Текст книги "Апология здравого смысла"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Конечно. Что у вас? – спросила Сундукова.

– Я принес стихи, – пояснил Леонид, – хотел, чтобы вы посмотрели.

– Это ваши стихи?

– Нет, моей дочери, – ответил Кружков.

Сундукова взяла стихи, начала читать. На лице явно проступило недовольство. Она нахмурилась. Прочла два следующих стихотворения. Марина Сундукова была не только толковым редактором, но и сама писала хорошие стихи.

– Нет, – решительно сказала она, поднимая голову, – это детские пробы. Стихи подростка. Сколько лет вашей дочери?

– Шестнадцать, – снова соврал Кружков. Когда племянница их писала, ей было двенадцать.

– Такие стихи пишут все девочки в подростковом возрасте, – мягко пояснила Сундукова. – Скажите, что ей нужно еще много работать, совершенствовать свой стиль и словарный запас. Больше читать поэтов. К сожалению, мы не издаем поэзии и тем более не можем взять несколько стихотворений. К тому же они достаточно сырые. Надеюсь, вы меня понимаете?

– Да, – кивнул Леонид.

Он протянул руку, и в этот момент дверь открылась. На пороге стояла запыхавшаяся Нина Константиновна.

– У нас неприятности, – тяжело дыша, сообщила она, – звонил Феодосий Эдмундович. Его сегодня утром вызвали в прокуратуру по нашему делу.

– Вот так, – прокомментировал Валерий Петрович в наступившей тишине, – я знал, что рано или поздно это случится.

Глава 8

Они приехали в Переделкино, когда на часах было пятнадцать минут первого. Автомобиль остановился за сто метров до здания издательства, недалеко от одного из корпусов Переделкино. Стоявший у дерева Леонид Кружков сел в машину, на заднее сиденье, рядом с Дронго.

– Столярова вызвали в прокуратуру, – сразу сообщил Кружков.

– Час от часу не легче. Почему? – нахмурился Дронго.

– Не знаю. Вошла его секретарь и сообщила, что его вызвали в прокуратуру по этому делу. Больше я ничего не знаю. Они попросили меня уйти.

– Понятно. Они звонили остальным сотрудникам редакции при тебе?

– Я был в коридоре, но некоторые разговоры слышал. Значит, так, – Кружков достал из кармана блокнот, – я все записал. На работе в редакции находились четыре человека, когда я туда пришел. Передергин, Оленев, Сундукова и секретарь Нина Константиновна. Сундукова при мне звонила Убаевой. Та сообщила, что у нее дела, но обещала прийти. Потом Кустицын. Он сказал, что должен уехать на важную встречу в «Новый мир», но обязательно придет. Потом Веремеенко. Он сейчас в Москве и обещал подъехать немного позже.

– Проверь насчет «Нового мира», – предложил Дронго, – позвони и узнай, будет ли там Кустицын?

– Обязательно. Но после трех, когда он должен там быть.

– Что еще?

– Светляков сообщил, что занят. У него какая-то встреча в «Литературной газете». И он не сможет приехать.

– Уже лучше. Кто еще?

– Воеводову не звонили. У него дела в типографии, где он сегодня должен быть. Фуркат Низами не хотел приходить, но Оленев его уговорил. А Сидорина уговорить не смог. Тот наотрез отказался, сообщил, что у него много дел.

– Интересно, – пробормотал Дронго, – получается, что все четыре редактора, которые работают в комнате, откуда исчезли рукописи, решили встретиться с экспертом. Очень интересно. Плюс Передергин, Фуркат Низами, сам Оленев и секретарь директора. Итого восемь человек. Пятерых не будет. Столярова, Светлякова, Воеводова и Сидорина. Подожди. А там должен быть еще один человек. Георгий Кроликов, руководитель технического отдела. Его не вызывали?

– Нет. При мне о нем никакого разговора не было.

– Странно. Он сидит вместе с консультантами и производит впечатление довольно деятельного человека. Почему они не позвонили ему? Может, он в издательстве?

– Насколько я понял, его сейчас там нет.

– Но почему они его не позвали?

– Не знаю. Я говорю о тех, кому они звонили. И с кем разговаривали.

