Текст книги "Ветер времени"

Автор книги: Чэд Оливер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

5

Вокруг корабля не было ничего.

Корабль летел – и летел с чудовищной скоростью, но оттого, что сравнить было не с чем, казалось, будто он неподвижно висит в безликой серой вселенной, в туманной пустоте, вне пространства, вне времени, вне пределов человеческого понимания.

Ни звезд, ни планет, ни далеких галактик, подобных жемчужинам на темном бархате пространства.

Только корабль и серая пустота.

Внутри корабля лысеющий толстяк по имени Нлезин ткнул пухлым пальцем в сторону синеватой металлической стенки, отделявшей их от внешней пустыни.

– По моему скромному мнению, – сказал он, – то, что находится там, и есть идеальный приют для человечества. Мы просто не с того начали, как должно быть ясно любому болвану – даже вам, Црига. Человек для космоса – это слизь, инфекция. Так с какой стати должен он жить на зеленых планетах, под голубым небом? Уж если кто-нибудь заслуживает изоляции в Нигде, так это человек.

Корабль наполнял неприятный пронзительный свист атомных двигателей, работавших в поле искривления пространства. Ощущение было такое, как будто свистит бомба, падающая прямо на тебя, – только эта бомба никогда не упадет.

Црига, чья яркая одежда резко выделялась на фоне мягких зеленых тонов этой комнаты, с горечью чувствовал, что он еще очень молод, однако не собирался допустить, чтобы это могли заметить другие. Црига понимал, что Нлезин старается вывести его из себя – ну что же, посмотрим, кто кого!

– Вы остановились на полпути, – сказал он. – И, как всегда, смотрите на вещи слишком оптимистично. Я же считаю, что даже Нигде – еще чересчур хорошее место для нас. Нет, нам требуется Где-то, еще более страшное, чем Нигде!

Нлезин расхохотался. Он смеялся значительно дольше, чем заслуживала шутка. От смеха он даже прослезился.

– И остряк же вы, Црига, – сказал он. – Вам следовало бы застраховать ваше бесценное чувство юмора не меньше чем в миллиард, чтобы неизменно скрашивать нашу жизнь.

– Идите к черту, – огрызнулся Црига и поторопился отойти.

Нлезин перестал смеяться и повернулся к Арвону, который сидел напротив него и читал.

– А вы что скажете, друг мой?

Арвон с некоторой неохотой оторвался от книги.

– По-моему, вы напрасно дразните малыша.

Нлезин издал губами довольно неэстетичный звук.

– Надо же ему когда-нибудь повзрослеть.

– Разве всем нам не надо повзрослеть?

Нлезин насмешливо фыркнул:

– Прекрасный афоризм. Прямо цитата из какого-нибудь моего романа. Вы слишком много читаете, Арвон. Вы превращаетесь в философа. Вам бы пожить на ферме, вдохнуть запахи коровника, поучиться жить.

Арвон сидел непринужденно и свободно, сильными пальцами легко удерживая книгу на весу. Он слегка улыбнулся, но выражение его глаз было скорее недоуменное, чем веселое.

– Никак не могу понять, Нлезин, для чего вы так стараетесь выглядеть Великим Циником.

– Вы хотите сказать, что мне не надо и стараться, что я и так достаточно несносен?

– Я хочу сказать, что это иногда утомительно, вероятно, даже для вас самого.

– Что же вы не начинаете читать мне проповедь о Благородном гуманизме, как Колрак? Не говорите о единстве жизни, гармонии сфер, об уютности пушистых зверьков…

– Нет, увольте, – Арвон прикрылся книгой, как щитом. – Я лучше почитаю.

Корабль слегка завибрировал, пронзительный свист превратился в невыносимый вой.

Дверь отодвинулась, и в каюту вошел Хафидж – астронавигатор. Он держался очень прямо и спокойно. В его странных черных глазах, когда он скользнул взглядом по присутствующим, читалось не столько презрение, сколько безразличие.

– Через минуту мы выйдем из поля, – сказал он. – Советую привязаться.

– А его воздействие еще сказывается? – спросил Арвон.

– В какой-то степени.

– Но ничего… неожиданного не случится? – Црига вытер ладони невероятно пестрым платком.

Навигатор пожал плечами.

