дзинь, дзинь, дзинь. Сама по себе.

– Китайская, эпохи Мин, – удовлетворенно сообщил Охотников, откинувшись на высокую спинку обтянутого кожей дубового стула. Гримаса недовольства с его лица исчезла, что бывало крайне редко.

– Ну, ты уважил, дорогой Игорь Петрович! Удивил! А чего он качается? Там же никакой пружины быть не может…

– А это он тебя приветствует. Или поздравляет. Видать, какая-то в нем хитрость имеется. Правда, правда! Когда я торговался, он сам по себе закивал: «Дескать, покупай, не жмоться!» Ну, я и купил!

– И сохранность прекрасная, – Граф осторожно взял статуэтку в руки, поднес к лицу, внимательно изучая. Потом встал, подошел к окну… всмотрелся.

– Слушай, на нем какая-то сетка трещин… Такое впечатление, что он склеен из осколков! – озабоченно сказал Граф, возвращаясь и ставя статуэтку на стол.

– У меня тоже было такое впечатление, – кивнул Игорь Петрович. – Но ты думаешь, я не заставил продавца при мне сделать рентген? Вот справка: «Статуэтка сидящего мудреца выполнена из цельного материала…»

Рядом с фигуркой легла половина листа бумаги с фиолетовым штампом в углу и круглой печатью на подписи под неразборчивым текстом.

– Да и невозможно склеить из стольких осколков, – вмешался Сухомлинов. – Для этого надо вначале разбить ее вдребезги, а потом собрать заново! Нонсенс! Это какой-то древний прикол, который может увеличить ее ценность в десятки раз!

– Фарфор и так прет в гору! – сказал Охотников. – Помните, я молочник с двумя чашечками и блюдцами за восемь рублей купил в комиссионке? Фабрики Кузнецова?

– Помню, – кивнул Сухомлинов. – Ты еще хвастался, когда мы Феликсу возвращение имени отмечали. Мол, может, из этой чашечки сама императрица пила кофеек. Александр Исакович, царствие небесное, вроде сомневался, а ты говорил, что за них скоро и тысячу дадут…

– Почему «хвастался»?! – победно протрубил Охотников. – За десять тысяч с руками оторвут! А ты, Феликс, не сомневайся, не склеенный он. Это легко проверить, но я честью клянусь, не склеенный!

– Дзинь, дзинь, дзинь, дзинь, – прозвенел фарфоровый китаец. Теперь голова у него качалась справа – налево и обратно: нет, нет, нет…

– Глянь, он сам подтверждает! – показал пальцем Сухомлинов. – Ты что, ему голову покрутил?

– Да нет, ничего я не делал, – растерянно пожал плечами Граф.

– Значит, Игорь подстроил! Только хватит, пора переходить к моему подарку!

Рядом со статуэткой легла коробочка для кольца.

– Открывай, Феликсушка!

И снова солидный Граф превратился в ожидающего чуда мальчишку. Крышка откинулась. Вместо кольца в прорезь на черном бархате была вставлена небольшая желтая монета.

– Ух ты! – повторил Граф, вынимая монету и вертя в руках. – Это то, о чем я думаю?

– Золотой доллар США, 1849 года, из первой чеканки! – торжественно объявил Сухомлинов. – Сам понимаешь, что это значит!

– Спасибо, дорогой Петр Лукич, спасибо! – зачарованно проговорил Граф, рассматривая нумизматическую легенду.

– Трещин и царапин на нем, надеюсь, нет? – спросил адвокат и бросил насмешливый взгляд на Охотникова. Тот только криво усмехнулся подначке товарища.

– Нет, нет, идеальная сохранность! – выдохнул Граф и вернул подарки в коробки.

– Теперь пусть отнерестится Сергей наш Сергеевич, да продолжим чествования именинника. А то выпить хочется!

Три пары глаз выжидающе обратились к Пересветову. Тот, явно понимая, что опять попал не в цвет, неловко полез в небольшую сумку.

– Вы извините, я впервые в вашей компании и порядков не знаю, – пробормотал он и выложил на стол золотые часы «Луч» Ленинградского часового завода на плетеном золотом браслете. Вот…

– Слабовато, молодой человек, – покровительственно произнес адвокат.

