Текст книги "Антикиллер-4. Счастливых бандитов не бывает"

Автор книги: Данил Корецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Говорят, Карпет в 2003-м прострелил ногу своей жене, когда спьяну поскользнулся на… ну да, на чем-то типа банановой кожуры. С этого все и началось: вроде как Карпет просто свихнулся на чистоте. Ту жену прогнал, сошелся с другой, помоложе, потом с третьей – совсем молодой. Болтали, что и со второй женой они расстались не так гладко: вроде он опять на чем-то поскользнулся, кажется, на арбузной корке, и опять прострелил ей ногу. Конечно, трудно представить, что в богатом доме, где полно прислуги, намусорено, как на центральном рынке в конце торгового дня. Ходили слухи, что Стела, первая, приревновала благоверного к маникюрше Маше, а Леру, вторую, он сам застукал с Антоном. Отсюда и падения, и выстрелы… Да и к Антону у него необъяснимая нелюбовь…

Как бы то ни было, но ереванские родственники такое поведение в семье не одобряли, у них это не принято, потому отношения с Карпетом прервали. Ну, а в доме началось черт-те что… Невроз такой. Или психоз. Кто-то где-то вычитал, что это называется «рипофобия», т. е. маниакальная боязнь загрязнения. Непонятно только – то ли это Карпет ударился головой, когда поскальзывался, падал да стрелял, то ли действительно валялись на узорчатом паркете корки да шкорки, то ли менты его так достали («мусора» все-таки!)… Кто его знает! Хотя с другой стороны – сам-то Карпет, черный, как жук, обросший густой щетиной и пахнущий чесноком и потом, кажется здесь единственным источником нечистоты, этаким большим, уродливым жирным микробом…

– Рубен Гаригинович! – начальник охраны Омар церемонно прокашлялся в трубку. – Тут старший Цыга самолично на одной ноге прискакал, чего-то у них в «Загоне» случилось… Примете – или сами пусть разбираются?

Карпет отдыхал после обеда, развалившись в кресле на террасе второго этажа. Он видел отсюда большую часть своей усадьбы: охранников, обходящих периметр и прогуливающихся по дорожке, рабочего с газонокосилкой, няньку с маленьким Артурчиком, кормящих мандаринок в пруду, видел он Цыгину красную «ладу» у ворот, видел и Омара с телефоном, который почтительно развернулся в сторону террасы, как мусульманин разворачивается в сторону Мекки, совершая намаз. И чувствовал себя царем: собственная империя, покорная челядь, денег немеряно, двадцатипятилетняя красавица Ева – «Мисс Тиходонск-2004», смышленый сынок Артур – продолжатель рода, со всех сторон идут люди: за помощью, советом… Вот и Цыга, который у себя барон, а как припекло – заявился на поклон… А он, повелитель всего этого мира, он вправе карать и миловать, превозносить и развенчивать…

– Так что, Рубен Гаригинович, гнать его? Или…

– Или. Пусть заходит, – коротко бросил в трубку хозяин.

В доме имелся лифт с кондиционером, который Карпет с удовольствием демонстрировал своим гостям, однако посетителей ранга Цыги в него не приглашали. В сопровождении Омара Цыга поднялся в кабинет хозяина по широкой лестнице, тяжело вздыхая и припадая на левую ногу.

– Ну что? – спросил Карпет.

– Плохо, – сказал Цыга.

Карпет некоторое время смотрел на него, как бы прикидывая, насколько все плохо. Потом повернулся к Омару:

– Собирай бригаду, жди моей команды.

Начальник охраны кивнул и вышел.

– Рассказывай дальше, – велел Карпет.

– Худо совсем, ой!.. – продолжил Цыга. – Приехали молодые с пушками-гранатами. Думали, собровцы. Но это не собровцы. Думали, нацики речпортовские. Не нацики. Не знаю кто. На дорогих машинах, прямо по людям проехали. Вышел человек Самвела – пристрелили как собаку. Фашисты прямо. Построили всех: Василису, Самвела, Кумаева, брата моего. Телефоны отобрали, били по лицу. Отдай товар, говорят. Все, что имеешь, отдай. Я ушел, меня не поймали. Как все было, так и говорю.

Цыга-младший замолчал.