Нлезин не мог упустить такой возможности:

– Нлезину это не нравится, – произнес он свою любимую фразу. – Придется поспать на обратном пути – если только нам удастся благополучно выбраться из поля. Аварийное оборудование приведено в состояние готовности, Хафидж?

– Да, – без улыбки ответил Хафидж.

– Погодите! – Нлезин даже привстал. – Что, в самом деле, может произойти…

– Советую привязаться, – повторил навигатор и вернулся в рубку.

Трое оставшихся переглянулись – эта минута сблизила их больше, чем проведенные вместе четыре года.

– Нлезину это не нравится, – сказал Нлезин кисло.

– Даже Арвону это не нравится, – пробормотал Арвон.

Црига, очень юный и очень испуганный, пристегнул ремни и закрыл глаза.

Корабль снова завибрировал. Где-то в стене, где проходил кабель, послышался треск электрических разрядов.

Серая пустота вокруг корабля подступила совсем близко, надвинулась на них, душила…

– Приближается небытие, – произнес Арвон.

Свет померк.

Они ждали.

Корабль вырвался из поля искривления пространства. Это случилось сразу, без всякого перехода. Корабль вынырнул из серой пустоты и оказался в нормальном пространстве, в темном океане, где мерцали островки звезд и где никогда не бывало ветра. Здесь люди чувствовали себя увереннее. Пусть этот океан, где миры казались пылинками, был необъятен, но его они знали, ибо эта вселенная дала жизнь человеку, и понимали его, хотя и не до конца.

Корабль несся по его глубинам почти со скоростью света, но движение не ощущалось, а звезды поблескивали холодным светом неизменно далеко.

Путь предстоял еще долгий.

– Все как будто сошло благополучно, – сказал Арвон, отстегивая ремни.

– Впереди еще посадка, – напомнил Нлезин.

– Выход был не из легких, – проговорил Црига, чье лицо вновь постепенно обретало нормальный цвет. – Нет, меня никто не разубедит, что на этот раз дело чуть не кончилось плохо.

Атомные двигатели теперь гудели тихо, ровно, успокаивающе.

Дверь рубки снова открылась, и в нее просунулась голова Хафиджа.

– Дерриок здесь? – спросил он.

– А как же, – отозвался Нлезин, – прячется у меня под стулом.

– Наверное, он в библиотеке, – сказал Арвон. – Он вам нужен?

– Мы совершим посадку через двенадцать часов. Сейехи хочет подготовить вычислительные устройства для первой разведки. Но он говорит, что не желает все переделывать заново, когда Дерриок удосужится придумать возражения.

– Я схожу за ним, – предложил Арвон.

Он встал и прошел по главному коридору в библиотеку. Антрополог действительно оказался там. Он сидел за длинным столом и, прищурившись, смотрел в аппарат для чтения микрофильмов. По всему помещению были разбросаны пленки, а на столе скопилось изрядное количество пустых и недопитых стаканов.

Вполне возможно, подумал Арвон, что Дерриок даже не заметил перехода в нормальное пространство. И вовсе не потому, что был пьян, – Арвон никогда не видел Дерриока пьяным, сколько бы тот ни выпил, – а просто, когда антрополог ломал голову над какой-нибудь проблемой, все остальное переставало для него существовать. Арвон знал, что некоторые люди обладают подобной способностью, но понять их не мог.

– Дерриок, – окликнул он антрополога.

Тот нетерпеливо отмахнулся а пробормотал:

– Одну минуту…

Арвон выждал минуту и начал опять:

– Мы идем на посадку через двенадцать часов. Сейехи хочет подготовиться к разведке.

Антрополог поднял голову. Под глазами у него были темные круги, а не причесывался он по крайней мере неделю. Этот широкоплечий, начинающий полнеть человек производил впечатление настоящего ученого. Арвону Дерриок всегда нравился, но антрополог держался замкнуто, по-видимому, считая, что общаться стоит только с людьми, серьезно занимающимися наукой. Арвон знал, что Дерриок видит в нем всего лишь богатого бездельника, и тот факт, что для участия в полете он изучил зоологию, ничего не менял.

– Через двенадцать часов?

– Да. Мы снова в нормальном пространстве.