– Ты сам слышал разговоры?

– Не все. Когда Оленев говорил с Фуркатом Низами и Сидориным, я не слышал. Но он затем передавал свой разговор Сундуковой. И мне было слышно, что он говорил. А когда он позвонил Юрию Михайловичу Светлякову, я немного приоткрыл дверь и все услышал.

– Редакторам звонила Сундукова?

– Да. И я слышал все ее разговоры.

– Странно. Получается, что она смогла уговорить всех трех редакторов, которым звонила, а Оленев не смог никого уговорить?

– Сумел. Фуркат Низами обещал прийти.

– Действительно. Значит, одного все-таки сумел уговорить. Но почему они оба молчали о Кроликове? Он ведь руководитель технического отдела, имеет ключи от всех помещений.

– Не знаю. Вам нужно торопиться. Уже двадцать минут первого. – Леонид открыл дверцу, чтобы вылезти из машины.

– Стихи твоей племянницы хотя бы понравились? – спросил на прощание Дронго.

– Нет, – ответил Кружков, вылезая из салона автомобиля, – не понравились. Но я и не рассчитывал. Прошло шесть лет, и девочка давно увлекается совсем другими материями. Она поступила в медицинский. Получит нормальную профессию. Станет врачом.

– А поэтом быть хуже? – улыбнулся Дронго.

Леонид обернулся и удивленно пожал плечами.

– Конечно, – убежденно ответил он, – разве это профессия в наши дни?

Он захлопнул дверцу и пошел туда, где оставил свою машину. Дронго задумчиво посмотрел ему вслед. Машина медленно подъехала к административному зданию со стороны издательства. Молодой охранник сидел у дверей, просматривая журнал. Увидев подъехавший автомобиль, он поднялся, убрал журнал.

– Кто вам нужен? – строго спросил он.

– Я эксперт по вопросам безопасности, – пояснил Дронго, – у меня назначена встреча в издательстве. Вас должны были предупредить.

– Да, я знаю, – кивнул охранник, – проходите. Только скажите своему водителю, чтобы он подал влево. Нельзя останавливаться рядом с издательством.

– Он сейчас отъедет, – успокоил его Дронго, входя в издательство.

Охранник позвонил и доложил о его приходе Передергину. Тот не стал выходить из своего кабинета, посчитав, что не стоит суетиться перед человеком, которого они наняли в качестве эксперта. Передергин был деловым человеком, и всех людей, которым он платил деньги, априори считал гораздо ниже себя по социальному статусу. Учитывая, что иногда он оплачивал проездные билеты и командировочные даже самым известным писателям и поэтам, не было ничего удивительного в его поведении. Он без особого стеснения мог сказать, что даже Сергей Михалков, получавший командировочные или суточные, «кормится с его рук». Бывший якутский леспромхозовец был человеком маловоспитанным, и это сказывалось на всей его деятельности.

Дронго прошел по коридору, где его уже ждал Оленев.

– Добрый день, – протянул руку Валерий Петрович, – мы собрали всех, кого смогли. Сейчас должны подъехать Веремеенко и Кроликов. Некоторые не смогли приехать, у них важные дела в городе. И не будет нашего директора – Феодосия Эдмундовича. Я хотел вам сообщить, что его почему-то позвали в прокуратуру. Может, вы знаете, в чем дело?

– Нет, не знаю. Но могу догадаться. Очевидно, ваше прежнее сообщение, которое вы отправили в милицию, попало наконец в руки толкового следователя, он обратил внимание на некоторые странные совпадения в Саратове, и поэтому они решили допросить вашего директора.

– Надеюсь, что вы правы, – вздохнул Оленев, – но я успокоюсь только тогда, когда приедет сам Феодосий Эдмундович. Заходите в комнату редакторов. Там уже все собрались, кроме Передергина и Нины Константиновны. Она дежурит в приемной, ждет звонка Столярова.

Они вошли в комнату. Дронго оглядел присутствующих. Марина Сундукова была явно растеряна. Неожиданный вызов директора в прокуратуру потряс ее больше всех остальных. Ведь она первой обнаружила это трагическое совпадение рукописи с убийством в Саратове. И теперь волновалась более других. Мрачная Убаева сидела у окна, Кустицын и Фуркат Низами расположились за столами. Все испытующе смотрели на Дронго.

