Текст книги "Гениальность и помешательство. Параллель между великими людьми и помешанными"

Автор книги: Чезаре Ломброзо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Духовенство того местечка, где родился Лазаретти, видя в нем как бы олицетворение древних пророков, чем он и был в действительности, как мы увидим дальше, отнеслось к нему с большим уважением, что, по своему обычаю, решилось эксплуатировать его в своих интересах и воспользоваться им для сбора пожертвований на постройку церкви.

Народ, уже без того изумлявшийся полной перемене в образе жизни Лазаретти и его татуировке, еще более изумлялся теперь вдохновенным речам, его длинной всклокоченной бороде, серьезной наружности и, подстрекаемый духовенством, толпами бежал послушать нового пророка.

Начались процессии… Окруженный духовенством и знатнейшими из местных жителей, Лазаретти посетил Арчидоссо, Роккальбенья, Кастель-дель-Пиано и другие ближайшие города; население повсюду встречало его с восторгом, на коленях, а священники и духовенство окрестных церквей целовали ему руки и даже ноги. Приношения сыпались со всех сторон, но были, однако, не особенно велики, так как жители не могли жертвовать много; поэтому для постройки церкви решено было воспользоваться их даровым трудом. Место выбрали вблизи Арчидоссо, и работа закипела. Десятки тысяч верующих, мужчины, женщины, даже дети, принялись таскать камни, бревна и другие строительные материалы. К сожалению, как в стихосложении, так и в архитектуре, кроме пророческого вдохновения, необходимы еще научные познания; а их-то и не было у Лазаретти; поэтому затеянная постройка оказалась столь же неудачной, как его поэзия: собранные с таким трудом материалы остались на месте в виде безобразной кучи мусора, и вся эта затея окончилась настолько же бесплодно, как некогда сооружение вавилонской башни. В январе 1870 года Лазаретти основал общество Священной лиги, имевшее целью взаимное вспомоществование и дела милосердия. В марте того же года, после общей трапезы со своими последователями, он отправился на остров Монтекристо, где в продолжение нескольких месяцев писал послания, пророчества и поучения, а потом, вернувшись в Монтелабро, составил описание видений и пророческих снов, какие были ниспосланы ему во время пребывания на острове. Вслед за тем его обвинили в подстрекательстве к бунту, но суд оправдал его. После того Лазаретти основал другое общество, под названием Христианская Семья, но был снова арестован по совершенно неосновательному подозрению, будто это общество организовано с мошенническими целями; однако, благодаря заступничеству Сальви, его оправдали и он отделался только 7-месячным предварительным заключением в тюрьме.

Повинуясь новому велению свыше, Лазаретти предпринял в 1873 году путешествие и посетил Рим, Неаполь, Турин, затем отправился в гренобльский картезианский монастырь, где составил правила для Ордена кающихся монахов, а также и цифрованную азбуку. Там же он написал сочинение под заглавием «Небесные цветы», где говорится, между прочим, что «Великий муж сойдет с гор в сопровождении небольшого отряда горцев»; в этой же книге описаны видения, сны и божественные заповеди, ниспосланные автору во время его пребывания в монастыре.

При возвращении в Монтелабро его встретила на дороге громадная толпа приверженцев и любопытных, которой он сказал проповедь на тему: «Бог видит, судит нас и воздает каждому по делам его». За эту проповедь его привлекли к ответственности, обвинив в намерении ниспровергнуть правительство и вызвать междоусобную войну.

На этот раз эксперты не были спрошены, и суд, не приняв во внимание ни странной татуировки, ни курьезных сочинений Лазаретти, отнесся к нему точно к человеку, находившемуся в здравом уме, и приговорил его за плутовство, соединенное с бродяжничеством, к 15 месяцам тюремного заключения и отдаче на год под надзор полиции.[20]20
  В статье «Давид Лазаретти», написанной мною вместе с Ночито и помещенной в «Архиве психиатрии» за 1880 год, указаны причины, вовлекшие экспертов в эту ошибку, которая стоила государству немалых расходов и, что еще печальнее, нескольких человеческих жертв.


