Текст книги "Пешка в большой игре"

Автор книги: Данил Корецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Затем, болтая разную чепуху, он поднес антенну к Каймакову и принялся водить вокруг него: вдоль каждой руки – от обшлага рукава до плечевого шва, вдоль груди – от шеи до пояса и обратно. Когда он начал обследовать спину, на скошенном торце прибора зажглась красная неоновая лампочка. Юркин замолчал, и красный огонек погас, зато зажегся желтый.

– Я еще не обедал, пойдем сходим в столовую, – сказал он, и вновь вспыхнула красная лампочка. – Только разденься, а то сидишь, как ходок у Ленина... Они вышли в коридор. Юркин выглядел явно возбужденным.

– Старик, у тебя в воротнике «клоп»! Скорее всего микрофон-передатчик, включается на голос! Я видел такие у немцев и в Штатах. Радиус у него небольшой, так что за тобой должна везде следовать машина. Ты не замечал слежки?

– Нет. – Обалдевший Каймаков качнул головой и тут же вспомнил: – Какая-то «шестерка» всю ночь под домом стояла! И до этого замечал... Когда к Клыку ходил – серая «Волга»... Или мне уже мерещится?

– Они меняют машины. Тасуют, как карты. Но при долгой слежке повторяются: колода-то у них не бесконечная...

– Кто «они»?! – Каймаков никак не мог поверить, что жизнь вокруг пронизана щупальцами враждебных ему сил.

– Не знаю, старик. Надо подумать, со знающими людьми посоветоваться.

Каймаков чувствовал, что попал в капкан. Бедная, неудачливая, но проживаемая им по собственному усмотрению жизнь превратилась в слепок с крутого американского триллера. И он в полной мере понял, что ощущает преследуемая неведомыми злоумышленниками жертва.

– Что же делать?

– Тоже не знаю. Надо думать.

– Давай сейчас выбросим эту пакость!

Газетчик хмыкнул.

– Во-первых, она стоит больших денег. Зачем же нам ее выбрасывать? Во-вторых, они сразу насторожатся. И в-третьих, если им надо тебя слушать, они поставят новую, более хитрую штучку. Или будут пользоваться лазерным звукоснимателем, остронаправленным микрофоном, чем-то еще... Думаю, «клопы» засажены у тебя дома и на работе.

Юркин рассмеялся.

– Ну, молодцы! Вот тебе права человека в эпоху перестройки! Ну и раздую я всю эту историю!

«Тебе хорошо истории раздувать, – с неприязнью подумал Каймаков. – А как мне из них вылазить?»

– Что же делать? – повторил он.

Вопрос был адресован к самому себе. Милиция? Обращение в тридцать второе отделение сразу после покушения показало, насколько результативна их деятельность. Что ему сделали? Да ничего, «дипломат» поцарапали – и все дела. Покушение, слежка... Попробуй объясни это поддатому сержанту с лицом пройдохи! Ну направят к психиатру... Точно, этим и кончится, недаром его лишили вещественных доказательств. Но как это сделали? Когда? Кто? Клык и Седой заверили в непричастности ко всему этому своих людей. Кому жаловаться на засаженный в воротник радиомикрофон? В безопасность, как там она сейчас называется? Но он не засекреченный атомщик, не главный конструктор, не директор оборонного завода! А сам по себе микрофон... Сейчас все ввозить из-за бугра можно! Друзья? Коротышка Вовчик да Димка Левин – чем они помогут...

– Что же делать? – в третий раз повторил он.

– Я придумал одну штуку, – сказал Юркин. – У меня есть приятель, бывший милиционер, подполковник, сейчас он директор крупного охранносыскного агентства. Солидная фирма, всяких полуграмотных кустарей он не берет

– только спецов высшего уровня – отставников из «девятки», «Альфы», по секрету скажу, и действующие у него подрабатывают... Давай с ним переговорим!

– А деньги? Там же небось нужно сотни тысяч отстегивать...

– Это верно, старик. Капиталистический принцип – за качество надо платить. Но ты-то человек не бедный... – Юркин многозначительно подмигнул.