– Если хотите, мы немного подождем, – предложил Оленев, – они уже подъезжают к поселку и скоро будут.

– Вы с ними говорили? – уточнил Дронго.

– Конечно. Веремеенко будет через несколько минут, а Кроликов уже в поселке. Он зайдет к себе на дачу, оставит там вещи и сразу подойдет к нам. Его дача совсем рядом.

– Он знал заранее, что мы его ждем?

– Нет. Но мы с ним договаривались, что он подъедет в полдень в издательство. У нас с ним были свои дела. Он человек организованный, старается не опаздывать.

– Хорошо. Тогда можем позвать и Передергина.

– Он уже знает, что вы здесь, и обещал подойти.

– А остальное руководство?

– Столяров в прокуратуре, у Светлякова встреча в «Литературной газете». Воеводов в нашей типографии, у него какой-то балансовый отчет. Остается Сидорин, но Евгений Юрьевич сообщил, что никак не может подъехать.

– Вы лучше напишите мне их мобильные телефоны, и я постараюсь сам с ними связаться, – предложил Дронго.

Он не успел договорить, когда дверь открылась и в комнату протиснулся Кроликов. Он был достаточно грузный мужчина, с большим животом. Поздоровавшись со всеми за руку, в том числе и с женщинами, он уселся на стул, который жалобно под ним затрещал.

– Я не знал, что вы назначили встречу на сегодня, – признался Георгий Сергеевич Кроликов, – но я все равно рад, что вы приехали. Как вы съездили в Саратов, нашли там что-нибудь?

– Разве я говорил вам, что собираюсь в Саратов? – притворно удивился Дронго.

– Говорили, – убежденно кивнул Георгий Сергеевич, – и все слышали, как вы это сказали.

– Да, – подтвердила Сундукова, – я тоже помню, что вы сказали.

– А я не помню, – пожал плечами Кустицын. – Хотя какая нам разница, куда отправляется наш эксперт. Главное, чтобы он нашел похитителя в нашем издательстве.

– Верно, – раздался сладкоголосый тенор Фурката Низами, – иначе получается, что мы все под подозрением. Это очень нехорошо. Мы, конечно, понимаем, что господин эксперт должен спокойно работать, но мы нервничаем и хотим обо всем узнать как можно быстрее.

Дверь снова открылась, и в комнату протиснулся запыхавшийся Веремеенко. Он прошел к своему столу, поздоровавшись со всеми кивком головы и извинившись за опоздание. Последним, почти сразу за ним, вошел Передергин, который подошел только к Дронго и энергично потряс ему руку. А затем уселся за свободный стол.

– Кроме Нины Константиновны и отсутствующих сотрудников, все остальные здесь, – сообщил Оленев, считая присутствующих.

– Получается, что мы самые глупые сотрудники в этом издательстве, – подала голос Убаева, – кто умнее, тот не пришел. А самые глупые и дисциплинированные сразу явились. Что теперь будет думать наш эксперт? Половины издательства нет. Почему они позволяют себе такое поведение? Насколько я поняла, мы все под подозрением, а наше руководство не считает нужным даже разговаривать с экспертом, которого само пригласило.

– Подождите, – прервал ее Оленев, – вы же знаете, что Феодосия Эдмундовича вызвали в прокуратуру и он не может приехать. А у нашего главного бухгалтера Воеводова готовится балансовый отчет.

– А остальные? – возмущенно спросила Убаева. – Наш гениальный прозаик Юрий Михайлович Светляков? Почему он не приехал?

– У него важные дела, – сразу сказал Веремеенко, – он сейчас в «Литературной газете», а потом поедет в мэрию.

– Напрасно он туда едет, – с явным вызовом произнесла Убаева, – его там не любят. Хоть он и тезка нашего мэра.

– Зато в президентском аппарате любят, – возразил Веремеенко. – Он, между прочим, входит в комиссию по культуре при Президенте страны. Не забывайте об этом.

