Текст книги "Бремя идолов"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ГЛАВА 13

На следующий день Дронго приехал в редакцию после полудня, когда основная масса журналистов уже находилась на рабочих местах. Его уже узнавали. Точкин приветливо поздоровался, Виола только кивнула головой, а Корытин, крепко пожав руку, увел в свой кабинет.

– Вчера вечером после вашего ухода звонил следователь, – сообщил он, понизив голос. – Кажется, у нас кто-то успешно стучит в органы. Следователя Бозина интересовало, откуда приехал никому не известный журналист и почему он расспрашивает всех про Звонарева.

– Откуда он узнал, что я расспрашиваю про Звонарева?

– Сорокин дал указание редакторам отделов, чтобы те помогали итальянскому журналисту в подготовке материала. Те, очевидно, поставили в известность своих сотрудников…

– Что конкретно интересовало следователя?

– Какую станцию вы представляете и почему собираете материал именно о Звонареве. Немного необычная для зарубежного журналиста тема.

– Что вы ему сказали?

– Послал к Главному, объяснив, что все детали известны Павлу Сергеевичу. Сорокин умеет разговаривать с работниками правоохранительных органов. Он сразу находит верный тон.

– Бозин позвонил и ему?

– Нет. Насколько я знаю, пока не звонил. Во всяком случае, вчера мне Павел Сергеевич ничего об этом не говорил. Вы же понимаете, что дозвониться Сорокину куда труднее, чем мне. Я хоть и ответственный секретарь такой популярной газеты, как «Московский фаталист», но все же обыкновенный журналист, а Павел Сергеевич фигура политическая. Часто встречается с министрами, депутатами. И говорить с ним не так просто – не наорешь, не припрешь к стенке.

– А Бозин орал на вас?

– Нет. Он вообще всегда говорит спокойно, старается не повышать голос. Я за две недели ни разу не видел и не слышал, чтобы он сорвался. Я говорю, если бы захотел…

– Понятно. У вас есть телефон Бозина? Кажется, его зовут Арсений Николаевич?

– Да. Вы его знаете?

– Нет. Мне рассказал про него Сорокин. Он сейчас у себя?

– Должен приехать. Вам удалось что-нибудь выудить из той информации, которую дал Точкин?

– Кое-что, весьма мало, – признался Дронго. – Есть необходимость поговорить именно с Сорокиным. И, конечно, встретиться с Бозиным, если это возможно.

– Не стоит, – вдруг сказал Корытин, – не нужно этого делать. Он потребует ваши документы, а у вас, как я понимаю, нет документов на имя Дино Конти. Да и потом любой обман легко раскрывается. Он может начать подозревать черт знает что. Поэтому вам вообще лучше с ним не встречаться.

– Обязательно повидаюсь, – возразил Дронго, – мне нужна та информация, которую может дать только Бозин.

– Как вы ему объясните свой интерес?

– Расскажу правду. В таких случаях всегда лучше говорить правду.

– Полагаете, он будет в восторге от того, что у него появился конкурент? Обычно следователи не любят частных детективов. Тем более, если он узнает, что вас наняли для расследования убийства. Он может воспринять это как личное оскорбление или как знак недоверия лично ему. Поэтому я бы на вашем месте поостерегся.

– Ничего страшного, – улыбнулся Дронго. – Как вы думаете, кто может поддерживать негласные контакты с органами в вашей газете?

– Не знаю, – честно признался Корытин. – Вы же понимаете, что ФСБ имеет своих осведомителей почти во всех крупных газетах, выходящих в стране. И МВД наверняка имеет своих информаторов. Никто не станет бегать по редакции с криками, что он информатор органов. Но среди наших наверняка есть их осведомители. Впрочем, кое-кого я давно подозреваю.

– Можете сказать, кого именно?

– Нет, конечно, не могу. Ведь я только подозреваю, может, и напрасно. Зачем говорить вам о своих подозрениях? Это даже некрасиво. Пусть Сорокин скажет, если он кого-то подозревает, на то он и Главный.

