Текст книги "Расставаясь с прошлым (Наваждение)"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Ее голос прозвучал неожиданно твердо, и индеец с любопытством впился в нее взглядом.
– А ты готова пожертвовать собой ради него? – Его английский был достаточно чистым и правильным, и Сара еще больше утвердилась в своей первоначальной догадке, что он, должно быть, долго общался с белыми. Но его лицо, одежда, выражение глаз и исходящая от него аура свирепой жестокости сразу напомнили ей, что она имеет дело с человеком из другого мира. – А если я решил убить его и спасти тебя? – спросил индеец, требуя от нее объяснения, которое Сара не могла ему дать.
– Это я виновата в том, что мы оказались здесь. – Сара мимолетно пожалела, что не знает его имени, но для индейца это, наверное, не имело значения. Они по-прежнему глядели друг другу прямо в глаза, сидя на лошадях на расстоянии вытянутой руки, и Сара чувствовала, как страх и холод все больше лишают ее сил. Казалось, она смотрит прямо в лицо собственной смерти.
Неожиданно индеец тронул коленями бока лошади и отъехал на шаг назад. Сара не знала, что он собирается сделать дальше, но теперь она по крайней мере могла перевести дух. Похоже, он пока не собирался ни убивать их, ни стаскивать с лошадей, хотя мушкеты и луки других индейцев были по-прежнему направлены на них.
– Полковник был вне себя от беспокойства, – сердито сказал индеец, продолжая разглядывать ее в темноте. – Совсем недавно здесь побывал военный отряд могауков. Из-за твоей глупости и безрассудства могла начаться война!
Последние слова он произнес очень резко и отрывисто, и лошадь под ним запрядала ушами и затанцевала, уминая копытами снег.
– Ты не соображаешь, что делаешь, – продолжал он. – Индейцам нужен мир, а не война. Лишние проблемы им ни к чему.
Сара только кивнула. Его слова неожиданно тронули ее, и она почти раскаивалась. Между тем индеец что-то крикнул своим товарищам на незнакомом языке, и Сара увидела, как стрелы вернулись в колчаны, а стволы мушкетов поднялись к небу. Индейцы поглядывали на них уже с интересом, и она почувствовала себя неловко.
– Мы выведем вас к гарнизону, – сказал вождь, смерив взглядом сначала Сару, потом Уилла. – Это недалеко.
С этими словами он развернул лошадь и поскакал к тропе. Вся группа двинулась следом за ним, и только один из всадников, пропустив Уилла и Сару вперед, поехал в арьергарде колонны – должно быть, для того, чтобы они не отстали и не потерялись снова.
– Все будет в порядке, – тихо шепнула Сара Уиллу, который сидел в седле ни жив ни мертв. Он уже перестал плакать, но его щеки блестели от застывших слез. – Они не причинят нам вреда.
Уилл только кивнул в ответ – способность говорить еще не вернулась к нему. Ему было очень стыдно, и вместе с тем он был бесконечно благодарен Саре за то, что она пыталась для него сделать. Ведь она хотела отдать за него свою жизнь! Никакая женщина, кроме разве его матери, не сделала бы ничего подобного.
Меньше чем через час лес начал редеть, и между холмами показались бревенчатые стены Дирфилдского форта. Здесь индейцы остановились, но потом, посовещавшись между собой, решили ехать дальше. Сара понимала, что из-за нее они потеряли несколько часов и теперь им было проще заночевать в Дирфилде, чтобы завтра утром снова отправиться в путь.
Въезжая в ворота крепости, Сара почувствовала невероятную слабость – нервное напряжение, которое поддерживало ее всю обратную дорогу, спало, и теперь она чувствовала себя усталой и разбитой. Уилл, напротив, приободрился и даже пытался улыбаться. Где-то коротко просигналил горн, и на пороге своего домика появился полковник Стокбридж с фонарем в руке. При виде Сары у него на лице проступило выражение такого глубокого облегчения, что она готова была броситься к его ногам и молить о прощении.