[Закрыть] Но апелляционная палата отменила это решение, так что Лазаретти вернулся в августе 1875 года в Монтелабро, где снова организовал свое распавшееся было общество и поставил во главе его священника Империуцци. Затем, вследствие расстроенного в тюрьме здоровья, а может быть также с целью избежать новых арестов или из желания разыграть роль мученика перед французскими легитимистами, он отправился во Францию. Около одного из городов, Бургоньи, на него, как он сам говорит, снизошло божественное вдохновение, результатом которого явилась книга, по справедливости названная им таинственной, под заглавием «Моя борьба с Богом» («La mia lotta con Dio»). В это же время он написал сочинение «О семи печатях с описанием признаков семи вечных городов», заимствованное отчасти из Библии, отчасти из Апокалипсиса и наполненное самыми нелепыми рассуждениями. Кроме того, Лазаретти издал еще свою программу, в которой назвал себя «великим Монархом» и предлагал всем христианским государям вступить с ним в союз, так как скоро и совершенно неожиданно для всех должен наступить конец мира, и тогда гонимый теперь пророк явится перед лицом всех земных владык в качестве судии и полновластного господина. Все эти сочинения были переписаны священником Империуцци, который исправил при этом и грубейшие грамматические ошибки, беспрестанно в них встречавшиеся. Многие из них удостоились чести не только быть напечатанными, но даже Леоном дю Ваша переведенными на французский язык, благодаря субсидии, а также стараниям реакционеров Италии и других стран, совершенно серьезно отнесшихся к безумному бреду несчастного маньяка.

Между тем Лазаретти, под влиянием все усиливавшегося бреда, начал громить духовенство и проповедовать замену тайной исповеди – публичной, вследствие чего папа признал все учение его ложным, а сочинения – еретическими. Тогда этот последний, написавший некогда в защиту папской власти «Гражданский статут папского владычества в Италии» («Statute civile del Regno Pontificio in Italia»), издал в 1878 году послание к своим братьям-монахам, направленное против «боготворения Папы», которого он назвал семиглавым чудовищем. Несмотря на то, со свойственной всем помешанным непоследовательностью, Лазаретти вскоре отправился в Рим, чтобы повергнуть к подножию Св. Престола свою символическую печать и жезл, а вернувшись в Монтелабро, начал осуждать уже и самую католическую церковь, называя ее лавкой, а все духовенство – атеистами и торгашами, только эксплуатирующими религиозные чувства своей паствы. Вместе с тем он проповедовал необходимость реформы в религии и, называя себя новым Христом, властелином и судиею, убеждал своих последователей отречься от суеты мира сего, а в доказательство этого отречения требовал, чтобы они воздерживались от пищи и сношений с женщинами, даже если они женаты, и отказались бы от собранной верующими довольно значительной суммы денег, более 100 тысяч лир, которая должна была оставаться без всякого употребления, спрятанною в вазе, – идея чисто безумная! Впрочем, часть этих денег получила потом особое назначение: в ожидании какого-то великого чуда Лазаретти заказал для своих избранников знамена и одежды с изображением зверей, виденных им во время галлюцинаций, одежды самого странного покроя, – в том числе одна, особенно богатая, предназначалась для него самого; для остальных же последователей были приготовлены только нагрудники с вышитым на них крестом и двумя буквами С, из которых одна – вверх ногами: Э+С. Знак этот служил эмблемою основанного им общества.

В августе 1878 года, когда народа собралось более обыкновенного, Лазаретти потребовал от своих последователей, чтобы они провели три дня и три ночи в посте и молитве, причем произносил проповеди, то общие для всех верующих, то частные для одних только приближенных, которые подразделялись на несколько орденов, носивших различные названия – отшельников духовных, кающихся и пр. Затем в течение трех дней – 14, 15 и 16 августа – происходила так называемая исповедь прощения (confessione di amenda), а 17-го на башне было водружено большое знамя с девизом: «Республика есть царство Божие». После этого пророк стал у подножия креста, нарочно воздвигнутого по этому случаю, собрал вокруг себя всех близких и заставил их поклясться ему в верности и послушании. При этом один из братьев всячески старался уговорить Лазаретти отказаться от задуманного им опасного предприятия. Но все было тщетно. Когда ему указывали на возможность встретить войска на пути, он отвечал: «Завтра же я покажу вам чудо в доказательство того, что я послан самим Богом в образе Христа, владыки и судии; следовательно, меня не могут убить – всякая сила и власть земная должна преклониться перед моей силой: достаточно одного движения моего жезла, чтобы уничтожить всех, осмелившихся сопротивляться мне». На чье-то замечание, что правительство рассеет сборище силою, он возразил: «Я руками отброшу пули, я сделаю безвредным для себя и для моих последователей каждое оружие, обращенное против них, даже королевские карабинеры превратятся в мой почетный караул». Все более и более увлекаясь своей фантастической задачей, Лазаретти, не скрывавший делаемых им приготовлений даже от папского делегата, обещал было ему отменить процессию, но потом изменил свое решение и написал, по-видимому, с полным убеждением: «Я не мог исполнить данного вам обещания, потому что приказание свыше, от самого Бога, заставило меня действовать иначе». А неверующим или отказывающимся исполнять его требования он грозил небесными громами. В таком-то настроении повел Лазаретти утром 18 августа толпу своих приверженцев по дороге из Монтелабро в Арчидоссо. На нем была надета королевская мантия красного цвета, вышитая золотом, голову украшала корона в виде тиары, с пучком перьев наверху, а в руках он держал свой жезл. Хотя и менее богатые, но отличавшиеся разнообразием цветов и причудливостью покроя одежды его приближенных соответствовали степени, какую занимал каждый из них в обществе Священной лиги; простые же члены его были в своем обычном платье, и только описанные выше символические знаки на груди отличали их от толпы. Семеро из важнейших лиц братства несли столько же знамен с надписью: «Республика есть царство Божие». При этом все пели сочиненный Лазаретти гимн, каждая строфа которого оканчивалась припевом: «Вечная Республика» и пр.

