Текст книги "Найти шпиона"

Автор книги: Данил Корецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Возле сварного железного короба в недобром ожидании скучает пятерка молодых аборигенов. Волчьими глазами они настороженно рассматривают странного чужака, явно формулируя вопросы, на которые ему предстоит ответить в окружающем перрон пыльном кустарнике. Мачо прочувствовал ситуацию, развернулся к ним всем могучим корпусом и встретился тяжелым взглядом с каждым из пытливой пятерки. После чего вопросы рассосались сами собой, интерес к приезжему иссяк, молодежь утратила опасную целеустремленность и переключилась на обсуждение собственных проблем.

Мачо усмехнулся, перешел через рельсы по пропитанному соляркой деревянному настилу, спустился по выкрошенным бетонным ступеням. Покарбованная асфальтовая дорожка между пыльными лопухами постепенно превратилась в тропинку, и та, заложив петлю у продмага, вывела его к автобусной остановке. Расписание движения здесь отсутствовало, как, впрочем, на большинстве остановок в стране пребывания. В безнадежном ожидании Мачо простоял около часа, но автобусом, как здесь говорят, и не пахло. Пахло навозом и нагретой землей. Раскаленная солнцем улица была пустынной. Только старушка в платочке провела на веревке шелудивую козу, да, громко смеясь, прошли две женщины в выцветших сарафанах.

– Ну а ты че? А он че? Ну, ты даешь!

Мачо машинально посмотрел им вслед, зацепился взглядом за крепкие, как ножки рояля, икры, черные порепанные пятки, поежился и сплюнул.

Потом неожиданно подъехала телега, запряженная лоснящейся гнедой кобылой.

– Чего ждешь? – спросил у Мачо сидящий на передке возница – мужик неопределенного возраста в синей растянутой майке, давно потерявших форму трико и коротко обрезанных резиновых сапогах. – Автобус-то только вечером пойдет. И то если Федька починит. Тебе куда надо?

– До свинофермы, – нехотя ответил Мачо.

– На бутылек подкинешь, до развилки доброшу… – предложил мужик, почесывая затылок.

Мачо замешкался. Во-первых, он с трудом улавливал смысл разговорного сленга. «Подкинешь» и «доброшу» означало бросок какого-либо предмета вверх или вперед. К тому же «инициативных» знакомств следовало опасаться, а предлагаемые услуги отклонять.

– Чего жмешься? – Мужик вытер рукой губы. – Двадцатник всего прошу!

Разобравшись, наконец, в идиомах сорок первого километра и оценив контрразведывательные возможности возницы, Мачо кивнул и залез на покрытую дерюжкой доску. Лошадь ходко взяла с места, деревянные, обитые железом колеса загремели по укатанному проселку.

На карте, которую Мачо вызубрил до последнего штришка, эта дорога была обозначена пунктиром: однорядный элемент инфраструктуры без покрытия, ведущий к свиноферме и расположенной рядом деревне Колпаково с населением в полсотни душ. Далее пунктир пересекался с жирной линией шоссе Е-30. В деревню Мачо заходить не собирался, и автомобильная трасса его, собственно, тоже не интересовала.

Его цель – тонкая красная нить, пересекающая карту с юго-востока на северо-запад. Она проходит вдоль железнодорожного полотна, круто сворачивает, выходит к шоссе Е-30 и дальше следует параллельным курсом по краю поля. По крайней мере, так показало электромагнитное сканирование, проведенное низкоорбитальным спутником космической разведки «Лакросс». So said Zarathustra[10]10
  Так говорил Заратустра (англ.).


[Закрыть]. Будем надеяться, Заратустра не врет. Красная линия – это кабель правительственной высокочастотной связи.

– Зачем тебе свиноферма? – по-свойски спросил возница. Он никогда не рассматривал карту мест, в которых живет, ничего не слышал про Заратустру и спутник «Лакросс» и, конечно, не подозревал о кабеле правительственной связи.

– Хочу им корма продавать! – брякнул Мачо первое, что пришло на ум.

– И-и-и! – засмеялся мужик, обнажая железные зубы. – Кому продавать? Кузмичу? Он тебя самого продаст и купит! У него хрюшки святым духом живут…

– А вы верите в Святого Духа? – спросил Мачо, меняя тему.

