Текст книги "Проект «Справедливость»"

Автор книги: Даниил Аксенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 8

Когда долго терзает боль, чувства притупляются. Считается, что организм приспосабливается к неудобству. Наверное. Но притупляются не только чувства, но и мысли. Ты превращаешься в тупое животное, наполненное болью, единственное желание которого – получить хотя бы минуту отдыха. За эту минуту можешь отдать почти все, не говоря уже о деньгах. Но, к сожалению, денег у меня никто не просил.

Не буду растягивать описания мучений, причиняемых огненным обручем. Скажу прямо: мой резервуар не заработал. Ни через час, ни через два, ни через три, ни когда пришел губернатор и, покачав головой, прекратил пытку.

– Не получилось, сударь, – с печалью сказал он. Я пытался вдохнуть воздух, моргая красными глазами, – невольные слезы уже высохли. – Очень прискорбно, но снова не получилось. Ничего, мы попытаемся в третий раз. Последнее упражнение почти такое же медленное, как и первое. Вы успеете отдохнуть. Хотите воды?

Мне казалось, губернатор задал этот вопрос, чтобы спросить хоть что-то и проверить, не сошел ли я с ума. Какая наивность! Губернатор почти ничего не делал просто так.

Я собирался высказать ему все, что думаю о тех существах, которые считают себя вправе играть с другими существами. Даже львы и тигры быстро убивают свою добычу! Хотел ли я смерти? Боль примирила меня с ней. Я теперь понимал неизлечимо больных, которые с нетерпением ждут своей кончины. Однако мои пересохшие губы разжались, и вместо того, чтобы произнести пламенную речь, я смог прошептать лишь «да». Голос изменил мне еще часа четыре назад, когда крик стал походить на шипение.

– Сейчас будет вода, – сказал губернатор. На столе, стоявшем в дальнем углу, появились белый кувшин и коричневая миска.

Миску я узнал сразу – это была та самая глиняная посудина, из-за которой все началось. Стол мгновенно переместился ко мне. Я даже не успел моргнуть, а он уже появился рядом. Судя по действиям губернатора, меня никто не собирался освобождать от цепей. Почему?

– Я здесь полновластный хозяин. – Губернатор неверно истолковал мой взгляд и попытался объяснить перемещение стола. – Можно даже сказать, ратуша – часть меня. Скорее, я – часть ратуши. А там, наверху, просто подделка. Когда-то я был частью целого города, но меня лишили сил. Все титулованные особы утратили прежнее могущество. С этого времени начались раздоры… Но не будем отвлекаться, сударь. Вот ваша вода. Хлебните.

Губернатор взял руками в тонких синих перчатках кувшин и поднес к моему лицу. Я сделал несколько жадных глотков. Вода была прохладной и показалась очень вкусной. Пожалуй, самой вкусной из того, что мне приходилось пить.

– Почему… почему вы не освобождаете меня от цепей? – Мой голос походил на дуновение ветерка в роще.

– Цепи нужны для третьего упражнения, сударь, – поставив кувшин на стол, печально ответил хозяин ратуши. – Видите этот сосуд? Я подвешу его над вашей головой. Подниму немного стол, и миска окажется напротив вашего лица. Нити, поддерживающие кувшин, очень чувствительны к изменениям энергии. Если кувшин наклонится хоть чуть-чуть, вода польется в миску и вы напьетесь. Если не наклонится и даже не дрогнет, вы умрете от жажды. Все зависит от вас, Глеб, все зависит от вас.

Несмотря на то что мое тело все еще тряслось мелкой дрожью после экспериментов с обручем, я похолодел. Вот какая мне уготована кончина! От жажды. Я напрасно рассчитывал, что третье упражнение принесет быструю или не мучительную смерть. Похоже, губернатор по-другому не мог.

– Я специально перенес сюда вашу миску, сударь, – продолжал мой зловещий собеседник. – Она может помочь. В такой сложной ситуации ничем нельзя пренебрегать. Вдруг эта миска действительно артефакт? Но даже если нет, только подумайте, через какие испытания вы прошли вместе с ней! Она – ваш талисман.

