Текст книги "Домовые"

Автор книги: Далия Трускиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Глава девятая
Эмигранты

Вера Федоровна теперь проходила мимо магазинов, даже не глядя на витрины. За всякой мелочью она пешком ходила на рынок – там все же было дешевле. И то, что многие витрины были забиты фанерой, вызывало у нее определенное злорадство.

Она доподлинно знала, кто именно бил камнями стекла и выгребал что попало, пусть даже совсем окаменевшее от старости продовольствие. Но молчала, когда при ней женщины обсуждали этот животрепещущий вопрос, восхищаясь отвагой неведомых полуночниц. Вера Федоровна не хотела, чтобы ее приняли за полоумную. Все-таки репутацией она дорожила.

И только сыну сказала как-то, что все не так просто. Это когда в газете поместили снимок – странные, разлапистые, веерообразные следы. Пресса ломала головы – кто же это такой лапчатый вляпался в майонез? А Вера Федоровна и не сомневалась…

Идти до рынка – час, а с рынка – полтора, потому что с кошелкой и с отдыхом, трамвай же – не по карману. На трамвае она разве что ездила на «работу» в бассейн. А сына посылать на рынок опасалась – того гляди, последние деньги изведет на дешевую водку. Теперь, правда, стало чуть полегче – весна, меньше платить за отопление. И по дороге можно было приятно подумать даже о такой роскоши, как пара новых колготок, прошлогодние расползлись вдрызг, и не сыновние же джинсы в ее-то годы натягивать на задницу. Но, с другой стороны, если так пойдет дальше, летом придется ходить или в резиновых сапогах, или вообще босиком, вода-то все прибывает…

Дома Веру Федоровну ожидал сюрприз.

В прихожей стояли две пары высоких сапог, одна – тридцать девятого, другая – сорок восьмого размера, настоящие рыбацкие бахилы, которые пристегиваются к поясу особой резинкой. Смех смехом – но, того гляди, и пригодятся.

А на кухне сидели за столом и пили чай, дожидаясь ее прихода, сын Вовка и его подруга Танюха.

Танюху Вера Федоровна почти что одобряла, желая, естественно, большей покорности и согласия со всеми своими взглядами и предложениями. Когда начался их роман, когда Танюха повадилась ночевать у Вовки, Вера Федоровна забеспокоилась – непонятно, что за баба, иногда и поддать может неплохо, и еще старше сына. К тому же, Танюха вызывала у нее вполне естественную бабью зависть: гораздо моложе, здоровая и РАБОТАЕТ за деньги, с точки зрения обнищавшего человека – неплохие деньги, даже вот за квартиру платит. Поэтому сперва Вера Федоровна всяко ей показывала, что и не таких обламывала.

Однако у Танюхи хватило ума шибко не противоречить, и они понемногу притерлись. Более того – Вера Федоровна обратила эту внебрачную связь себе на пользу. Когда она во дворе останавливалась пообщаться с такими же бабушками, речь шла главным образом о том, чьи дети сколько зарабатывают да что себе купили. Бабки выхвалялись без зазрения совести. До Вовкиного романа Вера Федоровна таких светских бесед избегала – что, в самом деле, купит безработный мужик, кроме пакета картошки, и то – на мамкину пенсию? Теперь же и она могла похвастаться: молодые стол привезли, молодые новый телевизор поставили. Конечно же, и стол не был куплен, а просто Танюха забрала его у подруги, которая меняла всю мебель на кухне, и телевизор был примерно такого же происхождения. В тех же беседах Вера Федоровна уже не боялась хвалить сына, потому что на едкие замечания по поводу его затянувшейся безработицы наладилась отвечать в том смысле, что мужик он тем не менее хороший, вот ведь и Танюха за него как держится!

Так вот, эта парочка пила чай с пирожками, купленными Танюхой, но вид имела смурной. Вера Федоровна поняла – неприятности!

– Такое дело, мать, – сказал Вовка. – Сама видишь, нам тут ничего не светит. Танюха была на фирме, вот документы…

Он показал разложенные на столе анкеты.

– Это что? Я и не пойму…

– И не надо – там все равно по-английски написано, – утешил мать Вовка. – Хотим мы с Танюхой ехать в Канаду.

