Текст книги "Жизнь Леонардо. Часть третья.(с иллюстрациями)"

Автор книги: Бруно Нардини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

«Он даже смотреть на кисть не может»

– Я Леонардо хорошо знаю. Уж поверьте мне, на него рассчитывать нечего! – говорил Боттичелли монахам-сервитам.– Леонардо никогда не напишет образ для главного алтаря. Сделает прекрасные эскизы, но потом ему взбредет в голову очередная блажь, и он бросит работу над образом. Разве не так поступил он с Лоренцо Великолепным и с монахами Сан Донато а Скопето? Оба раза пришлось потом Филиппино Липпи таскать каштаны из огня. Послушайте моего совета– не расторгайте договор с Филиппино!

Монахи забеспокоились. Леонардо уже почти год жил в монастыре вместе с Лукой Пачоли, Заратустрой, Салаи и двумя новыми совсем юными помощниками, но к работе так и не приступил.

Вечно он был чем-то занят: уходил из дома утром, а возвращался ночью. Его ввели в состав комиссии, которая должна была вынести суждение, почему сползает и рушится холм Сан Сальваторе делль'Оссерванца, а с ним и одноименная церковь, которую Микеланджело называл «прекрасной крестьянкой». Леонардо обследовал весь прилегающий район, взял образцы земли и скальных пород, провел топографические замеры, сделал эскизы, а затем все свои замечания изложил в письменном отчете. Он точно определил истинную причину обвалов и оползней: смещение геологических слоев, вызванное проникновением воды, и ущерб, нанесенный людьми холму, ведь у самого подножия холма в районе Сан Никколо была кирпичная фабрика, которая добывала глину в близлежащем карьере.

«... Если Леонардо, флорентийский художник, еще находится во Флоренции,– писала тем временем маркиза Изабелла Гонзага своему проповеднику,– прошу узнать, как он там живет...– Иными словами, маркиза хотела знать, не нуждается ли Леонардо в работе и в деньгах.– И постарайтесь, как вы умеете, выяснить, не согласится ли он сделать мой портрет».

Но Леонардо, которого монахи монастыря Аннунциаты не оставляли в покое, пришлось запереться в своей мастерской и приняться за работу. Два месяца спустя картон был готов. Картина была столь красивой и необычной, что настоятель выставил ее на всеобщее обозрение в монастырском зале.

«В эту комнату два дня подряд приходили, как ходят на торжественные праздники, мужчины и женщины, молодые и старики, чтобы посмотреть на чудо, сотворенное Леонардо, поразившее весь этот народ»,– писал Вазари в своих «Жизнеописаниях».

Шел апрель 1501 года. В толпе у картона стоял молодой человек, совсем недавно вернувшийся из Рима, где он изваял из мрамора «Пьету», «взбудоражившую весь мир» и вызвавшую восхищение у всех паломников, наводнивших город в Святой год. Звали молодого человека Микеланджело Буонарроти.

«За время своего пребывания во Флоренции Леонардо написал лишь один эскиз на картоне,– отвечал проповедник маркизе Гонзага.– Изображен на том картоне годовалый младенец Иисус. Он почти сполз с материнских коленей и тянется к ягненку, и хочет его обнять. Богоматерь, словно бы привстав с коленей святой Анны, подхватила младенца, чтобы оторвать его от ягненка, животного, которое приносят в жертву и которое символизирует страсти. Святая Анна, немного приподнявшись, словно хочет удержать богоматерь... Все эти фигуры писаны в натуральную величину...»

Картон подтвердил мастерам Флоренции, лучшим художникам того времени, величие новаторских идей Леонардо в живописи. Не отвергая классических традиций, он отошел от обычных схем и открыл для живописи невиданные доселе горизонты.

Все фигуры на картоне как бы заключены в треугольник – прием, который подсказал многие смелые решения Микеланджело и часто применялся потом Рафаэлем. «В этой евангельской сцене Леонардо проявил всю свою силу, заставив нас забыть о мастерстве художника и видеть лишь великого поэта»,– писал впоследствии один немецкий критик.