– С каких грабежей? Сто штук зарплаты да двадцать премия раз в квартал. И то последнее время не дают.

– А знаешь, сколько твой «клоп» стоит, который ты выбросить хотел? Не меньше десяти тысяч.

Газетчик сделал паузу.

– Долларов!

Выражение лица собеседника заставило его рассмеяться.

– Так что еще сдачу получишь!

После того как Юркин сходил договориться насчет машины, они вошли в кабинет. Старое, купленное еще в восемьдесят восьмом году, пальто Каймакова скомканным лежало в кресле.

– Сейчас обеды уже не те, – обращаясь к пальто, сказал Юркин. – Раньше и соленые помидорчики, и взбитые сливки, и мороженое... А весь обед – около рубля!

– Это вы зажрались. И сейчас у вас качество еды и цены не сравнить с теми, что вокруг, – ответил Даимаков. Он почувствовал поддержку, появилась какая-то перспектива выбраться из зловещей круговерти, а потому настроение улучшилось.

– Значит, так, сейчас вместе идем к редактору, – сказал Юркин каймаковскому пальто. – Нажмем, чтобы сразу поставил в номер. Но имей в виду: мужик нудный, будет читать, править, думать, расспрашивать. Часа на два...

– Мне спешить некуда. Только на работу позвоню.

Очередная бригада наружного наблюдения слушала разговор в серой «Волге», стоявшей за сотню метров от редакционного подъезда. Именно из этой машины вели за Кислым наблюдение Якимов и Васильев несколько дней назад. Теперь один из них мертв, другой понижен в должности. Дурное предзнаменование для тех, кто их сменил.

– Слышал? Долго будут мудохаться, – сказал старший. – Доставай термос и бутерброды.

Серая «Волга» принадлежала одиннадцатому отделу, но внешне ничем не отличалась от той, из которой накануне вели наблюдение сотрудники оперативного отдела ГРУ.

Юркин был прав: бесконечных колод не бывает. К тому же требования к машинам одинаковые – отечественной марки, наиболее распространенного, неброского цвета.

Да и внутри отличий насчитывалось немного: разве что рация настроена на другую волну, кофе различной крепости да колбаса в бутербродах неодинакова. Мало чем различались и наблюдатели: одинаковый анкетный подбор, стандартная система подготовки и недостатки, свойственные людям и делающие их самым ненадежным звеном любой, даже тщательно отработанной системы.

Клюнув на нехитрый финт Юркина, бригада приступила к обеду и не заметила, что Кислый покинул редакцию.

Юркин провел его через подвал и вывел из соседнего подъезда, возле которого их уже ждал автомобиль выездной фотобригады.

Охранно-сыскное агентство «Инсек» располагалось среди унылых производственных кварталов, обрамляющих Волгоградский проспект. Если плодящиеся как грибы после дождя частные конторы подобного рода занимают обычно перестроенный подвал или арендуют несколько наспех отремонтированных комнат, то «Инсеку» принадлежало приземистое семиэтажное здание, растянувшееся на половину квартала.

Автостоянка была заполнена иномарками. Юркин показал на неброский автомобиль темносинего цвета.

– Это директорский. «СААБ-9600». Самая престижная машина года. И самая дорогая: безопасность, скорость, комфорт. Современные нувориши ее не берут – им подавай суперэффектные тачки, все эти «мерсы», джипы, «Линкольны»... А здесь – высший класс и вместе с тем скромность. Все тщательно продумано и показывает уровень...

Между стоянкой и входом прогуливался молодой крепыш в камуфляжной форме. Еще двое стояли на дверях.

– Что вы хотели узнать? – непривычно вежливо для людей его профессии спросил охранник.

– К Лейтину. Я с ним созванивался, – ответил Юркин.

– Прошу, – охранник распахнул стеклянную дверь. – Третий этаж и налево. Там вас встретят.

Каймаков обратил внимание, что у входа две медные, как были когда-то в МИДе, вывески: "Агентство «Инсек» и "Академия «Инсек».

– Что это значит? – спросил он у Юркина, когда они поднимались по лестнице.

