Текст книги "«Гран-При» для убийцы"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Баку. 30 марта 1997 года

Он еще спал, когда требовательно зазвонил телефон. Не открывая глаз, он поежился, словно чувствуя, как неприятен будет именно этот звонок. Телефон звенел не переставая. Дронго усмехнулся, кажется, у него вырабатывается некое шестое, а может, и седьмое чувство, когда он по трели телефонного звонка может прочувствовать ситуацию. Или это было просто предчувствие?

Предчувствие его не обмануло.

– Здравствуйте, – сказал кто-то неприятно жестким голосом. – Сегодня в двенадцать часов вы должны быть в Министерстве национальной безопасности, в приемной заместителя министра.

– Ясно, – сказал Дронго, – но только почему «должен»? По-моему, более верная форма обращения – попросить меня об этом.

Говоривший на другом конце чуть не задохнулся от возмущения. В Азербайджане традиционно уважали носителей власти. А такими были прежде всего сотрудники прокуратуры, милиции, безопасности, суда, таможни, налоговой полиции и прочих мелких и крупных организаций, которые могли доставить неприятности любому человеку, создавая крупные проблемы там, где их не было.

– Вы с ума сошли? – гневно спросили на другом конце провода.

– Пока нет. Просто пытаюсь научить вас более вежливой форме общения, – усмехнулся Дронго. – Если ваше ведомство вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями и обеспечивать государственную безопасность республики против иностранных резидентов, хлынувших в город, занимается чисто полицейскими функциями, то о вежливости вы, конечно, не слышали. До свидания.

– Вы придете? – уже поняв, что ему не переубедить этого упрямца, спросил незнакомец.

– Я подумаю. – Он положил трубку и отправился в ванную комнату.

В двенадцать часов он все-таки приехал в Министерство национальной безопасности и, получив пропуск после двадцатиминутной проверки его документов, наконец оказался в приемной заместителя министра. Еще полчаса его заставили ждать, чтобы прочувствовать всю важность момента. Он сидел не двигаясь, но почему-то улыбаясь, чем очень нервировал девушку-секретаря и помощника. Наконец ровно в двенадцать пятьдесят его впустили в кабинет.

– Здравствуйте, – угрюмо сказал заместитель министра, не вставая, – вы почему опоздали?

– Я пришел вовремя, – возразил Дронго, – просто сначала меня продержали двадцать минут внизу, а потом тридцать минут в вашей приемной.

– Надо было прийти еще раньше, – неприязненно сказал заместитель министра. Он до сих пор не предложил ему сесть, и Дронго, взяв стул, опустился на него, не спрашивая разрешения у хозяина.

– Не забывайтесь, Дронго, – усмехнулся заместитель министра, – здесь вам не Вашингтон и не Париж. Ваши родители, кажется, живут в Баку? Да и вы сами имеете здесь квартиру? Мне кажется, вы ведете себя неразумно.

– А мне кажется, что это вы ведете себя неразумно. Вместо того, чтобы сотрудничать и не давить на меня, вы позволяете себе так по-хамски со мной обращаться. Я ведь могу обидеться, – усмехнулся Дронго, – и перестать вам помогать. Неужели вам действительно неинтересно, зачем Мул прилетал в Баку?

– Вы русский шпион, – задыхаясь, прошипел заместитель министра, – вы израильский агент.

– Выберите что-нибудь одно, – засмеялся Дронго, – а то как-то не состыковывается. Или русский, или израильский. Нельзя же одновременно работать на два совершенно разных ведомства.

– Мы запретим вам въезд в Баку. Начнем оперативное расследование, – пригрозил заместитель министра.

– И не узнаете, как вас обманули, – поднялся Дронго. – Впрочем, это уже ваши проблемы.

– Что вы хотите сказать? – хмуро спросил хозяин кабинета.