Пока флорентийцы непрерывной толпой проходили мимо картона, сам Леонардо убеждал правителей города дать ему важное поручение– приподнять и переместить здание Баптистерия.

«Среди этих моделей и рисунков был один, который Леонардо не раз показывал многим своим предприимчивым согражданам, правившим в то время Флоренцией, доказывая, что может поднять храм Сан Джованни и подвести под него лестницы, не разрушив его...» – писал Вазари. Доводы Леонардо были столь логичны и научно так обоснованы, что ни у кого не нашлось серьезных возражений. Когда же надо было перейти от слов к делу, правительство испугалось, и каждый из членов Совета, вернувшись домой, начал себя убеждать, что затея эта невыполнима.

Между тем это было не так: в Болонье Аристотель Фьораванти уже сумел приподнять башню. Леонардо хотел, однако, не только передвинуть Баптистерий, но и изменить течение реки Арно, чтобы создать во Флоренции несколько красивых водопадов. Затем он собирался направить воды реки в ряд небольших каналов, которые соединялись бы в парке делле Кашине.

– Вот мой проект,– говорил Леонардо флорентийцам, показывая свои рисунки.– Направив реку в каналы, вы сможете подавать воду куда хотите. Даже прямо в дома, и притом ни одна капля не пропадет даром.

«Математические занятия до того его увлекли, что он даже смотреть на кисть не может»,– доносил проповедник Изабелле Гонзага. Но тут же добавлял, что видел, как Леонардо «рисовал для Роберте, фаворита короля Французского, картинку, на которой изображены мадонна, сидящая так, словно она собиралась наматывать на мотовило клубки, и младенец, который стоит возле корзины с клубками и держит мотовило...».

Роберте, министр короля Людовика XII, после того как он вместе со своим государем увидел в Милане «Тайную вечерю» и глиняную модель коня, приказал французскому послу во Флоренции отыскать Леонардо. И вот теперь Леонардо выполнял «срочнейший заказ» – «картинку на религиозный сюжет».

Впрочем, алтарный образ и обещанный Изабелле Гонзага портрет так и не были написаны, остались лишь картон и словесные обещания: занятия математикой отнимают у Леонардо все время, и, поистине, «он даже смотреть на кисть не может».

Долгие часы он проводит в библиотеках Сан Марко и Санто Спирито, отыскивая сведения о приливах и отливах в Каспийском море. «Написал турку Бартоломео, чтобы тот сообщил о приливах и отливах в море Понтийском». Кроме того, его интересуют обычаи Фландрии («Спрашивал у Бенедетто Портинари, как во Фландрии катаются по льду») и проблема квадратуры круга. («Просил маэстро Луку, математика, изъяснить мне квадратуру круга»),

– Право же, он сумасшедший! – говорил Франческо Граначчи.– Он утверждает, что секрет живописи заключается в знании законов геометрии. Я сам слышал. И еще: что прежде, чем начать писать картину, надо сделать множество математических расчетов.

Вместе с Граначчи шли Джулиано Буджардини, Индако, Лоренцо ди Креди, Якопо ди Доннино, Сандро Боттичелли и Микеландже-ло Буонарроти.

– Нет, он сумасшедший,– повторил Граначчи. – Я слышал, как он доказывал, что всякий истинный художник должен разделить человеческую голову на градусы, определенные точки, минуты, минимальные и полуминимальные. Каждая величина равна одной двенадцатой величины предыдущей. Чтобы хорошо нарисовать голову, ее нужно разделить на 20736 полуминимальных размеров!

Последние слова Граначчи были встречены общим смехом.

Слава о несравненных талантах Леонардо опередила его самого. Властители Флоренции попросили Леонардо изучить течение реки Арно и причины оползней на холме Сан Сальваторе.

