Текст книги "Манико (СИ)"

Автор книги: C. Клочай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Клочай C.П.
Манико

Прощай, и если навсегда – то навсегда прощай.
 Пускай бессчётные года пройдут, и невзначай 
Тебя увижу я сквозь сон, но тронется вокзал,
 Круговорот немых окон – как мутные глаза.



1

Восходящее солнце и трепетное чувство подгоняет семнадцатилетнюю Досиго, дочь вождя племени Потато, вперед по тропе. Она, стремительно совершает прыжки через кустарники, ветви, сквозь джунгли, на берег океана, в бухту'Пота-тау'. Иногда попадет под лучи восходящего солнца, пробивающие плотную толщу джунглей. Смуглый, стройный стан окутан косиши, кожаным полотнищем, исполняющим роль одежды местных женщин. Она на высоких ногах парит над землей. Смолянисто черные волосы развевает встречный ветер. Эта картина могла бы напомнить невольному зрителю несущегося в чаще хищного зверя, совершающего свой последний рывок в погоне за добычей. Досига стремится как можно быстрее попасть на берег и вероятно в последний раз увидеть юношу по имени Пабло. На протяжении шести месяцев он заставлял биться непонятным образом ее сердце и дрожать голос.

Тропа вырывается из объятий деревьев на высокий обрыв, с вершины которого открывается, завораживающая своей красотой, панорама бухты.

Бухта 'Пота-тау'. Туземцы называют ее тихой водой. Она расположилась в северной части острова Сан-Сальвадор. От грозного океана, шквала волн она отделена грядой рифов и только лишь в часы прилива корабли могут безопасно пройти их и попасть под защиту бухты 'Пота-тау'. Это малообъяснимое для окружающих явление происходит два раза в сутки, в полночь и полдень. На один час поднимается уровень океана и позволяет совершать маневр судам при заходе или выходе из акватории. На протяжении семи лет это место для своего пристанища облюбовали конкистадоры и за это время построили из подручного материала настоящий форпост на побережье. Постройки, мало напоминающие неприступную крепость, но со своим причалом. Над вратами, ведущими за частокол, возвышается флаг, указывающий на принадлежность данных земель Испанской короне, а одно из зданий внутри форпоста увенчано крестом. В последнюю экспедицию на одной из каравелл прибыла группа миссионеров во главе с пастырем Бенедиктом, дабы повернуть дикие народы Нового мира лицом к Богу, и обратить их в истинную веру.

Периодически группы конкистадоров с миссионерами уходили вглубь джунглей исследовать новые территории, обращать в веру заблудших рабов божиих, и конечно же добывать золото своему королю, да и себе заодно. В ходе таких походов практически всегда разорялись селения туземцев, которые располагались на пути экспедиций, а местные жители попадали в рабство. На протяжении последних лет такой участи избегало лишь одно племя на побережье, Потато, на землях которого и располагалась бухта 'Пота-тау'.

С момента первой высадки Испанцев на Новую землю, сложились условно-дружеские отношения между вождем племени и конкистадорами, что позволило избежать осквернения святынь племени и открытого грабежа селения, расположенного в семи километрах от бухты. Иногда, однако, происходили конфликты, в основном связанные с попытками вновь прибывших матросов проникнуть в святилище туземцев с одной лишь целью, хищения золотого изваяния, божества туземцев 'Манико' и золотого жезла вождя, символа власти на землях Потато. На этот безумный поступок могли пойти только совершенно выжившие из ума или сильно захмелевшие пришельцы. Каждый житель форпоста неоднократно слышал, да и сам по нескольку раз пересказывал страшные истории. Жуткие несчастья преследуют осмелившихся даже просто дотронуться к этим золотым, увесистым, и манящим к себе любого, кто хоть однажды на них взглянул, вещицам.