– Куда?..

– В Канаду, – сказала Танюха. – Там нужны рабочие профессии. А я и сборщицей была, и монтажницей, Вовка шоферить будет, там в северные районы шофера требуются. Только надо поспешить – старше сорока пяти не берут.

– Да вы сбесились, – убежденно сказала Вера Федоровна. – Какая вам Канада?! Это же сколько денег за билеты уйдет? А дети?

– А детям здесь все равно не житье, – ответила Танюха, уже все решившая за своих, сына и дочку. – В Канаде они нормальное образование получат, язык выучат.

– Ты, мать, не бойся, я тебе деньги высылать буду, – пообещал Вовка. – За квартиру расплатишься… Сколько можно на твоей шее сидеть? Только бы получилось…

А по лицу было видно: ну, кому, на фиг, через полгода нужна будет эта квартира в умирающем городе? Про нее все забудут – и можно будет, наверно, жить, никому и ничего не платя…

– Вера Федоровна, – поняв, что окаменевшее лицо полусвекрови ничего хорошего не сулит, заговорила Танюха. – Здесь-то мы чего забыли? Здесь же болото стоячее! Как ни бейся – только на прокорм и заработаешь! Я это пальто уже шестой год ношу! А дальше что? Нищета? Там вкалывать надо по-черному, так ведь и деньги платить будут! Возьмем кредит, купим квартиру, дети в школу пойдут… Вздохнем свободно…

– Здесь же дышать нечем! – выкрикнул Вовка.

– Там тебе будет, чем дышать?!

– Будет!

– Вы на себя посмотрите – кому вы там нужны?! – Вера Федоровна дала волю языку, отпустила себя на свободу – и дикий страх нищего одиночества завопил, заорал, закаркал. – Ты же старая баба, Танюха, тебе же сорок четыре скоро! Кто тебя там на работу возьмет! Там молодые нужны! А ты совсем про свой желудок забыл? Там лекарства дорогие!..

– Хочешь сказать, здесь – дешевые? – огрызнулся сын.

– Так я же и говорю – до сорока пяти люди нужны! Рабочих профессий – выкрикнула Танька. – Я еще успеваю! Хоть на старости лет по-человечески поживу, детей на ноги поставим! Ленке шестнадцать – не хочу, чтобы она на панель пошла, не хочу, слышите, не хочу!!! Да, я знаю – на это деньги нужны! Квартиру продам, все продам – только бы отсюда убраться!

– Дурочка моя, там же все другое! – Вера Федоровна испугалась, что переборщила, и вздумала пронять полуневестку лаской. – А как не приживешься? Обратной-то дороги уже не будет, миленькая! Там с рождения надо жить, чтобы все ладилось, а вы – чужие…

– Вот и хорошо, что обратной дороги не будет, – тихо сказала Танюха. – Вот это как раз и хорошо…

Вера Федоровна поняла, что жизнь кончилась.

Сын молчал, смотрел в пол, и у нее уже не было больше этого сына…

– Ну, хорошо, – покорно сказала она. – Покупатель-то на квартиру есть?

– Через маклера найду.

– Облапошит. Половину денег себе заберет, – со знанием дела предрекла Вера Федоровна.

– Пускай – лишь бы скорее отсюда убраться. А до Канады вода еще не скоро дойдет, там на востоке горы.

– Вот, – оказалось, на подоконнике лежал атлас, и сын пальцем показал эти самые Скалистые горы и даже город Доусон-Крик.

Потом они с Танюхой ушли к ее подруге – учительнице английского, чтобы она помогла правильно заполнить анкету.

Вера Федоровна посидела – без единой мысли в голове, кстати, – потом начала двигаться. Руки сами выключили огонь под чайником, сами открыли и сполоснули термос.

Осознала свои движения она уже одетая-обутая, у порога.

Так получалось, что она опять ехала в бассейн, где прибиралась совершенно без всякого вознаграждения, потому что Портновский, как раз в эту минуту подлетавший со всем семейством к канадскому городу Калгари, напрочь забыв про оставшиеся у уборщицы ключи. Но некоторая польза от бассейна все же имелась – Вера Федоровна приспособилась там мыться, чтобы дома поменьше платить за горячую и даже холодную воду. Поэтому в сумке всегда были и полотенце, и бельишко, и даже тапочки, а мыло с мочалкой она держала в СВОЕЙ подсобке. Она даже прихватила в женской раздевалке банку, где оставалось шампуня еще на две головомойки.

