Текст книги "Учителя и путь"
Автор книги: Чарлз Уэбстер Ледбитер
Жанр:
Эзотерика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Глава XIV
МУДРОСТЬ В ТРЕУГОЛЬНИКАХ
Будда
Будда настоящего времени – это Господь Гаутама, принявший своё последнее рождение около двух тысяч пятисот лет тому назад в Индии, и закончивший в этом воплощении ряд своих жизней в качестве Бодхисаттвы и заменивший в качестве главы второго луча Оккультной Иерархии нашего глобуса предыдущего будду Кашьяпу. Его жизнь как жизнь Сиддхартхи Гаутамы чудесно изложена в «Свете Азии» сэра Эдвина Арнольда, одной из прекраснейших и наиболее вдохновленных поэм на английском языке.
В течение мирового периода являются последовательно семь будд, по одному в каждой расе, и каждый по очереди берет на себя особую работу второго луча для всего мира, отдавая себя той части работы, которая лежит в высших мирах, и доверяя своему помощнику и представителю, Бодхисаттве, пост Мирового Учителя для низших планов. Для того, кто достиг этого положения, по мнению восточных писателей, нет пока даже слов для слишком высоких похвал, и невозможно испытать к ним благоговения, которое было бы чрезмерно. И точно так же, как мы смотрим на Учителей как на божественных в благости и мудрости, так в ещё большей степени смотрят они на Будду. Наш нынешний Будда стал первым из нашего человечества, кто смог достичь этой изумительной высоты, тогда как предыдущие будды были плодом других эволюций, и с его стороны потребовалось совершенно особое усилие для того, чтобы приготовить себя для этого возвышенного поста, усилие столь изумительное, что буддисты постоянно говорят об этом как о махабхинишкрамане, Великой Жертве.
Много тысяч лет назад возникла необходимость, чтобы один из адептов стал Мировым Учителем четвертой коренной расы, ибо пришло время, когда человечество стало в состоянии давать своих собственных будд. Вплоть до середины Четвертого круга четвертого воплощения нашей цепи, что было как раз центральной точкой той схемы эволюции, к которой мы принадлежим, необходимые великие правители – ману, мировые учителя и другие – давались нашему человечеству из более продвинувшихся человечеств других цепей, опередивших нас, или, возможно, бывших старше нас. Мы же, при их помощи, в свою очередь, позднее получим привилегию помогать другим, более отсталым схемам эволюции.
Так демонстрируется истинное братство всего живого, и мы видим, что это не только братство человечества или даже жизни в этой цепи миров, но что все цепи в Солнечной Системе взаимодействуют и помогают одна другой. Я не располагаю прямыми свидетельствами того, что и солнечные системы помогают друг другу подобным образом, но я могу представить себе это по аналогии и почти уверен, что так оно и есть. По крайней мере, я видел сам посетителей с других систем, как я уже говорил, и заметил, что они не просто путешествуют для своего удовольствия, но, конечно, являются в нашу систему с какой-либо благой целью. Какова их цель – я не знаю, да это, конечно, и не моё дело.
В тот момент отдаленного прошлого, о котором я упомянул, человечество должно было начать давать своих собственных Учителей, но нам говорят, что никто из членов человечества тогда не достиг вполне того уровня, который требуется для того, чтобы взять на себя такую огромную ответственность. Первыми плодами человечества в то время были два Брата, стоявшие на одинаковом уровне оккультного развития; один из них был тот, кого мы называем теперь Господом Гаутамой Буддой, а другой – это наш теперешний Мировой Учитель, Господь Майтрея. Мы не знаем, каких из требуемых качеств им недоставало, но в своей великой любви к человечеству Господь Гаутама Будда сразу же изъявил готовность предпринять любое дополнительное усилие, необходимое для достижения требуемого развития. Из предания мы узнаём, что жизнь за жизнью он посвящал практике особых добродетелей, и каждая жизнь демонстрировала достижение какого-нибудь великого качества.
Об этой великой жертве Будды говорится во всех священных книгах буддистов, но они не поняли природы этой жертвы, поскольку многие верят, что это было схождение Господа Будды с нирванического уровня после просветления для того, чтобы учить своей Дхарме. Это верно, что он спустился оттуда, но это вовсе не носило характера жертвы – это была обыкновенная, хотя и не очень приятная часть работы. Его великая жертва состояла в том, что он тысячи лет посвятил развитию в себе качеств, необходимых для того, чтобы стать первым представителем нашего человечества, который мог бы помогать своим братьям, уча их той Мудрости, которая есть жизнь вечная.
