355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Чарльз Диккенс » Назад в будущее. Истории о путешествиях во времени (сборник) » Текст книги (страница 31)
Назад в будущее. Истории о путешествиях во времени (сборник)
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 06:00

Текст книги "Назад в будущее. Истории о путешествиях во времени (сборник)"


Автор книги: Чарльз Диккенс


Соавторы: Марк Твен,Клапка Джером Джером,Вашингтон Ирвинг,Сватоплук Чех
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 42 страниц)

Глава XXIII
Восстановление источника

В субботу около полудня я отправился к колодцу посмотреть, что там делается. Мерлин все еще жег благовонные курения, размахивал руками и усердно бормотал какую-то чушь, но, видимо, уже пал духом, так как, разумеется, ему не удалось добиться ни капли влаги. Наконец я сказал:

– Ну, как дела, товарищ?

– Гляди, я сейчас обращусь к помощи могущественнейших чар, ведомых только мудрейшим знатокам тайных наук Востока; если и эти чары не помогут, значит, ничто уже не в силах помочь. Помолчи, дай мне кончить.

Он напустил столько дыму, что все потемнело вокруг, и отшельники испытали немало неприятностей, так как ветер дул в их сторону, и дым, густой, волнистый, полез прямо к ним в норы. Он говорил так много, что из его речей можно было бы составить целые томы, он извивался всем телом и яростно рассекал воздух руками. Через двадцать минут он упал на землю, задыхаясь и изнемогая. Тут явились и настоятель, и сотни монахов с монахинями, и паломники, и бесчисленные подкидыши, привлеченные чудодейственным дымом и чрезвычайно взволнованные. Настоятель озабоченно спросил, удалось ли чего-нибудь добиться. Мерлин сказал:

– Если бы сил смертного могло хватить на то, чтобы развеять чары, сковывающие эти воды, источник был бы уже расколдован. Однако он не расколдован; следовательно, произошло то, чего я больше всего опасался: моя неудача доказывает, что источник околдован могущественнейшим духом, хорошо известным магом Востока, имя которого так страшно, что всякий, кто произнесет его, умрет. Нет и не будет такого смертного, который способен проникнуть в тайну этих чар, а не проникнув в их тайну, разрушить их невозможно. Воды никогда уже больше здесь не потекут, добрейший отец мой. Я сделал все, что может сделать человек. Позволь мне удалиться.

Конечно, настоятель пришел в отчаянье. Он обратил ко мне свое расстроенное лицо и сказал:

– Ты слышал его. Правду он говорит?

– Отчасти правду.

– Значит, правду, но не совсем! Что же в его словах правда?

– Правда то, что этот колодец действительно околдован духом с русским именем.

– Господи помилуй! Мы погибли!

– Быть может.

– Но не наверняка? Ты хочешь сказать, что не наверняка?

– Да, не наверняка.

– Следовательно, ты хочешь сказать, что он, утверждая, будто никто не в силах развеять эти чары…

– Говорит то, что может оказаться и неправдой. Существуют условия, при которых попытка развеять эти чары имеет некоторые, очень ничтожные, шансы на успех.

– Условия…

– О, в этих условиях нет ничего трудного. Вот в чем они заключаются: колодец и пространство на полмили кругом нужно передать в полную мою власть с сегодняшнего заката до тех пор, пока я не сниму заклятье, и никто не должен заходить сюда без моего разрешения.

– Это все?

– Да.

– И ты не боишься попробовать?

– О, ничуть! Разумеется, меня может постичь неудача; ну а вдруг я добьюсь успеха? Отчего не сделать попытку? Я готов попытаться. Согласны на мои условия?

– Мы согласны на любые условия. Я сейчас прикажу выполнять все твои требования.

– Подождите, – сказал Мерлин и злобно ухмыльнулся. – Известно ли вам, что тот, кто хочет развеять эти чары, должен знать имя того духа?

– Да, я знаю его имя.

– Знаете его имя! Так разве вы безумец? Разве вы согласны произнести его имя и умереть?