В Италии, вероятно, всем известно, что случилось потом. Лазаретти, еще так недавно объявлявший себя королем из королей, потомком царя Давида, держащим в своей власти всех владык земных и совершенно неуязвимым, упал, сраженный чьей-то рукою, – может быть, самого же делегата, столько раз бывшего у него в гостях, или же только по его приказанию. Рассказывают, что, поглощенный своей последней уже иллюзией, он, падая, воскликнул: «Мы победили!»

Процессия эта была устроена не только бессмысленно, но даже как бы нарочно с целью доказать ее неосуществимость. Следствие, начатое потом против последователей Лазаретти, вполне доказало, что созданное им вероучение было плодом галлюцинаций. Г.Ночито совершенно справедливо говорит по этому поводу:

В тот день, когда был вскрыт ящик, где хранилось имущество пророка, и, вместо ожидаемых вещественных доказательств его преступной деятельности, оттуда вынули изображение Божией Матери и рядом с нею портрет Давида в военном мундире, умиленно беседующего со Св. Духом; когда из этого ящика, точно из Ноева ковчега, стали появляться необыкновенные животные, созданные фантазией пророка для украшения его знамен – орлы, змеи, голуби, крылатые лошади, быки, львы, гидры, – а затем оттуда же вынули священнические одежды, королевские мантии, венки из оливковых ветвей и терновые венцы, в тот же день, когда после долгих, тщательных обысков в квартирах и в карманах панталон лазареттистов полиция ничего не нашла у них, кроме распятия да четок, и, наконец, в особенности в тот день, когда публика получила возможность любоваться тою странною обувью, какую носили последователи святого Давида, и папскими туфлями, которые надевал сам «пророк» и в которых он едва мог двигаться, – в этот день никто уже не сомневался, что правительство приняло мономаньяка за опасного бунтовщика.

Пунктом помешательства Лазаретти послужил тот член символа веры, где говорится о воскресшем Христе, «сидящем одесную Отца и паки грядущем судити живых и мертвых».

Так как этот обещанный судия долго не являлся, то Лазаретти вообразил себя в его роли и во всем старался подражать Христу: у него тоже были свои 12 апостолов и среди них апостол Петр, носивший на груди пару ключей, искусно вырезанных из картона; он точно так же постился и терпел всякие лишения, находясь во время суровой зимы на острове Монтекристо, где вел с Богом беседу, сопровождавшуюся раскатом грома, блеском молнии и землетрясением. Иисус Христос созвал учеников на тайную вечерю в день Пасхи, – и Лазаретти пригласил своих последователей на Троицу 15 января 1870 года, причем сказал им:

Так угодно было тому, кто руководит всеми моими поступками. Знайте, что теперь это составляет величайшее таинство; вспомните, что вы находитесь теперь в том месте, которое Бог избрал для своего жилища. Скоро, скоро настанет время, когда именно здесь будут воздвигнуты восхитительные памятники в честь его пресвятого имени, чтобы служить эмблемой божественного величия.

