Текст книги "Большие перемены"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
– Может, съедим по гамбургеру завтра?
– Исключено, к сожалению: у меня встреча с парочкой идиотов.
Мелани взглянула на часы.
– Мне пора, а то Ракель закроет дверь на засов – настоящий деспот, все у нее по расписанию.
Помощница, которая жила в их доме уже семь лет, стала для Мелани не просто находкой, а почти членом семьи: держала девчонок в строгости, следила за порядком и ведала всеми делами по дому.
– Передай ей пламенный привет. Список кардиохирургов завтра принесу.
– Спасибо, очень выручишь.
Мелани послала ему воздушный поцелуй, и он отправился к себе, а она заскочила за сумкой в кабинет и поспешила вниз, поймала такси и через пятнадцать минут была уже на Семьдесят девятой улице.
– Я пришла! – провозгласила Мел, входя в прихожую своего изысканно отделанного и обставленного дома.
Белоснежный мраморный пол, бело-розовые обои с цветочным орнаментом, светлая мебель и обивка пастельных тонов не оставляли сомнений, что это женское царство и мужчинам здесь места нет.
В гостиной стояли уютные глубокие диваны, обтянутые шелком; муаровые занавеси, ниспадавшие мягкими складками, были на французский манер подвязаны; стены нежного персикового оттенка украшала лепнина и изящная живопись. Дом буквально излучал тепло, и по нему хотелось побродить. Элегантность обстановки вовсе не смущала, а, напротив, вызывала ощущение уюта и покоя.
Дом был небольшой, но Мелани с первого взгляда влюбилась в него и не захотела даже смотреть другие варианты.
Она быстро поднялась наверх, не обращая внимания на легкую боль в спине: день оказался очень длинным, – и, не задерживаясь возле своей комнаты, поскольку прекрасно знала, что ее там ждет груда корреспонденции (в основном счета), сразу направилась к девочкам.
Обе двери оказались закрыты, но музыка так грохотала, что закладывало уши.
– О боже, Джесс! – воскликнула Мел, пытаясь перекричать рев магнитофона. – Убавь громкость!
– Что? – обернулась к двери высокая худенькая рыжеволосая девочка.
Усевшись на кровати, она прижимала к уху телефонную трубку. Повсюду валялись учебники.
– У тебя что, нет экзаменов? Заканчивай разговор.
Девушка кивнула и, что-то буркнув, положила трубку.
– И выключи магнитофон.
Джессика спустила с кровати длинные, как у жеребенка, ноги и, раздраженно тряхнув длинными, с медным отливом волосами, направилась к магнитоле.
– Я просто сделала перерыв.
– Надолго?
– О, ради бога! Мне что, завести секундомер?
– Это несерьезно! Прекрасно знаешь, что твои оценки…
– Да, знаю! Сколько можно повторять одно и то же?
– Пока ты их не исправишь.
Мелани предпочла не обращать внимания на резкость дочери. Джессика после разрыва со своим молодым человеком стала вспыльчивой. Скорее всего именно это обстоятельство и повлияло на ее успеваемость – ведь это первое ее увлечение. Музыка оборвалась, и в комнате воцарилась тишина. Она обняла дочь за плечи и погладила по волосам.
– Как провела день?
– Нормально. А ты?
– Неплохо.
Джессика улыбнулась и сразу стала копией самой Мелани в детстве, разве что была более угловатой и высокой. Ей передались многие черты матери, и это создавало между ними редкостную духовную близость, так что порой они понимали друг друга без слов, а в иные моменты именно их схожесть становилась причиной разногласий.
– Я видела в вечерних «Новостях» твой репортаж о защите прав инвалидов.
– Ну и как, по-твоему?
Мелани всегда внимательно выслушивала мнения дочерей, особенно Джессики, которая не в пример своей сестре, высказывалась разумно и откровенно, но гораздо корректнее.
– Хороший, но недостаточно жесткий.
– Тебе трудно угодить: прямо как моим спонсорам.
Джессика, пожав плечами, посмотрела на мать и улыбнулась.
– Ты сама говорила, что надо любую информацию воспринимать критически, тем более новости.
– Разве?
