Текст книги "Восточный ветер"

Автор книги: Чингиз Абдуллаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

МОСКВА. РОССИЯ. 20 ИЮНЯ 2006 ГОДА

В этот день Тимур Караев сдал свой паспорт на получение итальянской визы. Ему выдали деньги и билеты бизнес-класса на рейс Москва – Рим, оформили страховку, передали довольно приличную сумму в европейской валюте на возможные расходы во Флоренции. Ему даже выдали два билета на поезд, чтобы они могли добраться до Флоренции с большим комфортом. У Элины была годовая виза в Шенгенскую зону, и ей не нужно было дополнительно оформлять отдельную визу для поездки на Апеннины. Вечером она приехала к нему чуть раньше обычного. Они заранее договорились, что сегодня вечером отправятся в ресторан. Элина уговорила Тимура оставить свою машину на стоянке, и они отправились в ресторан на ее машине, за рулем которой сидел водитель.

Ресторан «МОМО» находился на Пятницкой улице. Внутри помещения Караеву не понравилось. Слишком много зеркал и различных тканей, отдаленно напоминавших занавески. Но ресторан выбирала Элина, и поэтому он ничего не сказал, позволив отвести себя в небольшой белый зал со стеклянным потолком. Еду выбирала Элина, а вино Караев. Здесь было такое внушительное количество различных напитков, что он даже несколько растерялся. Затем выбрал бутылку французского белого вина, обратив внимание, что Элина заказывает морепродукты.

– Тебе здесь не очень нравится? – усмехнулась она.

– Просто не привык к подобным ресторанам. Судя по ценам, обед в таком месте обходится в несколько сот долларов.

– Московские реалии, – пожала плечами Элина, – у нас в Санкт-Петербурге все на порядок дешевле.

– Ты предлагаешь переехать к вам в Северную столицу? – улыбнулся Тимур. – Лучше останусь здесь. Кажется, я действительно попрошусь обратно в «Лукойл».

– И правильно сделаешь, – кивнула Элина, – мы об этом уже говорили. Ты не передумал лететь в Италию?

– Я уже взял билеты, – сообщил Караев, – мы должны вылететь в пятницу. Утренним рейсом в Рим, а оттуда на поезде в твою любимую Флоренцию. И отель для нас уже заказали. Кажется, «Риволи».

– Прекрасно, – обрадовалась она, – прямо в центре города. Недалеко от вокзала. Значит, в пятницу мы вылетаем.

– Мне еще нужно получить визу, но в итальянском посольстве обещали ее выдать в четверг, – мрачно сказал Тимур, – но я думаю, что там все будет в порядке и мы можем вылететь в пятницу.

– Тогда я постараюсь закончить все свои дела к пятнице, – решила Элина, – и соберу все вещи. Ты даже не представляешь, какой это прекрасный город.

– Надеюсь, что нам там понравится, – несколько уныло пробормотал Караев.

– В мире мало людей, которых не восхищает Флоренция, – убежденно сказала Элина, – ты знаешь, мне иногда снился этот город. Его улицы, площади, соборы, статуи у галереи Уффици. Мне казалось, что там все было иначе. Теперь я понимаю, что муж был все время занят на работе, а я настолько восхищалась городом и людьми, что вела себя как обычная дурочка, ничего более не замечая вокруг. Я была там по-настоящему счастлива. Такое иногда случается. Только потом я поняла, что была счастлива только внешне. Внутри меня нарастала пустота. Но пока мы жили во Флоренции, все было не так сложно. Когда мы вернулись обратно в Санкт-Петербург, все наши проблемы словно вылезли наружу, оставив нас наедине с целым букетом наших недостатков. А потом мы поняли, что стали чужими людьми достаточно давно. Мы уже не доверяли друг другу, как раньше, каждый жил своей жизнью. Одним словом, блеск и роскошь Флоренции скрывали нашу семейную жизнь от нас самих.

– И ты хочешь рискнуть поехать туда во второй раз? – спросил Караев.

