Текст книги "Почтамт"

Автор книги: Чарльз Буковски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

11

Но потом дождь пошел снова. Булыжник послал меня на так называемую Воскресную Выемку, и если вы думаете, что это как-то связано с церковью, то не стоит. Берешь грузовик в Западном Гараже и планшет. На планшете написано, какие улицы, во сколько там нужно быть и как проехать к следующему ящику для выемки.

Вроде 14:32, угол Бичер и Авалона, Л3 П2 (что означает три квартала налево и два направо) 14:35, и не врубаешься, как можно вынуть почту из одного ящика, проехать пять кварталов за три минуты и закончить вычищать следующий. Иногда все три минуты занимала выемка всей воскресной почты только из одного ящика. К тому же, планшеты были неточны. Иногда переулок они считали улицей, а иногда улицу – тупиком. Понятия не имеешь, где ты.

Накрапывал один из таких затяжных дождей – не лило, но и не прекращалось. Местность, по которой я ехал, была новой, но, по крайней мере, света, чтобы читать планшет, хватало. Однако по мере того, как темнело, труднее становилось и читать (при свете приборной доски), и замечать ящики. Мало того, на улицах прибывала вода, и несколько раз я ступал в лужу по самые лодыжки.

Потом приборная доска погасла. Планшет не прочтешь. Где я – без понятия.

Без планшета – как в пустыне заблудился. Но удача от меня еще не отвернулась – пока. У меня с собой было два коробка спичек, и прежде, чем отправляться к новому ящику, я чиркал спичкой, запоминал указания и ехал дальше. В кои-то веки я перехитрил Напасти, этого Джонстона в небесах, который наблюдал за мной сверху вниз.

Тут я свернул за угол, выскочил разгрузить ящик, а когда вернулся, планшета НЕ БЫЛО!

Джонстон на Небеси, Смилуйся! Потерялся в темноте под дождем. Я что – на самом деле какой-то идиот? Сам на себя навлекаю неприятности? Вполне.

Возможно, я ненормальный, и мне повезло, что я вообще еще жив.

Планшет был привязан к приборной доске. Я прикинул, что он мог выскользнуть из кабины при последнем резком повороте. Я вылез из грузовика, закатав штаны, и побрел по колено в воде. Было темно. Никогда эту проклятую дрянь мне не найти! Я шел, чиркая спичками, – но ничего, ничего. Его смыло. Когда я дошел до угла, мне хватило здравого смысла заметить, куда течет поток, и я пошел по течению.

Потом заметил, как что-то плывет, зажег спичку – ВОТ он! Планшет.

Невероятно! Я чуть не расцеловал эту дуру. Добрел до грузовика, влез, откатал штанины и по-настоящему присобачил планшет к доске. Разумеется, из графика я уже давно выбился, но, по крайней мере, отыскал этот хренов планшет. Я не потерялся на задворках Нигде. Не придется звонить в двери и спрашивать у кого-то, как проехать к почтовому гаражу.

У меня в ушах уже рычал голос какого-нибудь ебилы из теплой гостиной:

– Так-так. Вы же почтовый служащий, не правда ли? Вы что, не знаете, как вернуться в свой собственный гараж?

И вот поехал я дальше, чиркая спичками, выскакивая в водовороты и опорожняя почтовые ящики. Я устал, промок и был с бодуна, но это мое обычное состояние, поэтому я брел вброд сквозь усталость, как сквозь потоки воды. Не переставая, я думал о горячей ванне, о прекрасных ногах Бетти и – чтоб поддержать дух – представлял себя в кресле-качалке, со стаканом в руке, ко мне подходит собачка, и я треплю ее по голове.

Но до этого было еще долго. Остановкам на планшете конца, казалось, не предвиделось, а когда я дошел до низу, там было сказано:

Переверните – я перевернул планшет, и, естественно, на обороте был еще один список остановок.

С последней спичкой я сделал последнюю остановку, сдал почту на указанный участок – ну и груз же это был – и поехал назад в Западный Гараж. Он находился на западном конце города, а на западе местность была очень плоской, система стоков не справлялась с водой, и когда бы ни шел дождь, сколько бы он ни шел, у них начиналось то, что называется потопом. Название точное.