Эта работа была сделана, и сделана с особым благородством. Мы кое-что знаем о тех различных воплощениях, которые он предпринял после этого в качестве Бодхисаттвы своего времени, хотя могло быть и ещё больше таких воплощений, о которых мы ничего не знаем. Он являлся как Вьяса; в древнем Египте он был Гермесом, трижды Великим, которого называют Отцом Всей Мудрости; он был первым из двадцати девяти Зороастров, Учителей религии Огня; еще позднее он прошел среди греков как Орфей и учил их посредством музыки и песни, и, наконец, он родился на севере Индии и странствовал вверх и вниз по долине Ганга в течение сорока пяти лет, проповедуя свою Дхарму и собирая вокруг себя всех тех, кто в прежних жизнях были его учениками.
Каким-то непостижимым для нас образом, в силу напряженности этих вековых усилий, в работе Господа Будды оказались некоторые пункты, которые он, возможно, не имел времени довести до крайнего совершенства. На этом уровне невозможны никакие промахи или недостатки, но, может быть, прошлое напряжение было слишком велико даже для такой силы, как у него. Мы не можем этого знать, но остается факт, что также были некоторые мелочи, которыми в то время он не мог заняться в совершенстве, и поэтому дальнейшая жизнь Господа Гаутамы была не совсем такой, как жизнь его предшественников. Как я уже говорил, обычно Бодхисаттва, прожив свою последнюю жизнь и став Буддой, когда он вошел в славу, неся с собою свою жатву, как говорится в христианских писаниях, передает внешнюю работу целиком своему преемнику и отдает себя работе для человечества на высших уровнях. Какова бы ни была многообразная деятельность этих дхьяни-будд, она не приводит их к новому рождению на земле, но вследствие особых обстоятельств, окружавших жизнь Господа Гаутамы, возникли два различия, и были совершены два дополнительных акта.
Дополнительные деяния
Первое заключалось в том, что Владыка Мира, Великий Царь, Единый Посвятитель, послал одного из трёх своих учеников, все из которых – Владыки Пламени с Венеры, воплотиться на Земле почти сразу же после того, как Господь Гаутама достиг степени Будды, для того, чтобы в течение этой краткой жизни, проведенной в путешествии по Индии, он мог основать там некоторые религиозные центры, называемые матхами. Его имя в этом воплощении было Шанкарачарья – это не тот, кто написал известные комментарии, но великий Основатель линии преемственности,[50]50
Во избежание путаницы, чтобы отличить его от преемников, носивших такое же имя, его иногда называют Ади-Шанкара – прим. ред.
[Закрыть] к которой принадлежал тот комментатор, и это имело место более двух тысяч лет назад.
Шри Шанкарачарья основал известную школу индусской философии, в значительной степени оживил индуизм, влив в его формы новую жизнь и собрав вместе многие из учений Будды. И хотя современный индуизм во многом не соответствует своим высоким идеалам, всё же сейчас он является гораздо более живой верой, чем был в древности, перед пришествием Господа Будды, когда он выродился в чисто формальную систему. Заслугой Шри Шанкарачарьи было также исчезновение жертвоприношения животных; хотя подобные жертвы приносятся в Индии и до сих пор, но они редки и весьма незначительны. Кроме своего учения на физическом плане, Шри Шанкарачарья выполнил известную оккультную работу в связи с высшими планами природы, которая имела существенное значение для позднейшей жизни Индии.
Второй из вышеупомянутых дополнительных актов был взят на себя самим Господом Гаутамой. Вместо того, чтобы всецело посвятить себя иной, более высокой работе, он остался в соприкосновении со своим миром в той степени, чтобы в случае необходимости его преемник мог призвать его для получения помощи и совета – таким образом в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств его помощь всё ещё остаётся доступной. Кроме того, он решил раз в год возвращаться в мир в годовщину своей смерти и изливать на него поток своего благословения.
