Текст книги "Отрицание Оккама"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 7

Утром он позвонил в институт Гловацкого, попросив соединить его с директором. Секретарь любезно поинтересовалась, кто спрашивает Максима Георгиевича. Дронго пояснил, что он частный эксперт и вынужден поговорить с господином Гловацким на предмет, известный самому директору института. Но тут его ждало неожиданное разочарование. Секретарь так же любезно пояснила, что Максим Георгиевич улетел в командировку вчера вечером и вернется в Москву только через четыре дня. Она записала, что звонил Дронов, так она услышала имя, и пообещала, что обязательно сообщит директору об этом звонке.

Он положил трубку. Иногда такие сбои случаются. Этого следовало ожидать. Он взял ручку, чистый лист бумаги. Написал в центре имя Егора Богдановского. Провел одну стрелку к его отцу. Вторую к его сестре, третью к Миле Гришуниной. Четвертая стрелка указывала на Анвара Махметова, пятая на Николая Даниловича Кирпичникова. Дронго нахмурился. Дурацкая ситуация. Основные люди, с кем он обязан говорить в первую очередь, – это отец погибшего и сенатор, супруга которого была в момент смерти рядом с Егором. Но ни с тем, ни с другим он разговаривать просто не имеет права. Как тут поступать, вообще непонятно. А ведь если самый сильный мотив для убийства был у Анвара Махметова, ясно, что именно с ним нужно разговаривать в первую очередь.

Он нахмурился. Избежать этого разговора невозможно. Но и лезть к сенатору с подобными вопросами глупо и пошло. Прийти к нему и заявить, что его жена была с молодым другом, которого убили в ту ночь… В лучшем случае Махметов откажется говорить. В худшем попытается дать пощечину чужаку, который пришел с таким заявлением. И будет абсолютно прав. Дронго смотрел на стрелки, указывающие в разные стороны. Такого расследования еще не было в его жизни. Прошел почти месяц после убийства, если это действительно было убийство, и молодой человек не отравился некачественной рыбой или прокисшим вином. Ну хорошо, эта версия отпадает хотя бы потому, что больше не отравился никто и все контролировал сам Босенко. Стоп. А где был Егор до того, как приехал на этот прием? Его вполне могли отравить до того, как он там появился. Уже получив дозу яда, он приезжает на прием, улыбается гостям, увозит с собой Милу Гришунину… Предположим, этот вариант более реален. Ведь убийца, если таковой действительно существует, очень рисковал. За ходом приема следили сразу несколько камер. И они могли зафиксировать момент, когда убийца оказался рядом с бокалом или тарелкой молодого Богдановского.

Что там говорила Мила о его друзьях? Кажется, в Лондоне они учились втроем. Их называли «три мушкетера и примкнувший к ним Казбек Малхазов». Кажется, он и был д’Артаньяном. Хорошо. Нужно найти этих ребят и поговорить с ними, объяснить им, что он пытается установить истинные причины смерти их бывшего товарища. Кажется, у него есть знакомый, который может выйти на Эдуарда Гоцадзе. Дронго протянул руку к телефону, набрал известный ему номер бывшего президента грузинской нефтяной компании Георгия Чантурии. Они дружили давно, еще с тех пор, когда молодой Георгий был первым секретарем горкома комсомола Тбилиси. Он всегда был душой любой компании. Именно его спустя несколько лет Шеварднадзе отправил послом в Баку налаживать связи между двумя республиками. И именно его выдвинули в руководители грузинской нефтяной компании.

Но в этом нестабильном мире нет ничего вечного. После смены власти Чантурия не только лишился своей должности. Против него возбудили уголовное дело, и, спасаясь от преследования, он сбежал в Баку, где раньше работал. Азербайджанские друзья не подвели. Его устроили советником в нефтяную компанию республики, дали квартиру. Чантурия никогда не забывал, как его приняли в Баку. Дронго позвонил ему и услышал гортанный голос с характерным грузинским акцентом.

– Здравствуй, дорогой, – обрадовался Георгий, – ты давно уже не вспоминал обо мне. Как я рад тебя слышать!