– Что случилось?! – воскликнул он, переводя взгляд с Сары на рядового Хатчинса. – Я отправил две группы следопытов на поиски, но они до сих пор не вернулись. Я уже начал бояться, что вас… что с вами случилась какая-то неприятность.
Подняв фонарь повыше, полковник поглядел на индейцев. Некоторые из них все еще сидели в седлах, но несколько человек – в том числе и предводитель их маленького отряда – уже спешились и стояли рядом. Сара тоже продолжала сидеть в своем дамском седле, ибо боялась, что ноги не удержат ее. Лишь когда полковник подал ей руку, она осторожно сползла вниз и прислонилась к теплому лошадиному боку. Ей очень не хотелось, чтобы индеец заметил ее слабость, но ноги у нее подгибались и дрожали так сильно, что она не упала лишь чудом.
– Где ты ее нашел? – спросил полковник у предводителя индейцев, и Сара подумала, что оба мужчины, похоже, не просто хорошо знакомы, но и питают друг к другу уважение. Впрочем, в ее глазах это не делало ирокеза менее опасным. Пусть он знал английский и был знаком с обычаями бледнолицых, пусть даже он нравился полковнику (это странное подозрение возникло у нее несколько секунд назад), однако ей он по-прежнему казался слишком свирепым и воинственным, чтобы она могла чувствовать себя рядом с ним в полной безопасности.
– В лесу, – лаконично ответил индеец. – Примерно в часе езды отсюда. Они заблудились.
Он в упор посмотрел на Сару, и она поежилась под его взглядом.
– Ты – очень храбрая женщина, – проговорил он все тем же бесстрастным тоном, но Саре показалось, что она уловила в его голосе нотку уважения. – Она думала, что мы хотим ее убить, и пыталась обменять свою жизнь на жизнь солдата.
Эти слова были обращены уже к полковнику; индеец явно одобрял ее поведение, но – Сара была готова поклясться в этом – он был по-прежнему убежден, что ей не место здесь – она чужая.
– К чему это, миссис Фергюссон?! – воскликнул полковник. – Рядовой Хатчинс поехал с вами, чтобы защищать вас от всех опасностей, а получилось, что вы… – Он не договорил. То, что полковник только что услышал, потрясло его до глубины души и заставило снова восхититься храбростью этой необычной женщины, но, поглядев на Сару, он заметил, что ее глаза полны слез. Испытание, выпавшее на ее долю, было, несомненно, очень нелегким, а ведь Сара была всего лишь женщиной, слабой женщиной.
– Он еще совсем ребенок, – сказала Сара устало. – Это… это я виновата, что мы заблудились в лесу. Я слишком долго любовалась водопадом, а потом, в лесу, выбрала неправильную дорогу. Мне хотелось сократить путь, но в темноте я не сумела отыскать нужную тропу. Слишком надеялась на себя…
Говоря это, Сара смущенно улыбнулась. Вспоминать о случившемся ей было неприятно – только сейчас она поняла, какой нешуточной опасности они подвергались. Но, вспомнив о том, из-за чего они так задержались в лесу, она снова приободрилась и засыпала полковника вопросами о поляне, которая так ее заворожила. Единственное, о чем она умолчала, это о своем желании купить ее; об этом, подумала Сара, она спросит у Стокбриджа позже, когда они останутся вдвоем.
Между тем полковник совладал с волнением и, вспомнив о хороших манерах, представил Саре индейского воина.
– Вы, кажется, уже встречались раньше? – спросил он с самой непринужденной улыбкой, словно они находились в богато обставленной и ярко освещенной гостиной, а не стояли на холодном ветру во дворе маленькой крепости. – Миссис Фергюссон, позвольте представить вам мистера Франсуа де Пеллерена… Или мне следует именовать вас полным титулом, ваше сиятельство?..
Индеец – вернее, человек, которого Сара приняла за индейца, – метнул на полковника мрачный взгляд, но Стокбридж только расхохотался.
– Полноте, граф, – сказал он. – Не можете же вы скрывать свое имя от такой очаровательной женщины! Это миссис Фергюссон, граф. Она моя гостья и приехала к нам из Бостона.