У Господа Будды есть свой особый вид силы, которую он изливает тогда, когда дает благословение миру, и благословение это совершенно уникальная и чудесная вещь, ибо благодаря своему влиянию и положению Будда имеет доступ к тем планам природы, которые всецело вне нашего достижения, и поэтому он может низводить и передавать на наш уровень те силы, которые свойственны этим планам. Без этого посредничества Будды они были бы бесполезны для нас здесь, в физической жизни; вибрации их так огромны, так невероятно быстры, что они проходили бы через нас, не задевая нас на всех тех уровнях, которых мы можем достигнуть, и мы даже не знали бы об их существовании. Теперь же сила благословения рассеивается по всему миру и сразу же находит себе каналы, через которые она может изливаться (как вода сейчас же находит открытую трубу), тем усиливая всякую благую работу и внося мир в сердца тех, кто способен её воспринять.
Праздник Весак
Для этого чудесного излияния избран день полнолуния индийского месяца Вайшакха (на Шри Ланке он называется Весак), обычно соответствующего нашему маю – годовщина всех важных событий в его последней земной жизни – его рождения, достижения степени Будды и ухода из физического тела.
В связи с этим его посещением и совершенно отдельно от его огромного эзотерического значения на физическом плане совершается экзотерическая церемония, во время которой он действительно является в присутствии толпы обыкновенных паломников. Показывается ли он паломникам, я не уверен; в момент его появления они простираются ниц, но, может быть, они делают это только в подражание адептам и их ученикам, которые действительно видят Господа Гаутаму. Представляется вероятным, что по меньшей мере некоторые из паломников и сами видели его, потому что среди буддистов Центральной Азии широко распространены сведения об этой церемонии, и о ней говорят как о явлении тени или отражения Будды, и описание, даваемое в этих преданиях, как правило, достаточно точно. Насколько нам известно, похоже, для всякого, кто в это время окажется неподалёку, нет никаких препятствий к присутствию на церемонии; для ограничения числа зрителей не делается никаких видимых усилий; хотя, правда, приходится слышать истории о группах паломников, годами странствовавших, не находя этого места.
Обычно на церемонии присутствуют все члены Великого Белого Братства (за исключением самого Царя и трёх его учеников); и нет никаких причин, чтобы на ней в астральном теле не присутствовал кто-либо из наших серьёзных теософов. Те, кому была сообщена эта тайна, обыкновенно устраивают свои дела так, чтобы погрузить свои физические тела в сон приблизительно за час до момента полнолуния, и чтобы их не беспокоили в течение около часа после него.
Долина
Избранное место – это небольшое плато, окруженное низкими холмами, находящееся на северном склоне Гималаев, недалеко от границы Непала и, быть может, в четырехстах милях к западу от Лхасы. Эта маленькая равнина (см. рис. 11) имеет неправильно продолговатую форму, будучи приблизительно полторы мили в длину и несколько меньше в ширину. Площадка слегка наклонена от юга к северу, по большей части голая и каменистая, лишь местами на ней грубая, жесткая трава и жалкая растительность в виде кустов. В западной части плоскогорья протекает ручей, пересекая его северо-западный угол и вытекая из неё в середине северной стороны, через заросшее соснами ущелье, впадая, очевидно, в озеро, которое видно на расстоянии нескольких миль. Окружающая местность имеет дикий необитаемый вид; не видно никаких строений, за исключением единственной полуразрушенной ступы с двумя-тремя хижинами возле нее, на склоне одного из холмов на восток от равнины. Приблизительно в центре южной её половины лежит огромный серовато-белый камень с какими-то блестящими прожилками, имеющий форму алтаря, футов двенадцать в длину и около шести футов в ширину, и возвышающийся над землей приблизительно на три фута.
За несколько дней до назначенного времени вдоль берегов ручья и по склонам соседних холмов начинает нарастать кучка странных, неуклюжих палаток (большинство из них черные), и эта, ранее пустынная местность, оживляется множеством костров. Множество людей приходит из кочевых племен Центральной Азии, а некоторые даже с далекого севера. За день до полнолуния все эти паломники совершают особое обрядовое омовение, и, готовясь к обряду, моют все свои одежды.
За несколько часов до наступления полнолуния люди собираются в нижней северной части равнины и тихо и организованно усаживаются на землю, заботясь о том, чтобы между ними и алтарём осталось значительное пространство. Обычно тут присутствуют несколько лам, и они пользуются случаем говорить речи народу. Приблизительно за час до момента полнолуния начинают прибывать астральные посетители, а среди них и члены Братства. Некоторые из последних обыкновенно материализуются, чтобы быть видимыми паломникам, и те встречают их коленопреклонением, простираясь ниц. Часто наши Учителя и те, кто стоят ещё выше их, по этому случаю снисходят до дружеской беседы со своими учениками, а также и с другими присутствующими. Тем временем те, кто назначены для этого, приготовляют алтарный камень для церемонии, покрывая его прекраснейшими цветами и располагая в каждом углу его большие гирлянды священного лотоса. В центре ставится великолепная золотая чеканная чаша, полная воды, а перед нею, среди цветов, оставляется свободное пространство.