– Однажды поверил, – кивнул возница и нервно хлестнул вожжами по спине кобылы. – В молодости, когда мы с Нюркой собирались пожениться, идем как-то с речки, как раз по этой дороге, и думаем, как нам хозяйством обзаводиться. Свадьбу справить надо? Надо. Корову купить надо? Надо. Дом поставить надо? Надо! А на какие шиши?

Мужик облизал сухие губы, и со скрипом провел ладонью по небритой щеке.

– Ну, Нюрка и говорит: «Вот если бы нам Бог послал денег!»

Возница выдержал многозначительную паузу.

– Только сказала – прямо с неба перед нами падает пакет: «Бах!»

Внушительным кулаком с зажатыми вожжами рассказчик ударил по ладони.

– Серая плотная бумага, шпагат… А внутри деньги! Много денег, очень много…

– Да ну! – Мачо изобразил удивление, но, наверное, недостаточно искреннее.

– Не верите? – обиделся мужик. – А так и было! У кого хошь спроси…

– Верю, – равнодушно ответил Мачо. – Но как такое может быть? Ведь не может Бог сбрасывать деньги в перевязанном шпагатом пакете?

– Тогда мы об этом и не думали. Надеялись… Не думали, короче. Свадьбу справили, корову купили, домик саманный. А через три месяца приехали двое на черной машине. Тогда знаешь кто на черных машинах ездил?

Дрожащими руками возница закурил. Было видно, что он разволновался, и Мачо подумал, что, пожалуй, история не выдумана.

– Оказывается, какой-то государственный преступник в самолете летел. Крупный хищник-расхититель. А за ним органы следили! А тот почувствовал, пошел в сортир и выбросил бабки наворованные! Тогда из самолетов все наружу вылетало, не так, как сейчас…

– И что? – Теперь Мачо и вправду заинтересовался. – Чем дело кончилось?

Возница почесал в затылке.

– Дали мне три года за присвоение находки. Да конфисковали все! Вернулся, а Нюрка замуж вышла! Вот тем и кончилось!

Он докурил и бросил окурок на дорогу. Брызнули искры.

– Тпру! Вот и развилка. Мне налево, тебе прямо…

Рассказчик заметно расстроился. Но Мачо, спрыгнув на землю, протянул пятьдесят рублей, и это заметно улучшило тому настроение.

– Спасибо, мил-человек! Удачи тебе! – крикнул он на прощание.

* * *

Деревня Колпаково стояла там, где ей и должно, а густой запах навоза косвенно, но убедительно подтверждал и наличие свинофермы. Значит, ориентиры на карте и на местности совпали! Это обнадеживало. Обходя деревню, Мачо свернул с проселка и пошел через недавно убранное поле, пытаясь выйти к воображаемой красной линии.

Тут и там огромными муравейниками торчали скирды соломы. Вдали тарахтел трактор, распахивая затвердевшую землю с торчащими остьями то ли пшеницы, то ли ячменя, то ли ржи. В злаковых Мачо разбирался плохо. В секретных коммуникационных технологиях он разбирался лучше – по крайней мере, в рамках проштудированного перед командировкой курса «Специальная связь в России». Кабель по стандартам еще советского времени должен залегать на глубине пяти-шести метров, для его обслуживания через каждые пять-семь километров устраиваются технологические камеры в бетонных колодцах, выходящих на поверхность и закрытых чугунными крышками, наподобие обычных канализационных люков, только с другим знаком – двумя молниями в ромбике посередине. Но это все в теории. Как сказал начальник русского отдела Фоук, в действительности и глубина залегания, и расстояние между колодцами могут быть какими угодно. А на местности ни одной чугунной крышки Мачо пока вообще не увидел.