Было Цыге чуть за пятьдесят. Он с девяти лет торговал наркотой, хотя сам не употреблял, поэтому жил легко и радостно, и старился красиво, все больше становясь похожим на легендарного Будулая. Среди нахичеванских толкателей дури он выделялся непревзойденным знанием предмета торговли (даже знал, что по-английски наркотик будет – «друг»), лисьей хитростью и чутьем. А также полным отсутствием совести. То есть абсолютно полным. В том, что касается совести, Цыга-младший был химически чист – это признавали даже его коллеги.

Карпет рассеянно глядел в сторону и поглаживал скрипящую щетину на щеке.

– А менты? – обронил он.

– Ментов прогнали. Сказали: «пшёл!» Они ушли сразу.

– А что Эдик, Давид, Казан… Что другие твои орлы?

– Там гранаты-автоматы-пулеметы, Карпет, ты что!.. – Тень глубокой печали прошла по лицу Цыги. – Я таких автоматов раньше не видел! Они тоже не видели!..

– Таким, как вы, любой обрез страшным автоматом покажется, – усомнился Карпет. – Что с товаром?

– А? Что? – беспокойно переспросил Цыга. – Ну-у, с товаром… – Он тяжело вздохнул. – Самвел свой товар отдал, сам видел.

– Ты за себя отвечай, не за него. Где твой товар?

Цыга неуклюже переминался с ноги на ногу, вздыхая и возводя очи горе. Карпет даже не предложил ему присесть.

– Это правда, – согласился Цыга. – Мой товар остался там. Я пришел к тебе за помощью, потому что это и твой товар тоже.

Это была чистая правда, поскольку и оптовики и рядовые толкачи в Нахичевани и Тиходонске – все они ходили под Карпетом, с каждой понюшки Карпет имел свою долю.

– Так почему сразу не позвонил? – рявкнул Карпет.

– Я ж говорил – телефоны отобрали…

– А эти твои… клиенты, мать их? У них тоже отобрали? Их же там табуны ходят!

– Не знаю, – Цыга развел руками. – А куда они будут звонить? В ментовку, что ль?

Скользкий Цыга человек. Карпет с удовольствием убил бы его на месте, но боялся запачкать ковер. Делать нечего, он взял трубку и набрал Омара, поскольку ситуацию в «Загоне» надо брать под контроль.

Карпет слушал гудки в телефонной трубке и хмуро смотрел на Цыгу, на его благообразную будулаевскую рожу. Ну почему так бывает, что какая-нибудь человеческая дрянь с виду выглядит прилично и даже нравится бабам? А он, Карпет, мужчина достойный и смелый, – должен существовать в этом коротконогом потном теле и каждую минуту видеть свой огромный, на пол-экрана, нос? Это не поддавалось объяснению и только вызывало грусть.

К тому же Омар почему-то не поднимал трубку.

Карпет произнес длинное армянское ругательство, вышел на террасу и крикнул по-простому, без трубки:

– Омар!

Омара не было видно. Не только Омара – вообще никого. Парк и ведущая к дому аллея были пусты. Охранники не бродили по периметру и дорожкам, рабочий не косил траву, нянька с Артурчиком не кормили уток… Утки – да, утки были на месте и спокойно плавали в пруду. Но вся остальная картина спокойствия не внушала.

Карпет прислушался. В его владениях стало очень тихо. Даже пылесос не работал (ведь и самая бесшумная модель издает какие-то звуки). Такого не случалось уже на протяжении многих лет.

Он снова набрал Омара. Потом его помощника.

Карпет вернулся в комнату, собираясь отправить Цыгу на поиски какой-нибудь живой души.

– Эй, слушай!..

Цыга исчез.

Кабинет был пуст.

Карпет громко хмыкнул, словно они играли в прятки и старый наркобарон мог прятаться под его рабочим столом. Но под стол заглядывать не стал, а прошел прямо к двери и распахнул ее резким движением.

В полумраке из коридора на него смотрели белые неживые глаза всадников на гобеленах, блестели бронзовые завитушки старинных подсвечников. Коридор тоже был пуст. Необитаем. И почему-то дул сквозняк и тянуло застоявшейся водой с пруда.

– Б…дь, дармоеды!!! – заорал в бешенстве Карпет.

Помолчал, подышал.

– Кто-нибудь есть живой, а?..