Ритуальные предметы находятся во владении вождя племени, но только шаман племени, который согласно преданию, может безнаказанно прикасаться в определенное время суток к божеству, забирать 'Манико' и уносить его в святилище. С испанцами, прикасавшимися к золотому изваянию, происходили несчастные случаи, приводившие к смерти. Среди обитателей форпоста эти истории передавались с некоторым преувеличением, и наверное в связи с этим на протяжении двух лет никто не тревожил 'Манико'. Последние шесть месяцев, когда в форпосте появился пастырь, даже упоминание о золотом изваянии считалось богохульством и могло быть чревато последствиями для верующих.

2

Сейчас бухта защищает от разрушительного океанского шторма три испанских каравеллы 'Жози', 'Пинту' и 'Нинью', некоторые из которых еще помнят великий переход через Атлантику во главе с Христофором Колумбом.

На кораблях была произведена починка такелажа, пополнен запас пресной воды и провизии, а также обновлена команда. Большая часть прежней команды в течении полугода принимали участие в экспедициях в джунгли. Всех манило за собой золото, и возможность разбогатеть, но не у всех это получалось. Большинство забрали джунгли, как говорят в племени Потато. Попросту они погибли от стрел туземцев, неизвестных досель болезней, клыков и когтей диких животных.

Многие испанцы находили золото в экспедициях, но так как большинство сгинуло, капитанам судов пришлось доукомплектовывать команды в форпосте, непосредственно перед выходом в море и полагаясь только на свою интуицию.

В подобных походах кто-то находил славу, а иные смерть. Так и произошло с высоким, смуглым и крепким юношей из предместья Барселоны, Пабло Писарро. Работая в порту грузчиком, он услышал от друга Рико, что в кабаке, на набережной вербуют матросов на суда Его Величества. Предстоит экспедиция к Новой земле. Друг был уверен, что это шанс по-настоящему проверить себя в большом плавании и наконец-то вырваться из нищеты. Разбогатеть и жениться на красавице.

Пабло ранее дважды выходил в море на торговом судне матросом. Это были случайные заработки, короткие плавания, но он уже серьезно подумывал связать свою судьбу с мореплаванием.

От хозяина винного погребка юноши узнали, что команда на стоящие в порту суда уже укомплектована, но они могут, если очень поспешат, проситься на работ прямо у борта. Юноши решили пробовать судьбу на разных судах экспедиции, и с азартом заключали пари о том, кто первым ступит на новую, неизведанную досель землю, будет лучшим мореплавателем. С криком, – 'Я буду первый', – Рико бросился к трапу флагманского корабля 'Жози', а Пабло перешел с бега на быстрый шаг и пошел к трапу следующего судна 'Пинта', но уже подойдя вплотную, почему то остановился. Немного постоял, и по непонятным даже для себя причинам, направился к следующему судну 'Нинья'. У трапа его встретил капитан Энри Корцезо, низкорослый, коренастый, седой старик, о котором матросы говорят,– 'Морской волк'. Пабло сразу задержал свой взгляд на глубоких морщинах, которыми морской соленый ветер избороздил лицо капитана. Вернул его к реальности пронзительный баритон кэпа.

– Надумал? Подымайся на борт. Холера тебя! Нет? Пшел вон с глаз моих.

Юноша уверенной поступью поднялся по скрипящим под огромным весом сходням на борт корабля, за ним проследовал постоянно ворчащий кэп. На палубе он придирчиво осмотрел гостя. По достоинству оценил его физическую форму. Особенно шокировал рост юнца. Пабло расправил плечи, выпрямил спину, и стал еще на голову выше. Недолго колеблясь, кэп определил вновь прибывшего матроса вторым рулевым, и уже после этого просипел боцману. – Поставь сынка на довольствие. Распорядись по камбузе не обижать в еде, так как именно в его руках теперь будет наше посудина, моя ласточка. В прямом смысле, холера вас...

После этих слов Кэп долго и раскатисто хохотал. Если бы он тогда знал, насколько вещими окажутся его слова.

Через несколько дней три каравеллы с Божьего благословения вышли в море.