Церемония
За полчаса до полнолуния, по сигналу Махачохана, члены Братства собираются на открытом пространстве в центре равнины к северу от большого каменного алтаря и располагаются в три ряда большим кругом, обратясь лицами внутрь, причем внешний круг состоит из более молодых членов Братства, а более высокие члены занимают определённые места во внутреннем кругу.
Затем поется несколько стихов из буддийских писаний на языке пали, а когда голоса замирают, то в тишине в центре круга материализуется Господь Майтрея, держащий в руках Жезл Власти. Этот удивительный символ является, некоторым образом, физическим центром или точкой опоры для сил, изливаемых планетарным Логосом, и был магнетизирован им миллионы лет тому назад, когда он впервые запустил в движение по нашей цепи глобусов человеческую жизненную волну. Нам сказано, что это физический знак привел сосредоточения внимания Логоса и что он переносится вместе с этим вниманием с планеты на планету; поэтому там, где в данный момент он находится, и есть основной театр эволюции, и когда он перенесется с нашей планеты на следующую, наша Земля впадет в состояние сравнительного бездействия. Мы не знаем, переносится ли он также и на нефизические планеты, и мы не понимаем в точности, каким образом он употребляется и какую роль играет в хозяйстве мира. Обычно он хранится у Владыки Мира в Шамбале, и, насколько нам известно, праздник Весак – это единственный случай, когда он выходит из его попечения. Это круглый стержень из утерянного металла орихалка, около двух футов в длину и около двух дюймов в диаметре; на каждом из его концов по огромному шаровидному алмазу с выступающими из них конусами. У него странный вид, как будто его всегда окружает огонь – вокруг него аура из блестящего, но прозрачного пламени. Стоит отметить, что в течение церемонии к нему не прикасается никто, кроме Господа Майтрейи.
Когда последний материализуется в центре круга, то все адепты и посвященные торжественно кланяются ему, и поется ещё один священный стих. Затем, при пении стихов, внутреннее кольцо делится на восемь частей и образует крест внутри внешнего круга, причем Господь Майтрея остается в центре. Следующим движением этого величественного обряда крест переходит в треугольник, а Господь Майтрея передвигается в его вершину, оказываясь вблизи алтаря. На этот алтарь, на свободное пространство, оставленное перед золотой чашей, Господь Майтрея почтительно возлагает Жезл Власти, а за его спиной круг переходит в достаточно сложную изогнутую фигуру так, что теперь все стоят лицом к алтарю. При следующем движении изогнутая фигура становится опрокинутым треугольником, так что теперь получается хорошо известный нам знак Теософического Общества, хотя без окружающей его змеи. Фигура эта, в свою очередь, переходит в пятиконечную звезду, причем Господь Майтрея всё время остается на её южной стороне вблизи алтаря, а все остальные великие представители или чоханы – в пяти точках пересечения линий. Здесь приводится диаграмма, изображающая эти символические фигуры, поскольку словами некоторые из них описать нелегко.
Когда достигнута эта седьмая и последняя ступень, пение прекращается, и после нескольких мгновений торжественного молчания Господь Майтрея снова берет в руки Жезл Власти и, поднимая его над головой, произносит на пали несколько звучных слов:
"Всё готово, Учитель, приди!"
И тогда, когда он снова кладет этот огненный жезл, в самый момент полнолуния появляется Господь Будда как гигантская фигура, парящая в воздухе как раз над южными холмами. Члены Братства склоняются со сложенными руками, а массы народа за ними падают ниц и остаются распростертыми; тогда как другие поют те три стиха, которым сам Господь научил школьника Чатту во время своей земной жизни:
"Господь Будда, мудрец из Шакьев, в роду людском – лучший из учителей. Он сделал то, что должно было быть сделано и достиг другого берега (нирваны). Он исполнен силы и мощи; его, Благословенного, я избираю себе в водители.
Истина нематериальна; она приносит освобождение от страстей, желаний и печалей; она свободна от всякого пятна; она сладостна, проста и логична; эту истину я избираю себе в водители.