– А вы меня не пугайте. Если он главный редактор нашего издательства, то в первую очередь должен интересоваться тем, что творится у него на работе. А он решил даже не приезжать. Или Сидорин. Какой он консультант, если он позволяет себе не появляться на работе месяцами? Я все равно молчать не буду.

– Сидорин чрезвычайно занятой человек, – вступил Оленев, – но свою работу он выполняет нормально. Даже когда не успевает приехать, то знакомится с рукописями во время своих командировок или находясь на даче. По его вине мы никогда не задерживали рукописи.

– А по моей вине задерживали? – с вызовом спросила Убаева.

– Давайте прекратим эти ненужные споры, – предложил Кустицын. – Все, кто мог, уже собрались здесь, и теперь мы должны выслушать нашего эксперта, который хотел поговорить с нами.

– Правильно, – поддержала его Сундукова, – давайте успокоимся и выслушаем эксперта. Так будет лучше всего.

Все посмотрели в сторону Дронго.

– Дело в том, что я действительно был в Саратове, – заявил он, – и привез оттуда убедительные доказательства, что ваш «графоман» и убийца, который действовал в Саратове, одно и то же лицо. Во всяком случае, все подробности совпали. Почти все. О некоторых убийца не написал, очевидно, опасаясь, что его могут легко вычислить. Он не стал уточнять, что в тот вечер пошел сильный дождь и парк был перекрыт из-за ремонта центральной улицы.

– Я вам говорила, – испуганно ахнула Сундукова, – значит, убийца действительно был в Саратове. Я вам говорила, а вы мне не верили.

– Но на этом я не остановился, – продолжал Дронго, – я послал своего помощника в другой город, где все также подтвердилось. Второе преступление было таким же жестоким, как и первое. Практически все детали совпали, один к одному.

– Где оно произошло? – спросил Оленев.

– Если разрешите, я пока не стану отвечать на этот вопрос. Но второе убийство не выдумка вашего «графомана», давайте будем называть его так. А страшная реальность. Значит, этот маньяк на самом деле существует и таким странным образом дает о себе знать человечеству.

– Вы читали копию рукописи? – спросил Валерий Петрович.

– Всю ночь. И не получил особого удовольствия. У человека явные отклонения от общепринятых норм, хотя психопатом назвать его я тоже не могу. Речь достаточно логичная, вставляются иностранные слова, есть ссылки на Монтеня и Дидро. Начитанный, разумный человек с некоторым чувством юмора и с явными садистскими наклонностями. Он получает удовольствие от описания преступления, это сразу чувствуется.

– Правда в деталях, – вздохнул Оленев, – мы все читали его рукописи и тоже почувствовали эту убедительность. Как будто он сам убивал свои жертвы. Такие подробные описания.

– Один раз вы ему ответили на «почтовый ящик», – вспомнил Дронго, – может, у вас остался его адрес?

Редакторы переглянулись.

– У Нины Константиновны, – сказал Оленев, – у нее может быть адрес этого «почтового ящика». Но это нам ничего не даст. Если убийца не дурак, то он не полезет в этот ящик. И если его сообщник среди нас, то он ему обязательно сообщит о нашем разговоре. Нет, так мы его не поймаем.

– Я не собираюсь его ловить. Пока нам важно с ним связаться и понять, почему он посылает именно сюда свои опусы и почему решил воспользоваться услугами кого-то из ваших сотрудников, чтобы украсть эти рукописи.

– Не нужно так говорить, – мрачно попросил Передергин, – мы пока ничего не знаем. Давайте не будем обвинять наших людей без конкретных фактов. Может, убийца залез сюда ночью и сам украл эти рукописи.

– Интересно только, откуда он мог узнать, где именно они лежали в редакции, – иронично уточнил Оленев, – здесь даже наши редакторы ничего не могут найти. А он нашел все экземпляры не только здесь, но и забрал копию у меня из стола. Какой осведомленный убийца.

– Не нужно бросать тень на всех остальных, – грубо оборвал его Передергин, – если вы кого-то подозреваете, то можете сказать. А если у вас нет конкретных фактов, то не нужно ничего говорить. Мы для этого наняли человека и платим ему деньги, чтобы он все решил…

– Извините, – перебил его Дронго, – вы меня не наняли и ничего не платите. Мы должны подписать договор, после чего вы будете выплачивать мне гонорар и командировочные.