Переход был долгим и тяжелым, что и обусловило такой стремительный карьерный рост Пабло Писарро. Через месяц похода, во время шторма в Атлантике, погиб рулевой и Пабло стал у руля первым номером. По прошествии сорока дней с момента выхода в море неизвестная хворь забрала боцмана. Его предали морской пучине по всем морским законам. Приспустив паруса и флаг. После прочтения молитвы, капитан повернулся к Пабло и немного уставшим, но по-прежнему грозным голосом крикнул.

– Боцман! Командуй. – И бросил в его руки символ боцманской власти на корабле, довольно таки причудливой формы, свисток. Над саваном усопшего сомкнулись волны океана, а Пабло еще несколько минут стоял в полном замешательстве, не ожидая такого повышения по служебной лестнице.

Капитан громко прокашлялся.

– Боцман, ставь паруса. Полный вперед. Курс держать на флагман. И так изрядно отстали от наших.

Юноша много раз слышал подобные команды в исполнении усопшего предшественника, но самому ни разу не приходилось это делать, даже в мыслях. Свисток сфальшивил, но волевой, грозный голос дублировал команду капитана и матросы засуетились. Через несколько минут попутный порывистый ветер увлек корабль вперед, накренивши слегка его правым бортом.

Поход с каждым днем становился все сложней. Многих членов команды и пассажиров забрала неизвестная хворь, но их морю уже предавали без особых почестей и на полном ходу. Каждый опасался, что он может стать следующим, заразившись от усопшего. Эта же мысль все чаще стала читаться в усталых глазах Кэпа Корцезо. Его голос сник, лицо осунулось и он большую часть времени проводил дремля в кресле на капитанском мостике, верхней кормовой палубе, у рулевого колеса.

Очередной шторм Атлантики разбросал суда экспедиции, и на молодого боцмана Пабло Писарро обрушилась еще одна проблема, прокладка курса корабля. В познаниях лоции он не силен, и потому приходилось изощряться в дипломатии. Разговорить молчаливого последнее время кэпа становилось все сложнее, вытягивая с большим трудом из глубин его памяти знания обо всех тонкостях морского дела. С каждым днем усилия Пабло реже достигали цели. После первых глотков рома учитель погружается в глубокий сон, и попытки его растормошить тщетны.

По прошествии недельного, одиночного плавания по палубе поползли разговоры среди членов команды и пассажиров. – Курс неверный. Мы заплутали и все непременно погибнем. Нужно как можно быстрее поворачивать домой.

Пиком назревавшего бунта стала выловленная вахтенным матросом рукоять багра с грифом флагманского суднам 'Жози'. Из этого был сделан однозначный вывод.

– Остальные суда экспедиции затонули. Мы одни в Атлантике, и идем неверным курсом. Нас ждет участь погибших кораблей. Необходимо немедленно менять курс и возвращаться к родным берегам.

Возглавивший делегацию от возмущенной команды, судовой кок Жак Лоренсо, поднялся на капитанскую палубу и начал угрожать кэпу захватом судна. – Ты стал беспомощным, дряхлым старцем. По океану нас водит юнец, не отличающий правый борт от левого, зюй от веста.

Корцезо сидел неподвижно в своем кресле, не реагируя на оскорбления. Это уже был не тот грозный морской волк, на службу к которому поступал Пабло, а разбитый болезнью старик в капитанской треуголке и в мятом плаще.

Писарро еще некоторое время выслушивал оскорбления из уст парламентера в адрес кэпа и конечно же в свой адрес. Но когда Жак, оттолкнув рулевого, и с криком, – Право на борт,– начал сам поворачивать штурвал, Пабло схватил мятежника, поддернул его к себе. Резким движением перевернул вниз головой, ловко накинул на его левую ногу узел стропильного каната и выбросил последнего с верхней палубы за борт. Находящиеся на палубе матросы, словно по команде, замолкли, а Пабло абсолютно невозмутимо начал отдавать, ставшему на свое место к штурвалу рулевому, распоряжения относительно курса.

Судно легло на прежний курс, и по прошествии некоторого времени, рулевой, косясь в сторону кормы, обратился к капитану.