– Назвать его имя? Конечно, придется произнести. Я произнесу его имя, даже если оно валлийское.

– В таком случае, вы уже покойник; так я и сообщу Артуру.

– Отлично. Берите свое барахло и убирайтесь. Ступайте домой, Джон У. Мерлин, и принимайтесь за предсказания погоды. Здесь вам больше делать нечего.

Я попал не в бровь, а в глаз и заставил его поморщиться, ибо он был самый скверный предсказатель погоды во всем королевстве. Когда он отдавал приказ вывесить на побережье штормовые сигналы, начинался мертвый штиль, который длился целую неделю, а когда он предсказывал хорошую погоду, дождь лил ручьями. Тем не менее я оставил его в бюро предсказаний погоды – я хотел подорвать его репутацию. Мой намек разозлил его, и он, вместо того чтобы отправиться домой и доложить о моей смерти, заявил, что собирается остаться здесь и насладиться предстоящим зрелищем.

Мои специалисты прибыли вечером, страшно измученные, так как в пути они почти не отдыхали. С ними были вьючные мулы, на которых они привезли инструменты, насос, свинцовую трубу, бенгальский огонь, связки больших ракет, римские свечи, электрическую батарею – все необходимое для самого пышного чуда. Они поужинали, немного поспали, и около полуночи мы втроем отправились к колодцу, вокруг которого, как я требовал, было совершенно пусто.

Мы завладели колодцем и его окрестностями. Мои ребята умели делать все – от облицовки стен камнем до сооружения точных приборов. За час до восхода солнца течь была заделана, и уровень воды начал подниматься. Тогда мы сложили весь наш фейерверк в часовне, заперли ее на замок и отправились спать.

Еще обедня не кончилась, а мы уже снова были у колодца, ибо работы предстояло еще много, а я хотел сотворить свое чудо непременно до полуночи, исходя из следующего делового соображения: чудо, сотворенное на пользу церкви в воскресенье, ценится в шесть раз дороже такого же чуда, сотворенного в будни. За девять часов вода поднялась до своего обычного уровня; иными словами, она стояла в двадцати трех футах от края колодца. Мы погрузили в воду маленький железный насос – один из первых, изготовленных на моей фабрике возле столицы; мы пробуравили каменный резервуар, стоявший возле наружной стены комнаты, в которой помещался колодец, и вставили в отверстие обрезок свинцовой трубы – как раз такой длины, что конец его достигал дверей часовни и мог выбросить за порог струю воды, хорошо видную всей той толпе, которою я намеревался заполнить двести пятьдесят акров ровного пространства перед часовней.

Мы вышибли дно у пустой бочки, отнесли ее на плоскую крышу часовни, прибили к крыше, потом насыпали в бочку ровный слой пороха в дюйм толщиной и понатыкали в порох ракет всех сортов, какие у нас только были, – а было их у нас немало. Мы воткнули в порох провод, соединенный с карманной электрической батареей, затем сложили весь наш запас бенгальского огня на четырех углах крыши – в одном углу синий, в другом зеленый, в третьем красный, в четвертом малиновый – и тоже соединили каждый угол с батареей.

В двухстах ярдах от часовни мы из брусьев и досок построили платформу. Мы убрали эту платформу взятыми напрокат яркими коврами и водрузили на ее верхушку трон самого настоятеля. Когда чудо предназначается для народа невежественного, следует особое внимание обращать на мелочи; каждая мелочь должна поражать публику; не меньшее внимание следует уделить тому, чтобы вашим почетнейшим посетителям были предоставлены все удобства; если эти условия соблюдены, вы можете смело приступать к делу. Я знаю цену мелочам и удобствам, ибо я знаю природу человека. Пышностью чуда не испортишь. Пышность требует много хлопот, много труда, порой много денег, но в конце концов она всегда окупится. Итак, мы протянули провода под землей от часовни до платформы, а под платформой спрятали батарею. Вокруг платформы мы отгородили веревкой пространство площадью в сто квадратных футов, чтобы держать толпу подальше, и на этом кончили работу. Мой план был таков: впуск публики в 10.30; представление – ровно в 11.25. Я не прочь был бы брать плату за вход, но, разумеется, это было неудобно. Я приказал моим ребятам явиться в часовню не позже десяти, когда еще никого не будет, чтобы вовремя пустить в дело насос. И мы отправились ужинать.

