Текст книги "Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий"

Автор книги: Даниил Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Отстаивание города от огня было общим делом всех москвичей, с пожарами боролся каждый, вне зависимости от статуса и положения. «Сам великий князь принуждён был лично принимать участие в тушении огня. В 1472 году, например, во время пожара на посаде он „много пристоял на всех местах гоняючи с многими детьми боярскими гасящи и размётывающи“[8]8
  Бартеньев С. П. Московский Кремль в старину и теперь.


[Закрыть].

Спустя всего пять месяцев после приезда Софья смогла лично убедиться в страшной, превращающей в прах всё вокруг силе огня. Где в этот момент находились её бесценные книги – доподлинно не известно, но, по всей видимости, они были спрятаны в подклетах каменных церквей, так как до постройки Казённого двора казна великой княгини находилась „под церковью Рождества Предтечи, а казна великого князя – под церковью Рождества Богородицы и под Благовещенским собором“[9]9
  Там же.


[Закрыть]. Стеллецкий пишет об этом так: „Всё выгорело, а до старенькой жиденькой каменной церквушки огонь хотя тоже добрался, но слабо, едва повредив крышу, а заветный подвал с ящиками остался в полной неприкосновенности, неоценимое сокровище было спасено благодаря счастливой случайности!“[10]10
  Стеллецкий И. Я. Мёртвые книги в московском тайнике.


[Закрыть] Это-то и должно было, по мнению археолога, заставить серьёзно задуматься супругов о сооружении надёжного каменного сейфа, безопасного в пожар и замаскированного от посторонних глаз в недрах Боровицкого холма. Такое решение ни в коем случае не стало просто дорогим капризом, а превратилось в единственную возможность сохранить культуру и историю Византии для её последующего возрождения, а также спасти редчайшие античные книги и документы, не имеющие копий в целом мире.

Незадолго до приезда в Москву Софьи внутри Кремля было развёрнуто большое строительство: „Собрав много серебра, митрополит замыслил выстроить великий и высокий храм, подобный владимирскому собору, что был построен Андреем Боголюбским и его братом Всеволодом. Святитель много раз видел этот чудный храм и возгорелся желанием создать такой же храм и в Москве. Призваны были мастера, каменосечцы Ивашка Кривцов да Мышкин, которых святитель отправил во Владимир смотреть и исследовать тот храм, замерить его широту и высоту, а также алтарь. Мастера подивились чудной постройке и взялись за дело с уверением, что выстроят ещё более обширный новый храм“[11]11
  Забелин И.Е. История города Москвы. М., 2007.


[Закрыть].

Весной 1474 года, когда уже были готовы каменные стены, а на них возведён свод, произошло обрушение, согласно историческим свидетельствам, в результате случившегося в Москве землетрясения. Иван Забелин в „Истории города Москвы“ изложил это так: „Один летописец свидетельствует, что в этот день, 20 мая, „бысть трус во граде Москве, и церковь Св. Богродицы, сделана бысть уже до верхних комар, падеся в 1 час ночи, и храми вси потрясошася, яко и земли поколебатися““[12]12
  Там же.


[Закрыть].

Любопытно, что хоть другие храмы тогда и „потрясошася“, но не развалились, по крайней мере, упоминания о каких-либо других серьёзных последствиях этого землетрясения нет. Может ли разрушение недостроенного собора быть следствием того, что храм возводился мастерами с техническими ошибками и неточностями? Прибывшие в Москву из Пскова каменщики-эксперты отказались браться за восстановление, но дали оценку: известь была недостаточно густо замешана. Впоследствии это же подтвердил и знаменитый итальянский зодчий Аристотель Фиораванти, приехавший исправить работу. Получается, что на протяжении всего времени строительства никто попросту не обратил внимания на такую небрежность, как жидко разведённая известь для каменной кладки? Можно было бы предположить, что русские мастера-каменщики запросили за свою работу умеренную цену, поэтому им и был отдан строительный подряд, результатом стало возведение конструкции собора с рядом инженерных и технических ошибок. Смущает в этой версии то, что, несмотря на допущенные оплошности, „дешёвые“ мастера Кривцов и Мышкин спустя всего десять лет приступают к строительству таких сооружений, как собор Благовещения Пресвятой Богородицы, имеющий статус придворного храма великого князя, и церкви в честь Положения ризы Божьей Матери. Стоит подчеркнуть, что в то время в Кремле работали уже и другие, „дорогие“ итальянские мастера, а значит, поручение строительства храмов той же артели отнюдь не было делом, продиктованным лишь финансовой стороной вопроса.

