Текст книги "Глубокое синее море"

Автор книги: Чарльз Вильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Глава 4

– Хотите, чтобы я вырезал вам аппендицит? – спросил Линд. – Или сделал оттяжку спинного мозга? Вырвал воспаленный зуб? Излечил от венерической болезни? Все эти занятия доставляют мне удовольствие. И приносят успех.

Годард ухмыльнулся и показал на череп, который служил опорой нескольким книгам, лежавшим на столе.

– Я бы так не сказал, если предположить, что этот раньше был вашим пациентом.

– Эту штуку я купил на Ямайке, – отозвался Линд. – Хотите выпить?

– Конечно! Особенно если мне приходится выбирать между выпивкой и операцией.

Линд выдвинул ящик, достал оттуда бутылку с виски и два стаканчика.

– Когда в Новом завете речь идет о вине, то под ним подразумевается всегда лишь чистый, еще незабродивший виноградный сок. Греки сделали не правильный перевод.

– Да, об этом я уже слышал однажды, – со смехом ответил Годард и оглядел каюту. На первый взгляд можно было подумать, что по ней прошел смерч, но потом становилось ясно, что в этом была виновата лишь мужская небрежность. Каюта была больше похожа на комнату для приема больных и одновременно на библиотеку после небольшого землетрясения. Книги стояли и лежали самые разнообразные – на испанском, английском и французском языках. Трактаты по медицине, справочники по оказанию первой помощи, а рядом Фолкнер, Гете, Шекспир и, конечно, Сартр.

Линд протянул стакан Годарду, и они чокнулись.

– Ваше здоровье, – сказал Гарри. – Вы изучали медицину?

– Два года. А вы раньше были моряком?

– Сделал несколько рейсов в юношеские годы. А как вы об этом догадались?

– Вы же меня спросили, не офицер ли я? Помните? – Линд вытащил выдвижной ящик. – Вот эти брюки должны быть вам впору. Какой у вас рост?

– Сто девяносто один.

– В таком случае, подойдут. – Линд протянул ему две пары легких фланелевых брюк. – И вот еще спортивная рубашка, которую можно не гладить. – Потом приложил к этому носки, пояс, белье, полотенца и носовые платки. А также электробритву.

– Тысяча благодарностей, – сказал Годард, – Знаете, у меня слабый желудок. Никогда не могу обедать вместе с людьми, которые не меняют своей одежды. – Линд выпил рюмку. – Да, жаль, что у вас нет никакой болезни. Вытаскиваешь человека посреди океана, а он, оказывается, здоров как бык.

Каюта «В» на штирборте имела две койки, стол, шкаф и маленький коврик. В ней был даже душ. Обедали в половине второго, ужинали в шесть. Так объяснил Барсет. Бара, добавил он, нет, но Годард может купить себе все, что имеется на складе. Гарри пробежал глазами список и заказал пять бутылок джина, бутылку вермута, три блока сигарет.

– И попросите, пожалуйста, каютного стюарда, чтобы принес мне вазочку со льдом.

После этого он принял душ, надел брюки, подаренные ему Линдом, и спрятал остальные вещи в шкаф.

Стюард, обслуживающий каюты, вошел, даже не постучав в дверь. Это был молодой парень с зелеными глазами и одутловатым лицом. Крупные руки хорошо сочетались с широкими плечами.

– Куда вам это поставить? – спросил он.

– На стол, – ответил Годард. – Как вас зовут?

– Рафферти.

– А откуда вы родом, Рафферти?

– Из Окленда. Или из Питтсбурга. – Он поставил поднос на стол и немного вызывающе спросил:

– А почему вас это интересует?

– Я и сам не знаю, – отозвался Гарри. – Кстати, вам никто не говорил в Окленде или Питтсбурге, что, прежде чем войти, нужно постучать в дверь?