Весть о несчастье, постигшем источник, к этому времени распространилась далеко, и за последние три дня народ валом валил в долину. Вся нижняя часть долины была занята огромным лагерем. Сбор у нас будет великолепный, об этом беспокоиться нечего. Едва начало смеркаться, глашатаи обошли всю долину, оповещая всех о предстоящей попытке вернуть воду, и ожидание стало еще лихорадочнее. Глашатаи объявили, что ровно в 10.30 настоятель со своими приближенными совершит торжественный выход из монастыря и займет свое место на платформе и что до тех пор никто не смеет переступить черту, объявленную мною под запретом; когда настоятель усядется, колокола перестанут звонить, и это будет знак, что все желающие могут войти.

Я уже стоял на платформе, готовый к приему гостей. И вот наконец показалась торжественная процессия, во главе которой шел настоятель. Я увидел ее только тогда, когда она подошла к веревке, так как ночь была черная, беззвездная, а зажечь факелы я не позволил. Вместе с настоятелем явился Мерлин и уселся на платформе в первом ряду; как видите, он на этот раз сдержал свое слово. Я не мог разглядеть толп, стоявших за веревкой, но я знал, что они уже там. Едва смолкли колокола, эти толпы ворвались огромной черной волной и разлились по всему свободному пространству; они продолжали прибывать еще в течение получаса; потом застыли, замерли; можно было пройти несколько миль по мостовой из человеческих голов.

Я заставил подождать минут двадцать – для того, чтобы усилить эффект; всегда полезно немного помучить публику ожиданием. Наконец среди всеобщего безмолвия хор мужских голосов запел благородный латинский гимн, сначала тихо, потом все громче, и торжественная мелодия величаво звучала в ночи. Это был самый удачный из всех изобретенных мною эффектов. Когда гимн смолк, я поднялся на платформе во весь рост, широко распростер руки, и, подняв лицо, стоял неподвижно минуты две – этим способом всегда можно достигнуть полнейшей тишины. Затем медленно произнес страшное слово, при звуке которого все содрогнулись, а многие женщины попадали в обморок:

– Констангинополиганишердудельзакспфайфенмахерсгезелльшаффт!

Когда из моих уст со стоном вырвался последний слог этого слова, я коснулся одного их моих электрических проводов, и потонувшие во мраке толпы озарил мертвенно-синий свет. Как это было эффектно! Раздалось множество криков, женщины кинулись в разные стороны, подкидыши падали в обморок целыми взводами. Настоятель и монахи торопливо крестились и, потрясенные, бормотали молитвы. Мерлин держал себя в руках, но изумление пробрало его до костей; он никогда еще ничего похожего не видывал. Пора было приниматься за новые эффекты. Я поднял руки и, словно в предсмертных муках, простонал:

– Нигилистендинамиттеатеркестхенсшпренгунгсапентэтсферзухунген!.

И включил красный свет. Вы бы послушали, как застонал и завыл этот людской Атлантический океан, когда алое пламя присоединилось к голубому! Через шестьдесят секунд я крикнул:

– Трансваальтруппентропентранспорттрампельтиртрайбертрауунгстрэнентрагеди!

И зажег зеленый свет. Прождав на этот раз всего сорок секунд, я широко распростер руки и громовым голосом выкрикнул все опустошительные слоги вот этого слова слов:

– Меккамузельманенмассенменшенмердерморенмуттермармормонументенмахер!

И вспыхнуло малиновое сияние. Все четыре огня горели разом – красный, синий, зеленый, малиновый! – четыре неистовых вулкана струили вверх просторные тучи ослепительного дыма, озаряя радужным светом, ярким, как свет полудня, всю долину до самых отдаленных ее концов. Вдали на фоне неба виден был столпник, застывший на своем столбе, – впервые за двадцать лет он перестал кланяться. Я знал, что ребята мои уже возле насоса и ждут только знака. И я сказал настоятелю:

– Час настал, отец. Сейчас я назову страшное имя и прикажу чарам рассеяться. Будьте готовы. Ухватитесь за что-нибудь руками.

