Текст книги "На пути к войне"

Автор книги: Чарльз Ингрид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 20

– Всего существует семь шагов, – объяснил Палатон, понизив голоса так, что они стали почти не слышными, но он знал, что Рэнд услышит его, и, что еще важнее, мальчик внимательно слушает. – Семь шагов покаяния.

– Я уже сбился со счета, – Рэнд проговорил так, как будто не мог вообразить себе все грехи чоя, и Палатон слабо улыбнулся в ответ на эту интонацию. – Сколько же и чего нам осталось?

Во мраке комнаты, где их двоих окружали только каменные стены храма, установилась пауза. Помедлив, Палатон ответил.

– Для некоторых хватает омовения. Кому-то не хватает ничего, – и Палатон испустил тяжкий вздох. – Что касается меня, я смогу обрести здесь очищение только для дипломатической карьеры.

Даже в этом он ожидал незначительных успехов. Земной дом выказывал свое предубеждение изощренными намеками. Прелат, приставленный к Палатону на время очищения, говорил на трейде из рук вон плохо. Палатон не знал, считать ли это оскорблением, ибо трейд был вторым языком Чо, и, как правило, чоя говорили на нем достаточно бегло, но, конечно, священнослужителям не было необходимости пользоваться чужим языком. Следовательно, священник мог и не иметь таких навыков в языке, как торговец. Было ли это неохотной уступкой служителей храма или же намеренным оскорблением человека? Кроме того, кто-то направил Рэнда в святилище, вторжение в которое грозило смертью. С тех пор прошло уже два дня, если Палатон еще не потерял счет времени, но больше ничего особенного не случилось.

Теперь они сидели в темноте, очищая зрение внутри лабиринтов горного храма, глубоко в подвале здания, где кончались дела рук чоя и начинались творения природы. Рэнд молчал до тех пор, пока их не привели сюда, но в этом месте массивные стены позволили говорить свободно.

– Должно быть, у тебя есть чувства, которых нет у меня, – наконец тихо произнес Рэнд.

– Разумеется, существует пять чувств тела. А помимо них – душа.

– Значит, всего шесть.

Палатон беспокойно завозился у стены, к которой привалился спиной. Поскольку Рэнд знал о бахдаре, нося его в себе, о прочем можно было и умолчать, тем самым обманув его народ. Открыть же ему то, какими свойствами бахдара обладают чоя из Домов, как используют его в жизни, означало еще один шаг вперед – шаг, который Палатону не хотелось делать. Он ответил коротко:

– И еще есть бахдар.

– Разве душа и бахдар – не одно и то же?

– Нет. Заблудшие могут чувствовать Бога так, как ты и я, к примеру, ветер: они знают, что Вездесущий Бог существует, потому что видят Его деяния. Но они не сталкиваются с Ним напрямую.

– И тем не менее на это способны все чоя.

– Да.

– Но чем же это помогает простолюдинам?

На краткий момент чоя осознал, как быстро Рэнд освоился в новом мире, даже стал называть Заблудших простолюдинами.

– Религиозная философия влиятельна повсюду, – объяснил Палатон, – но именно Дома смогли придать ей завершенность, и только у чоя из Домов есть бахдар. Права Заблудших ограничены, и религия помогает сдерживать их, напоминать, чего они лишены, побуждать достигнуть положение чоя из Домов, если они могут.

«Как будто желание иметь бахдар помогает обрести его, – устало добавил он про себя. – Как будто к этому можно побудить…»

– Но зачем очищать чувства?

– Потому что любое очищение подобно рождению заново. Мы с тобой не можем вновь родиться, и никто на наших планетах этого не может, но Прелаты пришли к выводу, что чувства, которыми мы наделены, могут быть рождены вновь, избавлены от всей нечистоты, очищены. И поскольку в большинстве случаев мы реагируем на ситуацию в зависимости от того, какой ее видим, изменения могут быть более эффективными, если наши представления приняли другой вид.

– Но на тезаров это не действует.

– Да, – Палатон вновь заерзал. – Строго говоря, да. Теоретически каждый чоя рождается с огнем в душе. Этот огонь заливает его душу, освещает ему дорогу. Когда огонь затухает, его уже не разжечь. После него остается только пепел.

