Текст книги "Проклятые дни. Зарисовки с натуры"

Автор книги: Даниил Санкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

В городе медленно, но верно начиналась анархия. Станислав помнил, как оно было в 1991 и в 1993. Было похоже. Только тогда в воздухе висело что-то пьяняще-революционное, а сейчас – до порченных штанов страшное. Люди массово превращались в сумасшедших и бросались на других людей. Иногда те тоже становились такими же. Причем живыми этих людей назвать уже было нельзя. Даже по виденным повреждениям – это были мертвецы. Но в то же время они были живые…

Апокалипсис. Зомби пошли по Земле.

Выездная бригада Славы плюнула на работу и мужики разбрелись по домам. Тревожные мысли были у всех. Народ склонялся к выводу, что надо подальше уезжать из Москвы.

Слава сидел за рулём бригадной «технички» – полноприводного газона с лебедкой, на котором был смонтирован жёлтый кунг с печкой-буржуйкой, укомплектованный различным инструментом и запчастями.

Набрал номер Галки. Она не отвечала. Потом еще и еще раз.

– Вот ведь зараза, говори – не говори, похрен. Поставила на ночь только виброзвонок, с утра не сняла, и дела нет. Одно слово – баба! – беззлобно ругнулся Слава, уже внутренне принявший новый ход вещей и намеренный строить свою жизнь так, чтобы выжить. Выжить и жить. Нормально жить, по возможности. И Галка занимала в этой планирующейся новой славиной жизни не последнее место. Теперь же эта зараза не брала телефон. А ведь могла бы уже начать собираться. А собраться – с одной стороны, и добра-то никакого нет почти, а с другой стороны – баба ж всегда найдет, с чем копаться… Опять же, нужно максимально затариться продуктами. Ну да это успеется. И сверхцель – добыть оружие. На родной Орловщине это, в принципе, проблемой бы не было – и охотников хватает, и с войны по деревням разве что подлодок не осталось. Но до той Орловщины нужно было ещё добраться…

Галин мобильник лежал на кухонном столе. Он действительно стоял только на виброзвонке. На первый звонок тварь в комнате повернула морду, настраиваясь на источник звука. Но этот звук еды не обещал, поэтому тварь потеряла к нему интерес.

От нескольких долгих вызовов телефон дополз до края столешницы и сверзся вниз. От удара об пол задняя крышка отлетела, аккумулятор выскочил и поскакал в сторону. Экран мобильника погас.

Наудачу Слава снова набрал галкин номер. Теперь механический голос отвечал, что «телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Стало быть, либо Галка выключила надоедающий телефон, либо у неё просто закончился заряд батареи. Еще раз чертыхнувшись, Слава убрал мобильник, запустил двигатель и тронул грузовик с места.

Слава заехал в гараж, с помощью ничего не заподозривших слесарей загрузил в кузов электрогенератор и газосварочное оборудование – баллоны с газом и резак.

– Наряд потом оформлю, ждут очень, потом завезу, – уверенно крикнул он рабочим, запрыгивая на подножку кабины. В свою контору он возвращаться был не намерен.

Поначалу он думал заехать в какой-либо гипермаркет сам. Прелесть грузовика экстренных служб состояла в том, что парковаться можно было где угодно – было бы место. Но Слава решил, что одному делать это не стоит. Полноприводный грузовик, да еще и с кунгом, по нынешним проблемам превращался в ценность великую.

По пути попалась какая-то разрытая магистраль, огороженная добротными загородками с мелкоячеистой – 50 на 50 – сеткой из толстой проволоки. Имущество было смежников – водоканальцев, судя по всему. Но Слава, остановившись, с уверенным видом забросил четыре щита в заднюю дверь кузова. В перспективе нужно будет делать решетки на стекла. Оборудование для этого в машине уж было.

Заехал на галкину работу в торговый центр. Быстро поднялся на второй этаж. Махнул рукой знакомым продавщицам. Некоторые бутики, и галкин в том числе, оказались закрыты. Это Славу обрадовало. «Небось дома осталась. Может, с бабкой что. Поэтому и трубку не берёт», – подумал он.