Затем я крикнул народу:

– Слушайте! Через минуту чары будут рассеяны – или никогда ни один смертный не рассеет их. Если рассеять чары мне удастся, вы сразу об этом узнаете, ибо святая вода хлынет из дверей часовни.

Я подождал несколько мгновений, чтобы дать возможность слышавшим пересказать мои слова тем, кто, стоя в задних рядах, не мог расслышать их, и затем, приосанясь, причудливо размахивая руками, воскликнул:

– Повелеваю падшему духу, поселившемуся в священном источнике, извергнуть в небеса все адские огни, которые еще таятся в нем, рассеять свои чары, умчаться отсюда в преисподнюю и лежать там связанным тысячу лет. Его собственным грозным именем заклинаю:

Бдвджджилигккк.

Я включил провод, ведущий к бочке с ракетами, и целый фонтан ослепительных огненных стрел с пронзительным свистом взлетел к зениту, рассыпаясь в небе ливнем алмазов! Вопль ужаса пронесся над толпой, но сразу же его заглушили неистовые крики радости – ибо из дверей часовни, у всех на виду, ярко озаренная, хлынула освобожденная вода! Старый настоятель не мог произнести ни слова – слезы душили его. Он молча обнял меня и крепко сжал. Его объятия были красноречивее всяких слов. И гораздо опаснее вдобавок, ибо в этой стране не было ни одного доктора, который стоил бы хоть ломаного гроша.

Посмотрели бы вы, как толпы людей кидались к воде и целовали ее; целовали ее, и ласкали, словно живую, и называли ее нежными прозвищами, как друга, который долго пропадал без вести, считался погибшим и вдруг вернулся домой. Да, на это было приятно смотреть; я стал лучшего мнения об этих людях, чем был прежде.

Мерлина я отправил домой на носилках. Когда я произнес страшное имя духа, Мерлин лишился чувств и с тех пор так и не смог окончательно прийти в себя. Никогда прежде не слышал он этого имени – как и я, – но сразу узнал, что оно настоящее; какое бы дурацкое имя я ни придумал, он признал бы его настоящим. Впоследствии он говорил, что даже родная мать этого духа не могла бы произнести его имя лучше, чем я. Он никак не мог понять, каким образом я остался жив, а я не открывал ему этой тайны. Такие тайны разбалтывают только молодые чародеи. Мерлин потратил три месяца, стараясь с помощью колдовства разгадать трюк, дающий возможность произнести это имя и остаться в живых. Но ничего не добился.

Когда я направился в часовню, толпа почтительно снимала шапки и широко расступалась передо мной, словно я был каким-то высшим существом, – впрочем, я действительно был существом высшим и сам сознавал это. Я отобрал несколько монахов, посвятил их в тайну насоса и велел им качать воду, так как множество людей, несомненно, захочет провести возле воды всю ночь и нужно, чтобы ее хватило на всех. Монахам и самый насос показался чудом; они не могли надивиться на него и восхищались тем, как он превосходно работает.

То была великая ночь, необычайная ночь. Эта ночь принесла мне славу. Переполненный гордостью, я долго не мог заснуть.

Глава XXIV
Маг-конкурент

Мое влияние в Долине Святости было теперь безгранично. И мне хотелось использовать его для какого-нибудь полезного дела. Эта мысль пришла мне в голову на следующее утро, когда к монастырю подъехал один из моих рыцарей, распространявших мыло. История утверждает, что двести лет назад здешние монахи были настолько доступны мирским соблазнам, что пожелали вымыться. Быть может, в них доныне сохранилась хоть капля этого нечестия. Я спросил одного из братьев:

– Не хочется ли вам выкупаться? – Он содрогнулся при мысли о том, какая опасность грозит источнику, но ответил взволнованно:

– Зачем вопрошать об этом бедное тело, с детских лет не знавшее благодатного освежения? Боже, как я хочу выкупаться! Но это невозможно, благородный сэр, не искушай меня: это запрещено.