 Тем временем в город из Рима вернулся и Микеланджело Буонарроти, чья слава также докатилась до Флоренции. Ведь в Риме Микеланджело создал удивительное скульптурное творение «Пьета».

 Настоятель церкви святой Аннунциаты дал понять Леонардо, что не намерен больше ждать. Леонардо был занят проблемами отведения вод реки Арно. Он прервал эту работу и за короткое время написал картон «Святая Анна».

 Вся Флоренция прошла, точно в религиозной процессии, мимо картона, выставленного в зале монастыря святой Аннунциаты. В толпе был и молодой человек, делавший зарисовки. Это был Микеланджело.

 Много лет спустя, уже во Франции, Леонардо написал картину маслом на тот же сюжет.

 Леонардо предложил своим согражданам приподнять здание Баптистерия, чтобы подвести под него лестницу. Одновременно в больнице Санто Спирито он возобновил свои анатомические опыты.

Герцогская грамота

– Маэстро Леонардо, я рад приветствовать вас во дворце и имею честь передать вам послание короля Франции,– сказал Пьеро Содерини.

Флоренция по примеру Венеции, где Советы были более стабильными, а дожа избирали пожизненно, тоже решила должность гонфалоньера сделать пожизненной. Выбор пал на Пьеро Содерини, который в то время находился с особой миссией в Ареццо.

Впервые в истории города жена гонфалоньера поселилась в Палаццо Синьории, чтобы до конца жизни мужа быть рядом с ним.

И вот теперь Содерини получил письмо министра Роберте, который от имени Людовика XII интересовался делами Леонардо и просил выяснить, не собирается ли тот возвратиться в Милан.

– Его величество король Франции хотел бы вновь увидеть вас в Милане, где только и говорят что о вашей «Тайной вечере».

– Благодарю вас и прошу выразить его величеству мое глубочайшее почтение. Но покидать сейчас Флоренцию, где у меня много незаконченных работ, я не намерен.

– Знаю, маэстро Леонардо. Я тоже видел в монастыре братьев-сервитов ваш удивительный картон. Я был бы безмерно рад, согласись вы сделать что-нибудь для Синьории.

– Возможно, сделаю,– сказал Леонардо.

– Что именно?

– Сейчас написать какую-либо картину я не смогу. Но я не откажусь от скульптуры. Я видел во дворе собора глыбу мрамора, работу над которой Агостино ди Дуччо бросил. Из нее можно изваять прекрасную статую.

– Конечно! – воскликнул Содерини.– Это будет большой честью для города!

– Я подумаю,– сказал Леонардо.– А пока набросаю несколько эскизов.

Леонардо не знал, что на эту же глыбу мрамора зарятся два других скульптора– Сансовино и Микеланджело. И когда Микеланджело через Граначчи узнал о планах Леонардо, он примчался к гонфалоньеру и попросил отдать эту глыбу мрамора ему. Он так настаивал и с такой уверенностью обещал изваять «колосс», что Содерини, наслышанный о его римском триумфе, уступил. Глыба мрамора досталась Микеланджело.

Леонардо братья-сервиты монастыря Аннунциаты дали понять, что не намерены больше ждать и содержать его и его учеников. К тому же Леонардо не понравилось, что Содерини предпочел ему Микеланджело, да и жизнь во Флоренции становилась однообразной. Поэтому он предложил свои услуги в качестве инженера и военного советника кондотьеру Цезарю Борджа герцогу ди Валентино.

Некоторые историки утверждают, что Леонардо познакомился с Борджа в Милане перед отъездом в Мантую и уже тогда предложил герцогу свою помощь в военном деле.

Разумеется, это тоже лишь гипотеза, но вполне достоверная.

Вероятно, Леонардо встретился с герцогом в Винчи. Немного спустя, весной 1502 года, приняв предложение герцога, Леонардо выехал в город Пьомбино, который Вителлоццо захватил раньше.

Леонардо, как и Макиавелли, ошибся в своих предсказаниях. Герцог ди Валентино вовсе не был человеком, ниспосланным Италии провидением. Не был он и военным гением, наделенным способностью прислушиваться к мудрым советам.