– Хочу. Мне кажется, что это будет некий новый опыт. Новое осмысление моей жизни, другое измерение качества. Ведь на этот раз я отправляюсь туда не в обычную служебную командировку с мужем, а поеду с любимым человеком, с которым меня не связывают никакие обязательства, кроме взаимной симпатии. Может, мне давно нужно было отправиться туда еще раз, чтобы понять, как можно провести жизнь, когда внутренняя заполненность соответствует внешним обстоятельствам.

– Я начинаю бояться, когда ты говоришь такими мудреными словами, – улыбнулся Тимур, – если все настолько серьезно, то тебе лучше не ехать. Я должен буду соответствовать самой Флоренции, в которую ты влюблена. Мне будет трудно…

– В тебя я тоже влюблена, – напомнила Элина.

Официант принес бутылку вина, осторожно вытащил пробку, налил на дно большого бокала Караеву. Тот понюхал бокал, попробовал. Ему понравился букет, и он кивнул в знак согласия. Официант разлил вино в два бокала, забирая первый, из которого Тимур дегустировал.

– Молодец, – похвалил его Караев, – обычно официанты наливают вино в тот же самый бокал, из которого гость дегустирует их напиток. Хотя это считается нарушением этикета.

– Откуда такое знание этикета? – удивилась Элина, поднимая свой бокал.

– Где-то учили, – отмахнулся Караев, – в моей профессии меня многому учили. И не всегда только хорошему, Элина. Многие вещи пригодились в жизни, оказались полезными, но не все были хорошими.

Они еле слышно чокнулись. Пригубили вино.

– За нас, – сказала Элина.

– За тебя, – прошептал он.

– Чему плохому тебя научили? – уточнила она. – Ты можешь мне об этом сказать?

У нее сегодня было хорошее настроение. А ему хотелось сказать ей правду, которую нельзя говорить. Или дать почувствовать свое состояние.

– Не могу, – признался Караев, – меня учили и многому плохому, Элина. Иногда это плохое приходится применять на практике. Это не относится к тебе, абсолютно не относится. Но это имеет непосредственное отношение к моей прошлой жизни и к работе.

Она осторожно поставила свой бокал на столик. Посмотрела ему в глаза.

– Я часто поступаю неправильно, – сумел сказать Караев, – но иногда жалею о своих неправильных поступках.

Она нахмурилась.

– Что происходит? – спросила Элина. – Ты не хочешь ехать? Или не можешь? У тебя такой растерянный, нет, даже несколько потерянный вид. Последние несколько дней ты словно не в себе. Не могу понять, что именно происходит, Тимур? Тебе не нравится наша поездка? Мы можем туда не ехать. Я очень люблю Италию и Флоренцию, но если ты не можешь или не хочешь туда ехать, ты можешь не ездить. Это не так принципиально. Или тебя что-то волнует? Может, ты боишься, что я начну покупать бриллианты и дизайнерские платья? Но я уже взрослая женщина Тимур, и понимаю наши возможности. Что тебя беспокоит?

– Ничего, – ответил Караев, – просто у меня некоторые проблемы на работе, никак не связанные с тобой и нашей поездкой. И об этом я все время думаю. А насчет нашей поездки ты можешь не беспокоиться. Я ведь ушел из «Лукойла» переводом в нашу Академию и теперь получил целую кучу отпускных и разных бонусов. В общем, я думаю, что там мы с голода не умрем.

– Прекрасно, – она положила свою ладонь на его, – тогда в чем дело? Ты ревнуешь меня к моему прошлому? Боишься, что я была там по-настоящему счастлива?

– Нет, – он посмотрел ей в глаза, – я боюсь, что наши отношения могут не выдержать некоторых служебных проблем, которые у меня могут возникнуть.

– Справимся, – Элина сжала ему руку, – не беспокойся. Я могу тебе чем-то помочь?

– Нет, – сказал он с некоторым усилением, – я не считаю правильным вмешивать тебя в свои дела. Давай договоримся. Каждый занимается своими проблемами сам. Обещаю, что никогда не буду вмешиваться в дизайнерские вопросы твоей фирмы.

– Надеюсь, что не будешь, – улыбнулась она, убирая ладонь, – ты увидишь, как там будет интересно. На какой срок мы туда летим?

– На две недели, – он не стал говорить, что обратные билеты были с открытой датой.

– Просто фантастика, – восхитилась Элина, – мне кажется, что ты еще даже не понимаешь, как мне будет интересно снова попасть туда, в этот чудесный город.