– Спасибо. Мне тоже приятно слышать твой голос. У меня к тебе большая просьба.

– Я буду рад сделать все, что смогу. Какая у тебя просьба? Ты лучше скажи, когда мы увидимся.

– Обязательно увидимся. Мне нужно встретиться с Эдуардом Гоцадзе, это известный российский бизнесмен. Но он грузин, возможно, ты его знаешь.

– Конечно, знаю, – рассмеялся Чантурия, – я всех знаю. И в Москве, и в Тбилиси. Сейчас ему позвоню, он, кажется, в Москве. Что тебе от него нужно? Знаю, что денег ты у него не попросишь. Кого-нибудь устроить на работу? Скажи, что тебе нужно?

– Нет-нет. Я только хочу с ним переговорить.

– Сейчас я тебе перезвоню. По какому номеру тебя найти?

Дронго продиктовал номер. Георгий перезвонил ровно через десять минут и торжествующим голосом сообщил, что Гоцадзе ждет дорогого гостя у себя в кабинете. Поблагодарив Чантурию, Дронго перезвонил Гоцадзе.

– Здравствуйте, Эдуард Автандилович, – вежливо поздоровался Дронго, – вам звонил Георгий Чантурия.

– Только сейчас звонил, – обрадовался Гоцадзе, – скажите, когда вы приедете? Может, встретимся где-нибудь в ресторане? Друг Георгия – это и наш общий друг.

– Нет-нет. Спасибо. У меня к вам большая просьба. Я хотел бы встретиться и переговорить с вашим сыном.

– С Илларионом? А что случилось? Он опять что-то натворил? Скажите мне честно. Я должен все знать. Что он сделал? Только мне нужно знать правду. Вы из милиции или из прокуратуры?

Очевидно, отец знал своего сына лучше всех.

– Нет-нет, – успокоил Гоцадзе Дронго, – не нужно думать ни о чем плохом. Ничего страшного не случилось. Я даже незнаком с вашим сыном. Дело в том, что я занимаюсь документами его погибшего друга – Егора Богдановского. Я юридический советник, и мне поручено привести в порядок все его документы. Он ведь был вице-президентом в компании «Сибметалл». И хорошо знал вашего сына…

– Вах. Такой мальчик был, – расстроился Гоцадзе, – золото, а не мальчик. Я все время сыну говорил, чтобы с него пример брал. Но мой оболтус не такой. Егор был уже готовый специалист, и его отец правильно сделал, что доверил ему такой важный пост в своей компании. Очень правильно сделал.

– Да, я тоже так считаю. Именно поэтому мне нужно увидеться с вашим сыном. Узнать у него некоторые подробности. Они ведь близко дружили с погибшим.

– Как братья родные были, – подтвердил Гоцадзе. – Когда в Лондон вместе учиться поехали, мы даже квартиры им рядом снимали. Они вместе учились, только мой не сумел сдать экзамены на диплом, а Егор сдал. Моему потом еще в Москве пришлось учиться. А почему мне не позвонил сам Аристарх Павлович? Мы ведь с ним давно знакомы и крепко дружим. Я на похоронах был. И на поминках. И на приеме был, когда туда Егор в последний раз приехал. Большое несчастье. Такой парень погиб, такое страшное горе!

– Мы не хотели тревожить отца и поэтому приводим в порядок документы его сына с согласия Натальи Аристарховны, – Дронго подумал, что Гоцадзе может перезвонить Богдановскому и все ему рассказать. Здесь следовало быть аккуратнее.

– Правильно решили, – сразу согласился Гоцадзе, – не нужно трогать отца. Он и так получил смертельную рану. Такой мальчик у него был! Вы очень правильно решили. И ничего ему не говорите. Я вас понимаю. И Наталью понимаю: ах, как она тоже переживает! Это нельзя словами выразить. Когда вы хотите встретиться с Илларионом?

– Чем раньше, тем лучше, – сказал Дронго.

– Я ему позвоню, и он к вам приедет. Куда ему приехать?

– Не нужно его беспокоить. Может, лучше мы сами к нему приедем?