Когда Леонардо готовился уехать из Флоренции, к нему прибыл из Мантуи посланец маркизы Изабеллы Гонзага с просьбой определить подлинную стоимость нескольких ваз, которые прежде принадлежали Лоренцо Великолепному. После бегства Пьеро Медичи из города народ разграбил его дворец на виа Ларга. Алчная маркиза вместо того, чтобы возвратить вазы юному кардиналу Медичи, просила Леонардо оценить вазы, прежде чем приобрести их у скупщика краденого.

«Агатовая ваза мне нравится, ибо камень этот редкий и крупный. Вся ваза, кроме ножки и крышки, сделана из одного куска... Аметистовая ваза – прозрачная, с множеством оттенков, ножка у нее из массивного золота, и украшена ваза столькими рубинами и жемчугом, что цена ей не менее ста пятидесяти дукатов...»

Раз уже Леонардо не захотел писать ее портрет, пусть хоть цену укажет. Выполнив просьбу маркизы, Леонардо в сопровождении верных друзей и учеников через Порта Сан Фредиано выехал из Флоренции в Пьомбино.

Должно быть, до места назначения он добрался в конце мая. На море бушевал ураган, и Леонардо, пристально наблюдавший за всеми явлениями природы, зарисовал волну и написал в записной книжке: «Рисунок сделан на берегу моря у Пьомбино. Вода ABC есть волна, нахлынувшая на изогнутый берег. Когда она отхлынула, на нее налетела следующая волна. Они вместе взмыли вверх, более слабая волна уступила напору более сильной, и они снова обрушились на изогнутый берег».

Вскоре Цезарь Борджа, успевший захватить Урбино, срочно вызвал к себе Леонардо. Проезжая через Сиену, Леонардо поднялся на башню Манджа осмотреть знаменитые башенные часы. «Сиенские колокола,– записал он рядом с рисунком самих колоколов,– их движение и расположение, а также качание их язычков».

По прибытии в Урбино он получил от герцога приказ возвести оборонительные укрепления.

«Лестницы домов в Урбино словно висят в пустоте»,– отмечает он.

Борджа и Вителлоццо, зная любовь Леонардо к математике, пообещали ему подарить два Кодекса. Леонардо заносит в записную книжку: «Борджа пообещал мне достать у епископа Падуи «Трактат Архимеда», а Вителлоццо – такой же трактат в Борго Сан Сеполькро».

Тем временем герцог ди Валентино захватил Камерино и приказал Леонардо ехать в Чезену, чтобы там составить проект судоходного канала до самого порта Чезенатико. В одном из документов упоминается проект такого канала, сделанный «герцогским архитектором».

Пока его войско сражалось в Романье, герцог помчался в Павию выразить свою преданность Людовику XII, который прибыл туда из Парижа. 18 августа 1502 года именно из Павии получил Леонардо знаменитую «герцогскую грамоту». В ней было сказано, что Леонардо назначается архитектором и генеральным инженером всех городов, захваченных Борджа. Но события опередили стремительное продвижение войск герцога.

В Имоле восставшие военачальники герцога и бывшие властители завоеванных им городов осадили замок Сан Лео, где находились герцог и оставшиеся верными ему воины. Вместе с герцогом в осаде оказались Леонардо и еще двое флорентийских живописцев– Торриджани и Антонио да Сангалло.

Когда замок Сан Лео пал, Борджа укрылся в Фаенце, где ждал помощи от французов. Затем он перешел в контрнаступление, взял Форли и Сенигаллию.

«Я нахожусь в труднейшем положении,—писал Макиавелли флорентийской канцелярии Десяти.– Не знаю даже, смогу ли отправить это письмо...»

Тридцать первого декабря 1502 года герцог ди Валентино предательски приказал задушить ночью своих адъютантов Вителлоццо и Оливеротто да Фермо. Затем он, продолжая наступление, захватил Перуджу и пошел на Сиену. Но тут отец герцога, папа Александр VI, повелел ему вернуться в Рим.