Он заставил себя улыбнуться. Если он будет по-прежнему думать только о Минкявичусе, на встречу с которым он едет, то нужно лететь туда одному, чтобы не портить ей настроения. И не подставлять любимую женщину. Но весь парадокс заключался в том, что он не мог полететь туда один. Ему нужны были ее связи и ее знакомства в этом итальянском городе. И поэтому единственное, что он мог делать, это улыбаться и стараться не выдавать себя, что получалось гораздо хуже. Она интуитивно чувствовала его волнение, неуверенность, сомнения, страх.

Но она не могла даже представить себе, что именно ждет их в этой поездке и почему он так переживает.

МАРБЕЛЬЯ. ИСПАНИЯ. 21 ИЮНЯ 2006 ГОДА

Главное правило профессионалов – не возвращаться в те места, где их могут опознать. Он бы никогда не прилетел снова на юг Испании, если бы не это задание. Фармацевт был в главном городе побережья, в Малаге, чуть больше месяца назад. И тогда у него было совсем другое задание. Но он понимал, что его может узнать кто-либо из местных жителей, кто уже видел его месяц назад в Малаге. Поэтому он снял очки, надел линзы, приклеил узкую щегольскую щеточку усов, полностью сменил весь свой гардероб, надев цветную рубашку и длинные шорты-бермуды. Теперь он был больше похож на местного пижона, чем на строгого английского джентльмена, каким был еще месяц назад.

Машину он предусмотрительно арендовал заранее. Это была старая модель «Ситроена». В конце июня найти приличную машину в Марбелье было уже сложно, все автомобили разбирались почти сразу, настолько велик был летний наплыв посетителей на это юго-восточное побережье Испании. Фармацевт выехал на своем «Ситроене» из Пуэрто-Бануса после сиесты. Он знал, что передвигаться по дорогам в обеденное и послеобеденное время достаточно рискованно. Это означало, что, во-первых, вы не испанец, если выехали во время сиесты, а во-вторых, вы торопитесь по своим делам, которые могут подождать, если вы действительно местный житель. В обоих случаях появление его автомобиля могло вызвать подозрение у людей, призванных обеспечить безопасность семьи Антона Сколева.

Он уже знал, в каком месте находилась вилла бывшего российского офицера, ныне американского гражданина Эдуарда Скобелева. Она находилась немного выше побережья, в холмистой части к северу от Марбельи. Вилла была небольшая, очень удобно расположенная. Со стороны гор к ней невозможно было подобраться, а единственную дорогу наверх охранял пост испанской полиции. Словно Сколев заранее предвидел, что ему понадобится именно подобное убежище. Вилла была окружена высоким белым забором. Специалисты из Лэнгли еще несколько дней назад установили камеры, которые наблюдали за окрестностями, фиксируя появление каждого незнакомца. Никто не догадывался, что на самой вилле кроме супруги Сколева и его двух детей находились еще несколько человек из Лэнгли. Они постоянно дежурили у камер наблюдения. Горничная, помогавшая убираться по хозяйству, и кухарка были осведомителями испанской полиции. А вместо поста полиции, по договоренности с испанцами, на дороге дежурили американские спецназовцы, переодетые в местных полицейских. Учитывая, что по дороге, ведущей к вилле, находилось лишь несколько строений, охранять этот пост было не так сложно. На двух соседних виллах еще никого не было, а на четвертой жила семья испанского модельера, состоявшая из самого хозяина, его жены и дочери. Все трое прекрасно владели английским языком, и всех троих уже знали дежурившие на посту спецназовцы. К тому же эта вилла находилась на противоположном конце долины и была расположена довольно далеко от виллы Сколева-Скобелева.