Вскоре я остался один. Мой взгляд скользил по гладким цепям, обращался к свету, падающему с потолка, останавливался на платке… Зачем губернатор бросил на пол свой белый платок? Если на платок долго смотреть, то белизна становилась нестерпимой для усталых глаз. Хоть бы пол был не темно-серым, а посветлее…

В первые два часа я делал то, что делал бы каждый на моем месте. Разглядывал кувшин, висящий прямо над головой, гипнотизировал его, всей душой желая, чтобы резервуар наконец заработал как надо и вода полилась в миску. Я даже мысленно приказывал кувшину наклониться и, наверное, разговаривал с ним. Подумать только: умереть от жажды рядом с водой! Умереть из-за кувшина, который болтается на белесых тонких нитях и никак не хочет накреняться.

В то время я еще не чувствовал сильной жажды, но готовился к ней, как узник, приговоренный к смерти, готовится к встрече с виселицей. Жажда подкрадывалась незаметно мягкими нетвердыми шажками. Часы отсчитывали время, и с каждым их боем я ощущал что-то новое. Часа через четыре мои губы начали становиться сухими. Не особенно сильно, стоило их облизать – и сухость исчезала. В обычное время я бы не обратил на это внимания, но сейчас прислушивался даже к самым мелким изменениям в организме.

Еще через четыре часа облизывание губ почти перестало помогать. Я отметил, что это произошло слишком рано, хотя ничего удивительного. Ведь перед этим я долго висел, опаляемый огнем, а затем сделал лишь несколько глотков воды.

Губернатор был прав: у меня оказалось достаточно времени, чтобы «отдохнуть» от предыдущей пытки, но от переживаний «отдых» получился скомканным, да и не был уже нужен. Когда прошло двенадцать часов, сухость, как опытный полководец, захватила не только губы, но и рот. Слюна стала не такой, как прежде, – более вязкой, тягучей. Но в целом я чувствовал себя сносно, даже мог размышлять.

Оставив попытки «договориться» с кувшином или воздействовать на то, о чем не имел никакого представления, я отбрасывал один за другим смелые планы побега. Цепи были крепки, мои ноги почти вообще не могли двигаться, а разведенные в стороны руки сдвигались сантиметров на десять, не больше. Замков у цепей не было, звенья казались цельными и прочными. Конечно, я попрыгал, как мог, надеясь, что хоть одно звено лопнет, но вскоре устал, так и не достигнув никаких результатов.

Мне удалось забыться сном. Что снилось, не помню, но я часто просыпался и неизменно видел перед собой белый платок на темно-сером полу. Потом закрывал глаза, и сверкающее пятно еще долго танцевало под веками.

Окончательно проснувшись, я долго ворочал сухим языком в сухом рту, пытаясь отыскать хоть каплю влаги. Прошло около двадцати часов, и мне становилось все хуже.

Я пытался думать о резервуарах, магах и Лиме. Почему те земляне, которым посчастливилось родиться с магическим даром, не могут им пользоваться дома, а должны переходить в другой мир? Мне пришла в голову нелепая мысль, что это происходит по той же самой причине, по какой ребенок, выросший в семье крестьян, становится крестьянином, а не, например, музыкантом, хотя к музыке у ребенка явный талант. Земляне-маги не нужны Земле. А Лиму – нужны.

Когда прошло больше суток, заметил интересную деталь. Моя кожа тоже высохла, начала шелушиться и сморщилась. Она выглядела, почти как у старичка. Я подумал, что неутоляемая жажда – это не что иное, как ускоренная старость. Я быстренько состарюсь и умру – обычное дело.

Нельзя сказать, что меня взбодрила эта мысль, но я всерьез подумал о том, чтобы закричать, позвать губернатора и попытаться с ним договориться. Хотя о чем нам разговаривать? Что я могу ему предложить? Я ведь до сих пор не знаю даже, кто он такой. Кричать я передумал и даже не стал проверять, смогу ли что-то выкрикнуть.