– Ну, зачем так, Петр Лукич, – укоризненно сказал Граф. – Очень даже пристойно! Я давно хотел приобрести такие…

– И еще вот, – Сергей Сергеевич протянул имениннику книгу в твердом переплете и с яркой обложкой. – Здесь про одну очень древнюю вещь… Коллекционеру должно быть интересно…

Охотников и Сухомлинов переглянулись, и их взгляды выражали одну и ту же мысль: «Да он полный идиот!» Хотя оба понимали: идиот или нет, неважно, обтешется, а вот то, что папа у него большой начальник – гораздо важнее… Потому и приняли балбеса в свою компанию, пригрели… Но и воспитывать, конечно, надо!

– Книжки читать мы, конечно, любим, – начал адвокат елейным тоном, так он начинал выступление в суде, когда готовился выставить прокурора дураком, предъявив доказательства, полностью разбивающие его позицию. – Только времени не хватает. На книжках ведь много не заработаешь…

Может быть, он хотел продолжить, но оборвал речь на полуслове.

Граф схватил книгу с гораздо большим трепетом, чем только что принимал редчайшие раритеты. Казалось, он забыл про остальные подарки. Внимательно рассмотрел обложку, посмотрел оглавление, пролистнул страницы.

– А ведь в самую точку попал Сергей Сергеич! – произнес он наконец.

– Да что ж это за книга такая, Феликсушка? – удивился Охотников.

– Да, да, про что? – подыграл товарищу адвокат.

– Про мой перстень!

Граф аккуратно положил книгу рядом с антикварными раритетами.

– «Артефакты мировой религии: мифы и реальность», – прочитал вслух Охотников.

Все замолчали, рассматривая нетолстый томик. В центре обложки был нарисован перстень, на котором лев держал в пасти черный камень. Точно такой перстень не раз рисовал Граф, точно такой перстень видел в Эрмитаже Александр Исакович Бернштейн, об этом перстне постоянно рассказывал сегодняшний именинник, завладеть им было мечтой всей его жизни… Это меняло дело и совершенно изменяло оценку подарка!

– Молодец, Сергей Сергеич, сегодня ты обошел на повороте нас, стариков! – уже без издевки произнес адвокат, вертя в руках книжицу. – А кто такой этот Трофимов?

– Какой еще Трофимов? – вскинулся Охотников.

Сухомлинов поднял книгу и показал всем заднюю обложку с фотографией какого-то типичного лоха в очках.

– Он автор этой лабуды… То есть, этой интересной книги… Вот, тут написано: кандидат наук, работал в Эрмитаже, нашел среди архивных экспонатов перстень, фигурировавший во многих легендах, и тщательно изучил его настоящую судьбу…

– Дорогие друзья, мы ведь не в библиотеке! – поднял бокал альбинос. – Всему свое время! А сейчас мы должны надлежащим образом отметить день рождения нашего друга! За здоровье самого компетентного знатока артефактов древности!

Дальше все покатилось по наезженным рельсам. Выпили. Закусили. Еще выпили. Опять закусили. Заглянул директор, спросил, все ли в порядке у уважаемых гостей, не надо ли еще чего-нибудь? Его пригласили присесть и разделить трапезу. Он деликатно уклонился, сказал – дела ждут. На самом деле он знал, что в узкий круг таких людей попадать не надо, потом себе дороже обойдется.

– А помнишь, Феликс, как мы тебе в шестьдесят первом именины праздновали? – сказал вдруг Охотников. – Когда ты имя родовое себе вернул?

Сухомлинов повернулся к Пересветову и пояснил:

– Мы ему настоящую фамилию обмывали. А то ведь в роду у него одни князья да графы, а после революции они стали врагами рабочих и крестьян, вот его дед и придумал исконно трудовое имя: «Передовик Пятилетки»! Вот под таким имечком он и проходил полжизни…

– Было дело, было, – согласился Феликс. – Сейчас меня называют Графом, а по существу я ведь из княжеского рода. А князь – он повыше графа будет! Только, в отличие от паспортных имен, погоняла не меняются…

Он потянулся через стол, зачерпнул ложечкой из стоящей во льду серебряной вазы севрюжью икру, положил на намазанный маслом кусочек еще горячей булки, выпил очередную рюмку водки и с удовольствием закусил.