Что бы ни было дано восьми видам Благородных, образующих попарно четыре ступени, тем, кто знает истину, поистине приносит великую награду; это Братство Благородных я избираю себе в водители."
Величайшее благословение
Тогда люди поднимаются и лицезрят присутствие Господа, а Братство поет для народа благородные слова «Махамангала сутры»:
"Стремясь к добру, многие дэвы и люди считали благом различные вещи; посему научи нас, о Учитель, в чём величайшее благо?
Не служить глупому, а служить мудрому; чтить тех, кто достоин чести, – вот величайшее благо.
Пребывать в приятной стране, сделав добрые дела в прежнем рождении; иметь душу, наполненную праведными желаниями, – вот величайшее благо.
Быть проницательным и учёным, иметь самообладание и тренированный ум; говорить приятные слова кстати – вот величайшее благо.
Поддерживать отца и мать, ласкать жену и дитя, следовать мирному призванию – вот величайшее благо.
Подавать милостыню и праведно жить, помогать своим ближним, совершать поступки, которых нельзя порицать, – вот величайшее благо.
Избегать греха и не совершать его, воздерживаться от крепких напитков, не уставать от добрых дел – вот величайшее благо.
Почтительность и смирение, удовлетворённость и благодарность, слушание Дхармы в должное время – вот величайшее благо.
Быть долготерпеливым и мягким, общаться со спокойными людьми, в надлежащее время беседовать о Дхарме – вот величайшее благо.
Самоограничение и чистота, знание Четырех Благородных Истин, осознание нирваны – вот величайшее благо.
Душа, стоящая непоколебимо под ударами жизненных перемен, бесстрастная, беспечальная, надежная – вот величайшее благо.
Неуязвим со всех сторон тот, кто действует так. Всюду он шествует безопасно – он обрел величайшее благо."[51]51
Текст приводится по переводу профессора Рис Дэвидса, с использованием и других переводов, в тех случаях, где их вариант был явно удачнее.
[Закрыть]
Фигура, парящая над холмами, огромна в размерах, но в точности воспроизводит форму и черты того тела, в котором Господь Будда последний раз жил на Земле. Он является со скрещенными ногами, со сложенными руками, облаченный в желтое одеяние буддийского монаха, накинутое так, что правая рука остается обнаженной. Никакое описание не может дать понятия о его лице – поистине божественном, ибо в нем спокойствие и сила, мудрость и любовь сочетаются с выражением, заключающем в себе всё, что только может представить наш ум, помышляя о божественном. Мы можем сказать, что цвет лица его светло-желтоватый, черты его ясно очерченные, лоб широк и благороден; у него большие лучезарные глаза глубокого темно-синего цвета; слегка орлиный нос, красные твердо очерченные губы; но всё это лишь внешние приметы, дающие мало представления о целом. Волосы черные, почти иссиня черные, и волнистые; любопытно то, что они у него не длинные, по индусскому обычаю, но и не выбриты, как у восточных монахов, а подрезаны у плеч, разделены посредине и зачесаны ото лба назад. Согласно легенде, когда принц Сиддхартха оставил свой дом в поисках истины, он захватил свои длинные волосы и срезал их одним взмахом своего меча, и с тех пор всегда поддерживал их одной и той же длины.
Одна из самых поразительных особенностей этого чудесного появления – это великолепная аура, окружающая фигуру. Она подразделяется на концентрические сферы, как ауры всех высоко продвинувшихся людей, и в общем её структура такая же, как и у ауры архата, изображённой на иллюстрации XXVI в книге "Человек видимый и невидимый", однако расположение цветов в ней уникально. Фигура окружена светом, который ослепителен и в то же время прозрачен – он так ярок, что на нём трудно задержать взгляд, и всё же лицо и цвет одеяния Будды видны сквозь него с совершенной ясностью. Снаружи его следует кольцо великолепного ультрамарина, а затем, поочерёдно, – сияющего золотисто-жёлтого, богатейшего малинового, чистого серебристо-белого и чудесного алого – конечно же, эти круги в действительности являются сферами, хотя на фоне неба смотрятся полосами. Под прямым углом к ним вовне устремляются лучи, в которых сочетаются все эти оттенки, и всё это усыпано вспышками зелёного и фиолетового, как показано на иллюстрации в начале книги.