Еду я, еду, а вода все прибывает и прибывает. Замечаю вокруг вставшие и брошенные машины. Херово. А мне хочется одного – скорее в это кресло, стакан скотча в кулак, и смотреть, как зад Бетти колышется по комнате. Тут возле светофора вижу Тома Мото, еще одного джонстонского сменщика.

– Ты куда? – спрашивает Мото.

– Кратчайшее расстояние между двумя точками, как меня учили, – это прямая, – отвечаю я.

– Лучше не надо, – говорит он. – Я этот район знаю. Там уже океан просто.

– Ерунда, – говорю, – тут кишки нужны, больше ничего. Спичка есть?

Подкурил я и бросил его под светофором.

Бетти, крошка, я еду!

Ага.

Вода поднималась все выше и выше, но почтовые грузовики делают с повышенной проходимостью. Я срезал угол по жилому кварталу, на полной скорости, вода вокруг меня так и летела. Лило как из ведра. Вокруг – ни машины. Я был единственным движущимся объектом.

Бетти-крошка. Йе.

Какой-то парень, стоявший на крыльце, заржал и заорал мне:

– ПОЧТА ДОЛЖНА ПРИЙТИ!

Я обматерил его и показал средний палец.

Тут я заметил, что вода уже заливает дно кабины и закручивается вокруг моих ботинок, но гнал дальше. Осталось три квартала!

Грузовик остановился.

Ох. Ох. Говно.

Я сидел и пытался его раскочегарить. Один раз он завелся, потом снова сдох.

Затем совсем перестал реагировать. Я сидел и смотрел на воду. Два фута, должно быть. И что я должен делать? Сидеть, пока спасателей не пришлют?

Что говорит Почтовая Инструкция? Где она вообще есть? Я не знал ни одного человека, который ее видел.

Вот хуйня.

Я запер грузовик, положил ключи зажигания в карман, шагнул в воду – чуть не по пояс – и побрел к Западному Гаражу. Дождь не переставал. Вдруг вода поднялась еще на три-четыре дюйма. Оказывается, я шел по газону и теперь провалился в кювет. Грузовик остался стоять на чьей-то парадной лужайке.

В какой-то миг я подумал, что вплавь быстрее, потом решил: нет, это будет выглядеть смешно. Я добрался до гаража и подошел к диспетчеру. Вот он я какой, мокрее уже не бывает, а он на меня уставился.

Я швырнул ему ключи от кабины и зажигания.

Затем на куске бумаги написал: Плаза Горный Вид, 3435.

– Ваш грузовик – по этому адресу. Поезжайте и забирайте.

– Хотите сказать, вы его там бросили?

– Хочу сказать, я его там бросил.

Я отошел, отметился, разделся до трусов и встал перед обогревателем. Сверху повесил одежду. Потом поднял голову: на другом конце комнаты возле другого обогревателя стоял Том Мото – тоже в одних трусах.

Мы оба заржали.

– Преисподняя, правда? – спросил он.

– Невероятно.

– Думаешь, Булыжник это все предусмотрел?

– Черт, конечно! Он даже дождь вызвал!

– Ты тоже застрял?

– Ну да, – ответил я.

– И я.

– Слушай, малыш, – сказал я, – моей машине 12 лет. У тебя – новая. Я уверен, что моя застряла. Как насчет подтолкнуть, а?

– Ладно.

Мы оделись и вышли наружу. Мото купил машину новой модели примерно три недели назад. Я ждал, пока его двигатель заведется. Ни звука. Ох ты ж, Господи, подумал я.

Дождем залило весь пол в кабине.

Мото вылез.

– Без толку. Сдохла.

Я попробовал свою безо всякой надежды. Аккумулятор еще как-то шевелился, какая-то искра проскакивала, хоть и слабенько. Я подкачал бензина, дал еще раз.

Завелась. Я дал ей пореветь. ПОБЕДА! Я ее хорошенько разогрел. Потом сдал назад и начал подталкивать новую машину Мото. Я толкал его милю. Хренотень даже не перднула. Я впихнул его в гараж, оставил там и, выбирая где повыше и посуше, добрался до беттиной задницы.

12

Любимым доставщиком у Булыжника был Мэттью Бэттлз. Бэттлз никогда не приходил на работу в мятой рубашке. Фактически, все, что он носил, было новеньким, выглядело новеньким. Ботинки, рубашка, брюки, кепка. Башмаки его сияли по-настоящему, вся одежда, казалось, ни разу не бывала в стирке. Как только рубашка или пара штанов хоть чуточку пачкались, он их выбрасывал.