После полутора суток мне надоело считать часы. Я висел, уставившись в одну точку на столе, и лишь изредка переводил глаза на что-то другое, чаще на миску или платок. Мои мысли текли неторопливо, словно поезд, который долго несся как сумасшедший, а теперь постепенно замедляется, готовясь полностью остановиться. Конечно, мне хотелось пить. Все это время я испытывал невероятную, глубокую жажду, но отчего-то быстро смирился с тем, что воды не получу. Откуда ей взяться? Я не верил в свой резервуар, хотя и пытался подражать йогам, занимаясь самовнушением. Меня мог освободить губернатор, но он не придет. Я копил свою жажду, как мальчишка копит блестящие монетки. Вскоре моя «копилка» оказалась забитой под завязку, но «монетки» жажды прибывали и прибывали. Просто лились рекой.

Примерно на третьи сутки, не помню точно, я впервые потерял сознание. Это длилось недолго, но я пожалел о том, что пришел в себя. Забытье похоже на смерть, а смерть – на забытье. Переход между одним и другим незаметен. Меня бы вполне устроил такой конец. Ты как бы засыпаешь и больше не просыпаешься. Кто сообщит тебе, что ты умер, а не спишь? Можно ли быть мертвым, думая при этом, что спишь? Любопытный вопрос.

День на четвертый мне стало значительно хуже. Появились галлюцинации – какие-то разноцветные пятна, они скакали по комнате и напоминали то ли собак, то ли кошек. Я уже не роптал на судьбу и даже почти не шевелился, лишь иногда поднимая голову, лежащую на столе. Впереди стояла миска, и до нее можно было дотянуться, если слегка податься вперед. Но к чему так делать? Миска пуста и суха. Я ее разглядывал так долго, что изучил каждую трещину и царапину. Теперь мог бы нарисовать эту посудину по памяти.

Умирал я медленно. И хотя мне не удалось поторопить свою неспешную смерть, наконец настало время, когда почувствовал: все, осталось чуть-чуть. Эта мысль даже слегка обрадовала, а затем я ощутил странную легкость. Мысли будто засияли и заскакали с прежней силой. Так, наверное, вспыхивает огонь перед тем, как погаснуть.

Внезапно я понял, что эта легкость закономерна. Когда человек умирает, он уже не привязан к досадным ограничениям: он не скован капризным телом-обузой, над ним нет власти туповатых земных начальников, ему даже неинтересно, что о нем говорят. И неважно, продолжает ли он как-то существовать после смерти или нет. Смерть все равно – венец жизни, самый ее расцвет, высшая цель. Я наконец взобрался на эту гору и теперь стоял почти на самой вершине.

Оставалось сделать только шаг. Мне даже почудилось, что поднимаю ногу, но отчего-то в мыслях нога ощущалась очень тяжелой. Будто в нее что-то вцепилось и не пускало. Мои чувства так перепутались, что казалось, словно в ногу вцепились не коряга или камень, а звук. Равномерный звук, напоминающий ход старинного хронометра. Мой угасающий разум полюбопытствовал в последний раз. Часы? Но часы шли гораздо тише.

С трудом разлепил глаза. Вероятно, они тоже изрядно подсохли, потому что видели плохо, расплывчато. Я с трудом сфокусировал их на столе, а потом и на миске. Мне хватило сил удивиться еще раз. Столь знакомая миска слегка изменилась. Нет, края остались прежними, а вот дно выглядело блестящим и синеватым. Я даже сначала не понял, что это, но потом, когда на дне появился расходящийся круг, догадался. В миску равномерными каплями падала вода. Вершина моей жизненной горы вдруг ожила и устремилась ввысь. Я, счастливый альпинист, оказался снова у подножия. До вершины мне еще идти и идти.

Глава 9

Мягкие блики серебристого балдахина резанули по глазам. Я снова лежал в спальне, на кровати, убранной светло-лиловым постельным бельем. Мое самочувствие оставляло желать лучшего, но только моральное. Физически я чувствовал себя хорошо.

Рядом с кроватью у стены стояла высокая корзина. Мне сначала показалось, что в ней зонтики, но, присмотревшись, увидел – шпаги. Изогнутые эфесы были так красивы, что сами просились в руки. Я поднялся и, не ощущая никакой боли, ничего неприятного, подошел к корзине и вытащил одну из шпаг. В эту минуту я задумал убийство.