– Попытаюсь не забыть об этом в следующий раз, мистер Годард. Попытаюсь…

– Я бы очень рекомендовал вам не забывать об этом, Рафферти, – дружеским тоном заметил Гарри. – Иначе рано или поздно какой-нибудь сукин сын даст вам пинка…

Он заметил, как в глазах Рафферти вспыхнуло удивление. Такая реакция, похоже, была для этого парня внове. Он ушел.

Годард приготовил себе целый бокал коктейля и второй раз за это утро остался собой недоволен. Но, возможно, это была лишь естественная реакция на внешние явления, которая какое-то время спала в нем. Гарри выпил коктейль и вышел из каюты. Если он правильно понял, столовая находится рядом с каютой Барсета, а перед ней должен быть салон. Годард прошел по коридору, который выходил на палубу, и вскоре добрался до широкой двойной двери, ведущей в салон.

Заглянув туда, он увидел длинную софу и несколько кресел. Были тут и прикрепленные столы, а также несколько книжных полок. Какая-то блондинка стояла спиной к нему и смотрела в иллюминатор. На ней было цветастое платье без рукавов. На ногах – золоченые сандалии. И руки, и ноги покрытые темным загаром.

– Миссис Брук? – спросил он. Женщина обернулась. Он увидел маленькое лицо с высокими скулами и слегка раскосыми синими глазами. Да, люди были правы: она хорошенькая. Но еще большее впечатление на него произвела ее манера держаться. Она улыбнулась, но глаза ее остались холодными и безучастными.

– Да. Как вы себя чувствуете, мистер Годард?

– Меня еще ни разу не спасали, – ответил он. – Поэтому я и сам не знаю, как я себя чувствую. Ведь это вы меня спасли?

– Ну, не в буквальном смысле. И потом, это вышло совершенно случайно…

– У меня есть свидетели, миссис Брук. Так что вам уже не отвертеться. Вам остается только надеяться на милость суда. Вы пьете? – Он показал на стакан.

– Немного. Да и то только с постановщиками фильмов, выловленными из океана.

– В таком случае, по моим понятиям, вы не алкоголичка. Если сделаете исключение для бывшего постановщика фильмов, то я отважусь пригласить вас на рюмку коктейля.

– Большое спасибо, – сказала она. Он вернулся в каюту, взял бутылку и второй стакан.

Они сели за один из столиков, предназначенных для игры в бридж.

– Пока я знаю о вас очень немногое, – произнес Годард. – Только то, что вы блондинка, очень миленькая и, видимо, скандинавского происхождения. Кроме того, вы страдаете бессонницей, ненавидите самолеты и у вас красивые глаза. Что вы скажете по этому поводу?

– Мне это очень льстит, но не все, что вы сказали, правда. К самолетам я не испытываю ненависти.

– Не беда, миссис Брук. Вы можете любить самолеты или ненавидеть их. Самое главное – не сомневаться в божественности автомобиля.

Она улыбнулась:

– Я больше люблю корабли, чем самолеты. К тому же, работаю в пароходстве. Мой отец был капитаном.

– Американского корабля?

– Нет, датского.

Корабль ее отца, рассказала она, был торпедирован во время войны, и ее мать вторично вышла замуж, когда ей было всего двенадцать лет. Ее отчим жил в Европе и на Кубе, был бизнесменом, а сейчас снова обосновался в Штатах. Сама она ходила в школу в Бёркли, потом получила образование экономиста и работала в Сан-Франциско, в пароходстве «Копенгаген пасифик лайн», то есть там же, где работал ее отец.

– Датчане всегда держатся друг за друга, – продолжала она. – Когда умер мой муж, я поинтересовалась в пароходстве, нет ли у них работы для меня в Южной Америке. И поскольку бегло говорю по-испански, мне предложили место в Лиме. Там я проработала год, а теперь меня перевели в Манилу. Так как мое пароходство не обслуживает рейсы на Филиппины, то мне пришлось купить билет на пароход другой компании.

Такая безыскусная и простая биография в какой-то мере даже может послужить защитой, подумал Годард. Но тем не менее она не объясняла, почему столь милая вдовушка в одиночестве пересекает Тихий океан на таком корыте.