В древних буддийских писаниях эти самые цвета точно в том же порядке приведены, как составляющие ауру Будды, и когда в 1885 году буддисты Шри Ланки сочли желательным иметь свой собственный флаг, наш президент-основатель полковник Олькотт, проконсультировавшись с сингальскими братьями в Коломбо, выдвинул идею использования для флага этого знаменательного сочетания цветов. В «Листах старого дневника»[52]52
H. Olcott, «Old Diary Leaves», т. III, с. 352.
[Закрыть] он сообщает, что через несколько лет после этого он узнал от тибетского посла при вице-короле Индии, встреченного им в Дарджилинге, что цвета – те же самые, что и на флаге Далай-ламы. Похоже, что идея этого сиволического флага широко принята среди буддистов – я видел его в буддийских храмах столь отдалённых друг от друга городов как Рангун и Сакраменто (штат Калифорния).
К большому несчастью, на иллюстрации к первому изданию этой книги цветные полосы были приведены в неправильном порядке, однако теперь эта ошибка исправлена. Конечно, на такой печатной иллюстрации в любом случае невозможно приблизиться к той яркости и чистоте цветов; всё, что мы можем сделать – это дать некоторый намёк в помощь воображению читателя.
В ранних наших книгах мы определяли алый цвет в ауре человека, как выражающий лишь гнев, и это так и есть на обычном низком астральном уровне, но мы обнаружили, что совершенно отдельно от этого на высших уровнях куда более великолепный и сияющий алый, являющий саму суть живого пламени, означает присутствие непоколебимой смелости и решимости. Конечно, обладание в превосходной степени именно этими качествами демонстрируется алым цветом в ауре Господа Будды. Мы можем предположить, что несколько необычно заметное место этого алого пояса может означать особое развитие Буддой этих качеств в ходе вековой работы по самосовершенствованию, о которой я упоминал в начале этой главы.
Господь Майтрея, принимающий такое видное участие в этой церемонии, когда-нибудь должным порядком сам займёт то место, которое занимает сейчас Господь Гаутама. Потому, возможно, интересно было бы сравнить его ауру с только что описанной аурой Будды. Легче всего представить её можно, посмотрев на иллюстрацию XXVI в книге "Человек видимый и невидимый", изображающую ауру архата, а затем изменив её в воображении согласно вышеприведённому описанию. В общем она походит на приведённую на рисунке, но помимо того, что намного превосходит её в размерах, имеет и несколько иное расположение цветов.
Сердцевина её ослепительно белая, как и у архата, но розовый овал, идущий на иллюстрации за жёлтым, занимает как свою позицию, так и позицию жёлтого, простираясь до центрального белого. Снаружи его, вместо голубой, следует жёлтая полоса, снаружи зелёного пояса идёт голубой, а за ним фиолетовый, как и на иллюстрации в книге, однако вне фиолетового опять следует полоса великолепного светло-розового, в котором фиолетовый незаметно растворяется. Снаружи всего этого видно разноцветное излучение, как и на той иллюстрации. Точно так же сквозь ауру просвечивают белые лучи, однако они чуть тронуты постоянно присутствующим там светло-розовым. Вся аура оставляет такое впечатление, что она залита тончайшим, но сияющим розовым, во многом напоминая иллюстрацию XI из книги "Человек видимый и невидимый".
Здесь, наверно, стоит заметить, что в этой ауре цвета точно следуют порядку солнечного спектра, однако без оранжевого и синего. Сначала идёт розовый (разновидность красного), затем жёлтый, переходящий в зелёный, голубой и фиолетовый. Фиолетовый дальше переходит в ультрафиолетовый, растворяясь в розовом – спектр начинается снова, но уже в высшей октаве, подобно тому, как низший астральный следует за высшим физическим.
Конечно же, описание это очень бедное, но похоже, лучшее, что мы можем дать. Следует понимать, что аура эта существует в намного большем количестве измерений, чем мы можем как-либо воспроизвести. Чтобы сказать хотя бы то, что мне удалось, мне пришлось сделать нечто вроде её трёхмерного сечения, а потому нам хорошо бы помнить, что вовсе не невозможно сделать и другое её сечение, которое может дать результаты несколько несхожие с моими, и в то же время быть столь же верным. Пытаться объяснять на физическом плане реальности высших миров – дело совершенно безнадёжное.