– Информэйшн и секьюрити: информация и безопасность, – пояснил тот. – А в Академии учатся на частного детектива и охранника.

На площадке третьего этажа их ждал крепкий, коротко стриженный молодой человек в белой рубашке, черном галстуке, тонких черных брюках и начищенных черных туфлях. К карману рубашки была пристегнута личная карточка с фамилией и цветной фотографией.

– Здравствуйте. Есть ли у вас с собой какиенибудь документы? – с любезной улыбкой осведомился он.

Юркин достал редакционное удостоверение, а Каймаков – паспорт. Молодой человек тщательно переписал данные в толстый журнал, лежащий здесь же, на небольшом столике, попросил их расписаться и, взглянув на часы, проставил время.

– Прошу. Третья дверь направо.

Они прошли по ковролину между рядов черных дверей с замысловатыми желтыми ручками и вошли в нужную. Небольшая приемная, заставленная черной офисной мебелью, высокая девушка в вертящемся кресле за дисплеем компьютера. Они поздоровались.

– Вы Юркин? – Девушка встала, и Каймаков увидел, что у нее длинные красивые ноги. – Аркадий Александрович вас ждет.

Кабинет генерального директора был просторен и шикарно обставлен. Черный кожаный гарнитур – диван, три кресла, между ними столик с тремя бокалами, шестью банками пива и кокаколы. Огромный черный стол с полукруглыми выступами в торцах: на правом стоял компьютер, на левом – сложная телефонная система, каких Каймаков никогда не видел.

Хозяин, радушно улыбаясь, обошел стол и пожал каждому руку. Худощавый, с интеллигентным лицом и густыми вьющимися волосами, в модных массивных очках, он выглядел лет на тридцать пять, не больше, но Каймаков знал, что впечатление обманчиво, ибо биография Лейтина включала службу в МВД до звания подполковника и выслуги, дающей право на пенсию.

– Вижу, дела идут неплохо? – подмигнул Юркин с фамильярностью старого знакомого.

– Пускаем пыль в глаза, – рассмеялся хозяин. – Мы же охраняем солидных людей, иностранцев... Значит, вид у конторы должен быть респектабельным. Присаживайтесь!

Каймакову показалось, что моложавый улыбчивый человек не похож на генерального директора столь солидной фирмы.

Они опустились на диван, Лейтин сел в кресло. Секретарша в ожидании стояла у двери.

– Чай, кофе? – спросил хозяин и кивнул девушке.

– Позвони, пусть принесут. И на пятнадцать минут меня ни для кого нет. Ну, кроме... Сама понимаешь.

Секретарша улыбнулась и вышла. Неизвестно почему, Каймаков подумал, что эту длинноногую девушку и удобный широкий диван объединяют не только официальные рабочие часы.

– Теперь рассказывайте, – сказал Лейтин, мгновенно став деловито-серьезным и внимательно рассматривая Каймакова.

Тот вздохнул и в очередной раз начал излагать свою запутанную историю. Директор по ходу задавал точные, острые вопросы, но, хватая смысл ответа на лету, взмахом руки обрывал дальнейшие объяснения и направлял Каймакова к продолжению рассказа. Тот понял, что обманчивость внешнего вида Лейтина касается не только возраста.

Когда Каймаков заканчивал, женщина в белом халате принесла поднос с чаем и бутербродами, он вспомнил, что с утра ничего не ел, и сглотнул.

Потом в тишине пили чай. Юркин предпочел пиво, предложил Лейтину, но тот отказался:

– Ты же знаешь... Иногда позволяю немного водочки – и все!

– У него половины желудка нет, – пояснил Юркин, открывая вторую банку. – Нарвался в молодости на пулю. За... Сколько тебе тогда платили?

– Сто восемьдесят.

– А сейчас?

Директор пожал плечами.

– Сейчас я сам хозяин. Сколько надо, столько и беру.

– Не жалеешь за боевой юностью в милицейских погонах?

– Страшно жалею, – усмехнулся Лейтин. И с нажимом повторил: – Жалею страшно!

Он допил чай и официальным тоном обратился к Каймакову:

– Что бы вы хотели от нашего агентства?