– Ах так, вот почему эти проклятые лампы тускнели! – Дерриок отодвинул аппарат, встал и потянулся.

– Как вы думаете, найдем мы что-нибудь на этот раз? – спросил Арвон.

Антрополог взглянул на него.

– Думаю, что нет, а вы?

– То же самое, но хочу надеяться, что найдем.

– Надежда – вещь обманчивая. Не полагайтесь на нее. Знаете, сколько осмотрено планет за все полеты в космос?

– Вероятно, около тысячи.

– Тысяча двести одна, считая и ту, которую мы осмотрели во время последней высадки. Следовательно, имеется тысяча двести один шанс против одного, что мы найдем то же, что и прежде.

– Статистика иногда вводит в заблуждение.

– Но все-таки реже, чем надежды, Арвон. Всегда ставьте на большую вероятность – и выйдете победителем.

– Разрешите мне пойти с вами в рубку?

– Пожалуйста, – Дерриок улыбнулся. – А что, Нлезин льет холодную воду на ваши надежды?

– В общем да, – признался Арвон.

Они вышли в коридор и медленно направились к рубке, а тем временем корабль вместе с ними летел сквозь ночь к новому солнцу и новым мирам, где, возможно, их ждало новое решение проблемы, которая стояла перед ними и которую было необходимо разрешить.

Атмосфера в рубке была неуловимо иная. И дело было не в физической разнице: никакой счетчик, никакой прибор не уловил бы царившего в ней напряжения. Своеобразие ее переходило в индивидуальность. Это своеобразие было вполне реально, оно воздействовало на каждого посетителя, но объяснить его сущность было бы нелегко. Отчасти причина заключалась в самой рубке. На море человек у штурвала чувствует волны, течения и черную глубину под днищем судна, и так же обстоит дело на корабле, который несется по безграничному океану космоса.

Отчасти причина заключалась в Хафидже. В отличие от остальных астронавигатор чувствовал себя в космосе как дома. Его худощавая фигура и темные глаза, далекие, точно звезды, были частью рубки, неотъемлемой от нее. Нельзя сказать, что Хафидж любил черные бездны между мирами, но к ним его влекло, как к любимой женщине, и он неизменно возвращался к ним.

Отчасти причина заключалась в Сейехи: незаметном, скромном, сливавшемся с рубкой, а вернее – с вычислительными машинами, которыми он заведовал. Члены экипажа прозвали его «Обратной Связью», и, слыша это прозвище, Сейехи неизменно улыбался, словно комплименту. Он прекрасно знал свои машины, отдавал им все свое время и, пожалуй, любил их по-настоящему.

Но в основном атмосферу рубки создавал Уайк.

Уайк был для них всех «Капитаном», и они воспринимали его только так. Разумеется, у него была какая-то своя жизнь и до того, как он отправился в космос и взялся за поиски с таким непреклонным упорством, что никто не мог с ним в этом сравняться. Несомненно, он где-то родился, рос в семье, жил, смеялся, любил. Конечно, у него было такое прошлое, но оно осталось неведомым для спутников капитана. Это был его четвертый полет, а двадцать лет в космосе – долгий срок для любого человека. Капитан был невысок, крепок и обладал железным характером. Он почти не улыбался, даже если бывал пьян, а это случалось редко. В нем бурлила энергия. Даже когда Уайк стоял неподвижно, устремив глаза на приборы, казалось, что он заряжен электричеством, полон напряжения, готов к неожиданному действию.

Да, рубка была непохожа на остальные помещения корабля. За ее стенами можно было шутить над тем, что увело их от родины на световые годы, над обманчивой надеждой, изменявшей им в каждом мире, где они успели побывать. В других помещениях люди могли отдохнуть и, хотя бы ненадолго, забыться.

В рубке не отдыхали, не забывались.

Арвон держался в стороне. Он был здесь чужим и своим стать не мог, как бы ему этого ни хотелось.

– Приступайте, Дерриок, – сказал капитан сдержанным, но полным энергии голосом. – Через одиннадцать часов мы будем готовы для вас.

Дерриок взглянул на Сейехи:

– Обычная процедура?

Вычислитель кивнул.