– Савелий Александрович, – услышали они голосок Виолы, донесшийся из селекторного аппарата, – пришел Павел Сергеевич.

– Хотите зайти? – спросил Корытин.

– Обязательно, – Дронго поднялся, – и желательно наедине.

– Предупрежу Виолу, чтобы она никого не пускала, – кивнул Корытин.

– Спасибо, – Дронго вышел от ответственного секретаря, направившись к кабинету Главного. В приемной, кроме Виолы, находился некто с растрепанной прической, в больших очках с толстыми стеклами. Он явно хотел прорваться к Сорокину. Увидев Дронго, Виола нахмурилась, но смолчала, когда он прошел в кабинет Главного. Сорокин вышел из-за стола навстречу гостю, крепко пожал руку. Пригласил сесть.

– Слышали? – спросил он. – Говорят, вчера сам Бозин звонил нам. Интересовался вами. Кто-то из наших успел настучать.

– Этого следовало ожидать. Ваша газета всегда вызывала большой интерес, в том числе и у правоохранительных органов.

– Мне этот интерес уже вот где, – показал Сорокин на горло. – Что-нибудь выяснили?

– За один-то день? – улыбнулся Дронго. – Пока прояснились только некоторые детали, кое-что хотел с вами уточнить.

– Да, да, конечно. Я скажу Виоле, чтобы никого не впускала.

– Корытин уже сказал ей, – сообщил Дронго. Его слова явно не понравились Главному, и тот слегка нахмурился. Поэтому Дронго тут же добавил, что секретарь сделала это по его просьбе.

– Итак, о чем вы хотели со мной поговорить? – начал Сорокин.

– В последние месяцы Звонарев вел четыре главные темы. В том числе о коррупции среди судей, статью о которой подготовил для газеты. Еще – наркомания среди молодежи, скинхеды и дедовщина в армии. Вот основные направления его интересов в последние три-четыре месяца. Во всяком случае, я сужу по материалам его компьютера.

– Точкин дал вам всю информацию, – удовлетворенно кивнул Сорокин. – Все правильно. Именно эти четыре направления мы ему определили. Криминальные сюжеты у нас в основном вел Точкин, а это специфические темы, которые интересовали самого Звонарева.

– У него накоплен довольно основательный материал, – заметил Дронго. – Позволю себе сказать, что мне нравится, как работают ваши сотрудники. Они собирают огромное досье, прежде чем публиковать статью на конкретную тему. Это статьи-исследования, довольно основательные.

– Мы так и ориентируем наших сотрудников, – сказал польщенный Сорокин.

– Итак, четыре ведущие темы. Во время своих поисков Звонарев мог напасть на нечто такое, чего не должен был знать журналист. И тогда кто-то принял решение о его ликвидации. Я убежден, что заказчиков преступления нужно искать среди тех, кому перешел дорогу Звонарев именно в кругу этой тематики. И проверять нужно самым скрупулезным образом все четыре темы.

– Наверное, это так, – вежливо согласился Сорокин. – Но у нас нет никаких догадок о том, кто именно мог ему угрожать.

– Не обязательно, чтобы ему угрожали конкретно. Еще древнеримские юристы советовали прежде всего искать тех, кому выгодно данное преступление. Когда убивали другого вашего журналиста, подложив ему специальный чемодан со взрывчаткой, почти все знали, кому понадобилось его убийство. И вы тогда довольно точно определили круг подозреваемых. И теперь я убежден, что заказчики преступления – из числа главных «героев» этих четырех тем. Мне нужно теперь знать, есть ли у вас какие-нибудь дополнительные материалы по этим проблемам. Возможно, он обращался лично к вам за помощью. – Конечно, обращался, – сказал Сорокин. – Когда он собирал материал про наркоманов, я дважды звонил в МУР, просил помочь ему с материалом. Когда готовил статью о разных фашиствующих группах, я звонил в ФСБ, просил разрешить его встречу с кем-нибудь из сотрудников, занимавшихся этой проблемой. И, наконец, когда Звонарев готовил материал про судей, он несколько раз ездил и в управление судебных органов Министерства юстиции, и в Верховный суд, и, по-моему, еще куда-то. Я ходатайствовал о пропусках. Вот насчет армии – этого не знаю, он сам собирал материал про дедовщину, даже ездил в военную прокуратуру. Был на пресс-конференции солдатских матерей. Но я никуда не звонил.