Сухомлинов внимательно смотрел на его руки.

– Помню, Александр Исаакович тебя за неосторожность корил, – вздохнув, сказал он. – Мол, маникюрша домой приходит, парикмахер. Еще спрашивал: «Не боишься?» А ты никаких выводов не делаешь, до сих пор с маникюром ходишь, небось, еще и педикюр делаешь…

– Ну и что? – ответил Феликс, снова наполняя рюмку и набирая икры полную ложку с горкой. – Я делаю то, что всем семейным укладом приучен… Да и времена-то сейчас другие, помягче!

– А кто такой этот Александр Исакович? Вы его часто вспоминаете, – спросил молчащий до сих пор Пересветов.

Сидящие за столом переглянулись.

– Товарищ наш… Очень солидный человек, иконами занимался. И такую коллекцию собрал! – сказал адвокат.

Сергей Сергеич заерзал в нехороших подозрениях.

– А где же он?

Наступила долгая пауза.

– К сожалению, ушел из жизни, – сказал, наконец, Охотников. – Нежданно. Раз – и ушел…

– Не так уж и нежданно, – добавил Сухомлинов. – Неприятности у него были. И арестовывали, и блатные ему угрожали.

– Вот даже как! – удивился Пересветов. – Я и не слышал об этом…

– Да, Сергей Сергеевич, ты же в нашей компании, можно сказать, новичок. Собственно, на его место и пришел. Сын у него есть правда толку от него немного…

– Вот уж действительно не в отца пошел! – согласился Охотников. – Даже фамилию жены взял – не захотел Бернштейном быть…

– Ну, почему «не в отца»? – возразил Граф. – Телогреечку старую, кирзачи, шапку солдатскую, – помните, в которых папашка по рынку на Уделке рыскал, – до сих пор надевает, когда на «плешку» выходит: старательно маскируется под простого трудягу… И даже переигрывает – сейчас уже так не ходят! А «доскам» отцовым ладу дать не может, и продавать не хочет! Да и не понимает в них ничего! К тому же покойник в первой семье мало что оставил…

Теперь выразительно переглянулись Сухомлинов с Охотниковым. Уж больно пренебрежительно отозвался Граф о покойном товарище и его наследнике. А ведь не ему бы говорить в таком тоне…

– Ну, если уж вспомнили, давайте за Александра Исаковича поднимем. Помянем его светлую душу. Может, он сейчас смотрит на нас свысока…

– Свысока вряд ли, – перебил адвоката Граф.

– Я имею в виду с высокого облака. Смотрит на своих друзей с умилением и радуется, что живем мы хорошо и прятаться уже не надо. Ведь мы же, Сергей Сергеевич, настоящее имя нашему Графу на квартире праздновали! Потому что, если бы тринадцать лет назад мы вот так, в ресторан, закатились, то сразу бы на карандаш к ОБХСС[3]3
  ОБХСС – отдел борьбы с хищениями социалистической собственности. Ныне ОБЭП.


[Закрыть] попали: на какие такие доходы жируете?! Это сейчас вольнее становится, и жить легче…

Они выпили. Все осушили рюмки как и положено, до дна, а Феликс лишь пригубил и поставил на стол.

– Неправильно поминаешь, Феликс, – заметил Охотников. – Если и было что между вами, так и забыть уже пора!

– Это точно, – согласился Сухомлинов.

– А что же было у вас такое? – снова полюбопытствовал Сергей Сергеевич.

– Да многое было, – глядя в сторону, буркнул адвокат.

– Что «многое»?! – повысил голос Граф. – Что вы перемигиваетесь? Что вы переглядываетесь да на меня косо смотрите? Новый человек в нашей компании что подумает? Хотя не такой уж и новый – пять лет вместе тремся. Так пусть знает, как все было на самом деле. Не я во всем виноват… Я все честно сделал, слово свое сдержал!

– А что же случилось? – не успокаивался Сергей Сергеич.

– Я перстень искал свой, фамильный, вот этот! – Феликс поднял полученную книгу, ткнул пальцем в обложку. А он в Эрмитаже оказался. Ну, и попросил я Бернштейна покойного достать его мне…

– Из Эрмитажа достать? – изумился Сергей Сергеич.