– Но каким же образом я мог помочь тебе на Аризаре?

Палатон слышал, как Рэнд задвигался, садясь и пытаясь дотянуться до него в темноте пещеры.

– Не знаю, – просто произнес он. – А те, кто мог объяснить это, уничтожены или бежали.

Под ногами захрустели камешки. Палатон ощутил запах Рэнда прежде, чем почувствовал его прикосновение. Человек подошел к скамье, на которой сидел Палатон, и взял его за руку. Ощущение чужого прикосновения было невыразимым – теплые, сильные, гладкие юношеские пальцы сжимали руку Палатона. Он чувствовал, как искры бахдара пересекают границу бренной плоти и проникают в него, как будто стремясь оказаться дома. Он справился с потрясением.

– Что может сделать тезар в самом худшем случае?

– Согласиться на контракт, которым предусмотрено нападение на других чоя.

– И такое случалось?

– До событий на Аризаре – нет, и я могу только догадываться, что пилоты тех кораблей были изменниками.

– В самом деле?

– Пока еще не знаю. Но намерен это выяснить.

Рука Рэнда похолодела.

– А еще?

– Плох тот чоя, который похищает бахдар у другого.

– Похищает? Разве такое возможно?

– Редко, но возможно. Это ужасное преступление, натуральный паразитизм, – Палатон вспомнил о Паншинеа, который время от времени пользовался этим способом, чтобы поддержать свой гаснущий огонь. Он вспомнил о курсантах, которые отбирали бахдар у товарищей, чтобы не потерпеть поражение самим. – Это напоминает наливание вина в треснутый стакан, в котором оно не может удержаться. Бахдар постепенно исчезает, но это заставляет чоя вновь пытаться восполнить его.

– Значит, похищение бахдара вызывает смерть?

– Обычно – да. Теперь ты понимаешь, Рэнд, какие надежды мы возлагали на Аризар? Как Братья, вы способны совершить то, чего не в состоянии сделать мы сами. И мы не умираем, отдавая вам бахдар – нам остается только защищать вас от него. Нейтральная блокировка, которая разработана в школе, делающая вас слепыми и глухими, позволяет справиться с шоком от чувств, которыми вы не можете управлять.

– Нет, – Палатон понял, что Рэнд покачал головой. – Не все Братья могут выдержать груз бахдара. В верхней школе было много больных и безумных. Мы с Беваном и Алексой видели их. Там еще был крематорий…

– Значит, их грех усугубляется. Когда мы их найдем…

Они замолчали и сели, ожидая священника, который должен был придти, чтобы подготовить их для следующего этапа очищения.

Солярий храма был переполнен священниками и послушниками, собравшимися ко второму завтраку. Солнце било в изогнутые огромные окна, заливало столы и скамьи потоками тепла и света. Настоятельница Села помедлила, прищелкнула языком, еще держа поднос в руках, прошла по солярию и оказалась в зимнем саду. Здесь единственными присутствующими были она и Прелат.

Этот прелат, худощавый, истощенный нервный юноша, ерзал на скамье напротив Селы, его лицо было покрыто морщинами беспокойства. Он начал выбирать еду, принесенную на подносе. Села наблюдала за ним. На его подносе стояли все блюда, приготовленные для завтрака, но он почти не притрагивался к ним, и это изумило Селу.

– Кале, ты зря переводишь еду. Или, скорее, мы напрасно тратим на тебя еду. И то, и другое будет верным.

Прелат замер, ложка задрожала в его руке, лицо побледнело. Подобно большинству духовников, он пренебрегал украшениями для лица, принятыми среди чоя из Домов. Селе его лицо показалось чистым холстом, на котором еще нет ни выражения, ни любого проявления жизни. Чего же он боится? Почему нервничает?

Губы Кале задвигались, и он горько сказал:

– Неужели мне и впредь придется выслушивать твои оскорбления? Разве недостаточно того, что мне поручили наследника и этого чужака?

– Ты достойно несешь это бремя, – пробормотала Села и поднесла ко рту стакан.

– Еще одно оскорбление. Я делаю то, что обязан, – он отвел глаза и начал ковырять еду, отщипывая ломтик там, кусочек здесь, но едва разжевав несколько кусков, он осторожно выплюнул их в салфетку.