В июле месяце 1474 года великий князь Иван Васильевич отправляет в Венецию своего посла, дворянина Семёна Толбузина, разыскать и уговорить приехать для строительства собора знаменитого архитектора Ридольфо Аристотеля Фиораванти, слава об инженерных чудесах которого дошла и до Московии. Фиораванти удавались невероятные по своей сложности работы, за что современники считали его настоящим магом и чародеем. Он возводил крепостные стены, устраивал в них тайники, проектировал подземелья, выпрямлял и передвигал наклоняющиеся башни и колокольни, не разбирая их, поднимал со дна моря затонувшие тяжести, в течение пяти лет работал на строительстве Миланского замка, при этом был литейщиком и мастером пушечных дел.

„Возвратившись с успехом в Москву (в 1475 г.), Толбузин рассказывал, что много там у них мастеров, да ни один не пожелал ехать на Русь, и только один согласился и порядился с ним – иметь за службу по 10 руб. на месяц. Его звали Аристотелем „ради хитрости его художества“. Звал его к себе ради его хитрости и турецкий царь, что в Царьграде сидит.

Церковь Св. Марка в Венеции „вельми чудна и хороша да ворота Венецейские, сказывают его же дела, вельми хитры и хороши““.

Да ещё показал он ему, Семёну, такую хитрость свою: позвал его к себе в дом, а дом у него добр и палаты есть; да велел принести блюдо медное на четырёх яблоках, а на нём сосуд, как умывальница, как „оловяник“ (кувшин), и начал лить из него из одного воду, и вино, и мёд, чего хочешь, то и будет»[13]13
  Забелин И. Е. История города Москвы.


[Закрыть].

В нотариальном архиве Болоньи, родном городе инженера, в 1488 году была сделана посмертная запись, в которой неоднократно говорилось о том, что Фиораванти – удивительный гений, его творения – невероятны и что едва ли на свете есть человек, которому было бы известно в архитектуре хоть что-то неизвестное Аристотелю.

Как Толбузину удалось уговорить приехать такую величину, как Аристотель, – дипломатическая тайна, возможно, сказалось знакомство с Софьей и Виссарионом. Едва ли речь шла только лишь о строительстве Успенского собора. «Он (Фиораванти. – Авт.) понимал, что главная цель его вызова в Москву – не постройка какой-то церкви, которую с успехом могли в конце концов построить и псковичи, а в том, чтобы надёжно, на века, спрятать бесценное византийское книжное сокровище»[14]14
  Стеллецкий И. Я. Мёртвые книги в московском тайнике.


[Закрыть]. Десять рублей в месяц, конечно, были немалой суммой, но едва ли признанный в Европе инженер в летах (Аристотелю Фиораванти было в 1475 году около 60 лет) согласился бы ехать за тридевять земель только ради заработка. Было что-то ещё, что до крайности заинтересовало мастера в этих далёких строительных работах.

Историки Игнатий Стеллецкий и Сергей Бартеньев утверждали, что именно Аристотелем был рассчитан общий план Кремля, наземного и подземного. Так, может, знаменитый муроль (muro – стена, итал.) получил заказ на долгожданную работу, достойную его гения?

Фиораванти прибыл в Москву в начале 1475 года в сопровождении сына Андрея и подмастерья Петруши, будущего инженера кремлёвских сооружений – Пьетро Антонио Солари, который, должно быть, уже не хуже своего учителя представлял топографию Боровицкого холма. В России Фиораванти первое время много путешествовал, знакомясь с древнерусской архитектурой, побывал и во Владимире, и в Новгороде, и на Белом море. А в Кремле в этот момент находился Солари, руководивший ходом подготовительных работ. В конце 1475 года Фиораванти приступает к сносу остатков Успенского собора и строительству нового храма, а одновременно начинается сооружение подземного книжного склада – сейфа: несгораемых палат для приданого Софьи.