Да и куда было ей деваться вечером – семидесятилетней бабке, осознавшей свое безнадежное одиночество? Лучше уж туалеты драить, чем дома в подушку реветь.

Примерно в половине первого, когда она проводила обязательный, но уже никому не нужный обход, возле служебного входа поднялась возня.

Вооружившись шваброй, Вера Федоровна пошла разбираться.

– Открывай, крещеная душа! – послышался знакомый бас. – Только скорее!

Вера Федоровна отворила – и в коридор ввалилась странная компания. Сперова Антип внес окоченевшего Родриго, потом Коська втащил скачущего на одной ноге Афоню, последними вошли Уклейка и Янка, нагруженные выше меры продовольствием.

Увидев Янку, Вера Федоровна невольно перекрестилась.

– Да ладно тебе, крещеная душа, – сказал черт. – Не бойся, свои…

– Горячую воду врубай, живо! – приказал Антип. – Нужно этого горемыку срочно отогреть! Прямо кипяток врубай! Раздевай его, Коська! А ты, дура, отвернись! Мужик все-таки!

Это относилось к Уклейке, которая норовила оказаться поближе к жениху.

То, что сами водяные, да и болотные черти, ходили без штанов, слабый болотный пол не смущало – у чертей, где положено, длинная шерстка, у водяных – особые водоросли дыбом, так что срам прикрыт. Но насчет людей Антип знал – у них все на виду, и полагал, что дочке раньше времени на эти дела таращиться незачем.

– Сюда, сюда! – засуетилась Вера Федоровна, ощутив неожиданную радость – вот ведь и она кому-то понадобилась. – Направо и еще направо, сынок!

Сынком она назвала Коську, который, прислонив Афоню к стенке, подхватил Родриго.

– Да на нем же все ледяное! – закричала Уклейка. – Коська, ты хоть куртку с него сними!

– Там, там, в душевой! – оборвала ее Вера Федоровна. – А ты, Антип Батькович, в МОЮ подсобку ступай! Там термос с кофе на столе, отхлебни, согрейся!

В душевой она зажгла свет и тут же включила все души – чтобы поскорее набралось горячего пару. Коська меж тем выпростал Родриго из куртки и маялся с молнией штанов. Таких тонкостей его толстые и когтистые пальцы не разумели.

– Дай-ка я… – Вера Федоровна раздела парня, как маленького. – Под душ его умости, видишь, тут вроде корытца! Сток заткни – пусть он греется!

Попав под кипяток, Коська взвизгнул.

– Ничего, терпи, жив останешься! – прикрикнула на него Вера Федоровна и не пошла – побежала в подсобку.

Там Янка уже колдовал над Афониной ногой, нажимал и так, и сяк, выгоняя застрявшую пулю, бормотал на неизвестном языке и сплевывал то направо, то налево. Антип и Уклейка уважительно переглядывались.

– Что значит грамотный пакостник… – сказал Антип. – Такой нигде не пропадет!

– Где это его? – спросила Вера Федоровна.

– Павильон брали – ну и лопухнулись… – Родриговыми словами объяснил Антип. В подробности углубляться не стал – они были для него позорны и неприятны.

Вместо того, чтобы брать все, что кучами навалено в торговом зале, Антип рванулся в запертую дверь, решив, что там, за дверью, непременно будет свежая рыба. Пока выбивал – и затронул, сам того не ведая, сигнализацию. Расхлебывать же его глупость пришлось всей ватаге.

– Чего они тебя пакостником-то зовут? – обидевшись за черта, спросила Вера Федоровна.

– Так пакостник и есть, – мелко дрожа пальцами вокруг раны, отвечал Янка. – Заморочить, с дороги сбить, перепугать – тут я мастер… Ага! Вот она, змеиная зараза…

Пуля выскочила прямо вверх, и он ловко ее поймал.

Вошел Коська.