Мысли еще не успели толком оформиться в решение, когда в спальню вошел губернатор. Он был одет теперь в черный камзол с золотистыми пуговицами. Взгляд вошедшего был испытующим, а губы улыбались так широко, что даже бородка слегка растягивалась в ширину.

– Поздравляю, сударь! – В голосе губернатора была такая искренность, что на миг я поколебался. – Рад, что все получилось! Признаться, не ожидал, совсем не ожидал. Еще за пять минут до появления вашего дара я мог поклясться, что у вас ничего не выйдет. Был уверен, что вы умрете, как многие до вас. Я вообще не могу припомнить случая, чтобы дар появлялся перед самой смертью! Непосредственно перед! Мне даже пришлось потрудиться, чтобы привести вас в порядок. К счастью, я умею лечить. Не все, конечно, но в целом умею.

На лицо губернатора я не смотрел. Мой взгляд был устремлен на его грудь, точнее, на левую половину груди между золотыми пуговицами и валиком рукава.

– А сколько людей умерло, монсеньор? – поинтересовался я, надеясь, что голос, вернувшийся ко мне, звучит буднично.

– За двести лет-то? – Улыбка не сходила с лица губернатора. – Много, сударь, много. Мне, конечно, попадались маги, но очень редко. В основном – просто местные жители, а земляне – чуть чаще магов. Магами здесь стали лишь восемь человек. Я горжусь этим результатом, ведь до меня никому не удавалось…

– Защищайтесь, монсеньор! – Сам не знаю, почему произнес эту фразу и дал собеседнику целых две секунды на ее осмысление. Разумнее было бить без предупреждения.

Мой удар не достиг цели. Губернатор слегка развернулся, и шпага пронеслась мимо. Я попытался нанести еще один удар, но удивленно замер: мой противник смеялся.

– Сударь! – хохотал губернатор, показывая ровные белые зубы. – Вот это да! Вы еще лучше, чем я думал! «Защищайтесь, монсеньор»! Надо же! Не ожидал. Меня многие били в спину, но чтобы так… Вы ведь понимаете, что лучше бить в спину, Глеб? Подкараулить, дождаться момента и… Это проще и эффективней! Понимаете?

– Понимаю, – согласился я, примериваясь и делая второй выпад. – Простите, что разочаровал.

Губернатор отклонился, и я опять промазал. Он двигался слишком быстро, ненормально быстро.

– «Защищайтесь, монсеньор»! – Губернатор продолжал заразительно смеяться. – Если бы мне кто-нибудь рассказал об этом, я бы не поверил! Вы догадываетесь, что с моей смертью дороги наверх для вас не будет? Старый город сначала убьет вас, а потом поглотит. Вернет на швейную фабрику!

– Может быть, – снова согласился я, делая третий выпад и целясь в голову.

Огорчали и слова противника, и то, что он даже не пытается извлечь из ножен собственную шпагу, лишь виртуозно уворачивается.

– Вы не умеете фехтовать, сударь. Вы знаете это? – спросил сквозь смех губернатор.

– Знаю, – сказал я, пытаясь нанести удар лезвием, а не острием.

– Вы не разочаровали меня, я в восторге! – ответствовал губернатор, глядя на меня сверкающими удивленными глазами. – Теперь даже думаю, что мне не придется давать вам никакого задания. Вы справитесь сами! Я положусь на вашу честность! Мы просто заключим договор… Мне кажется, что вы – бомба, бомба замедленного действия, как говорят на Земле!

– Какой договор? – Удар, направленный в ногу, тоже не достиг цели.

– Остановитесь же, сударь! – воскликнул губернатор, протягивая ко мне руки. – Даже если вы пронзите меня насквозь в десятке мест, я останусь жив и буду хорошо себя чувствовать! Я бы поддался вам, но поощрять такие бездарные удары не в моих правилах. Остановитесь!

Я подумал и остановился. Можно легко поверить в то, что шпага его не убьет.