Где-то на первом этаже почудился осторожный звук шагов, словно кто-то крался на цыпочках.

– Где прячешься, сука?!! Гд е пацан, а?.. Найду, б…дь, ноги поотрываю!!!

Последняя фраза, видимо, адресовалась его третьей по счету молодой жене. Или прислуге. Или охране. Или им всем вместе.

Вместо жены и охраны он заметил какую-то коричневую фигуру в витражном окне лестничной клетки. Всего несколько секунд назад ее здесь не было, Карпет готов был поклясться в этом. Окно почему-то оказалось распахнуто настежь, фигура сидела на подоконнике в довольно свободной позе и держала на весу темный предмет, по очертаниям походивший на кальян. Или на автомат. Но зачем кальян проникшему в охраняемый дом незнакомцу?!

Карпет не стал строить догадки, а тем более удивляться или возмущаться. Он бросился было в свой кабинет, где лежала в столе хромированная «беретта», но резко остановился, будто ударился о бронированное стекло. В коридоре загорелся свет. Здесь стояли вооруженные до зубов незнакомые люди; сидящий на подоконнике парень скалил на Карпета зубы и целился ему в грудь из короткоствольного автомата.

– Не дергайся, Карпет, – пророкотал чей-то бас. – А то будет то, что с твоей охраной…

Карпет благоразумно поднял руки. Кто-то ловко обшарил его с ног до головы.

– Молодец, не носишь железок дома, – раздался тот же бас. – На охрану надеешься?

И тут он понял, что жизнь изменилась, что он никогда не увидит Омара и других охранников, да и неизвестно, сколько он сам проживет…

– Да вы знаете, кто я?! – грозно прорычал он.

– Знаем, знаем…

В резную дверь вошел парень с низким скошенным лбом, развитыми надбровными дугами и выстреливающими из-под них пронзительными светлыми глазами. Он был бы похож на гориллу, если бы не коротко подстриженные волосы и аккуратная одежда: отглаженные джинсы, белая рубашка с синим шейным платком, короткая кожаная куртка. Парень держал за руку маленького Артурчика, с ног до головы перепачканного арахисовой халвой и шоколадом, которыми он, видимо, кормил уток в пруду. Увидев отца, мальчик не проявил никаких эмоций, и это было странно.

– Ты кто такой? – гаркнул Карпет. – Откуда взялся? Отпусти мальчишку! Я тебя…

– Здесь не ты решаешь, что кому делать, – сказал неандерталец спокойно. – Иди, сядь.

Чтобы хозяин больше не сомневался, кто тут на самом деле все решает, ему сунули тяжелым прикладом в солнечное сплетение, а потом в лицо. И поволокли в кабинет, бросили в глубокое кожаное кресло. До ящика стола и до «беретты» можно было дотянуться рукой, но делать этого ему не хотелось. Артурчик безразлично рассматривал висящую на стене картину. Это тоже выглядело неестественно и странно.

– Ситуация следующая, – сообщила «горилла» полулежащему в кресле Карпету. – На Парниковой сейчас мои люди. Если я скажу, через десять минут там будет зона, свободная от наркотиков. Причем еще долго никому даже в голову не придет толкнуть там хотя бы таблетку димедрола. Это только начало. А через неделю то же самое будет во всей Нахичевани.

– И чего ты хочешь? – покосился на него Карпет заплывшим красным глазом. – Мира во всем мире, б…дь? Россия – континент здоровья? Трезвость – норма жизни? Кто ты такой вообще? Пацана отпусти!

– Я Жора Каскет, – сказал мужчина. – Но вопрос в другом: кто ты. И что ты будешь делать. Я отвечаю по порядку: ты – никто. И будешь делать то, что я скажу.

– Ты омудел!! – заскрипел зубами Карпет. – Я в Нахичевани – главный!! Ты не выйдешь отсюда! Тебя на полоски порежут и в косичку завяжут!!

Жора только качнул головой. Вперед шагнул парень с длинным лошадиным лицом, буднично ударил Карпета в грудь прикладом. Послышался отчетливый треск кости, Карпет охнул высоко, по-бабьи, и опрокинулся вместе с креслом на пол. Его подняли, усадили. Лицо Карпета стало зеленоватым, он тяжело, с хрипом дышал.