Собравшись в кучки, продавщицы что-то обсуждали тревожным шепотом. Покупателей на этом этаже практически не было.

Первый этаж занимал продовольственный магазин с претензией на супермаркет. А вот здесь людей было явно больше обычного.

Не особо выбирая, Слава нагрузил большую тележку продуктами. Взял несколько бутылок водки. О чем-то подумав, хмыкнул и выложил их обратно. Сказал пару фраз менеджеру зала. Уже через пару минут таджик – местный грузчик, притащил ему картонный ящик с водкой, который Слава бережно опустил в тележку. Набрал разных консервов, немного макарон и круп. Подумав, бросил блок туалетной бумаги. Добавил разных кетчупов и приправ – иногда Слава любил поэстетствовать, да и готовила Галка отменно. Решил, что это основное, а изыски пусть она сама набирает. Двинулся к кассе. Сгреб разных шоколадных батончиков и гигиенических мелочей. Тележка была уже нагружена с верхом, поэтому выкладывать – перекладывать всё это на транспортер было не самым быстрым делом. Кассирша вздохнула и начала споро протаскивать мимо датчика лазера славины богатства. Тот в задумчивости – не пропустить бы чего! – поднял взгляд наверх. Глаза уперлись в предупреждение Минздрава. Ну конечно! Сказал кассирше, и та достала откуда-то снизу несколько блоков сигарет и зажигалки. Расплатился Станислав пластиковой карточкой. С этими карточками, на его взгляд, ожидались проблемы. В фойе супермаркета стояли банкоматы. Сняв с карточки всю имеющуюся денежную массу и уже привычно соврав охраннику, пообещав прикатить тележку обратно, Слава поспешил к своему грузовику. Сегодня был его день! Сегодня всё получалось.

Подрулив почти вплотную к подъезду высотки, в которой они с Галкой обитали последнее время, Станислав стал отыскивать место для парковки машины. Годилось не всякое. И к подъезду бы поближе, и нужно поставить так, чтобы доступы в кунг перекрыть.

Удовлетворенно хмыкнув, Слава подал грузовик задом, впритирку к кирпичной стене трансформаторной будки и почти уперся задними фонарями в дощатую стену невесть как оставшейся в этом благообразном районе какой-то деревянной хибары – памятник архитектуры, что ли? Теперь доступ остался только к водительской двери. Ну да, будем надеяться, внаглую вскрывать грузовик под прицелом камер наблюдения, да еще и на виду будки консьержки никто не будет.

В фойе подъезда была суета. Кто-то тащил куда-то набитые сумки, кто-то кого-то ждал, у кого-то что-то не проходило в двери лифта… Люди говорили про массовое сумасшествие на улицах, нападения на людей и каннибализм. Упоминали про каких-то солдат, устроивших пост на их улице. Слава удивленно пожал плечами – самих солдат видно не было. Хмыкнув и подумав, что же за кавардак сейчас творится на подземном паркинге этого дома, Слава заспешил по лестнице наверх. Хорошо хоть, этаж не высокий.

Открыв дверь в бабкину квартиру, Станислав прислушался. Было абсолютно тихо. Об истериках бабки по поводу якобы нарушенного её покоя Слава был наслышан. Стараясь не лязгнуть замком, он аккуратно закрыл за собой дверь. В квартире ощутимо воняло ацетоном и еще какой-то химией. Запах был тяжелый.

– Старуха лекарства что ли побила и наблевала сверху?! – пробормотал про себя Слава.

– Галь! А Галь! – громким шёпотом позвал он. Прошел в комнату. Галины там не было. На кухне на столе стоял на подносе бабкин остывший завтрак, а на полу валялся разбитый галкин телефон.

– Точно случилось что, – встревожено подумал он и подошел к закрытой двери в бабкину комнату. Запах шел явно оттуда. Слава прислушался, замерев у двери.