Сара только потрясенно хлопала глазами.
– Значит, вы не… То есть… – Она неожиданно покраснела, но вовсе не от смущения. – Да как вы могли?! – воскликнула она. – Вы ведь знали, о чем я подумала! Вы могли хотя бы намекнуть мне вчера… или сегодня, когда вы наткнулись на нас в лесу!..
Сара просто не могла поверить, что он мог так поступить с ней. Он заставил ее думать о смерти, хотя вовсе не собирался ее убивать! Это было не просто жестоко – это была бессмысленная жестокость ради… жестокости, и ей захотелось дать ему пощечину.
– Значит, не мог, – отрезал Франсуа де Пеллерен, и Сара окончательно убедилась, что никакой он не ирокез и не гурон, а самый настоящий, чистокровный француз. Теперь ей было даже странно, что она не поняла этого сразу. Должно быть, ее ввели в заблуждение его высокие гетры из замши, мокасины, перо в волосах и весь остальной антураж, однако Сара тут же подумала, что если она постарается, то сможет без труда представить его в напудренном парике, в белых чулках и в бриджах до колен. И все же сознание того, что перед ней такой же человек, как она, не успокоило Сару. Она знала, что никогда не простит ему этого чудовищного обмана. – Кроме того, – холодно заметил француз, – наткнуться на вас в лесу могли и могауки.
Он вовсе не собирался извиняться перед ней. Эта безрассудная женщина должна была понять, что ни ее молодость, ни красота не искупают ее глупости и легкомыслия. Жизнь в Новом Свете была суровой, жестокой и… слишком недолгой. За малейшую ошибку здесь приходилось платить самую дорогую цену, и тот, кто пренебрегал осторожностью, как правило, уже не получал второго шанса. Эта миссис Фергюссон должна была понять, что здесь никто не будет с ней нянчиться. Если бы не его отряд, наткнувшийся на них по чистой случайности, то сейчас она уже ехала бы в Канаду в качестве военной добычи какого-нибудь вождя, который сделал бы ее своей рабыней. И это был бы еще не самый худший исход. Франсуа знал, что шауни убивали белых без всякой пощады, не жалея ни женщин, ни стариков. Они словно с цепи сорвались, и правительство никак не могло с ними справиться, хотя попытки как-то защитить поселенцев предпринимались уже не раз.
– Что же касается вчерашнего вечера, – продолжил он и насмешливо поклонился Саре, – то вас легко могли похитить даже отсюда, несмотря на часовых. Вас приторочили бы к седлу, как куль муки, и к утру вы были бы уже в Монреале. Жизнь здесь слишком опасна, миссис Фергюссон. Это вам не Англия, так что мой вам совет – уезжайте-ка к себе домой, да поскорее. Новый Свет – не самое подходящее для вас место.
– Тогда почему вы здесь? – парировала Сара, заметно приободрившись. Она уже не чувствовала исходящей от Франсуа опасности, да и полковник, казалось, одобрительно на нее поглядывал. Что касалось Уилла, то он уже вернулся в казарму и сидел там у печи со стаканом кукурузного виски в руке.
– Я приехал сюда давно – тринадцать лет назад, вместе с моим кузеном, – ответил Франсуа, хотя еще секунду назад ему казалось, что он вовсе не обязан давать ей объяснения. Он умолчал поэтому, что его кузеном был сам Лафайет и что король Франции специальным декретом запретил обоим поездку в Америку, и все же они поехали. Правда, десять лет назад Лафайет вернулся домой, а Франсуа остался. Он чувствовал, что именно здесь его судьба, да и бросить своих друзей он не мог. – Я сражался за эту страну и проливал за нее кровь, – сказал он решительно. – Я жил среди ирокезов, и у меня есть право находиться здесь.
– В последние два месяца, – вмешался полковник, – граф вел от нашего имени переговоры с несколькими воинственными племенами на Западе. Красная Куртка, великий сахем Лиги ирокезов, очень уважает его и относится к Франсуа как к родному сыну.