И обе рассмеялись. Мел гордилась Джесс, а та в свою очередь гордилась матерью. Обе дочери уважали ее и считали потрясающей. Втроем они многое пережили, и это сблизило их.
Мелани показалось, что дочь погрустнела, и, внимательно посмотрев на нее, после недолгих колебаний она все-таки решилась спросить:
– Видела его?
На глаза дочери навернулись слезы:
– Да, и уже с другой. Обидно.
Мелани задумчиво кивнула и, присев на кровать, заметила:
– А может, оно и к лучшему? Если он так быстро нашел тебе замену, значит, никаких чувств и не было.
– Наверное, ты права: он подлец, – и все же он мне до сих пор нравится…
– Возможно, тебе просто хочется, чтобы кто-то был рядом?
На мгновение в комнате воцарилась тишина, и Джессика с изумлением уставилась на мать.
– Знаешь, я не уверена, но вполне возможно…
Мелани улыбнулась:
– Ты не должна чувствовать себя одинокой: именно из-за страха перед одиночеством мы порой подпускаем к себе тех, кто нам совсем не подходит.
Джессика, слегка наклонив голову, взглянула на мать. Она знала, насколько принципиальными были ее взгляды на жизнь, как она страдала, как боялась кем-то увлечься, а потом разочароваться. Порой девушке даже становилось жаль ее: матери нужен спутник жизни. Когда-то она надеялась, что им станет Грант, но потом поняла, что этому не суждено сбыться.
Ответить она не успела: дверь открылась, и вошла Валерия.
– Привет, мам. – Заметив серьезные выражения их лиц, девушка растерялась: – Мне уйти?
– Нет-нет, – поспешно покачала головой Мелани. – Здравствуй, милая.
Валерия подбежала к матери и чмокнула в щеку. Она была совсем не похожа на Мелани и Джесс: невысокого роста, миниатюрная как Дюймовочка, с водопадом светлых волос, который струился почти до талии, она ни одного мужчину не могла оставить равнодушным. Мелани замечала похотливые взгляды, которые они бросали на нее, и внутренне содрогалась, а Грант ей однажды сказал:
«Мел, надень чадру на эту малышку и не снимай, пока ей не исполнится хотя бы двадцать, а то все соседи сойдут с ума».
Мелани не спускала с Валерии глаз, поскольку, в отличие от сестры, та была чересчур доверчивой и наивной. Она не была глупой, но особой сообразительностью не отличалась. Самое подкупающее в ней было то, что она вроде бы даже не осознавала своей красоты. Она радостно влетала в комнату с беззаботностью трехлетнего ребенка, а затем беспечно уносилась куда-то по своим делам. Джессика всегда присматривала за сестрой в школе, и чем старше они становились, тем усерднее, поскольку понимала, какую опасность таит в себе ее красота.
– В сегодняшнем выпуске новостей ты была на высоте!
Не в пример Джессике, она никак не объясняла свою точку зрения.
– Мы сегодня ужинаем все вместе?
– Конечно. Я отказала Гранту, чтобы провести время с вами.
– Почему ты не пригласила его к нам? – мгновенно погрустнела Валерия.
– Потому что проводить вечера в вашем обществе мне нравится больше, а с ним я могу поужинать в другой раз.
Раздался звонок внутреннего телефона, и Вал, первой схватив трубку, объявила:
– Ужин готов, и Ракель уже мечет икру.
– Вал! – недовольно воскликнула Мелани. – Не смей так выражаться.
– А что здесь такого? Это же не оскорбление.
– И все равно девушке не пристало говорить как уличная шпана.
Пока спускались вниз, Мел рассказала дочерям о Патти Лу Джонс, которой нужна пересадка сердца.
– И как же ты собираешься это осуществить? – заинтересовалась Джесс, которая знала, что ее мать великолепно справляется с подобными проблемами.
– Грант обещал помочь: в прошлом году он делал передачу о крупных специалистах по пересадке сердца, – и, возможно что-то подскажут сотрудники службы поиска доноров.
– Если все получится, репортаж будет хороший.
– А по-моему, все это отвратительно, – передернулась Валерия.