В доме по-прежнему царила неестественная «тишина». Маленький Артур сонным, расфокусированным взглядом посмотрел на отца и сунул в рот большой палец. Карпета пронзила ужасная догадка, у него даже в голове помутилось.

– Ты здесь не главный с этого дня, – сообщил ему Жора. В доме по-прежнему царила неестественная тишина.

– Что ты хочешь, говори, – проскрипел Карпет.

– Я хочу, чтобы все осталось по-прежнему, – сказал Жора. – Твои люди торгуют, твои клиенты покупают. Все, как и раньше. Это хороший устоявшийся бизнес, я не хочу ничего менять. Только товар будет мой. И цены, и проценты тоже мои.

– Ага… А я что? – Карпет по-волчьи оскалился. – Тоже встану на «Загоне»? «Марочками»^[9] торговать?

– Это как ты захочешь. Можешь покупать товар у меня и скидывать его дальше по цепочке. Будешь что-то вроде начальника отдела снабжения…

Каскет плюнул ему под ноги.

Жора опустил голову, взглянул на жирный красный плевок.

– А можно и по-другому, – сказал он спокойно. Повернулся к парню с лошадиным лицом, спросил:

– Сколько времени прошло?

– Десять минут, – ответил тот.

– Артур, эй! Посмотри на папу, – сказал Жора, пощелкал пальцами перед лицом мальчишки. – Поди сюда, Артур. Ты меня слышишь?

Артур даже не пошевелился, словно спал с открытыми глазами.

– Бесполезно, шеф, – сказал парень с лошадиным лицом. – Теперь хоть киянкой по башке. Пошла реакция…

– В чем дело? Артур!! Что вы с ним сделали, суки? – страшно выкрикнул Карпет, пытаясь встать. Его тычком вернули в кресло.

– А насчет «марочек» ты хорошо придумал, Карпет… Сыночка тоже надо к наркоте приучать!

Кто-то из свиты Каскета громко заржал и сразу смолк.

– Пока скормили ему таблетку димедрола, – буднично сказал Жора. – Проспится – и все. А будешь выступать – посадим на иглу, и дело с концом. Ты же сажаешь чужих детей! Так что выбирай.

У Карпета задрожала нижняя челюсть, а из глаз брызнули слезы. Так жестоко, бессовестно и нагло с ним никто и никогда не обходился. Он обходился так с другими людьми, но с ним – никто и никогда.

– Х…й с тобой! Твоя взяла! Бери все! Все твое! – прорычал он, всхлипывая и размазывая по лицу кровавые сопли. – Только отпустите ребенка, б…ди!

* * *

Омар лежал поперек беседки, уронив голову на забрызганный кровью коврик с надписью по-армянски «Не свинячь, дорогой!». Убит был и Лыжник, дежуривший на северной части периметра – его нашли там же, в кустах. Всех остальных обезоружили и согнали в конюшню, включая нянечку и газонокосильщика. Цыгу, домашнюю челядь, двух охранников и свою жену Карпет обнаружил запертыми в спортзале в цокольном этаже. Женщины рыдали, мужчины прятали глаза. Цыга изображал на лице страдание.

– Твари! Ты должен их убить! – визжала в истерике Ева. – Он схватил меня и поволок, словно какую-то девку! Он мне чуть руку не сломал! Убей их! Убей их сейчас же!!

Карпет ударил ее ладонью по лицу, дернул за волосы и ударил еще раз.

– Даже про Артура не спросила, сука!.. – орал он, отвешивая пощечины одну за другой, не обращая внимания на дикую боль в переломанной ключице. – Привыкла только о себе думать! Бросила пацана! Бросила, сука! Это тебя убить надо!

На этот раз он, скорее всего, стрелял бы не в ногу. Всю башку бы ей разнес, точно… Он осмотрелся.

Челядь замерла, боясь пошевелиться.

– Про то, что было, всем забыть! Ничего не было!

– А-а… А что с Артурчиком?.. – проскулила жена. – Что-то случилось?

– Димедрол ему дали, спит в кабинете, – сказал Карпет. – Вызывай врача, иди к нему, смотри, делай что надо!

Ева снова завыла-запричитала, но каким-то неестественным, выводящим из себя голосом.

– Заткнись!

