Текст книги "Не спросил даже, как меня зовут"

Автор книги: Брайан Уилсон Олдисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Олдисс Брайан
Не спросил даже, как меня зовут

Брайан Уилсон Олдисс

Не спросил даже, как меня зовут

В далеком, седом будущем на каменном полуострове был город, расположенный в двух днях ходьбы от места, где некогда высились Афины.

Полуостров выглядел как палец, припухший в суставе, а после сужающийся. Палец вонзался в синеву моря. Вдоль его хребта росли ароматические сосны, формой напоминающие раскрытые зонтики, кактусы, кипарисы, виноград и оливковые деревья с замшелыми стволами. Там, где полуостров заканчивался, как бы на месте ногтя этого гигантского пальца, вырос небольшой город-государство. Назывался этот полис Толан, но его жители именовали его Совершенным Местом.

Люди, населяющие Толан, объединялись в высокоорганизованное общество и считали себя счастливчиками. Они чувствовали себя в безопасности, в то время как войны, словно ветер над руинами, бушевали по всему миру. Волна уродств, прокатившаяся после катаклизма, толанцев не задела. Но их психика, более чувствительная, чем тела, не могла остаться незатронутой после того, что случилось.

Толан, если глядеть на него издали, выглядит игрушечным. Каждая деталь казалась произведением искусства, от миниатюрных дворцов до маленьких, обнесенных изгородями виноградников. Да и люди, сознавая хрупкость своего существования, передвигались осторожно, как куклы.

В Толане нельзя было найти двух домов, стоящих на одном и том же уровне. Склоны опускались к морю террасами, и крыши домов одной из террас находились на том же уровне, что травяные газончики у домов следующей террасы. Белостенные домики беспорядочной толпой сбегали меж скал и кустов к морю, отворачиваясь друг от друга как рассорившиеся родственники. Чужак, горной тропой подъезжающий на муле со стороны разрушенного мира, первым делом натыкался на дом Нефрики. Он стоял на вершине склона, на самой далекой окраине города.

Там жил Нефрики со своей сестрой Антаридой.

Нефрики и Антарида жили отчужденно от города и друг от друга.

Нефрики был сильным молодым мужчиной с отлично развитой мускулатурой и с копной золотистых волос, похожей на львиную гриву. Редкая золотая бородка обрамляла привлекательное лицо с правильными чертами, голубыми глазами и твердо обрисованным подбородком.

Нефрики почти всегда улыбался, даже тогда, когда был зол. А зол он был почти всегда. Его назначением было убивать людей.

Антарида была особой другого покроя. Ее движения были настолько же медлительны, насколько движения Нефрики были полны напряжения. У нее была светлая кожа, а темные брови и ресницы окаймляли глаза такого насыщенно-зеленого цвета, какие можно увидеть лишь у кошек. У нее была стройная фигурка с маленькой грудью и узкими бедрами. Она брила голову наголо, так что в свои двадцать лет походила одновременно на эмбрион и на вековую старуху. Ее обязанностью было заниматься мертвыми.

Чтобы защититься от технического варварства, захватившего всю оставшуюся часть планеты, жители Толана создали весьма жесткую общественную систему. Каждая семья занимала свою, раз и навсегда установленную позицию, начиная с самой низшей в иерархии – сборщика водорослей – и до самых высших чиновников, таких совершенных и утонченных, что им даже запрещалось смотреть на собственные экскременты. Законов в Толане было много, и все их знали. Знание того, что за любую провинность полагается одно-единственное наказание – смерть, чрезвычайно развивает память. Выживание зависело от законопослушания.

Утописты Толана сотворили нечто, что назвали Совершенным Местом, но при этом убили радость.

Пуританизм и извращенная чувственность переплелись там как два виноградных побега, взаимно друг друга уничтожающих. Хотя у мужчин была абсолютная власть над женщинами, по ночам они позволяли им измываться над собой всеми возможными способами. Обман почитался, кастрация была делом повседневным, а в садизме видели красоту.

Прославлялась моральная чистота и практиковались все, какие только есть, извращения. К печали, которая и так является главной составляющей человеческой жизни, толанцы прибавили еще и свое собственное сверхнесчастье по имени утопия. Именно таким образом этому обществу удалось пережить катаклизм.

Временами сюда прибывали беженцы из разрушенного мира, пробиравшиеся крутыми тропами горного хребта. Некогда в залив Спетсай приплывали небольшие суденышки, жаждавшие найти пристанище в толанском порту.

Антарида занималась мертвецами. Именно к ней приносили тела тех, кого убивал ее брат. Антарида любовно умащивала свой голый череп благовониями и надевала чистую белую фату. Потом деликатными ладонями, трепетными пальцами обмывала тела неживых врагов. Ее руки и пальцы блуждали по всем, даже самым интимным частям их тел, прикасались, ласкали, гладили, исследовали. Волосы трупов были вымыты, а места, где они росли на теле, умащались воском диких пчел. Потом тела сжигались неподалеку от места, в которое свозились испражнения толанских женщин.