Едва они вошли в столовую, Ракель недовольно проворчала:
– Вы полагаете, я должна ждать вас всю ночь?
Все трое обменялась улыбками, и Джессика шепнула:
– Если она не пожалуется на что-нибудь, то просто сойдет с ума.
Ракель поставила перед ними блюдо жаркого, и Вал поспешила выразить восторг, первой накладывая себе мясо:
– Выглядит аппетитно, да и пахнет божественно!
Ракель хмыкнула и опять пошла на кухню, чтобы принести жареную картошку и брокколи, приготовленную на пару.
Обычный домашний ужин. Дом был единственным местом, где Мел могла полностью отвлечься от работы.
Глава 3
Весь день Салли то приходила в себя, то теряла сознание, и Питер Галлам едва ли не каждый час заглядывал к ней. Шел второй день после операции, и пока трудно было что-либо предсказать, но вид девушки внушал доктору опасения. Когда она в очередной раз очнулась и, открыв глаза, слабо улыбнулась, Питер придвинул стул к кровати и взял ее за руку.
– Как ты?
– Ничего, – еле слышно, одними губами ответила Салли.
– Вот и замечательно»! С каждым днем ты будешь чувствовать себя все лучше, – с энтузиазмом, которого не чувствовал, проговорил Питер, но Салли медленно покачала головой.
– Не веришь? Разве я когда-нибудь обманывал тебя?
– Оно… не будет работать, – слабо, но убежденно прошептала девушка.
– Если ты захочешь, все будет в порядке.
У Питера внутри все напряглось. Она не должна так думать, тем более сейчас. Черт побери, почему она сдается?.. Почему не хочет бороться? Совсем как Анна… Почему они вдруг опускают руки? Для него это было страшнее наркотиков, отторжения, инфекции. Со всем этим все-таки можно было бороться, если у пациента осталось желание жить и вера, что жить он будет. Без этого борьба невозможна.
– Салли, у тебя все идет хорошо, – твердо сказал Питер, постаравшись вложить в свои слова как можно больше убежденности и силы, прежде чем отправиться на обход.
Доктор заходил в каждую палату и уделял каждому пациенту столько времени, сколько требовалось для того, чтобы или объяснить подробности предстоящей операции, или помочь разобраться в ощущениях после сделанной, успокоить и вселить надежду. После обхода он опять зашел к Салли, но та спала и Питер тихонько вышел.
Ему не нравилось ее состояние. Он нутром чувствовал, что ее тело отторгает сердце донора, хотя на это не было причины: оно прекрасно подходило. Питер был вынужден признать, что донор появился слишком поздно для Салли, и его охватило предчувствие надвигающейся утраты, которое свинцовым грузом давило на него.
Он прошел в небольшой бокс, который использовался в отделении как кабинет, и оттуда позвонил в свой офис узнать, не нужен ли там.
– Все в порядке, доктор, – произнес уверенный голос. – Вам только что звонили из Нью-Йорка.
– Кто? – спросил Питер бесстрастно, поскольку ему часто звонили отовсюду: то проконсультироваться по сложным случаям, то по поводу наличия доноров.
– Мелани Адамс с телевидения, из программы новостей.
Даже Питер знал, о ком идет речь, несмотря на то что не помнил, когда в последний раз смотрел телевизор.
– По поводу?
– Она не вдавалась в подробности: упомянула лишь, что речь идет о пересадке, необходимой ребенку.
Питер удивленно вскинул брови: возможно, дело касается ее ребенка. Он взглянул на часы и набрал оставленный ею номер телефона.
– Доктор Галлам. Мне передали, что вы звонили.
– Даже не предполагала так быстро услышать вас. Ваши координаты мне дал наш справочный отдел. Спасибо, что позвонили.
Мелани коротко проинформировала кардиохирурга о задании редакции и ответила на ряд вопросов, которые были в ее компетенции. Доктор Галлам был не первым, кому она звонила, но другие под разными предлогами отказались.
– В вашей затее есть смысл, – поразмышляв, проговорил Питер. – Правда, меня смущает реклама. К тому же очень трудно найти донора для ребенка. Скорее всего в данном случае следует прибегнуть к несколько иным методам лечения.
– А именно? – заинтересовалась Мел.