Выехав на один из холмов, Фармацевт остановил машину и начал копаться в моторе. Он был на довольно далеком расстоянии от виллы и от поста полиции. Достав небольшой, но сильный бинокль, он посмотрел в сторону полиции. От него не укрылась ни почти военная выправка, ни четкость действий «полицейских». Он усмехнулся. Местные стражи порядка были совсем другими. Ленивые, вальяжные, с наметившимися животиками, дорбродушные и спокойные. А эти легко передвигались, четко подстраховывали друг друга при появлении автомобилей, умело перекрывая всю дорогу. Фармацевт покачал головой. Он понял, что в мундирах местных полицейских совсем другие люди. Затем он посмотрел в сторону виллы. Камеры наблюдения были хорошо заметны. Очевидно, внутри тоже дежурили несколько человек. Американцы даже не скрывали установленных камер. Возможно, они сделали это намеренно, чтобы отпугнуть потенциальных ликвидаторов которые могли здесь появиться.

Фармацевт убрал бинокль, прошел в салон своего автомобиля и медленно поехал в сторону моря. Задание было достаточно сложным. Если учесть, что Сколеву-Скобелеву не разрешат выходить оттуда, то тогда получается, что его возможный убийца должен суметь преодолеть сначала пост спецназовцев на дороге, а затем каким-то невероятным образом обмануть засевших в доме сотрудников Лэнгли и убить хозяина дома. Учитывая, что в доме могли быть сразу несколько человек, задача представлялась почти нереальной.

Фармацевт впервые подумал, что задача, стоявшая перед ним, просто невыполнима. Но он понимал, что ему доверили подобную задачу именно потому, что она была так сложна. Это вызывало в нем некое чувство профессиональной гордости. Он обратил внимание на автомобиль, перевозивший воду в баллонах. Ее заказывали для владельцев местных поместий. Заменить водителя за рулем почти нереально. За рулем находились ребята лет двадцати, и появление сорокалетнего мужчины сразу вызовет подозрение. Кроме того, спецназовцы, дежурившие на дороге, проверяли документы каждого из проезжавших и связывались с его фирмой, уточняя, кого именно они посылали.

Продукты, подумал ликвидатор. Нет, тоже не подходит. Из местных супермаркетов их доставляют продавцы, которые работают в них достаточно давно. И без заказа они никуда не поедут. А заказ должен поступить от проживающих на виллах людей. Значит, этот вариант тоже отпадает.

Нужно придумать новый вариант, который они не смогли бы предусмотреть. Нужен такой план, который станет для них полной неожиданностью, решил Фармацевт. Он не мог знать, что пока его машина стояла на холме и он наблюдал за виллой и полицейским постом на дороге, за ним и его автомобилем тоже наблюдали. Двое других мужчин внимательно следили уже за его машиной и за его действиями.

– У него ничего не выйдет, – сказал сидевший за рулем незнакомец, которому было лет тридцать пять.

– Выйдет, – уверенно сказал другой, постарше, который наблюдал за Фармацевтом в свой бинокль, – он профессионал. Наверняка придумает что-нибудь невероятное.

– Что там можно придумать? – поинтересовался первый. – На единственной дороге находится пост полиции, а в самом доме засели сотрудники ЦРУ. Он же не самоубийца. Это в кино можно в одиночку всех перебить и найти нужного человека. В жизни так не бывает.

– Я тебе говорю, что он обязательно придумает какой-нибудь план, – возразил второй, – для этого его сюда послали.

– Единственный план, который здесь можно придумать, это повернуться и уехать, – возразил первый, – он все равно ничего не сможет сделать.

– Тогда будем делать мы, – спокойно сказал второй, – если Фармацевт решит, что ему здесь ничего не светит, и уедет отсюда, мы обязаны попытаться имитировать попытку нападения. Или хотя бы выстрелить из гранотомета, чтобы показать серьезность наших намерений.

– А если он не уедет? – не унимался молодой. – Если у него все получится? Ты ведь сам говорил, что он настоящий професионал.

– Тогда мы спокойно подождем, пока он закончит свое дело, и уберем его на той самой дороге, откуда он будет возвращаться после завершения своего дела, – весело сообщил второй. – Я не понимаю, зачем ты задаешь мне все эти дурацкие вопросы? Ты же прекрасно знаешь, зачем нас сюда послали. Мы должны подстраховать либо самого Фармацевта, либо его задание. Мы пара «подстраховщиков», или «чистильщиков», как нас назвали в одном популярном фильме. И перестань со мной спорить, он уже закончил наблюдать и сейчас снова поедет в свой отель. Ты уже установил там нашу аппаратуру?