Замолчала. Карпет встал и пошел к выходу. Надо было что-то делать, но впервые в жизни он не знал – что. Его мир лопнул и развалился на тысячи мелких осколков. Да и у него самого внутри словно что-то надломилось. Прежний Карпет, король нахичеванских, перестал существовать.

* * *

– Да, входите.

Вошел Сумский. Один. Длинный, не по сезону, плащ из тонкой ткани, похожей на некогда модную «болонью» (гестаповский фасон – где такие продают, интересно?), чемоданчик в руках. Лицо расслабленное, даже улыбается. Будто в отпуск собрался.

– Наверное, пришли попрощаться, – предположил Вартан Акопович.

Вставать из-за стола он не собирался.

– Да, – сказал Сумский. – Моя работа закончена. Отчет отправлен по инстанциям. Вот… Пора уезжать. – Он посмотрел на часы, вздохнул. – Через три часа буду дома.

– Счастливого пути, – буркнул Вартан Акопович и зашелестел бумагами.

Только Сумский почему-то не уходил, стоял на месте, прикрыв чемоданчиком колени.

– Вы знаете, даже жаль немного, – произнес он распевно, в режиме монолога. – Привык, что ли? Странно, да?.. – Вартан Акопович, не поднимая глаз, почувствовал, как Сумский растянул тонкие губы в улыбке. – Вот так приедешь в какую-нибудь дыру, вцепишься, ухватишься, ругаешься, разгребаешь всякую грязь днем и ночью, без передышки… А потом, в самый последний момент, понимаете, не хочется уезжать. Будто сроднился, что ли. Привык. У вас бывало такое?

– Да в конце-то концов!.. – чуть не крикнул Вартан Акопович, теряя терпение. И тут же скривил лицо в ехидной гримасе: – Может, желаете стопочку вишневой на посошок?

Сумский подумал.

– Не откажусь.

Это было уже слишком. Вартан Акопович выпрямился на стуле, сложил руки на груди и уставился на председателя комиссии испепеляющим взглядом.

– Уксусу вам со стрихнином, а не вишневой!

Сумский нисколько не расстроился, согласно покивал головой, словно именно на коктейль из уксуса со стрихнином он и рассчитывал, только стеснялся об этом попросить прямо. И вдруг спросил задушевно:

– Сколько вы хотите, чтобы уйти по-хорошему?

Вартан Акопович шаркнул стулом, набрал в легкие воздуху и рыкнул:

– Вон отсюда! Во-он!

– То есть по своей воле уходить не собираетесь? – уточнил Сумский.

– Нет!

– Будете цепляться за должность, поднимать все свои связи, использовать все возможности?

– А это мое дело! Я знаю, что делать! Во всяком случае, выкинуть себя, как щенка, я не дам! Я вам не мальчик какой-нибудь! Акционеры не позволят! Акционеры за меня! Я буду биться до последнего!

Сумский печально усмехнулся, рассматривая своего собеседника с каким-то странным любопытством, как объект научного исследования.

– А зачем вам все это? – тихо спросил он. – У вас хороший дом, хорошая машина, хорошая молодая девушка… Есть денежный запас на старость, есть коттедж в Испании… Отдыхайте, наслаждайтесь жизнью…

– Не твое дело! – истошно заорал Джаванян. – Что ты меня учишь, как жить и что делать? Пошел вон отсюда!

– Ну, так – значит так, – неожиданно легко согласился Сумский.

Он подхватил свой чемоданчик, повернулся и быстро вышел из кабинета, не сказав больше ни слова.

* * *

В понедельник директора Джаваняна не пустили на территорию завода.

Четыре незнакомых амбала в сине-черной форме заводской охраны преградили директору дорогу на проходной. Рядом с ними крутился какой-то толстенький маленький бородач – чисто гномик из сказки, в костюме за тысячу долларов:

– Я новый начальник юридического отдела! Ваше появление здесь незаконно!

И тут же вручил Вартану Акоповичу приказ об увольнении, подписанный председателем правления АО. Директор прочел приказ, скомкал и бросил бородатому в лицо.

– Можешь подтереться этой бумажкой! – заявил он. – Это подделка. Фамилия этого председателя мне незнакома. Уволить меня может только собрание акционеров. Так что отвалите все в сторону и пустите меня по-хорошему!