– Крещеная душа, у тебя тряпицы большой не будет? – спросил он Веру Федоровну. – Завернуть, растереть…

Она достала из кошелки полотенце, ахнула и полезла под стол, где в ящике лежал старый, Вовкин ровесник, уже драный, СВОЙ пододеяльник, принесенный на тряпки.

– Бери, заверни его, веди сюда, будем горячим отпаивать!

Когда Родриго, замотанный в пододеяльник и ставший более похожим на негра, чем настоящий камерунский житель, вошел, Уклейка бросилась к нему и стала хватать за руки.

– Ну, как, согрелся?

– Согреться-то согрелся. Хорошо, что вы догадались меня сюда притащить, а не на остров, под телебашню. Там бы точно сдох!

– Как ночью домой-то добираться будешь? – спросила Вера Федоровна. – А то – тут ночуй! Я тебе диванчик покажу, штору с окна снимешь, укроешься, но потом чтоб обратно повесил.

– Домой… Менты меня срисовали. Они теперь сделают фоторобот, – хмуро сказал Родриго. – Меня узнают. Не так много в городе негров, которые карате занимаются… Домахался…

– Куда же ты пойдешь? – растерялась Вера Федоровна. – Хочешь – у меня поживи!

– Так все равно же на улицу выходить придется…

– Такое вот дела, крещеная душа Вера Федоровна, – сказал Антип. – Не жизнь нам тут. Убираться надо… Ничего хорошего – соленая вода еще выше поднялась, жрать нечего…

– В Пресноводье! – решительно вставил Коська.

– Куда же, некрещеная душа Антип Батькович? – горестно спросила Вера Федоровна. – Где тебя ждут? Кому вы, водяные, нужны? Не в Канаду же?

Тем временем Янка перевязал Афоне ногу и тоже подсел к столу.

– А что, крещеная душа Вера Федоровна, люди только в Канаду убираются, или еще куда? – спросил он.

– Канада-то далеко. А я, были бы деньги, на родину бы поехала, в Псковскую область. Там бы домик купила, козочку завела…

Она уже выстраивала в мечте свою будущую жизнь без сына – его в домик с козочкой и калачом теперь не заманишь, у него – Танюха и Канада!

– Псковская область – это же к востоку? – поинтересовался Афоня.

– К востоку, больше ей быть негде, на западе-то – одна вода, – подтвердил Янка.

– Меня туда маленького возили, там дедова родня, – добавил Родриго. – Мы в лес ходили по чернику, а осенью там клюкву собирают. До туда километров четыреста будет…

– Так там что же? БО-ЛО-ТА?!? – грозным басом пророкотал Антип.

– Болота! Пресные! – завопил Афоня. – Коська, так вот же оно – твое Пресноводье!

– Никакое не Пресноводье – и туда соленая вода придет, – возразил упрямый Коська. – Пресноводье – под землей… наверно… На земле его уж точно нигде нет…

– А дуб? Дуб тоже под землей? – спросила Уклейка. – И златая цепь на дубе том?

Коська мучительно задумался.

– Надо же – еще где-то пресноводные болота уцелели! Совсем рядом! И реки! И озера с рыбкой! – вскрикивал Афоня. – Они – там! А мы – тут! Как дураки последние!

– Нишкни! – приказал ему Антип. – Тебе волю дай – ты и тут декларацию писать примешься.

– Тут-то зачем декларация? – удивился Афоня. – Собираться надо – да и перебираться!

– А затем, что там-то как раз мелиораторы живут! И до сих пор, поди, болота понемногу осушают!

Наступила тишина.

– Туда так просто не попадешь. Там же как раз граница проходит, – первым заговорил Родриго. – А мне виза нужна, я же – титульная нация, коренное население… по матери…

– Ты?!? – Вера Федоровна даже руками замахала на эту черномазую физиономию.

– Я…

– Надо же!..

– Подумаешь, мелиораторы… – глядя в пол, произнес Афоня. – Уживемся с мелиораторами… Была бы пресная водица, а места, поди, всем хватит…

– Значит, собираемся, – постановил Антип. – До границы, наверно, болотами дойти можно, а через нее как? Крещеные души, кто видел – как эта самая граница выглядит?