Резким рывком дверь распахнулась и осталась висеть на полуоторванных петлях. Слава не успел ничего ни понять, ни даже увидеть. Удар тяжелой когтистой лапы оглушил его, и практически в ту же секунду, пробив кости теменного свода, в его мозг устремились острые и крепкие зубы твари. Челюсти её сжимались лучше всякого пресса. С хрустом лопнула черепная коробка, выплеснув часть своего содержимого на пол рядом с окровавленной галининой одеждой. Тварь села над новым трупом и также целеустремленно стала отхватывать от него и пожирать куски плоти. Теперь это был уже другой, отличный от человеческого, сильно перестроенный организм, и дело пожирания продвигалось значительно быстрее. Кровь стекала из пасти твари и блестела на её теле, застывая причудливыми разводами. Иногда она мотала уродливой мордой, случайно захватив в пасть вместе со славиным мясом куски его одежды. Скелет твари был уже значительно усилен, и теперь она, пресытившись, отбрасывала чем-то не понравившиеся ей розовые обглоданные кости.

Наконец и с этой едой было покончено. Съев двух человек, тварь стала не только совершенно сильнее и опаснее, у неё появился какой-то зачаток разума. Или, если угодно, инстинкты её обострились чрезвычайно. Она стала хитра и любознательна. Тварь обошла всю квартиру. Некоторые двери были закрыты, и тварь сообразила их открыть, дергая за ручки в разные стороны. На кухне её привлекло что-то из еды на подносе. Съев понравившееся и разбросав по полу посуду, тварь вернулась в комнату. Предположив это место удачным для ожидания новых жертв, тварь прижалась боком к тёплой батарее и беззвучно замерла.

21 марта, среда, середина дня.

Москва, высотка

– Тяжелый зараза, – кряхтя под тяжестью станка и коробки с патронной лентой, пожаловался боец.

– Штангист, наверное, – поддакнул ему фразой из анекдота сержант Ракута, также тащивший наверх по лестнице многоэтажки, коробку с лентой и чемоданчик с оптическим прицелом.

Бойцы, тащившие следом тело пулемета, поддакнули. Анекдот был старый, и уже не смеялось.

– Может, хорош уже, тащь старшлейнант? – обратился Ракута к возглавлявшему процессию крепышу в разгрузке и с автоматом наперевес. Вопреки ожидаемому, тот давить некоторую борзость в вопросе не стал, а наоборот, махнул рукой в сторону обширной лестничной площадки.

– Привал! Выставить охранение, особое внимание – лестнице. Старший – Ракута. Вы, двое, со мной!

Подхватив двух бойцов, старший лейтенант пошел по коридору этажа, миновал обширный холл и вышел на балкон пожарной лестницы. Лестница шла по углу высотки, и вид с полукруглого балкона открывался в две стороны улицы. Переулок же и вовсе был как на ладони. Однако крыши двух домов напротив всё же несколько мешали обзору, поэтому старший лейтенант принял решение подняться еще на один этаж.

Солдаты встали, переволокли свой груз еще на два пролета вверх. Наконец-то стали располагаться. Расчет споро собрал крупнокалиберный пулемет, взгромоздив тело с длинным стволом на колченогий станок. Здесь же рядом разместили коробки с лентами. Сержант Ракута подошел к пулемету, деловито покрутил его из стороны в сторону, после чего, удовлетворившись, стал монтировать на него оптический прицел.

Бойцы тем временем уже притащили поближе «общественные» диванчики – дом был, по новым меркам, «элитным», и на элементах уюта здесь не экономили.

Старший лейтенант проверил установку пулемета, не удовлетворился величиной отрицательного наклона ствола и велел притащить что-либо подсунуть под задние опоры треноги. Притащили прямоугольную цветочную тумбу. Повыдергивали растительность и завалили конструкцию набок, дабы упоры стояли на твердой боковой стенке, а не проваливались в рыхлую землю.

Грязи на балконе прибавилось. Старший лейтенант философски хмыкнул.

– Ракута с отделением, остаешься здесь с пулеметом, старшим. У пулемета двое. Постоянный контроль улицы. Связь – по радио. Внимание – коридору и лестницам. Смена дежурных у пулемета – через два часа. Завтра ваш караул сменим. В общем, действовать по обстановке!

– Есть! – не очень оптимистично ответил сержант.

– Остальные – за мной! – приказал старший лейтенант и пошел в сторону лифтов.