– Ясно. Еще один вопрос. Он был должен вам крупную сумму денег?

– И вы думаете, что я был заинтересован в его смерти? – не без иронии спросил Сорокин. – Или считаете, что решил поручить розыск убийцы специальному эксперту в надежде вернуть хотя бы часть своих денег?

– Нет, – улыбнулся Дронго, – я ничего подобного не думаю. Просто хотел уточнить и эту деталь.

– Кто вам об этом рассказал?

– А разве это был секрет?

– Нет. Но вообще-то неприятно узнавать, что покойник должен тебе крупную сумму и об этом все болтают в редакции.

– Не все, – успокоил его Дронго, – я случайно узнал об этом. Скажите, вы знали об особых отношениях вашего секретаря Виолы и погибшего Славы Звонарева?

– Здорово! – хмыкнул Сорокин, поправляя очки. – Значит, вам и об этом успели доложить. Ну и профаны у нас работают. Все замечают и все рассказывают. Полагаю, мне трудно будет определить, кто именно стучит на нас в ФСБ или в МВД. Получается, что все стучат на всех.

– У меня специфический интерес, – напомнил Дронго. – И я честно говорил людям, что пытаюсь найти возможных заказчиков убийства вашего сотрудника.

– Только этого не хватало, – вздохнул Сорокин. – Когда ко мне позвонит Бозин, я не смогу ему соврать.

– И не нужно, – сказал Дронго. – Я ведь собираюсь сейчас отправиться к нему. А вы не припоминаете, с кем именно в МВД и в ФСБ разговаривал Звонарев, собирая материалы для своих статей?

– У Виолы все было записано. Я попрошу ее сделать для вас выписки.

– Вы не ответили на мой вопрос насчет Виолы и Звонарева, – напомнил Дронго.

– Я все знал. И про Виолу, и про их отношения. И про Валю, с которой он потом встречался. Кстати, я хорошо знаю отца Вали, очень крупного художника.

– Вы можете позвонить Вале, рекомендовать меня? Или хотя бы ее отцу?

– Нет, это неудобно. Они очень переживают, – подумав, ответил Сорокин. – Мне бы не хотелось их тревожить лишний раз.

– Придется потревожить. Объясните им, что я частный детектив, действующий по вашему заданию человек, который пытается помочь следствию установить истину. Они должны быть заинтересованы в этом не меньше нас с вами.

– Хорошо. Я позвоню сегодня вечером. Виолу я попрошу сделать для вас выписки. Куда вы хотите сейчас поехать?

– К Бозину, – ответил Дронго. – Меня очень интересует следователь, который ведет дело погибшего журналиста.

– Хорошо, что он вчера мне не позвонил, – пробормотал Сорокин, – иначе я выглядел бы сегодня в дурацком виде. И все же зачем вам с ним встречаться? Вы думаете, это поможет вашему расследованию?

– Это традиция, оставшаяся у нормальных людей после романов Артура Конан Дойла, – улыбнулся Дронго, – я имею в виду, что следователь, ведущий расследование, – абсолютный дурак или примитивный неуч, а частный детектив – почти совершенство и гений. Может, во времена Шерлока Холмса так и было. А сегодня – нет. Частный детектив не может иметь и сотой доли тех возможностей, которыми располагает государственный чиновник. Поэтому мне обязательно нужно встретиться с господином Бозиным.

– Как вам будет угодно, – пожал плечами Сорокин и вызвал по селекторному аппарату Виолу. – Виола, – попросил он, – посмотри, с кем конкретно встречался Звонарев за последние несколько месяцев. Я имею в виду фамилии офицеров МУРа и ФСБ, их телефоны. Выпиши и принеси нам. Да, еще, пожалуйста, выпиши телефоны работников Министерства юстиции и Верховного суда, с которыми он договаривался о встрече. Если, конечно, эти фамилии у тебя есть.