– Какие будут распоряжения по поводу ужина?

По лицу боцмана пробежала едва заметная улыбка. Он повернулся к вахтенному и твердым голосом, без малейшего намека на иронию выкрикнул.

– Прикажи коку немедленно подавать горячее. Что-то я продрог.

После этих слов матросы бросились вытаскивать кока на палубу с морской пучины. Купание в холодных водах Атлантики произвело на Жака неизгладимое впечатление. Перед Пабло стоял совершенно другой человек. Без того маленький мужчина, стал еще ниже на целую голову, постоянно всхлипывая и дрожа от сильного переохлаждения каждой мышцей тела. Мокрая одежда и волосы уподобили его загнанной в угол и смертельно напуганной мыши. Большие черные глаза, немного навыкате, превратились в маленькие черные пуговки, глубоко спрятанные за ресницами. Можно было предположить, что они только что видели смерть. Свою смерть. Это был последний раз, когда Пабло видел глаза кока. После этого случая Жак обслуживал юного боцмана, как второго капитана на судне, но ни разу не поднял на него взгляд.

День мятежных выступлений подошел к концу и Пабло с кружкой рома направился в своей каюте и склонился над картами. Он неожиданно выкрикнул и даже сам немного испугался своего голоса.

– Пусть все сгинут в морской пучине, но я выживу и приведу свой корабль к берегам Нового Света.

На какой-то миг перед его глазами промелькнула рукоять багра с грифом флагманского судна 'Жози'. Он услышал голос матроса, кричащего, что флагман затонул. Все воспоминания отошли на задний план, а перед ним встал образ его лучшего друга Рико, который восторженно выкрикивает, что он выиграл пари и первым достиг желанной земли. К Пабло пришло осознание того, что вместе с 'Жози' океан забрал его друга. Далеко за полночь он смог заглушить рвущееся наружу отчаяние и безысходность большим количеством рома. Лишь по прошествии двух суток Пабло приступил к исполнению своих обязанностей, обязанностей капитана.

Долгие и однообразные дни одиночного плавания. Пабло Писарро, двигаясь прежним курсом, привел 'Нинью', с большей частью выжившей команды, к берегам Нового Света. Восторг и овации матросов и пассажиров судна не произвели никакого впечатления на капитана Корцезо. Он сидел в своем кресле на верхней палубе, закутанный в накидку, невзирая на припекающее полуденное солнце. В одной руке полупустой кухоль с остатком рома, а взор направлен далеко за горизонт.

Пабло быстро совладал со своими эмоциями и стал вспоминать ранее рассказанные ему Корцезо истории о возможных неприятностях, которые подстерегают мореплавателей возле берегов Нового Света. Это и рифы прибрежной зоны, и непонятное движение воды, прилив и отлив. И то, что только при знании графика приливов можно прокладывать курс в прибрежной зоне. Таким знатоком был шкипер с затонувшего флагманского корабля.

Не находя выхода из сложившейся ситуации и опасаясь потерять судно, Пабло принимает решение дрейфовать вдоль береговой линии, такой желанной всеми земли, пока он не разберется в приливах и отливах. Он даже удержался от спуска на воду шлюпки. Вид гряды рифов в паре миль от берега не позволял рисковать частью и так не многочисленной команды. Всем присутствующим было объявлено о поиске подходящего места для высадки на землю, а в голове только голос капитана.

– Рифы береговой зоны не пропустят даже шлюпку, не говоря уже о корабле. Только прилив и никак иначе, а он происходит два раза в сутки.

На второй день дрейфа смотрящий закричал, что видит возле берега какие то мачты, вероятно, это судно на рейде, а может и потерпевший крушение корабль, так как нас от этих мачт отделяет гряда рифов. После этих криков вся команда и пассажиры вывалились на палубу, и перебивая друг друга стали делиться впечатлениями от увиденного.