В сущности, он не установил за этой трапезой никакого таинства; но, для того чтобы во всем походить на Иисуса Христа, Лазаретти утвердил таинство своего изобретения – исповедь прощения – довольно, впрочем, сходную с устной.

Но этого мало: ему захотелось также иметь свое преображение, сопровождаемое землетрясением, и он предсказал, что это событие должно совершиться 18 августа 1878 года.

Когда врач колебался сделать операцию сыну Лазаретти, у которого была каменная болезнь, этот последний взял нож и сам вырезал камень. Ребенок умер; отец же его продолжал твердить, нимало не смущаясь: «Сын Давидов не может умереть».

При медицинском исследовании трупа Лазаретти на теле его оказался знак – изображение креста внутри опрокинутой тиары. Спрошенные по этому поводу братья пророка объяснили, что он велел сделать во Франции золотую печать, которую называл императорской, и, обмакнув ее в кипящее масло, оттиснул ею знаки на теле, сначала себе, а потом жене своей и детям.

Таким способом бедный пророк хотел доказать с полной очевидностью не только свое высокое происхождение, но также и знатность членов своей семьи, так как, по его словам, он был прямой потомок императора Константина, хотя, конечно, доказал этим лишь свое безумие, потому что именно у помешанных мы замечаем склонность выражать свои нелепые бредни символами и различными изображениями.

Однако Лазаретти не ограничивался одним лишь сознанием, что в жилах его течет царская кровь: ему хотелось еще и властвовать над целым миром, хотя под конец он уже настолько сузил свои требования, что готов был удовольствоваться передачей своих прав какому-нибудь принцу. В одном из своих манифестов – «К христианским государям» – он сделал следующее воззвание:

Я обращаюсь безразлично ко всем христианским государям, католикам, схизматикам и еретикам, лишь бы они были крещеные.

Не беда, если они не облечены властью и не управляют народами, только бы в их жилах текла царская кровь. Я призываю их всех, и первый же, кто явится ко мне – если ему будет не менее 20 и не более 50 лет и если при этом у него не окажется никаких физических недостатков, – будет царствовать вместо меня.

Курьезнее всего то, что покойный граф Шамбор серьезно отнесся к этому приглашению и отправил к Лазаретти своего уполномоченного. Чем окончились совещания короля из дома умалишенных с королем из археологического музея – неизвестно.

Мне нужен союзник-христианин, – говорится далее в манифесте. – Я решился теперь ускорить свое великое предприятие, и если они (христианские государи) не явятся ко мне в течение трех лет со времени опубликования этой программы, то я покину Европу и отправлюсь в среду неверных, чтобы достигнуть при их помощи того, чего я не мог сделать, находясь между верующими.

Но горе, горе тогда всем вам, христианские государи! Вы будете наказаны семью головами великого антихриста, которые появятся из недр Европы, и в особенности одним юношей, который после моего удаления придет из северных стран к центру Франции и будет выдавать себя за Того, кто Я сам".

Отсюда-то явилась у Лазаретти idee fixe, что он царь царей. Когда городской голова Арчидоссо не хотел исполнять его приказаний, он сказал ему: «Я – монарх из монархов. Я ношу на своих плечах государей целого мира. Сколько у вас ни есть карабинеров и солдат, они все принадлежат мне, находятся в моей власти, и у вас не хватит веревок, чтобы связать меня». То же самое он говорил и другим лицам, особенно когда произносил проповеди, что было подтверждено множеством свидетельских показаний.

Так, например, свидетель Росси, бывший на проповеди 17 августа, слышал, как Лазаретти называл себя королем королей, Христом, судией, которому будет подчинен даже король Италии. Он же говорил, что Папа не должен более жить в Риме и что ему найдут другую резиденцию. Далее свидетель Мецетти показал, что Давид непременно хотел устроить процессию 18 августа и говорил: «С чего вы взяли, что нас арестуют? Разве это возможно, чтобы подданные арестовали своего монарха?» То же показали и другие лица.

Что же касается эмблематического знака Э+С, которому Лазаретти придавал огромное значение, то он олицетворял, по-видимому, идею о двух Христах, одном – сыне Иосифа из Назареи и другом – сыне Иосифа Лазаретти из Арчидоссо. Но зато является совершенно непонятным, какое соотношение могло существовать между Иисусом Христом, императором Константином, псалмопевцем Давидом и самим Лазаретти. Объяснение этого факта следует искать в противоречиях и нелепых представлениях, свойственных мономаньякам, которые не останавливаются ни перед чем, лишь бы доказать истинность своей главной идеи, – другими словами, главного пункта своего помешательства, – и обнаруживают при этом замечательное умение принять даже внешний вид изображаемого ими лица. Мне припомнилось, что в Павии была одна больная, считавшая себя членом семьи Наполеонов: она очень искусно подражала им в костюме, манерах, разговоре и пр. и в то же время называла себя дочерью Марии Луизы и Виктора Эммануила.