– Во-первых, Мул улетел не в Турцию, а совсем в другую страну. Во-вторых, один из его сообщников почему-то летал в Москву. И наконец, в-третьих, я знаю имя и фамилию того, кто ему помогал в Баку, знаю, как Мул вылетел из Баку и куда именно. Но если вам неинтересно, до свидания. – Он повернулся, чтобы выйти из кабинета.

– Подождите, – послышался нерешительный голос хозяина кабинета, – вернитесь.

Дронго обернулся. На этот раз заместитель министра уже стоял. Он сделал резкий шаг к столу. И, пройдя несколько шагов, сел за длинный стол для заседаний, как бы приглашая Дронго стать равноправным партнером. Тот не заставил себя долго упрашивать, сел напротив.

– Вы блефуете или серьезно говорите о том, что все узнали? – недоверчиво спросил заместитель министра.

– Я действительно сумел уточнить некоторые детали, – подтвердил Дронго.

– За один день?

– Чтобы все узнать, мне понадобилось несколько часов. Точнее, около двух часов.

Заместитель министра сделал скорбное лицо. Потом через силу все-таки спросил:

– Каким образом?

– Очень просто. Я посчитал возможным, что арестованному канадцу действительно ничего не было известно, ему не могли доверить жизнь и безопасность такого террориста, как Ахмед Мурсал. И тогда все встало на свои места. Я проверил все фамилии пассажиров, прилетевших с Намигом Омаром в тот день из Турции. Выяснилось, что через два дня после прилета группы и на следующий день после появления самого Мула в Баку один из пассажиров, сидевших в самолете с Намигом Омаром, вылетел в Москву. На следующий день он вернулся в Баку. Двадцатого ночью вы арестовали канадца, пытавшегося улететь в Голландию, и это было вашей самой большой ошибкой. Это был сигнал Мулу о том, что за ним следят. Конечно, после ареста канадца он не мог вылететь из Баку с его паспортом. Он поменялся со своим сообщником, и тот вылетел в Турцию, а он – в Сирию. В один день.

Заместитель министра молчал. Целую минуту он переваривал информацию. Потом почему-то шепотом спросил:

– Как вам удалось все это узнать? Вы ведь никуда не ходили.

– Ваши люди за мной следили, – понял Дронго. – Для этого не обязательно бегать по городу. Я поехал вчера в одну из авиакомпаний и проверил все данные через компьютерную сеть.

– Как просто, – громко сказал заместитель министра. – А мне доложили, что вы встречаетесь там с российским резидентом.

– У ваших людей шпиономания. Только вместо того, чтобы ловить настоящих шпионов, они почему-то следили за мной.

– Как зовут сообщника Мула? Вы знаете его имя?

– Знаю. Турецкий гражданин Натиг Кур. Именно по его документам Мул вылетел в Сирию.

– Почему в Сирию?

– Этого я пока не знаю. Но думаю, что достаточно скоро буду знать, почему именно туда. Конечно, если ваши люди вместо того, чтобы следить за мной, станут сотрудничать.

Хозяин кабинета мрачно уставился на Дронго. Потом вдруг улыбнулся.

– Черт возьми, – сказал он, – вы действительно такой человек или все время притворяетесь?

– Конечно, притворяюсь, – засмеялся Дронго.

Его собеседник прошел к столу, вызвал по селектору своего секретаря.

– Принеси нам чай, – приказал он, возвращаясь к своему гостю. – Я прикажу, чтобы вам выделили в помощь оперативную группу. – Сказал примирительно: – Вы работаете потрясающе. Мне и раньше говорили, что у вас вместо головы компьютер, но я, признаться, не очень верил.

– Надеюсь, что у меня все-таки голова. Компьютеры пока не столь совершенны, – без улыбки заметил Дронго, – но сейчас мне понадобится помощь ваших людей.

– Что конкретно?