– Да никак она не выглядит! – Родриго даже развеселился. – Где лес – там просека и столбы, а где болото – я даже не знаю. На дорогах с одной стороны – пограничники, и с другой – пограничники, таможня, документы проверяют.

– Водяному документы не полагаются! – радостно сообщил Афоня. – И это – все? Стенки нет? Рва там, палисада?

– Кто ж тебе на болоте ров копать будет?! – возмутился такой радостной дурью Антип. – Уцелел, пулю из тебя добыли – ну и помалкивай! Сплыв! Декларация! Вот, крещеная душа Вера Федоровна, все и решилось. Прямо от тебя в путь и двинемся, только подкормимся чуток.

– Коли так – счастливого пути, Антип Батькович, – печально сказала Вера Федоровна. – И вы вот меня все покидаете…

Тут-то она и заплакала – понятное дело, от обиды на сына, но про сына никто не знал да и не узнал бы, ей было стыдно признаваться, что родное дитя ее бросило и навеки улетает в Канаду. Материнская гордость не дозволяла, чтобы чужие плохо про дитя говорили, хоть бы оно того сто раз заслужило, потому что дитя – СВОЕ.

– Да что ты, в самом деле, крещеная душа? – растерялся Антип. – Что ты сырость разводишь? А хочешь – давай с нами!

– А в самом деле, крещеная душа, чего тебе оставаться? – спросил Коська. – Все вместе и уйдем.

– Я по болотам не пройду, родненький, – ответила она.

– А мы тебе плотик собьем!

– И то. Собирайся, – приказал Антип.

Она вытерла слезы, подумала и решилась.

– Так я уж и собралась, некрещеная душа Антип Батькович! Вся я тут!

– А пожитки? – строго спросил водяной.

– Сколько тех пожитков!

И впрямь – из носильных вещей дома оставалась одна ненужная рвань, за эти годы Вера Федоровна совсем обносилась. А домашние вещи она вмиг и навсегда решила оставить сыну. Ему в Канаду лететь, билет дорого стоит, может, что и удастся продать?

– На озере я лодки видел, – сообщил Афоня. – Мы тебя на лодке повезем. а потом уж сколотим плот. И насчет имущества не волнуйся – кругом брошенные хутора, подплывем – и целое приданое тебе соберем!

– Так что же – прямо сейчас? – вдруг усомнившись, что все это происходит наяву, спросила Вера Федоровна.

– А чего ж! Запирай свой бассейн, кидай ключи в воду – и поплыли! Ему вот тоже оставаться нельзя – а все из-за нас… – Антип похлопал Родриго по плечу. – Ведь не миновать плот сколачивать – так не все ли равно, на одного или на двоих?

Родриго о таком способе эмиграции и не помышлял, открыл было рот – но прохладная ручка тотчас же пришлепнул губы, коготки чуть кольнули черную щеку. Таким образом Уклейка уберегла его от какой-нибудь умной глупости, способной рассердить батьку. Водяница, как умела, боролась за свою свадьбу и, кажется, почти победила.

– Разумно рассудили, – наконец подал голос Янка. – Ну что же, соседи, счастливого плавания!

– Разве не проводишь? – спросил Афоня.

– Провожу, да и вернусь.

Но болотный черт явственно загрустил. Он достал тщательно упакованную в полиэтиленовый пакет трубку, сел в углу и закурил, всем видом показывая – собирайтесь куда хотите, я вам тут не советчик, я так – проводить пришел…

– А как же с Дементием быть? – спросила Уклейка. – Он же с голоду помрет!

– По дороге и Дементия прихватим, – пообещал Антип. – Если согласится.

Афоня пробовал было похромать за лодкой, но дырка в ноге сильно мешала – он объяснил Коське, где эту лодку видел, и водяной довольно скоро пригнал ее к спорткомплексу. Надо сказать, Вера Федоровна очень вовремя собралась в дорогу – вода, которую этой ночью ветер нагнал в устье, через монашескую протоку поднялась и в озеро, если бы не водяные – утром уборщице пришлось бы выбираться отсюда вплавь.

Перенесли в лодку припасы и все полезное, что удалось взять в бассейне, включая поплавки, которыми были разделены дорожки. Антип решил, что для плота пригодятся.