Он отшвырнул в сторону гномика, протиснулся между сине-черных, дернул за штангу турникета. Турникет оказался заблокирован, в кабинке на вахте сидел какой-то новый вахтер.

– Открывай! – заорал на него Вартан Акопович.

Тот лишь молча смотрел из-за стеклянной перегородки.

– Ну, как вам не стыдно, Вартан Акопович, ай-яй-яй! – прыгал перед ним мячиком, увещевал его борода. – Здесь нет никакой подделки, вы прекрасно это знаете! Вы такой же наемный работник, как и все остальные! Как любой технолог, рабочий или уборщица! Чтобы вас уволить, совсем не обязательно собирать общее собрание! С какой это стати? А правление у нас новое, и председатель новый! Пригласили лучших специалистов из самой столицы!.. И не смейте меня швырять, в конце концов!

Он вдруг ощерился.

– Это противозаконно!

Вартан Акопович подтянулся на руках, неловко попытался перепрыгнуть турникет – не успел. Сине-черные охранники подхватили его под руки, оторвали от турникета и выволокли на улицу.

– Лучше не выступайте, папаша, – негромко сказал один из них. – Без балды говорю, от чистого сердца… Идите домой от греха…

Около проходной собрались люди – человек двадцать-тридцать. Вартан Акопович узнал главбуха и начальника спиртохранилища, с которыми несколько дней назад обсуждал план защиты завода.

– Ну, что встали, товарищи трудящие? – развязно обратился к толпе второй охранник и хлопнул в ладоши. – Уже восемь, рабочий день начался! Или вам прогулы записывать?

Люди опустили глаза и заторопились на проходную, сине-черные встали по обе стороны от двери, охраняя вход.

* * *

Босой тоже посоветовал не рыть копытом землю.

– Разберусь, – сказал он. – Растолкаю маленько свои дела, потом разберусь и с твоими. Ты не колотись, главное. Это обычный развод, сам понимаешь… Я с ними разберусь, – повторил он. – А ты отдохни пока, съезди куда-нибудь. Вон, в Дубае, говорят, бархатный сезон начался…

– Какой Дубай? – взвился Вартан Акопович, тряхнув мокрой от пота прядью. – Меня на завод не пускают! На мой завод!

– Завод твоим никогда не был и не будет, – недовольно напомнил Босой. Он был похож в эту минуту на старого пса, у которого отнимают кость.

– Тебя поставили на руководство как проверенного, как нашего человека…

– Так я и хочу руководить! – поспешно вставил Вартан Акопович.

– И руководи, если пороху хватает! А нет – так слушай, что я говорю! И делай, как сказано! Ты человек наемный, коли на то пошло!

Вартан Акопович оторопело посмотрел на него. Эти слова он уже слышал сегодня – от бородатого гнома на проходной. И никак не ожидал, что их повторит Босой, человек совсем другого круга, образовательного уровня и другого словарного запаса, вдобавок его кореш и партнер.

– Но ведь… Как же… – Бывший директор, видно, хотел обсудить это феноменальное совпадение, но почему-то передумал и сказал только:

– Ладно. Поеду в Дубай.

* * *

Но вместо Дубая Вартан Акопович в тот же вечер поехал на улицу Профсоюзную, с домашним визитом к главному инженеру «Дон-Кристалла». В результате непродолжительной и трудной беседы (главный инженер надеялся благополучно доработать до пенсии) Вартан Акопович выяснил, что сегодня рабочему коллективу был официально представлен новый директор – некто Мордвинов, москвич, красавец, спортсмен, выпускник Академии торговли и прочая, прочая, прочая, который заявил, что с этого дня на заводе начинается эра процветания и благоденствия. При этом бухгалтерский отдел (за исключением главбуха) полным составом отправили на пенсию, на сто процентов обновили состав заводской охраны… Главный инженер также намекнул на существование некоего сговора среди акционеров, в результате которого буквально в одночасье была произведена замена старого состава правления на новый, московский. То есть, выходит, Вартана Акоповича подставили свои же, поскольку и Карпет, и Босой, и еще кое-кто из братвы, закамуфлированные под всякие ООО «Березка» и СП «Дубинушка», были одними из крупнейших акционеров «Дон-Кристалла»…