– Похоже, это вежливые гости. Рискну сказать, что Палатон – один из самых набожных тезаров, каких я когда-либо видела. А человек… он ведет себя тихо и делает то, что ему велят. Вряд ли мы могли ожидать от него большего.

Кале искоса взглянул на нее.

– Не понимаю, почему ты позволила ему остаться в храме.

– На Чо и без того достаточно неприятностей, – Села взяла крупный зеленый плод и надкусила его. – Кроме того, за нашими действиями пристально следят. Если забыть о политике, Кале, наш долг – заботиться о состоянии души наших собратьев, – она остановилась, облизывая с губ сок. – Как идут у них дела?

– Очищение подходит к концу.

– Так быстро? Прошло всего несколько дней.

– В кельях они не ведут счет времени, да и я тоже. Очищение не измеряется часами и минутами дневных и ночных бдений.

– Конечно, нет, – настоятельница одобрительно улыбнулась. – Последним будет очищение зрения – ты не забыл об этом?

– Разве я не сообщил об этом? – Кале взял вилку, попробовал кусочек еды, а затем начал жевать, как будто почувствовав голод.

– Кажется, нет, – Села отщипнула кусочек хлеба и подобрала подливку. – Думаешь, Палатон придает достаточное значение этой церемонии?

В коридоре послышался шум. Села решила, что завтрак закончен, и чоя выходят из солярия, поэтому почти не обратила на шум внимания. Но Кале поднял голову, прислушался и приоткрыл рот.

– Что случилось? – она обернулась на скамье и увидела, что в сад входят чоя, одетые, как послушники, с закрытыми капюшонами лицами и с оружием в руках. Ближайший из них схватил настоятельницу за плечо железной рукой, а другой ловко заткнул кляпом рот, чтобы приглушить слабый крик протеста.

– Ничего, – ответил Кале, а чоя вонзил нож по самую рукоятку в грудь настоятельницы и уронил ее безжизненное тело на покрытый плитками пол зимнего сада. – Уже ничего, – и он махнул рукой. – Вам известно, где они. Уходите! Я не хочу больше ничего знать! – Он сел и принялся за еду, не пропуская ни одного блюда, не обращая внимания на лежащий рядом труп. Вероятно, убийство придало ему аппетит. Он не обратил внимания, как убийцы покинули зимний сад и торопливо побежали по лабиринтам храма.

Камень глухо загудел. Палатон слышал этот звук каждой жилкой своего тела, он болезненно отдавался в голове.

– Что это? – Рэнд встревожился. Он взял Палатона за руку и погладил напряженные пальцы. – Что?

– Шум – где-то далеко. Подожди, дай я послушаю.

Рэнд уже давно привык к тому, что безухие чоя слышат гораздо лучше, чем люди. Вероятно, их кости ощущали вибрацию. Он прислушался, но ничего не расслышал, кроме своего дыхания, и решил прервать напряженное молчание.

– Кто-то бежит по храму, – вдруг произнес чоя. – Он поднялся на ноги, потянулся, нашел плечи Рэнда и заставил его встать. – В храмах не положено бегать.

– Какое-то срочное дело?

– Даже если и так, мне не хочется оставаться здесь, – он направился вперед, увлекая за собой Рэнда. – Йорана оторвет мне за это голову, если к тому времени она у меня останется!

– Что это?

– Смерть.

Рэнд застыл, но Палатон вновь потащил его, сказав:

– Напряги зрение.

– Я слепой в этом мраке, – Рэнд едва сдерживал панику, не зная, куда бежать.

– Нет, ты не слепой. Напрягись. Ты сможешь вывести нас обоих.

Прошло уже немало томительных минут с тех пор, как они оказались в своей добровольно занятой могиле. Почти половину времени Рэнд провел с закрытыми глазами, прислушиваясь к звуку собственного дыхания и дыханию чоя. Чоя дышали иначе – длинными вдохами и выдохами. Теперь Рэнд как будто очнулся, он почувствовал, как крепко Палатон взял его за локоть.

– Мне нужен свет, чтобы видеть.