Один из пассажиров кричит, что невдалеке от корабля, слева по борту он видит непонятное плавучее средство с четырьмя человеками на борту, которые упорно гребут жалкими подобиями весел и пытаются направить свою лодку к берегу, но их непонятным образом сносит в открытое море. Команды из уст Пабло начали опережать даже мысли в его голове.

– Очистить палубу, лево на борт. Ставить фок и грот мачты. Абордаж левым бортом, – и только после этого он снизил голос и сказал,– Человек за бортом, – посмотрел на реакцию капитана, надеясь, что Корцезо возмутится наглости юнца, командующего его судном. Однако кэп безразлично смотрел вдаль.

'Нинья' стремительно набирает скорость, разрезая волны. Кажется, что за двое суток дрейфа корабль застоялся как ретивый жеребец в стойле, а сейчас, по первой команде наездника, сорвался на галоп. На скорости в десять узлов судно, разрывая пополам огромные волны, несется прямиком на терпящих бедствие. В какой-то момент большая часть команды и праздных зевак, находившихся на палубе, решили, что каравелла накроет своей огромной массой это нечто, издали напоминающее лодку. Слаженные действия матросов и быстрое выполнение команд, поступавших с верхней палубы сотворили чудо. Лачуга с людьми выскользнула из-под каравеллы и прошла вплотную по левому борту. Абордажная команда зацепила крюками и баграми терпящих бедствие, и в считанные секунды люди оказались на палубе, а уже в следующее мгновение набегающая волна разбила утлое суденышко о борт корабля. На палубу подняли трёх мужчин и одну молодую девушку.

Полуобнаженные тела спасенных людей закутали в накидки и препроводили на камбуз. Пабло обратил внимание на необычайно красивое лицо девушки, а еще его заинтересовали яркие узоры по всему телу и на лицах у мужчин.

Почему морская вода не смыла рисунки на их телах? Эти мысли были мимолетны, и стоило ему повернуть голову от гостей в сторону моря, он сразу переключился на командование кораблем. Увеличивавшиеся волны заставили принять решение направить судно в открытое море и лишь к утру возвращаться назад. Это место, где развивались события по спасению терпящих бедствие, было отмечено на карте. Отойдя несколько миль от берега, судно легло в дрейф. Ожидания штормовой ночи не оправдались, и уже к 20.00 установился полный штиль. Пабло распорядился накрыть ужин в большой каюте, и туда же доставили спасенных людей.

В дальнем углу, за столом в виде подковы, сидел вахтенный матрос. Все его одеяние абсолютно белое, как будто он готовился к параду с участием королевских особ. Постоянно ёрзая на стуле, он пытается оказывать всяческие знаки внимания одному из гостей, сидевших напротив него. Пабло от двери громко поприветствовал присутствующих. Матрос резко встал, а вместе с ним вскочили двое из гостей, высокие мужчины крепкого телосложения, на вид не более тридцати лет. С плеч у них соскочили матросские сюртуки. Взгляду открылись синие орнаменты на руках и груди мужчин, так как куски кожи прикрывали только некоторые участки их тел. Вслед за ними поднялся и еще один гость. Это коренастый, не по годам сложенный мужчина, на вид лет пятидесяти, но на голову ниже своих спутников. Приветствуя входящего, он даже не пошевелил головой, а лишь кулак правой руки прижал к области сердца и закрыл глаза на мгновение. Рисунок на лице и видимых участках тела сразил Пабло так, что он, забыв о приличии, начал рассматривать цветные узоры. Четвертый их спутник остался сидеть неподвижно, укрытый с головой сюртуком. Матрос поспешил представил гостям боцмана как человека, фактически командующего судном и умело спасшего их из морской пучины. Эти слова отвлекли Пабло от ярких и непонятных узоров. Он представился.

– Боцман испанского фрегата 'Нинья' Пабло Писарро.

Только лишь в этот момент он вспомнил, что одним из спасенных ими была стройная девушка.

Матрос представил гостей. На борт 'Нинья' взяли вождя племени туземцев Потато, Лодобо, с его дочерью Досиго и двумя воинами.