Для тех, которые родились в Совершенном Месте, последний обряд был иным. Когда жизнь их оставляла, их тоже отдавали в руки Антариды. Ее пальцы оказывали им последние интимные услуги. Родовитых толанцев предавали воде. Их тела, обмытые и надушенные по всем правилам искусства Антариды, отправлялись на берег, в место, специально для этого предназначавшееся.

Парой футов ниже поверхности водной глади залива была оборудована скальная полка, и к ней железными цепями прикреплялся почтенный покойник. Оплакивающие его родственники могли стоять на берегу и смотреть. Обнаженные тела как бы любезно раскланивались с живыми, шевеля всеми распростертыми членами. В заливе не было приливов, поскольку не существовало уже проплывающей по небу Луны, погибшей во время катаклизма. Так что мертвецы двигались лишь в такт небольших колыханий волны, деликатных, как пальцы Антариды.

Стаи маленьких рыбок быстро лишали трупы невинности. Рыбки, блестящие как иглы, колыхались вокруг тел как некое экзотическое одеяние. И вскоре тех, что еще недавно жили, невозможно было узнать.

Как-то раз, когда в Толане происходило такое вот погребение, неподалеку от города, там, где некогда были Афины, разыгрывалось сражение одной из бесчисленных мелких войн. Остатки человеческой расы сражались с детищами собственной изобретательности. Группа тех, которым удалось выйти живыми из сражения, направилась на юг. Уходя от погони, они с каждым днем приближались к полуострову, стражником которого был Нефрики.

Чем являлась любовь или что ее заменяло в Совершенном Месте? Именно в этом вопросе разница между братом и сестрой проявлялась наиболее отчетливо. Все мужчины желали Антариду. Они желали ее молодости и светлой кожи, хрупкой красоты ее черепа, но прежде всего они желали ее рук, помнящих то, чего они касались. Все мужчины, от самых благородных до полных ничтожеств, а также некоторые женщины мечтали – даже больше, чем о смерти – оказаться в объятиях Антариды.

И она не отказывала в ласках своим воздыхателям. Нельзя сказать, чтобы она была чувственной женщиной. Но она любила, чтобы ее видели полностью обнаженной, чтобы ее лапали и слюнявили. И при этом она лежала совершенно неподвижно, как одно из тех тел, которыми она занималась.

Ее брат, находясь наверху, в сторожевой башенке, наблюдал за происходящим внизу через специальное окошко. Он видел, как она лежала, приняв ту же позу, что и трупы во время морского погребения, а мужчины приходили, чтобы обладать ею. Это зрелище доставляло Нефрики меланхолическое удовольствие. Он видел – ибо таковы были обычаи Толана, – что это повышает престиж его сестры.

Временами Антариду навещал мужчина, которого Нефрики очень боялся, судья Икану. Этот человек с темным лицом был главным представителем закона в городе, и Нефрики отчитывался перед ним о своей работе. Власть Икану распространялась на все пределы города. Икану мог лишить Нефрики его поста, либо приговорить к смерти за самое пустячное нарушение закона.

Лицо судьи выражало жестокость. Его лысый череп покрывали жилы, и это выглядело так, будто мозг проступает наружу. Когда Икану возлагал свое грязное тело на тело сестры Нефрики, в дверях, перед домом, сидел его дикий пес, охранявший хозяина. Однажды, когда пес увидел Нефрики, выглядывавшего из чердачного проема, он прорычал "Берегись!" голосом таким же низким и ужасающим, как голос его хозяина. Пес питался мясом, хозяин придерживался диеты из вина и мелких насекомых.

Временами Нефрики позволял своим мыслям возвратиться в прошлое. Тогда он вспоминал Эталиту, любовь своей ранней молодости. Эталита стояла выше его в общественной иерархии. Им нельзя было любить друг друга. Если бы кто узнал о их чувствах, обоих – Нефрики и Эталиту – ожидала бы смерть. Быть может, именно угрожающая опасность и привела к тому, что их страсть была такой сильной. Тогда Нефрики способен был еще любить. Чувство целиком захватило его душу. Он жаждал только одного – овладеть Эталитой и отдать ей себя в полное владение, душу и тело.

Встречаться они могли лишь, когда тьма царила над миром. Однажды ночью, когда тучи не закрывали звезд, они встретились на берегу моря и шли босиком, держась за руки. Они тихо и серьезно беседовали о вещах, о которых обычно говорят любовники – эти разговоры были исполнены чувства, но после, при свете солнца, Нефрики не мог вспомнить ни единого слова, как ни старался.