И он вздохнул так скорбно, что я твердо решил дать ему возможность смыть хоть верхний слой грязи, даже если после этого влияние мое рухнет, а монастырь обанкротится. Я пошел к настоятелю и попросил его разрешить этому брату выкупаться. Настоятель при этих словах побледнел – я не хочу сказать, будто я видел, как он побледнел, ибо для того чтобы это увидеть, мне пришлось бы снять с его лица слой грязи толщиною в книжный переплет, а я вовсе не собирался этим заниматься, – но я знаю, что он побледнел и задрожал. И проговорил:

– Ах, сын мой, я все отдам тебе с благодарностью, требуй, чего хочешь, но только не этого. Неужели ты хочешь, чтобы священный источник снова иссяк?

– Нет, отец, я не дам ему иссякнуть. Я имел тайное откровение и теперь знаю, что в тот раз источник иссяк вовсе не потому, что монахи построили купальню. – Старик с любопытством насторожился, лицо его просияло. – Господь открыл мне, что купальня была неповинна в этом несчастье, ниспосланном совсем за другой грех!

– Речи твои дерзки… но… но, если они правдивы, мне отрадно слышать их.

– Они правдивы, не сомневайтесь. Позвольте мне заново построить купальню, отец. Позвольте мне восстановить ее, и воды источника будут течь вечно.

– Ты обещаешь это? Ты обещаешь? Только скажи, обещаешь ли ты это?

– Да, я обещаю.

– Тогда я первый войду в купальню и искупаюсь в ней. Ступай, принимайся за дело. Не медли, не медли, ступай.

Я со своими ребятами сразу же приступил к работе. Развалины купальни и поныне стояли на прежнем месте, ниже монастыря, ни один ее камень не пропал. В течение всех этих лет никто не осмеливался даже приблизиться к ней; ее избегали с набожным страхом, словно над ней тяготело проклятие. За два дня мы все починили и даже воду в нее провели, – получился обширный пруд с чистой, прозрачной водой, в котором можно было плавать. Вода была проточная. Она втекала и вытекала по древним трубам. Старый настоятель сдержал свое слово и первый влез в воду. Он влез в воду черный, дрожащий, и вся его черная братия в тревоге и страхе смотрела на него; а вылез он белый, радостный. Еще одна победа, еще один триумф.

Вся наша работа в Долине Святости прошла успешно, и я был вполне удовлетворен ею. Я уже собирался уезжать, но тут меня постигла неудача. Я сильно простудился, и у меня разыгрался мой застарелый ревматизм. Как всегда бывает, ревматизм нашел во мне самое слабое место и поразил именно его. Это было то место, которое пострадало от объятий настоятеля, когда он выражал мне свою благодарность.

Я поднялся наконец с постели, но от меня осталась одна тень. Однако все были так добры и внимательны ко мне, так старались меня развеселить, что я стал быстро поправляться.

Сэнди очень утомилась, ухаживая за мною, и я решил отправиться в путь один, оставив ее отдыхать в женском монастыре. Мне пришло в голову переодеться свободным поселянином и побродить пешком по стране недельку-другую. Это дало бы мне возможность есть и спать вместе с низшим и беднейшим классом свободного населения страны. У меня не было иного способа познакомиться с его повседневной жизнью и с тем, как влияют на нее законы. Если бы я бродил между простолюдинами в дворянской одежде, они стали бы скрывать от меня свои подлинные радости и горести и все наблюдения мои оказались бы внешними и поверхностными.

Однажды утром я, чтобы размять ноги и подготовить себя к предстоящему путешествию, отправился в долгую прогулку, забрался на горный кряж, окаймлявший долину с севера, и подошел к искусственной пещере, которую мне давно показывали снизу; то была пещера одного отшельника, прославившегося суровостью и нечистоплотностью. Я знал, что отшельнику этому недавно предложили видный пост в Сахаре, где благодаря львам и комарам жизнь отшельников особенно трудна и заманчива, и что он уехал в Африку, потому я решил войти и убедиться лично, действительно ли в этой берлоге так воняет, как мне рассказывали.