– Ну... Чтобы меня оставили в покое. И выяснить: что происходит, кто за этим стоит...

– Иными словами, вы хотите от нас информации и защиты. – Лейтин понимающе кивнул. – И мы можем вам их предоставить, ибо это девиз агентства.

Он снял очки и тщательно протер стекла кусочком мягкой замши.

– Но услуги наших специалистов стоят от пятидесяти до ста долларов за час. А в особых ситуациях эта сумма возрастает.

– В каких «особых»? – спросил Каймаков.

– При условии опасности для жизни и здоровья сотрудника. Каждая такая ситуация оценивается самим исполнителем в пределах пятисот-тысячи долларов.

– А расчеты в натуре допустимы? – поинтересовался Юркин. – У него прекрасный радиомикрофон в пальто и, я уверен, еще парочка есть дома и на работе.

Лейтин несколько минут подумал.

– Вообще-то мы такого не практиковали. Хотя почему бы и не начать? Техника агентству нужна, и все равно мы тратим на нее валюту. Правда, наш друг не является собственником микрофона и вряд ли может им распоряжаться... Лейтин улыбнулся и вновь стал похожим на мальчишку.

– Но, с другой стороны, собственники таких штучек никогда не объявляются... А присвоение находки – не слишком большой грех, тем более когда находка тебе вредит!

Лейтин улыбнулся еще шире.

– Конечно, мы не собираемся никого подслушивать, да и не имеем на это никакого права. Эта штучка пригодится для обучения курсантов. И только.

– Ясно, ясно! – Юркин успокаивающе поднял руки. – Другое нам бы и в голову не пришло!

– Значит, договорились. – Генеральный директор агентства «Инсек» взглянул на часы и встал. – Извините, у меня через две минуты связь с Лос-Анджелесом. Пройдите в комнату двадцать три, это этажом ниже, секретарь вас проводит. Там сотрудники, которые подойдут для этого дела лучше всего...

Глава четырнадцатая

Майор Межуев, как и многие его коллеги, а также большинство людей других специальностей, был недоволен своей карьерой и считал, что заслуживает больше того, что имеет. Недавно ему стукнуло тридцать девять, а комитетская выслуга составила восемнадцать лет. Если исключить время учебы, то уже четырнадцать лет он занимается оперативной работой контрразведывательной направленности.

И все время ему не везло. В загранку угодил не в Штаты, Бельгию или Швейцарию, а в Гвинею. Вдобавок подцепил там желтуху и еле вычухался. Ценных вербовок у него не было, в операции по разоблачению крупных шпионов не попадал. В представления на поощрения его фамилию обычно включать забывали, в аттестациях Дронов постоянно указывал на «недостаточную глубину аналитического мышления и неумение прогнозировать многоходовые комбинации».

Почти два срока он ходил в капитанах и только благодаря вербовке Асмодея и успешной операции с Робертом Смитом получил очередное звание.

Изменения к лучшему наметились в последнее время. Когда искали фигуранта для «Расшифровки», он через Мальвину вышел на Кислого. Вообще-то толку от Мальвины было немного, но на этот раз результат превзошел ожидания. У Кислого не было близких родственников, практически не имелось друзей, он вел замкнутый образ жизни, страдал комплексом неполноценности и отсутствием способности к решительным действиям, поддавался чужому влиянию.

Кроме того, он имел высшее образование и незащищенную диссертацию, умел работать со статистикой и делать обобщающие выводы, писал для газеты, обладал хорошей репутацией, являлся абсолютно аполитичным, не принадлежал к какимлибо группировкам и кланам.

Воздействуя на Кислого через Мальвину, можно было добиться выполнения им действий, о подлинных целях которых он сам не подозревал. На профессиональном языке это называлось использованием «слепого» агента.

Операция началась успешно, хотя и не без шероховатостей, интерес к ней ЦРУ придал делу совершенно другое значение, а внезапное появление Асмодея поднимало роль оперработника Межуева и выдвигало его в число ключевых фигур «Расшифровки». Успех операции должен был стать для него трамплином, забрасывающим на более высокий уровень служебной иерархии.