– Мы облетим наиболее подходящую планету в пяти милях от ее поверхности. Приборы приготовлены для полной разведки, возможной на этой высоте, и зарегистрируют плотность населения, радиоволны, всевозможные излучения энергии. Сперва мы делаем оборот по экватору, потом через полюса. Я настроил вычислительные устройства на общий анализ получаемых данных.

– Мне понадобятся карты, – сказал антрополог.

– Вы их получите. Что-нибудь еще?

Антрополог заложил руки за спину.

– Да. После того как ваши машины доложат, что на планете отсутствует так называемая разумная жизнь…

– Вы хотите сказать «если они доложат»? – прервал его капитан.

Дерриок пожал плечами.

– Пусть будет «если», – поправился он без особой убежденности в голосе. – Если произойдет неизбежное, я хочу, чтобы Хафидж пролетел над планетой как можно ниже и дал мне возможность убедиться своими глазами. Всегда существует математическая вероятность культуры, не знающей потребления высоких энергий. И мне следует на нее посмотреть, прежде чем мы в нее ворвемся.

– Это все?

– Пока все, – Дерриок повернулся к капитану. – Вы поставите защитные экраны, Уайк?

– Я не собираюсь рисковать.

– Прекрасно. Пойдемте, Арвон, надо выпить перед работой.

Они вышли из рубки и направились к бару – небольшой нише в стене. Дерриок достал бутылку, два стакана, и они выпили.

Арвон почувствовал, что вино приободрило его, и обрадовался. Он старался не думать о предстоящем разочаровании. Но с каждым годом надежда гасла и пессимизм Нлезина, становившийся все более невыносимым, был вполне объясним.

Хоть бы все планеты до единой были необитаемы! Все-таки было бы легче.

– Почему вы отправились в этот полет? – неожиданно спросил Дерриок, наполняя второй стакан. – Ведь, кажется, дома вам жилось неплохо?

Арвон улыбнулся, вспоминая. Большая загородная вилла, гобелены, книги, уют. И города, театры, женщины…

– Слишком хорошо, – ответил он.

Дерриок залпом выпил полстакана.

– Я вас не понимаю, – сказал он откровенно.

– Значит, мы квиты.

– А ведь мы никогда не найдем того, что ищем, – сказал антрополог.

– Должны найти. Ничего другого нам не остается.

– Снова лелеете надежды, Арвон?

– А чем это плохо?

Корабль продолжал свой путь. Он пронзал невообразимую тьму, стремясь навстречу свету.

Навстречу желтому солнцу, по бокам которого было еще два солнца – одно поближе, другое далеко.

Система Альфы Центавра, находящаяся на расстоянии в четыре световых года от мира, именуемого Землей.

6

Колрак сидел в одиночестве, уносясь мыслями в неизвестный мир под кораблем. Он не любил оставаться один в такие часы ожидания, но Хафидж был занят, а только с ним Колрак чувствовал себя просто и легко.

«Наверное, причина в звездах, – думал он о Хафидже. – Он долго смотрел на звезды, а так зарождается мудрость».

Но, к сожалению, сейчас он не мог поделиться своими мыслями с Хафиджем.

Колрак не в первый раз задумался над тем, что космический корабль – малоподходящее место для священника. Почти все остальные члены экипажа считали его мистиком и не интересовались им. В этом определении не было ничего презрительного: называя его «мистиком», они просто констатировали, что он им чужой – человек, с которым обходятся вежливо, не принимая его всерьез.

Что ж, быть священником в эту эпоху действительно несколько нелепо. Церковь на Лортасе в свое время была могущественна, но когда настал этот век, она уже давно утратила единство и силу. В лучшем случае религия теперь воспринималась как одно из философских течений, а в худшем…

Если бы только человек не проник в космос! Если бы только он не открыл там того, что открыл!

– А, Колрак! – прервал его размышления чей-то голос. – Что новенького обещает магический кристалл?

Ну, конечно, Лейджер! Неужели этот журналист не оставит его в покое даже сейчас? Наверное, он будет болтать чепуху на самом пороге вечности!

«Такие мысли несовместимы с милосердием, Колрак! Если ты не находишь милосердия в своем сердце, то как ты можешь требовать, чтобы другие были милосердны?»

– Магический кристалл, к сожалению, затуманился.