Каково же было мое удивление, когда оказалось, что пещера вычищена и подметена. Меня ждал здесь и другой сюрприз. Во тьме пещеры зазвенел звонок, и я услышал голос:

– Алло, центральная! Это Камелот? Радуйся! Как не веровать в чудеса, как не веровать в то, что они окружают нас со всех сторон и проявляют себя там, где мы их не ожидаем, когда вот тут, рядом со мною, стоит во плоти его могущество, Хозяин, и ты сейчас собственными ушами услышишь его голос!

Какой решительный переворот! Что за нагромождение чудовищных несообразностей! Что за фантастическое сочетание непримиримых противоречий – в обиталище лжечудотворца поселилось подлинное чудо, берлога средневекового отшельника превратилась в телефонную станцию!

Телефонист вышел на свет, и я узнал в нем одного из своих юных помощников. Я спросил:

– Когда здесь устроили телефонную станцию, Ульфиус?

– Вчера в полночь, благородный сэр Хозяин. Мы заметили в долине множество огней и решили устроить здесь телефонную станцию, ибо столько огней бывает лишь в очень больших городах.

– Вы поступили правильно. Хотя здесь и нет большого города, тем не менее это вполне подходящее место для телефонной станции. Вам известно, где вы находитесь?

– Я еще не успел навести справки, ибо, когда товарищи мои ушли на работу, оставив меня здесь дежурить, я прилег отдохнуть, решив сначала выспаться, а уж потом навести справки и доложить в Камелот название этой местности.

– Знай же, что это Долина Святости.

Не клюнуло! Я думал, он так и подпрыгнет при этом названии, а он и бровью не повел. Только сказал:

– Я так и доложу.

– Позволь, да ведь вся округа гремит славой чудес, сотворенных здесь за последние дни! Неужели ты не слыхал о них?

– Ведь мы передвигаемся по ночам и не вступаем в разговоры с посторонними. Мы знаем только то, что нам сообщают по телефону из Камелота.

– Но ведь в Камелоте все известно. Разве тебе не рассказывали о великом чуде восстановления святого источника?

– Конечно, рассказывали. Но ведь та долина совсем иначе называется, чем эта. Большее несходство трудно себе даже…

– Как же тебе назвали ту долину?

– Долиной Гадости.

– Теперь все понятно. Да будь он проклят, этот телефон. Он вечно путает похожие по звуку слова, совершенно искажая смысл. Ну да все равно, теперь тебе известно название долины. Вызови Камелот.

Он вызвал Камелот, и Кларенс подошел к телефону. Как приятно было слышать голос моего мальчика! Словно я вернулся домой. Нежно обменявшись с ним приветствиями и рассказав ему о своей недавней болезни, я спросил:

– Что нового?

– Король и королева в сопровождении многих придворных сейчас отправляются в вашу долину благочестиво поклониться восстановленному вами источнику, очиститься от греха и посмотреть то место, откуда адский дух извергал в облака настоящее адское пламя. Если вы хорошенько вслушаетесь, вы услышите, как я, поддакивая, хихикаю про себя, ибо я сам выбирал это пламя на нашем складе и сам посылал его к вам по вашему приказу.

– Разве король знает дорогу сюда?

– Король? Нет, не знает. И никто не знает. Но наши ребята, помогавшие вам творить чудо, поедут с ними как проводники и будут указывать места привалов и ночлегов.

– Когда же они будут здесь?

– Послезавтра, во время вечерни.

– А еще какие новости?

– Король начал создавать постоянную армию, как вы ему советовали. Один полк уже совсем готов, и все офицеры в него назначены.

– Какая досада! Я хотел сам назначить офицеров. Во всем королевстве есть только одна школа, откуда можно черпать офицеров для регулярной армии.

– Да. Но должен вас удивить. Ни один человек из школы Западного Мыса не попал в полк.

– Что ты говоришь? Ты не шутишь?