Может быть, поэтому, а может, из-за чувства вины перед Асмодеем майор относился к нему, как к родному брату, вернувшемуся после многолетнего отсутствия.

Пышно, с хорошей выпивкой, изысканной закуской и красивыми женщинами отметили встречу.

– Мне надо было настоять, заставить тебя уехать из Москвы, – каялся опьяневший Валентин Сергеевич. – Вся эта буча длилась полгода, ну восемь месяцев – не больше! Отсиделся бы гденибудь, вернулся – и все! Ни суда, ни колонии...

– Вы-то при чем, – великодушно отвечал сильно нетрезвый Асмодей. – Вы сказали, я не послушал... Сам дурак и виноват!

– Но где ты был после освобождения? Почему не звонил?

– Где был, там уже нету, – уклончиво отвечал Асмодей. – Да и какая разница...

Он возбужденно смотрел на Ирку, с ногами забравшуюся на диван и медленно потягивающую «Амаретто» из пузатого бокала. Короткая, с разрезом юбка полностью открывала облитые блестящим нейлоном ноги.

– Сразу видно, когда колготки новые, – бессвязно проговорил он, и майор ничего не понял. – Тогда и класс другой... Только не знаю – встанет или нет после зоны... У многих так и не получается...

– Вон ты о чем, – майор похлопал агента по спине. – Не бойся! Лучшего сексолога найдем – все будет в ажуре. Да он тебе не понадобится: Ирочка и танку пушку задерет! Давай еще по одной...

Контрразведчик всегда и в любой обстановке находится на службе. Майор незаметно принял таблетку спецпрепарата, нейтрализующего алкоголь, и сейчас «прокачивал» Асмодея. Потом за дело возьмется Ирочка: в постели выбалтываются даже самые важные тайны. А у агента, которому предстояло стать ключевой фигурой в ответственнейшей операции, не должно быть тайн от курирующего офицера.

Но рюмка повисла в воздухе. Асмодей покачал головой.

– Мне хватит. С непривычки совсем одурею...

Нетвердой походкой он направился в туалет, потом прошел в ванную. Вернувшись к столу, он выдавил в рюмку лимон, принес из холодильника яйцо и, отделив желток, смешал с лимонным соком, капнул водки и залпом выпил.

– Сделай кофе, Ириша, – почти трезвым голосом сказал он.

– Значит, остановился? А я выпью! – Майор продолжал избранную линию поведения.

– Пока девчонки нет, скажите, что от меня требуется? – Асмодей пристально смотрел в глаза контрразведчика. – И какое лекарство я получу от вас в этот раз?

Межуев с силой провел ладонью по лицу, тряхнул головой, будто отгонял мутную пелену опьянения.

– Подробно поговорим завтра. А сейчас дай мне свой паспорт. Ты же не бомж, чтобы жить без прописки... Асмодей напрягся.

– Значит, раскопали... Ну бомжевал, а куда было деться? Если бы не поднялся, вы бы со мной никаких дел иметь не стали...

– Тут ты ошибаешься, – искренне сказал майор. – А что бы ты хотел от нас получить вместо лекарства?

– Отсутствие судимости – раз! Гарантии безопасности – два!

Асмодей замялся.

– Газовый пистолет – три! Разумеется, с разрешением.

– Газовый? – переспросил контрразведчик.

Асмодей пожал плечами.

– Боевой же вы не дадите. Мне нужна определенная модель – «вальтер ППК», восьмимиллиметровый.

– Почему именно этот? – удивился майор.

– Красивый. И носить удобно. С детства о таком мечтал.

На кухне звенели чашки: Ирина разливала кофе.

Асмодей пристально рассматривал контрразведчика.

– А ведь я вам очень сильно нужен, – констатировал он. – Что же вы задумали?

– Завтра поговорим, завтра... Майор кивнул на входящую с подносом девушку.

Но Межуев не был осведомлен о конечной цели операции «Расшифровка» и потому ничего не мог о ней рассказать. Выполняя указания и распоряжения руководства, он видел только залегендированную цель и к ней изо всех сил стремился, не подозревая, что это лишь промежуточная точка на пути к великим переменам. Таким образом, он сам являлся «слепым» агентом генерала Верлинова.