– Хорошо, Павел Сергеевич, – ответила девушка.

– Она все сделает, – кивнул Сорокин. – Знаете, вы меня удивили. Вы здорово работаете. Такой объем информации за один день. Я даже начал вас ревновать к редакции. Может, вы будете приходить к нам раз в месяц и рассказывать мне последние новости о коллективе? – сказал он и первый раз за все это время рассмеялся.

– Не уверен, что мне все будут докладывать, раскрывать секреты, – пробормотал Дронго, – тут все-таки исключительный случай. Так вы можете дать мне телефон Бозина?

Сорокин раскрыл лежавший на столе блокнот и продиктовал телефон. Дронго попросил разрешения и набрал номер следователя по особо важным делам. Трубку снял сам Бозин.

– Арсений Николаевич? – спросил Дронго.

– Да, кто со мной говорит?

– Говорят из редакции «Московского фаталиста». Вчера вы спрашивали обо мне.

На другом конце провода молчали.

– Вы меня слышите? – спросил Дронго.

– Слышу, – глухо ответил Бозин. – И даже знаю, что вы не итальянский журналист. Что вам угодно?

– Простите, что вы сказали?

– Ничего. Мы тоже умеем работать. Вы слишком известны, чтобы ваше появление в редакции «Московского фаталиста» осталось незамеченным. Я без труда выяснил, что никакого Дино Конти в природе не существует. Для этого достаточно было позвонить в ФСБ и узнать, что Сорокин уже давно ищет частного детектива, которому хочет поручить параллельное расследование. Вы ведь некто Дронго? Не так ли?

– Кажется, моя популярность начинает играть со мной злую шутку, – пробормотал Дронго. – Когда я могу к вам приехать?

– Когда угодно, – ответил Бозин. – Буду рад с вами познакомиться.

Дронго положил трубку, посмотрел на Сорокина.

– После вашего расследования уйду на пенсию, – пообещал он. – Невозможно работать. Все узнают о моем появлении в редакции уже на следующий день.

ГЛАВА 14

Проснувшись утром, Римма с ужасом заметила, что на часах почти десять. Разбудив подругу, она помогла Свете убрать белье, подушки. На кухне они скромно похозяйничали – поставили чайник и разрешили себе взять из холодильника два яйца на завтрак. В половине одиннадцатого девушки уже звонили по мобильному телефону Кокшенова. И снова никто не отвечал. Отчаявшиеся подруги позвонили Глебову.

– Все в порядке, девочки, – радостно приветствовал их Николай Николаевич. – Полагаю, вы сможете скоро прибыть в родную редакцию. Будем встречать вас с шампанским и цветами, как героев.

– Что случилось? – не поняла Римма.

– Я позвонил депутату Тетеринцеву, помощником которого является этот жуткий тип Бондаренко, и попросил его избавить вас от назойливого господина. Тетеринцев твердо обещал. Он очень удивился, узнав, что у его помощника уголовное прошлое. Депутата можно понять. Ему подсовывают в помощники разных типов, ведь он не обязан проверять прошлое каждого из них. Он должен доверять людям, – с воодушевлением говорил Глебов.

– А если они связаны друг с другом? – спросила догадливая Римма, про себя подивившись доверчивости всегда осторожного шефа.

– Нет, – сказал, чуть запнувшись, Николай Николаевич. – Вот в это я не верю. Что общего может быть у бывшего уголовника с депутатом Государственной Думы? Нет, конечно. Так не бывает.

– Вы сказали, что мы прячемся на вашей даче? – продолжала допытываться Римма.

– Нет, – сразу же ответил Глебов, – не сказал. И не собирался говорить. Мне важно, чтобы вас не преследовал этот тип, а где вы прячетесь – это уже другое дело.

– А если одним из людей, которые при мне сговаривались, и был депутат Тетеринцев? – предположила Римма. – Такого вы не допускаете? Что именно он один из заговорщиков?..