В салон заглянул какой-то человек. Если верить описаниям Барсета, тот самый пассажир с польской фамилией. Он действительно выглядел болезненным и даже в белом льняном костюме и пурпурно-красной рубашке очень походил на гробовщика. Раньше он, видимо, был сухим и жилистым мужчиной, но теперь от него остались кожа да кости, одежда болталась на нем, как на вешалке. Его изможденное лицо и лысый череп были белыми как мел, словно он уже несколько лет не видел солнца.

– Доброе утро, мистер Красицки, – произнесла Карин. – Я очень рада, что сегодня вы на ногах. – Она познакомила мужчин, и они пожали друг другу руки.

– Вы были… как это сказать… вам очень повезло, так? – спросил Красицки с сильным акцентом. – И вы должны меня извинять. Я плохо говорить по-английски.

– Вы поляк? – поинтересовался Годард.

– Да, но уже много лет живу в Бразилии. Вероятно, это один из тех, кто остался после Второй мировой войны без родины, подумал Гарри. Красицки быстро ушел, а вслед за этим в дверях появилась Мадлен Леннокс, – Как я вижу, вы уже наслаждаетесь своей знаменитостью, – заметила она лукаво.

Годард сразу понял, что за нарочитой и броской моложавостью скрывается довольно умный человек. Это, как правило, объясняется тем, что пятидесятилетние часто вынуждены конкурировать с тридцатилетними. Но здесь? О каких конкурентах может идти речь на этом корабле?

Мадлен действительно выглядела очень моложаво, особенно по части фигуры. Впрочем, железная диета и регулярные занятия спортом любую талию сделают стройной. Лицо ее было миловидным, но имело более резкие черты, чем, скажем, у актрисы в том же возрасте. Глаза красивые и даже умные, но только в те моменты, когда она не собиралась очаровывать мужчин.

«Тин-Хан» она тоже видела, и этот фильм ей очень понравился.

– Не правда ли, такой эпический размах? – повернулась она к Карин. И добавила:

– А если окажется, что мистер Годард был моряком и вдобавок знал ее покойного мужа, то это будет вообще фантастично. Он служил лейтенантом на одном крейсере, который участвовал как раз в том , бою, который был показан в фильме.

Годард ответил, что, к сожалению, ему не довелось знать лейтенанта по имени Леннокс.

Мадлен жонглировала именами людей, которых знала в Южной Калифорнии, Сан-Диего и Беверли Хиллз, но Годарду эти имена ничего не говорили. При этом, словно нечаянно, она коснулась своей ногой его ноги. Гарри даже не обратил на это внимания. Должно быть, у нее это вышло нечаянно – ни одна дама не будет вести себя так вызывающе.

Разумеется, она рассказала ему также, почему оказалась на борту «Леандра». Взяла билет на другой пароход, но потом заболела и должна была в Лиме лечь в больницу. Ее коленка снова коснулась ноги Годарда и осталась прижатой к ней. А сама миссис Леннокс перешла тем временем на другую тему, заговорив о погоде. Напоследок она сделала даже несколько недвусмысленных намеков. И это при том, что они знали друг друга всего десять минут.

Не может быть, чтобы это было ей так необходимо, подумал Годард. Возможно, она просто боялась более молодой женщины и пыталась, как говорят американцы, «застолбить участок». Он даже не знал, пожалеть ли ее, посмеяться ли над ней, или просто не обращать на нее внимания. Гарри уже несколько месяцев не имел общения с женщинами и иногда даже подумывал, а не развивается ли у него импотенция.

Прозвучал гонг, призывающий к обеду. Годард извинился и отнес бутылку обратно в свою каюту. Остаток коктейля он выпил, думая при этом о Мадлен Леннокс.

Войдя в столовую, он увидел два стола – каждый на восемь персон. Капитан Стин сидел» во главе одного из них. Справа от него – Карин, слева – Мадлен Леннокс. Другой стол был полностью свободен.