Вообще, у Лазаретти масса противоречий; сначала он видел в Папе освободителя Италии, но потом, когда был отлучен им от церкви, стал называть папство идолопоклонничеством; он готов был умереть за католическую апостольскую религию и в то же время отрицал устную исповедь – один из главных ее догматов; считая себя сыном Давида, назывался также и сыном императора Константина и пр.

Однако в правительственных сферах сумасшествие Лазаретти отрицалось самым решительным образом. На суде в Сиене королевский прокурор выражал в своей речи такого рода соображения, нисколько, впрочем, не разъяснившие дела. «Возможно ли допустить, – говорил он, – чтобы процессия была устроена с целью посещения святых мест, когда для этого требовалось пройти 24 мили ? Мыслимо ли подобное путешествие с толпою, где было так много детей? На какие же средства стали бы жить члены этой процессии, когда мы знаем, что уже 18 августа у них не было ни гроша? Затем, как допустить существование другой нелепой идеи – путешествия в Рим для того, чтобы вытребовать у Первосвященника Моисеев жезл, отнятый Львом XIII у Давида Лазаретти?» Отвечать на все эти вопросы можно лишь тем, что хотя у сумасшедших и бывают иногда проблески гениальности, но в их уме все-таки преобладают абсурды и противоречия.

Так, одним из необходимых средств господствовать над миром Лазаретти считал свой жезл, делившийся на 5 частей – эмблемы четырех евангелистов и его самого. Вот почему он устроил процессию, чтобы снова овладеть этим жезлом, который конфисковали у него в Риме.

Для понимания душевного состояния подобных безумцев необходимо стать на их точку зрения, надо освоиться с этим болезненным, по большей части лишенным логики мышлением, где самые ничтожные вещи получают громадное значение, а самые крупные, напротив, кажутся ничтожными, если только они идут вразрез с желаниями помешанного субъекта.

Во всяком случае, как ни была нелепа цель путешествия, стремление министерства внутренних дел (Publico) найти в этом действии ключ ко всему необъяснимому оказывалось еще нелепее.

Поводом к обвинению Лазаретти в мошенничестве послужили написанные им на имя неизвестных, ничего не имеющих лиц векселя, которыми он не думал, да и не мог воспользоваться, но которые сильно компрометировали его. Здесь опять является вопрос, для какой цели это было сделано, – и снова приходится отвечать, что именно бесцельность, бесполезность противозаконных действий и составляет отличие помешанного от настоящего преступника. Еще более неосновательны были обвинения Лазаретти в том, что он выманивал у членов своего общества деньги и брал их себе. «У сумасбродов не бывает доходов», – говорит ломбардская пословица, и действительно, Лазаретти ничего не нажил от своих проповедей и пророчеств, кроме гонений да насмерть сразившей его пули. Жену и детей он оставил без всяких средств, жизнь вел самую скромную, изнурял себя покаянием, лишениями всякого рода и сам первый подавал своим последователям пример соблюдения четырех постов в продолжение года. Большую часть времени он проводил в монастырях и пещерах, например на острове Монтекристо или среди мрачных вулканических скал Монтелабро, а получаемые от француза дю Ваша деньги тратил на постройку церкви и нелепой башни, представлявшейся его расстроенному воображению каким-то священным ковчегом, эмблемой нового союза между народами.

Но всего очевиднее выражалось умопомешательство Лазаретти в его сочинениях.

Во-первых, потому, что все они наполнены описаниями зрительных и слуховых галлюцинаций, нередко изложенных с такой живостью, что даже самая богатая фантазия человека, находящегося в здравом уме, не могла бы создать ничего подобного.