Автор считает, что и разрушения храма Кривцова и Мышкина и недостаточно густая известь – всё это были акты театральной постановки, предшествующие началу строительных работ по оборудованию подземного Кремля. Официальное приглашение Фиораванти в связи со строительством собора стало лишь маскировкой его настоящей задачи, такие меры, вероятно, были приняты для введения в заблуждение внешнего врага, способного понять уязвимое положение Кремля.

С момента приезда в Россию зодчего началось развитие подземной части города. Это подтверждено и документально и археологически. Творение иноземных инженеров Московский Кремль – загадка загадок. В 1934 году руководивший раскопками в районе Угловой Арсенальной башни профессор Стеллецкий писал в дневнике: «…всё здесь сложнее, чем я думал, и бесконечно интереснее, загадочнее. Здесь хоть купайся в тайнах»[15]15
  Стеллецкий И. Я. Мёртвые книги в московском тайнике.


[Закрыть].

Невозможность подробного исследования подземной части Кремля в настоящее время с использованием современных методов археологии вызвана требованиями безопасности. Если знаменитые историки бились в надежде ответить на поставленные средневековой цитаделью вопросы, где было распутать клубок инженерных итальянских тайн рабочим, проводившим, по мере необходимости, ремонты и реконструкции крепости в романовский или советский периоды?

Итак, приезд итальянских строителей в Россию во второй половине XV века отнюдь не был событием исключительным, в европейском масштабе. Историк архитектуры С.С. Подъяпольский писал: «В конце XV – начале XVI века искусство итальянского Возрождения теряет замкнутые национальные рамки, начинается его активное преобразующее воздействие на художественную жизнь Европы. Художественные контакты, часто выливавшиеся в миграцию мастеров, а иногда и целых ремесленных артелей, – явление достаточно характерное для всего европейского Средневековья.»[16]16
  Подъяпольский С. С. Деятельность итальянских мастеров на Руси и в других странах Европы в конце XV – начале XVI века // Советское искусствознание. 1986. № 20.


[Закрыть]«Можно даже считать, что реальной датой, открывающей непрерывную художественную деятельность итальянцев за рубежом, был 1475 год – год приезда Фиораванти в Россию и закладки им Успенского собора»[17]17
  Там же.


[Закрыть].

Однако Ридольфо Фиораванти за семь лет до прибытия в Московию уже побывал по приглашению короля Матьяша Корвина в Венгрии, где построил мост через Дунай и ряд крепостей против турок.

Открыл ли Фиораванти своим приездом окно в Московию итальянским строителям или просто случайно оказался в начале долгого списка имён своих коллег, нам не так уж и важно. Но вероятно, что одновременно с Успенским собором в Московском Кремле строились Аристотелем и его подмастерьем сложные и хитроумные подземные палаты для хранения приданого Софьи. Однако Стеллецкий писал об Успенском соборе следующее: «Каких только тайников не понастроил в нём Аристотель! В куполе специальные камеры – хранилища для царских и церковных сокровищ, недоступные здесь ни врагу, ни огню. Такие же – в стене, на „горнем“ месте. Эти были связаны с подземными ходами на большой глубине. Тоннель отсюда – к Тайницкой башне. В этой последней тоннель обрывается сухим колодцем. Со дна колодца тоннель идёт под Москву-реку!»[18]18
  Стеллецкий И. Я. РГАЛИ. Ф. 1823. Оп. 2. Ед. хр. 20.


[Закрыть]

В других документах мы также сможем найти упоминание подвалов Успенского собора: «Фундамент был сделан более глубоким, чем обычно, это и все прочие технические новшества обеспечили грандиозному сооружению необходимую прочность»[19]19
  Паламарчук П. Сорок сороков. М., 2007.


[Закрыть].

И ещё одна интересная деталь: Фиораванти заложил фундамент Успенского собора прежде, чем поехал во Владимир, значит, мы ещё раз находим косвенное подтверждение версии Стеллецкого, что подземные части собора были необходимы как первоочередные, и если строительство самого храма могло немного подождать, то с подземельями медлить было нельзя, они стали надёжными потайными хранилищами. Однако, как бы всё это ни звучало заманчиво и что бы порой очень уверенно ни говорили историки, отстаивая каждый свою версию, а рассуждать об этих ходах и сейфах-палатах наверняка нельзя.