Он не сказал ей, что Франсуа не просто жил с индейцами – он был женат на Плачущей Ласточке – дочери вождя сенека, которая погибла от рук гуронов. Погиб и их с Франсуа маленький сын.
– Сегодня вечером, – продолжал полковник, – Франсуа должен был снова отправиться на север, чтобы встретиться в Монреале с вождем могауков, но он обещал мне, что по дороге будет искать ваши следы… Мы все очень беспокоились за вас, миссис Фергюссон. Вы не вернулись… что нам оставалось думать?
– Искренне прошу простить меня, сэр, – ответила Сара и смущенно потупилась, хотя гнев еще не до конца отпустил ее. Этот французский шевалье, который скакал по лесам, переодевшись индейцем, продолжал раздражать и сердить ее. Да как он посмел не сказать ей, кто он такой?! Он напугал ее и сделал это специально!.. Никакого другого объяснения его вызывающему поведению Сара просто не могла подобрать.
– Вы должны как можно скорее уехать отсюда, миссис Фергюссон, – снова сказал француз, внимательно наблюдавший за сменой выражения на ее лице. – Ваше место в бостонских салонах и в гостиных, а отнюдь не здесь.
Судя по его лицу, он тоже был не в восторге от сложившейся ситуации и искал способ решить эту неожиданную проблему, которая могла иметь самые непредсказуемые последствия. Похоже, Сара Фергюссон произвела на Франсуа слишком сильное впечатление, чтобы он мог отнестись к ее судьбе равнодушно.
Все это Сара прочла по его глазам. Она не знала, что Франсуа откровенно сказал об этом полковнику, когда узнал, что его очаровательная гостья пропала.
– Я уеду отсюда, когда захочу и куда захочу, месье, – отрезала она. – И если захочу. Пока же позвольте мне поблагодарить вас; вы были очень любезны, когда решили проводить меня… нас до Дирфилда. Без вас нам в лучшем случае пришлось бы заночевать в лесу.
С этими словами она присела в безупречном реверансе, словно они оба находились в бальной зале английского дворца, потом пожала руку полковнику и, еще раз извинившись за причиненное беспокойство, быстро пошла к домику Ребекки. Ноги Сары все еще дрожали от усталости и волнения, но она каким-то образом ухитрилась ни разу не поскользнуться на утоптанном снегу. Поднявшись на крыльцо, она бесшумно отворила дверь и, скользнув в теплую комнату, затворила ее за собой. Тут силы оставили ее, и, негромко всхлипывая от облегчения, Сара сползла по двери на пол.
Пока Сара шла через площадь, Франсуа де Пеллерен провожал ее взглядом. Он не произнес ни слова, и полковник, в свою очередь наблюдавший за ним, не мог не задаться вопросом, что по этому поводу думает граф. Угадать его мысли никогда не было легкой задачей. В его душе было что-то дикое, неподвластное логике, и полковник порой задумывался, не стал ли Франсуа, хотя бы отчасти, настоящим краснокожим. Француз не только усвоил привычки и образ мыслей индейцев, но нередко даже реагировал на обстоятельства не как белый человек, а как индеец. Было время, когда о нем вообще ничего не было слышно – он жил где-то в лесах, со своим племенем, которое приняло его в свои ряды, и стал появляться в местах поселений белых только после того, как погибли его индейская жена и сын. Сам Франсуа, правда, никогда об этом не говорил, но эту историю знали все – и белые, и краснокожие.
– Необычная женщина… – сказал наконец полковник, подумав о странном письме от жены, которое он получил с оказией только сегодня утром. – Она говорит, будто овдовела три месяца назад, но… Амелия познакомилась в Бостоне с одной леди, которая только что приплыла из Англии. Она рассказала ей совершенно поразительную историю… – Полковник замялся. – Говорят, миссис Фергюссон сбежала от мужа. Видно, он был порядочной скотиной и поколачивал ее, но… Если он жив, то никакая она не вдова. Ее мужа звали граф Эдвард Бальфор. Следовательно, наша миссис Фергюссон – графиня, ни больше ни меньше. Ты, Франсуа, граф, она – графиня… У меня такое впечатление, что половина аристократов из Европы уже переселилась в Новый Свет и со дня на день ожидается прибытие второй половины. Ты не находишь?