– Какое беспокойство? Он и так целый день ничего не делает. Числится у меня в совете директоров, а сам спит до трех часов дома, – рассмеялся Гоцадзе. – Он только под утром домой возвращается. Наша молодежь сейчас ничем не интересуется, им только девочки и ночные клубы интересны. В мое время мы книги читали, в кино, в театры ходили, даже поэтов слушали. А сейчас? Куда ему к вам приехать?

– Тогда на проспект Мира, – Дронго назвал номер дома, где располагался их офис. – Через час он сможет?

– Конечно, сможет. Приедет как миленький. И спасибо вам, что такое уважение к отцу погибшего проявляете. Это очень правильно, чтобы его лишний раз не дергать. Очень верно. У него сердце больное, в любой момент может не выдержать. И привет Георгию Чантурии передайте. Но учтите, что как только он прилетит в Москву, мы с вами обязательно увидимся. Все вместе. Договорились?

– Обязательно, – улыбнулся Дронго, – спасибо вам за помощь.

– Это не помощь, – вдруг очень серьезно и совсем другим тоном ответил Гоцадзе. – Вот ты, наверное, думаешь, что я такой экзотический грузин, все время о дружбе говорю, об этом несчастном случае. Так сильно переживаю. Знаю, что говорю, поэтому и переживаю. У моего брата сын погиб восемь лет назад. В автомобильной катастрофе. Такое горе пережить невозможно. Брат и его жена за один вечер на десять лет постарели. А насчет «помощи». Если бы я мог вернуть своего племянника или Егора, вот тогда была бы помощь. На это только бог способен, да и то в последнее время я сомневаюсь, может он делать такие вещи или нет. Иногда я думаю, что он уже разучился чудеса делать. И в добро больше не верит. Может, мы ему надоели? Не знаю. Не знаю, что тебе сказать. Только если ты об отце думаешь, о его горе огромном, не хочешь даже случайно ему больно сделать, то ты хороший человек. Жди Иллариона, он к тебе приедет. До свидания.

Они попрощались, и Дронго положил трубку. Затем он перезвонил Леониду Кружкову и предупредил его, что будет встречать в офисе Иллариона Гоцадзе, который должен приехать через час.

Ровно через час Дронго уже сидел в своем небольшом кабинете. Но молодого человека не было. Прошло еще тридцать минут. Никто не появился. Затем еще тридцать. Он уже собирался звонить отцу Гоцадзе, когда наконец вошел долгожданный гость. Ему было не больше тридцати. Долговязый, высокого, почти баскетбольного роста, худощавый, с характерно большим носом, темными глазами, черными кучерявыми волосами. Он вошел в офис, глядя веселыми глазами на Кружкова и его жену, которые сидели за столами. Было заметно, что этот молодой человек привык чувствовать себя победителем. Привык получать от жизни все доступные и недоступные удовольствия. Он подкатил на «шестисотом» «Мерседесе» и, хотя стоянка здесь была запрещена, демонстративно оставил свой автомобиль прямо под знаком. И вошел в офис.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Кружков, – вы господин Илларион Гоцадзе?

– Да, – кивнул гость, – мне передали, чтобы я к вам приехал.

– Проходите. Вас ждут, – Кружков показал в сторону кабинета. Когда Илларион вошел в небольшой кабинет, обставленный книгами, на его лице мелькнуло подобие презрения. Его собственный кабинет был раз в пять больше. Да и вообще подобных кабинетов не было даже у руководителей отделов их компании. Он кивнул хозяину кабинета, не протягивая руки, и сел без разрешения на стул. «Какой-то мелкий клерк, который приводит в порядок бумаги погибшего Егора», – подумал он, с некоторым любопытством глядя на Дронго. Тот понял этот взгляд – снисходительный, немного презрительный и полный превосходства.

– Извините, что вас побеспокоили, – начал Дронго, – я знаю, какой вы занятой человек.

– Да, у меня было много дел, – извиняться за почти часовое опоздание Иллариону не пришло бы в голову. В таком кабинете не мог сидеть уважающий себя человек. Или равный ему, Иллариону Гоцадзе.