– Пусть будет «выплачивать», – согласился Иван Иванович, – но все равно этим делом должны заниматься профессионалы, а не наш Валерий Петрович.

– Давайте все-таки дослушаем нашего эксперта, – попросил Кустицын, посмотрев на часы. Он явно торопился.

– Я собираюсь попросить о полной и комплексной экспертизе той копии, которую вы мне дали, – сообщил Дронго, – экспертизе стилистической, лингвистической, психологической, психиатрической, криминалистической. В общем, полный портрет возможного автора. Уже сейчас по некоторым деталям я могу набросать его портрет, но подожду, пока не получим заключение экспертов.

– Сколько это продлится? Месяц, два, три? – спросил Оленев. – Вы представляете, какая будет обстановка в нашем издательстве?

– Представляю. Поэтому попрошу экспертов уложиться за несколько дней. Теперь внимание. Я хочу уточнить вместе с вами некоторые вопросы. Вы все работаете в издательстве уже несколько лет и хорошо знаете друг друга. Кроме того, практически вы все члены Союза писателей и соседи по дачам в Переделкино, а значит, знаете друг друга еще ближе и гораздо больший срок. Поэтому я хочу уточнить у вас, у всех. У кого из ваших сотрудников мог быть родственник или знакомый с некоторыми отклонениями? Я не хочу сказать, что он обязательно убийца. Но если среди ваших сотрудников есть и такой, у кого имеется родственник или друг, склонный к психопатическим жестам, то я прошу вас сообщить мне об этом.

Все молчали, переглядываясь друг с другом. Молчание тянулось долго. Минуту, другую. Дронго терпеливо ждал. Но все молчали.

– Значит, никто и ничего не может сказать мне по этому поводу, – подвел итог Дронго, – тоже неплохо. Получается, что вы либо очень хорошо знаете друг друга, либо не любите ходить в гости к соседям.

– В Переделкино вообще редко ходят друг к другу, – заметил Кроликов, – это же не обычный поселок, а писательский. Здесь всегда ревнуют к успехам другого литератора и не хотят показывать реалии своего дома и быта. Если живешь лучше, то это вызывает зависть соседа, если хуже, то завидуешь сам. Так устроены почти все писатели. Это вечная конкуренция.

– Один сплошной коммунальный дом, – улыбнулся Веремеенко, – со своей общей «кухней» и своими «бытовыми проблемами».

– Кажется, кто-то идет? – прислушался Оленев. – Вы слышите?

Дверь открылась. И на пороге снова появилась взволнованная Нина Константиновна.

– Он едет к нам, – коротко сообщила она, – прямо из прокуратуры. И просил господина Дронго никуда не уходить. Он скоро придет.

Глава 9

Все посмотрели на Дронго, словно ожидая его объяснений.

– Очевидно, ему сообщили нечто важное, – предположил Дронго, – и он решил поделиться этой новостью именно со мной. А раньше у вас рукописи пропадали?

– Терялись, – сказал под общий смех Фуркат Низами, – обычно наши редакторы забывают, куда кладут свои рукописи. Но мы их потом всегда находим…

– Можно подумать, консультанты не забывают, – вмешалась Убаева.

– Тоже забывают, – согласился Фуркат Низами, – все писатели люди рассеянные.

– Сидорин тоже рассеянный? – неожиданно спросил Дронго.

– Нет, – осторожно ответил Фуркат Низами, – он бывший чиновник, человек очень обязательный. Всегда помнит, куда и что положил. Нет, он не рассеянный.

– А ваш главный редактор? – не унимался Дронго. – Он ведь хороший прозаик, довольно известный писатель. Он разве не страдает общей болезнью писателей? Он не рассеянный человек?

– Не совсем, – ответил Оленев, – он как раз человек современный. Старается все помнить и повсюду успеть. Хотя не всегда получается. Но он обычно не работает с рукописями. Он ведь главный редактор издательства, этим занимаются обычные редактора.

– А ваш главный бухгалтер? Он человек не забывчивый?