Чтобы забрать Дементия, нужно было переправиться через реку. Вера Федоровна с Родриго сели в лодку, водяные и Янка поплыли сзади, толкая ее, – так и прибыли к пятиэтажкам. Жалостливая Уклейка поднялась наверх, но вскоре спустилась.

– Я его звала, звала – даже не показался! Говорит – неправильно все это, ему к водяным идти не положено.

– То есть, зовете неправильно? – уточнил Янка.

– Да все ему, старому дураку, неправильно! – возмущенно завопил Коська. – Змей бы его побрал! Так ведь и помрет с голоду!

– Домовые – они такие, – согласился Янка. – А, может, и не стоит ему перечить? Чего его, старого, тащить непонятно куда? Если он твердо решил помереть?

– Домового позвать не умеете? – подала голос Вера Федоровна.

– А точно, его же человек звать должен, – сообразил Афоня. – Крещеная душа, а ты – умеешь?

– Слова-то знаю, а получится ли – Бог весть… Ни разу не пробовала.

– Ты что же, без домового весь век прожила? – спросил Антип.

– Да все как-то обходилась… – Вера Федоровна потупилась. – А слова сказать могу. Только послушает ли? Может, его раньше другими словами уговаривали?

– Надо попробовать, – на правах старшего постановил Антип. – Что тебе нужно?

– Горшок с угольями, – подумав, вспомнила Вера Федоровна. – А больше, поди, ничего.

– Ну, горшок тебе Коська раздобудет, угольев Янка нажжет. Ну, живо! – прикрикнул Антип на племянника, и тот пошлепал по лестнице заглядывать в брошенные квартиры.

Раздобыл он именно то, что требовалось, – не какую-нибудь эмалированную кастрюльку, а доподлинный закопченый чугунок. Янка в это время прямо на полу чьей-то бывшей спальни возился с костром – болотные черти часто огнем пользовались, водяные же его до сих пор побаивались – да, правду сказать, и без него отлично обходились, если бы не Родриго – и на острове бы костра не жгли.

Вера Федоровна и Родриго ждали в лодке, Афоня висел на борту – в воде нога болела меньше.

Антип не вышел, а выплыл из подъезда.

– Ты, крещеная душа, туда так просто не заберешься, ну-ка, садись на закорки!

Он внес Веру Федоровну в подъезд, поднялся повыше и осторожно спустил ее на ступеньки. Тут же вышел и Янка с угольями.

Вера Федоровна с горшком поднялась с передышками на пятый этаж.

Окончательно решив помирать, Дементий запер дверь – чтобы не помешали. Антип высадил дверь плечом и галантно пропустил Веру Федоровну вперед. Она встала в прихожей, держа перед собой чугунок обеими руками, и заговорила нараспев:

– Дом-домовой, пойдем со мной, веди и домовиху-госпожу, как умею, награжу!

Газета, плоско лежавшая на полу, зашевелилась, из-под нее выставилась изможденная мордочка.

– Кто зовет-то? – прошелестел старческий голосок.

– Крещеная душа зовет, – строго представилась Вера Федоровна. – Собирайся, дедушка, ты теперь МОИМ домовым будешь.

Антип только крякнул – как же эти бабы даже в самых скверных обстоятельствах норовят обзавестись СВОИМ хозяйством…

– Вот это правильно… – Дементий, завернувшись в газету, встал. – Пойду я тогда. Забирай.

– Полезай, что ли? – опустившись на корточки, Вера Федоровна поставила перед ним горшок.

– Да ты, глупая баба, с ума, что ли, сбрела? – напустился на нее вмиг утративший предсмертную кротость Дементий. – Ты меня уморить решила?

– Так положено же!..

– Обряд такой – с угольями звать! А ты сдуру решила, что я в горшок полезу?!

И он, влача за собой газету, гордо вышел из квартиры первым, а Антип с Верой Федоровной, почему-то на цыпочках, за ним.

– Ну, скандалист… – пробормотал Антип.

– Строгий, – одобрила Вера Федоровна. – Такой за порядком ух как смотреть будет.

– С таким не пропадете, соседи, – подвел итог Ягка.