Булыжник часто говорил нам, когда Мэттью проходил мимо:

– Вот, это почтальон идет!

И он не шутил. Его глаза чуть ли не сияли любовью.

А Мэттью стоял у своего ящика, прямой и чистый, отдраенный и выспавшийся, башмаки победно блистали, и смахивал эти письма внутрь с радостью.

– Ты – настоящий почтальон, Мэттью!

– Благодарю вас, мистер Джонстон!

Однажды утром в 5 я зашел и сел ждать за спиной у Булыжника. Под красной рубашкой он как-то обмяк.

Мото сидел рядом. Он-то мне и сказал:

– Вчера забрали Мэттью.

– Забрали?

– Ага, за то, что из почты крал. Открывал письма для Храма Некалаи и вытаскивал деньги. Проработав на почте 15 лет.

– А как узнали, как он попался?

– Старухи. Старухи слали Некалае письма, полные денег, и не получали в ответ ни спасибочки, ничего. Некалая сказал на Почтамте, и Почтамт приставил к Мэттью шпика. Его застукали у кипятильника, вскрывал письма и выуживал деньги.

– Без говна?

– Без говна. Средь бела дня залетел.

Я откинулся на стенку.

Некалая построил такой большой храм и выкрасил стены в тошнотно зеленый цвет, наверное, чтоб бабки напоминал, и у него работал штат, человек 30—40, которые только распечатывали конверты, вытаскивали чеки и наличку, записывали сумму, отправителя, дату получения и так далее, и больше ничем не занимались.

Другие рассылали по почте книги и брошюры, написанные Некалаей, а на стене висела его фотография, большая такая: Н., в жреческих хламидах и бороде, – и живописный портрет Н., тоже очень большой, надзирал за конторой, высматривал.

Некалая утверждал, что как-то раз шел по пустыне и встретил Иисуса Христа, и Христос ему все рассказал. Они вместе посидели на камне, и И.Х. все ему выложил.

А теперь он делится секретами с теми, кто может себе это позволить. К тому же, каждое воскресенье он проводил службу. Его помощники, они же – паства, приходили на работу и уходили по звонку.

И представьте себе Мэттью Бэттлза, который пытается облапошить Некалаю, повстречавшего в пустыне Христа!

– А Камешку кто-нибудь что-нибудь сказал? – спросил я.

– Ты что – смеешься?

Мы просидели так час или два. На ящик Мэттью назначили сменщика. Другим подменным дали другие задания. Я остался сидеть один за спиной у Булыжника.

Потом встал и подошел к его столу.

– Мистер Джонстон?

– Да, Чинаски?

– А где сегодня Мэттью? Заболел?

Голова Булыжника поникла. Он смотрел на бумажку, которую держал в руке, и делал вид, что продолжает ее читать. Я вернулся на место и сел.

В 7 часов Булыжник обернулся:

– Для тебя сегодня ничего нет, Чинаски.

Я встал и пошел к дверям. Остановился на пороге.

– Доброго вам утра, мистер Джонстон. И приятного дня.

Он не ответил. Я дошел до винной лавки и купил себе полпинты Большого Папы на завтрак.

13

Голоса у людей были одинаковы: куда бы ни носил почту, слышал одно и то же снова и снова.

– Опоздали, правда?

– А где постоянный почтальон?

– Привет, Дядя Сэм!

– Почтальон! Почтальон! Это не нам!

На улицах было полно безумных и тупых людей. Большинство жило в красивых домах и, казалось, на работу не ходило – непонятно, как им это удавалось. Был один парень, который не давал опускать почту в ящик. Он стоял в проезде и наблюдал, как ты подходишь, за два или три квартала – просто стоял и протягивал руку.

Я спрашивал у других, кто разносил почту по этому маршруту:

– А что с этим парнем, который стоит и руку протягивает?

– С каким парнем, который стоит и руку протягивает?

У них у всех тоже был тот самый голос.

Однажды, когда мне достался этот маршрут, человек-который-стоит-и-протягивает-руку был в полуквартале от своего дома. Он разговаривал с соседом, оглянулся, когда мне оставалось пройти еще квартал, и понял, что еще успеет дойти до дома и встретить меня. Едва он повернулся ко мне спиной, я побежал. Наверное, так быстро я почту никогда не доставлял: в едином порыве, весь движение, не останавливаясь, без передышки, я был готов его убить.