– Он человек пунктуальный, – подтвердил Оленев.

– Может, вы перестанете спрашивать о людях, которых здесь нет, – мрачно поинтересовался Передергин, – у нас все порядочные люди. И главный редактор, и главный бухгалтер. И все наши консультанты.

– В таком случае рукописи испарились и их никто не забирал? – в тон ему ответил Дронго.

– Может, и забрали. Но это мог быть чужой человек, который залез к нам в издательство и украл рукописи.

– Тогда зачем вы пригласили меня?

– Не знаю. Я не приглашал, – грубо ответил Передергин, – это сделал сам Феодосий Эдмундович.

– Давайте договоримся так. Я работаю до тех пор, пока ваш директор не расторгнет со мной наше соглашение. А вы перестаете мне хамить, иначе я просто разорву всякие отношения с вашим издательством. Мне уже становится неприятно, когда я разговариваю именно с вами.

– В таком случае я вас оставлю, – глухо произнес Иван Иванович и вышел из комнаты.

– Такой у него несносный характер, – громко сказала Сундукова.

– Он приехал из провинции, и у него нет столичных манер, – успокаивающе заметил Оленев. – Надеюсь, вы не обидитесь, – сказал он, обращаясь к Дронго, – в конце концов, заместитель директора по хозяйственной части – это обычный завхоз, просто названный столь пышным титулом.

– Я не стану обижаться на вашего «завхоза», – улыбнулся Дронго, – давайте продолжим. Значит, рукописи у вас терялись и раньше, но затем вы их находили. Кто конкретно работал именно с рукописями нашего «графомана»?

– Сундукова, – показал Оленев, – сначала рукописи читал Кустицын, а когда вернулась Сундукова, мы передали все рукописи ей. Но их читали не только они. Я тоже их читал. И Светляков. И сам Столяров.

– И все знали, где находятся именно эти рукописи?

– Все, – кивнул Оленев.

– У нас нет секретов друг от друга, – добавил дребезжащим голосом Фуркат Низами, – мы здесь все, как одна семья.

– Но в семье не без урода, – мрачно заметил Оленев. – Не нужно так говорить, уважаемый Фуркат Низами. Мы ведь до сих пор ничего не знаем.

– И вы так не говорите, – попросил Фуркат Низами. – Почему у нас должен был появиться такой «урод»? Может быть, кто-то сумел ловко залезть и все украсть.

– Как вы не понимаете, что эти рукописи взял кто-то из наших, – начал нервничать Валерий Петрович, – они пропали не только из вашей комнаты, но и из моего стола. А об этой копии мог знать только кто-то из нас. Их просто не мог забрать чужой.

– Мы должны сами вычислить его среди нас, – грозно предложил Кроликов, – я бы отправил всех сотрудников на проверку. Через «детектор лжи». Пусть всех проверят, и мы выясним, кто из нас говорит неправду.

– Я бы не хотела, чтобы меня так проверяли, – сразу сказала Сундукова.

– И я, – с вызовом заявил Кустицын, – значит, мне здесь не доверяют.

– И я бы не стала проходить проверку, – подтвердила Убаева, – у вас всегда какие-то дикие предложения, Георгий. Так нельзя. Здесь издательство, а не колония и не зона. Нужно понимать разницу.

– Я все понимаю, – отмахнулся Кроликов, – но рукописи пропали, и неизвестный нам убийца ходит на свободе. А если он зарежет еще какую-нибудь женщину? Кто за это будет отвечать?

Раздался телефонный звонок. Дронго взглянул на аппарат. Это был Вейдеманис. Дронго извинился и вышел в коридор.

– Что случилось? – спросил он. – Что-нибудь нашел?

– Пока ничего. Но сюда позвонили из прокуратуры и сказали, что завтра приедут их сотрудники на проверку. Мне как раз сейчас сказали об этом в отделе кадров.

– Тогда постарайся закончить сегодня. Столярова вызвали в прокуратуру, очевидно, там тоже обратили внимание на непонятные совпадения в Саратове. И сейчас решили проверить. Возможно, нашелся умный следователь. У тебя есть что-нибудь?