Но Франсуа только улыбнулся в ответ. Он вспоминал своего кузена – человека, плечом к плечу с которым он сражался и которого хорошо знал и любил. Он тоже был аристократом. А теперь еще эта храбрая женщина, которая готова была отдать свою жизнь за жизнь молодого мальчишки, деревенского увальня… Как она себя вела в лесу! Как благородно и отважно! Даже если бы она не оказалась графиней, ей-же-ей, ее стоило пожаловать этим титулом!
– Нет, Джеймс, – ответил в конце концов Франсуа. – Хорошо это или плохо, но все аристократы Европы не приедут в Америку. Только лучшие… лучшие из лучших.
Он попрощался со Стокбриджем и пошел к своим людям, которые, по индейскому обычаю, устраивались на ночлег под навесом, где было свалено сено для лошадей. Не сказав никому ни слова, Франсуа завернулся в одеяло и лег.
Сара долго не могла заснуть. Перед глазами стоял этот странный человек. Снова и снова вспоминала она его свирепые темные глаза, блеск луны на головке томагавка за поясом, подпрыгивающее при каждом движении головы орлиное перо в волосах, нетерпеливые движения сильных рук… Суждено ли им снова увидеться? Пересекутся ли снова их пути?
Сара очень надеялась, что – нет.
Глава 4
Чарли отложил дневник Сары, только когда, случайно бросив взгляд на часы, обнаружил, что уже далеко за полночь. Он сел за дневник чуть не с самого утра и читал, не вставая, несколько часов подряд. Ноги и спина у него затекли так сильно, что каждое движение причиняло ему боль, но, откладывая дневник в сторону, Чарли не сдержал легкой ироничной улыбки.
Описание знакомства Сары и Франсуа позабавило его. Неужели она не предчувствовала того, что произойдет с ними позже, подумал он, но тут же одернул себя. Ему легко было рассуждать, ибо ему-то с самого начала было известно, что Сара и Франсуа полюбят друг друга. Нет, его ирония была неуместна. Искренность и непосредственность Сары вызывали восхищение и трогали Чарли до глубины души. Как и Франсуа, Чарли был очарован Сарой, а ее храбрости и готовности к самопожертвованию ему оставалось только завидовать.
Чарли неожиданно проникся жалостью к самому себе: одиночество – явно не его стихия. На встречу с такой женщиной, как Сара, он хотел, но не смел надеяться; что касалось Кэрол…
Кэрол… Он не звонил ей с самого Рождества. Да и тот последний звонок был, честно говоря, дурацким. Кэрол была довольна и весела, она принимала гостей в доме Саймона, она была с головой погружена в счастливые предрождественские хлопоты – неудивительно, что ей было не до него! Чудом было уже то, что она вообще стала с ним разговаривать. Может быть, позвонить ей еще раз – в спокойные дневные часы?
Решительным усилием Чарли оборвал поток мыслей, связанных с Кэрол, и вышел из дома, чтобы немного проветриться.
Стояла ясная морозная ночь, и бархатное небо было полно ярких мерцающих звезд. Ни шороха, ни ветерка – только снег негромко поскрипывал под ногами. Все вокруг дышало тишиной и покоем, но Чарли не покидало острое ощущение собственного одиночества. То, что он узнал из дневника Сары Фергюссон, было удивительно интересно, но ему даже не с кем было поделиться своим замечательным открытием, не с кем было просто поговорить. У Чарли даже не возникло желания увидеть призрак, хотя какое-то время тому назад он отчаянно желал этого. Сегодня Чарли предпочел бы иметь дело с вполне реальным собеседником.