Он шел через поле, чувствуя под подошвами хруст срезанных колосьев и некстати представляя плохо обритую голову смертника, привязываемого к грубому остову электрического стула. Когда-то ему пришлось с начала и до конца просмотреть завершающую процедуру отправления правосудия, и ничего, кроме отвращения, она не вызвала. Бр-р-р! Тогда он подумал, что великолепный знаток юриспруденции, его честь судья Джонсон, который в торжественной тишине величественного зала Дворца правосудия ударом полированного молотка отправил пусть даже распоследнего негодяя на казнь, вряд ли смог бы затянуть ремнями его руки и ноги, натянуть на лицо изжеванный кожаный намордник и закрепить на темени оплавленный электрод… Не говоря уже о том, чтобы самому трижды включать рубильник на пятнадцать секунд, потом проверять пульс, а при его наличии включать ток уже на целую минуту… А тюремный персонал, не отягощенный знанием юридической казуистики и гарвардским образованием, за пять-семь минут выполняет эту грязную и противоестественную работу! Причем, в отличие от судьи Джонсона, безымянные охранники не входят в высшее общество, не попадают на страницы газет и телевизионный экран… А чего бы стоил без них его приговор? Да ничего, – бесполезная бумажка и рассеявшиеся под высокими сводами звуки пустых слов!

Чтобы отвлечься, Мачо стал громко насвистывать плоский мотивчик, услышанный из чьего-то плеера в электричке. Он чувствовал, как мокнет под рюкзаком горячая спина, как набивается в туфли колючий глинозем, как то и дело подворачиваются ступни… С высоты стотридцатикилометровой орбиты, которая в космической разведке считается «низкой», он видел красную светящуюся нитку, видел распаханные квадраты полей, на которых копошились похожие на скарабеев трактора, видел трассу Е 30, видел себя, составленного из пикселей, как из детских кубиков, – себя, упорно следующего к красной нитке, как марафонец к финишной ленточке.

Про него тоже никто не узнает в больших политических играх, разыгрываемых в ООН, Конгрессе США и правительствах десятков государств. Но без него и десятков таких, как он, сенаторы и конгрессмены, президенты, канцлеры и первые министры были бы столь же беспомощны и декоративны, как судья Джонсон без грубых парней, работающих в блоке смертников федеральной тюрьмы! Но тюремщики, по крайней мере, живут своими жизнями, под собственными фамилиями, им не угрожает ничего, кроме ночных кошмаров и угрызений совести, а впереди ждет вполне достойная пенсия… А что ждет Билла Джефферсона, работающего «на холоде» в чужой шкуре и в любой момент ждущего разоблачения? Этого не мог предсказать никто… Его судьба была в руках Господа Бога. И, конечно, в его собственных руках.

В Вашингтоне Президент США уже третий день работал со своим спичрайтером над докладом, посвященным открытию проводимой ЮНЕСКО конференции по китайско-тибетским языкам. Работа действительно была очень сложной: следовало сказать о великой культуре, потом, деликатно обойдя вопрос о далай-ламе, вскользь упомянуть о необходимости преодоления давних противоречий между автономным горным районом и равнинным Китаем, да еще мягко выразить озабоченность некими слухами, направленными на нарушение стабильности отношений между некоторыми государствами… Директор ЦРУ лично отдал приказ всем резидентурам Восточно-Азиатского региона усилить выявление контактов между военными кругами России и Китая, вследствие чего разведывательная активность американских посольств резко возросла. Компьютерные гении ЦРУ бились над более точной программой дистанционного съема электронной информации. Ветеран космической разведки спутник «Лакросс» в очередной раз изменил орбиту…

А недалеко от подмосковной деревни Колпаково скромно одетый человек крепкого телосложения шел через поле по колючей стерне, из рюкзака за спиной торчали толстые палки колбасы. Типичный представитель подмосковного люмпенства, существо без определенных занятий и моральных устоев, слегка нетрезвый, бредет напрямки в соседнюю деревню купить литр самогону. Он может лечь посреди поля и проспать до утра. Он может встать и отлить прямо там, где спал. Может бросить спичку и поджечь скирду или все скирды, которые попадутся на его пути. Он может делать все, что заблагорассудится, быть антисоциальным, агрессивным и неадекватным – люмпену в России можно все.

Мачо остановился и отлил. Потом снял рюкзак и достал оттуда бутылку пива. Пальцем сорвал пробку, двумя глотками втянул в себя омерзительно-теплое содержимое и выбросил пустую бутылку. Подумал, что вряд ли люмпен стал бы тратиться на безалкогольное. Ну да уж ладно.