Годард вопросительно посмотрел на стюарда.

– Ваше место – здесь, – сказал тот, указывая на стул рядом с Мадлен Леннокс.

Годард сел и подумал, как же теперь будут играть ноги этой пятидесятилетней вдовушки? Потом появился мистер Красицки. Казалось, он тоже не знал, где ему сесть, и стюард показал ему на стул рядом с Карин. Обе женщины улыбнулись ему, а капитан даже сказал:

– Мы рады видеть вас в полном здравии, мистер Красицки.

Поляк кивнул, попытался выдавить улыбку, но ничего не ответил. Гарри заметил еще два свободных прибора. Один из них, вероятно, был предназначен для Линда. Стюард не торопился наливать суп, и капитан, казалось, тоже чего-то ожидал. Наконец, стюард доложил:

– Мистер Эгертон просил передать, что он не хочет есть, и мистер Линд тоже не придет.

Капитан кивнул, наклонил голову и начал читать молитву. Когда он кончил, Красицки спросил:

– Мистер Эггер… Эдгер… или как там зовут того, другого пассажира?

– Да, ведь вы с ним еще не знакомы? – спросила миссис Леннокс. – Его зовут Эгертон. Он вам наверняка понравится. Это очень милый человек. Англичанин. Полковник в отставке.

– Говорите, англичанин? – переспросил Красицки с каким-то напряженным выражением.

– Да, – ответила Мадлен. – Но жил в Аргентине.

Стюард начал разливать суп, а Красицки продолжал упорно смотреть на миссис Леннокс.

– И долго он там жил? Годард заметил, что Карин задумчиво смотрит на поляка, а Мадлен ответила ему, что этого она не знает.

– Вы должны меня извинить, – пробормотал Красицки, – я плохо говорить по-английски. – Уголки рта его задрожали, и он начал торопливо есть суп.

Обе женщины очень хотели узнать, что же такое приключилось с яхтой Годарда. Тот извинился перед капитаном, который уже знал всю историю, и довольно подробно рассказал обо всем, надеясь, что ему не придется это излагать в третий раз в присутствии Эгертона.

– Поскольку напряжение последних дней все еще оставалось, после обеда Гарри решил поспать. Когда же проснулся, было уже почти пять. Он почувствовал себя разбитым, усталым, поэтому принял душ и вышел на палубу, чтобы согнать с себя плохое настроение.

Сделав несколько кругов по средней палубе, он поднялся на верхнюю. На мостике стоял Линд, и Годард в знак приветствия поднял руку. Будучи пассажиром, он имел право подняться на мостик только в том случае, если его туда пригласят. Мимо него прошел радист, лишь безучастно глянув на него. В следующий момент из рубки вышел капитан. Радист протянул ему формуляр, и Стин окликнул Годарда, сказав ему, что все в порядке.

– Чудесно! – отозвался тот. – Быстро же вам удалось связаться.

– Это пришло подтверждение наших агентов из Сан-Педро, что они получили деньги, – объяснил Стин.

– Станция в Буэнос-Айресе имеет для нас сообщение, – сказал радист, – но я никак не могу на них выйти.

– Возвращайтесь к себе, Спаркс, – ответил капитан, а когда радист ушел, удивленно повторил:

– Буэнос-Айрес? Кому мы там могли понадобиться? Или, может, речь идет о радиограмме для кого-нибудь из пассажиров?

– Одна из моих подруг желает мне всяческих благ и здоровья ко дню моего рождения, – со смехом пояснил Линд и подмигнул Годарду. – Они есть у меня во всех частях света.

Гарри вернулся к себе в каюту и приготовил новую порцию коктейля. Потом лег на койку и уставился в потолок. Что он будет делать по приезде в Манилу? Нельзя ни на минуту забывать, что ты всего лишь обезьяна. Так должен думать о себе каждый разумный человек. Все свое время тратишь на какую-то мышиную возню, а потом останавливаешься, с трудом переводя дыхание, оглядываешься назад и спрашиваешь себя: а к чему все это?