Эталиту переполняли счастье и красота этой минуты. Она подвернула длинную юбку и вошла в воду, которую серебрил блеск Млечного Пути. Она позвала за собой Нефрики.

Ни о чем другом он не мечтал. Но не успел. Перед Эталитой внезапно выросла темная фигура и втянула ее под воду. С криком он бросился ей на помощь.

Когда она всплыла, море покраснело от крови. Обе ее ноги были отрезаны почти на высоту колена. Отрезаны ровно и чисто, ибо не акула бросилась на нее, а боевая машина, ушедшая далеко в сторону от своего курса, – проклятый продукт разрушенного мира.

Эталита умерла раньше, чем Нефрики донес ее до дома. Его сестра залепила раны на культях ног и приступила к погребальному обряду, касаясь ловкими руками, внимательными пальцами каждого участка мертвого тела. Потом, поскольку Эталита нарушила закон своего общества, то, что от нее осталось, было выброшено на свалку. Тогда в Нефрики произошла какая-то перемена.

Эти воспоминания вернулись к нему, когда он, сидя в своей сторожевой башне, разглядывал лежащее внизу тело сестры. Но тут же сгинули при звуке камня, упавшего где-то в горах, так далеко, что только ухо Нефрики способно было этот звук уловить.

Нефрики тотчас был снова готов стать на страже своего общества. Он соскользнул вниз, взял лук и колчан, полный стрел, стоявшие у дверей, а после двинулся в сторону густых кустарников, в которых мог укрыться. Карабкаясь по скалам, он быстро очутился на хребте полуострова. Впереди что-то двигалось. Между распяленными, как зонты, соснами он увидел группу мужчин. Высоко над их головами кружили выдрессированные Икану зловещие птицы и искусственными голосами верещали врагам: "Убирайтесь! Убирайтесь!"

В Городе были и другие стражники, которых Нефрики мог бы вызвать. Для этого у него была специальная пищалка с очень пронзительным звуком. Но Нефрики был настолько уверен в себе, что мысль эта даже не возникла в его голове. Он возбужденно ждал мгновения, когда сможет убивать.

В последние годы в горных хребтах Греции снова появились львы и волки. Нефрики двигался так же бесшумно, как они. Продвигаясь вперед, он видел, что к нему приближается группа из пяти мужчин. Первым шел разведчик, крадущийся с большой осторожностью, – за его перемещением труднее было следить, чем за перемещением идущих за ним четверых. Один из четверки был, несомненно, предводителем. Он ехал на чем-то вроде машины с ногами, которая тихо скрипела на ходу. Остальные трое тянулись за ним с ожесточенностью и терпеливостью подчиненных. Разумно было сначала убить предводителя.

Это был гордый мужчина. Взгляд дерзкий, выдающийся подбородок чисто выбрит. Он уже заметил Совершенное Место, эту сверкающую у моря игрушку. Голову предводителя закрывал шлем с маской, предназначенный, скорее всего, для защиты от вредных излучений. На плече у него был карабин.

Кружившие над соснами зловещие птицы продолжали кричать свое: "Убирайтесь! Убирайтесь!"

Нефрики сильной рукой уперся в скалу, напряг мышцы и ждал без единого движения, пока разведчик не пройдет мимо него на расстоянии пары ярдов. После этого он положил стрелу на лук. Немного приподнялся и изо всех сил натянул тетиву.

Небольшой отряд на минуту скрылся за кактусами. Когда он снова появился в поле зрения, Нефрики выпустил стрелу. Она мчалась к цели, свистом воспевая собственную скорость и силу. Она пробила тонкий металл, защищавший грудь предводителя, и затихла между двумя ребрами.

Мужчина умирал, не испуская ни звука. Видимо, он был человеком, не знающим колебаний. Подстреленный, он без раздумья свалился со своего экипажа. Его голова ударилась о землю и изо рта хлынула кровь, струйками затекая под шлем.

Нефрики выпустил вторую стрелу и помчался вперед, не проверяя, достигла ли она цели. Пробегая между валунами, он забросил лук за плечо и извлек из ножен короткий меч. Он рвался в бой с остальными врагами.

"Убирайтесь!", – кричали птицы. Один из оставшихся в живых солдат был слишком ошеломлен, чтобы стрелять. Другой навел свое самонаводящееся оружие и выстрелил. Сосна над головой Нефрики полыхнула языками пламени. Нефрики рубанул мечом и отсек стрелявшему правую руку. Оставшийся в живых повернулся и бросился наутек. Тяжело дыша, Нефрики поднял солидный овальный камень и метнул вслед убегающему врагу. Нефрики услышал тупой звук камня, ударившего в кость, и тут же свист пронесшейся мимо пули. Это возвращался разведчик.