– Не допускаю, – даже повысил голос Главный. – Судя по рассказу Рыженковой, там речь шла о какой-то банде, о заготовке оружия. Вы думаете, что депутат парламента, человек, выбранный десятками тысяч людей, может оказаться втянутым в такую аферу? Конечно, нет. Это все проделки его помощников. У некоторых депутатов почти по сотне помощников, они не в состоянии физически контролировать всех. Это именно тот случай.

– Что нам делать? – упавшим голосом спросила Римма. Убежденность Ник-Ника ее не успокоила.

– Ждать, – строго ответил Глебов. – И не паниковать. Все будет хорошо. Сегодня найдем Кокшенова, приструним Бондаренко, завтра опубликуем в газете материал вашей пленки, и никто не посмеет вас и пальцем тронуть. Даже если депутат действительно замешан в афере.

Римма положила трубку, взглянула на Свету.

– Что случилось? – спросила та, поняв по лицу подруги, что произошло нечто неприятное. – Он все рассказал депутату, хозяину Бондаренко, – пояснила Римма. – Я боюсь, что они смогут узнать, где мы прячемся.

– Думаешь, нам лучше отсюда уехать? – спросила Света.

– Да, – кивнула Римма. – Все может быть. И опасность грозит не только мне, но и тебе. Давай-ка собираться, вдруг Ник-Ник кому-нибудь еще проболтался. Или его водитель расскажет. Я видела их лица, Света, это было так страшно. А в руках у одного была петля, веревка. Хотел повесить или связать. Это чистой воды уголовники.

– Не рассказывай, – поежилась Света. – Я и так боюсь. А куда мы отправимся? Опять в Москву? Нас там могут найти. Думаешь, если вернешься домой, тебя не найдут? За квартирой бабушки уже наверняка следят.

– Бедная бабушка, – вздохнула Римма. – Хорошо хоть продукты я оставила на два дня. Но сегодня вечером продукты кончатся. Что она потом делать будет, ума не приложу.

– У вас дверь хорошая, – напомнила Света, – может, поедем к вам, прорвемся. А если там нет засады? Если все спокойно?

– Есть, – убежденно сказала Римма. – Никуда мы не прорвемся. Они нас могут прямо в подъезде зарезать. Нет, давай лучше уедем в Подольск. Отсюда электричка ходит. Там нас искать не будут.

– Почему в Подольск? – не поняла Света.

– Там живет моя школьная подруга. Раньше она жила в Москве, а когда замуж вышла, переехала в Подольск. Я у нее два раза была. Свой домик с огородом. Никто нас там искать и не догадается.

– Телефон ее помнишь?

– Конечно. Сейчас позвоню, – Римма прошла к телефону и набрал номер. На этот раз ей повезло. Трубку сняла подруга. – Аня, здравствуй, – обрадовалась Римма.

– Римма, как дела? – еще больше обрадовалась подруга. – Ты откуда звонишь?

– Из Москвы. Хотела сегодня к тебе приехать с подругой. Мы материал готовим, как раз в ваших краях будем.

– Приезжайте, – радушно предложила подруга. – И муж обрадуется. Он говорит, что ты давненько у нас не была. И дети будут рады. Ты теперь у нас известная журналистка. Дорогая гостья.

– Я пока не известная, – пошутила Римма, – а вот если убьют на боевом посту, тогда на могиле напишут, что я известная журналистка.

– Типун тебе на язык, – засмеялась подруга, – приезжай обязательно. И побыстрее.

– Приеду. Ты только ничего не готовь специально. Мы к тебе просто так заскочим, на чай, – сказала Римма. Положив трубку, задумчиво сказала: – Иногда думаю, чья жизнь лучше устроена? Она в Подольск переехала из центра столицы, на своем огороде возится, не работает. Зато у нее муж любимый, двое детей. А что бабе еще нужно, как думаешь, Света?

– Не знаю, – честно ответила Света. – Иногда тоже думаю, что, кроме семьи, не нужно ничего. В другой раз – что это тоже ущербная какая-то жизнь.