– Мы хотели с вами встретиться, чтобы поговорить о вашем погибшем друге Егоре Богдановском, – напомнил Дронго.

– Я в курсе, – лениво ответил Илларион, – меня отец уже предупредил. Какие-то бумаги или документы. Спрашивайте, что вам нужно. И учтите, у меня мало времени…

– Безусловно. Я понимаю, как вы заняты, – повторил Дронго. И снова Гоцадзе не почувствовал подвоха.

– Конечно, занят, – снисходительно произнес он, – я ведь не подшиваю бумажки, как вы. У меня более важные дела, чем у вас. Иначе вы бы сидели у меня в кабинете, а я бы в вашем… – он не сказал «клоповнике» или «крысятнике», но интонация и его презрительная улыбка ясно говорили, как именно он относится к этим людям, посмевшим выйти на его отца и побеспокоить семью Гоцадзе.

Дронго решил, что время реверансов закончилось.

– Вы учились вместе с Егором в Лондоне? – уточнил он, меняя выражение лица и тембр голоса.

– Да, – несколько удивился такой резкой перемене тона Илларион, – мы там были вместе.

– Значит, вы о нем все знаете. Ваш отец сказал мне, что даже ваши квартиры, которые вы там снимали, находились рядом друг с другом.

– Правильно. Мы были соседями.

– И вместе ездили в Амстердам?

– Да, – улыбнулся Илларион, – несколько раз.

– Пробовали наркотики?

– Нет… да… Что вы такое спрашиваете? Конечно, нет. Просто ездили на культурную программу.

– Понимаю. Хотели увидеть музей Рембрандта. Или у вас другие увлечения? С вами ведь был художник Илья Шмелев. Возможно, ему больше нравились импрессионисты?

Илларион насторожился. Он не такой дурак, чтобы не почувствовать издевки в голосе этого человека. Иметь такой небольшой кабинет и разговаривать с ним на равных. С ним! С Илларионом Гоцадзе! Кто это такой?

– Я не знаю, кто ему больше нравится, – холодно заявил Илларион, – но мне Рембрандт не нравился никогда. Все эти черные картины с проступающими человеческими лицами. Он мрачный художник. А ездили мы отдыхать. Как нам нравится.

– И все-таки вы не ответили на мой вопрос. Наркотики пробовали? Только не врите. Честно. Да или нет?

– Да, – зло ответил Илларион. – Это что, допрос? В Голландии наркотики разрешены по закону. И все, кто туда приезжает, их пробуют.

– Как странно, – пробормотал странный, осмелившийся допрашивать его тип, – я был в Голландии одиннадцать раз и ни разу не пробовал наркотики.

– У каждого свои увлечения, – усмехнулся Гоцадзе, – может, вы любите что-то другое. А мы не наркоманы, если вы об этом подумали. Никто из нас не подсел на наркотики. Попробовать, да, интересно. Травка разная, анаша, марихуана. Но от героина мы все отказывались… – Последние слова он произнес не совсем уверенно.

– Всегда? – сразу почувствовал его неуверенность Дронго.

– Да, – разозлился Илларион, – я не понимаю, какое отношение имеют наши поездки в Голландию к бумагам Егора. Зачем вы меня сюда позвали? Кто вы такой? Что вам нужно? И вообще, я не хочу отвечать на ваши вопросы.

Он сделал движение, собираясь подняться. Но голос Дронго его невольно остановил.

– Подождите, – Илларион услышал металл в голосе этого незнакомца и невольно вжался в стул, – с вами никто не шутит. Мы не сказали вашему отцу правды, чтобы его не беспокоить.

– Какой правды? О чем вы говорите?

– Мы расследуем убийство Егора Богдановского. И не открыли этого вашему отцу, чтобы лишний раз не бередить его раны. Ведь нам известно о смерти вашего двоюродного брата в автомобильной катастрофе. – Дронго блефовал, но сейчас это был единственный выход.

– Какое убийство? – привстал от волнения Илларион. – Егор умер сам. У него была открытая язва. Так нам сказали.

– Его убили, – мрачно подтвердил Дронго, – и учтите, что об этом никто не должен знать. Даже ваш отец. Даже ваши самые близкие друзья. Кажется, вас было четверо: Атос, Арамис, Портос и д’Артаньян.