– Земли Потато простираются на сотни миль вдоль морского побережья. Это лучшие земли и племя защищает их на протяжении сотен лет, – матрос закончил говорить, а вождь одобрительно кивнул. После этого матрос повернулся лицом к Пабло и заявил, что у него вахта. Замешательство читалось на лице боцмана. Однако вождь протянув свою руку к Пабло и крепко сжав запястье его левой руки, на ломаном испанском сказал.

– Говорите, и я вас пойму.

Все расселись вокруг стола и кок подал ужин. Боцман собрался произнести приветственную речь, но слова застряли у него в гортани. Сидевшая напротив него Досиго, сбросила с себя накидку и взору открылись роскошные черные волосы, правильные черты лица и большие, голубые глаза. Из одежды на ней остался ее кожаный корсет, иначе это и не назовешь. Кусок кожи, туго опоясывающий стан девушки от бедер к груди. Непроизвольно у Пабло вырвалось. – Не может быть. – И он качнулся в сторону девушки. Вверх над столом взметнулась рука воина, и это вывело боцмана из ступора. Ему пришлось извиняться перед гостями, а ужин прошел в полном молчании. Кок, видавший ранее иноземцев и знавший их горячие нравы, к столу не подал столовых приборов, а все продукты были нарезаны мелкими кусками. Боцман, сообразив, что кок это сделал не просто так, стал руками брать со стола пищу, за ним последовали присутствующие. По окончании трапезы гости поведали Пабло, что на их земле расположено селение испанцев, и находится оно на берегу бухты 'Пота-тау', возле которой их и спасли. Зайти в бухту можно только в течении двух часов в полночь и полдень, во время прилива, на высокой воде, как сказал пожилой мужчина. Да кроме него никто из гостей больше не смел раскрыть рта.

От мужчин, которых Пабло для себя определил как воинов, исходило какое-то напряжение, и он из любопытства решил проверить действительно ли он прав относительно молчаливых спутников вождя. С этой мыслью наклонился в сторону мужчин и выбросил правую руку за салфеткой, лежавшей на столе, перед Лодобо. Даже глаза Пабло не успели зафиксировать момент, когда в его предплечье впились две смуглые и сильные кисти спутников вождя, и только сильная боль пронзила все тело. Через мгновение вождь вскинул свою руку вверх, издал какой-то гортанный, сиплый окрик, и в этот же миг предплечье Пабло освободилось от оков, а кисть безжизненно рухнула на стол.

Вождь принес извинение за своих воинов. Пабло кивнул в ответ, но под столом еще некоторое время разрабатывал больную руку. В голове промелькнула мысль. – Чтобы сделали эти воины, если бы их не остановил вождь?

Он еще долго разговаривал с гостем, очень даже сносно понимая его ломаный испанский. Остальные присутствующие за столом по-прежнему молчали. Девушка поднялась со стула, при этом упала на пол матросская накидка, прикрывавшая все это время ее бедра. Она пошла осматривать каюту. Пабло украдкой бросил взгляд на нее, а потом перевел его на спутников вождя. Еще с большей силой заныло правое плече, Пабло непроизвольно отодвинул свою лавку подальше от гостей.

Юноша обратил внимание, что мужчина рассматривает находящееся в верхнем правом углу крест с распятием. Жестом предложил подойти поближе. Индеец одобрительно кивнул на предложение и последовал за ним. Возле распятия Пабло начал рассказывать гостю, что это на кресте распят сын божий Иешуа, который принял мучения за грехи людские, а рядом в образах находятся лики святых. Лодобо осмотрел висевшие на стене иконы, вглядываясь внимательно в лица смотрящих на него изображений. Резко развернулся к распятию, протянул в его сторону указательный палец и закричал, Бакаку– Ба-ка-ку. Пабло в полном недоумении повернулся к нему и в этот момент за собой услышал нежный, мелодичный женский голос, что-то произнесшем на непонятном языке. Девушка словно осеклась и перешла на трудно разборчивый испанский, сбиваясь и постоянно произнося непонятные слова. Запинаясь, пытается перевести сказанное на испанский, нежный голос окутал Пабло какой то завесой и несколько секунд он вообще не мог сосредоточиться на содержании речи, льющейся из уст незнакомки. Только прикосновение ее ладони к руке вывело юношу из оцепенения, и он понемногу начал понимать, что гостья пытается ему объяснить.