– Конечно, установил. На подоконнике и напротив его двери. Не понимаю почему ты не разрешил мне установить аппаратуру в его номере. Это же гораздо надежнее.

– Он сразу ее найдет, – возразил второй, – вот поэтому я не люблю работать с такими молокососами, как ты. Вы думаете, что все знаете и все умеете. Вы не прошли настоящей школы, которую прошли мы в конце семидесятых. Тогда любая ошибка была смертельной, шла борьба не на жизнь, а на смерть. Борьба двух систем, двух сверхдержав. Если ты ошибался, то тебя вполне могли убрать даже свои. Предательство однозначно каралось смертью. А сейчас вы все такие добрые и плюшевые как зайцы.

– Между прочим, я прошел Таджикистан, – обиделся первый.

– Дежурил в горах, – немного презрительно сказал второй, – это не считается. Это не работа, где нужно мыслить, быстро принимать решения, уходить от преследования и обманывать всех, в том числе и своих. Это не работа, – повторил он.

Молодой обиженно замолк и засопел. Второй добродушно усмехнулся и предложил:

– Поехали сразу в Марбелью. Он наверняка поедет в отель, чтобы обдумать создавшуюся ситуацию. Нам нужно быть рядом с ним. И учти, что он ни при каких обстоятельствах не должен тебя видеть. Иначе он запомнит тебя в лицо. И на этом вся наша операция разом закончится.

МОСКВА. РОССИЯ. 22 ИЮНЯ 2006 ГОДА

Он вызвал к себе двух генералов, которые входили вместе с ним в руководство организации. Заместитель начальника Федеральной службы охраны генерал Кучуашвили и заместитель начальника Академии ФСБ генерал Попов. Оба входили по должности в состав коллегии Государственной комиссии, и их появление в кабинете Большакова не должно было вызывать ненужных подозрений. Иван Сергеевич предусмотрительно спустился вместе со своими гостями в одно из помещений, где возможность прослушивания была практически исключена.

– Я не совсем понял, что вы предложили нам по Испании, – недовольно заметил Большаков, обращаясь к генералу Кучуашвили, – мы договорились, Давид Александрович, что туда полетит Фармацевт, но теперь выяснилось, что вы задействовали еще двоих агентов. Вам не кажется, что подобная группа сразу вызовет подозрение?

– Мы отправили их для того, чтобы подстраховаться, – пояснил Давид Александрович, – дело в том, что Сколева будут охранять так, как не охраняли никого в Испании. И, по нашим сведениям, там будет задействована специальная группа сотрудников ЦРУ. Именно поэтому мы посчитали, что возможности Фармацевта не безграничны. И отправили туда двоих сотрудников для того, чтобы они могли поддержать его усилия в случае необходимости.

Большаков перевел взгляд на Попова и увидел, как тот поморщился. Именно поэтому он сказал, обращаясь к Кучуашвили:

– Вы можете мне более конкретно объяснить, что означает термин «поддержать его усилия»? Он знает, что вы послали туда дополнительно двух офицеров? Насколько я помню, Фармацевт всегда работает только один.

– Он и будет работать один, – ответил генерал, – но мы просчитали, что, возможно, на этот раз у него ничего не получится.

– И тогда…

– И тогда двое наших офицеров сумеют сымитировать попытку нападения, чтобы американцы поверили в наши возможности. Вы знаете, что согласно расчетам наших аналитиков нам нужно обязательно проявить некоторую активность перед саммитом «Большой восьмерки» в Санкт-Петербурге, чтобы окончательно отвести подозрение от наших спецслужб. Поэтому мы подготовили еще двоих офицеров. Если Фармацевта постигнет неудача, наши офицеры попытаются что-либо предпринять.

– А если он справится со своей задачей, вы его уберете, – закончил за своего коллегу генерал Попов.

Большаков удивленно взглянул на обоих генералов.

– Да, – спокойно кивнул Кучуашвили, – такой вариант тоже просчитывается нашими аналитиками.

– Подождите, – нахмурился Большаков, – я не совсем понимаю ваши последние слова. Что значит «просчитывается». Вы хотите сказать, что в случае успеха Фармацевта мы планируем убрать и его?