– Верно, – невесело усмехнулся Илларион. – Значит, его убили. Вы знаете, кто это сделал?

– Не знаю. Поэтому мы вас сюда и позвали.

Илларион был хроническим лентяем, позером и хвастуном. Он привык к легкой жизни и считал, что она будет такой все отпущенное ему время. Но у него было доброе сердце.

– Вы все правильно сделали, – вздохнул он. – Теперь я вас понимаю.

Дронго поднялся из-за стола, обошел его, взял свободный стул и уселся напротив Иллариона.

– Я хочу, чтобы ты мне помог, – сказал он, глядя молодому человеку в глаза. – Вспомни, может, у твоего друга были враги? Может, ты вспомнишь, где он был в последний день перед тем приемом, который устраивала компания его отца.

– Он был у Ильи дома, – вспомнил Илларион, – потом встречался с Казбеком. Нет, он сначала заехал к Казбеку, а потом поехал к Илье. Я ему звонил, он был какой-то расстроенный. Илья – это наш товарищ. Илья Шмелев…

– Я знаю, – кивнул Дронго.

– А Казбек…

– Я тоже знаю. Вы же всегда держались вместе, вчетвером.

– Верно. Но в тот день Егор был какой-то странный. Я потом узнал, что он заезжал в ночной клуб, где работала Виола. Но ее в городе тогда не было, она в Турцию уехала. Егор приехал на своей машине. Казбек появился немного позже. И был не в настроении. Все время огрызался и ругался. А потом быстро уехал. Мы даже удивились, что с ним происходит.

– С кем, кроме вас, еще близко общался Егор? Может, у него есть и другие друзья?

– А вы разве не знаете? – удивился Илларион. – Вся Москва знает. У него роман был с этой актрисой – Милой Гришуниной. А ее муж такой известный человек, член Совета Федерации. Теперь я понимаю, что это он Егора и заказал. Нужно было сразу догадаться, а мы думали, что больница и язва. Наверное, Егора застрелили или зарезали?

– Нет, – ответил Дронго, – у тебя слишком бурная фантазия. Никто его не резал и не стрелял. Егор умер от болезни, похожей на язву. И когда его хоронили, об этом никто не знал. А потом тело достали снова и проверили. Оказалось, что там был сильнодействующий яд.

– Какие мерзавцы! – сжал руку в кулак Илларион. – Я даже не знаю, кто такое мог сделать.

– У вас были общие интересы? Или общие увлечения?

– Мы друзьями были все четверо, – ответил Илларион, – а разные истории обычно придумывали Илья или Казбек. Но больше Илья.

– Какие истории? – насторожился Дронго.

– Обычные московские истории, – криво усмехнулся Илларион, – можно подумать, что вы не знаете. Все об этом знают, просто не хотят говорить…

– Давай подробнее. Какие истории? Мне важно знать, что именно ты имеешь в виду.

– После «Бойцовского клуба» – помните такой фильм был? – в Москве одно время было модное увлечение. На улице пристать к чужому человеку и подраться. Один на один. Просто пристать и подраться. Было смешно видеть, как люди уходили от конфликтов, стараясь не ввязываться в драку. Но иногда попадались отчаянные или смелые. Иногда спортсмены. Тогда нашим ребятам доставалось.

– Егор тоже участвовал в таких «забавах»?

– Нет. У нас были другие увлечения. Нам Илья их придумывал. Разные истории. Но сейчас об этом вся Москва знает.

– Я не знаю, – сказал Дронго, – давай подробнее, Илларион. Мне, видимо, пришла пора узнавать, как живет современная молодежь.

– Мы игры разные придумывали, – пояснил Илларион, – например, намажешь мед на лоб и выпускаешь пчелу. Все садятся в круг и ждут, кого именно пчела ужалит. Считается, что этот человек сегодня выиграл. Или змею запускали. Только вы не думайте, что мы чокнутые. Рядом всегда врач был. Знаете, как интересно! Сидите на полу и ждете, кого змея укусит, а она ползает между вами. Ядовитая змея, настоящая. Так страшно. И интересно.