Новость неприятная, жгучая, как кислота. Хотя может еще оказаться, что это только слухи. Вартан Акопович очень надеялся на это. Он привык доверять Босому. Собственно, ничего другого ему и не оставалось: как-никак Босой король и хранитель, а Вартан Акопович – всего лишь «наемное лицо»…

После бессонной ночи утром вторника огорошенный, расстроенный, он собрался и уехал. Но опять-таки не в Дубай – в Москву. Уехал за правдой. Траекторию его трехдневных московских похождений точно никто не знал. Но все были в курсе, что его близкий родственник Гурген решает в столице все вопросы. Его так и зовут «решала». Говорят, Джаваняна на самом высоком уровне приняли в Орликовом переулке, где раскинулся Минсельхоз, и в Китайгородском проезде, то бишь, в Министерстве торговли, и даже в Генеральной прокуратуре… Но это все только догадки, поскольку сам Вартан Акопович ни в какие подробности о путешествии не вдавался, а новые люди из «Дон-Кристалла», которых будоражили междугородные звонки, электронные письма и прочие сигналы из белокаменной, тем более ничего не говорили… Они лишь скрежетали зубами в бессильной злобе.

Поскольку произошло чудо: Вартана Акоповича восстановили в директорской должности.

Решение было принято на экстренном заседании правления АО ровно через неделю после скандала на проходной. Причины такого резкого поворота отношения к директору объяснялись «недостаточной и, в отдельных случаях, искаженной информацией о деятельности Джаваняна В.А. в должности директора завода…» .

Мордвинова отстранили от руководства, вместе с ним завод покинули новые начальники юридической службы и службы безопасности. Старая команда – главбух, главный инженер, технические руководители и руководители подразделений – встретили Вартана Акоповича сердечно, хотя и с некоторой долей неловкости, поскольку волей-неволей, а все-таки сотрудничали с врагом, как говорится, на оккупированной территории. И никуда от этого не денешься. Вартан Акопович зла ни на кого не держал, улыбался, со всеми здоровался за руку. Правда, теперь рядом с ним постоянно маячили одетые в непривычные для них костюмы и модельные штиблеты Батон, Рыба и Адидас-младший. По особому распоряжению опытного Босого они выполняли роль личных телохранителей.

Итак, после семидневного перерыва накачанный валокордином Вартан Акопович вернулся в свой кабинет. В воздухе витали запахи новой мебели и краски. Левая от входа стена была зачищена и оклеена белыми обоями под покраску, в углу видны следы «пробников» – бежевый, голубоватый, зеленоватый и кирпично-красный. «Бежевый, пожалуй, сойдет», – подумал Вартан Акопович.

За этот короткий срок Мордвинов успел сменить всю обстановку, включая старое директорское кресло. За модным столом в форме загнутой капли сейчас стояло какое-то невиданное сооружение, похожее то ли на кресло стоматолога, то ли на орудие пытки. Вартан Акопович осторожно опустился в него, невольно представляя, как из обтянутой черной кожей поверхности предательски выскакивают острые лезвия, иглы или что-то в этом роде.

Ничего не выскочило.

Вартан Акопович еще раз усмехнулся и стал приводить в порядок бумаги.

* * *

Облаченный в яркий спортивный костюм, Лис читал за завтраком газету. Время от времени он отрывался от чтения, чтобы взять со стола чашку с кофе, сделать глоток и полюбоваться на Ребенка, ковыряющуюся в стаканчике с йогуртом. После чего возвращался к газете и долго искал место, где остановился. Ребенок тоже украдкой наблюдала за ним. Лис в домашнем наряде – зрелище редкое. Как и все остальное сейчас: неспешный, как в голливудском кино, семейный завтрак, тишина, спокойствие, негромкая музыка из айфона… Это просто чудо. У Лиса никогда не было выходных в обычном смысле слова. Сейчас он пользовался отгулом за ночные дежурства. Точнее, пытался воспользоваться.

– Ну что там пишут? – поинтересовалась Катя, чтобы нарушить молчание.

– Все плохо, – сказал Лис. – Самолеты падают, вертолеты разбиваются, дискотеки горят… А через несколько лет проблемой в стране станут депрессии и неврозы. Я бы уже сейчас начал сажать журналистов. Или сечь их на площадях…

Он допил кофе, сложил газету и бросил на пол. Любящий во всем толк, порядок и симметрию, Лис постоянно швырял газеты где попало, словно подчеркивая этим свое к ним отношение. Особого хаоса в квартире это, правда, не создавало – газеты читал он редко.