Леонардо, повсюду сопровождавший герцога, также выехал в Рим. Внезапно после коротких, торопливых записей: «От Бонконвенто до Казанова – десять миль. Из Акку-апенденте выехали в Орвието», свидетельствующих, сколь бурным было это путешествие, идет запись спокойная, как бы говорящая, что буря улеглась: «В субботу 5 марта взял в Санта Мария Нуова 50 золотых дукатов (осталось там на хранении 450). Пять из них я в тот же день отдал Салаи, которые тот прежде мне одолжил».

Архитектор и генеральный инженер вернулся домой. Пьомбино, Сиена, Урбино, Пезаро, Римини, Чезена, Имола, Сенигаллия, Перуджа, Рим были лишь этапами на длинном пути иллюзий. Кумир, который послужил Макиавелли прообразом для его «Государя», оказался не только жестоким чудовищем, но и бездарным правителем. Во Флоренции Леонардо, точно очнувшись от кошмара, впервые вспомнил о своих согражданах и решил создать для них достойное творение.

 Пьеро Содерини, пожизненный гонфалоньер Флорентийской республики, попросил Леонардо написать для Синьории картину либо изваять скульптуру.

Леонардо хотел получить глыбу мрамора, над которой прекратил работать скульптор Дуччо, но ее отдали Микеланджело.

Леонардо, оскорбленный этим, принял предложение поступить на службу к герцогу ди Валентине, с которым он, вероятно, впервые встретился в Винчи.

Указом герцога ди Валентине Леонардо был назначен «архитектором и первым инженером».

Портрет Никколо Макиавелли.

Замок Сан Лео, взятый штурмом войсками герцога ди Валентине.

План города Имолы, нарисованный Леонардо для герцога ди Валентине.

Ревнивое чувство Микеланджело

У друга Леонардо Джованни Бенчи был глобус. Леонардо, который еще не вполне оправился от «военных перипетий», часто навещал друга, чтобы побеседовать о науке, и особенно о космографии.

«Глобус Джованни Бенчи»,– читаем мы в одной из записных книжек Леонардо.– «У джованни Бенчи моя книга». Эти записи говорят о том, что друзья обменивались не только впечатлениями, но и книгами. Нередко в своих беседах они пытались решить и самые трудные проблемы—загадку бытия и явлений природы: камня, который, упав в воду «оставляет круги в месте падения, о голосе, отдающемся эхом в воздухе, о разуме угасшем, который не уносится в бесконечность».

«Во Флоренции Леонардо написал с натуры портрет Джиневры, дочери Америго Бенчи. И столь прекрасен он был, что казался не портретом, а живой Джиневрой»,– писал неизвестный автор. Возможно, Джиневра была сестрой Джованни Бенчи. Но мы знаем точно, что она жила в его доме и была очень красивой. Как это было и с Чечилией, Леонардо видел перед собой образ, отражавшийся в идеальном зеркале. Он писал не только лицо, но и душу девушки, неуловимую улыбку сомкнутых, неподвижных губ, улыбку затаенную – признак глубокой чистоты, а во взгляде чуть прищуренных глаз с большими ресницами стремился уловить мечты нетерпеливой и радостной молодости.

Картина впоследствии пропала. Ее нашли в прошлом веке в княжестве Лихтенштейн. На заднем плане Леонардо нарисовал «джинепро» (можжевельник) растение, название которого созвучно имени девушки—Джиневра. Сейчас эта картина находится в Национальной галерее Вашингтона.