– У племени Потато с давних времен имеется враг, народ Бакаку, живущий далеко в джунглях, за горным хребтом. Хорошие воины и охотники, но с очень жестокими и не понятными обычаями. Поедают сердца своих стариков, соплеменников, они считают, что овладевают их мудростью, а поедая сердца воинов противника или погибших в бою, на охоте соплеменников, они получают их силу и отвагу. Ритуал происходит на святилище. Святой камень, над которым расположена каменная дыба, очень похож на это, распятие. Вероятнее всего это и вызвало гнев и возмущение вождя.

Пабло все понял и немного успокоился. Досиго замолчала.

– Мы отнюдь не людоеды и не поедаем себе подобных, – Слов не хватало, и юноша постоянно запинался, пытаясь прибегнуть к языку жестов. Как только он подымал перед собой руки и начинал жестикулировать, со стульев вставали два безмолвных спутника вождя.

Чувствуя исходящую от них угрозу, Пабло сделав паузу в своем монологе, опустил руки по швам. Воины, как по команде, заняли свои места на стульях. Данная процедура происходила несколько раз. В итоге это даже немного развеселило его, и он не прерывая объяснения тонкостей вероисповедания вождю и его дочери, подымал руки перед собой, а потом демонстративно поворачивался к воинам и опускал их по швам. После третьего раза воины не стали присаживаться на стулья, а сделали несколько шагов и оказались за спиной вождя. Решив, что он смог гостям поведать многовековую историю Христианства, и всего вероисповедания, присел за стол.

Уже спустя несколько дней, вспоминая свой рассказ, он выдохнул с облегчением от того, что его опус не слышал их духовный наставник Падрэ Бенедикт. Дикость и безграмотность, это самая мягкая оценка, а могло быть и худшее определение его повествованию.

Вождь успокоился и продолжил повествование дочери о врагах.

– Иногда они выходят из джунглей к большой воде, океану, и это всегда сопровождается столкновениями с племенами побережья. Похищают женщин и детей. В одной из таких стычек шесть лет назад погиб старший сын вождя, он был воином. Так как Бакаку всегда, или практически всегда свой трофей, живой или мертвый уносят с собой, то женщины племени не оплакали погибшего воина и не предали усопшее тело духу Манико, согласно вековым традициям. Его душа не находит успокоения и несет страдания мне как отцу.

После этих слов вождь прижал ладошки своих рук к груди и опустил голову. За ним последовали остальные гости. В это же время лучина в лампе затрещала и начала дымить. Пабло посмотрел на присутствующих.

– Уже слишком поздно. Завтра рано вставать. Матрос укажет место, где вы можете отдохнуть.

Проводив гостей, он осмотрелся на судне. Проверив вахту. Заглянул в каюту капитана. Корцезо спал сидя в своем кресле, на столе бутылка рома и мерцает лампада. Пабло не стал тревожить его, закрыл дверь и удалился.

3

Утро на фрегате 'Нинья' команда встретила в полном замешательстве. Почему мы так долго стремились к земле, и вот когда он уже так близок, повернули опять в никуда. Споры между матросами, находившимися на палубе, разгорались все с новой силой. Выход капитана Энри Корцезы на палубу в столь ранний час больше удивил присутствующих, нежели остепенил в суждениях. Все привыкли за последнее время к тому, что он подымается на мостик только после завтрака. В след за кэпом на верхнюю палубу матрос поднял его кресло и плед. Все как обычно, только почему то на пять часов раньше, ведь сейчас только четыре утра. Через пятнадцать минут с грубой бранью на устах на мостик поднялся Пабло. Матросы как по команде, замолкли и смотрели вопрошающе на него. Он подошел к компасу, какое-то мгновение смотрел на него, а потом направил свой взор на пару минут в сторону линии горизонта. Утренняя дымка, облака и волны в несколько балов не позволяли что либо рассмотреть прямо по курсу.