– И я не знаю, – призналась Римма. – А может, она умнее нас и поняла что-то такое, чего мы с тобой понять не в силах. Мама мне говорила, что женщиной нельзя стать просто так, даже встречаясь с мужчиной. Женщиной становятся, только родив ребенка, всегда говорила мне моя мама. Значит, мы с тобой еще не женщины, Света.

– Ладно, хватит бередить душу, – мрачно заключила Света. – И так тошно. Если решили, давай поедем.

– А у меня месячные завтра должны начаться, – вдруг сказала Римма. – Я даже не представляю, как это у беременных там происходит. И в себе ребенка носишь, своего ребенка. Здорово, наверно.

– Кончай трепаться, – потеряла терпение Света. – Замуж выйдешь, тогда сама поймешь, что здорово, а что тяжело. У меня тетя пятерых родила. И не вылезала из кухни и ванной комнаты – всех обстирывала, одевала, кормила, воспитывала. И в пятьдесят лет умерла.

– А дети?

– А что дети. Они уже взрослые. У всех свои семьи. У одного даже дочь на выданье. Но разве в этом дело? А моей тетки уже нет. Не выдержала такой жизни. Вот так-то.

– Не знаю, – задумчиво ответила Римма, – а может, в этом наше предназначение. Быть матерью героя или гения. Ты бы хотела быть матерью такого человека?

– Не хотела. Ни того ни другого, – рассудительно ответила Света. – Если дети у меня и будут, то не хочу я исключительных. Пуcть будут нормальные здоровые дети. Других не желаю.

– Почему? Это так здорово – быть матерью известного человека. Представляешь? Все говорят, что твой сын гений! Это же здорово!

– Фантазерка ты, Римма, – добродушно заметила Света. – Что в этом хорошего? У гениев жизнь всегда тяжелая. У кого из них легкая жизнь была, назови хоть одного. Толстой из дома ушел, всю жизнь мучился. Чехов в сорок с небольшим умер, от чахотки, говорят, плакал по ночам, когда жена не приезжала. По гастролям моталась. Достоевский вообще эпилептиком был, в карты все проигрывал. Безумный Ван Гог ухо себе отрезал, голодал, Бетховен почти оглох, Рембрандт в нищете умер, да и все остальные плохо кончили. Нет уж, пусть ребенок растет нормальным и здоровым. А гении пусть у других женщин рождаются.

– Эх ты, – махнула рукой Римма, – а еще культурой руководишь. Как же ты не понимаешь, что такие люди историю двигают. Что без них у нас жизнь была бы тусклая и бедная.

– Понимаю. Все понимаю. Но ты спрашиваешь, хочу ли я родить гения. А я тебе говорю: не хочу. И никакая нормальная мать не захочет. Они все с комплексами, по жизни неполноценные какие-то. Словно природа мстит им за гениальность. Многие умирают молодыми, иные спиваются, стреляются, уходят из дома. В общем, жизнь у них тяжелая. А после смерти, глядишь, кто-то опомнится и говорит: мы же гения потеряли! И сразу начинают вспоминать, какой необычный человек был. Нет, Римма, я уж без гения обойдусь в своей семье.

Римма решила переменить тему:

– Давай еще раз позвоним Вадиму и будем собираться в Подольск. Останемся живыми, вот тогда и решим, кого нам рожать. Может, мы с тобой тоже переедем в Подольск.

Римма подошла к телефону и набрала номер «Коммерц-журнала», где работал Вадим. Ответила какая-то сотрудница журнала.

– Римма Кривцова, из газеты «Новое время», хочу поговорить с Вадимом, – представилась она.

– Его нет и вряд ли будет в ближайшее время.

– Почему?

– Он в больнице.

– Где? – она сжала трубку с такой силой, что пальцы побелели. Света испуганно взглянула на нее.

– Он в больнице, – подтвердила женщина, – у него сломаны рука и два ребра.

– Как это случилось? – закричала Римма. – Где, когда?

– Девушка, не мешайте работать. Если вы его знакомая, можете поехать к нему в больницу. Если нет – позвоните завтра, я вам все подробно расскажу. Сейчас мне очень некогда.

– В какой он больнице?