– Хорошо, – кивнул губернатор. Он прекратил смеяться, но по-прежнему улыбался. – Вы неправильно держите оружие, но об этом потом. О договоре я тоже расскажу чуть позже. Сначала нужно выяснить, как получилось, что вы стали магом. Ответьте на мои вопросы, и в благодарность я расскажу вам о миске. Люди маркиза Ори ошиблись, сударь. Эта миска – самый настоящий артефакт. Вы, вижу, все еще хотите поквитаться со мной. Обещаю, что дам вам такую возможность, но это случится не ранее чем через пять лет. Если, конечно, доживете до того времени.

Губернатор угадал мои мысли. Я думал о том, что же способно убить его, если не шпага. Однако фраза насчет миски отвлекла меня от кровожадных намерений. К этому предмету я порядком привязался, как привязывается заключенный к своему собрату, скованному с ним одной цепью.

– А что не так с миской, монсеньор? – после небольшой паузы спросил я, не зная, куда деть обнаженную шпагу, вмиг ставшую ненужной.

– Потом, сударь, потом, – покачал головой губернатор. – Сначала мои вопросы. Согласны?

– Да, – кивнул я. – А разве так и не было запланировано? Что ваши… мягко говоря… упражнения должны сами собой пробудить магический дар?

– Конечно, – ответил губернатор, отходя в угол комнаты и садясь в светлое деревянное кресло с мягкими лиловыми подушками. – У восьмерых так и произошло. Они были почти магами, вы понимаете? Таким нужен лишь толчок, иногда слабый, а иногда сильный. Вы же вообще не маг, даже близко к этому не стоите. Тем не менее перед самой смертью, с которой, по-видимому, вы уже смирились, что-то случилось и ваш резервуар начал поглощать энергию. Конечно, очень слабо, медленно, но теперь это лишь вопрос времени, сударь. Мне хотелось бы знать, что именно привело вас к тому, чтобы стать магом?

В моих глазах репутация губернатора упала до нуля. Получается, он заранее знал, что ничего не выйдет, и спокойно облек меня на верную смерть. Точно так же хозяин ратуши поступил с другими немагами. Они умерли, будучи заранее обречены.

Затем я подумал о том, что губернатор ведь на мне не остановится. Сюда будут проникать другие люди. Они погибнут в жутких мучениях. Кажется, пять лет ждать того момента, когда можно будет убить губернатора, неразумно. Желательно это как-то ускорить.

– Сударь, поверьте, по сравнению с остальными я – просто агнец. Вы в этом сами убедитесь, – снова угадал мои мысли губернатор. – Тем не менее вы – первый случай абсолютного немага, который благодаря моему методу стал магом. Мне нужно знать, как именно это произошло. Чтобы повторить, конечно. Скажите, вы никогда не чувствовали головокружения, в то время как смотрели на огонь?

Было довольно странно вести светскую беседу с человеком, который еще недавно хотел меня убить. Но по сравнению со многими прошлыми событиями эта странность была терпима.

– Нет, – ответил я. – Никогда.

– А что вы обычно ощущаете, когда…

Я не буду занимать ничье внимание вопросами, на которые ответил «нет», а перейду сразу к наиболее важной части беседы. Она касалась моих родителей.

– Ваша мать – обычный человек? – внезапно спросил губернатор. Он по-прежнему сидел, закинув ногу на ногу.

– Конечно, – ответил я. – Обычный и самый заурядный.

– Кем она работает?

– Переводчиком. Еще учит французскому и английскому.

– А отец?

– Его не знаю. Он никогда не жил с нами. Может, хватит вопросов, монсеньор?

– Потерпите, сударь, прошу вас. Я стараюсь не только ради себя, но и ради вас. Кто знает, куда приведут мои вопросы? Может быть, я смогу помочь вам, ведь я, как никто другой, заинтересован в вашем могуществе.

Я не испытывал раздражения. Мой разум был холоден и беспощаден. Рассудив, что отказ отвечать на такие простые вопросы будет расценен как обида, я решил продолжать. То, что было внутри меня, нельзя назвать обидой. Это нечто большее.

– Кем работал ваш отец? Вы что-нибудь о нем знаете?

– Мало знаю. Наверное, тоже был переводчиком. Мама рассказывала, что он знал много языков.