Письмо уже наполовину пролезло в щель его ящика, когда он обернулся и увидел меня.

– О НЕТ НЕТ НЕТ! – завопил он, – НЕ КЛАДИТЕ ЕГО В ЯЩИК!

И рванул ко мне по улице. Все, что я видел, – это сплошной мазок на месте ног. Должно быть, он сделал сто ярдов за 9.2.

Я вложил письмо ему в руку. Посмотрел, как он его распечатывает, идет по веранде, открывает дверь и уходит в дом. Что это означало, пусть мне расскажет кто-нибудь другой.

14

Снова я попал на новый маршрут. Булыжник всегда ставил меня на трудные, но время от времени, в связи с обстоятельствами вещей, он был вынужден давать мне маршруты менее убийственные. Номер 511 шебуршился довольно славно, и там я даже начал подумывать об обеде опять – об обеде, который никогда не наступал.

Средний жилой район. Многоквартирных зданий нет. Просто один дом за другим, с ухоженными лужайками. Но это был новый маршрут, и я ходил и думал: где же тут ловушка? Даже погода стояла хорошая.

Ей-богу, думал я, у меня получится! Обед, назад – по графику! Жизнь, наконец, стала сносной.

Эти люди даже собак не держали. Никто не стоял снаружи, дожидаясь писем. Я не слышал человеческого голоса часами. Может, я достиг своей почтовой зрелости, чем бы она ни была. Я шагал дальше, эффективный, почти преданный своему делу.

Помню, один из почтальонов постарше показал мне на сердце и сказал:

– Чинаски, когда-нибудь и до тебя дойдет, прямо вот сюда проникнет!

– Что, инфаркт?

– Преданность службе. Вот увидишь. Еще будешь гордиться.

– Чушь!

Но тот человек был искренен.

Я думал о нем, пока шел.

Тут мне попалось заказное письмо с квитанцией.

Я подошел и позвонил в дверь. Открылось маленькое окошечко. Лица не видно.

– Заказное письмо!

– Отойдите! – произнес женский голос. – Отойдите от двери, чтобы я лицо увидела.

Ну вот, пожалуйста, подумал я, еще одна ненормальная.

– Послушайте, дамочка, зачем вам мое лицо? Я могу оставить квитанцию в ящике, придете и заберете свое письмо на почте. Документы не забудьте.

Я сунул квитанцию в ящик и начал спускаться с крыльца.

Дверь открылась, и она выскочила. На ней было одно из таких прозрачных неглиже и никакого лифчика. Одни темно-синие трусики. Непричесана, волосы торчат дыбом, как будто пытаются сбежать от нее. На физиономии, похоже, что-то вроде крема, в основном – под глазами. Кожа на теле белая, словно никогда не видела солнца, нездоровый цвет лица. Рот раззявлен. На нем осталось немного помады; сложена же она была вся…

Я все это отметил, пока она ко мне неслась. Я как раз засовывал заказное письмо обратно в сумку.

Она заорала:

– Отдайте мое письмо!

Я сказал:

– Леди, вам придется…

Она выхватила у меня письмо и побежала к двери, открыла и заскочила внутрь.

Черт возьми! Возвращаться без заказного письма или без подписи нельзя! Там за все расписываться нужно!

– ЭЙ!

Я погнался за ней и всунул ногу в щель как раз вовремя.

– ЭЙ, ЧЕРТ БЫ ВАС ПОБРАЛ!

– Уходите! Уходите! Вы злой человек!

– Слушайте, дамочка! Попробуйте понять! Вам нужно за это письмо расписаться! Я не могу его вам просто так отдать! Вы грабите почту Соединенных Штатов!

– Уходите, злой человек!

Я налег на дверь всем весом и ввалился в комнату. Внутри было темно. Все жалюзи опущены. Все жалюзи в доме были опущены.

– ВЫ НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА ВХОДИТЬ КО МНЕ В ДОМ! ВОН!

– А вы не имеете права грабить почту! Или отдавайте мне письмо, или распишитесь. Тогда я уйду.

– Хорошо. Хорошо. Распишусь.

Я показал ей, где расписываться, и дал ручку. Я смотрел на ее груди и на нее остальную и думал: какая жалость, что она чокнутая, какая жалость, какая жалость.