Так почему же Стеллецкий пишет о ходе из собора к Тайницкой башне так убедительно, будто прошёл по нему лично? Ведь летописные данные могут быть неверно истолкованы спустя не одну сотню лет или вовсе окажутся ложью. О закладке кремлёвских сооружений, а в частности, башни Тайницкой – самой первой башни Кремля, летописи сообщают: «Июля 19 заложена бысть на реце на Москве стрельница у Шешковых (Чешковых) ворот, а под ней выведен тайник, а делал её Онтон Фрязин»[20]20
  ПСРЛ. Т. 4.


[Закрыть]. «Прежде всего, следовательно, была создана твердыня на той стороне, откуда обыкновенно появлялись татарские полчища. Тайником обеспечивалась одна из самых нужных вещей во время осады – вода!»[21]21
  Бартеньев С. П. Московский Кремль в старину и теперь.


[Закрыть] – писал когда-то в своём поистине уникальном труде историк Бартеньев. А профессор Стеллецкий спустя несколько десятилетий возразил следующим образом: «Бартеньев по инерции утверждает старую ошибочную установку. Он, видимо, не задавался вопросом: как практически проникнуть к воде при наличии осады Кремля неприятелем? Башня на значительном расстоянии от реки – к ней от башни по открытому берегу не прошмыгнуть. Стало быть, пройти подземным ходом, как из гоголевского костёла в г. Дубно в „Тарасе Бульбе“? Но в таком случае выход к самой реке был бы отлично виден с противоположного берега… быть может, под тайником надо разуметь колодец, виденный в башне многими? Быть может, близость колодца от реки обеспечивала в нём близкий уровень подпочвенной воды? В действительности колодец являлся глубоким и сухим!»[22]22
  Стеллецкий И. Я. Мёртвые книги в московском тайнике.


[Закрыть]

Утверждая это, Стеллецкий опирается на дошедшие до нас летописные сведения о пожаре 1547 года. Тогда «бысть буря велика и потече огонь… а митрополита Макария едва вызваша из церкви, великого для попущения Божия, дымнаго духа мало не позадохшася в церкви; ‹…› а митрополит уйде на город на тайник к реке к Москве. И тамо ему бысть дымный дух тяжек и жар велик, и за невозможение от жару и от дымнаго духа начаша его с тайника спущати обвязав ужищем, на взруб к Москве; и прервася ужище, и разбися митрополит и едва отдыха и отвезоша его в монастырь на Новое еле жива»[23]23
  ПСРЛ. Т. 13.


[Закрыть].

Слово «взруб» имеет несколько значений, в равной доле подходящих для упоминания их в описании пожара, поэтому какое из них имел в виду летописец, окончательно не ясно. У И. Забелина, в «Истории города Москвы» есть такие строки: «…хоромы царевичей, Ивана и Фёдора, были поставлены на Взрубе, т. е. по тесноте места – на склоне Кремлёвской горы, для чего в самом этом склоне была вырублена площадка для хором, посредством, так называемых тогда, избиц, деревянных срубов, насыпанных землёю, на которых и была утверждена площадь хором»[24]24
  Забелин И. Е. История города Москвы.


[Закрыть].

Правда, «избицы» находились внутри Кремля, а митрополита спускали с Тайника, явно для того, чтобы вывести наружу. Тем не менее понять описанное событие можно так: по каким-то причинам митрополита не смогли провести через ворота Тайницкой башни и, подняв его на стрельницу, стали спускать оттуда на верёвках на «взруб» – южную сторону Боровицкого холма, получившую такое официальное название по существовавшей там подпорной стенке из «избиц». Второе значение, которое мог использовать летописец, – это «поруб» или «сруб». В этом значении летописный «взруб» выглядит уже намного более заманчиво. Деревянный колодезный сруб, ведущий в подземный ход, куда и стали опускать на верёвках задыхавшегося митрополита. И наконец, ещё один вариант «взруба» как невысокого деревянного подклета, то есть деревянного подвального помещения Тайницкой башни или… колодца. Такие значения слова «взруб» мы без труда можем найти в словаре архитектурных терминов Владимира Плужникова.

Игнатий Стеллецкий утверждал в статье, которую готовил к печати в год восьмисотлетия Москвы: «Во время одного из кремлёвских пожаров м. Макарий, писавший в Успенском соборе свои четьи-минеи, заработался и упустил момент. С группой обречённых вынужден был бежать из собора упомянутым подземным ходом, задыхаясь в дыму. В Тайницкой башне, подвязав верёвкой, полубездыханного митрополита стали опускать в колодезь. Верёвка оборвалась, и митрополит грузно и глухо упал на дно. Со дна колодца, как отмечено, шёл тоннель под Москву-реку. Этим тоннелем вывели митрополита на противоположный берег, в Замоскворечье»[25]25
  Стеллецкий И. Я. РГАЛИ. Ф. 1823. Оп. 2. Д. 20.


[Закрыть].

Однако в летописи мы не видим прямого подтверждения тому, о чём говорит Стеллецкий. Так в чём же дело? В том, что Игнатий Яковлевич, увлечённый идеей существования хода, выдавал желаемое за действительное и, воспользовавшись многозначностью слова, выгодно использовал её в вольном пересказе событий во время пожара?

Получается, что считать летописное сообщение подтверждением подземного хода мы всё-таки не можем, в силу его двусмысленности, но если хорошенько поискать, то можно найти и другие документальные свидетельства, правдивость которых к тому же была доказана археологически.

Упомянут этот тайник и в одной из «описей порух и ветхостей», составленной в 1646 году, дословно говорится следующее: «Под Тайницкие ворота тайник, и у того тайника ступени повыломались и в тайнике по обе стороны из стен и из свода осыпалось камней с 50, по полукамен и по чети; и у тайника у затворенных дверей замка нет и двери засорены»[26]26
  Бартеньев С. П. Московский Кремль в старину и теперь.


[Закрыть].

Сколько раз, признаться, ваш покорный слуга перечитывал это сообщение XVII века с тем чувством, словно бы сам стоял на сломанных ступенях узкого полукруглого коридора, уводящего в белокаменную и краснокирпичную толщу кремлёвских тайн. Едва ли манящий подземный холод чувствовался тому, кто составлял опись, по-другому, нежели чувствуется теперь современным мечтателям. Однако к делу!

В 1894 году благодаря И.Е. Забелину получили известность любопытнейшие факты. В статье, посвящённой проблеме знаменитой библиотеки Ивана Грозного, «Подземные хранилища Московского Кремля», впервые было опубликовано доношение пономаря Конона Осипова в Канцелярию фискальных дел, датированное 1724 годом, из которого следовало: «Есть в Москве под Кремлём городом тайник, а в том тайнике есть две палаты, заставленные сундуками до сводов. И те палаты за великой укрепою. И у тех палат двери железные, поперёк – цепи в кольца проёмные. Замки вислые превеликие, печати на проволоке свинцовые, и в тех палатах по одному окошку, а в них решётки без затворок. Но тайник тот завален землёй по неведению, как вели ров под Цехгаузный двор (Цехгауз – Арсенал. – Авт.) и тем рвом на тот тайник нашли на своды и те своды проломали, а проломавши, насыпали землю накрепко»[27]27
  Забелин И. Е. Подземные хранилища Московского Кремля. М., 1894.


[Закрыть].

Существование тайника стало известно Конану Осипову от покойного товарища, дьяка Большой казны Василия Макарьева, который спускался туда по повелению царевны Софьи Алексеевны Романовой. И спускался туда где-то поблизости от Тайницких ворот. «А где именно, не сказал, а сказал только, где вышел – к реке Неглинной, в круглую башню, возле которой был старый Точильный ряд»[28]28
  Там же.


[Закрыть].

История с этим дьяком и пономарём долгая и запутанная. Первый прошёл, второй спустя 42 года взялся искать эти таинственные палаты, да не смог пройти к ним тем же ходом от Тайницкой башни, так как ход угрожал обвалом, зато нашёл перекрытую, как тогда подумал пономарь, арсенальным фундаментом галерею. Столкнулся с произволом кремлёвского начальства и прекратил раскопки в связи со смертью императора Петра I. Обвиняли впоследствии Конона Осипова в подтасовке фактов и в том, что он специально разыграл весь этот маскарад с поисками, желая отвлечь внимание чиновников от его задолженности в 20 пудов гренадёрских трубок, которые вовремя не поставил в государственную казну. Но некоторые, казалось бы, незначительные детали из доношения пономаря подтвердились при раскопках Стеллецкого уже в советское время. Вот что записал археолог в своём дневнике: «В Арсенальной башне по Конону, как по нотам: на тайник нашли и тайник проломали, а проломавши, засыпали землёй накрепко»[29]29
  Стеллецкий И. Я. Мёртвые книги в московском тайнике.


[Закрыть].

Только то, что принял Осипов за фундамент Арсенала, установленный в проломанный ход, оказалось замуровкой из белокаменных блоков протяжённостью в шесть метров. Но Стеллецкий, в отличие от пономаря, был не только профессионалом, но и обладал настоящим подземным чутьём. Правда, и ему не суждено было закончить раскопки, из-за, вот уж действительно – по Конону, как по нотам, произвола кремлёвского начальства.

Круглая башня – это башня Угловая Арсенальная, получившая своё современное название после строительства здания Арсенала (1701 г.). Арсенал был вплотную примкнут к северо-восточному углу Кремля, для чего кремлёвскую стену даже пришлось частично разобрать и реконструировать. Громада Арсенала срослась с древним кирпичом стен настолько, что они стали являть собой как бы одно целое. При этом пострадали и внутристенные галереи и подземные ходы, а остатков и тех и других в том углу было обнаружено много. Заложили Угловую башню не по старой основе в 1492 году. То есть для её строительства освоили новую территорию. Намеченная за границами Кремля Дмитрия Донского, она была построена Пьетро Антонио Солари. В Патриаршей или Никоновской летописи об этом говорится хоть и кратко, но предельно ясно: «Того же лета от Фроловской стрельницы (Спасской башни. – Авт.) и до Никольской заложиша подошву и стрельницу новую с тайником заложиша»[30]30
  ПСРЛ. Т. 12.


[Закрыть].

Тайником мог называться и подземный ход – галерея, по которой вышел в Круглую башню дьяк Макарьев, и огромная подземная цистерна-накопитель, наполнявшаяся родниковой водой, по-видимому, именно этот родник на крутом берегу речки Неглинки и стал причиной сооружения башни на новом месте, относительно прежней угловой башни белокаменного Кремля. Кстати, вода из этого родника неоднократно затапливала башенные подземелья и разрушала фундамент стены, поскольку при строительстве Арсенала были перекрыты водосточные лотки, снабжавшие водой из цистерны весь Кремль в случае осады. Любопытно, что дед Пьетро Антонио был специалистом по сооружению именно таких накопительных водяных цистерн, которых немало построил на своей родине. А Стеллецкий и вовсе называл Тайницкую и Угловую Арсенальную башни «альфой и омегой подземного Кремля», и если в случае с Тайницкой профессор предполагал, изучал документы и верил, то в случае с Арсенальной полагался на результаты своих археологических изысканий.

Множество тайников: ходов, подземных палат и колодцев появилось в Москве в последней трети XV века, можно даже сказать, что этот век – век итальянского Возрождения в России, и в Москве в частности, – стал веком подземного фортификационного зодчества.

Стало быть, днём рождения Москвы подземной разумно считать день закладки «Стрельницы у Пешковых ворот» – башни Тайницкой. И пусть никто из археологов достоверно пока не подтвердил хода в ней самой, так как при Екатерине II значительная часть южной стены была разобрана, а восстановлена уже без дополнительных тайных сооружений, потерявших в XVIII веке всякий смысл, в связи с развитием артиллерии. Зато профессором Стеллецким доказано существование хода в башне Арсенальной, куда и пришёл когда-то, по повелению Софьи Алексеевны, дьяк Василий Макарьев, воспользовавшись тайником Тайницкой башни, заложенной 19 июля 1485 года на реке Москве Антоном Фрязином.