– Насколько много? Пять? Десять?

– Не имею представления.

Губернатор вздохнул и замолчал. Потом встал с кресла и направился к шкафу, сделанному из такого же светлого дерева, как и вся мебель в комнате. Хозяин ратуши распахнул дверцы шкафа, и я увидел свою миску, а рядом с ней – тот самый белый кувшин, который был подвешен надо мной. Я с трудом сдержал дрожь.

– Возьмите. – Губернатор показал мне на миску. – Возьмите и посмотрите на нее хорошенько.

Как только я вернул шпагу обратно в корзину, злополучная посудина снова оказалась в моих руках. Я испытывал смешанные чувства: она мне не нравилась, но одновременно вызывала любопытство. Что хочет сообщить мой собеседник?

Миска выглядела обычно: неровные, выщербленные от времени края, темные разводы на самом дне – в ней ничего не изменилось.

– Это все-таки артефакт, сударь, – сказал губернатор. – Но он действует лишь в присутствии одной субстанции. Я сам удивился, когда это обнаружил. Плесните туда воды.

Я взял кувшин с полки, старательно следя за рукой, чтобы не допустить дрожи в пальцах. Быстро наполнил миску наполовину и поставил кувшин на место.

– Посмотрите туда, – предложил губернатор. – Что вы видите?

Под небольшим углом вода казалась прозрачной и обычной, но когда я приблизил лицо, то заметил нечто белое.

– Что это, монсеньор? Вода становится белой, если смотреть близко.

– Это потолок, Глеб, – ответил губернатор, показывая рукой вверх. – Только потолок не ратуши, а совсем другого помещения. Когда вы, будучи на грани жизни и смерти, все-таки заставили кувшин перевернуться, я поспешил к вам на помощь и увидел это. Миска с водой отражает другую комнату, которая расположена далеко отсюда. И в этой комнате кое-кто есть.

В череде событий, произошедших за последнее время, тайна миски занимала отнюдь не главное место. Больше всего мне хотелось узнать нечто другое, но я решил немного подождать.

– Кто есть, монсеньор?

– Думаю, миска соединена точно с такой же миской. Это большое искусство – сделать два взаимозависимых предмета. К счастью, я им частично владею и могу оценить трудоемкость! – Кстати, в той комнате находится автор этих артефактов. Вы с ним сможете пообщаться, если научитесь читать по губам. Но раз уж мы упомянули о взаимосвязанных предметах, то расскажу вам, пожалуй, о вашем втором теле, которое намереваюсь создать. Обычно я сначала заключаю договор, а потом ставлю ученика перед фактом, но с вами лучше всего быть полностью открытым. Честность способна простить что угодно, даже самый неблаговидный поступок, но не способна простить ложь. Я буду с вами предельно искренен.

Мне пришла в голову простая мысль, что пока ничего не остается, кроме как предоставить событиям течь своим чередом. Лучше подождать, вникнуть в ситуацию, а потом…

– О каком втором теле? – спросил я.

– Пойдемте. Покажу вам кое-что.

Губернатор вышел из комнаты и направился по коридору мимо висящих на стенах картин с изображениями зданий и прудов. Я следовал за ним, любуясь не столько пейзажами, сколько резными золочеными рамами. Хозяин ратуши спустился по лестнице, открыл дверь, ведущую в нижние помещения, и сделал приглашающий жест. Вычурный средневековый стиль убранства мигом сменился минимализмом. Теперь стены были белыми, как и пол. Через стекла в потолке проникал солнечный свет. До этого я готов был поклясться, что над нами располагаются другие помещения и никакого солнца наверху быть не может.

Вскоре мы оказались в большой длинной комнате, уставленной прозрачными шкафами, напоминающими прямоугольные кубы льда. Казалось, в каждом шкафу навеки замерзла гигантская рыба, но, приглядевшись, я понял: это вовсе не рыбы.

– Вот, – сказал губернатор, показывая платком на шкафы. – Взгляните. Скоро там будет и ваше второе тело.