Дойдя до замерзшего пруда, Чарли вернулся в дом, но его плохое настроение так и не улучшилось. Он опять начал думать о том, что было для него безвозвратно потеряно. Его жизнь полетела под откос, и ничего в ней уже не поправишь. Мысль о том, что он может снова полюбить, казалась Чарли невероятной, да он, пожалуй, и сам не хотел этого. Больше всего на свете Чарли желал, чтобы Кэрол рассталась с Саймоном и вернулась к нему. В любую минуту он был готов принять и простить ее.
Но пока Чарли поднимался на второй этаж, его мысли уже не в первый раз переключились с Кэрол на Сару и Франсуа. Как же все-таки им повезло, размышлял он. Как своевременно провидение вмешалось в их судьбы и помогло им найти друг друга. Или, может, они с самого начала были особенными, ни на кого не похожими людьми и каждый из них жизнью своей заслужил этот удивительный и чудесный дар любви? Уже ложась в постель, Чарли безотчетно прислушивался к малейшим шорохам и звукам в доме. Но все было тихо – ни шороха, ни сквозняка. Судя по всему, Сара не собиралась обрадовать его своим присутствием, и Чарли почувствовал себя разочарованным. Впрочем, он тут же упрекнул себя. Разве мало ему было ее дневника!
Наконец он уснул, и ему приснились Сара и Франсуа. Они гуляли по солнечному весеннему лесу, и воздух звенел от их счастливого смеха, а издали несся какой-то гул, похожий на шум падающей воды. Во сне Чарли пошел на звук и неожиданно оказался у того самого водопада, возле которого Сара побывала в тот давний холодный день, когда чуть не заблудилась в лесу…
На следующий день погода изменилась: монотонно и тоскливо стучал по крыше дождь, потоки воды с угрожающим журчанием стекали по водосточным трубам. Снег осел и стал серым и ноздреватым; небо было темным и пасмурным, и Чарли подумал, что и сегодня ему не удастся выбраться в город и сдать книги в библиотеку.
Но это обстоятельство его нисколько не огорчило. И вот вместо того, чтобы встать, одеться и энергично заняться делами, Чарли принес себе с кухни чашку кофе с сахаром и забрался обратно под одеяло, прихватив с собой очередной томик дневников Сары.
Остановиться он уже не мог, и это его даже беспокоило. Словно наркоман или заядлый курильщик, рука которого каждое утро сама тянется к сигарете, он хотел читать и читать эти строки, написанные каллиграфическим почерком Сары Фергюссон. Дневник Сары – как, впрочем, и она сама – стал для него навязчивой идеей, наваждением, от которого Чарли никак не мог, да и, признаться, не хотел избавляться. Он должен был узнать всю историю Сары до конца.
Открыв заложенное вчера место, он впился глазами в ровные рукописные строки и в то же мгновение забыл обо всем на свете.
* * *
Обратное путешествие в Бостон обошлось без происшествий. Правда, – словно для того, чтобы наказать ее за доставленное беспокойство, – полковник Стокбридж отправил с ней в качестве сопровождающего лейтенанта Паркера, однако, к огромному удивлению Сары, он вел себя безупречно, хотя и продолжал вздыхать, бросая в ее сторону нежные взоры. За это Сара готова была многое ему простить; во всяком случае, она была с ним гораздо приветливее, чем всегда.
На сердце у нее было легко и свободно, Сара была счастлива, и главной причиной этого был разговор, который состоялся у нее с полковником Стокбриджем накануне отъезда из Дирфилда. Правда, полковник не одобрил ее намерения, о чем он и сообщил ей с солдатской прямотой, но зато она получила от него то, что хотела.
В пансион миссис Ингерсолл Сара вернулась в приподнятом настроении, однако скоро оно было безнадежно испорчено. Саре стало известно, что за время ее отсутствия по городу распространились слухи, касающиеся ее прошлого. Например, одна из наиболее абсурдных версий сделала ее опальной любовницей английского короля Георга III, однако в большинстве случаев салонные сплетницы называли вполне конкретные имена, и Саре стало ясно, что в Бостон прибыл кто-то из ее соотечественников, знавший, что она была женой графа Бальфора.