Возвращение Леонардо во Флоренцию нарушило мирные сны гонфалоньера Содерини. Он знал, что Леонардо долго не пробудет в городе—король Франции вновь звал его в Милан и потому искал идеи, достойной Леонардо да Винчи и Флоренции, чтобы засадить художника за работу. И однажды утром Содерини осенило,

Проходя к себе в кабинет, через зал Большого Совета, он вдруг увидел, что две огромные белые стены зала голы,

– Одна—для Леонардо, другая для Микеланджело,– громко сказал он,

Леонардо, немолодой уже художник на вершине славы, перед творениями которого застывали в восхищении даже короли, и Микеланджело, юный, одинокий художник и скульптор-бунтарь, который после римской «Пьета» создавал для Синьории грандиознейшую статую Давида.

Когда Содерини призвал его во дворец, Леонардо только что закончил портрет Джиневры и вместе с друзьями Аттаванте и Герардо изучал способ создания «матовых» миниатюр. В его записных книжках этого периода мы находим записи о деньгах, данных взаймы и возвращенных, и краткое упоминание о Салаи. Оно подтверждает наши подозрения: этот самонадеянный, пустой юноша ходил в гости к приятелям одетый как принц и повсюду выдавал себя за отменного художника. Он набрал множество заказов, зная, что Леонардо всегда исправит его мазню, и продолжал красть у него деньги, ел и одевался за его счет.

«Вспоминаю, что в день 8 апреля 1503 года я, Леонардо да Винчи, одолжил Аттаванте-миниатюристу 4 золотых дуката. Отнес их ему Салаи и вручил прямо в руки. Аттаванте сказал, что возвратит долг через четыре дня. Вспоминаю еще, что в тот же день я вернул Салаи 3 золотых дуката, на которые тот хотел заказать розовые туфли с пряжками. Мне осталось отдать ему девять дукатов, а он должен вернуть мне двадцать дукатов – семнадцать, одолженных ему в Милане и три в Венеции».

В начале мая 1503 года Леонардо заключил с Синьорией соглашение о написании фрески на тему одного из победоносных сражений флорентийского войска. Из множества баталий Леонардо выбрал битву при Ангиари в 1440 году между флорентийцами и войском герцога Миланского. Он сразу же написал целый ряд эскизов.

– Леонардо, я одобряю твой выбор. Битва при Ангиари была полна неожиданностей. Если хочешь, я расскажу тебе любопытные эпизоды,– сказал ему Макиавелли.

Как раз в это самое время он предложил Синьории отвести воды Арно, чтобы одолеть войско пизанцев. Замысел был весьма смелый и трудно осуществимый, но Макиавелли утверждал, что Леонардо сможет справиться с этой титанической задачей.

Едва Леонардо узнал о плане Макиавелли, он бросил работу над росписью стены и углубился в проблемы гидравлики. Вместе с Алессандро дельи Альбицци он советуется с «мастерами воды», спорит с правительственными комиссарами, пытается убедить военных.

В конце концов он с общего согласия представил гонфалоньеру Флоренции подробный отчет, снабженный множеством рисунков, в котором предлагалось направить воды Арно по каналам в Ливорно.

Содерини разрешил начать работы. Но «мастера воды» и комиссары вновь засомневались, и начатые работы были приостановлены.

Двадцать четвертого октября Синьория приказала предоставить Леонардо Папскую залу в церкви Санта Мария Новелла, дабы Маэстро мог с надлежащим спокойствием сделать картоны для фрески.

Каждое утро Леонардо отправлялся в Санта Мария Новелла для сооружения мостков. Люди уже ждали его: женщины стояли у раскрытых дверей, ремесленники выходили из мастерских.

Леонардо был высокого роста, грива белокурых волос ниспадала на плечи и словно сливалась с окладистой, до самой груди, белой бородой, лицо отличалось редкой красотой, из-под высокого лба глаза глядели горделиво. Он шел своей легкой походкой, а за ним шла свита – Салаи и другие помощники, красивые, одетые щегольски, как теперь говорят, по последней моде. Сам Леонардо порицал пристрастие к частой смене одежды. Он всегда носил одно и то же одеяние, довольно, правда, экстравагантное, сшитое им самим. Покрой одежды оставался неизменным, менялись лишь ткань и сочетание тонов.