– Пока ничего. Обычные биографии. У всех нормальные семьи, нормальные родители. Во всяком случае, о возможных отклонениях в их писательских анкетах ничего не сказано. Хотя читать интересно. Особенно рекомендации, которые им давали. Просто ода новым творцам. Очень интересно.

– Читай, читай. Тебе будет полезно. Узнаешь много нового о современных литераторах.

Дронго убрал телефон. Посмотрел в конец коридора. «Итак, Столяров и Сидорин приехать не захотели. Или не смогли? В любом случае, это говорит в их пользу. Если бы кто-то из них забрал эти рукописи, он бы сделал все, чтобы оказаться здесь в тот момент, когда приедет эксперт. Воеводова пока оставим в покое. Остальные собрались здесь. Все четыре редактора, Фуркат Низами, который явно не хотел приходить, сам Оленев, хамоватый Передергин и брутальный Кроликов. И еще секретарь Нина Константиновна. Нужно пройти по коридору и побеседовать с ней, пока не приехал Столяров».

Дронго быстро прошел по коридору, вошел в приемную. Она говорила с кем-то по телефону. Увидев вошедшего, попрощалась и положила трубку.

– Я вас слушаю, – любезно произнесла она.

– У вас есть адрес автора, которого мы ищем?

– Есть. Я понимаю, о ком вы спрашиваете. Он оставлял адрес своего «почтового ящика», куда бы мы могли ему писать. Но сам присылал свои рукописи в таких плотных конвертах. Мы адреса переписываем и конверты обычно пришиваем к рукописям, чтобы их не выбрасывать. Но они тоже пропали.

– Откуда отправлял?

– Обратного адреса не было. Только адрес «почтового ящика», на который мы могли написать. Мы ему один раз написали. И это письмо подшито в нашей папке. Оно не пропало. В папке исходящих документов. У меня осталось и это письмо, и его адрес. Но он нам все равно ничего не даст, если мы ему напишем, то он может нам вообще не ответить.

– Это я понимаю, – кивнул Дронго. – А письма обычно вскрываете вы или ваши редакторы?

– Смотря какие письма. Деловую переписку я смотрю сама, а все рукописи отправляем нашим редакторам.

– Вы не помните, кому отправляли рукописи этого автора?

– Конечно, помню. Кустицыну. Он и Веремеенко ведут у нас прозу. Сундукова больше по поэзии, а Убаевой дают переводы наши консультанты. Но штат у нас небольшой, и поэтому каждый может смотреть любую рукопись. Это не принципиально. Кто-то в отпуске, кто-то уехал, кто-то занят, у нас нет такого жесткого графика.

– Я вас понимаю. – Дронго подумал, что вполне может исключить из списка подозреваемых эту пожилую женщину. Ведь исходящее письмо осталось, и, значит, можно попытаться выйти на этого «графомана».

Дронго вышел в коридор. Из комнаты редакторов доносились громкие голоса. Очевидно, там снова спорили. Громче всех возмущался Георгий Кроликов, который яростно спорил с Кустицыным и Сундуковой. С ним были согласны Убаева и Фуркат Низами. Оленев лишь иногда подавал реплики. А Веремеенко просто молчал, не вмешиваясь в разговор. Дронго прислушался…

– Если этот автор такой страшный убийца, то почему он хочет, чтобы о нем все знали? – кричал Георгий Кроликов. – Он должен скрываться, а не посылать свои рукописи, чтобы его могли вычислить. Может, он вообще не убийца, и Марина все перепутала. У этого человека просто бурная фантазия. Возможно, он сам из Саратова, узнал про желтую кофту и про эту родинку. И решил все написать. Он графоман, а не маньяк.

– Правильно говорит, – поддерживал его Фуркат Низами, – но какой убийца пошлет такую рукопись? Тогда он ненормальный.

– Вы ничего не понимаете, – горячился Кустицын, – это самая настоящая сублимация. Ему важно, чтобы о нем узнало как можно больше людей.

– Не нужно путать литературу с настоящей жизнью, – горячилась Убаева. – Если человек пишет об убийстве так подробно, это еще не значит, что он может сам совершить убийство. Достоевский все написал и обосновал, но сам он никогда и никого не убивал.