Гонг к ужину отвлек его от мрачных мыслей. Когда он вошел в столовую, Карин и Мадлен Леннокс уже были там и разговаривали с капитаном. Гарри вспомнил, что, кажется, он обещал угостить Мадлен мартини.

Как вскоре выяснилось, она этого не забыла. Одетая чересчур элегантно, Мадлен крикнула ему, как только он появился:

– Мистер Годард, ваши обещания ничего не стоят!

– Прошу прощения, – ответил он с ухмылкой, – дело в том, что я незаметно задремал. – Он повернулся к Карин:

– Миссис Брук, если я типичен для людей, которых вы спасаете, то посоветовал бы вам подыскать другое поле деятельности. Она рассмеялась.

– Думаю, вы еще не знакомы с мистером Эгертоном, – сказала она, и Годард обернулся.

Эгертон вошел следом за ним. С аккуратно зачесанными волосами, ухоженными усиками и черной повязкой на глазу он производил довольно внушительное впечатление.

– Добро пожаловать на борт нашего корабля, мистер Годард, – произнес Эгертон и бросил при этом восхищенный взгляд на обеих женщин. – Наконец-то у нас будет четвертый компаньон для игры в бридж. Очень мило с вашей стороны, мистер Годард, что ради этого вы потратили столько усилий.

Вошел Линд, и все уселись за стол. Эгертон сел слева от Годарда и справа от Линда. Они сидели со стороны переборки, так что дверь была напротив них. Когда капитан хотел начать молитву, в ней появился Красицки. Внезапно он остановился и внимательно посмотрел на Эгертона. Годард с удивлением взглянул на поляка, но в следующее мгновение тот уже подошел к столу. С ним мило заговорила Карин:

– Мне кажется, что, за исключением мистера Эгертона, вы уже со всеми познакомились, мистер Красицки. Я очень рада, что вы чувствуете себя лучше.

Красицки что-то пробормотал в ответ и пожал Эгертону руку. Все снова сели. Поляк занял место напротив Гарри. Капитан прочел молитву, и стюард принял заказы.

– Я слышал, что вы работаете в кинопромышленности, – повернулся Эгертон к Годарду.

– Раньше работал, – ответил тот.

– Сейчас он собирает материал для своего нового фильма «В ореховой скорлупе через Тихий океан», – вставил Линд.

Все рассмеялись, а капитан спросил:

– Ваше судно было застраховано?

– Нет. Я полагал, что если мое судно затонет, то и мне не придется добраться до берега. Но миссис Брук перечеркнула все мои расчеты.

– Женщины никогда не считаются с нашими расчетами, – поддержал его Эгертон.

– Что верно, то верно, – подтвердил Линд. – Они часто приносят нам неприятности, и сознательно, и бессознательно.

– Карин, – произнесла миссис Леннокс, – мы хоть и в численном меньшинстве, но тем не менее я считаю, нам пора переходить в атаку.

– Может, хоть мистер Красицки встанет на нашу сторону? – заметила Карин. Она с улыбкой посмотрела на поляка, но тот, казалось, даже не слышал, о чем говорят за столом. Он по-прежнему упорно не спускал глаз с Эгертона.

– Вы были… – казалось, он подыскивал слова… – вы были в Аргентине? Много лет?

– Да, лет двадцать, – ответил Эгертон.

– Двадцать? – Красицки нахмурил брови и посмотрел на Линда.

– Да, двадцать, – подтвердил ему тот на немецком языке и пояснил окружающим: мистер Красицки говорит на многих языках – по-польски, по-русски, по-немецки, по-португальски, но из всех этих языков я, к сожалению, знаю только немецкий.

– Двадцать, так-так, – пробормотал Красицки, все еще не сводя глаз с англичанина. – И теперь вы имели стать неактивным, так кажется? – Он опять повернулся к Линду и что-то быстро сказал по-немецки.