– Я говорю правду.

– Я ужасно обеспокоен. Кто же назначен? И каким методом выяснили пригодность или непригодность того или иного кандидата? Устроили, вероятно, конкурсный экзамен?

– О методе я ничего не знаю. Я знаю только, что все офицеры знатного происхождения и – как это вы называете – бараньи головы.

– Тут что-нибудь не так, Кларенс.

– Успокойтесь: два кандидата в лейтенанты сопровождают короля – оба молодые аристократы, – и, если вы дождетесь их, они сами вам ответят на все вопросы.

– Это важная новость. Мне нужно вызвать сюда хоть одного ученика школы Западного Мыса. Пошли тотчас же в эту школу конного гонца с моим приказом: пусть загонит, если надо, хоть десяток лошадей, он должен быть там сегодня же до заката солнца…

– В этом нет надобности. Я установил со школой телефонную связь. Позвольте мне соединить вас.

Как приятно было это слышать. В атмосфере телефонов, в атмосфере постоянной связи с отдаленнейшими районами мне дышалось легко и свободно. Только теперь я понял, каким ползучим, унылым, бездушным ужасом была для меня эта страна в течение всех этих лет, как задыхался я в ней, пока мало-помалу не привык к духоте.

Я отдал приказ начальнику школы лично. Я заодно попросил его прислать мне немного бумаги, самопишущее перо и несколько коробков безопасных спичек. Мне надоело обходиться без этих скромных удобств. Теперь мне удастся ими попользоваться, так как я не собираюсь больше надевать лат и у меня снова будут карманы.

Вернувшись в монастырь, я застал там занятное зрелище. Настоятель и монахи, собравшись в большом зале, с ребяческим любопытством и младенческой доверчивостью следили за фокусами нового чародея, только что прибывшего. Одежда на нем была фантастическая, такая же нелепая и пестрая, как одежда индейских знахарей. Он вертелся, бормотал, размахивал руками, чертил таинственные знаки по воздуху и по полу – словом, вел себя как все фокусники. Он был очень знаменит во всей Азии – так он сам утверждал, и этого было вполне достаточно. Такие утверждения стоят золота и всюду находят сбыт.

Этому человеку слава великого чародея досталась легко и дешево. Его специальностью было рассказывать, что в данную минуту делает любой обитатель земного шара, а также что он делал в прошлом и что он станет делать в будущем. Он спросил, не желает ли кто-нибудь узнать, что сейчас делает император Востока? Блеск глаз, восхищенные потирания рук были красноречивее любого ответа. Еще бы! Разумеется, вся эта благочестивая толпа мечтала узнать, что делает этот монарх. Обманщик забормотал и затем торжественно возвестил:

– Высочайший и могущественнейший император Востока сейчас кладет деньги на ладонь святого нищенствующего монаха – одну монету, две, три монеты, и все серебряные.

Толпа восторженно загудела:

– Изумительно! Удивительно! Сколько пришлось учиться, сколько пришлось работать, чтобы приобрести столь необычайную силу.

Не желают ли они узнать, что сейчас делает Повелитель Индии? Да, желают. Он сказал им, что делает Повелитель Индии. Затем он сообщил им, чем занят Султан Египта и что собирается предпринять Король Дальних Морей. И так далее, и так далее… И с каждым новым чудом изумление перед точностью его знаний все возрастало. Порой его пытались сбить трудным вопросом, но нет, сбить его было невозможно, на каждый вопрос он отвечал без колебания и промедления, с полной уверенностью. Я видел, что, если так будет продолжаться, я потеряю свое превосходство – этому детине достанется все, а я останусь за флагом. Я должен сунуть палку ему в колесо, и притом как можно скорее. И я сказал:

– Мне очень хотелось бы узнать, что сейчас делает один человек.

– Спрашивайте, не бойтесь. Я дам вам ответ.

– Это, пожалуй, будет трудно… Быть может, даже невозможно…

– Для моего искусства нет ничего невозможного. Чем труднее вопрос, тем охотнее я на него отвечу.