– Нужно выяснить, с кем мог встречаться в Баку Натиг Кур, его связи, возможные контакты. Он наверняка поселил Мула не в отеле, а на частной квартире. Нужно попытаться выяснить, где именно они жили. Его поездку в Москву будут проверять непосредственно на месте. Я вчера именно об этом просил российского представителя. Кстати, ваши сотрудники работают не так уж плохо, если смогли вычислить приехавшего полковника Службы внешней разведки России. А теперь они должны проверить все, что касается Баку. Особое внимание следует обратить на возможные грузы, которые либо ушли вместе с Натигом Куром восемнадцатого марта в Москву, либо пришли оттуда на следующий день. И соответственно, с каким грузом уехал по документам этого турка Мул в Сирию. Они ведь специально выбрали именно те дни, когда в Азербайджане празднуют традиционное начало нового года Навруз-Байрам, зная, как в это время люди расслабляются, в том числе и таможенные службы. Хотя я совсем не исключаю и того, что таможенникам просто хорошо заплатили за определенный груз, который они должны были пропустить без досмотра.

– Да, – сурово сказал заместитель министра, – это вполне реально.

– У нас в запасе не так много дней. Судя по всему, подготовка к акции идет полным ходом. Даже если она состоится в Израиле или еще где-нибудь, все равно нити будут тянуться в Баку. Неужели вам приятно, если в Москве и в Тель-Авиве будут каждый раз вспоминать о некомпетентности местных сотрудников, не сумевших разгадать комбинацию с террористами?

– Вы умеете убеждать, – недовольно буркнул заместитель министра, – хорошо, я дам вам лучших людей. Их руководителя группы вы знаете. Он вместе с вами помогал обеспечивать безопасность президентов в прошлом году, когда вы угнали самолет.

– Я не угонял самолета, – возразил Дронго. – Это сделали террористы, а я всего лишь попытался им помешать. А вот за Эльдара Касумова спасибо. Он действительно очень толковый сотрудник. Я не знал, что он уже работает у вас. Раньше он был в службе охраны президента.

– Он теперь у нас начальник отдела, – пояснил заместитель министра. – Его сотрудники будут работать с вами.

– У них наверняка были сообщники в городе. Без местных жителей им не справиться, – задумчиво сказал Дронго. – Вряд ли Мул рискнул бы приехать в Баку, никого здесь не зная. У него обязательно должны быть сообщники из местных.

– Проверим. Все проверим. Хотя вы сами знаете, в нашем городе сейчас больше двух миллионов людей. А иностранцев в десять раз больше, чем всех сотрудников министерства. У нас никогда не бывало столько иностранцев, как сейчас. Наверное, за всю историю города не было такого бума. По нашим данным, их тысяч пятьдесят, не меньше.

– Вы знаете, как называют Баку в мире?

– Нет.

– Город шпионов. Последний Клондайк на земле. Вам еще придется отправлять меня в Иран. Мне нужно будет срочно слетать в Тегеран.

– Если выяснится, что вы еще и иранский шпион, я сойду с ума, – пошутил заместитель министра и первый рассмеялся собственной шутке.

Баку. 30 марта 1997 года

Он приехал в израильское посольство, договорившись с Павлом о встрече. Посольства Израиля традиционно охранялись и проверялись особенно тщательно. Жизнь в окружении не всегда благожелательно настроенных соседей научила дипломатов осторожности. Однако за пять лет существования израильского посольства здесь особых инцидентов не было. Новый посол Израиля Аркадий Мил-Ман, назначенный в эту страну лишь несколько месяцев назад, в отличие от предыдущего прекрасно владел русским языком, ему не требовался переводчик. Мил-Ман был дипломатом, имевшим большой опыт работы в странах СНГ. Он работал в посольствах России и Казахстана, прежде чем получил назначение в Баку. Выходец из традиционной религиозной семьи, которая приехала в Израиль из Львова, где господствовали очень строгие нормы, он получил прекрасное образование.

Он принял эксперта в своей резиденции вместе с представителем МОССАД Гурвичем. И, несмотря на весь сюрреализм положения, когда все трое говорили на русском языке, так как были выходцами из страны, раньше называемой Советским Союзом, разговор получился достаточно напряженным.

Дронго рассказал о фактах, собранных в авиакомпании, о своих выводах.