– У Склифосовского. Тридцать четвертая палата.

– Что с ним случилось? Поймите, мне очень нужно знать. Скажите два слова.

– Мы пока не в курсе. Говорят, что неизвестные хулиганы напали на него, избили и отобрали сумку. Вот и все.

– Отобрали сумку, – растерянно повторила Римма, – а магнитофон у него забрали?

– Какой магнитофон? Больше пока ничего не знаем. Если хотите, можете сами навестить его в больнице.

– Да, конечно. До свидания.

– До свидания, – буркнула сотрудница журнала и положила трубку.

– Что случилось? – спросила Света. – На тебе лица нет!

– Вчера вечером на Вадима напали. Неизвестные избили его и отобрали сумку с вещами, – сквозь слезы сказала Римма. – Думаешь, случайно?

– Нет, – убежденно ответила Света. – Не случайно. Они его ждали. Это я во всем виновата. Он услышал, когда я говорила про Вадима. Это я, дура, во всем виновата…

– Успокойся, – одернула ее Римма. – Тогда я виновата больше всех. Я дала ему магнитофон и подставила под бандитов. Давай поедем к нему. Может, что-нибудь узнаем. Там бандитов наверняка не будет. Они уже сделали свое черное дело.

– Какие бандиты? – с горечью сказала Света. – Это самые настоящие террористы и убийцы.

– Вот мы все и выясним там. Одевайся. В Подольск поедем после. Только давай позвоним Николаю Николаевичу и все расскажем.

– Звони, – согласилась Света.

Римма в который раз подошла к телефону. Набрала номер прямого телефона Главного, но тот не отвечал. Подождала минуту и положила трубку.

– Уже не отвечает, – сообщила она подруге.

– Поехали быстрее, – вскочила та. – Потом дозвонимся. Нужно узнать, что стало с пленкой. Если ее отобрали, тогда нужно срочно уезжать из Москвы. И не в Подольск, а куда-нибудь в Сибирь и спрятаться там лет на двадцать.

– Кончай паниковать, – прервала ее Римма. – Если пленка пропала, все равно пойдем в ФСБ. Я того типа по голосу узнаю. Да и второго я в лицо видела. Ничего страшного. Все им расскажем. Там тоже не дураки работают. Сразу все поймут. Нужно было вообще не ждать, а сразу идти в ФСБ. Дура я, сама виновата, вчера весь день пленку искала. Нужно было бежать в ФСБ, а я испугалась, думала, что про меня там подумают. Мол, хочет себя выгородить, остаться работать в газете после своей хулиганской выходки. Побоялась, что не поверят. Все хотела пленку предъявить как доказательство. Вот и дождалась. У тебя деньги остались?

– Немного.

– У меня есть. Потом заставим Ник-Ника выплатить нам все деньги как потраченные на редакционное задание. Такую статью дадим – все ахнут. Пусть только попробует Глебов не напечатать. Я у него на столе лягу и не уйду, пока статья не пойдет в набор.

– Позвони ему еще раз, – предложила Света. – Или в приемную позвони. Узнай, куда уехал Главный.

Римма снова подняла трубку. Набрала номер Виолы. Секунду-вторую она молчала, а потом заорала:

– Ты почему плачешь? Что случилось? Как погиб? Как это погиб? Я час назад с ним говорила по телефону? Как все случилось? Слушай, не плачь, объясни…

Света замерла, понимая, что случилось нечто невероятное. Римма опустила трубку. Лицо у нее было белого цвета. Она закусила губу.

– Что? – спросила Света с ужасом.

– Десять… минут назад… погиб Николай Николаевич, – сказала она заикаясь, дрожащим голосом. – Какой-то самосвал врезался в его машину. Водитель доставлен в больницу в бессознательном состоянии, он еще живой, а Глебов…

Она опустилась на стул и вдруг громко зарыдала.

– Это я… – говорила она, причитая и раскачиваясь, – это я во всем виновата. Это я…

Света хотела что-то сказать, но тяжкий ком застрял у нее в горле. Обе женщины понимали, что произошла трагедия. И произошла отчасти по их вине.