Так, в сочинении «Lotta con Dio» он говорит:

Точно удар грома разразился надо мною и ослепил меня, вследствие чего я упал на землю как мертвый. Множество голосов раздались посреди грохота и треска, и я услышал слова: Повелевай, повелевай, повелевай! Больше я ничего не мог понять. Вновь послышался грозный голос Бога, говоривший мне…

На первой же странице предисловия к его «Рескриптам» сказано: «Я безмолвствовал в продолжение 20 лет… но настало время, когда я должен был заговорить согласно повелению свыше. Мне было приказано поучать народы, и я поучал, и впредь буду поучать. Если народы не поверят моему учению, мне останется только повторять сказанное. Если они сочтут мое учение ложным, я не поверю, чтоб мои слова могли быть лживыми. Если они заподозрят меня в притворстве, пусть разберут мое поведение». (Буквально то же самое высказывал и Савонарола.)

А вот и еще отрывок в том же роде:

Я слышал громовой потрясающий голос Бога, и с горных вершин в долину проникал такой грохот, что мне казалось, будто они сталкиваются между собою.

Предсказания выражались им с полнейшей самоуверенностью и даже иногда в стихотворной форме, например:

 
О вы, монархи и цари Европы,
Настанет день, когда рука Господня
В отмщенье вам на головы падет
И сокрушит гордыню вашу,
И вас самих повергнет в прах.
 

Во-вторых, хаотическая беспорядочность, туманные, напыщенные выражения, неправильный слог и масса противоречий, составляющие характерную особенность произведений Лазаретти, в которых лишь крайне редко попадаются художественно написанные страницы, с полной очевидностью свидетельствуют, что в создании этих произведений совсем не участвовал гений, всегда более или менее ровный в своем творчестве, и что они вызваны болезненным психическим состоянием мозга.

Поэтому Лазаретти был совершенно прав с психиатрической точки зрения, когда на вопрос, каким образом он, не получивший никакого образования, мог написать столько книг? – отвечал: «Бог вдохновлял меня», только вместо «Бог» следовало бы сказать – «помешательство». И действительно, вдохновенный «пророк» сознавался, что он сам не понимает некоторых из своих сочинений и что, находясь в спокойном состоянии, не может уловить смысл того, что было написано им во время экстаза.

Следует еще заметить, что священным видениям у Лазаретти почти всегда предшествовали обмороки, головные боли, полубессознательное состояние и лихорадочные пароксизмы, продолжавшиеся по 28 часов, а иногда и по целым месяцам. Вот как описывает он сам эти припадки:

«Мною овладевает дух, происходящий не от человека; он вызывает во мне мгновенное вдохновение, сопровождаемое сильной головной болью, вызывающей у меня сонливость и путаницу в мыслях. Когда я засыпаю, мне представляется видение, и, проснувшись, я сознаю, что оно было чуждо моей природе» (Lotta con Dio).

На заглавном листе этого сочинения он написал: «Это был экстаз, во время которого я ничего не сознавал (che tutto mi rapi); он продолжался 33 дня».

В-третьих, ненормальность умственных способностей Лазаретти подтверждается еще и той неудержимой потребностью проповедовать и писать, которая совершенно не гармонировала с его специальностью – извозчика, едва только грамотного. В этом случае я повторяю уже сказанное мною по поводу мании писательства у Манжионе и Пассананте, т.е. что если бы какой-нибудь студент или чиновник вздумали сидеть по целым дням за чтением газет или за составлением нелепейших статей по разным вопросам, то в этом не было бы ничего странного, но когда извозчик вдруг обнаруживает особые дарования – не относительно того, как править лошадьми или чего-нибудь в этом роде, но, ударившись в сочинительство, придумывает идеальные формы республиканского правления, за что, пожалуй, не взялся бы даже Мадзини, – то мы имеем полное право заключить, что подобный субъект находится гораздо ближе к дому умалишенных, чем к Валгалле.

В-четвертых, прямым доказательством сумасшествия Лазаретти служат целые страницы горделивого бреда и самовозвеличения. Вот что говорит, например, он, разумея себя самого, в «Манифесте к народам»:

Узнав, что бедный и простой человек выдает себя за Христа и объявляет, что он происходит от племени царя царей, вы, конечно, изумитесь и скажете, что это возмущает человеческую гордость, а между тем это верно: уже века тому назад событие это было предсказано, и во всех книгах говорится о том образце добродетели, который послан в мир.

Горделивое помешательство рассматриваемого нами субъекта уже проявляется, впрочем, и в том, что он пишет к государям, к папе, точно к равным себе или даже низшим, хотя общественное положение его было одно из наиболее скромных.