Я подошел к ближайшему «куску льда». Сквозь прозрачную оболочку увидел: внутри стоит обнаженный человек в расслабленной позе. Впрочем, человеком это было назвать трудно, учитывая необычно темный цвет кожи.

– Кто это? – спросил я. – И что значит «второе тело»?

Мой голос звучал подозрительно спокойно. Может быть, за последние дни я утратил способность сильно удивляться?

– Это – один из моих учеников, – произнес губернатор, с одобрением глядя на темную фигуру. – Я дал ему второе тело, чтобы защитить. Его сейчас очень трудно убить. Глубокие сильные раны быстро затягиваются, а утраченные конечности вырастают вновь. Всему причиной второе тело. Вы разбираетесь в земной физике, сударь?

Вопроса о физике я почему-то ожидал меньше всего.

– Не очень хорошо, монсеньор.

– Тогда буду краток. Ваши физики сказали бы, что это скорее не тело, а антитело, впрочем, неважно. Связь между телами не зависит от расстояний. Когда вы обретете второе тело, то почти любое повреждение, которое могло бы стать причиной вашей гибели, будет быстро «заращено». Второе тело всегда стремится достроить первое по своему подобию, хотя мелкие изменения допустимы. Конечно, всему есть предел. Если повреждения слишком велики или вы, например, полностью сгорите в огне, то восстановление невозможно. Надеюсь, до этого не дойдет.

У меня уже давно крутился на языке очень важный вопрос. Однако проклятый барьер мешал его задать. Вопрос был слишком прямолинеен для Лима. Но сейчас я вдруг почувствовал, что путы не столь жестки. То ли запрет на мгновение ослаб, то ли случилось еще что-то, но мне удалось воспользоваться ситуацией.

– Кто вы такой, монсеньор?! – вдруг выпалил я. – Кто вы, черт возьми, такой?!

– Мы подходим к этому, сударь, – улыбнулся губернатор. – Думаю, вам скоро все станет ясно. Скажу лишь, что изначально у моего существования была определенная цель. Я появился на свет с этой целью, умею это лучше всего. Сводить счеты, мстить и карать – вот что я умею. Но лучше, если вы докопаетесь до истины сами, без моей помощи. То, что я расскажу, будет лишь словами, а то, что вы поймете самостоятельно, станет очень важным. Вы прочувствуете правду! Ту правду, которую так любите. Для этого я не буду давать вам никаких особенных поручений, не прикажу кого-нибудь убить, когда выйдете из старого города. Нет! Вы – особенный ученик. И если другим я давал сложные задания, то вам скажу мое единственное условие: вы откроете детективное агентство. На Земле и в Лиме, но для начала можно только на Земле. Это все, чего я от вас хочу.

Наступает момент, когда чаша терпения все же переполняется. Я наконец сумел задать прямой и ясный вопрос, но получил на него весьма необычный ответ.

– Детективное агентство? При чем тут детективное агентство? – Я уже не пытался скрывать раздражение в голосе. – Кого мне ловить? Жуликов? Уличать чужих жен в изменах?

Губернатор подошел к другому прозрачному кубу и постучал по стенке пальцем. Раздавшийся звук напоминал удар небольшого молотка по толстому стеклу.

– Этот мой ученик мертв, – сказал хозяин ратуши, рассматривая темное тело. – Обитатели Лима убили его. Если вы подойдете поближе и вглядитесь, то увидите, что тело распалось на мельчайшую пыль. Оно просто кажется целым. У меня было двенадцать учеников, из них живы лишь трое. Вы будете тринадцатым.

Пока не хотелось никуда подходить. Я стоял на месте, ожидая ответов на свои вопросы. Трое из двенадцати – слишком маленький процент выживших.

– Вы полагаете, взаимоотношения Земли и Лима ограничиваются Цензором? – спросил губернатор, не оборачиваясь ко мне. Он все еще рассматривал труп, если, конечно, это можно назвать трупом. – Нет, все гораздо шире, только мало кто может об этом рассказать. Вы поймете сами. А когда поймете, то… я уже упоминал о том, что считаю вас бомбой замедленного действия.