«Наружность его отличалась красотой, сложение – пропорциональностью, лицо—своей приятностью. Он носил красный, короткий, до колен, плащ, хотя тогда обычно носили плащи длинные. На грудь ниспадала густая, хорошо расчесанная борода»,– писал о Леонардо неизвестный автор.

Никому не было дозволено входить в Папскую залу: Леонардо работал непрерывно с рассвета до заката. Лишь в конце дня он позволял себе побеседовать с друзьями о философских и научных проблемах.

В один из осенних вечеров, выйдя из Санта Мария Новелла вместе с Салаи и другим своим учеником, Джованни Гавина, он подошел к Санта Тринита, где, по словам анонимного автора, собирались ученые и уважаемые люди, и где в этот раз спорили об отрывке из поэмы Данте. Они позвали Леонардо и попросили его прочесть наизусть отрывок из поэмы... В это самое время мимо проходил Микеланджело. И тогда Леонардо сказал: «Вот он и прочтет вам отрывок наизусть». Микеланджело решил, что это было сказано, чтобы над ним посмеяться, и в гневе ответил Леонардо: «Нет уж, прочти его ты. У тебя все в отрывках. Сделал модель коня, хотел отлить ее в бронзе, но не смог. И со стыда бросил работу неоконченной». С этими словами он повернулся и ушел. Леонардо же, весь побагровев, остался стоять на месте.

Микеланджело был знатоком Данте, и во Флоренции это было известно всем. Он вместе со многими гуманистами того времени был желанным гостем во дворце Лоренцо Великолепного. Там ему не раз приходилось слышать комментарии к поэме Данте знаменитого ритора Ландино. Леонардо хотел показать свое уважение к познаниям Микеланджело. Поэтому несправедливый ответ Микеланджело не делает ему чести. Истинная причина заключалась в том, что само присутствие Леонардо приводило Микеланджело в ярость. В его ревнивом чувстве к Леонардо было нечто болезненное. Он видел несколько картин и фресок Леонардо и понял всю их неповторимость и новизну. Слава о «Тайной вечере» и о гигантском коне достигла и Флоренции, и Микеланджело это мучило. Он велел воздвигнуть ограду за церковью Санта Мария дель Фьоре, чтобы никто не видел, как он работает над «Давидом». Но этот «колосс» был высотой всего четыре с половиной метра, а конь Леонардо почти вдвое больше. Если бы удалось одной плавкой отлить его в бронзе, это было бы чудом.

Несколько дней спустя гонфалоньер Содерини назначил комиссию, которая должна была определить художественную ценность «Давида» и решить, куда его поставить – в лоджии дель'Орканья либо на площади перед Палаццо Синьории.

Вместе с Андреа делла Роббиа, Аттаванте, Козимо Росселли, Гирландайо, Поллайоло, Филиппино Липпи, Сандро Боттичелли, Джулиано и Антонио да Сангалло, Сансовино, Граначчи, Пьеро ди Козимо, Перуджино в комиссию вошел и Леонардо. Комиссия единодушно признала творение Микеланджело превосходным.

– Я знаю эту глыбу мрамора,– сказал Леонардо,– и сам хотел над ней поработать. Но маэстро Агостино так ее покромсал, что я не решился просить ее. Работать над глыбой было невероятно трудно. Поэтому могу сказать, что Микеланджело, создав столь прекрасную статую, сделал больше, чем тот, кто смог бы оживить мертвеца.

Все захлопали в ладоши, лишь Микеланджело при этих словах вновь испытал чувство досады. Когда же Леонардо присоединился к мнению Сангалло и предложил поставить статую в лоджии дель Орканья, обшив ее черными деревянными панелями, чтобы оттенить белизну мрамора, Микеланджело не согласился. Он сказал, что это суждение художников, а не скульпторов, и срывающимся голосом потребовал, чтобы статую поставили перед Палаццо Синьории, на месте «Джудитты» Донателло.