– Из Эрмитажа, из Эрмитажа… Что тут особенного? Есть специалисты, которые и из Грановитой палаты достанут то, что надо!

– Нууу, – протянул Пересветов. – Я в этих вопросах не понимаю.

– Так вот, и мы не понимаем, – ядовито вставил Сухомлинов. – Я, как адвокат, так особенно! Феликсушка наш попросил Александра Исаковича с нужными людьми поговорить. А тот доктором работал, венерическим, знакомые у него всякие были. Вот и потолковал с блатными. Денежку им передал…

– Передал или нет – неизвестно, – вставил Феликс.

– Передал, передал, Феликсушка, не бери грех на душу. Не подумаю я никогда, что Александр Исакович подлянку такую сделал. Да и не стали они бы без денежки работать. Не такие это людишки…

– И что получилось? – спросил Пересветов в очередной раз.

– Да нехорошо как-то получилось, – пожал плечами Сухомлинов. – Наперекосяк все пошло. Перстень-то из Эрмитажа вынули, только сторожа в живых не оставили! А дальше больше – непонятки начались: один блатной убит, второй, а потом организатор этого дела по этапу на север поехал. А перстень куда-то исчез, и деньги пропали…

– Немалые деньги, – встрял Феликс. – Десять тысяч!

– Короче, много бед случилось, и все они на Александра Исаковича легли.

– А на меня не легли? – прицепился Феликс. – Что это за привычка все мимо меня грузить? Бернштейн ваш мне всегда говорил: что так размашисто живешь, разве тебе две жизни намерено? Но я одной жизнью так и живу, а он уже где?

– Грешно-о-о говорить так, Феликсушка, грешно-о-о, – протянул Охотников. – С каждым беда может случиться. А деньги-то для тебя не смертельные!

– Да тут дело в принципе. Я бы еще столько же отдал. Мне только перстень нужен!

– Да что же это за перстень такой? – воскликнул Сергей Сергеич.

– Это отдельная статья, – протянули Охотников и Сухомлинов одновременно.

– Статья все та же! – раздраженно сказал Феликс. – Прапрадеда моего перстень!

– Ну, не совсем так, – уточнил Сухомлинов, проявляя адвокатскую натуру и склонность к крючкотворству. – На сегодняшний день это спорный объект имущества…

– Стрелялся он из-за него, – пропустив мимо ушей реплику, продолжил Феликс. – И погиб. Причем прапрадед-то дуэлянтом был. А застрелил его лох зеленый, который пистолет в руки впервые взял. Только перстень у него был на пальце!

– А что, это роль сыграло, думаете? – спросил Сергей Сергеич.

– Уверен, – кивнул Феликс. – Уверен. Мы давно древностями занимаемся, сталкивались. Бывает, икона хорошему человеку желания выполняет, а плохого наказывает. Или какая-нибудь старинная штучка беду сулит. Так вот, этот перстень, удачу приносил, факт. Потому я его и хочу получить. Только ушел он в неизвестном направлении, провалился в блатной мир. И где он, как его достать – не знаю. Вот книжку твою прочту, может, что-то и прояснится…

– Ну что ж, – чтобы сгладить возникшее в компании напряжение, Пересветов широко заулыбался, налил всем и поднял бокал. – Давайте за это и выпьем. Пусть желание уважаемого Графа после этого дня рождения исполнится. Это будет подарок судьбы!

Зазвенел хрусталь, и они выпили в очередной раз. А тут и основные блюда подоспели – седло барашка, цыплята-табака, плов по-хански… Напряжение рассосалось, возникшая было неприязнь исчезла, да и разговоры вернулись в обычное застольное русло. На десерт подали торт из мороженого, потом наступило время прощания, сытые и захмелевшие гости расходились довольными, искренне обнимая хозяина. Словом, торжественный обед удался на славу!

Но Граф так не считал. Проводив сотрапезников, он остался, будто бы расплатиться, но уходить не торопился: сел в уголке кабинета, в глубокое кресло под торшером, поставил на журнальный столик рядом фарфорового китайца и стал с интересом перелистывать подаренную книгу. Но сосредоточиться не мог: в душе шевелились неприятные мысли.