Лейджер уселся в кресло. Он был неряшлив – неряшлив в одежде, в работе и даже в мыслях. Правда, его путевые очерки популярнее романов Нлезина, думал Колрак, но зато о них скорее забудут.

«Вспомни о милосердии, Колрак!»

Лейджер нацарапал на листке бумаги: «Эй, Центавр Четыре, ворота шире!» Он довольно усмехнулся, а Колрак выдавил из себя слабое подобие улыбки.

– Очередная сенсация! Мы облетаем груду древних камней под жужжание и треск машин Сейехи, ныряем вниз, чтобы Дерриок мог еще раз одним глазком полюбоваться на свои вечные проблемы. Потом – хлоп! «Добрая Надежда» садится на брюхо! Мы все вылезаем наружу и начинаем шарить там и сям – и что же я получаю от всего этого? Еще одну главу, как две капли воды похожую на предыдущую. Центавр Четыре, скучнейшая в мире!

– Всегда есть шанс, – сказал священник. «А есть ли он? Есть ли?»

– Ну, как же, как же! – физиономия Лейджера сморщилась и вдруг стала похожа на пухлое лицо Нлезина. – Однако Нлезину это не нравится!

– Нлезину случалось ошибаться, – терпеливо возразил Колрак.

– Ну еще бы, еще бы! Помнится, даже дома, на старичке Лортасе, еще до того, как мы помчались навстречу восходу, Нлезин разглагольствовал…

Сделав усилие, Колрак перестал слушать. Голос рядом превратился в неприятное, бессмысленное гудение. «Господи, неужели мы не лучше других? Неужели мы должны пререкаться и злословить друг о друге, даже здесь, даже сейчас, в глубинах Ночи?»

Далеко внизу бурый мир – четвертая планета Альфы Центавра – несся в пространстве по орбите вокруг своего пылающего Солнца.

В рубке «Доброй Надежды» Дерриок оторвался от ленты вычислительной машины и покачал головой.

– Снижайтесь, – сказал он капитану.

Корабль уже довольно давно вышел из бесконечной космической ночи и вошел в тонкую полоску синевы. Он пронизал волнующееся море белых облаков и ворвался туда, где был солнечный свет, ветер и горизонт.

Теперь же корабль спустился еще ниже, и казалось, что снежные пики гор вот-вот вспорют ему брюхо. С ревом и громом сверкающий титан мчался сквозь ветры и дожди, и вслед ему грохотал воздух.

Корабль несся над континентами и бурными морями, отбрасывая веретенообразную тень на пустынные острова и вспугивая лесных птиц. Он промелькнул над желтыми песками пустыни, взметнув за собой новые дюны.

Дерриок отрывался от телеискателя, только чтобы сделать пометки в блокноте.

Спустя шесть часов он устало поднялся.

– Все то же самое, – сказал он Уайку.

Капитан остался спокоен. Выражение его лица не изменилось. Лишь мускулы напряглись еще больше.

– Вы могли бы предложить подходящее место для полевых исследований?

Сверившись с блокнотом, антрополог назвал Хафиджу координаты замеченных им сверху развалин, которые могли представить для них наибольший интерес.

Теперь в рубке властвовало отчаяние, давно знакомое отчаяние, безмолвное и незаметное. «Все то же самое. Всегда то же самое!»

Корабль с грохотом повернул к району, указанному Дерриоком. Он встал вертикально и выпустил столб кипящего пламени на пески, которые ждали его с вековым терпением. Потом скользнул вниз, коснулся земли и замер.

Наступила тишина.

Проверка показала, что воздух этой планеты непригоден для дыхания. Собирать вертолет никому не хотелось, и было решено отправиться к развалинам пешком, благо они были где-то совсем рядом. Дерриок, Црига, Нлезин, Лейджер и Арвон надели маски. Остальные остались на корабле.

Внутренний люк выходной камеры захлопнулся, и медленно, с шипением открылся наружный люк. Дерриок первым спустился по трапу. За ним следовал Арвон. Он поежился, хотя снаружи вовсе не было холодно. Его сапоги погрузились в желтый песок. Арвон остановился и прислушался. После непрерывного гудения механизмов корабля звуки, которые он услышал, показались ему необычными.