– Я бы хотел узнать что-то конкретное! – Теперь я почти вспылил. – Почему я должен угадывать намеки?! Я чуть не сдох, выполняя эти самые «упражнения», и согласился выслушать вас, прежде чем принимать какие-то решения. Но ничего не слышу! Мне трудно задавать прямые вопросы о Лиме, я и так изворачиваюсь изо всех сил, чтобы спросить хоть что-то. А тут намеки, намеки, намеки! Сколько можно?! Ответьте прямо, кто ваши враги и что нужно от меня!

Теперь губернатор посмотрел на меня и укоризненно покачал головой:

– Я прощаю вашу грубость, сударь, но запомните: человек, вступивший на путь мщения, должен быть всегда спокоен и вежлив, иначе ничего не получится. Вы же собираетесь отомстить мне, не так ли? Пусть. Я бы хотел сейчас объяснить, в чем ваша роль, но опасаюсь, что во время допроса в Лиме вы обо всем расскажете. Вас будут допрашивать после того, как вы выйдете отсюда. Догадываетесь об этом? О многом я не могу говорить прямо, и тем более не могу врать вам. Пообещайте, что при допросе утаите некоторые вещи, и я вам расскажу, что к чему. Как утаить – научу, врать не придется. Согласны? Да, еще в качестве жеста доброй воли разрешу вам написать письмо родным. Напишете, что с вами все в порядке, что задерживаетесь на некоторое время, но обязательно вернетесь. Письмо я сумею передать.

– Согласен! – Я хотел узнать хоть что-то, голова шла кругом. – Согласен! Говорите, наконец!

Губернатор кивнул и двинулся вдоль стеклянных шкафов, приглядываясь к их содержимому с таким видом, словно встречал старых знакомых. Сквозь потолок по-прежнему проникал солнечный свет, играя на гранях прозрачных кубов. У некоторых «темных» людей освещенными оказывались лицо и даже глаза. Когда их глаза блестели, чудилось, будто они смотрят на меня, подбадривая или порицая.

– Я здесь уже давно, сударь, и моя борьба обречена. – Голос губернатора доносился из другого конца зала, гулко отскакивая от белых стен. – Если повезет, смогу чужими руками убить приближенных моих врагов. Если очень повезет, то нанесу непоправимый вред титулованной особе. Опять-таки чужими руками. Этого мало, бесконечно мало. Я хочу, чтобы было по-другому. И вы, честный храбрец с магическим даром, такое редкое существо, что я готов сделать на вас самую крупную ставку. Я научу вас даже тому, чему не учил других, ничего не потребую взамен, а позволю событиям идти своим чередом. Вы знаете из земной истории, что даже несколько честных людей способны развалить империю? С этим делом справится и один человек, если будет занимать подходящий пост. Империи вообще редко выдерживают правду. Я дам вам этот пост и буду наблюдать за вашей деятельностью в Лиме. Вы станете убийцей магов.

Усевшись на холодный пол, я приложил пылающий лоб к ближайшему стеклянному кубу. Недавно я был затравленным беглецом, потом едва не превратился в труп, а сейчас из меня хотят сделать убийцу. Конечно, губернатора я бы убил, почти не задумываясь, моя ненависть к нему превосходила все разумные пределы, но остальных-то зачем? Что мне сделали маги? Губернатор говорит, что не собирается заставлять меня заниматься убийством, но ведь научит это делать! Вряд ли такое существо станет обучать кого-то просто так. Ему точно известно, что я узнаю нечто, после чего захочу убивать.

– Я отказываюсь, монсеньор! – Мой голос был тверд и решителен. – Мне не нравится быть убийцей ни магов, ни людей, ни кого-либо еще. Не буду у вас ничему учиться!

– Некоторые люди пытаются подражать улиткам и черепахам, прячась в скорлупу или панцирь, – пожал плечами губернатор. – Им кажется, если закрыть глаза и заткнуть уши, то все будет хорошо, а если не будет, то постепенно изменится к лучшему. Проблема в том, что у людей нет панциря, сударь. И когда вы притворяетесь, будто он есть, то смотритесь несерьезно. Не хотите узнать, как правильно держать шпагу? Если бы это знало большинство людей, то Земля бы выглядела по-другому.