«Вот оно, значит, как, – с горечью думал он. – Друзья друзьями, а камень за пазухой держат… Всё Бернштейна моей жертвой считают! Я, получается, его свел в могилу… А почему, собственно? Человек не первой молодости, нервничал много, в конце концов сердце и не выдержало… Я-то при чем?»

Китаец смотрел на него и улыбался искусно нарисованным ртом. И иногда казалось, что рот не нарисованный, а настоящий, и между тонкими губами проглядывают прокуренные зубы… Странно смотрел и странно улыбался. Как будто живой. И знает про него все…

Граф встал, подошел к столу, плеснул в бокал коньяка, выпил, бросил в рот несколько виноградин. Можно обмануть друга, можно перехитрить врага, но самого себя не проведешь! Он знал, что слухи и подозрения появились не на голом месте и известная доля вины в его действиях присутствует. Дело в том, что все «антикварщики», во всяком случае солидные фигуры, а не рядовая шелупень, имели своего «ангела-хранителя», который носил погоны и принадлежал к одному из правоохранительных ведомств. За информацию и специфические услуги, курирующий офицер, которого подопечные чаще считали не ангелом, а представителем противоположного, «темного» лагеря, оказывал протекцию своему информатору и обеспечивал ему защиту и режим наибольшего благоприятствования – то, что в последующие годы стало называться «крышей».

Такой «крышей» у Графа был в то время капитан Семенов, который служил в ОБХСС и как раз работал по линии антиквариата, фарцовки и прочим направлениям, которыми они успешно занимались – иконы, связи с иностранцами и так далее. И надо сказать, что когда Бернштейн не смог или, как Граф думал «не очень захотел» вернуть взятые деньги, а перстень, пропавший из Эрмитажа, так и не оказался в коллекции Юздовского, тот сильно обиделся. И шепнул на ушко своему куратору, что именно Бернштейн организовал ограбление Эрмитажа, а занимался этим музейный вор, специально выписанный из Ростова. Надо сказать, что Семенов добросовестно организовал проверку этого сигнала: подключил уголовный розыск, оперативники выезжали в Ростов, но ничего раскопать не смогли…

Потом Бернштейна несколько раз задерживали на «толкучке», каждый раз вызывали на допросы, вроде бы для уточнения обстоятельств, но в числе прочего спрашивали, не знает ли он, где находится перстень, похищенный в Эрмитаже, который никакого отношения к задержаниям не имел… Конечно, сделано это было так топорно, что Александр Исакович заподозрил, откуда ветер дует, и поделился своими подозрениями с окружающими. На Графа стали косо поглядывать, некоторые даже перестали с ним общаться. Он не обращал на это внимания, но через какое-то время Александр Исаакович скоропостижно скончался: сердце не выдержало нервных стрессов и постоянного напряжения. Это сразу изменило оценку скрытого конфликта: смерть перевесила десять тысяч рублей, которые не играли в жизни Графа существенной роли. И виновной стороной молва признала именно его! Но с тех лет много воды утекло, а оказывается, не забыта давняя история, и отношение к нему как к виновнику в смерти товарища, не изменилось.

«Да, хороши друзья, – подумал Юздовский. – Как говорится, «“таких друзей водить в музей”!»

Он усмехнулся: поговорка для их компании вполне подходила: они часто залетают в музеи, как стервятники в поисках поживы…

«Ладно, нужно держать ухо востро и спиной к ним не поворачиваться», – подумал он, подмигнул китайцу и вновь принялся листать книгу. История перстня его очень увлекла. Он погрузился в нее настолько, что даже забыл о течении времени. Официант несколько раз заглядывал, но не беспокоил важного гостя.

Однако, заглянув в очередной раз, все же деликатно потрогал его за плечо.

– Феликс Георгиевич, там вас какой-то человек спрашивает.

– Какой еще человек?

– Не знаю, незнакомый. Сказал, что ему подсказали, где вас можно найти. У него к вам консультация.

– Консультация? Если все ко мне будут с улицы приходить в ресторан и консультироваться, так мне и обедать некогда будет! – раздраженно сказал Юздовский. – Может, он еще ко мне домой заявится?

– Так что, прогнать его?

Граф задумался.