Линд кивнул и повернулся к Эгертону:

– Он говорит, что вы, должно быть, рано оставили службу.

Спокойный Эгертон, казалось, был удивлен настойчивостью поляка. Тем не менее улыбнулся.

– Вы сделали правильные выводы, мистер Красицки. Но все дело в том, что я был ранен. Не повезло в Нормандии…

Линд перевел его слова на немецкий. Стюард принес ужин, но никто не начинал есть. Красицки и Линд снова заговорили по-немецки, а потом Линд покачал головой. У Годарда сложилось впечатление, что Линд не хотел переводить. Тогда Красицки снова попытался выразить свою мысль на плохом английском языке:

– Это… ваш глаз?

Обе женщины, неприятно удивленные, нагнулись над своими тарелками. Но Годард продолжал заинтересованно наблюдать за сценой. За всем этим скрывалась не только бестактность, а нечто большее.

– А, понимаю, – отозвался Эгертон. – Ко всему прочему, и мой глаз.

Карин попыталась перевести разговор на другую тему:

– Вы играете в бридж, мистер Годард?

– Немного. В так называемый домашний бридж, – ответил тот. – И то после тщательной проверки, нет ли у соперника .оружия.

После этого разговор перешел на другие темы, но Годард продолжал наблюдать за Красицки. Справа от него что-то болтала миссис Леннокс. Поляк, казалось, ушел в себя. Он нагнулся над тарелкой и лишь иногда бросал украдкой взгляды на Эгертона. Потом снова заговорил по-немецки с Линдом. Оба рассмеялись. Немного позднее Красицки обратился к Эгертону на немецком языке. Ко всеобщему удивлению, тот тоже ответил ему по-немецки. Поляк нахмурился. Глаза его блеснули с упреком.

– О, вы говорите по-немецки! А я думал, вы – англичанин.

– Разумеется, я знаю немецкий, – откликнулся Эгертон. – Ведь я два года учился в Гейдельберге.

– Но вы этого не говорили.

Эгертон пожал плечами. Его, видимо, раздражала назойливость поляка, но внешне он оставался спокойным и казался выше всего происходящего.

– Понимаете, друг мой, не буду же я провозглашать во всеуслышание все, что знаю и чего не знаю. Ведь большинству присутствующих это совсем не интересно.

Красицки ничего не ответил, но Годард заметил, что подбородок его задрожал, потом, буквально с пеной у рта, он быстро заговорил на каком-то языке, которого Гарри не понял. А в следующий момент поляк поднял руку с револьвером и с расстояния примерно шести-семи футов выстрелил Эгертону в грудь.

Обе женщины пронзительно вскрикнули, а Эгертон силой удара был отброшен на спинку стула. Годард стукнулся о плечо миссис Леннокс, которая быстро юркнула под стол. Капитан потянул Карин за собой тоже под укрытие стола. Линд вскочил и обежал стол, направляясь к поляку, который вновь что-то прокричал и снова выстрелил. Эгертон дернулся и медленно сполз на пол.

Линд подлетел к поляку и схватил его за руку. Красицки попытался снова нажать на курок. С другой стороны к нему уже подбегали капитан и Годард. Третья пуля попала в лампу, которая разлетелась вдребезги, а четвертая угодила в широкое зеркало, висевшее на переборке.

Наконец Линд вырвал у поляка револьвер и ударил его снизу по подбородку. Тот упал на спину и затих на полу. На мгновение воцарилась полная тишина, которую прервал шум от осколков стекла, упавших на пол. Вбежал стюард, обслуживающий столовую, за ним – Барсет. Последний остановился в дверях и простонал:

– О Боже! Этого только не хватало! Годард повернулся и посмотрел на Эгертона. У того в уголке рта показалась капелька крови. Он прижал правую руку к груди, и белая рубашка сразу же окрасилась в красный цвет. Левой рукой попытался ухватиться за стул, но рухнул на пол, потянув за собой скатерть, которая упала на него вместе с посудой и серебряными приборами.