Когда "Махамангала сутра" закончена, Господь Майтрея берет с алтаря золотую чашу с водой и держит её несколько мгновений над головой, а стоящая позади толпа, также запасшаяся сосудами с водой, следует его примеру. Когда он снова ставит чашу на алтарный камень, поется другой стих:
"Он есть Господь, Святой, совершенный в знании, обладающий восемью видами знания и совершивший пятнадцать священных практик, прошедший благой путь, ведущий к степени Будды, узнавший три мира, никем не превзойденный, Учитель богов и людей, Благословенный, Господь Будда."
Когда пение заканчивается, улыбка несказанной любви озаряет лицо Господа, и он поднимает свою правую руку в знак благословения, а на людей сыплется дождь цветов. Снова склоняются члены Братства, снова простирается толпа, и образ медленно бледнеет на небе, в то время, как толпа разражается криками радости и восхваления. Члены Братства подходят к Господу Майтрее в порядке своего вступления в Братство и каждый отпивает воды из золотой чаши, а люди отпивают свою воду и берут оставшуюся домой в своих причудливых кожаных бутылках как святую воду, отгоняющую от дома всякое дурное влияние, а может быть и для того, чтобы исцелять больных. Затем обширное общество расходится со взаимными поздравлениями, унося на свою далекую родину неизгладимое воспоминание о чудесной церемонии, в которой они принимали участие.
Предшественники Будды
Интересное видение предшественников Будды находим мы в Откровении св. Иоанна:
"И вокруг престола двадцать четыре престола; а на престолах видел я сидевших двадцать четыре старца, которые облечены были в белые одежды и имели на головах своих золотые венцы." (Откровение, 4:4)
Располагающие привилегией видеть это (а помните, что когда-нибудь это придёт к каждому), видят это с особой точки зрения своих собственных верований. Поэтому св. Иоанн увидел то, что он ожидал увидеть – двадцать четыре старца из иудейских писаний. Число это, двадцать четыре, указывает на ту эпоху, когда было впервые увидено это видение, или, скорее, на дату, когда у иудеев сформировалась идея этой славы. Если бы мы могли теперь вознестись в Дух и могли увидеть эту несказанную славу, то мы увидели бы не двадцать четыре, а двадцать пять старцев, так как с того времени, как видение это кристаллизовалось в иудейскую систему высшей мысли, к ним добавился Господь Будда, ибо старцы эти суть Великие Учителя, учившие миры в этом нашем круге. В каждом мире семь будд, следовательно, в трех пройденных нами мирах их было двадцать один, а Господь Гаутама был четвертым из будд нашего мира. Поэтому в древности было двадцать четыре старца, но если бы мы увидели их теперь, то их было бы двадцать пять.
Христианская Церковь трактует это несколько иначе, считая этих старцев двенадцатью апостолами и двенадцатью иудейскими пророками. Если бы эти двадцать четыре были апостолами и пророками, то апостол Иоанн непременно увидел бы среди них и себя, о чем бы обязательно упомянул. Сказано, что у этих старцев были на главах золотые венцы, а немного далее мы читаем, что они слагали перед Господом свои венцы, как поется об этом в великолепном Троичном Гимне.
Я помню, как ещё ребенком удивлялся – как же это так, мне казалось странным, что эти люди могли постоянно слагать свои венцы, и всё же их иметь, чтобы опять слагать. Я не мог понять этого и удивлялся, как устроено было возвращение венцов на их головы, для того, чтобы они могли снова слагать их. Такие несколько смешные мысли, может быть, и не являются для ребенка неестественными, но с пониманием они исчезают. Видевшие изображения Господа Будды, должно быть, заметили, что из темени его головы выступает небольшое возвышение, или конус. Оно подобно короне золотого цвета и изображает излияние духовной силы из того, что называется сахасрара-чакрой – центра на макушке головы, тысячелепесткового лотоса, как его поэтически называют в восточных книгах.[53]53
См. Ч. Ледбитер, «Чакры» (C. W. Leadbeater, «The Chakras»).
[Закрыть]
У высоко развитого человека этот центр изливает великолепие и славу, образующие настоящий венец, и смысл вышепроцитированного высказывания в том, что всё, что он развил, всю творимую им великолепную карму, всю порождаемую им духовную силу – всё это он постоянно слагает к стопам Логоса, чтобы это было использовано в его работе. Поэтому снова и снова может он продолжать слагать свой золотой венец, ибо он постоянно восстанавливается той силой, которая бьёт из него ключом.