– Да, и жильцов тут не обижай – сам понимаешь, все люди здесь не простые, – полуобернувшись, сказал он остающимся. – Ну, да… сам разберешься! – и офицер, коротко махнув рукой, заспешил в сторону лестницы.

Оставшись начальником, Ракута хмуро оглядел свое войско. Вместе с ним всего было пять человек. Вот и всё отделение. Вздохнул и посмотрел на прямоугольную коробку милицейской рации. Из нее шипело и изредка пробивались какие-то переговоры.

– А, а х.. с ним! – Ракута поежился, снял каску и стал распоряжаться.

Поставил двоих наблюдателей к пулемету, лично вставил конец ленты в приемник. Оставив наблюдателей наблюдать, как завещано Уставом, увел свободную пару в холл – на балконе достаточно сильно чувствовался ветерок и было холодно.

Сержант одернул на себе обмявшийся под броником камуфляж, передвинул на видное место штык, поправил автомат и, придав себе тем самым донельзя героический вид, пошел звонить в квартиры «своего» этажа: полезно было знать, какие из них сейчас обитаемы, что за люди проживают… Как-никак они – ближний тыл его воинства. Из четырех квартир, двери которых выходили в холл, две оказались заперты, на долгие звонки никто не открыл во всяком случае, в одной оказалась молодая женщина с сыном десяти примерно лет, который восторженно смотрел на Ракуту, будто сошедшего с экрана боевика. Этому знакомству сержант был рад: женщина скоро вынесла бутербродов воинству и предложила не стесняться обращаться за горячим чаем. Туалет опять же… Еще в одной квартире оказался иностранец. Он что-то импульсивно объяснял, показывал какие-то непонятные документы и часто повторял, что он «не комбатант». Толку, в общем, от него никакого не было.

Выходы вверх и вниз на «своей» пожарной лестнице тоже было решено перекрыть – притащили и подперли двери кадками с пальмами. Если уж кого-то припрет непременно по пожарной лестнице эвакуироваться – отодвинет. Но шум будет, и дежурные у пулемета непременно среагируют.

На этаже было тихо. Но остальной дом гудел. Было похоже на спешную эвакуацию. Безостановочно гудели вверх-вниз лифты, кто-то с кем-то ругался, кто-то кому-то что-то доказывал на повышенных тонах, где-то плакали дети. Дом был из сравнительно новых, с подземным гаражом. Причем дворовая территория была огорожена забором. Это спасло многих. Поток машин выезжал из ворот паркинга, протискивался через выезд со шлагбаумом и вливался в уличные потоки машин. Кто-то ехал налегке, всё еще расценивая происходящее как досадную помеху давно лелеемым планам. Ну а кто-то, из числа пессимистов или просто понимающих больше других людей, уезжал в забитых под крышу авто, стремясь запастись едой и хоть каким-то оружием.

В оптику пулемета тоже было на что поглядеть.

Периодически слышалась стрельба. Короткое пистолетное и глухое ружейное баханье всё чаще перемежалось автоматической стрельбой. Пару раз коротко пророкотало и вовсе из чего-то серьезного. То ли из такого же пулемета, как у них, а то ли из еще более крупного – КПВТ⁸ с бронетранспортера.

Шел плотный поток машин. Иной раз случались заторы, однако военные с блоков быстро на броне по тротуарам и газонам подскакивали к пробке, распихивали столкнувшиеся машины, и движение возобновлялось.

Ор, шум, непрерывные гудки клаксонов, выстрелы… И так постоянно.

21 марта, среда, середина дня,

Москва, подвал одной из новостроек.

Фазахетдиев Исматулло Сулаймонович, гастарбайтер.