– Мы обязаны это сделать, – пояснил Давид Александрович, – в случае успеха его миссии американцы могут потребовать выдачи убийцы. И тогда мы предъявим им труп нашего Фармацевта.

– Он один из лучших наших людей, – гневно заметил Попов.

– Очень хорошо. Значит, его ценность будет очевидной даже для американцев, – цинично усмехнувшись, сказал Кучуашвили.

Большаков несколько ошеломленно взглянул на обоих.

– Сначала мы создаем организацию, чтобы защитить права наших ветеранов, – негромко сказал он, – затем мы решаем помочь оставшимся в других странах нашим людям, затем мы принимаем решение исполнить часть судебных приговоров, вынесенных предателям и перебежчикам. Я всегда считал, что мы поступаем верно и работаем в интересах собственного государства. А теперь мы должны принять решение о ликвидации собственного офицера, который безупречно работал все эти годы. Вам не кажется, что таким образом мы можем далеко зайти?

– Простите, Иван Сергеевич, но я работал всегда в контрразведке и в службе охраны, – напомнил Кучуашвили, – в отличие от нашего теоретика господина Попова. И я знаю, что в таких серьезных случаях всегда нужен конкретный исполнитель. Всегда нетрудно найти исполнителя для любого конкретного преступления. Трудно найти людей, которых обычно подставляют под это преступление. Вы же понимаете, о чем именно я говорю.

– Я не давал согласия на ликвидацию Фармацевта, – возразил Большаков.

– Никто пока не говорит о ликвидации. Сколева доставят в Испанию уже достаточно скоро, – сообщил Давид Александрович, – если уже не доставили. И американцы там уже работают. Я думаю, что подобный приказ отдадите именно вы, Иван Сергеевич. Это будет во многом вынужденная мера, но необходимая.

Попов отвернулся. Большаков молчал.

– Мы так далеко зайдем, – снова повторил он, – я начинаю думать, что наша организация выходит за рамки своих первоначальных задач.

– В таком случае мы можем просто отозвать Фармацевта, – предложил Кучуашвили, – и забыть об этой операции…

– Подставив наши спецслужбы, – гневно произнес Попов, поворачиваясь к нему, – вы же прекрасно понимаете, что мы не можем ничего отменить.

Все снова замолчали.

– Пусть работают, – после недолгой паузы сказал Большаков, стараясь не смотреть на Попова, – пусть они работают и ждут нашего решения.

Он тяжело вздохнул.

– Что у нас по Флоренции? – спросил он, обращаясь уже к Попову.

– Сегодня Караев получает визу, – сообщил тот мрачным тоном, – и завтра утром они вылетают в Италию. Билеты, страховку, деньги он уже получил. Номер в отеле мы ему заказали. Для связи и координации будет послан один из наших офицеров.

– Только для связи? – усмехнулся Кучуашвили.

– Если понадобится, этот офицер может быть задействован и в силовой акции, – сообщил Попов, – но по отношению к действительному предателю, генерал, а не к нашему офицеру.

– Минкявичус тоже был раньше нашим офицером, – возразил Кучуашвили, – и все, кого мы искали и находили в разных странах, тоже были раньше нашими офицерами. «Предают только свои» – так, кажется, говорят французы. Не нужно мне ничего говорить о бывших офицерах. Я уже никому не верю, генерал, даже самому себе. Предложат большую сумму денег, и вполне вероятно, что смогут купить и меня. И я лично не удивлюсь, если кто-то из наших офицеров однажды окажется у меня за спиной. И я почувствую дуло его глушителя у себя между лопатками. Ничему не удивлюсь. Сейчас время такое. Никаких идеалов, никаких ценностей. Только деньги и выгода. Личная выгода и деньги. Вот ради чего рискуют и погибают агенты во всем мире. Патриотизм, родина, верность, честь – все это отжившие понятия старого мира.

– Вы относите это ко всем членам нашей организации? – осведомился Большаков.