Верлинов, Карпенко, Борисов и Черкасов медленно шли по бетонированной дорожке огороженного крепким забором полигона одиннадцатого отдела.

С момента их дружеского обеда на даче Верлинова прошло три с половиной месяца. Тогда они только раскрыли друг перед другом карты, теперь значительно продвинулись как в игре, так и в доверии другу к другу.

– Полное убожество, – рассказывал Верлинов. – Хотят всего, но не знают, как сделать хоть что-нибудь! Апломб, отсутствие логики, никакой твердости, будто у них хребты повыдирали. Не мужики, а бабы! Один идиот больше всего обрадовался в конце, когда я выключил глушитель и у него опять пошли часы... Карпенко мрачно усмехнулся.

– Все это видно по их физиономиям. Причем невооруженным глазом. Новая генерация политиков...

– Нет, ребята, они если и не хуже, то уж точно не лучше нынешних. И очень быстро скурвятся окончательно, – продолжал начальник одиннадцатого отдела.

Начинающее пригревать солнце подсушило дорожку, но на двухметровой запретной полосе внутреннего периметра еще лежал серый ноздреватый снег, и часовые, зажатые между плитами забора и колючей проволокой, были обуты в тяжелые, подшитые кожей валенки. Когда генералы проходили мимо, они принимали стойку «смирно» и вскидывали ладони к шапкам, что при положении оружия «на грудь» по строевым правилам являлось неверным.

Повторение ошибки пунктуального Верлинова раздражало, хотя если бы товарищи об этом узнали, они бы обязательно подняли его на смех.

– Ты помнишь, Валера, наш разговор у тебя на даче? – спросил Борисов.

– Не надо бояться принимать на себя ответственность. Не надо! Если эти «пиджаки» не могут ничего для страны сделать, а мы можем – зачем им место уступать? Ну стану я министром охраны порядка, а они будут за руки держать – и какая получится от меня польза?

– Кстати – да! – Верлинов поднял палец. – Когда я огласил программу борьбы с преступностью, они чуть в штаны не наложили! Как так: ускоренное судопроизводство – это нарушение демократических принципов! Единовременная ликвидация преступных авторитетов – воров в законе, руководителей организованных группировок, рецидивистов – нарушителей режима... Тут вообще хай подняли: беззаконие, методы тоталитарных режимов!

Верлинов в сердцах сплюнул.

– Я им говорю: а зачем же вы, господа, завели охрану и требуете себе оружия? По государственной вашей службе стрелять вроде не в кого! А мне этот, который в вице-президенты метит: не разводите демагогию, наш статус – совсем другой вопрос... Демагогию очень в ЦК любили да в обкомах – первейшие демагоги!

– Пусть они никуда не годятся, но других у нас нет, – сказал Черкасов. Ему было жарко, и он расстегнул не только пальто, но и рубашку до пояса. – Что же делать? Сесть на жопу и сидеть, ждать, куда вынесет?

– Вы меня не дослушали, – непривычно мягко сказал Верлинов. – Все должно идти по плану. Разоблачительные статьи, парламентское расследование, скандал. Главное – зажечь запальную трубку! И вывести из игры вояк! А там... Народ сам разберется, за кого голосовать. Думаю, ему идея уничтожения преступности в течение месяца не покажется антидемократической. Тем более что тут же улучшится экономическая обстановка. И на этой волне нам ничто не мешает изменить тактику и претендовать на первые посты! Даже если у наших славных депутатов будут пистолеты – ну и что? Появится возможность застрелиться, а мы их с почестями похороним. Или без почестей, посмотрим!

– Выборы выборами, демократия демократией, а возможность силового противостояния тоже следует просчитать, – вмешался Карпенко. Он был большим специалистом в данной сфере и знал: при открытой атаке необходим трехкратный перевес над противником, при задержании – двукратный. Когда используются специальные силы и методы – арифметика другая.

– Вот ты и просчитай, – сказал Борисов.

Бывший командир группы "А" вопросительно посмотрел на Верлинова и, лишь когда тот кивнул, отвел взгляд, посчитав вопрос решенным.