– Ты считаешь, что террорист полетел в Сирию, – возбужденно уточнил Павел.

– Почти убежден, – кивнул Дронго. – Сейчас самое главное – постараться выяснить, зачем его сообщник или он сам, я не исключаю и такой вариант, летал в Москву. И почему вернулся на следующий день из другого аэропорта. Мне кажется, что они перебрасывали в Баку какой-то груз. Только этим можно объяснить срочный вылет. Или там была назначена встреча с нужным человеком. Но, думаю, скорее первое, так как они понимали весь риск положения, при котором легко можно будет обнаружить внезапную командировку в Москву.

– В таком случае мы сделаем срочный запрос в Дамаск, – нахмурился Павел, – возможно, мы ошибаемся и Мул готовит новую акцию в Израиле, а не в Европе. Возможно, он просто пытается нас обмануть, или набираемые в группу лица со знанием европейских языков будут проводить акцию прикрытия в самом Израиле.

– Пока я не могу точно ответить, где и когда он проведет свою акцию, – согласился Дронго, – у нас почти нет никаких данных, указывающих на его дальнейшие передвижения по стране.

– А вы не думаете, что его срочный приезд сюда мог быть связан и с другими обстоятельствами? – спросил посол.

– В каком смысле?

– Целью его визита мог быть другой город, – с нажимом ответил посол, – например, Тегеран.

– Судя по той информации, которую мне предоставили сотрудники вашей разведки, – нет. Но вполне возможно, что это грандиозная игра, затеянная с целью обмануть ваши спецслужбы. В любом случае ответ нужно искать в Тегеране и в Москве. Только там можно полностью прояснить ситуацию. Это уже потом можно будет собрать все оборванные цепочки воедино и постараться узнать, что именно он делал в Баку, зачем сюда прилетал.

– Город шпионов, – улыбнулся Павел Гурвич, – после разделенного Берлина это первый такой город на земле, где одновременно действуют американские и российские, иранские и израильские, английские и арабские, французские и грузинские представители спецслужб. – Только немного сместились акценты, – улыбнулся Дронго. – Раньше это было противостояние двух систем, а сейчас все конкурируют друг с другом. Все летят в город на запах больших денег. И пытаются отобрать друг у друга самый жирный кусок пирога.

– Ваша нефть – это ваше счастье, – вздохнул посол.

– И наше проклятие, – закончил за него Дронго.

– Что ты думаешь делать? – спросил у него Павел.

– Лететь в Тегеран. Пока местная служба безопасности проверит все возможные связи Натига Кура, пройдет несколько дней. За это время я постараюсь выйти на контакты с иранскими представителями в Тегеране и выяснить степень их осведомленности о передвижениях Ахмеда Мурсала.

– Это очень опасно, – предостерег Павел, – если они в игре, ты не уедешь живым из Тегерана. После того, как в Баку была разыграна столь изящная комбинация с тройным обменом, Мул уверен, что он сумел уйти от наблюдения. И если ему помогали из соседней страны... Ты понимаешь, как сильно рискуешь?

– Тогда не нужно было вообще ко мне обращаться, – мрачно огрызнулся Дронго, – в таком случае давай поменяемся. Ты лети в Тегеран, а я останусь в Баку.

– Ты ведь знаешь, что нас не пускают в Иран. Это невозможно.

– Тогда дайте указание своей агентуре в Иране выйти на иранскую разведку. Учитывая тот факт, что ваша агентура в Иране наверняка сама законспирирована, на это уйдет несколько месяцев. У вас есть в запасе несколько месяцев?

– Очень боюсь, что нет. Именно поэтому мы обратились к тебе. Любые контакты наших представителей с иранцами будут обставлены столькими условиями, что мы никогда не сможем договориться. Счет идет на дни.

– Поэтому я полечу, – решил Дронго, – другого выхода сейчас просто нет.

– Я могу вас заверить, что наше государство никогда не забывает помогающих нам людей, – торжественно заверил посол.