– И вы сидели, пока змея на кого-то не нападала? – поинтересовался ошеломленный Дронго.

– Да, – кивнул Илларион, – один раз и меня укусила. Как будто наркотик мне ввели. Но врач рядом был. Сразу укол сделал. А рука еще до сих пор болит.

– Интеллектуальное занятие, – прошептал Дронго. – Какие еще забавы придумывали наши «детишки»?

– Разные, – признался Илларион. – Самое модное – это гольф в городе. Когда мы шарик ведем через весь город, через улицы, тротуары, переходы. Нужно довести мяч до Кремля. Или до Арбата. Раньше с девочками устраивали разные приключения, но потом одна попала в больницу, и мы перестали их приглашать…

– Она тоже бегала за мячиком для гольфа? – иронично осведомился Дронго.

– Нет. Мы нанимали обычно пять-шесть молодых проституток и платили им деньги. Большие деньги. Гораздо больше, чем они зарабатывали за одну ночь. А потом на спор девочки должны были выйти голыми на улицу, только в одних плащах, и отдаться первому встречному. Знаете, как бывало смешно! Некоторые убегали, считая все это провокацией. Некоторые пугались. Некоторые звали милицию. Некоторые соглашались. Один раз даже мужчина сбежал, а его подруга осталась. Оказывается, она была любительницей женщин. Лесбиянка. В общем, ничего страшного, пока одна из девочек не попала на пьяного подонка. Какого-то садиста. Он ее несколько раз ножом ударил, когда она ему себя предложила. Мы его, конечно, скрутили и сдали в милицию, но играть уже не хотелось…

– Ясно. Такие сейчас забавы у «золотых камешков».

– Вы знаете, как нас называют? – удивился Илларион, – раньше ребят называли «мажорами», но это было давно. Они гонки устраивали в городе на своих машинах, разные наркотики пробовали, в бассейнах с девочками купались. Глупости все это. У них фантазия не работала. А мы сейчас можем ночью полететь в Рим или в Лондон и там устроить вечеринку.

– Неограниченные возможности порождают скуку и отвращение к жизни, – прокомментировал Дронго. – Как странно! Тысячи лет мудрецы мечтали о свободном времени, чтобы посвятить его изучению природы и человека, творчеству. А когда наступил «золотой век» для некоторых отпрысков богатых семей, выяснилось, что им уже ничего не интересно. Неужели ждать, пока укусит змея, или выпускать несчастную проститутку в город гораздо интереснее, чем увидеть мир, прочесть занимательную книгу, поговорить с умным человеком? Неужели действительно все так плохо?

– Вы в Интернет войдите, – посоветовал Илларион, – там каких только предложений не бывает. Недавно один немец написал, что ищет человека для того, чтобы его съесть. И вы знаете, нашел он такого. Они даже встретились и вместе съели часть тела второго. А потом первый съел своего товарища целиком. Говорят, что его судили. Но это неправильно. Жертва сама хотела, чтобы ее съели.

– Илларион, – нахмурился Дронго, – ты читал «Витязя в тигровой шкуре»? Ты ведь знаешь английский, русский, грузинский…

– И немного немецкий, – самодовольно кивнул молодой человек.

– И тебе совсем не интересно читать книги? – поинтересовался Дронго. – Неужели на миллионы книг, которые выходят на этих языках, нет ни одной, которая бы тебя заинтересовала? Ни одной?

– Только не говорите, что вы сами любите читать, – отмахнулся Илларион, – время сейчас другое. Мы все узнаем быстрее. По Интернету, по телевизору, через спутниковые телефоны. На книгу у людей уже нет времени.

– А сидеть в ожидании укуса змеи время есть?

– Это разные вещи. Иногда нужно испытать себя…

– Может, тогда лучше пойти в горы или на байдарках по реке? Все-таки полезно для здоровья и адреналина много получите.

– Нет, – улыбнулся Илларион, – у нас таких спортсменов не бывает. По горам никто лазить не хочет. Лучше по-нашему забавляться. Так проще и приятнее.