– Это будет зависеть от состояния девочки. Сначала мне необходимо ее осмотреть: возможно, удастся подлечить ее собственное сердце, а позже, если возникнет необходимость, уже думать о трансплантации.
Мел сдвинула брови: тоже сенсация, хотя и не та, на которую рассчитывал Джек.
– У вас бывали подобные случаи?
– Не часто. Она сможет перенести дорогу? Что говорят ее врачи?
– Пока не знаю, но сейчас же выясню. А вы действительно готовы на эту операцию?
– Возможно, но только не ради рекламы.
Что же, зато честно, хотя и прямолинейно, но Мел не могла упрекнуть его за это: он готов оперировать ребенка, а не устраивать шоу для выпуска новостей с собой в главной роли героя. Она прониклась к нему уважением.
– Но хоть интервью-то вы нам дадите?
– Да, – ответил он. – Но лишь для того, чтобы объяснить, почему берусь за это дело. Я кардиохирург, а не клоун, чтобы устраивать цирковые представления.
– Я никогда не пошла бы на это, тем более с вами.
Питер видел ее репортажи и почти не сомневался, что она говорит правду.
– Но мне бы все-таки хотелось взять у вас интервью: зрителям это будет интересно.
– Но почему? Да и откуда кому-то знать обо мне?
Его удивление казалось таким искренним, как будто никогда прежде ему не приходила в голову подобная мысль, и Мел улыбнулась: неужели он и правда не догадывался, насколько известен в стране? Возможно, или это его не волновало. Питер Галлам еще больше заинтересовал ее.
– Вы могли бы рассказать, что нового в кардиохирургии вообще и в трансплантологии в частности.
– Хорошо, так и быть. – Она почувствовала улыбку в его голосе.
– А теперь, как мы поступим с Патти Лу?
– Давайте так: я позвоню ее лечащему врачу и выясню, что можно сделать. Если нет никаких препятствий, привозите ее ко мне. – Внезапно ему в голову пришла еще одна мысль: – А ее родители согласны?
– Думаю, да, но мне следует все-таки поговорить с ними. Я в этом деле только посредник.
– Что же, по крайней мере с добрыми намерениями. Надеюсь, общими усилиями нам удастся помочь девочке.
На мгновение воцарилась пауза, и Мел почувствовала, что каким-то чудом нашла именно того человека, который нужен Патти Лу.
– Мне перезвонить вам, или вы позвоните сами?
– У меня здесь сложный случай, так что лучше вы.
Мел еще раз поблагодарила доктора и они распрощались.
В тот же день она побывала у Джонсов. Патти Лу оказалась веселой девочкой, и совсем не походила на больную, а ее родители даже прослезились от малейшего проблеска надежды. Их скудных сбережений оказалось недостаточно для полета в Лос-Анджелес обоих родителей: в семье было еще четверо детей, – и было решено, что поедет мать.
В телефонном разговоре с Питером Галламом они уточнили сроки прибытия девочки в Лос-Анджелес, и доктор заметил:
– Судя по тому, что говорит ее лечащий врач, медлить нельзя. Что, если завтра?
– Я постараюсь. – Мел взглянула на часы: приближалось время выпуска новостей. – Чуть позже я позвоню вам, доктор Галлам, и спасибо.
– Не стоит благодарности. Да, и вот еще что: я сделаю операцию ребенку бесплатно, но никаких телекамер. Интервью вы получите от меня после операции.
– Согласна, – вздохнула Мел и не удержалась: – Но ведь вы расскажете и о других случаях?
– Для чего? – Теперь в его голосе явно слышалась подозрительность.
– Мне бы очень хотелось все-таки сделать репортаж о трансплантации сердца, раз уж я окажусь там с вами, доктор. Пожалуйста.
– Ладно, уговорили.
На мгновение воцарилось молчание, затем он задумчиво проговорил:
– Странно думать о человеческой жизни как о теме для репортажа.
Опять пришла на ум Салли. Разве могла быть объектом для репортажа эта двадцатидвухлетняя девушка?