– Здесь его нет. Но у тебя есть способность видеть не только глазами. Воспользуйся ею, иначе мы оба погибнем здесь.

Рэнд напрягся.

– А если это один из шагов очищения?

– Нет, – Палатон вновь потащил его. – Надо выбираться отсюда. Если они принесут с собой фонари, мы мгновенно ослепнем и растеряемся. Мы даже не сможем узнать, кто на нас напал.

Оцепенение слетело с Рэнда. Он крепко зажмурил глаза и затем широко открыл их, пытаясь различить хоть что-нибудь в густо-чернильном мраке. Подобно крупинкам сахара, крохотные искры усеяли контуры стен и предметов. Рэнд пошел вперед – осторожно, прибавляя шаг по мере того, как зрение крепло. Он повел за собой Палатона.

– Куда идти? – спросил он, и его голос прозвучал неестественно громко.

– Лучше всего – к двери, – в голосах Палатона послышалась ирония.

Рэнд повернулся. Дверь оказалась в противоположном конце комнаты. Палатон шел за ним следом.

– Только не сюда, – произнес он. – Они идут по коридорам.

– Тогда сюда, – Рэнд обнаружил другую дверь, едва выступающую среди камней и саму кажущуюся камнем, но его странное зрение смогло ясно различить контуры.

Дверь не поддавалась. Рэнд пробежал руками вдоль щели, пытаясь подцепить дверь ногтями и сдирая в кровь пальцы. Ноготь сломался, и Рэнд выругался от внезапной острой боли. Но дверь поддалась. Палатон отстранил Рэнда, протянул руку и произнес:

– Эта дверь поворачивается вокруг оси. Сейчас она должна открыться.

И дверь в самом деле открылась, хотя ее проем оказался узким и низким. Рэнд положил руку на плечо Палатона.

– Тебе придется сильно пригнуться. Дверь не рассчитана на твой рост.

Палатон что-то пробормотал, когда Рэнд помог ему протиснуться, но мальчику удалось разобрать только слово «древность». Дождавшись, когда Палатон скажет: «Готово», Рэнд пролез в дверь сам.

Им с трудом удалось закрыть прочную и тяжелую дверь. За ней оказался коридор, обветшавший от времени и пыльный, стены которого ''были завешены старинными, почти истлевшими гобеленами. Палатон пожал плечами.

– Я ничего этого не вижу, – произнес он, – но тебе не завидую.

– Здесь не на что смотреть. Сюда, – он обнял Палатона за талию, взвалив его руку себе на плечи, так что они шли прижавшись друг к другу, хотя Палатону было не слишком удобно сгибаться над Рэндом.

Палатон напрягся. Рэнд чувствовал, как подрагивает его тело. Он поднял голову и успел уловить промелькнувшее на лице Палатона выражение с помощью своего бахдара. Это было сомнение. Неужели он не доверял Рэнду? И все же он не убирал руку с его плеча. Бок о бок они брели по туннелю.

Они потратили немало времени, отплевываясь от тонкой, липкой коридорной пыли.

Долгие годы здесь никто не бывал – Рэнд с уверенностью мог сказать это.

– А если это тупик?

– Вероятность против уверенности? Будем надеяться на лучшее, – ответил Палатон, и его теплое дыхание коснулось уха Рэнда. – Идем. Они наверняка пустятся в погоню. Есть способы выследить нас.

Они прибавили шагу и двигались так до тех пор, пока у Рэнда не зазвенело в ушах и не забилось сердце. Воздух в коридоре стал слишком затхлым и тяжелым. Рэнд пошел медленнее. Палатон двигался за ним, дыша так же трудно.

Коридор сделал поворот. Рэнд наблюдал, как чоя шагнул к стене и провел ладонями по ее неровной поверхности.

– Этот туннель не был вырублен чоя. Мы находимся в самом сердце скалы.

– Правда?

– Я это чувствую, – Палатон выпрямился. – Хотя ты должен чувствовать лучше меня, – он почесал нос, стирая с него пыль. – Идем сюда. Я ощущаю прилив свежего воздуха – похоже, коридор вновь выходит на поверхность. Ты ничего не видишь?