Он услышал вздохи ветра в пустыне, ветра, который играл океанскими волнами и будет играть ими вновь. Шорох сыплющегося, движущегося песка. Этот шорох напоминал шум дождя, но небо над ними было безоблачно-синим, а солнце – теплым и ласковым. Резко очерченные тени людей скользили впереди них по волнистому песку.

И этот же шорох был шепотом смерти, тихим равнодушным рассказом о жизни, которая была когда-то, а теперь исчезла навсегда.

«Смерть, – подумал Арвон, – здравствуй, старая знакомая!»

– Пошли, – окликнул их Дерриок и зашагал по песку. – Скорее, если хотите до ночи вернуться на корабль.

Арвон подошел к остальным, и они двинулись гуськом через пустыню, а песок сыпался им в сапоги, забирался под рубашки.

«Ванна сегодня не пометала бы», – подумал Арвон и улыбнулся неуместности этой мысли.

Позади них посреди унылой пустыни возвышался корабль. Впереди, беззащитно и голо, в сыпучих песках лежало то, что некогда было городом, а для кого-то – родным домом.

Как описать печаль веков? Какую эпитафию начертать на надгробном памятнике человечеству?

Арвон взглянул на Нлезина и на Лейджера. Какие строчки появятся в их записных книжках, какими словами они выразят то, что видят здесь, в мире, название которого для остальных их соотечественников – всего лишь пустой звук?

Все возможные слова уже столько раз использованы…

Арвон взглянул на грузного Дерриока, пробиравшегося между руин. Как ему удается видеть только отвлеченные проблемы в этом городе, где исчезли даже мертвецы? Как ему удается замечать только типы зданий, источники энергии, принципы планировки и уровень техники? Как устроены глаза, которые не видят призраков? Какие уши надо иметь, чтобы не слышать шепотов, сетований, далекой, утраченной музыки?

По улице, по которой они идут сейчас, когда-то ходили другие люди. Тогда не было ни песка, ни зазубренных бетонных обломков – никаких свидетельств гибели и разрушения, никаких рубцов, оставленных огнем. А вот деревья тут, наверное, были. Зеленая трава. Деловой шум. Мелькающие лица: счастливые, печальные, красивые, безобразные. Телеэкран последних известий: новости и изображения со всех концов мира. Что было новостями для них, чей конец был так близок? О чем они думали, говорили, шутили?

«Завтра ожидается переменная облачность, днем небольшой дождь… Зеленые выиграли сегодня Серебряный приз, игра была сенсационной… Некий делец сошел с ума, когда возвращался из конторы домой: до того, как его схватили, он успел пырнуть ножом трех собак и объяснил полицейскому, что собачий лай не дает ему спать по ночам… Положение в Океании серьезнее, чем кажется, но Совет считает, что оснований для особых опасений нет… Повторяем: завтра будет переменная облачность, днем ожидается небольшой дождь…»

Голоса, лица, смех.

Арвон обошел разрушенную стену и направился вслед за Дерриоком к центру развалин. Да, конечно, он фантазирует, и призраки, которые будто бы идут рядом с ним, тени, которые будто бы мелькают в зияющих провалах, некогда бывших окнами, – все это лишь плод его воображения. Однако эти призраки реальны – призраки всегда реальны на кладбищах цивилизаций, столь же реальны, как мужчины и женщины, которых он знал на Лортасе, и столь же слепы…

«Плачь о них, ибо они не могут больше горевать! Плачь о них, ибо они смеялись, они любили, они исчезли!»

– Вот библиотека! – позвал их Дерриок.

– Вернее, ее остатки, – поправил Нлезин.

– Ну и каша! – сказал Црига.

Лейджер сделал снимок.

– Глава энная, – проворчал он. – Выводы смотри в главе первой.

Они забрались внутрь. Их фонари посылали в темноту снопики бледного света, шаги гулко раздавались в тихих коридорах. Повсюду лежал песок и клубилась пыль.

– Никаких признаков пожара, – удовлетворенно сказал Дерриок. – Ищите периодику, она, возможно, уцелела, если эта засуха длится давно. Как ваше мнение, Црига?

Црига пожал плечами.

– Следов влаги действительно не видно. Возможно, дожди не выпадали со времен взрыва.