Она вернула мне ручку и подпись – сплошные каракули. Открыла письмо, начала читать, а я повернулся уходить.

Тут она оказалась в дверях, расставив руки. Письмо валялось на полу.

– Злой злой злой человек! Вы пришли сюда изнасиловать меня!

– Послушайте, леди, дайте пройти.

– У ВАС ЗЛО НА ЛБУ НАПИСАНО!

– Тоже мне, новость. А теперь пропустите!

Одной рукой я попытался ее оттолкнуть. Она вцепилась ногтями мне в щеку, хорошенько так. Я уронил сумку, кепка скатилась, и когда я промакивал кровь платком, она дотянулась и гребнула другую щеку.

– АХ ТЫ ПИЗДА! ЧТО, НЕ ВСЕ ДОМА, К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ?

– Вот видите? Видите? Вы злой!

Она прямо вся прижалась ко мне. Я схватил ее за жопу и впился в нее ртом.

Эти груди ко мне прижимались, она вся ко мне приклеилась. Закинула назад голову, подальше от меня – Насильник! Насильник! Злой насильник!

Я нагнулся, ртом захватил ей одну сиську, переключился на другую.

– Насилуют! Насилуют! Меня насилуют!

Она была права. Я спустил ей трусы, расстегнул ширинку, вставил, довел ее так до кушетки. Мы оба на нее рухнули.

Она задрала ноги повыше.

– НАСИЛУЮТ! – вопила она.

Я ее кончил, застегнул молнию, подобрал сумку с почтой и вышел, оставив ее спокойно таращиться в потолок…

Обед я пропустил, но все равно в график не уложился.

– Ты опоздал на 15 минут, – сказал Булыжник.

Я ничего не ответил.

Булыжник взглянул на меня.

– Боже всемогущий, что у тебя с лицом? – спросил он.

– А у тебя? – спросил его я.

– Ты о чем?

– Не грузись.

15

Я опять был с похмелья, опять установилась жара – всю неделю 100 градусов.

Каждую ночь происходило пьянство, а с раннего утра и каждый день – Булыжник и невозможность всего.

Некоторые парни носили африканские шлемы от солнца и темные очки, а я – я был примерно одинаков, дождь ли, солнце: в драной одежде, а башмаки настолько древние, что гвозди постоянно впивались мне в подошвы. В ботинки я подкладывал кусочки картона. Но помогало это лишь временно – скоро гвозди снова вгрызались мне в пятки.

Виски и пиво вытекали из меня, фонтанировали из подмышек, а я гнал себе дальше с этой тяжестью на спине, будто с крестом, вытаскивая журналы, доставляя тысячи писем, шатаясь, приваренный к щеке солнца.

Какая-то тетка на меня заорала:

– ПОЧТАЛЬОН! ПОЧТАЛЬОН! ЭТО НЕ СЮДА!

Я оглянулся. Она стояла в квартале от меня вниз по склону, а я уже и так отставал от графика.

– Послушайте, леди, положите это письмо на ящик сверху! Завтра заберем!

– НЕТ! НЕТ! Я ХОЧУ, ЧТОБ ВЫ ЕГО ЗАБРАЛИ СЕЙЧАС!

Она размахивала этой сранью до самых небес.

– Леди!

– ЗАБЕРИТЕ! ЭТО НЕ НАМ!

О боже мой.

Я уронил мешок. Затем снял кепку и швырнул ее на траву. Она скатилась на проезжую часть. Я ее бросил и пошел к тетке. Полквартала.

Я подошел и выхватил эту дрянь у нее из рук, повернулся, пошел.

То была реклама! Почтовое отправление третьего класса. Что-то насчет распродажи одежды за полцены.

Я подобрал с дороги свою кепку, натянул на голову. Взгромоздил мешок на левую сторону хребта, зашагал снова. 100 градусов.

Проходил мимо одного дома, и за мной выскочила женщина.

– Почтальон! Почтальон! У вас разве письма для меня нет?

– Леди, если я не положил его вам в ящик, это значит, что почты для вас нет.

– Но я же знаю, что у вас для меня письмо!

– С чего вы взяли?

– Потому что мне позвонила сестра и сказала, что напишет.

– Леди, у меня нет для вас письма.

– Я знаю, что есть! Я знаю, что есть! Я знаю, что оно там!

Она потянулась к пачке писем у меня в руке.