– К силе прибегать бы не хотелось, – рассуждал вслух начальник одиннадцатого отдела. – Но...

– Что «но»?

Три пары глаз устремились на человека, который незаметно становился лидером генеральской четверки.

– Ничего, – ответил он. – Пока ничего.

Верлинов вспомнил составленную руководителем темы «Сдвиг» Даниловым сетку точек инициирования и точек проявления, увязанных с возможными целями в городе "X". Сетка была исполнена в одном экземпляре, имела гриф «Совершенно секретно», хранилась в кейсе с пиропатроном в личном сейфе начальника одиннадцатого отдела. Несведущий человек не смог бы в ней ничего понять. Только Данилов и Верлинов знали, на одномасштабную карту какого города следует наложить совершенно секретную сетку, чтобы точки проявления совпали с целями.

Город назывался Москва.

Решения толковища выполняются куда точнее и четче современных законов и правительственных постановлений. Да и в былые времена так было. Только решения Политбюро приближались к ним по силе, потому что наказание за неисполнение и тех и других одинаковое – смерть. Если не физическая, то гражданская, многие руководители разницы не делали – организмы у них на снятие, исключение и строгач инфарктами отзывались.

На рынках столицы и во многих коммерческих ларьках пятидесятитысячные купюры принимать отказывались – себе дороже обойдется. И в катраны с ними соваться избегали: меняли где-нибудь тайком, будто и впрямь краденые. Официальные ночлежки на дезинфекцию закрылись от греха, притоны дешевые опустели.

Клык через нового порученца пригласил к себе участкового, про жизнь спросил, результатами экспертизы поинтересовался.

– Никак у нашего криминалиста руки не дойдут, – объяснил Платонов. – Столько краж, он на куски разрывается.

Клык сочувственно покивал.

– Работа, конечно, на первом месте быть должна. А за сверхурочные отдельно платить надо. Пусть он сегодня ночью сделает...

Порученец повертел пачку десятитысячных купюр, чтобы можно было оценить ее толщину, и ловко вложил в карман милицейского мундира. Сам пахан избегал оставлять свои отпечатки на чем бы то ни было.

– Раз срочно, я скажу...

– Тут еще вот какое дело. – Клык доверительно наклонился вперед. – Когда вся эта заваруха шла, в подъезде какие-то люди были. Не наши, не ихние, не ваши. Кто такие, куда делись? Может, они нас и обворовали? Как бы ваших ребят расспросить, которые первыми приехали?

Порученец приготовил еще одну пачку, но Платонов отгородился ладонью.

– Не, с теми говорить бесполезно. Они злые, как волки. Чуть что – в глотку вцепятся.

Участковый подумал.

– В дело бы можно заглянуть, да оно в прокуратуре... Клык ждал.

– Знаете, я сейчас по квартирам пройду, поспрашиваю. Может, кто дома был и чего слышал...

– Правильно, лейтенант, – одобрил Клык. – Здорово вас учат! У меня на площадке бабка живет, матери-покойницы подруга. Она всегда дома и подглядывает, подслушивает, вредная карга!

Через несколько минут, с большими предосторожностями впущенный в квартиру «карги», участковый беседовал на кухне с хозяйкой.

– Фроська тоже непутевая была, – рассказывала высокая, высушенная годами старуха, часто моргая блеклыми, слезящимися глазами. – Мы с ней рядом еще в деревне жили, а когда Москва пришла, снесли все – совсем соседи стали. Когда мужа зарезали, она с рельс сошла: и пьянка, и мужики... И Васька рос непутевым, я же в школе работала, хоть не в его классе, да все знали...

– Жалобы на соседа есть? – официально спросил лейтенант, прерывая поток воспоминаний.

– Да так он безвредный. – Старуха пожала плечами. – Только балбесы его на лестнице околачиваются, плюют, окурки бросают...

– Выгоним. – Лейтенант сделал пометку в блокноте.

Старуха схватила его за руку.

– Боже упаси! Пускай стоят! Сюда же никто чужой не идет! Весь соседний подъезд позассали, пьют с утра до вечера. А как квартиры грабят! А у нас все тихо. Пускай стоят!