Впереди, через поле, ломаным зигзагом промелькнуло серое пятно. Какой-то зверек – заяц или скунс. Впрочем, нет, скунсов здесь не бывает. Скунсы здесь зовутся хорьками. Мачо вдруг громко выматерился, поднял бутылку с земли и швырнул в направлении неопознанного зверька. Не достал – далеко. Пятно замерло, а потом рвануло в сторону лесополосы. Безнаказанность и вседозволенность притягивают, как кокаин: Мачо выпустил вслед целую обойму ругательств и, разрядившись, продолжил свой путь.

Через полчаса он вышел к автомобильной трассе. Солнце успело заметно опуститься к горизонту. Движение вялое – не больше четырех-пяти машин в минуту, в основном, грузовики. Слева от дороги, метров на цать, поле не тронуто: между серым асфальтом и черной пахотой лежит твердая, слежавшаяся за годы земля, заросшая бурьяном и амброзией. Целина. Похоже, это так называемая «полоса отчуждения» – отвод земли для государственных нужд: под аэродромы, линии правительственной связи и тому подобные важные объекты. Значит, красная нить проложена именно здесь…

Над полем кружили вороны – серые и шумные, всегда голодные, всегда беспокойные. Многие сидели на земле, склевывая остатки урожая. Полосы отчуждения они тоже явно чурались – возможно, чувствовали электромагнитное излучение или понимали, что корма здесь нет.

Мачо шел по левой обочине, равнодушно скользя взглядом по проносящимся мимо автомобилям. Кроме грузовиков, много всякой ржавой рухляди, в которой Мачо ожидал бы увидеть скорее компанию негров-подростков с «косяками» в зубах, чем взрослых белых мужиков со сцепленными зубами, полными некрасивыми женами и прилипшими к стеклам детьми в пестрой летней одежонке.

«Вот уж каша варится в этой стране, – подумал Мачо. – Матерь Божья, вот уж каша…»

Первый колодец появился очень скоро, Мачо даже не успел толком настроиться. Он сел на горячий люк, закурил. Осмотрелся потихоньку. Бетонная горловина торчит из земли сантиметров на тридцать, крышка самая обычная – как в «Мостеплосети» или «Москанализации». Только никаких надписей, никаких значков, никаких пресловутых молний. По диаметру люк пересекает железная полоса. Сбоку на грубо приваренных петлях висит обычный ржавый замок. Мачо оперся на руки, откинулся слегка назад, словно любуясь закатом. Ощупал замок. Посыпалась ржавчина, целый пласт ржавчины разломился между пальцами. Он мог бы сломать этот замок голыми руками. И не понадобится углеродистый резак с алмазной гранью, и набор отмычек не понадобится… Неужели все так просто?

Фоук как-то сказал: «Русские так долго жили за „железным занавесом“, что привыкли чувствовать себя полными хозяевами в своей стране. А между тем обстановка существенно изменилась!»

Неужели он прав?

Мачо затушил окурок и по привычке закопал его в землю.

Заглянуть внутрь? Но сейчас нельзя – еще светло. И машины… Нет, скорее всего Кольбан или «Лакросс» ошиблись. Это не тот люк, не тот кабель, если здесь вообще когда-нибудь лежал какой-то кабель. И «полоса отчуждения» – фикция. Никакая это не «полоса отчуждения». Может, у русских санитарные нормы такие, чтобы посевы сажать не ближе, чем за полсотни метров до автодорог…

– Слышь, брателло, где тут у вас старый мехдвор?

Облезлый «жигуленок», протарахтевший было мимо, притормозил метрах в тридцати и сдал назад. Из распахнувшейся дверцы высунулась белая стриженая голова типичного сельского жителя Южной Дакоты.

– Ты ж здешний, а? – с надеждой спросил белоголовый. – Мне до Демьяна надо, до Архипыча. Мне сказали, на старом мехдворе, сразу за поворотом на Колпаково… А я смотрю, смотрю – ничего. Ты ж Архипыча знаешь?

Мачо неловко отшатнулся, едва не упав с люка, с преувеличенным вниманием всмотрелся в лицо собеседника и сплюнул, повесив слюну на подбородок.

– А я че те… справочное бюро? – недобро вопросил он. – Ты мне наливал? Или в долг давал? – Он задумался, как бы вспоминая хоть какой-то реабилитирующий незнакомца факт, не вспомнил и громко резюмировал: – Ни фига! Тогда и я тебе – хрен! Во!