– И Егор тоже занимался подобными играми?

– Не всегда. В последнее время он от нас немного отошел. Но прежде мы всегда были вместе. Поэтому нас и называли «мушкетерами».

– Бедный Дюма! Если бы он знал, кого назовут «мушкетерами» через сто пятьдесят лет, – вздохнул Дронго. – Между прочим, какой это Дюма: отец или сын?

– Вы меня за дебила не держите, – обиделся Илларион, – я еще мальчиком читал «Три мушкетера». Конечно, отец. Или, может, сын? Нет, по-моему, отец.

– Племянник, – не выдержал Дронго. – Но, в общем, ничего. Значит, не все так плохо, как кажется. Когда ты в последний раз говорил с Егором?

– На приеме. Он кого-то искал.

– Может, Гришунину?

– Наверное. Он мне не сказал. Я спросил его – как дела. Он ответил, что все нормально. Нет. Он не так сказал. Он ответил, что все будет нормально. Вот так. Именно так. А потом его позвали. И через полчаса он уехал с этой актрисой. Я ему всегда говорил, чтобы он с ней не встречался. Она известная женщина, ее все знают. И мужа ее все знают. А Егор только смеялся в ответ. Это из-за нее он от нас отдалился. Она нас не очень любила, считала, что мы его уводим от нее. И правильно считала. Она замужняя женщина и к тому же старше его. Мы и не хотели, чтобы он с ней встречался.

– Ясно. У Егора были другие женщины, кроме Милы?

– Конечно. Он же нормальный парень был. Должен был жениться еще три года назад. Если бы не эта история с его дядей…

– С каким дядей? – уточнил Дронго.

– Его дядя. Брат его матери. Он тоже в компании «Сибметалл» раньше работал. Вадим Иваницкий. У них тогда ссора была из-за женщины, которая нравилась им обоим. Иваницкий с работы ушел, свою компанию основал. А Егор невесту потерял.

– Ничего не понимаю. Его дядя отбил у него невесту? Это дочь Гловацкого?

– Нет. Никто у него невесту не отбивал. Просто Егор и дядя Вадим вместе ухаживали за одной сотрудницей компании. Такая дамочка лет двадцати пяти. Разведенная, с ребенком. Вот тогда дядя с племянником и схлестнулись. Дядя победил, а про этот роман узнала невеста Егора, и они расстались. Говорят, невеста потом в Швейцарию уехала лечиться, но я подробностей не знал, а Егор не любил об этом вспоминать.

«И никто об этом мне не рассказал», – огорченно подумал Дронго.

– Ничего больше вспомнить не можешь? – спросил он Иллариона.

– Больше ничего. Только это Махметов его убил, я точно вам говорю. Это его работа. Они ведь таких обид не прощают. Вы знаете, какие они злопамятные…

– Кто «они»? – уточнил Дронго.

– Все эти южане, – пояснил Илларион, – у них свой кодекс чести.

– Между прочим, в Москве «кавказцами» и «чернозадыми» называют в первую очередь грузин, армян и азербайджанцев, – напомнил Дронго, – и если ты, сам грузин, будешь считать выходцев с Кавказа такими монстрами, то что тогда делать всем остальным?

– У грузин тоже свой кодекс чести, – попытался оправдаться Илларион, – я ничего не сказал. Но точно знаю, это Махметов убийство организовал.

– Спасибо за информацию. Будем проверять. Только давай договоримся с тобой, что ты никому не расскажешь о нашей сегодняшней встрече и беседе. Никому, даже отцу. Договорились?

– Да, – кивнул Илларион.

– Спасибо, – Дронго протянул ему руку.

Илларион улыбнулся и пожал ему руку.

– И еще, – добавил Дронго, – я старше тебя лет на двадцать. И могу дать тебе совет. Постарайся забыть об этих пчелках, змеях, гольфах и прочей ерунде. У тебя такие возможности. Подумай об этом. Пока.

Когда Илларион вышел из комнаты, Дронго устало сел на стул.

«Кажется, я начинаю понимать, что старею, – подумал он, – или мне уже никогда не понять увлечений этих „золотых камешков“.