– Хотите – верьте, хотите – нет, но после стольких лет работы мне трудно об этом думать так. – Мелани глубоко вздохнула, подумав, что, возможно, кажется ему черствой. Но что поделаешь: ее работа не допускала сентиментальности. Итак, я перезвоню позже и сообщу, когда мы вылетаем.
– А я пока все здесь подготовлю.
Меньше чем за час Мелани договорилась обо всем: о «скорой помощи» от дома Джонсов до аэропорта, о специальном обслуживании на борту самолета и медсестре, которая поедет с ними за счет телестудии, телевизионной бригаде, что будет сопровождать их от самого дома до Калифорнии, о такой же бригаде, которая продолжит работу с ними в Лос-Анджелесе, о номерах в гостинице для себя, коллег-телевизионщиков и матери Патти Лу. Оставалось только известить Питера Галлама. Его не оказалось на месте, когда она позвонила ему несколько часов спустя, и ей пришлось передать сообщение через секретаря.
Вечером она сообщила девочкам, что на несколько дней улетает в Калифорнию и объяснила зачем.
– Наша мама превращается в постоянную службу скорой помощи, – заявила Валерия, и Мелани с усталым вздохом повернулась к ней.
– Сегодня и у меня такое же ощущение, но репортаж должен получиться хороший.
Опять она за свое, а ведь речь идет о человеческой жизни. Что, если бы на месте этой девочки оказалась Валерия или Джессика, не приведи Господь? Что бы тогда она чувствовала? Мел содрогнулась при этой мысли и наконец полностью осознала реакцию Питера Галлама. Ее почему-то очень волновала предстоящая встреча: каким человеком он окажется – приятным, с которым легко работать, или эгоцентричным? По телефону он показался ей вполне адекватным, но по опыту она знала, что большинство светил медицины отличались амбициозностью и скверным характером. Пусть они еще не встречались, но он уже вызвал у нее глубокое уважение, откликнувшись на просьбу помочь Патти Лу Джонс.
– У тебя усталый вид, – заметила Джессика.
– Я действительно совершенно вымоталась.
– Во сколько ты завтра уезжаешь?
Девочки привыкли к ее творческим командировкам, да и Ракель им спуску не давала.
– Я должна выехать не позже половины седьмого. Наш рейс в девять, но мне еще надо встретить телевизионщиков у дома Джонсов.
Обе девочки состроили сочувствующие гримасы, и Мел улыбнулась:
– Не всегда моя работа так романтична, как кажется, да?
– Можешь не уточнять, – вздохнула Вал.
Обе девочки знали, какой тяжелой, а порой и опасной, была ее работа: приходилось снимать и в морозы, и под проливным дождем в далеких джунглях, не говоря уже о политических акциях и других происшествиях, пострашнее. Они уважали ее за это, но ни в коем случае не завидовали и не стремилась к такой карьере.
После ужина Мел поднялась сразу к себе, уложила сумку для поездки на Западное побережье и рано легла спать, но как только выключила свет, позвонил Грант и поинтересовался, помог ли ей список докторов.
– Никто из них не пожелал в этом участвовать, но справочный отдел дал мне номер телефона Питера Галлама. Я позвонила ему в Лос-Анджелес, и мы летим туда завтра утром.
– Кто «мы», ты и ребенок? – удивился Грант.
– Нет, еще ее мать, медсестра, телевизионная бригада.
– Вы что, решили из операции устроить цирк?
– Вот то же самое мне сказал Питер Галлам.
– Тем более удивительно, что он согласился в этом участвовать.
– На своих условиях.
– И каких же? В рекламе он не нуждается. Он разрешил вести съемку операции?
– В том-то и дело, нет, но пообещал потом дать мне интервью. Как знать: может, он передумает, когда мы окажемся там…
– Сомневаюсь, но все же позвони мне, детка, когда вернешься, и постарайся ни во что не ввязываться.
Это было его обычное предупреждение, и она улыбнулась, выключая свет.