– Неплохая добыча, – заметил Дерриок. – Романы не нужны, попробуйте отыскать исторические сочинения. Может быть, помогут иллюстрации. Пересъемку, конечно, придется вести наугад.

– Я все-таки займусь романами, – объявил Нлезин. – Как знать, может быть, какой-нибудь бедняга думал, что его творение будет жить вечно.

Впервые Арвон почувствовал к Нлезину что-то вроде симпатии.

А что нужно искать в случайной библиотеке случайного города в еще одном мертвом мире? Какие слова надо отобрать, чтобы лингвисты повозились с ними, вычислительные машины проанализировали их, а газеты устроили с их помощью очередную сенсацию? Какие можно отыскать строки, чтобы появился еще один комментарий к истории еще одного человечества?

Арвон наугад доставал тома из герметически закрытых шкафов, где хранились старые книги. Его познаний в лингвистике кое-как хватало, чтобы примерно определить их содержание. Некоторые его догадки, конечно, окажутся неправильными, но что бы он ни отобрал, будет уникальным. Поэзия – несомненно. Романы – конечно. А также история, наука, политические трактаты и автобиографии – главное, автобиографии.

– Пора уходить, – сказал Дерриок спустя, как показалось, несколько минут, а на самом деле несколько часов. – У нас еще есть время, чтобы кое-что поснимать. Заметили статую на площади? Почти целая – только бы найти голову.

– Голову она, наверное, спрятала в песок, – предположил Нлезин. – Я ее не осуждаю за это.

Они продолжали работать, а пылающее солнце все ниже склонялось к горизонту. Это было хорошее солнце, и оно делало свое дело, как всегда, не обращая внимания на то, что освещает мертвый мир.

Город в целом был уже заснят с корабля, и большую часть времени экспедиция провела в разрушенных домах, запечатлевая на пленку то немногое, что еще уцелело.

Закончив работу, они вновь прошли по улицам, заваленным обломками, и оказались среди песчаных волн пустыни. Вокруг стонал ветер, рвавшийся в город, завывавший среди развалин и в черных дырах бывших окон.

Скорее на корабль – ночь уже близка.

Наружный люк с шипением закрылся. Сухой воздух Четвертой Центавра выкачали из выходной камеры и возвратили миру, который давно в нем не нуждался. Его сменил чистый, чуть влажный воздух корабля. Внутренний люк отворился, и они вернулись к себе.

Очистить сапоги от песка, смыть песок с тела. Надеть чистую одежду, которая не пахнет пылью веков.

– Ну вот, – сказал Дерриок. – Еще с одним миром разделались.

– Маленький человек, что ты знаешь? – отозвался Нлезин.

Трудно было шутить, невозможно не помнить. Первые часы после возвращения экспедиции на корабль всегда бывали трудными. Каковы же их собственные шансы, шансы выжить?

Миллион против одного?

Миллиард против одного?

«Старайся не думать об этом. Занимайся своим делом. Плачь, если иначе не можешь. Смейся, если сумеешь».

– Я не хочу ничего от вас скрывать, – сказал капитан и обвел всех взглядом. – На этот раз, когда мы выходили для посадки из поля искривления, у нас были неприятности. Они могут повториться.

Все молчали.

– Так или иначе, мы все равно скоро должны будем повернуть обратно, – продолжал капитан. – Надо решить одно – возвращаться ли немедленно или сделать еще одну попытку.

Молчание.

– Вам решать, капитан, – сказал наконец Хафидж.

– Все с этим согласны?

Согласны или нет – никто не стал возражать.

– Ну, что же! – и невысокий, исполненный внутреннего напряжения человек повернулся к пульту управления. – В таком случае предпримем еще одну попытку. Хафидж, готовьтесь к старту. Сейехи, рассчитайте курс на ближайшую звезду группы «G». Отлет через тридцать минут.

Это были долгие тридцать минут. Корабль, на несколько часов принесший жизнь на Четвертую Центавра, стоял в пустыне, окутанный мраком теплой летней ночи. Город, лишившийся своих грез, был лишь сгустком тьмы под звездным небом. В дюнах плакал ветер, взывая, взывая…

Вспышка белого кипящего пламени. Удар грома, сокрушивший тишину и сменившийся рокотом, который затих в направлении звезд.

И вновь вековечная тишина.

Корабль улетел.