– Да, – кивнул Кучуашвили, – и к себе тоже, Иван Сергеевич. Вы знаете, что я пришел в нашу организацию одним из первых. Я всегда ненавидел перебежчиков и проходимцев. И радовался, что создана подобная организация. Но я отдаю себе отчет, что в ней собрались люди не просто верящие в некие идеалы. В ней собрались люди, которые хотят не только служить, но и продвигаться по службе, получать звания, награды, чины, ордена. И иметь такую мощную поддержку по службе, которую имеют члены нашей организации. Мы, как закрытая масонская ложа, помогаем нашим людям, и поэтому у меня нет никаких иллюзий. Даже если кто-то и приходит к нам из-за того, что разделяет наши убеждения, в конечном итоге он понимает, как выгодно и престижно быть членом нашей организации. И остается здесь только ради этой выгоды. Только так и никак иначе.

– Вы просто пропели гимн чистогану и прагматизму, – недовольно заметил Попов, – конечно, вы можете себе позволить так говорить. Ведь ваша родина уже совсем другая страна. А моя родина – Россия. И я думаю прежде всего о защите интересов моей страны.

– Не нужно демагогии, – поморщился Кучуашвили, – вы прекрасно знаете, что я родился в Санкт-Петербурге и всю жизнь прожил в России. Я даже по-русски говорю лучше, чем по-грузински. И я тоже всю жизнь служил этой стране. Вы знаете, что я был ранен, имею боевые награды. И никогда не был ни трусом, ни карьеристом. Но когда я говорю о выгоде, я всего лишь констатирую некую истину. Нам опрокинули прежний мир, заявив, что вся наша история одно говно. И страна, в который мы раньше жили, была «тюрьмой народов». Последний приличный правитель в этой огромной стране, оказывается, был Николай Второй, как сейчас нам внушают и кого канонизировала наша православная церковь. Надеюсь, вы не возражаете против того, что я употребил слово «наша». Ведь мы, грузины, тоже православные. Значит, Николай Кровавый был праведник. И даже не дурак, хотя не сумел спасти ни свою жену, ни одного из пяти детей, ни свой трон, ни свою страну. Предположим, что так. Затем выяснилось, что все наши последующие правители были какими-то монстрами. Безумный сифилитик Ленин, полоумный тиран и убийца Сталин, волюнтарист и аферист Хрущев, придурок Брежнев, скрытый маньяк Андропов, полное ничтожество Черненко, предатель Горбачев и Ельцин как воплощение всех мерзостей остальных правителей. Разрушитель собственной страны. Хотя уже тогда все знали, что Ленин не был сифилитиком, а Сталин был действительно великим правителем. Что касается Горбачева, то, по-моему, это вы сказали, что он решил прекратить холодную войну самым парадоксальным образом. Он просто капитулировал. После этого вы хотите, чтобы у нас остались какие-то идеалы? Чей портрет мы держали у себя в кабинетах? «Железного Феликса»? Сейчас пишут, что он был патологическим палачом, получавшим наслаждение от пыток. Можете себе представить?

Кому мы должны верить? И в кого будет верить наша молодежь? После того как нас предали, обворовали, ограбили, изнасиловали, обманули. После того как богатства нашей огромный страны отдали на откуп кучке прохиндеев, которые откровенно издеваются над собственным народом и презирают его? Во что мы все должны верить, Иван Сергеевич? И в кого? В какие идеалы? Только личная выгода, личное благополучие, личная корысть. Если все в порядке, можно подумать и о своей стране. Вот так, Иван Сергеевич. И вы прекрасно знаете, что я прав. Между прочим, я забыл вас поздравить с присвоением вам очередного звания.

Большаков не поблагодарил его. Он нахмурившись слушал этот длинный монолог.

– Боюсь, что вам будет трудно в будущем работать с нами, – неожиданно произнес Большаков, – вам нужно срочно корректировать свои взгляды, генерал. – Он поднялся и медленно пошел к выходу. Затем обернулся: – Хорошо, что вы не занимаетесь воспитанием наших молодых кадров, как генерал Попов. Вы циник и мизантроп, Кучуашвили. И вам трудно будет жить в нашем мире.

– Мне и сейчас нелегко, – кивнул Давид Александрович.

– Без моего согласия ничего не предпринимать, – приказал Большаков, – до свидания.

Он вышел первым. Попов, не прощаясь, только кивнув, выбежал следом. Кучуашвили пожал плечами. Он считал, что ничего особенного не сказал. Только часть правды, которую все знали и без него. Он вышел последним.