За это время белоголовый успел махнуть на него рукой и захлопнуть дверцу. «Жигуль» дернулся с места и потарахтел дальше в сторону Колпаково.

Мачо некоторое время еще сидел, раскачиваясь и порывисто жестикулируя. Потом встал. Разведчик «на холоде» всегда настроен на худшее. Но, «прокачав» ситуацию, он все же сделал вывод, что это действительно случайный проезжий. Контрразведчик сразу просек бы, что никакой он не местный, Архипыча не знает и вообще валяет ваньку. И никуда бы не уехал без него. Но мысль, как говорил другой персонаж русской литературы, не лишенная оттенков здравого смысла. Надо уходить отсюда.

* * *

Смеркалось быстро. Второй люк блеснул грязно-белой горловиной в свете дальних фар. Мимо пронеслась одинокая фура. На тенте крупные готические буквы «Liebermann GMBH». В серых сумерках машин стало еще меньше, видимости никакой. Мачо мысленно поблагодарил российское представительство компании «Либерманн» за своевременную помощь.

Он присел на корточки, трогая ладонью рифленую чугунную крышку. Все равно это пустое. Никакого правительственного кабеля. Кольбан – самоуверенный кретин, «Лакросс» – устаревшая жестянка, генератор глюков. А в колодце шумит вода, бьются в гулкие стены помои. Слышишь?… Мачо прислушался. Ничего не услышал. Зато обнаружил, что на этом люке замок вообще отсутствует. Вообще. Но так не бывает. Ошибка. Или провокация, подстава. Если предположить, что ФСБ в курсе всех дел и его пасут от самого аэропорта, а там, в сером сумраке, за темной скирдой, сидят ухмыляющиеся эфэсбэшники и снимают его на высокочувствительную пленку…

И тут, в самом деле, Мачо почувствовал чье-то присутствие. У него даже дух захватило, как в падающем на «американских горках» вагоне. Но только на миг. Реальной опасности не было. Прямо перед ним, шагах в пяти, сидел филин. Растопырил крылья, потянулся, встряхнул круглой ушастой головой. И снова молча уставился желтыми светящимися глазами.

– На кого работаешь? – шепотом спросил Мачо.

Он плюнул, целясь филину в голову. Тот недовольно ухнул, лениво отодвинулся в сторону, но не улетел. Только угрожающе раскрыл крючковатый клюв.

– Чего вылез так рано? – пробормотал Мачо. – Жрать хочешь? Колбасу учуял? Ну-ну…

Он привстал, вставил в узкое отверстие железный палец, легко приподнял и сдвинул в сторону тяжелую крышку Потом резким движением рванул в сторону и сбросил на траву, открывая круглый темный лаз, из которого пахнуло теплым воздухом без канализационной вони. Уже хорошо. Но неужели все так просто?

– Колбасы халявной захотелось… А о родине ты подумал?

В северной стороне дороги показался огонек фар. Мачо дождался, когда машина промчится мимо, и ловко, одним движением, закинул тело в бетонный колодец. Продержался на руках, пока ступни не нащупали металлические скобы. Спустился на четыре ступеньки, выдернул из кармана авторучку, которая в результате нескольких пассов исторгла из себя кусок светонепроницаемой ткани толщиной с мушиное крыло. Ткань тут же раскинулась на тонких насекомоподобных распорках наподобие зонтика. Этот зонтик Мачо накинул на люк, прикрыв его от посторонних взглядов. Потом включил фонарь.

И все-таки «Лакросс» не подвел. Внизу было совершенно сухо, даже запахов каких-то особенных не присутствовало. Не теплосеть, не канализация, не многоцелевой коллектор. Это был технологический колодец линий связи. Внизу змеились разноцветные кабели, прикованные к стенам стальными скобами. Семь толстых, припудренных пылью кишок, выходящих из тьмы и пропадающих во тьме. На стене – отчетливая, нанесенная через трафарет черная надпись: «Высокое напряжение! Опасно для жизни!» Она должна отпугивать незваных гостей, компенсируя отсутствие надежных замков и бдительной охраны.