После высокомерного объяснения со всеми монархами и с Папой Давид прямо обращается к бывшему королю прусскому, нынешнему императору германскому, укоряет его за коварные замыслы против Италии и предсказывает ему разные бедствия. Французам он советует прежде всего разбить нечестивую статую Вольтера и сжечь его сочинения, а пепел, оставшийся от них, зарыть как яд, взятый из ада.

На том же самом месте, – продолжает он, – вы воздвигнете статую Искупителя Иисуса Назарянина, держащего под своею пятою Вольтера, изображенного в виде демона, и пусть Искупитель заградит ему рот крестом, который тот хватает зубами и руками. Когда это будет сделано – божественный гнев смягчится и невзгоды перестанут терзать народ.

Папе он писал, между прочим, следующее:

Прежде всего я обращаюсь к тебе, преемник Петра, видимый глава Церкви, с целью предупредить тебя, чтобы ты не доверял чужеземному вмешательству. Знай, что под предлогом защиты прав Церкви расставляют сети тебе и всей итальянской нации. Замышляется не что иное, как внести бедствие и разорение среди нас, итальянцев.

Короля Италии Лазаретти третирует еще развязнее.

При дворе у тебя, – пишет он ему, – происходит столпотворение вавилонское, управление твое – тирания, разбойничество, законы и учреждения твои переполнены глупыми, еретическими, нелепыми и непонятными правилами, возмущающими нравственное чувство и здравый смысл. Говорю тебе, что хуже не мог бы поступить даже тот, кто вздумал бы открыто идти против всякой нравственности. Каким же образом намереваешься ты, король мой, спастись от этих дурных людей? Я знаю, они довели тебя до крайнего, ужасного положения! Мне очень неприятно будет видеть твою гибель, которая порадует тех, кто сумел лестью довести тебя до этого. Не знаю, чем помочь тебе, король мой, но вижу тебя в дурных обстоятельствах. Если бы я мог быть возле тебя, то, ради твоих предков, я постарался бы спасти тебя.

Но этого мало. Через несколько страниц Лазаретти начинает фамильярничать даже с самим Богом. "Я желал бы, – говорит он, обращаясь к нему, – чтобы вы[21]21
  Сохранено обращение автора к Богу во множественном числе, не принятое у нас.


[Закрыть] перестали относиться с таким презрением"… И потом немного ниже прибавляет: «Я согласен исполнить вашу волю, Господь мой, но лишь на том условии (условие с Богом!), чтобы я мог передать другим свою власть и свои громадные владения (у извозчика-то!); а себе я оставлю бедность, труд» и т.д.

Однако из последующих строк видно, что смирение это было напускное:

Повторяю вам, что я и мои потомки посвящены вам (vi siamo consacrati), и я, как кровный родственник, хочу быть в зависимости только от своих же кровных; этого я требую от вас по праву моих предков. На этих условиях я принимаю сделанное вами мне предложение повелевать миром.

И действительно, в письме к королю он объявил:

Мне, ничтожнейшему из людей, вышедшему из народа… Бог обещал всю землю. В доказательство этого он послал мне дар пророчества и светлый ум для того, чтобы исправлять законы и делать открытия в науках и искусствах.

Великие открытия эти состоят в смешных толкованиях на первые главы книги Бытия с прибавлением нелепейшей палеонтологии, которая могла прийти в голову разве какому-нибудь крестьянину, побывавшему в музее. Вот образчик научных познаний пророка: «Сначала было 15 видов крупных животных; но они все погибли, потому что были слишком велики, – из них 7 жвачных, а 3 амфибии. Строение этих животных было таково, что чешуйчатой шкуры их не могло пробить никакое железо. Были пресмыкающиеся с ядовитым дыханием, предназначенные для воды, и люди называли их животными смерти и яда!!!» и т.д. все в том же роде.

В эпоху сооружения Вавилонской башни на земном шаре произошел разрыв, вследствие чего север отделился от запада. И северные народы живут еще во мраке и нечистотах. (стр. 105)

Вслед за тем автор прибавляет:

Это совсем особенные истины, со времени потопа и до сих пор лишь остававшиеся в памяти людей; открытие этих истин было предоставлено полноте времен (pienezza dei tempi). Человек должен узнать все после снятия этих печатей.

В-пятых, следует еще заметить, что нелепости и противоречия встречаются почти на каждой странице сочинений Лазаретти. Так, например, после того как им было уже сказано, что во время потопа погибли все животные, кроме взятых в ковчег, он прибавляет: «осталось на земле множество животных».