А в Лос-Анджелесе Питеру Галламу было не до улыбок: у Салли Блок началось обширное отторжение донорского сердца, и через час она впала в глубокую кому. Он почти не отходил от нее до полуночи, лишь на несколько минут покидая палату, чтобы поговорить с ее матерью, и в конце концов разрешил убитой горем женщине посидеть у постели Салли. Отказывать ей в этом уже не было оснований. Опасение занести инфекцию больше не имело смысла, и в час ночи Салли Блок скончалась, не приходя в сознание и не увидев в последний раз свою мать и врача, которому так доверяла. Питер Галлам подписал свидетельство о смерти и, убитый горем, поехал домой. Там, в своем кабинете, он долго сидел в полной темноте, думая о Салли, об Анне и о других, подобных им. От бессилия руки его сжимались в кулаки, по лицу ходили желваки. Многие часы спустя, ощущая смертельную усталость, он медленно поднялся в свою спальню, закрыл дверь и молча, опустившись на кровать, прошептал:
– Простите меня… – И тогда пришли слезы. Он не знал, у кого просил прощения: просто лежал в темноте и страдал от того, что ничего не смог сделать и в этот раз… И тогда вдруг вспомнил о Патти Лу. Вот он, повод, попытаться еще раз. И в глубине души опять шевельнулась надежда.
Глава 4
Патти Лу со всеми сопровождающими удобно устроились в отдельном салоне первого класса на борту самолета, вылетевшего из аэропорта Кеннеди, и Мел молила Бога, чтобы она благополучно перенесла перелет, потому что в Лос-Анджелесе девочка уже окажется в опытных руках доктора Питера Галлама.
Волновалась она напрасно. Полет прошел в штатном режиме, без осложнений, а в Лос-Анджелесе их уже ждали медики и машина «Скорой помощи». Патти Лу с матерью сразу же отвезли в Центральную городскую больницу. По предварительной договоренности Мелани не должна сопровождать их. Доктор Галлам хотел, чтобы девочка привыкла к новой обстановке, а с Мел согласился встретиться в кафетерии следующим утром, чтобы посвятить в результаты осмотра и кратко рассказать о методах лечения. Мел он разрешил захватить блокнот и магнитофон, но телевизионщикам присутствовать при встрече запретил. Официальное интервью будет позже. Мелани с радостью поехала в гостиницу, позвонила домой сообщить, что долетела хорошо, приняла душ и отправилась прогуляться. Погода стояла чудесная, в воздухе пахло весной, но мысли то и дело возвращались к Питеру Галламу. Ей не терпелось встретиться с ним.
Следующим утром она чуть свет вскочила с постели и помчалась во взятой напрокат машине на встречу с доктором.
Миновав бесконечный коридор, она остановилась перед двойными дверями и распахнула их. В ноздри ударил густой аромат свежесваренного кофе. Оглядев ярко освещенный зал больничного кафетерия, она удивилась, что в столь ранний час здесь так много народу. За столиками пили кофе или завтракали после смены сестры, стажеры, врачи. Были здесь и родственники пациентов, заглянувшие подкрепиться после бессонной ночи. Лица их были печальны. Одна женщина тихонько плакала, утирая глаза платком, а другая, помоложе, пыталась ее успокоить, хоть и сама едва сдерживала слезы. Мелани было странно видеть, как соседствует радость и веселая болтовня медсестер с печалью и горем.
Осмотревшись, она пыталась угадать, кто же из мужчин в белых халатах Питер Галлам. Они с серьезным видом обсуждали что-то за кофе, все среднего возраста, но почему-то ни один из них не показался ей похожим на того, каким она его себе представляла. Кроме того, никто из них не поднялся ей навстречу, хотя Питер бы ее узнал.
– Мисс Адамс?
Мелани вздрогнула от звука голоса, раздавшегося прямо за ее спиной, и резко развернулась на каблуках.
– Да?
Мужчина протянул сильную прохладную руку:
– Я Питер Галлам.
Отвечая на пожатие, она смотрела на этого седовласого мужчину с добрыми голубыми глазами и грустной улыбкой и удивлялась, насколько он оказался не похож на того, каким она его представляла. Высокого роста, подтянутый, широкоплечий, он буквально излучал силу и уверенность.
– Давно ждете?
– Нет, только что пришла.
Мелани пошла вслед за ним к столику, слегка раздосадованная из-за того, что немного растерялась. Она привыкла всегда быть в центре внимания, а сейчас чувствовала себя собачкой на поводке. Он буквально подавлял ее.