Тонкие, въедливые пылинки закружились в воздухе и на мгновение заслонили вид перед глазами Рэнда. Когда пыль рассеялась, он увидел, что коридор расширился, образуя комнату.

– Кажется, ты прав. Но я не вижу, какой здесь пол – может, он провален.

Палатон прошел вперед, едва волоча ноги, бросив через плечо:

– Отдышись и догоняй.

Рэнд попытался дотянуться и схватить его за руку, но чоя уже успел отойти, окруженный вихрями темных и золотистых искр.

Глава 21

Беван проснулся и понял, что, возможно, проснулся в последний раз в жизни, судя по слабому биению сердца и затрудненности дыхания, которое громом отдавалось в ушах. «Я скорее мертв, чем жив, – подумал он с горечью. – У меня отняли даже спокойные сны». Его саднящие глаза увлажнились, но Беван так и не понял, были ли это слезы или усилие обнаженной плоти смягчиться. Он поморгал, но для его глаз, опаленных видением Хаоса, омовение солеными слезами мало что дало.

Беван висел в паутине ремней, ему казалось, что его кости истончились до размера бумаги и стали хрупкими. Зубы шатались в деснах, и это было даже неплохо, поскольку обычная пища в капсуле давно кончилась. Для его тела это было почти полезно – Беван сейчас слишком ослабел, чтобы заниматься промывкой капсулы. Тем не менее его терзал голод, и это было мучительно.

Он потянулся за бутылкой и смочил затхлой водой опухший язык. Почувствовав, что тот смягчился, Беван попробовал ощупать те зубы, которые шатались сильнее всего. Под языком они ходили из стороны в сторону, но еще держались в деснах. Что послужило причиной – нехватка кальция или большая потеря веса? Беван усмехнулся. Вероятно, зубы еще надежно держались в его челюстях, а расшатался и ослабел его мозг.

Дремота вновь затуманила видение перед его глазами, стены капсулы казались надежной преградой между Беваном и космосом, в котором он летел. Решив узнать это наверняка, Беван зажал в зубах соломинку, торчащую из бутылки – на вкус она была, как сухая земля – напился теплой и вонючей воды, а последний глоток выплюнул. От невесомости капли рассеялись и поплыли по капсуле. Воздух был слишком сырым, поэтому вскоре они должны были исчезнуть.

Беван прищурил глаза, и прочные стенки растворились, а он вновь оказался подвешенным в черном бархате пространства, опутанный ремнями, как засохший паук в своей паутине. Мысленно протянув руку, чему он научился уже много дней назад, Беван повертел пальцем в Хаосе. Тот забурлил от его прикосновения. Это видение удовлетворило его – как ребенка, играющего в грязи и процеживающего ее между пальцами. Но если Хаос – грязь, то из него можно строить, причем это весьма эластичный материал. Он мог размешать эту грязь, а затем вновь позволить ей застыть причудливыми незнакомыми узорами. Здесь все было иным, чем казалось.

И тем не менее Бевана забавляла возможность погрузиться в этот грязевый бассейн и побултыхаться там. Он проделал это вновь, перемешивая вещество как недостаточно проваренную массу для тянучек, и наблюдал, как эта масса пузырится и вращается от прикосновения его воображаемой руки.

Капсула задрожала. Ощутив это, Беван бросил свою игру и облизнул губы. Беспорядочные движения затихли, и Беван повис неподвижно, как будто это его действия раскачали утлое суденышко. Он ничего не слышал и ничего не чувствовал. Беван рассмеялся. Он был пленником внутри капсулы, не способным сделать ничего, чтобы изменить курс и спастись. Капсула вылетела из недр корабля, который сгорел, когда сработала заложенная заритами программа. Беван не мог подать сигнал помощи. Вероятно, через несколько дней или даже часов ему будет нечего пить, нечем дышать – запасы капсулы быстро подходили к концу.

Он вновь принялся играть с Хаосом.

Капсула начала поворачиваться. Он чувствовал, как она понемногу набирает ускорение и снижается – Беван ощутил это снижение всем телом. Его лоб покрылся потом, несмотря на обезвоженность организма.

Но вскоре взрыв ликования прогнал страх. Бевана пронзила мысль о собственном открытии. Пот высох, как будто его и не было.