– А как же, – проговорил Мачо.

Он зажал фонарик в зубах, спустился вниз, снял рюкзак, расстегнул и повесил на одну из скоб. Через минуту в руках у него оказалась невзрачная пластиковая коробочка-счетчик электромагнитного излучения с квадратным дисплеем. Мачо еще раз осмотрел все кабели и выделил главные: два – в свинцовой оплетке. Но все же проверил: поднес счетчик ко всем по очереди.

На шестом окошко в коробочке тревожно мигнуло красным светом. Вот он, правительственный канал высшей степени защиты! Мачо переключил тумблер в другой режим и проверил частоту. Точно, правительственный канал, центральный кабель, южный конец где-то у губернатора Тиходонска да у командующего СКВО, а северный ведет прямо в Кремль или в правительство…

Поразительно! Как называется эта их старая телепередача, которую вел русский академик? «Невозможное – возможно»? Вот-вот. Это очень по-русски. Ужасная красота, свирепая доброта. Невозможное возможное. Линия правительственной связи, объект высшей категории секретности, которую безуспешно пытаются взломать через спутники космической разведки, оказывается, просто валяется под ногами в чистом поле, в незапертом бетонном люке… Какой-то фарс получается! Вроде вышел на поединок, и вдруг обнаруживаешь, что у соперника камзол из цветной бумаги, а вместо шпаги – деревянная палочка, обернутая фольгой…

Но рассуждения о таинствах русской души в сторону: дело есть дело!

Мачо достал из рюкзака невероятно тяжелые батоны колбасы – те самые, которые недавно получил от «слепого агента» американской разведки, в обмен на настоящую «Языковую».

Он сделал ножом длинный продольный разрез и разломал батон надвое. Потом проделал то же самое со вторым батоном. В середине каждого таилась запаянная в полиэтилен полукруглая желобообразная накладка, похожая на половинку толстенной, распиленной вдоль трубы. Каждая весила четыре килограмма, имела тридцать сантиметров в длину, восемь в ширину и пять в толщину. Внутри накладки были нашпигованы сложнейшими радиотехническими микросхемами.

Это был так называемый «патефон» Кольбана: очередное изобретение, способное считывать информацию с любых линий связи и передавать ее через спутник с минимальными искажениями. В Лэнгли будут получать аккурат те же данные, что передают из Кремля, только с полуторасекундной задержкой. Ну еще плюс несколько секунд на дешифровку…

Мачо освободил накладки от полиэтилена и наложил на шестой кабель – одну наверх, другую вниз. Набросил два хомутика, которые скрепили половинки между собой, зажал четыре нехитрых винта. С помощью все той же пластиковой коробочки проверил электронный контакт. Сигнал есть, значит, спутник уже поймал его и отправил дальше… Ага, а вот сейчас оператор в Лэнгли, который вторые сутки дежурит на приемной станции, передает по внутренней связи: «Сэр, „патефон“ заработал»…

Мачо достал из заднего кармана джинсов носовой платок и вытер лоб. Все, кажется?

Все.

Он собрал ошметки колбасы в пакет, закинул в рюкзак, посветил под ноги, чтобы ничего не забыть. Теперь точно все. Все. Хоть это и кажется невероятным.

Он бесшумно выбрался наверх, сложил «зонтик», который снова принял вид обычной авторучки.

Сумерки сгустились. Филин сидел на прежнем месте, с любопытством смотрел на него, открывая и закрывая клюв.

– А, ты все еще здесь?… На, жри.

Мачо бросал ему раскрошенную колбасу, сидя на краю люка. В небе горели ясные, как дуга электросварки, звезды. Где-то там, на орбите, ориентируя по Солнцу свое неуклюжее металлическое тело, плыл «Лакросс», вытягивая, как пылесос, секретную информацию из шестого кабеля.

– Жри, сволочь. Нажирайся, – приговаривал Мачо. – Ворон ворону глаз не выклюет, ведь верно?

Да, кстати, – та передача называлась все-таки по-другому. Он вспомнил: «Очевидное-невероятное». Но тоже два несовместимых понятия, так что сути это не меняет. Ох уж эти русские, как говорил… уже не помню кто. Тоже, наверное, какой-то классик. Но классик явно не русский.