– Но ведь это белый, сахаристый мрамор! На открытом воздухе он сразу начнет крошиться,—сказал Андреа делла Роббиа.

– Неправда, этот мрамор твердый как камень. Статую из него ваял я, и я требую, чтобы ее поставили на площади! – возразил Микеланджело.

И в начале июня 1504 года, чтобы ублаготворить ее создателя, статую поставили на площади перед Палаццо Синьории.

На этом столкновения Леонардо с Микеланджело не кончились. Однажды возле церкви Санта Мария дель Фьоре Леонардо да Винчи вступил в спор с группой художников во главе с Граначчи, которым он изложил свою теорию перспективы.

– Если хотите стать настоящими художниками, не забывайте, что композиция любой картины подчиняется математическим законам. Я даже попытаюсь их описать, и тогда каждый сможет выдвинуть свои возражения,– заключил Леонардо.

– Что ты можешь описать, если ты учился у одного лишь Верроккьо,– прервал его Ручеллаи.– Знаешь, что о тебе говорят во Флоренции? Что ты даже латинскую грамматику не изучал.

– Я хорошо знаю, что, поскольку я человек неученый, любой самодовольный господин может осуждать меня, обвиняя в невежестве. До чего же эти люди глупы! Я мог бы вам ответить, как Марий римским патрициям: вы процветаете благодаря чужим богатствам, а я свое положение завоевал собственным трудом. Все мои познания – плод моего личного опыта, а опыт лучший учитель жизни.

В это время к церкви подошел Микеланджело, услышавший лишь последние слова Леонардо.

– А еще ты утверждаешь, что скульпторы– жалкие резчики мрамора с мозолистыми руками, грязными от пыли и земли! – воскликнул он.– А вот живописцы с женскими ручками, как у тебя самого, рисуют «изящной кистью», внимая музыке! Не так ли?

Леонардо ничего не ответил. Увидев лежащий на земле железный брус, он велел Салаи поднять его и дать ему. Затем, глядя Микеланджело в глаза, спокойно согнул брус, так, словно он был из мягкого свинца, и бросил его в Микеланджело. Брус угодил бы Микеланджело прямо в лицо, если бы тот не поймал его на лету.

– А теперь попробуй, если сумеешь, разогнуть его своими мужскими ручищами! – сказал Леонардо.

По возвращении во Флоренцию Леонардо познакомился в доме своего друга Джованни Бенчи с красавицей Джиневрой. Он написал с натуры ее портрет. «И столь прекрасен он был, что казался не портретом, а живой Джиневрой»,– отмечал неизвестный автор. Портрет найден в княжестве Лихтенштейн.

Сейчас находится в Национальной галерее Вашингтона.

Пьеро Содерини находился с флорентийским войском в Ареццо, когда узнал о своем назначении гонфалоньером республики. Он мечтал править Флоренцией столь же мудро, как Лоренцо Медичи, и всячески стремился привлечь в город художников и скульпторов, прежде его покинувших.

Возвращение во Флоренцию Леонардо и Микеланджело дало возможность гонфалоньеру устроить «состязание» двух великих художников.

Соперничество между Леонардо и Микеланджело было очень острым. Леонардо было тогда пятьдесят два года, его вспыльчивому сопернику – двадцать семь.

Леонардо вошел в состав комиссии, которая должна была определить художественную ценность статуи Микеланджело «Давид».

Спор о том, где поставить Давида – на площади или в лоджии дель Орканья, дал Микеланджело повод публично оскорбить своего соперника Леонардо.

Вопреки мнению всей комиссии, Микеланджело потребовал, чтобы «Давида» поставили на площади перед Палаццо Веккьо, на месте «Джудитты» Донателло.

Микеланджело так горячо настаивал, что все, включая и Леонардо, согласились, хотя были уверены в его неправоте.

Когда Микеланджело вновь оскорбил Леонардо, тот согнул руками железный брус и затем с вызовом бросил его Микеланджело, сказав: «А теперь попробуй его разогнуть, если сумеешь!»