– Нет. Я не работаю ни на одно государство в мире. Просто, когда я уйду, попросите Гурвича показать вам фотографию его сестры, погибшей от взрыва. Вот ради такой девочки я готов рискнуть. И если в результате моей поездки в живых останется хотя бы один человек, то и тогда я буду считать свою миссию успешной. До свидания, господин посол.

Дамаск. 31 марта 1997 года

Автомобиль мягко затормозил у небольшого дома. Несмотря на явную спешку, с какой водитель пытался добраться до этого места, подъехав, он не стал выходить из машины, терпеливо ожидая, когда из дома кто-нибудь появится. Его «Хонда» хорошо просматривалась отовсюду. Сидевший за рулем человек ждал, положив руки на руль.

Наконец из дома вышел молодой человек и приблизился к автомобилю. Он наклонился и посмотрел в лицо сидящему в нем. Потом внимательно осмотрел кабину и кивнул водителю, разрешая выйти. Водитель выбирался нарочито медленно, слишком медленно, чтобы наблюдавшие за ним люди могли убедиться в том, что у него не было с собой оружия. Из дома вышел еще один человек, но уже вооруженный. Он молча поднял автомат, наставив его на приехавшего. Тот по-прежнему очень медленно и осторожно поднял руки. И стоявший сбоку молодой человек в арабской одежде быстро и тщательно его обыскал. Лишь после этого он кивнул стоявшему в дверях вооруженному охраннику, и тот, посторонившись, пропустил незнакомца в дом.

В самом доме гость ориентировался более уверенно, пройдя по длинному коридору, он вошел в большую комнату без окон, где на ковре сидел одетый в традиционную арабскую одежду Ахмед Мурсал. Он был без головного убора. Рядом с ним на ковре лежал пистолет, нарочито положенный таким образом, чтобы его видел любой входящий. Вошедший молча кивнул Мулу и уселся напротив. Почти полминуты длилась тишина, словно террорист изучал пришедшего, которого он знал много лет. Затем разрешил:

– Говори.

– Он просил передать, что израильтяне сумели вычислить тебя в Голландии. Они прилетели в Баку за тобой и арестовали канадца, когда тот пытался улететь.

– Я знаю обо всем и без его подсказки, – усмехнулся Мул, – ничего нового ты мне не сообщил. Непонятно, зачем я плачу такие деньги?

– Это не все, – быстро сказал гость, – он просил сообщить, что за тобой идет по следу известный международный эксперт. Он сумел разгадать твой трюк с тройным обменом и хочет проверить, что делал твой друг в Москве.

Ахмед Мурсал нахмурился. Потом быстро спросил:

– Что еще он просил передать?

– Эксперт вылетает в Тегеран. Хочет проверить твои связи в Иране. Он предлагает тебе встретить его там.

– Как зовут эксперта?

– Он не назвал имени. Только кличку.

– Какая?

– Дронго. Он сказал, что, услышав это слово, ты все поймешь.

Ахмед Мурсал помрачнел. Потом легко поднялся. Это был высокий сильный мужчина с пронзительным взглядом, который бывает у больных или фанатичных людей. Гость поднялся следом за ним.

– Мы его встретим в Тегеране, – сказал Ахмед Мурсал. – Он нам не сумеет помешать.

– Меня просили передать, что он очень опасен, – предостерегающе сказал гость.

– Это мы проверим, – первый раз за все время разговора улыбнулся террорист. – И передай, что мы должны знать обо всем. И о Москве, и о Баку, и об этом визите в Иран. Хотя я уверен, что живым он все равно не останется. Можешь идти. И попроси, чтобы нам дали подробное описание эксперта и адрес его жительства в Тегеране.

– До свидания, – гость чуть слышно вздохнул и быстро вышел из комнаты, словно намереваясь как можно быстрее покинуть негостеприимный дом. Оставшись один, террорист посмотрел на свой пистолет, словно опасаясь увидеть своего противника в проеме двери. Затем, тяжело вздохнув, потянулся за оружием. «Его нужно встретить в Тегеране», – подумал он.