– Он не Достоевский. Он убийца, который хочет, чтобы о нем все узнали, – возражала Сундукова.

– Мы же сами решили пригласить эксперта, – напомнил Оленев, – а теперь снова спорим. Так нельзя…

Дронго вошел в комнату, и все снова умолкли.

– Не нужно так громко спорить, – усмехнулся он, – вас слышно даже в коридоре. Я полагаю, что вы напрасно спорите. Дело не в том, что автор ваших рукописей мог быть в Саратове. Дело в том, что он совершил уже два убийства и подробно о них рассказал. В разных местах, в разных городах. А это уже не просто совпадение, а нечто гораздо большее. Убийца реален, абсолютно реален и поэтому так страшен и непредсказуем. Я вас не пугаю, просто сообщаю вам об этих фактах. И ваш автор тоже реален. Самое страшное, если это действительно одно лицо. И самое опасное, если кто-то из вас решил ему помочь таким нелепым образом, забрав все рукописи.

Все молчали. Кто-то отвел глаза, кто-то недовольно крякнул, кто-то шумно задышал. Фуркат Низами развел руками.

– И вы хотите сказать, что среди нас есть сообщник убийцы? Мы писатели, а не убийцы, – жалобно произнес он.

– И мы все знаем друг друга много лет, – добавил эмоциональный Кроликов, – и я могу поручиться за каждого из наших товарищей.

– Не нужно так категорично, – предложил Оленев, – пусть наш эксперт нормально работает и сам сделает выводы.

– Все писатели, – задумчиво повторил Дронго. Ему в голову пришла некая мысль. Если не получилась проверка с поездкой в Саратов и появлением здесь утром Леонида Кружкова, то нужно попытаться проверить сотрудников издательства еще раз. Устроить некую провокацию. Ведь здесь действительно нет случайных людей, и все сотрудники знают друг друга по многу лет. Возможно, похититель рукописей еще до конца не осознает, до какой степени он завяз в этом страшном деле.

– Мне нужно уезжать, – взглянул на часы Кустицын. – Если у вас больше ничего нет, то позвольте мне вас покинуть.

– Завтра утром я попрошу вас снова собраться в издательстве, – попросил Дронго, – часам к десяти.

– Давайте к одиннадцати, – предложил Веремеенко, – у нас некоторые просто не поднимаются так рано.

– Мне тоже будет трудновато так рано сюда приехать, – улыбнулся Дронго, – пусть будет в одиннадцать. Я постараюсь приехать.

– Больше вы ничего не хотите сказать или спросить? – удивился Оленев.

– Пока нет. Мне было важно поговорить с вами, когда вы соберетесь все вместе. Но многие не успели подъехать. Ничего страшного. Завтра мы встретимся снова. До свидания.

Дронго вышел из комнаты и услышал раздраженный голос Георгия Кроликова.

– Он какой-то непонятный эксперт, – громко заявил тот, – ничего не спрашивает, ничего не делает. Зачем он собрал всех редакторов, я не понимаю. Честное слово, ничего не понимаю.

Дронго вернулся в приемную и уселся на стуле в ожидании Столярова. Ждать пришлось минут сорок. Наконец Феодосий Эдмундович появился. Он степенно, неспешно прошел в свой кабинет, поздоровавшись с гостем за руку и пригласив его к себе.

– Я сегодня был в городской прокуратуре, – сообщил Столяров, – они меня пригласили по нашему делу. Мы ведь отправили им рукопись, которая так взволновала нашу Марину Сундукову.

– И которую в милиции всерьез не стали рассматривать, – напомнил Дронго.

– Это был дилетант, – отмахнулся Феодосий Эдмундович, – но теперь дело передали в следственный комитет, и оно попало к очень достойному следователю. Николай Николаевич Смирнов. Сегодня мы с ним разговаривали, и я ему честно сказал, что мы не стали ждать, пока наша милиция начнет проверку по нашему заявлению. И нашли такого эксперта, как вы. Оказывается, он о вас много слышал. Но Смирнов считает, что этим делом должны заниматься официальные органы, и просил вас завтра утром за ехать к нему.