– НЕ ТРОЖЬТЕ ПОЧТУ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ, ЛЕДИ! ДЛЯ ВАС СЕГОДНЯ НИЧЕГО НЕТ!

Я повернулся и пошел.

На крыльце стояла еще одна тетка.

– Вы сегодня поздно.

– Да, мэм.

– А где постоянный почтальон?

– Он умирает от рака.

– Умирает от рака? Гарольд умирает от рака?

– Правильно, – сказал я.

Я вручил ей почту.

– СЧЕТА! СЧЕТА! СЧЕТА! – завопила она. – И ЭТО ВСЕ, ЧТО ВЫ МНЕ МОЖЕТЕ ПРИНЕСТИ? ЭТИ СЧЕТА?

– Да, мэм, это все, что я могу вам принести.

Я повернулся и ушел.

Я же не виноват, что они пользовались телефонами, и газом, и светом, и все свои вещи покупали в кредит. Однако, если я приносил им счета, они на меня орали – как будто я просил их устанавливать себе телефон или присылать телик за 350 баксов без начального платежа.

Следующей остановкой было небольшое двухэтажное строение, довольно новое, с 10 или 12 квартирами. Почтовый ящик с замком стоял спереди, под козырьком крыльца. Наконец-то, хоть чуточку тени. Вставляю в замок ключ, открываю.

– ПРИВЕТ, ДЯДЯ СЭМ! КАК ПОЖИВАЕШЬ СЕГОДНЯ?

Это было громко. Не ожидал я услышать голос этого мужика из-за спины. Он просто заорал на меня, а с бодуна я нервный. Я аж подскочил от неожиданности. Это уж слишком. Я вытащил ключ из замка и обернулся. Кроме сетчатой двери ничего не видно. Кто-то там стоял. Под кондиционером и невидимый.

– Черт бы вас побрал! – сказал я, – не называйте меня Дядей Сэмом! Я вам не Дядя Сэм!

– О, так ты один из этих умников, э? За пару центов я б вышел и тебе по заднице надавал!

Я поднял сумку и грохнул ею об пол. Журналы и письма разлетелись. Придется весь отрезок перекладывать. Я сорвал с головы кепку и шваркнул о цемент.

– А НУ, ВЫХОДИ ОТТУДА СУКИН СЫН! ОХ, ГОСПОДИ ВСЕМОГУЩИЙ, ПРОШУ ТЕБЯ! ВЫХОДИ ОТТУДА! ВЫХОДИ, ВЫХОДИ ОТТУДА!

Я был готов его зарезать.

Никто не вышел. Ни звука. Я посмотрел на сетчатую дверь. Ничего. Как будто квартира пуста. На какой-то миг я подумал зайти. Потом повернулся, опустился на колени и стал собирать письма и журналы. Работа без сортировочного ящика. Через двадцать минут я все разложил. Засунул несколько писем в ящик, кинул журналы прямо на крыльцо, закрыл дверцу, повернулся и снова посмотрел на сетчатую дверь.

По-прежнему ни звука.

Я заканчивал маршрут, ходил и думал: ну что ж, он позвонит и скажет Джонстону, что я ему угрожал. Когда вернусь, лучше подготовиться к худшему.

Я распахнул дверь: Булыжник сидел за столом, что-то читал.

Я стоял, глядя на него сверху вниз, ждал.

Булыжник глянул на меня, перевел взгляд на то, что читал.

Я продолжал стоять, дожидаясь.

Булыжник продолжал читать.

– Ну, – наконец, вымолвил я, – что там с этим?

– Что там с чем? – Булыжник поднял голову.

– СО ЗВОНКОМ? ГОВОРИ, ЧТО ТАМ СО ЗВОНКОМ! НЕ СИДИ ПРОСТО ТАК!

– С каким звонком?

– Тебе что, насчет меня не звонили?

– Звонили? Что случилось? Ты что там делал? Что ты натворил?

– Ничего.

Я пошел и сдал свое барахло.

Парень не позвонил. Никакая не милость с его стороны. Он, вероятно, подумал, что если позвонит, я вернусь.

По пути к ящику я прошел мимо Булыжника.

– Что ты там натворил, Чинаски?

– Ничего.

Мои действия настолько заморочили Булыжника, что он забыл мне сообщить, что я задержался на 30 минут, и не записал мне опоздание.