– Совсем оставил Всемогущий детей своих, погрязших во грехе… – думал Иса, выглядывая в щель каморки. В скрытое оконце было видно основное помещение – большой подвал, в котором «в тесноте, да не в обиде», жила община таджиков-гастарбайтеров. Сейчас здесь царил разгром. Сломанные нары, разбросанные вещи. Распотрошенные баулы с немудрящим богатством людей, пытавшихся заработать в негостеприимной столице «Великого северного соседа» на пропитание своих семей, оставшихся в южном и солнечном, но, увы, нищем Таджикистане. Перекрученные матрасы и одеяла, еще какие-то тряпки. И кровь, кровь повсюду. И самое мерзостное – трупы товарищей Исы, пожираемые другими трупами…

Иса, как его называли работяги-нетаджики на одной из строек Москвы, или полностью – Исматулло – как обращались соплеменники, или даже уважительно Исматулло Сулаймонович – как говорили самые младшие из них – был уважаемым человеком. К своим сорока пяти он имел жену, четверых детей, несчетное количество рабочих специальностей и репутацию человека, могущего управиться с любой техникой: что починить гидравлику на японском экскаваторе, что с помощью жести от консервной банки и валяющейся проволоки сделать зажигание на незаводящемся жигуленке. Это, кстати, давало Исе дополнительный приработок. Многие кавказцы, купившие за совершенно смешные деньги совершенно убитую рухлядь и калымящие по всей Москве на этих «шайтан-такси», время от времени привозили к Исе своих железных коней на ремонт. Иса честно чинил и честно предупреждал, сколько, по его мнению, еще протянет автомобиль. Либо отказывался, говоря, что эту рухлядь только в переплавку. Как правило, прогноз оказывался точным.

Кавказцев Иса не любил. Они не походили на спокойных и рассудительных таджиков: кричали, жестикулировали, давили толпой, доказывая что-то своё. Демонстративно показывали свое отношение к таджикам, как бедной родне. Но особенно Исе не нравилось, когда кавказцы пытались сбить и так весьма скромную цену, назначенную Исой, аргументируя это тем, что они мусульмане, а мусульманин мусульманину должен помогать, поэтому Исе, мол, нужно бы сделать цену пониже. На это Иса степенно отвечал, что в таком случае и положенный обычаем «закят»⁹ также окажется ниже, что вряд ли понравится Всевышнему. И ради богоугодного дела им бы, напротив, стоило бы в оплате не скупится… Кавказцы чертыхались и платили назначенную цену.

Иса вдруг отчетливо понял, что сходит с ума.

Плохое началось еще вчера.

Днем ранее, 20 марта, вторник, утро.

Москва, одна из новостроек.

Один из работавших здесь таджиков-гастарбайтеров Рузикул пришел на работу больным и сказал, что на него с приятелем Раджабом в промзоне, где они жили в каком-то вагончике, с утра напали собаки. Раджабу собаки отхватили кусок мышцы от руки, и когда тот упал, то еще несколько раз укусили за ноги. И загрызли бы совсем, если бы не друг Рузикул. Тот сильно мерз в неласковой холодной Москве, поэтому, на его счастье, был в ватной куртке, рукава которой собаки не прокусили. Схватив кусок арматурины, Рузикул успел одной собаке перебить передние лапы, а второй так и вовсе удачно попал по голове, пробив череп. В общем, от собак удалось отбиться. На счастье, сразу попалась «скорая». У отчаянно размахивающего руками Рузикула машина остановилась, вышли женщина-врач и немаленький на фоне щуплых таджиков санитар. Почему-то доктора обоим таджикам первым делом посмотрели в глаза. Раджаба перебинтовали и уложили на носилки в машину. Зачем-то женщина-врач уточнила, кусали его собаки или люди. Раджаб удивленно подтвердил, что собаки – разве же могут люди кусаться? Потом спросили у Рузикула, не укусили ли его. На что тот ответил, что нет. Он пояснил симпатичной докторше, что не только увернулся, но и победил обеих собак. Тем не менее, врач осмотрела его руки и только после этого машина уехала.

Рузикул был доволен собой: и собак победил, и о друге позаботился, даже можно сказать землякам, что спас. И с доктором поговорил правильно, и она тоже кому-то расскажет, как храбро себя вел Рузикул! Ну не считать же чем-то серьезным царапину, которую всё-таки оставила собака на его ноге? Зубы пса не прокусили плотную ткань, только клык, кончиком острия процарапал кожу чуть ниже колена. Чепуха! А штаны прогладить, так и вовсе ничего видно не будет!

Всё это Рузик с довольным видом рассказал соплеменникам, которые удивленно цокали языками и говорили, кивая, что действительно, если бы на месте Рузика был кто-то другой, то еще неизвестно, чем бы всё закончилось.

Через пару часов Рузикулу стало плохо. Его уложили на топчан в бытовке и посоветовали до вечера отлежаться. Но поднялся Рузикул значительно раньше.

Он встал рядом с топчаном и неуверенно развернулся в сторону приоткрытой двери – именно оттуда доносились звуки. Организм входил в стадию не-жизни. Спустя короткое время Рузикул двинулся в сторону двери. Там были свет, звуки и ощущение близкой еды.

Бригадир таджиков – дородный усатый Камчет-бай в новенькой яркой, блестящей светоотражающими полосами спецовке – собрался проведать захворавшего соплеменника, убедиться, не отлынивает ли тот от работы. Нужно было разгребать скопившийся за зиму строительный мусор и каждые рабочие руки были на счету…

Выставив вперед руки, Рузик шел на начальника. Это было неслыханно. Камчет-бай остолбенел о такой дерзости, но, встретившись взглядом с Рузикулом, маленькими шажками попятился назад. Рузикул неотвратимо надвигался. Несколько работяг наблюдали издали небывалую картину.

Камчет-бай споткнулся обо что-то и грузно осел на пятую точку. Рузикул наклонился над поверженным и вдруг резко бросился на свою жертву. Камчет-бай тонко и пронзительно заголосил. Пара покатилась по земле. Орущий судорожно и бестолково отбивался руками и брыкался ногами. Рузикул же вцепился в его шею руками и, кажется, зубами. Брызнула кровь. Со всех сторон бежали люди разнимать дерущихся. Это оказалось непросто. Начальника отбили. С шеи у него был оторван лоскут кожи. Рана обильно кровоточила. Также были искусаны кисти рук. Новенькая спецовка была вся забрызгана кровью. Кто-то побежал за аптечкой, кто-то звонить в милицию. Самые смелые пытались утихомирить сошедшего с ума, по их мнению, Рузика. Это было не просто. Он не боялся атакующих, не убегал, а, наоборот, пытался схватить нападавших руками и зубами. Итого он покусал человек шесть. Наконец, один из работяг подхватил с земли кусок бетона, с размаху приложил сзади сумасшедшего по голове. Этого оказалось достаточно. Теменная часть черепа окровавилась, тело Рузикула опало на землю. Появившийся прораб, вплетая в свою речь цензурные слова, разогнал гастарбайтеров, приказав не имеющим официальной регистрации попрятаться – не хватало еще тут проблем с миграционной службой! – раненых перевязать, Камчет-бая срочно на машине отправить в больницу, милиции говорить, что сбрендивший Рузикул сначала бросился на всех кусаться, а потом сам поскользнулся и удачно упал головой о камень. Всё. Рабочий день был потерян, рабочих нет, впереди – разборки с милицией а потом – и с собственным начальством. Прораб тяжко вздохнул. Еще и разъездной УАЗик, на котором увезли Камчет-бая, наверняка кровью заляпают…

Рабочие переговаривались, обсуждая событие. Кто-то что-то уже слышал о невиданном бешенстве, кое-кто слышал и стрельбу на улицах. Самые молодые – продвинутые интернет-пользователи – уже что-то читали в «горящих» новостях и даже видели какие-то ролики… Однако сошлись во мнении, что их несчастный земляк подхватил бешенство от напавших на них с другом утром собак.

Милиция приехала довольно быстро.

Узнав подробности, подошли к телу. Он него несло какой-то явной химией, не похожей ни на что конкретно и одновременно похожей на всё вместе: ацетон, нагретое моторное масло, свежая рвотина…

– Та-а-ак, понятно… – протянул майор – старший группы. Милиционеры, прибывшие с майором, и так были настроены недружелюбно, а тут и вовсе подняли наизготовку свои короткие автоматы. Народ от них попятился.

Прораб тяжело вздохнул, ожидая неприятного разговора.

– Он заразить многих успел? – спросил майор, обращаясь к прорабу.

– То есть как – заразить?! – оторопел прораб.