– Кофе?
– Да, с удовольствием.
Их взгляды встретились, и каждый задал себе вопрос, кем станет для него другой: другом или врагом, сторонником или противником, – но в данный момент их объединяла Патти Лу, и Мел не терпелось расспросить о ней.
– Молоко, сливки, сахар?
– Нет-нет, черный.
Она попыталась было присоединиться к нему, но он жестом остановил ее.
– Не беспокойтесь. Займите лучше столик.
Он улыбнулся, и она почему-то испытала странные ощущения, похожие на нежность. Через минуту он вернулся с подносом, на котором стояли две чашки кофе, апельсиновый сок и тарелка с тостами.
– Уверен, что вы еще не завтракали.
Какой он славный и заботливый!
– Да, спасибо. – Мел улыбнулась и тут же спросила: – Как там наша девчушка?
– Все хорошо. Очень смелая девочка. Ей даже не понадобилось присутствие матери: сама быстро освоилась.
Но Мел подозревала, что это благодаря радушному приему, который был оказан юной пациентке персоналом больницы. Питер несколько раз заходил к Патти Лу, стараясь получше ее узнать до того, как приступить к обследованию. После смерти Салли у него не было тяжело больных, поэтому все свое время он мог посвятить девочке.
– Каковы ее шансы, доктор? – Мел не терпелось услышать его вердикт, и она от души надеялась, что он будет утешительным.
– Пока трудно сказать, но, полагаю, наиболее точным определением будет «неплохие».
Мел хмуро кивнула и отпила глоток кофе.
– Вы будете делать ей пересадку сердца?
– Если у нас появится донор, что маловероятно: такое случается крайне редко, мисс Адамс. Полагаю, моя первая мысль была правильной: надо попытаться восстановить ее собственное сердце, заменить поврежденный клапан.
– А как такое возможно? – слегка встревожилась Мел.
– Пересадить клапан животного: свиньи или овцы. Это уже давно вошло в практику.
– Когда вы намерены оперировать?
Доктор вздохнул и прищурился, задумавшись.
– Возможно, завтра. Надо еще провести ряд исследований.
– А она перенесет операцию?
– Надеюсь, что да.
Они серьезно посмотрели друг на друга. В этом деле никто не мог дать никаких гарантий: прогнозировать можно только поражение, чего не скажешь о победе. С этим трудно мириться день за днем, и ее восхищало то, что он делал. Мелани так и подмывало сказать ему об этом, но ей показалось, что подобные признания сейчас не ко времени, поэтому она вернулась к Патти Лу и своем репортаже. Спустя некоторое время Питер удивленно спросил:
– Скажите, мисс Адамс, почему вас так заинтересовал этот случай? Дело в репортаже или это нечто большее?
– Патти Лу особенная девочка, и я, конечно же, волнуюсь.
– Вы так заботитесь обо всех, кто попадает в ваше поле зрения? Это, должно быть, непросто?
– А у вас разве не так? Вы ведь тоже переживаете за всех своих пациентов, доктор?
– Да… почти.
«Почти»? Почему «почти»? Словно почувствовав ее замешательство, Питер с улыбкой пояснил:
– Речь о тех пациентах, состояние которых не вызывает опасений. Но вернемся к нашим делам. Вы не захватили блокнота. Значит ли это, что наша беседа будет записываться на диктофон?
– Нет-нет, – покачала головой Мелани и улыбнулась. – Мне хотелось просто побеседовать, чтобы получше узнать друг друга.
Ее слова заинтриговали его, и он не смог удержаться, чтобы не спросить:
– Зачем?
– Для того чтобы репортаж не был надуманным, мне нужно сложить свое впечатление о собеседнике.
Она мастер своего дела, настоящий профессионал, и он это сразу почувствовал. В лице Мелани Адамс Питер увидел достойного оппонента, и это так взбодрило, что он предложил ей то, о чем даже не задумывался:
– Хотите, отправимся вместе на обход?
У Мел засверкали глаза. Неожиданное приглашение польстило и вселило надежду, что, возможно, она понравилась ему и даже заслужила доверие. Это имело огромное значение для дальнейшей работы.