Тегеран. 1 апреля 1997 года

Дронго летел в Тегеран самолетом иранской авиакомпании и уже при посадке почувствовал разницу между цивилизацией Азербайджана и соседнего государства. Женщины были в традиционных темных платках, называемых «чадра» и закрывавших все тело. Правда, иногда из-под темного платья выглядывала изящная ножка в дорогой французской или итальянской обуви, но, как правило, темная ткань скрывала всю фигуру, включая и ноги.

«Как странно, – думал Дронго, сидя в салоне бизнес-класса, – великая страна, с самой древней историей. Древнеперсидские государства существовали тогда, когда не было еще ни Франции, ни Великобритании, в Европе не было даже греческих государств, когда ее населяли еще ахейцы, а на месте великого Рима по территории Италии передвигались племена этрусков. Народ с такой древнейшей культурой, с таким наследием в конце двадцатого века считается средоточием мракобесия и фанатизма».

Дронго взглянул на дремавшего рядом соседа. Тот был небрит и без галстука, считавшегося неприемлемым атрибутом в одежде правоверного мусульманина.

«Почему, – подумал Дронго, – почему право народа жить так, как ему хочется, считается предосудительным? Ведь в Алжире состоялись выборы, на которых победили исламисты, но военные и светские власти совершили самый настоящий переворот, не допустив исламскую партию к управлению государством. То же самое произошло в Турции, где исламисты набрали больше всех голосов и некоторое время возглавляли правительство, но затем также под давлением военных вынуждены были уйти в оппозицию.

Почему Запад считает, что его ценности столь универсальны? Ведь во всех остальных случаях западные страны немедленно подняли бы шум по поводу нарушения прав человека и права народа на собственный выбор. Но в случае с исламистами считается, что любые действия против них заранее оправданы. Раньше было противостояние, когда любое противодействие коммунистической угрозе считалось оправданным. Кровавый режим подонка Пиночета, уничтожившего десятки тысяч собственных граждан, считался приемлемым для западного образа жизни, а либеральный режим «розового» социалиста и гуманиста Сальвадора Альенде был слишком социалистическим?

В Африке и Латинской Америке каждая из великих стран, боровшихся за гегемонию во всем мире, шла на любые подлости, на поддержку любого кровавого режима, если режим провозглашал соответственно либо социалистические, либо капиталистические идеалы. Чтобы свергнуть МПЛА во главе с Агостиньо Нето, которых поддерживали в Анголе Советский Союз и Куба, американцы пошли на поддержку откровенного бандита Савимби. Чтобы убрать Патриса Лумумбу, поддержали даже бандитов и садистов, готовых убивать собственных соотечественников. Во всем мире действовал универсальный принцип, по которому «враг моего врага» был «моим другом». Наглядный пример воинствующего фарисейства демонстрировали Соединенные Штаты Америки, отказываясь признавать законными и демократическими режимы в Иране и Ливии, где выборы проходили пусть не в абсолютно демократической, но тем не менее в нормальной обстановке. А вместе с тем не только признавался кровавый режим афганских талибов, но им оказывалась и существенная помощь через Пакистан. Хотя справедливости ради нужно отметить, что фанатизм афганских талибов был куда страшнее пространных речей Муаммара Каддафи или откровений иранских духовных лидеров.

Во всем мире благодаря умелой пропаганде и уже устоявшемуся образу Иран выглядел как символ мракобесия и центр международного терроризма. Но при этом откровенно игнорировался тот факт, что во многих государствах, имевших с Вашингтоном и с крупнейшими европейскими державами дипломатические отношения, ежедневно погибало гораздо больше людей, чем в Иране или Ливии, где существовала относительная политическая стабильность».

Дронго еще раз посмотрел на сидевшего рядом соседа. Тот храпел, зажав в руках газету. Рядом лежал ноутбук, портативный компьютер, на котором бизнесмен работал перед тем, как задремать. К поясу был прикреплен мобильный телефон. Спящий мог выглядеть вполне респектабельным западным бизнесменом, если бы не небритое лицо и отсутствие галстука.