Как видите, я старался привлечь любопытство. И мне это удалось. Кругом насторожились, вытянули шеи, затаили дыхание. Любопытство привлечено, теперь нужно его разжечь.

– Если вы не ошибетесь, если вы ответите правильно, я дам вам двести серебряных пенни.

– Эти деньги уже все равно что мои… Я скажу вам все, что вы желаете узнать.

– В таком случае ответьте мне, что я сейчас делаю правой рукой?

– Ах!

Все были изумлены необычайно. Во всей этой толпе никому не пришел бы в голову простейший трюк – спросить о человеке, который находится не за десять тысяч миль отсюда. Чародей смутился. Очевидно, такого вопроса ему никогда еще никто не задавал. Он не знал, как ему вывернуться. Он был сбит с толку. Он не мог выговорить ни слова.

– Чего ж вы ждете? – сказал я. – Если вы в состоянии сразу, без всякой подготовки, определить, что делает человек на другом конце света, неужели вы не можете ответить, что делает человек, находящийся в трех ярдах от вас? Люди, стоящие позади меня, видят, что я делаю своей правой рукой, и подтвердят, если вы ответите правильно.

Он продолжал молчать.

– Хорошо, я объясню вам, почему вы молчите: потому, что вы не знаете. Это вы-то чародей! Друзья, этот бродяга – просто обманщик и лгун.

Монахи огорчились и перепугались. Они никогда не видели людей, осмеливающихся бранить чародеев, и они опасались за последствия. Наступила мертвая тишина; тяжелые предчувствия зародились в суеверных умах. Чародей тем временем успел овладеть собой и улыбнулся спокойно и небрежно. И все сразу почувствовали облегчение, ибо раз он улыбается, значит, гибель им не угрожает. Он сказал:

– Речь этого человека так дерзка, что у меня отнялся язык от негодования. Да будет ведомо всем, кому это еще не ведомо, что волшебники моего ранга могут иметь дело только с королями, принцами, императорами, только с людьми, родившимися в золоте и пурпуре. Если бы вы меня спросили, что делает великий король Артур, я бы вам ответил, а деяния его подданных для меня безразличны.

– О, значит, я неправильно вас понял. Мне послышалось, будто вы сказали: спрашивайте про любого человека, и я думал, что любой человек и есть любой человек, всякий человек.

– Ну да… любой человек благородного происхождения, а самое лучшее – королевского происхождения.

– Мне кажется, так оно и есть, – вмешался настоятель, очевидно полагая, что теперь как раз удобно уладить спор и предупредить беду. – Вряд ли такой удивительный дар мог быть создан для того, чтобы наблюдать за деяниями людей, не родившихся на вершинах величия. Наш король Артур…

– Хотите знать, что он делает? – перебил его чародей.

– О, конечно, пожалуйста, будем очень вам благодарны.

Все опять были полны внимания и любопытства – неисправимые идиоты! Они с глубоким волнением следили за движениями чародея и взглянули на меня с таким видом, словно говорили: «Ну, что ты теперь скажешь?», когда он произнес:

– Король утомился на охоте и вот уже два часа лежит у себя во дворце, погруженный в сон без сновидений.

– Да благословит его Господь, – сказал настоятель и перекрестился. – Пусть этот сон укрепит его тело и душу.

– Так бы оно и было, если бы король спал, – сказал я. – Но король не спит, король скачет верхом.

Снова все взволновались – столкнулись два авторитета. Никто не знал, кому из нас верить, ведь я еще не вполне потерял свою славу. Чародей посмотрел на меня с презрением и сказал:

– Я на своем веку повидал немало удивительных ясновидцев, и пророков, и чародеев, но ни один из них не умел проникать в сущность вещей без заклинаний.

– Вы всю жизнь прожили в лесу и многое прозевали. Вся здешняя добрейшая братия знает, что я и сам иногда прибегаю к заклинаниям, но не ради таких пустяков.

Когда дело доходит до насмешек, со мной справиться нелегко. Чародею пришлось поерзать. Настоятель спросил его, что делают королева и придворные, и получил ответ:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю