Текст книги "Выбери себе смерть"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ГЛАВА 9

Уже в шестом часу к Арчилу в офис привезли двух ярко накрашенных девиц. Их, видимо, предупредили, куда и зачем везут, потому что обеих била мелкая дрожь. Обе понимали: одно неосторожное слово, и они навсегда потеряют возможность работать по своей специальности из-за обезображенного лица или переломанных ног.

Арчил невозмутимо и спокойно глядел на обеих, внушая им еще больший страх. Отпустив всех своих головорезов, он оставил только Манучара и Дронго. По просьбе последнего беседовать с девушками должен был только Дронго.

– Мы все рассказали, Арчил, – испуганно произнесла старшая из девушек, высокая шатенка по имени Тамара, – клянусь тебе, все правда.

Другая, стройная блондинка лет двадцати, которую все называли Ликой, просто молчала, испуганно озираясь.

– Видимо, сказали не все, – веско произнес Арчил, – сейчас еще будете говорить.

– Скажите, пожалуйста, – Дронго были противны и эти девицы, и покровительственный тон Арчила, – в ту ночь вы были вместе с Ревазом?

– Да, – кивнули девушки, – мы же говорили.

– Сколько он вам заплатил? – спросил Дронго, незаметно возвращая их на профессиональные темы.

– По двести баксов, – ответила Тамара.

– Вперед платил?

– Вообще-то мы его хорошо знаем, но взяли вперед.

– Вы что-нибудь пили в его номере?

– Шампанское. – Отвечала пока только Тамара. Лика предпочитала наблюдать за говорившими.

– Он взял вас из «Метрополя»?

– Там наше место, – удивилась Тамара, – мы там всегда кантуемся, весь город об этом знает.

– Вы до этого встречались с Ревазом Гогия?

– Да, по-моему, два раза. – Она была удивлена идиотскими, на ее взгляд, вопросами, но спорить не смела, откровенно отвечая своему собеседнику.

– Вас было пятеро. Правильно?

– Сначала было четверо, потом нашли Лику, и стало пятеро. Ребята настаивали, чтобы Реваз увел нас двоих.

– А он не хотел сразу двоих?

– Откуда я знаю, наверное, не хотел. Просто один из ребят был с нами с двоими, он и кричал все время, чтобы Реваз взял нас двоих.

– Что было потом?

– Потом пошли к «Савою» пешком, всей компанией. Реваз еще швейцару деньги дал – кажется, полтинник «зелеными». После этого поднялись в его номер.

– Дальше, – требовательно произнес Дронго.

– Что дальше? – немного разозлилась Тамара. – Дальше было то, что обычно. Мы трахались, а утром ушли.

– Когда вы ушли?

– Часов в восемь, кажется. Он еще спал.

– И больше ничего не было?

Лика вздрогнула, но Тамара уверенно ответила:

– Ничего.

– Теперь послушайте меня внимательно. Дело в том, что Реваз Гогия был импотентом. Он приезжал лечиться в Москву, – спокойно начал Дронго.

Арчил, которого он заранее предупредил, сидел спокойно, но Манучар, услышав такую весть, даже вскочил от стыда и гнева, но, повинуясь указательному пальцу Арчила, снова опустился на стул, весь красный от возмущения.

– В тот день его смотрели врачи. Даже при всем желании он не мог провести с вами ночь. Значит, вы врали. А это нехорошо.

Лика побледнела, облизывая пересохшие губы. Тамара все еще держалась.

– Арчил, – обратилась она к дяде Реваза, – ну что он говорит? Ты же меня знаешь, Арчил.

Тот сидел спокойно, глядя ей прямо в глаза. Она не выдержала этого страшного взгляда.

– Я же знала, что он твой племянник, – укоризненно сказала она, отворачиваясь.

– Тамара, у нас мало времени. Я понимаю благородные мотивы ваших поступков, – бросил спасательный круг девушкам Дронго, – вам не хотелось говорить отцу и дяде, что молодой человек, заплативший вам деньги, даже не спал с вами. Но мне важно услышать это из ваших уст. Лика, расскажите вы, как было на самом деле.

Тамара резко обернулась к подруге.

– Мы… мы… – Девушка разрыдалась, ничего более не сказав.

– Кончайте комедию, – с вызовом и отчаянной храбростью произнесла Тамара. – Парня жалели, верно говорите. В общем, не было у нас ничего. Ничего такого.

– Ах ты… – Арчил громко произнес грузинское ругательство, но остался сидеть в кресле.

– Для вас старалась, – почувствовав неладное, произнесла Тамара, – чтобы не позорить вашего Реваза.

– Это потом, – остановил ее Дронго. – Как все было, расскажите подробнее.

– Как обычно. Поднялись в номер, выпили шампанского. Мы стали раздеваться, а тут он говорит, что ему пока не хочется. Предложил еще выпить. Так и пили до трех ночи. А потом пошли спать. – Все вместе?

– Ну… вообще-то нет. Он заснул на диване, а мы – на его кровати.

– Вы обе спали? – строго спросил Дронго.

– Да, вместе.

– Я спрашиваю, вы спали в смысле не любовном, а физиологическом.

– Почему в любовном? – обиделась Тамара. – Мы же не лесбиянки какие-нибудь. Просто спали.

– Вы не слышали, Реваз ночью никуда не уходил?

– А куда он мог уйти? – удивилась Тамара.

– Вопросы будете задавать потом, сначала отвечайте на мои вопросы.

– Я ничего не слышала. Спала как убитая. Только в восемь утра проснулась: голова болела страшно.

– Вы сказали только что, что пили до трех. В каком часу точно вы заснули? Это очень важно, постарайтесь вспомнить.

– Может, в час ночи. Я вообще сказала «до трех». Может, половина второго была. Я на часы не смотрела.

– Лика, а вы? – обратился к другой девушке Дронго.

– Пятнадцать минут второго было, – уверенно сказала девушка. – Я всегда снимаю часы перед сном.

– А почему вы так крепко спали?

– Не знаю. Шампанское крепкое было. Какое-то французское. – Лика еще не разучилась краснеть. Дронго было даже жаль эту несчастную, памятуя о том, какая жизнь ей еще предстояла.

– Вы тоже крепко спали, Тамара?

– Честно говоря, да.

– И ничего не слышали?

– По-моему, Реваз один раз встал, прошел в ванную комнату, – неуверенно сказала Тамара, – но потом ничего не помню. Сразу вырубилась.

– Шампанское он открывал при вас?

– Нет, – удивилась Тамара, – он каждый раз уносил бутылку в ванную комнату, чтобы не залить ковер. Откуда вы знаете?

– Догадался. – Дронго встал. – Спасибо вам большое. Вы молодцы, девушки, – так оберегаете честь своего клиента. – Последние слова он говорил, чтобы успокоить обеих проституток и уменьшить гнев Арчила.

Девушек пошел провожать Манучар.

Арчил долго не мог прийти в себя.

– Шалавы! – гневно кричал он. – А мы так бортанулись с ними. На твоей исповеди они все выложили как миленькие. А мы, козлы, ничего не умеем делать. Слушай, поступай ко мне на работу консультантом. Сколько хочешь буду платить.

– Интересное предложение. – Дронго встал, разминая затекшие руки.

– Не хочешь – не надо. Найду кого-нибудь из ваших офицеров. Их сейчас полно безработных ходит. Здорово ты работаешь! Нет, правда, так этих лакшовок расколол за минуту.

– Просто я сопоставил некоторые факты. Теперь нам уже ясно, что эти особы Ревазу нужны были для алиби. Куда он мог пойти той ночью, как ты думаешь?

– Не знаю. Если бы что-нибудь серьезное, сказал бы мне. Почему сам пошел? – покачал головой Арчил. – Ничего не понимаю.

– Когда от вас уволилась Коновалова?

– Месяцев шесть-семь назад. Завтра приедет ее бывший начальник.

– А где она работала потом?

– В соседнем банке. Видимо, наш Кольчужкин к ней приставал, старый черт. Вот она и перешла туда. Я узнавал: там она тоже работала секретаршей.

– Какой банк?

– Какое это имеет значение?

– Какой банк? – снова спросил Дронго.

Арчил назвал.

– Это, по-моему, самый крупный банк Москвы? – спросил Дронго. – И я даже слышал, что любимый банк городских властей. Все время пишут, что его контролирует мафия.

– Наше какое дело, – уклончиво ответил Арчил, – банк как банк. Работают люди. Лариса работала там не президентом, а секретаршей. Что она могла решать? Это к нашему делу не относится.

– А если она что-то узнала, после чего нужно было срочно вмешаться Ревазу? Такое возможно?

– Не знаю, – почему-то начал злиться Арчил, – я не люблю говорить про этот банк. Не вмешиваюсь в чужие дела.

– Понятно. Но теперь придется вмешаться. Нам важно установить, куда исчезла Коновалова, а с ней и твой племянник, Арчил. Другого выхода нет.

Арчил побагровел, отвернулся, но ничего не сказал.

– Это действительно нужно? – наконец произнес он.

– Необходимо, – жестко отрезал Дронго.

– Понимаешь, дорогой, у каждого своя сфера, своя специфика. Мое дело – автомобили, наркотики, экспорт-импорт. Их дело – строительство, продажа оружия, финансирование газет, журналов, партий. Нельзя вмешиваться в дела друг друга. Иначе будет общий беспредел. А это очень нехорошо.

– У нас нет другого выхода. Исчезновение Коноваловой может быть напрямую связано с ее работой в этом банке. Я не говорю, что их руководителей нужно привозить сюда, как этих девушек, но проверить все обязательно нужно.

– Привозить… – покачал головой Арчил. – Попробуй привези. Если я полезу в их дела, это война, понимаешь, настоящая война. Нужно как-то по-другому. Здесь я не могу тебе помочь.

– Договорились. Тогда я буду действовать один. В случае моего прокола все шишки на меня. В конце концов, ты не обязан отвечать за мои действия.

– Но они могут узнать, что ты ищешь моего племянника.

– Они действительно так сильны?

Арчил молчал.

– Да, – наконец выдавил он, – очень сильны.

– Тогда все ясно. С этой минуты я буду действовать один, стараясь не привлекать лишнего внимания. Обещаю не подводить вашу славную компанию. В конце концов, именно за это мне и платят деньги.

– Я могу помочь в любом деле, но здесь – нельзя, – пожал плечами Арчил, – это чужая территория. А войну в Москве сейчас начинать тоже нельзя. Все другие группы узнают, что я зачинщик. И тогда нам конец. Мы не можем на такое пойти.

– Это тоже кое-что. Спасибо. Я буду звонить в случае необходимости. Пока не сообщили, переходила границу Коновалова или нет?

– Пока ничего нет. Если что-нибудь узнаем, тебе позвонят.

Арчилу было немного не по себе: так реально очертились границы его могущества. На фоне дрожавших проституток это могущество обретало какие-то комические формы. Видимо, это почувствовал и сам Арчил.

– Ты не очень зарывайся, – произнес он. – Если это они виноваты в исчезновении Реваза, я город переверну, но им устрою такой праздник – долго помнить будут.

– Договорились. – Дронго вышел из кабинета, мягко закрыв дверь.

В гостиницу он возвращался пешком. Нужно было обдумать новую ситуацию. Ревазу зачем-то нужно было иметь алиби, в том числе и для своих родных. Может, он заранее предвидел ситуацию, о которой говорил Арчил. И может, этот молодой человек осознал, к каким роковым последствиям приведет конфликт между двумя преступными группами в городе.

Стояла удивительная весенняя погода. Все словно замерло в ожидании пробуждения солнца, которое постепенно, исподволь набирало сил для летнего наступления. Хотя лето в этом все-таки северном городе отличалось от привычного ему лета. Дронго любил солнце, когда жаркие лучи обжигают асфальт, делая его мягким и податливым. Выросший в южном городе, он не переносил даже малейшего холода, когда стрелка термометра опускалась ниже нуля. В эти дни в Москве стояла ясная сухая погода, в пределах того минимума, который бывает у него на родине весной. Именно поэтому он так любил ходить в весенние дни по Москве.

Город неузнаваемо изменился за последние годы. В центре возникли новые валютные супермаркеты, престижные магазины, автосалоны. В начале перестройки, правда, по всему центру города стояли старушки и старики, предлагавшие свой незамысловатый товар. Он еще помнил те дни, когда от Большого театра до Тверской люди стояли плотными рядами, предлагая товары – от колбасы до колготок, от хлеба до новых рукавичек. Среди стоявших были уже не только старики: в основном стояли молодые люди. Затем и они исчезли, когда новая власть, стесняясь столь откровенного бедственного положения своих сограждан, убрала эти очереди на стадионы.

Турецкие строители отреставрировали Петровский пассаж и ГУМ, после чего те стали центрами капитализма в Москве, вместив в себя самые дорогие и самые престижные западные шопы. На Арбате появился пионер капитализма – Ирландский дом, зато исчезли памятники Дзержинскому, Свердлову, Калинину. Советские люди с удивлением узнали, что все они были палачами и прислужниками тиранов, а воспевавшие их фильмы и книги делались услужливыми лакеями партократической машины. За несколько лет Москва стремительно догоняла многие города мира и наконец перегнала их, став одной из самых дорогих столиц постиндустриального мира. Самые дорогие автомобили продавались в считанные дни. При этом покупатели платили наличными. Роскошные норковые манто и шубы были нарасхват, новая буржуазия стремилась наверстать упущенное за годы советской власти. Отели предлагали свои номера за триста-четыреста долларов в сутки, умудряясь побить рекорды даже нью-йоркских и токийских гостиниц. Стремительно росли новые офисы, как грибы множились новые компании и банки. И как мыльные пузыри лопались, обворовывая своих доверчивых клиентов. Даже на Клондайке или в Сан-Франциско в годы «золотых лихорадок» не было такого бесстыдного вызова всем неимущим, такого откровенного кутежа и разврата. Не было такого наглого показа своего могущества и своих денег. Коррумпированность достигла своего предела, когда можно было купить практически все: от президента и премьера до любого клерка, любого милиционера на улице. Лучшие автомобильные компании мира продавали в Москве самые дорогие марки своих машин. И на фоне этого тысячи людей думали по утрам, как заработать на хлеб, многие, презрев стыд, выходили нищенствовать, поголовная проституция стала обычным явлением, а валютная проституция – символом мечты школьниц города. По вечерам уже нельзя было выйти в город: рэкетиры и грабители, вымогатели и бандиты устраивали свои разборки и шабаши прямо на центральных улицах. Такого контраста, такого предела человеческого падения не знал ни один город.

Это была Москва середины девяностых. Это была столица некогда великой империи, погрязшая в пороках и преступлениях. Это был город, в котором человек только существовал – жить в нем уже не было никакой возможности.

Вернувшись в номер гостиницы, Дронго еще в коридоре услышал телефонный звонок. Он быстро открыл дверь, бросаясь к телефону.

– Это Арчил, – услышал он характерный голос. – Коновалова из страны никуда не выезжала.

ГЛАВА 10

Уже когда почти все сотрудники следственного управления покинули свои кабинеты, Колчин еще сидел, пытаясь что-либо сообразить. В который раз перечитывал он дело Бахтамова, стараясь найти какие-нибудь несоответствия. Все было тщетно. Появившийся наконец Умаров только подтвердил свои первоначальные показания, заявив, что лично слышал разговоры Хаджиева о его расправе над Бахтамовым. Он вполне мог быть добросовестным свидетелем, а не подставкой, и Колчин, помучив его с полчаса, отпустил: больше из Умарова ничего выжать было нельзя. Кроме того, он был осведомителем уголовного розыска, и не в его интересах было врать. Бахтамов знал об этом, вызывая Умарова обычно для мелких поручений. Никаких дел с фальшивыми авизо они не вели, да и не могли вести: у свидетеля Умарова не было даже десятиклассного образования. Он держал несколько киосков рядом с Курским вокзалом и этим зарабатывал себе на жизнь. Участковый его не трогал, зная о негласном сотрудничестве Умарова с правоохранительными органами. Смерть Бахтамова ничего, кроме неприятностей, Умарову не принесла: его несколько раз допрашивали в милиции и контрразведке. Он, по-видимому, искренне считал, что убийца – Хаджиев, имевший какие-то дела с покойным.

Отпустив Умарова, Колчин еще раз позвонил в милицию, попросив обеспечить явку другого свидетеля – Магомедова, и снова сел за свои бумаги.

Список группы «Рай» был все время перед его глазами. Семь фамилий, из которых две он зачеркнул. Четыре полковника и три подполковника, все старшие офицеры КГБ, все прошедшие очень жесткий отбор. И все уволены в девяносто первом. Полковники Бахтамов, Иванченко, Лукахин, Фогельсон и подполковники Ганиковский, Крымов, Скребнев. Его все время привлекала фамилия Фогельсона. Полковник КГБ с такой фамилией… Он знал о неприкрытом антисемитизме своих бывших руководителей, знал, как неохотно брали в школы КГБ лиц, имевших изъяны в пятой графе анкеты, знал, как не доверяли евреям. А здесь – полковник КГБ в одной из самых элитарных групп самого засекреченного отдела КГБ. Или этот человек был выдающийся специалист, или под этой фамилией скрывался другой.

Такое иногда практиковалось в их ведомстве, когда агенту меняли фамилию, имя, отчество, всю биографию, словно создавая его заново. Единственным известным случаем, о котором КГБ разрешил рассказать, было перевоплощение Тойво Вяхи, командира пограничной заставы и финна по национальности, в русского офицера Ивана Петрова. Правда, это случилось спустя сорок лет после завершения операции, в ходе которой был арестован всемирно известный террорист и активный борец против советской власти Борис Савинков. А финский пограничник послужил приманкой для поимки английского супершпиона Сиднея Рейли. Колчин знал еще о нескольких агентах, в том числе о Конане Молодом, которому еще в молодости поменяли фамилию. В мире он был известен под именем Гордона Лонсдейла, когда был арестован и осужден английским судом.

Но компьютерную распечатку Борис брал из аналитического управления, а там были только настоящие фамилии. Каким образом человек по фамилии Фогельсон прорвался в такую элитарную группу? Колчин думал над этим уже довольно долго, когда наконец, собрав документы, решил идти домой.

Он уже выходил из кабинета, когда увидел идущего по коридору человека. Лет шестидесяти, с аккуратно подстриженной короткой бородкой и усами, он был похож на учителя физики или земского врача. Колчин невольно улыбнулся. Забавный человек подошел к нему и вдруг спросил:

– Простите, я разговариваю с Федором Алексеевичем Колчиным? – Он не совсем четко выговаривал букву «р» и от этого казался еще забавнее.

– Да, – весело подтвердил Колчин, – это я. Что вам нужно?

– Я бы хотел с вами поговорить. Извините, что беспокою вас так поздно.

– Пожалуйста. – Колчин вошел обратно в кабинет, пропуская вперед забавного посетителя.

«Интересно, как он попал в наше здание?» – подумал Колчин.

– Простите меня еще раз, что беспокою вас так поздно, – очень интеллигентно сказал этот господин. И, хотя на нем был галстук, Колчин вдруг подумал, что его гостю очень подойдет бабочка.

– Ничего, я все равно засиживаюсь в кабинете допоздна. Какое у вас ко мне дело?

– Разрешите представиться. Марк Абрамович Фогельсон.

Это был удар. Еще какой! Он даже испугался.

– Простите, как вас зовут? – немного заикаясь, спросил Колчин.

– Марк Абрамович Фогельсон.

Он ничего больше не спросил, глядя на своего коллегу. Это было как наваждение. Кто угодно, только не Фогельсон. Этот забавный толстячок, этот неуклюжий господин – полковник КГБ? Профессионал из группы «Рай»? Профессиональный убийца? В это невозможно было поверить. Но и не верить было нельзя. Колчин в душе даже восторгался маскировкой своего гостя. Заподозрить в нем хладнокровного «ликвидатора» было невозможно. Даже при самой буйной фантазии.

– Слушаю вас. – Он даже не знал, как прозвучал его голос.

– Вы, наверное, слышали обо мне, – продолжал гость, видимо, заметив эффект, произведенный его появлением. – Я полковник Фогельсон из бывшего отдела «С».

– Немного, – кивнул Колчин. – Кажется, спецподразделение «Рай». – Притворяться не имело смысла. Фогельсон точно знал, к кому шел.

– Совершенно верно. Группа «Рай». Вы в последнее время стали интересоваться нашей группой. Это профессиональное или из чистого любопытства?

– Я должен отвечать на ваш вопрос? – спросил Колчин.

– Как вам удобно. Просто мне самому стало любопытно, откуда такой повышенный интерес к нашей бывшей группе?

– Как вы сюда вошли? – Колчин старался выиграть время, чтобы немного прийти в себя.

– Странный вопрос, – удивился Фогельсон, – я ведь все-таки ваш коллега и, кстати, старше вас по званию. Почему бы мне не войти в мое бывшее учреждение?

– Марк Фогельсон, полковник КГБ, заместитель начальника группы «Рай», – Колчин говорил четко, стараясь произвести впечатление, – вы были уволены из КГБ еще в сентябре девяносто первого. Вы вошли в здание ФСК по старому удостоверению КГБ. Никогда в это не поверю.

– Нет, – улыбнулся Фогельсон. Улыбка у него была мягкая и добрая. – По новому удостоверению ФСК. Вы ведь тоже недавно вернулись на свое место. Вот и я решил вернуться на прежнее место службы. Вот мое новое удостоверение.

Он протянул Колчину свою книжку.

Тот, взяв удостоверение, внимательно изучил его.

Все правильно. Полковник Фогельсон работает в их аппарате уже более месяца. Печать, подпись заместителя директора ФСК, право на ношение оружия. Все было правильно. И все было неправильно. Этот Фогельсон не должен был попасть на работу в обновленную ФСК.

– Что вам нужно? – сухо спросил Колчин, возвращая удостоверение.

– Ничего, просто ваше понимание. – Фогельсон улыбнулся. – Мы хорошо знаем, какой вы отличный профессионал.

– Кто это – мы?

– Не нужно ловить меня за язык. Мы – это мы. Вы настоящий профессионал, Колчин, один из лучших следователей в нашей ФСК. Таких людей очень мало, их очень недостает.

– Вы пришли, чтобы сказать мне это? – Колчину удалось постепенно обрести равновесие.

– Нет, – Фогельсон характерным жестом пригладил свою бородку, – просто нам не нравится ваша предубежденность.

– Кому это – нам?

– Опять вы спешите, Федор Алексеевич, – укоризненно произнес Фогельсон. – Вчера вы уже заканчивали дело моего бывшего коллеги полковника Бахтамова, царство ему небесное. А потом этот роковой звонок в Минск. И вы случайно узнаете о гибели другого нашего сотрудника – Иванченко. Как отличный специалист, вы сразу сопоставили эти два уголовных дела и получили искомый результат. Не спорю, результат интересный, но это только гипотеза. Доказательств нет никаких. Тогда вы обратились за помощью к майору Коробову, который в нарушение существующих правил выдал вам, лицу, еще не прошедшему спецконтроль и не имевшему допуска к информации подобного рода, интересующие вас сведения. Это серьезное нарушение, Федор Алексеевич, и вы это знаете.

Колчин слушал, не перебивая.

– Конечно, это формальности, у вас раньше был допуск, но на формальностях построен наш мир. Вы незаконно получили список сотрудников группы «Рай», после чего снова позвонили в Минск и попросили прислать вам протокол вскрытия. Хорошо еще, что Иванченко действительно умер от сердечного приступа, иначе вы могли заподозрить черт знает что. А тут еще нелепое ранение вашего друга Бориса Коробова – вернее, сына вашего друга. И вы сразу решили, что речь идет о крупном заговоре, о какой-то злой воле, приказавшей убрать вашего друга. Милый мой Федор Алексеевич, вы ведь столько лет работали в КГБ. Вы же отлично знаете: если нам нужно кого-то убрать, мы убираем. И делаем это без лишнего шума, спокойно и тихо. Поэтому выбросьте из головы все ваши домыслы и сдавайте дело Бахтамова. Там больше ничего нет, уверяю вас…

– Поэтому вы ко мне и пришли, – не удержался Колчин. – Просто так, зашли на огонек, на чашку чая. Ваше появление здесь только укрепило меня в моих подозрениях.

Фогельсона трудно было смутить.

– Хорошо, предположим, что вы правы. И Бахтамова, и нашего минского друга Иванченко убрали по приказу свыше. Но тогда тем более вам не стоит вмешиваться в эту историю. Разве вы не знаете, что есть такое понятие – интересы страны?

– Это когда убирают неугодных свидетелей? – в упор спросил Колчин.

– В том числе и свидетелей, – согласился Фогельсон. – Это очень деликатная тема, мне не хотелось бы ее затрагивать.

– Зачем вы пришли?

– Предупредить вас. Завтра утром генерал Нефедов прикажет вам закрыть дело Бахтамова. Или передать его другому следователю. Я мог бы и не приходить сегодня вечером, но, зная ваш характер, ваше желание всегда добиваться правды, просто решил по-дружески вас предупредить. Выкиньте из головы это дело. Убийца найден, что вам еще нужно? Хаджиев действительно погиб в Чечне: у них такие нравы, кровная месть. На оружии его отпечатки пальцев. Все сходится. Не нужно мучить себя и других. Это не даст ничего хорошего.

– Я не совсем понимаю, вы мне угрожаете или предупреждаете?

– Бог с вами, Федор Алексеевич, – замахал руками Фогельсон, – разве я могу угрожать своему коллеге! Конечно, предупреждаю. У вас ведь семья, дети. Младшему вот все лекарство достать не можете. Да и у жены проблемы большие: перевели ее на полставки, а зарплата у вас не очень… И ведете вы не очень денежные дела: все убийства да теракты расследуете. А там взяток почти никаких. Конечно, все знают, что вы честный человек, но, согласитесь, несколько месяцев без работы больно ударили по семье. Хорошо еще, что вас взяли тогда в милицию. А если бы не взяли? Пришлось бы идти в охранники или телохранители к какому-нибудь банкиру или коммерсанту. А для вас это было бы очень некрасиво, вы бы наверняка отказались.

– Уходите, – взорвался Колчин, – я больше не хочу с вами разговаривать.

– Напрасно вы так, – поднялся Фогельсон, – я говорил в ваших интересах.

– Подождите минуту, – вдруг остановил его Колчин, поднимая телефонную трубку. Фогельсон с любопытством следил за ним.

Колчин набрал номер Коробовых.

– Павел, это я, Федор. Сейчас у меня сидит здесь бывший полковник КГБ, сотрудник группы «Рай» Марк Фогельсон. И угрожает мне. Передай, пожалуйста, нашим ребятам, что, если со мной что-нибудь случится, пусть ищут господина Фогельсона. Его очень легко найти. Он является в настоящее время полковником ФСК. Не забудь: Марк Фогельсон.

Колчин положил трубку.

Фогельсон смотрел на него с каким-то сожалением.

– Жаль, – сказал он на прощание, – очень жаль, что мы с вами не смогли договориться.

– Если в больнице что-нибудь случится с Борисом… – Колчин не докончил свою угрозу.

– Да что с ним может случиться? Это вы вбили себе в голову разные глупости. Эх, Федор Алексеевич, а я искренне считал вас нашим союзником. Не договорились, а жаль.

Фогельсон взялся за ручку двери и, уже выходя, добавил:

– Думаю, мы еще увидимся.

– У директора ФСК в кабинете! – крикнул ему на прощание Колчин.

Оставшись один, он позвонил жене:

– Слушай, Лида, с сегодняшнего дня никогда не открывай дверь незнакомым людям. Нет, ничего не случилось, приеду, все объясню.

В это время, сидя на другом этаже, в ста метрах от Колчина, Фогельсон раздраженно оправдывался:

– Откуда я мог знать, что он такой принципиальный. Нужны были данные психоаналитиков. В любом случае теперь он очень опасен.