– Что будем делать? – спросила Ребенок.

Он встал, посмотрел на часы, потянулся.

– Нам надо срочно куда-нибудь смотаться. Подальше, где сеть не ловит…

Он повел узким хрящеватым носом.

– Поехали в «Сторожевую вышку»!

Он решительно сграбастал Ребенка в охапку и понес куда-то прочь из кухни.

– Все, решено! В «Вышку»!

– Какая еще «Вышка»? Зачем?

– Это такой хутор, типа ресторана. Там тихо, уютные домики, озеро, лодки… А еще там готовят настоящий казачий кулеш! И раков к пиву подают!

– А по-моему, ты несешь меня в спальню, – заметила Ребенок. – При чем здесь кулеш с раками?

– Кулеш – не знаю. Раки – очень даже при чем!

Он уложил Ребенка на кровать, зубами оттянул вниз замок «молнии» на халате и поцеловал маленькую нежную грудь. Сперва левую, потом правую.

– Но я не хочу никаких раков, Фил! – услышал он голос Ребенка. – И на хутор не хочу!

– И даже казачий кулеш не хочешь? – уточнил Лис.

– Не хочу.

– А чего же ты хочешь? – удивился он.

Ребенок встала, застегнула халат, подошла к туалетному столику, взяла какой-то пузырек и стала рассматривать, будто собиралась прочесть ответ на крохотной розовой этикетке. Лис смотрел на нее.

– Так в чем дело, малыш? – сказал он.

– Я все понимаю, Фил, – проговорила она. – Тебе хочется в какую-нибудь глушь, чтобы никто не достал. Это ясно. Уйти на дно, спрятаться, отвлечься от своей работы и все такое…

Она поставила пузырек на место, повернулась к нему.

– Но я-то всю неделю жду твоего выходного, готовлю какие-то наряды, строю планы!.. Совсем другие планы, понимаешь?

Лис откинулся на кровати, опершись на локти, и смотрел на нее.

– И какие именно планы ты строишь? – спросил он.

– Я хочу побыть на людях, на других посмотреть, себя показать… Давай сходим на концерт, вчера Стас Михайлов приехал…

– На концерт? – озадаченно переспросил Лис. – А кто такой этот Михайлов? Ты знаешь, я как-то не очень люблю концерты…

Она упрямо тряхнула густыми волосами.

– Я хочу к людям, где музыка, где что-то происходит, что-то меняется, где все веселятся! А не на хутор, к кулешу и ракам! Я и так, считай, ничего не вижу, кроме этих четырех стен! Ты что, голодный?

– Да нет, почему обязательно голодный?

Из прихожей послышалась синтетическая трель «Турецкого марша» Шопена – звонил телефон Лиса.

– Вот черт!..

Он подождал – один звонок, второй, третий. Может, кто-то ошибся номером или звонит просто так, без срочных дел… Может же такое быть?

Неспешной походкой, словно надеясь, что проклятый телефон все-таки заткнется прежде, чем он его найдет, Лис дошел до прихожей, нашел плоскую черную трубку.

– Коренев слушает.

– В районе Цыганского озера обнаружены два трупа, товарищ подполковник! – резким голосом доложил дежурный капитан Дроздов. – Двое мужчин. Есть подозрение, что один из них – охранник Карпета, Омар.

Слушая, Лис прошел в туалет, сплюнул в унитаз собравшуюся горькую слюну и спустил воду. Чудес не бывает.

– Что-нибудь еще?

– Больше происшествий нет, – сказал Дроздов.

– Понял, – сказал Лис. – Высылайте машину.

Он вернулся в спальню и стал переодеваться. Ребенок сидела на кровати, подобрав голые ноги, уперев подбородок в колени. Волосы рассыпались по плечам, губы надуты, из-под челки смотрят позеленевшие – наверное, от скуки – глаза с пушистыми ресницами.

– Ну? – спросила она, почти не разжимая рта. – Опять что-то случилось?

– Да, – сказал Лис.

– Значит, вопрос, куда идти, отпал сам собой?