– Сукины дети, – пробормотал он потрескавшимися и опухшими губами. – Я узнал вашу тайну!

И он расхохотался простоте своего открытия, не обращая внимание, что капсула камнем падает вниз, что в ушах гудит от напряжения, а сердце бьется все слабее и жизнь подходит к последней черте.

Вытянув свою воображаемую руку, он оттолкнулся, поднимая себя, и капсула оказалась в реальном космосе. Ее стенки дрожали, будто в ответ на приказ.

Наступила мертвая тишина. Беван задергался в ремнях. Вихри Хаоса померкли, прочные стенки капсулы вернулись на место, окружая его, заключая в свою скорлупу, как в выеденное яйцо.

Капсула вырвалась из почти ощутимой тишины и погрузилась в какофонию свистов, сигналов и голосов, как будто маленький пульт узнал космос и принялся передавать и принимать сообщения.

Беван заплакал. Слезы жгли ему глаза, грудь остро болела от рыданий. Если бы только он оказался там, где его кто-нибудь услышит!

Он еще может остаться живым. Может быть, даже здоровым – может быть.

Он ждал, сдерживая дыхание, пока капсула не затряслась, и он понял, что ее притянул к себе корабль. Сокрушительный скрежет заставил его сжаться, а слезы застыли в глазах, как только Беван осознал – его нашли и спасли.

Затхлый воздух капсулы с шипением вырвался наружу, едва люк капсулы вскрыли, и Беван застыл, моргая от яркого света.

В капсулу заглянул ронин с приглаженными иглами на голове. Он огляделся и заметил Бевана, подвешенного в паутине ремней. Широкая усмешка перерезала безобразное лицо инопланетянина.

По иронии судьбы, он проделал этот путь только для того, чтобы попасть к ронинам – эта мысль настолько потрясла Бевана, что он начал смеяться. Он не смог остановиться даже тогда, когда его сердце набрало ритм, голова запрокинулась, изрыгая хохот и рыдания – будто бы больше ничего не осталось в его исхудавшем теле.

Йорана добилась своего. Простолюдины на улицах успокоились. Многие из них днем принимались за работу, а собирались только по ночам, с нетерпением ожидая возвращения Палатона. Казалось, все устроилось как нельзя лучше, но пальцы Йораны нервно подергивались, а роговой гребень ныл от беспокойства, от которого она не могла избавиться.

Прищурив глаза, чтобы привыкнуть к полумраку комнаты связи, она произнесла:

– Мне нужны новые сообщения из Сету.

Стены комнаты покрывали экраны самой разной формы и размера, показывающие не только Чаролон, но и почти все округа Чо. Сидящие за пультами чоя подняли головы, взглянули на Йорану и деловито поклонились.

По комнате прошла старшая в команде связи – полноватая чоя из Звездного дома, с заметной сединой в красновато-рыжих волосах и с синими глазами такого глубокого оттенка, что казались лиловыми.

– Я как раз собиралась послать за тобой, – она провела Йорану в угол, где на экранах изображались холмы вокруг Сету. – Только что на связь вышла Руфин.

Йорана с трудом перевела дыхание – внезапно ее беспокойство усилилось. Она присела к экранам. Руфин не было видно, но ее голоса, переданные по связи, были узнаваемыми и почти не отличимыми от настоящих.

– … нападение, правый щит еще держится, несмотря на повреждение. Похоже, на время мне удалось их отогнать, – и чоя прибавила хлесткое словечко, излюбленное среди тезаров.

Чоя Мельбар склонилась над плечом Йораны.

– Руфин связалась с нами восемь минут назад – раньше, чем было положено по графику. На самолет напали – по-видимому, из храма.

– Из храма? – изумленно переспросила Йорана. – Войска Земного дома?

– Это нам неизвестно.

Йорана немного успокоилась. В каждом Доме имелись свои вооруженные отряды, но их помощью не пользовались для нападения уже более трехсот лет. Йоране стало неловко от того, что она сидит в своем офисе, когда творится такое.

– Что же было дальше?

– Насколько нам удалось понять – и Руфин подтверждает эту догадку – нападающие просто старались отогнать глиссер подальше от | храма. : – Пытаясь отрезать ее от Палатона.