– Не надо. Так и быть, приму ради своего Дня рождения. Пусть зайдет. А ты принеси мне ликерчика…

Юздовский был не совсем искренен. Просто на душе было холодно и пусто, и он согласился принять неизвестного просителя только для того, чтобы это одиночество развеять. Через несколько минут в кабинет зашел человек. Он явно был не из того круга, в котором привык общаться Граф. По виду – настоящий очкастый ботаник, но, судя по стеклам-хамелеонам, и по костюму, он не был обычным лохом, которые толпами бродят по Невскому. Поздоровавшись, он, повинуясь жесту графа, сел в кресло напротив. И тут заметил лежащую перед Графом книгу.

– Вот здорово! – улыбнулся он. – Вы как раз читаете мою книгу, какое совпадение!

– Как «твою книгу»? – скривился Граф. – Эту книгу мне только что подарили товарищи.

– Понятно-понятно, – закивал головой проситель. – Я Трофимов Иван Родионович, я ее написал!

– Что? – изумился Юздовский и повернул к себе заднюю обложку. Посмотрел на фото автора, перевел взгляд на вошедшего. На лице отразилось изумление. – Вот это да, действительно, нарочно не придумаешь! Так это вы работали с перстнем? – Граф доброжелательно улыбнулся, встал и протянул руку. – Позвольте представиться: Юздовский Феликс Георгиевич!

Надо сказать, что теперь поведение Графа изменилось – он смотрел на Трофимова уже не как на неизвестного просителя, а как обычно смотрел на людей, с которых думал получить деньги – заинтересованно и уважительно. Правда, когда он добивался своего, и заинтересованность, и уважительность пропадали неизвестно куда. Но пока он еще этого не добился.

Теперь изумился Трофимов.

– Мир тесен! – воскликнул он. – Нет, ну разве бывают такие совпадения? Ведь я хорошо знаю историю вашего предка, и про эту дуэль…

– А не выпить ли нам за столь знаменательную встречу, уважаемый Иван Родионович? – воскликнул Граф. – Думаю, нас неспроста свела судьба!

При этих словах лицо Трофимова помрачнело. Подспудная мысль о «третьей силе» выскользнула наружу и испортила настроение.

– Да, да… Ну, давайте выпьем… Хотя я небольшой любитель…

Они выпили, настроение улучшилось. Юздовский расспрашивал: действительно ли движение перстня можно отследить на протяжении тысячелетий?

– Во всяком случае, заметная часть пути мне известна, – с гордостью ответил Трофимов. – Сейчас я жду известий от английских коллег об очередном отрезке его движения. Ведь этот артефакт оставлял за собой заметный след, он влиял на судьбы людей: одних возвышал, других низвергал…

– А определить его местонахождение сейчас вы можете?! – с жадным любопытством спросил Юздовский. – Я готов хорошо заплатить!

Доцент развел руками.

– Увы, я же не сыщик. Я работаю с документами прошлых лет, а не с людьми из криминального мира…

– Жаль. Но вы держали его в руках?

– Держал.

– И что вы про него скажете?

– Это мощный энергетический носитель. Иногда энергия прорывалась наружу – он сильно обжег руку моему коллеге. А когда я тут же взял его, он был совершенно холоден…

– Но он обладает сверхъестественными свойствами?

– Как вам сказать, – Трофимов уже натренировался отвечать на такие вопросы. И снова он ходил вокруг да около, не затрагивая тех сторон, которые могли противоречить теории марксизма-ленинизма, и, конечно, не затрагивая никакую мистику. Во всяком случае, о судьбе Киндяева, разорванного самым настоящим львом в цирке, упоминать он не стал.

Время летело быстро, они говорили долго, за окнами стемнело. Юздовский стал терять интерес к посетителю, пора было заканчивать разговор.

– А вы по какому вопросу? – наконец поинтересовался он.

– У меня к вам консультация, – Трофимов полез в карман, вынул картонную коробочку, раскрыл и аккуратно положил на журнальный столик большую монету.

– Ооооо, – протянул Юздовский. – Тирский шекель… Похоже, это подлинник!

– Это редкая вещь? – спросил Трофимов.

Граф бросил на него острый взгляд.

– А вы не знаете?

– Ну, как вам сказать… – замешкался Трофимов.