Даже самые правдоподобные слухи были достаточно противоречивыми. Согласно одним версиям, ее муж уже умер, согласно другим – он все еще был жив; одни утверждали, что он трагически погиб в схватке с лесными разбойниками, другие авторитетно заявляли, что он сошел с ума и пытался убить Сару – поэтому, дескать, она и сбежала. Самым неприятным, однако, было то, что передававшиеся из уст в уста истории жизни Сары рисовали ее исключительно в романтическом свете, из-за чего она в одночасье стала самой известной женщиной в Бостоне. Мужчины, во всяком случае, буквально сходили по ней с ума. Город гудел, как растревоженный улей, и хотя Саре все эти разговоры были крайне неприятны, она была бессильна что-либо изменить.
Не желая ничего ни подтверждать, ни опровергать, она продолжала именовать себя миссис Фергюссон, предоставив сплетникам домысливать ее биографию и украшать ее самыми невероятными подробностями. Какие еще романтические подвиги и увлечения припишет ей досужая молва, Саре было, в общем-то, все равно. Другое тревожило и пугало ее. Раз имя ее мужа выплыло на свет божий, значит, и Эдвард рано или поздно узнает, что его беглая жена скрывается в Бостоне. И что он тогда предпримет, было ведомо одному господу богу…
Эта опасность была более чем реальной, и Сара с еще большим усердием сосредоточила все свои силы на осуществлении своего плана. Накануне отъезда из Дирфилда она снова побывала на поляне, которая ей так понравилась, и договорилась с полковником о том, чтобы этот участок оставили за ней, пока она не выкупит его и не оформит свои права на землю документально. По просьбе Сары полковник Стокбридж познакомил ее с местным подрядчиком из Шелбурна – небольшого поселка в долине, на который Сара не наткнулась по чистой случайности, когда плутала в лесу. Подрядчик согласился построить для нее небольшой домик; по его расчетам, к концу весны дом должен был быть готов, тем более что Сара не просила ничего особенного – ей был нужен дом с крепкими стенами и надежной крышей. Неплохо было бы, конечно, поставить рядом небольшую хижину для двух-трех работников, навес для скота и сарай, но все эти хозяйственные постройки можно было возвести и потом. Подрядчик, во всяком случае, заверил Сару, что его люди сделают все необходимое, как только она попросит, благо в строительных материалах недостатка не было. Сосны и ели росли на каждом холме, гончарную глину для черепицы добывали в русле реки, чуть выше по течению, а петли и замки брался изготовить местный кузнец. Только стекло и оконные переплеты приходилось заказывать в Бостоне, но и это тоже было делом несложным. В самом Шелбурне были дома и побогаче, и покрасивее, но в лесной глуши такой дом выглядел бы странно. В доме были запланированы небольшая гостиная, кухня, столовая и спальня. Что касалось внутренней отделки, то гладко оструганные, золотистые, пахнущие смолой доски были самым подходящим материалом. Только для спальни она планировала привезти из Бостона несколько ярдов вощеного ситца, но это была единственная роскошь, в которой Сара не смогла себе отказать.
С тех пор она не могла думать ни о чем ином, кроме своего дома. Всей душой Сара рвалась туда, однако остаток зимы ей все же пришлось провести в Бостоне. Она много читала, вела дневник, ходила на званые обеды и приемы, но мысли ее то и дело уносились в окрестности Дирфилда. От жены полковника, который передавал Саре приветы в каждом письме домой, она узнала, что Ребекка родила девочку. Сара связала для малышки крошечный чепчик и прелестную розовую кофточку, которые и передала с одним из офицеров, возвращавшимся в гарнизон из отпуска.
Но сама она не могла отправиться в путь, пока не стает снег и не просохнут дороги. Ожидание стало для нее совершенной мукой, а дни, как назло, тянулись невыносимо медленно; только в мае подрядчик сообщил Саре, что начал строительство. Узнав об этом, Сара наняла фургон и выехала в Дирфилд. Как и в первый свой приезд, она поселилась в гарнизоне и ездила в Шелбурн чуть ли не каждый день, наблюдая за тем, как бревно за бревном, балка за балкой растет ее дом.