Мельбар оглядела ее лиловыми глазами и кивнула.

– Похоже, ты права.

Внезапно на экранах показалось круглое и раскрасневшееся лицо Руфин.

– Мельбар… а, Йорана! Я вижу, они вызвали подкрепление.

Йорана склонилась к экрану.

– У нас нет времени, Руфин. Дай мне взглянуть.

– Смотри, – Руфин отодвинулась от экрана. Камера была установлена так, что показывала храм и горы позади него. Солнце ярко светило, но странная дымка скрывала храм из виду.

– Что такое? – раздраженно пробормотала Йорана.

– Храм Сету горит. Странно, почему эти ублюдки направились туда? Ведь прежде они хотели только отогнать глиссер, – по-видимому, по приказу камера вновь повернулась к Руфин.

– Где Палатон и Рэнд? Камера вновь повернулась.

– Где-то там.

Йорана выпрямилась, оцепенело глядя на черный дым, который только что взметнулся над древним храмом.

– Боже мой, что происходит?

– Не знаю… о, вот и гости, – Руфин внезапно исчезла.

– Покажите мне ее, – резко бросила Йорана. Чоя вокруг засуетились, передавая команды системам на борту глиссера. Йорана увидела священника – грязного и встрепанного, безоружного, что-то кричащего Руфин от трапа. – Включите звук.

– Попробуем, – отозвался чоя, не переставая настраивать системы связи. – Получилось.

Мешал сильный шум, но можно было разобрать слова:

– Черт побери всех вас, пустынные ублюдки…

– Тезар Руфин, мой храм горит, настоятельница мертва. Мой Дом сам навлек на себя беду – прошу прощения – и я пришел сказать вам, что наследник Палатон исчез, все считают, что он тоже мертв. Убийцы появились… – голоса чоя стихли и совсем пропали.

– Вы видели труп?

– Настоятельницы Селы? К сожалению, видел… – чоя содрогнулся, тонкий, как тростинка – казалось, он вот-вот переломится от сильного ветра с гор. – А тезара Палатона и его спутника – нет.

– Значит, они не умерли, – отозвалась Руфин. – Не поверю этому, пока собственными глазами не увижу трупы.

Священник поклонился.

– Тезар Руфин, я даже не могу предположить, где они находятся… но убийц слишком много.

– Принесите мне трупы. До тех пор я останусь здесь. Не знаю, может быть, ты – один из этих ублюдков, и кто-нибудь из вас устроил пожар. Имей в виду, если я узнаю, что ты один из них, ты отправишься следом за настоятельницей.

Истощенный чоя поклонился и поспешил прочь, пока Руфин не передумала. Она поднялась «по трапу, убрала его и надежно закрыла дверь. Казалось, она знает, что камера следит за ней.

– Исчез, – повторила она, – предположительно – мертв, – Руфин взглянула прямо в экран. – Я поверю, что Палатон мертв, только когда увижу его сама. Они не стали бы рваться сюда, если бы знали наверняка… они просто не хотят, чтобы глиссер остался поблизости на случай, если им удастся спастись. Поняла, Мельбар?

– Я все поняла, Руфин, – отозвалась Мельбар.

Йорана выпрямилась в кресле, облизнув пересохшие губы.

– Вероятно, она права, – она встала. – Надо известить Гатона. И Риндалана тоже. Я займусь этим.

Седоволосая чоя осторожно поинтересовалась:

– Что ты хочешь им сказать?

– Только то, что знаю точно – Сету горит, Палатон исчез. Держи связь с Руфин. Я отправлю отряд ей на помощь.

Мельбар кивнула и поклонилась вслед Йоране.

На пороге Йорана лицом к лицу столкнулась с Гатоном. Министр ресурсов выглядел подавленным. Было ясно, что Йоране ни к чему сообщать ему новости.

Он коснулся ее руки.

– Я должен известить Паншинеа. Йорана смутилась, но тут же согласилась:

– Как сочтешь нужным.

– Поставь охрану у комнаты связи. Никого не выпускайте из дворца и не впускайте в него.

Йорана не подумала об этом.

– Боитесь слухов?