– С удовольствием, доктор.
– Если вы не против, зовите меня по имени.
– В таком случае я Мел.
Они обменялись улыбками.
– Договорились.
Она поднялась вслед за ним, радуясь представившейся возможности сопровождать его во время обхода. Она и мечтать об этом не могла, поэтому была очень ему признательна. Когда они выходили из кафетерия, он с улыбкой обернулся к ней:
– На моих пациентов ваше появление здесь произведет впечатление, Мел. Я уверен, что они видели вас по телевизору.
Мел привыкла, что ее узнают на улице, но никогда не кичилась этим и уж тем более не использовала в своих интересах.
Заметив ее неуверенность, Питер засмеялся:
– Вряд ли кто-то вас не знает. Пациенты с сердечными заболеваниями тоже смотрят «Новости».
– Я просто думаю, что меня невозможно узнать без макияжа в обыденной обстановке.
– Уверяю вас, это не так, – заверил ее Питер.
Ему показалось странным, что за годы работы на телевидении она так и не осознала свою популярность, но и неожиданно порадовало.
– В любом случае, доктор Галлам, звезда здесь вы.
– Питер. Зовите меня так, Мел. А что касается звезды… Просто я работаю в прекрасном коллективе. Так что мои пациенты придут в восторг, увидев вас, а не меня.
Он вызвал лифт, они поднялись на шестой этаж и оказались среди врачей и медсестер, только что пришедших на смену, оттого немного возбужденных.
Питер проводил гостью в бокс-кабинет и в оставшееся до обхода время решил откровенно рассказать о степени риска и опасности, связанных с пересадкой сердца, а еще предупредить, что в случае негативных впечатлений она вправе отказаться от интервью, тем более, что результат никоим образом не зависит от прессы, а без рекламы он обойдется.
Мел поразило названное им количество летальных исходов.
– Вы опасаетесь, что у меня может сложиться впечатление, будто пересадка сердца вообще не нужна? Вы это хотите сказать, Питер?
– Да, потому что подобное многим приходит в голову. Действительно, многие пациенты умирают вскоре после операции, но это все же шанс, пусть и не слишком обнадеживающий. И потом, пациент решает сам. Если кто-то не желает испытывать судьбу, я не настаиваю и с уважением отношусь к такому решению, но если мне все же предоставляют возможность помочь, то стараюсь сделать все, что в моих силах. Я не ратую за трансплантацию всем без разбору: это было бы безумием, – но для некоторых это единственный выход. В настоящее время мы ищем новые подходы к решению проблемы. Донорских органов недостаточно, поэтому мы ищем другие пути, а общественность противится этому процессу. Наши оппоненты думают, что мы пытаемся взять на себя роль Бога, а это не так. Мы стараемся спасать людям жизнь и делаем для этого все возможное, только и всего.
Питер встал и, предложив Мел руку, сказал:
– Буду рад услышать ваше мнение сегодня в конце дня, только совершенно объективное. Если с чем-то не согласны, не скрывайте.
Он пропустил ее вперед, а когда они выходили из бокса, спросил:
– Признайтесь, Мел, не сложилось ли у вас уже предвзятое мнение об этом?
– Честно говоря, пока не знаю, но уверена: все, что вы делаете, имеет смысл. Правда, должна признаться, меня пугают отрицательные результаты, о которых вы говорили. Оказывается, жизнь так коротка.
Он пристально посмотрел на нее.
– «Коротка» весьма относительное понятие. То, что для кого-то кажется слишком маленьким сроком, для другого – подарок судьбы: неделя, день, даже час… Поверьте: летальные исходы ужасают и меня. Но разве у нас есть выбор? В данный момент на большее мы не способны.
Мел кивнула и пошла следом за ним в холл, не переставая думать о Патти Лу. Питер читал истории болезни пациентов: лицо сосредоточенно, брови насуплены, а она наблюдала за ним. Потом он обсуждал с врачами, какие препараты следует назначать пациентам после пересадки, чтобы предотвратить отторжение донорского сердца. Чтобы ничего не упустить, Мел кое-что записала и составила список вопросов, которые хотела задать ему, когда освободится.