Строители не подвели – в июне дом был готов, шелбурнский столяр даже отдал ей за полцены кое-какую мебель, которую не выкупил у него кто-то из фермеров, так что Сара могла наконец обосноваться в новом доме.
Возвращаться в Бостон ей отчаянно не хотелось, однако пришлось, поскольку Сара хотела еще кое-что купить для своего дома. Чтобы найти или заказать все необходимое, ей потребовалось около двух недель, но в середине июня она наконец-то отправилась в путь, взяв с собой двух сопровождающих и фургон, который нагрузила вещами. В пути их ничто не задержало, и на третьи сутки маленький караван благополучно прибыл в Дирфилд, а через день Сара была уже в Шелбурне.
На то, чтобы устроиться на новом месте, ей потребовались считаные дни. Дом был точно таким, каким Сара его задумала, и она благополучно разместилась в нем. Поляна с ее высокой густой травой, цветами и деревьями выглядела совершенно райским уголком, летом здесь было еще красивее, чем зимой. Пока она ездила в Бостон, строители соорудили на поляне загон, пару навесов и просторный хлев, и Сара купила шесть лошадей, двух коров, козу и несколько овец. Ухаживать за всей этой живностью и помогать ей по хозяйству должны были двое подростков, которых она наняла в Шелбурне.
Огорода на ее маленькой ферме пока не было. Сара хотела сначала выяснить, что здесь за земля и хорошо ли она родит. И все же она не утерпела и, приготовив две небольшие грядки, посадила на одной из них кукурузу, а на другой – укроп, базилик, щавель, петрушку и несколько тыкв. Что касалось всего остального, то Сара собиралась потолковать об этом с местными жителями или даже с индейцами, которые могли подсказать ей, что стоит, а что не стоит выращивать.
В июле ее навестил полковник Стокбридж, и Сара угостила его отличным обедом, который сама приготовила. Готовить Сара любила всегда, поэтому это совершенно не было ей в тягость. Каждый день она с удовольствием стряпала для себя и для двух своих работников, к которым она относилась как к младшим братьям.
Полковник был тронут. Ему очень понравился новый дом Сары, который, несмотря на свою простоту, получился удобным и красивым. Стокбридж оценил вкус Сары – вещицы, которые Сара привезла из Бостона для украшения своего жилища, были изысканны и изящны. Единственное, что по-прежнему не укладывалось у него в голове, несмотря на кое-какую информацию, так это то, почему эта молодая, красивая женщина, богатая английская аристократка бросила все и уехала в Америку, в самую глушь, чтобы начать все сначала. И объяснить это полковнику было скорее всего невозможно. Он бы все равно не понял, как много значит для Сары свобода, каждая минута которой дарила ей ни с чем не сравнимое счастье. Возможно, полковник и посочувствовал бы ее кошмарной жизни с Эдвардом – а от воспоминаний о ней Сару до сих пор кидало в дрожь, – но ее решения отказаться от жизни в Бостоне, где она могла бы блистать на балах и приемах, он все равно не поддерживал.
Когда Сара окончательно устроилась в своем доме и наладила хозяйство, она стала каждый день ходить к водопаду. Порой она часами сидела на камнях у озерца-запруды и, погрузив ноги в холодную воду, рисовала какой-нибудь куст или камень, удививший ее своей формой, записывала в дневник свои мысли или просто любовалась игрой солнца в водяных струях. Ей нравилось перепрыгивать с валуна на валун и гадать, откуда на них появились эти глубокие трещины и вмятины. От жителей Шелбурна она узнала, что у местных индейских племен есть очень красивые легенды, связанные с этими камнями. По одной из них, это были остывшие кометы, которые устали от своих межзвездных странствий и легли отдохнуть в прохладной чистой воде; в другой говорилось, что это древний вампум Грома, который рассыпался по земле в незапамятные времена. Но больше всего Саре нравилась та из легенд, согласно которой эти огромные камни когда-то служили игрушками детенышам неведомых небесных существ, но теперь дети выросли, а их игрушки остались лежать там, куда они закатились во время игр.