«И чем им не нравятся эти галстуки? – недоуменно подумал Дронго. – Почему можно носить западные костюмы, рубашки и любую обувь, пользоваться всеми благами цивилизации, но столь ревностно относиться к галстуку? Неужели все дело именно в нем и с него начинается подрыв духовных ценностей?»

Бизнесмен пошевелился во сне, и Дронго посмотрел на сидевшую в другом ряду молодую женщину. Она была в чадре и тоже дремала. Ее голова скользнула вниз, и темный платок немного приоткрыл красивые волосы женщины. Она неожиданно проснулась и, испуганно оглянувшись по сторонам, поправила платок на голове. Рейс продолжался.

Дронго нахмурился. Он вспомнил о своей миссии. Перед отъездом он связался с заместителем министра национальной безопасности, и тот пообещал передать в Тегеран официальное сообщение с просьбой принять Дронго для консультации по некоторым вопросам. Из Тегерана быстро пришел положительный ответ. В Иране вообще были благожелательно настроены к любым визитам из Баку, совершаемым именно в Тегеран. И очень настороженно относились к поездкам из Баку в Тебриз.

Об этой проблеме старались не говорить, чтобы не вызвать неудовольствия. Большая часть Азербайджана находилась не в составе бывшего Советского Союза, а в составе Ирана. Разделенный более ста пятидесяти лет назад, один народ долгое время жил по разные стороны Араза. В сороковые годы казалось, что историческая справедливость будет восстановлена. Советская Армия вошла на территорию Северного Ирана, и в Тебризе уже открыто работали эмиссары Баку. Но все кончилось крахом. Американцы пригрозили атомной войной, а Советский Союз все еще не был готов к подобному катаклизму. И тогда «вождь народов» отдал приказ вывести войска из Ирана. Тысячи революционеров-азербайджанцев, десятки лет мечтавших об объединении своей страны, были брошены в тюрьмы, тысячи других покинули свою Родину навсегда, перебравшись либо в Северный Азербайджан, либо в другие европейские страны.

По самым скромным подсчетам, в Южном Азербайджане жило в три раза больше азербайджанцев, чем в Северном. Но в мире упорно замалчивали эту проблему, обращая внимание лишь на разделенных немцев или корейцев. В обоих случаях это были яркие символы идеологического противостояния, тогда как Азербайджан был просто поделен в начале девятнадцатого века договором между Россией и Персией. Это, соответственно, была не столько идеологическая, сколько конкретно-национальная проблема одного народа. Но кого интересовала судьба народа в эпоху идеологического противостояния?

После обретения независимости Северным Азербайджаном ситуация резко изменилась. В Баку все чаще стали поговаривать об объединении народа, о братьях, живущих по другую сторону Араза. Соответственно в Тегеране на это реагировали с понятным неудовольствием. На протяжении последних десятилетий в Иране было запрещено преподавание на азербайджанском языке, не было открыто ни одной школы, не вышло ни одной газеты, а выступающие за некоторую автономию граждане Ирана азербайджанской национальности немедленно подвергались репрессиям, а зачастую и публичной казни. В отличие от распавшегося Советского Союза иранские лидеры отнюдь не собирались позволить разрушить собственную страну, отторгнув от нее почти треть государства, где проживало около сорока процентов ее населения.

Именно поэтому любые визиты из Баку в Тегеран рассматривались столь положительно, и, соответственно, любые визиты в главный город Южного Азербайджана – Тебриз, бывший на протяжении многих веков центром всего Азербайджана, – были крайне нежелательны. Несмотря на многократные просьбы и официальные демарши правительства Азербайджана и Министерства иностранных дел республики, официальный Тегеран не разрешал открывать консульство в Тебризе, опасаясь слишком тесных контактов между представителями Южного и Северного Азербайджана. Разумеется, Дронго знал все эти сложности и понимал, что его визит в Тегеран будет под пристальным контролем иранских спецслужб именно в силу специфики всех бакинских рейсов, когда прилетавшие из соседнего государства официальные представители и даже гости с полуофициальными запросами, как в случае с Дронго, должны были получать специальное разрешение на посещение северных районов страны.