– А вот так: укусить, поцарапать, поцеловать… – недобро усмехнулся майор.

– Он заразный? – начал понимать странное поведение подчиненного прораб и непроизвольно оглядывая свою одежду – накануне кровь от дерущихся летела во все стороны.

– Скорее мертвый, – рубанул майор и тяжело посмотрел в неверящие глаза прораба, – эпидемия в городе. Разновидность бешенства с сумасшествием наполовину. Только зараженные, считай, всё равно что мертвые. То есть организм мертв, но эта зараза какие-то скрытые резервы включает, что ли… И рвутся других – живых, незараженных – жрать. Именно жрать, а не укусить и побежать дальше, как та собака…

Убить нельзя, только если в башку стрелять. Ну или отделять её от тела, чтоб не кусалась. Тело без башки окончательно погибает. Мы уже с утра с выезда на выезд. Насмотрелись…

– Ох-х-х-ренеть… – заворожено и длинно отозвался прораб в том смысле, что ему, мол, удивительно про это слышать, и от таких новостей пребывает в некотором замешательстве. – И что дальше будет?

– Дальше будет только хуже. Правительство любимое уже утекло, небось. Так что город оцепят, чтоб зараженные не разбежались, а не смогут оцепить и контроль наладить – зальют тут всё напалмом к едрене фене.

Прораб неловко улыбался, не веря майору и думая, что ему вообще несказанно свезло: за один день уже двоих сумасшедших встретить. Однако прибывшие с майором менты сомнений в мыслительных способностях командира не высказывали. Наоборот, все стояли группой, взаимно прикрывая друг друга, настороженно выставив в стороны стволы коротких автоматов. Почти на всех были бронежилеты. А группового сумасшествия вроде не бывает…

– Так где, говоришь, у тебя тут зараженные?

– Вон то здание, что совсем в сторонке, там в полуподвале, типа общежития у них.

Майор коротко кивнул и, не обращая боле ни малейшего внимания на валяющееся тело, пошел в указанном направлении, одной рукой расстегивая кобуру, а второй коротко тыча в стороны, что-то приказывая подчиненным.

Вскоре со стороны постройки послышалась какая-то возня, бахнуло несколько одиночных выстрелов, потом дважды – короткие автоматные очереди. Из двери в здание, куда совсем недавно заходили милиционеры, теперь те же милиционеры проворно выскакивали и затравленно озирались по сторонам в поисках новой опасности.

Прораб, видя это, истово перекрестился. Хотя был неверующим и даже не знал за собой такого навыка.

Давешний майор остался у двери в общежитие таджиков, один из милиционеров застыл на одном колене рядом с приоткрытой дверью, еще один стоял рядом, в готовности её немедленно захлопнуть. Майор подозвал прораба, призывно маша ему рукой и матерно поторапливая.

Прораб трусцой припустил к общаге, по пути махнув двоим рабочим, уже вооруженных какими-то длинными железками, чтоб бежали тоже.

– Здесь очаг. Спасать некого. Глянь для любопытства.

Прораб глянул. Поначалу он ничего не понял. Глаза не сразу привыкли к тусклому свету. Подслеповато щурясь, он вдруг осознал, что видит, как его же рабочие, присев на корточки, рвут зубами и запихивают себе в рот куски мяса с тел других, лежащих рабочих. Несколько работяг еще были живы и пытались отбиваться от сумасшедших. Но очевидно, что шансов у них не было. В подвале орали. В углу, закрываясь здоровенной крышкой от казана, стояла повариха Эхтибор, тонко воя на одной ноте и прерываясь только для того, чтобы набрать в легкие новую порцию воздуха. До неё пока просто не дошли руки и зубы пожирателей.

Прораба немедленно вывернуло. Стоявший на колене боец брезгливо скосил глаз, посмотрев, не попало ли на него. Автомат при этом он так же продолжал держать направленным в сторону зараженных.

– Убедился? – спросил майор, глядя на бледного прораба.

– Да-а-а… – протянул тот в ответ, всё ещё не веря в происходящее.

Один из подошедших с прорабом рабочих тоже полюбопытствовал происходящим за дверью. Он, видно, позавтракал поплотнее прораба, поэтому содержимое его желудка заняло большую площадь.