– Сейчас это очень важно. Йорана, простолюдины вновь соберутся на улицах, как только узнают, что Палатон исчез.

294

– Хорошо, – она обернулась. – Мельбар, наглухо запрись. Твоя команда сможет уйти отсюда, как только ситуация прояснится.

Прядь седых волос спустилась на лоб чоя, когда та кивнула в ответ.

Тонкие губы Гатона сжались.

– А теперь мой долг – сообщить обо всем императору, – он вышел из комнаты. Йорана направилась следом.

Гатон поспешил к себе в комнату. От беспокойства у него сжималась грудь. Секретарь с любопытством наблюдал, как министр запер за собой дверь, отгораживаясь от всех и вся. Секретарь был предан ему, ибо сам происходил из Заблудших, и теперь он только молча, терпеливо ждал распоряжений Гатона.

– Установи связь со Скорбью. Мне необходимо переговорить с императором как можно скорее.

Чирек нахмурился.

– А в чем дело? – осторожно спросил он.

– Палатон исчез. На храм Сету совершено нападение. Древний храм горит, как мне сказали. Нам следует опасаться самого худшего.

– Но доказательств этому нет?

– Нет.

Секретарь пододвинул кресло поближе к пульту связи.

– Тогда, – утешительно произнес он, – надежда еще есть, верно?

Гатон тяжело опустился во второе кресло.

– Я всегда придерживаюсь подобного мнения. Но шансы на лучшее слишком малы, – он устало вытер лоб ладонью, пока его помощник вызывал Скорбь через бесконечное пространство и Хаос.

Ринди заметно побледнел и пошатнулся, как от удара. Йорана подхватила его за локти.

– Что с вами, Прелат?

– Со мной… со мной все в порядке, – рука Риндалана тряслась, пока он вытаскивал из кармана флакон с лекарством и совал таблетку под язык. – Ничего еще неизвестно. Надо верить, только вера поможет нам.

Он начал медленно оседать. Йорана подхватила его под руки и повела к креслу. Бумаги и книги разлетелись со стола, когда Ринди со стоном сел, тяжело вздыхая. Йорана сунула ему под спину подушку. Краска вновь начала приливать к его щекам.

Ринди сжал ей руку.

– Они не нашли его, иначе принесли бы труп Руфин – чтобы показать или дать увезти из храма. Ты понимаешь?

Она кивнула.

– Пока они его еще не нашли! – Ринди откинулся на подушку и прикрыл глаза.

Йоране хотелось найти слова утешения для старого Прелата, но она не смогла этого сделать. Она поправила ему одежду, обнаружила, что руки Риндалана холодны, как лед, прибавила мощность обогревателя, и лишь после этого вышла из комнаты.

Кативар неслышно вошел в комнату со стороны веранды, где его оставил, совсем позабыв, Риндалан, а для Йораны присутствие постороннего осталось неизвестным. Постояв возле старого чоя и послушав ровное сонное дыхание, Кативар задумчиво пожевал губами и вышел из комнаты. Из такой ситуации можно было извлечь немало преимуществ, и болезнь Ринди была только одним из них.

Чирек дождался, пока Гатон не закончит взволнованный разговор с Паншинеа, обсудив все возможности и взвесив последствия неизбежного. Секретарь ушел из комнаты почти незамеченным – на него, как на простолюдина, мало кто обращал внимание. Сердце Чирека тяжело колотилось. Палатон, несомненно, был тем самым Преображенным Существом, появления которого с таким нетерпением ждал народ. Теперь Чиреку следовало тщательно обдумать свой следующий ход.

Он задумчиво спустился по ступеням дворца, не замечая, как позади него вновь воздвиглись звуковые барьеры и застыли стражники отряда Йораны. Ему было необходимо поговорить с Малаки – Чирек знал, где найти его. Да, теперь самое время сделать решительный шаг.

Чирек резко поднял голову и торопливо зашагал по раскаленным улицам города, его сердце трепетало от волнения.

Недар перевел взгляд с Витерны на Астена, скромно стоящего позади нее.

– Твой источник сведений достаточно надежен?

Астен ответил сдержанно, как будто не желая тратить слов:

– Мой источник безупречен, – и они в упор взглянули друг на друга.