Но разница между обычными визитерами и Дронго была в его несколько необычной миссии, которая должна была пройти только в Тегеране.

В аэропорту был довольно строгий таможенный и пограничный контроль. Проверявший документы Дронго представитель пограничной службы строго взглянул на приехавшего.

– Вы раньше бывали в Иране?

– Да, конечно.

– У вас нет отметок в паспорте.

– Это новый паспорт, – улыбнулся Дронго.

– Сколько раз вы бывали в нашей стране?

– Не считал, но несколько раз бывал. Последний раз, когда я ехал в Кербелу через Иран.

Кербела, священный город для мусульман-шиитов, находился в Ираке, и только паломникам из Азербайджана и Дагестана разрешалось проезжать туда через Иран, чтобы совершить паломничество. В Кербеле находились могилы почитаемых у шиитов имама Али и его сына Хусейна. Совершивший паломничество считался каблеи, что было вторым духовным званием после совершения большого хаджа в Мекку. Услышав про Кербелу, пограничник быстро вернул документы и пожелал счастливого пути.

На такси Дронго приехал в отель «Истиглалият», где разместился в просторном номере. Он не сомневался, что предоставленный ему номер прослушивается, в Тегеран приезжало не так много иностранцев, чтобы не иметь возможности установить достаточно строгий контроль. Иранцы справедливо опасались деятельности агентуры других государств, резко настроенных против их государства.

Приняв душ, Дронго позвонил по известному ему телефону.

– Здравствуйте, – сказал он по-турецки, – мне нужен господин Али Гадыр Тебризли.

– Кто говорит? – спросили по-фарсидски. В этой стране не поощрялись разговоры на турецком, столь схожем с азербайджанским, на котором говорило пол-Тегерана.

– Я не говорю по-фарсидски, – признался Дронго. На этот раз он не стал употреблять турецких слов, а перешел на азербайджанский, понятный местным жителям.

– Что вам нужно? – спросили его. В фарсидском и азербайджанском языках были некоторые похожие слова, однако лучше других в Тегеране мог бы почувствовать себя таджик, для которого не было бы сложностей с языком, как не бывало сложностей у приехавшего из Баку азербайджанца в Турции или молдаванина из Кишинева в Бухаресте.

– Мне нужен господин Али Гадыр Тебризли.

Это был руководитель группы советников иранской разведки, знакомый Дронго еще по предыдущим визитам в Тегеран. Он пользовался большим влиянием в Тегеране, так как, кроме обычного университетского образования в Кембридже, окончил теологическую академию в Саудовской Аравии и специальные курсы в Лэнгли. Но все это было до семьдесят девятого года, после которого в Иране столь стремительно поменялись ориентиры и из прозападного шахского государства в стране возник исламский режим аятоллы Хомейни. К удивлению самих американцев, один из самых перспективных и самых толковых специалистов бывшей шахской охранки САВАК не только не был уволен из органов, не только не репрессирован, но и, наоборот, получил довольно значительную должность при новом режиме. Никто не мог даже предположить, что блестящий ученик Кембриджа и Лэнгли был талантливым двойным агентом и одновременно пересылал донесения в Париж, где находилась ставка аятоллы Хомейни. В семьдесят девятом году ему было сорок четыре. Сейчас, спустя восемнадцать лет, ему шестьдесят два, но он по-прежнему выглядел моложаво, только вместо привычно выбритого лица у него были коротко подстриженная, почти чеховская бородка и усы. Он сохранил привычку к европейской одежде, предпочитая мягкие вельветовые брюки и кашемировые пиджаки. А вместо галстуков он завязывал по старой привычке разные платки и был скорее похож на стареющего франта с Английского бульвара в Ницце, чем на одного из руководителей иранской разведки.