– Ну раз так. – Платонов вычеркнул пометку.

– Вы им только скажите, чтоб не плевали и не мусорили.

– Скажу. – Участковый сделал еще одну пометку.

Явно выраженная готовность оказать содействие размягчает не избалованных внимательным отношением граждан и делает их верными друзьями участкового, даже если реальное содействие и не оказано.

– Говорите, тихо у вас, а какая пальба была! – приблизился к нужной теме лейтенант.

– Страх Господний! Я за дверью стояла, так чуть не оглохла, они совсем рядом бухали!

Она всплеснула руками.

– Ты скажи, они мою дверь прострелят насквозь?

Дверь была из железа, «четверки».

– Могут. Смотря из чего садить будут.

– А я, дура, не береглась, на нее надеялась...

– Чего же стояли, когда стрельба шла?

Старуха вытерла слезящиеся глаза.

– Так в «глазок» смотрела. Дома-то скучно одной, я и смотрю. Как разведчица – кто пришел, кто ушел. И вы сюда часто ходите, его проверяете, негодника. В тот день тоже были. Вначале незнакомый человек пришел, потом Федор, царствие ему небесное, туда-сюда бегал, потом три каких-то бугая с чемоданом, а уж потом вы подождали немного и Ваську увели, я уж думала – насовсем.

А потом стрелять начали, как в кино, только ничего непонятно – кто, в кого, почему... В кино все видно, а здесь не разберешь! Вначале бандиты дверь открыли, тут как загрохочет, и они попадали, еще один подбежал – тоже свалился... Потом приличный человек, но с пистолетом, в квартиру зашел, а милиция приехала и автоматом в него – тык. Только он из госбезопасности оказался.

– Как вы узнали?! – резко выдохнул лейтенант.

– А у него документы проверили. И фамилию называли.

– Не запомнили? – почему-то шепотом спросил участковый.

– Так я ж все записываю! – гордо сказала старуха.

Платонов оторопел.

Через несколько минут он держал толстую тетрадь, содержание которой привело бы в ужас Клыка и, безусловно, стоило жизни старухе. Аккуратным учительским почерком в ней описывались результаты наблюдения за соседней квартирой. Схематично давались приметы посетителей: отвратительная рожа, два бандита, верзила со шрамом.

«Майор милиции Еремкин из уголовного розыска МВД, капитан госбезопасности Васильев», – нашел он наконец то, что искал.

– Так их двое было?

– Говорю же: непонятно ничего. Раз две фамилии, значит, двое! Платонов пролистнул еще несколько страниц. Единственной фигурой,

обозначаемой безошибочно, являлся он сам. «Приходил участковый, выходил, вернулся... Снова участковый, заходил три раза...» Неслужебные контакты с поднадзорным рецидивистом Зонтиковым задокументированы предельно точно.

Несколько минут он размышлял, механически переписывая в свой блокнот фамилии интересующих Клыка людей.

– Вот что, бабушка, эту тетрадь я заберу. Дело тут государственное, секретное, спасибо, что помогли. Но рассказывать ни о чем никому не надо. И новых записей лучше не делать.

Получив нужные фамилии. Клык явно обрадовался, хотя вида старался не подавать. Порученец засунул в карман мундира вторую пачку купюр. Платонов ждал этого и воспринял как должное.

– Как бы узнать про них подробней? – Клык помахал листком с записями. Платонов помолчал. Одно дело – опросить соседей на своем участке или

попросить о небольшом одолжении сослуживца-эксперта, а другое – устанавливать сотрудника МВД или госбезопасности. А вообще-то – чего бояться? Многие на стороне подрабатывают: кто частную палатку охраняет, кто грузы сопровождает, кто с рэкетирами разбирается, да мало ли как еще... И ничего им не делается, хотя закон и приказы такой бизнес категорически запрещают. Но сейчас принцип простой: что урвал – твое, кто не успел – тот опоздал! И в карманах ощущалась приятная тяжесть – за час работы тысяч триста отхватил! А что незаконного сделал? Да ничего.