– Выход из подвала только этот? Других нет?

– Нет, здесь только.

– Это хорошо. Закрывайте и прижмите чем-нибудь. Заваривать будем, – и, обращаясь к прорабу, добавил, – сварочный аппарат обеспечьте!

Тот закивал и начал отдавать распоряжения. Дверь подперли ломом. Споро погрузчиком притащили сварочный трансформатор, подтянули кабель. Усатый сварщик нерешительно мялся перед дверью.

– Прямо так и заварить?

– Прямо так!

– Так живые же люди! – прокатилось по собравшейся толпе, – Нельзя же так! Медиков нужно!

– Медики есть? – майор обвел толпу взглядом, стояло молчание, – Желающие присоединиться к изолируемым есть?

Опять молчание. Толпа непроизвольно отступила на шаг назад.

– Раз желающих нет, заваривай!

Гул трансформатора смешался с шипением электрода. По стене запрыгали отсветы сварочной дуги.

– Назначаетесь ответственным за невскрытие помещения. Как Ваша фамилия? Документы, пожалуйста! – деловито поинтересовался майор у прораба, доставая большой блокнот.

Видя, что дело приобретает официальный оборот, рабочие стали расходиться.

– Если увидите людей с ранами, повреждениями, если они сами на эти раны вообще внимания не обращают, двигаются ломаной походкой, не отвечают на вопросы, – это зараженные. Их не вылечить, поэтому самое правильное – добить. А это можно только повреждением мозга. Организуйте оборону здесь по периметру. Забор у вас высокий. А еще лучше – распускайте людей и мотайте из города. Такой мой вам совет, – сказал майор, забираясь в свою машину, – И дверь от доброхотов сердобольных прижмите чем-нибудь!

Часть людей вняло совету немедля. Подобрав подходящие по размеру куски арматуры, они направились к выезду со стройки.

За их спиной, деловито тарахтя дизелем, небольшой скрепер тащил в ковше к заваренной двери обломанную негодную бетонную плиту…

21 марта, среда, ранний вечер.

Москва, железнодорожная платформа на въезде в город.

Александр вышел из вагона пригородной электрички. Поезд до Москвы полз уж совсем неприлично долго. Останавливался, подолгу стоял на перегонах. А теперь вот и вовсе: «Поезд дальше не идет. Просьба освободить вагоны!» Хорошо хоть, добрались до крайней станции метро. Попутчиков у Александра было мало. Народ, перепуганный зловещими слухами, в Москву не спешил. Напротив, все стремились выскочить из мегаполиса.

Довольно легко проскочив мимо милиционеров, толпящихся по обе стороны от турникетов на станции метро, Александр спустился на платформу и вошел в вагон подошедшего состава. Уже находящиеся в вагоне пассажиры настороженно оглядели вновь вошедшего, но, не заметив за ним никаких странностей, снова занялись своими делами. Никто не спал. Кто-то настороженно переглядывался. Ехать было далеко – почти полностью ветку – из конца в конец. Благо без пересадок. Александр собрался с мыслями. И чего его понесло в эту самую, пораженную неизвестной болезнью, Москву? Хотя, в принципе, он лукавил. Ему было совершенно ясно, почему. Всему виной было отчасти врожденное, а отчасти привитое в военном училище чувство долга. Как давно это было… Еще в приснопамятные времена могучего СССР с его несокрушимой идеологией. Потом как-то внезапно всё рухнуло. Локальные межнациональные конфликты, на которые свежеиспеченный лейтенант Ильчев попал сразу после выпуска – киргизы там схватились с узбеками по поводу распределения воды из арыка или турки-месхетинцы вспомнили какие-то старые обиды, переросли в полноценные войны с применением танков и авиации. И вот уже капитан Ильчев лежит под минометным обстрелом в пологой седловине недалеко от Шали и материт артнаводчика, который никак не скорректирует огонь наших гаубиц, в то время как бойцы Ильчева, сцепив зубы, отбивают поддерживаемую огнем минометов и крупнокалиберных пулеметов атаку ичкерийцев… Александр тряхнул головой.