Команды с его уст сорвались грозно и безапелляционно. В голосе не осталось ни чего юношеского. В этот же момент судно ожило и загудело, словно пчелиный рой. Завертелось из стороны в сторону рулевое колесо, издавая странные звуки, Большой левый крен позволил не столь большим волнам взметнуться на палубу и окатить освежающим душем тех, кто еще находился там. Большая часть матросов уже уверенными движениями перемещались по паутине корабельных снастей вверх к парусам. На несколько минут судно выровнялось, мирно качаясь на волнах, раздались первые хлопки трепещущих под напором ветра полотнища. По палубе постоянно дублируются команды и доклады об их исполнении. На полных парусах, накренившись опять на левый борт, 'Нинья' начала набирать скорость, ложась на заданный курс.

К семи часам утра, показавшееся из за туч солнце, позволило рассмотреть на горизонте, прямо по курсу, полоску земли. Матросы начали восторженно выкрикивать 'Земля', 'Земля' словно вчера они ее не видели, или не надеялись больше увидеть. Овации продолжались несколько минут и были прерваны очередной командой боцмана. Отлаженный механизм команды после нескольких минут отдыха продолжил свою нелегкую роботу.

На палубу поднялись вчерашние гости. Пабло Писарро бросил взгляд на восседающего в кресле Энри Корцезо, повернулся к матросу и приказал проводить гостей на верхнюю, кормовую палубу. Высказав свое приветствие прибывшим, юноша протянул вождю подзорную трубу и жестом предложил посмотреть в сторону берега. Лодобо на ломаном испанском сказал, что уже видел подобный жезл, который крадет расстояния. С этими словами он начал прилаживать трубу к глазу, Пабло поправил его и помог навести резкость изображения на береговую линию. Вождь всмотрелся в горизонт и громко выкрикнул,– Потато, моя земля, а вон там и бухта тихой воды. Пабло, как будто дублируя чью то команду, выкрикнул так держать. Вождь Ладобо еще некоторое время смотрел в сторону берега, а потом начал что-то громко и быстро кричать на своем языке. Окружающие были в полном недоумении, не понимая, что хочет сказать гость. Кроме того, что он кричал, так еще несколько раз пытался освободить штурвал от стопорных лямок, веревок с петлями по обе стороны рулевого колеса, позволяющих стопорить штурвал во время движения судна, изменить курс 'Ниньи'.

Дочь вождя подошла к Пабло и сказала, – Отец говорит, дальше плыть нельзя. Еще рано. Там рифы и смерть. – Переведя дыхание, она продолжила переводить выкрики отца, -Нужно смотреть на рифы, а в полдень, по высокой воде заходить в бухту. Иначе смерть.

В десять утра Пабло сделал запись в бортовом журнале, – 17 апреля 1498 года. Фрегат 'Нинья' лег в дрейф в трех милях от береговой полосы бухты 'Пота-тау' в ожидании благоприятных условий прохода зоны рифов.

Теперь даже невооруженным глазом было видно, как набегающие волны разбиваются о рифы перед входом в бухту. Пабло минут пятнадцать смотрел в сторону берега и неожиданно даже для себя закричал, ЕСТЬ. Подозвал нескольких матросов показал какой то участок на море и отдал им команду. После этого он подошел к капитану и громким голосом доложил, что фарватер есть, в ответ Корцезо кивнул головой. По его лицу кривой улыбкой пробежала радость от услышанного. Он прикрыл глаза и выдавил сиплым голосом, – Я моряк и не хочу гнить в земле. Не позволь меня жрать червякам. Моя душа должна остаться в морской пучине. – Раздался выдох из уст капитана со страшным свистом, это был последний вздох капитана испанского фрегата 'Нинья' Энри Корцезо.