Разведчик стрелял непрерывно и, тем самым, все время выдавал свое положение. Никакой хитрости, таким образом, не потребовалось, и вскоре окровавленное лезвие короткого меча гладко вошло в плоть точно под ребрами разведчика. Когда тот упал в дорожную пыль и умер, Нефрики обернулся, чтобы покончить с мужчиной, которому ранее отрубил руку. Он улыбался.

Между трупами стояла машина, нагруженная какими-то тюками. Когда Нефрики к ней подошел, она произнесла приятным голосом:

– Господин, я буду тебе служить. Я создана для служения. Не уничтожай меня, как ты уничтожил этих людей. Я могу работать на тебя в течение всех дней твоей жизни.

Нефрики, не отвечая, осторожно приблизился, чтобы ее разглядеть. Машина была покрашена в защитный цвет. Ее четыре ноги, составленные из многих сочленений, торчали выше корпуса. Она могла подыматься и опускаться, уподобляясь животному большему либо меньшему. В ее квадратной голове, рядом с глазами, находилась еще пара отверстий, и из них прямо на Нефрики глядели два пулемета. Машина ждала ответа.

Движение Нефрики заняло доли секунды. Мощным пинком он ударил машину в "подбородок". На миг ему показалось, что он сломал ногу или, по крайней мере, палец, но нет – ступню защитила сандалия. Когда боль утихла, он увидел, что заблокировал голову машины под таким углом, что ее пулеметы были уже бесполезны.

Он занялся ее грузом. Среди прочих тюков он обнаружил завернутую в кожу и фольгу и привязанную ремнями очень красивую и, как он решил мертвую, девушку. Он стоял и разглядывал ее, когда она открыла глаза и посмотрела в его сторону. Улыбка застыла на ее лице, и Нефрики начал скрести свою золотистую бороденку.

Потом он разорвал ремни, которыми была привязана девушка, осторожно снял ее с машины и поставил на землю. Он поддерживал ее в вертикальном положении, обнимая одной рукой за талию. Потом спихнул машину по склону в сторону далекого моря.

Губы девушки шевельнулись.

– Пощади меня, – сказала она.

Неподалеку послышались выстрелы. Это подходили другие стражники, окликая Нефрики по имени. Он не отвечал. Полунеся, полутаща за собой завернутую в кожу девушку, он направлялся в сторону неглубокой пещеры, про которую никто, кроме него, не знал. Вход в нее заслоняли густые кусты. Он ввалился внутрь, увлекая девушку за собой. Они лежали рядом, пока не затихли крики снаружи, а серость неба, пришедшая после захода солнца, не слилась с серостью скал. Все это время он разглядывал серебряное лицо девушки.

Когда все вокруг успокоилось, Нефрики начал высвобождать девушку из-под фольги, сначала осторожно, но потом все яростней, поскольку фольга не поддавалась. Когда он наконец ее освободил, девушка глубоко вздохнула и потянулась, подняв руки над головой так, что ее туника задралась и обнажила бедра. Волосы девушки были темные и спадали на плечи. Она была стройна и даже худа. Ее суставы слегка заскрипели, когда она поднимала руки. Нефрики слышал тихую пульсацию, пробегающую по телу девушки, и понял, что ее сердце сделано из пластика. Он лежал в испуге. Перед ним был враг, проклятый в Совершенном Месте. Искусственное существо. Женщина, не являющаяся представительницей человеческого рода, но являвшая собой воплощение женственности.

Он лежал, чувствуя прикосновение ее тела. Искусственная кожа была теплой, ее согревали работающие внутри тела двигатели. Он так легко мог ее убить.

– Спасибо за то, что ты меня спас, – сказала она. – Не бойся меня. Я не в состоянии защищаться, если тебе захочется меня уничтожить. Все мужчины мои повелители, я это знаю. – В ее голосе можно было услышать нотки сожаления.

– Мужчины, которых я убил, были твоими друзьями...

– Мужчины, которых ты убил... – она вслушалась в звучание фразы, потом добавила: – Для них я была только вещью. Я уже сказала – можешь не бояться меня.

– Бояться тебя? С чего это я буду тебя бояться? Ты же видела, как я расправился с теми, кто был с тобой. – Она ничего не ответила, и он добавил: – – Я ничего не боюсь.

Он приподнялся и, опираясь на локоть, вглядывался в ее лицо. Она молчала. Он гневно продолжил:

– И вообще, кто ты такая? Искусственное создание. Ты даже не понимаешь, что тебе говорят.

– Да, я искусственное создание. Я – домашний андроид, спроектированный, чтобы удовлетворять мужские осязательные потребности. Игрушка.

В ее голосе было что-то, чего он не понимал. На этот раз он промолчал.

– Отношения между мужчинами и женщинами стали настолько скверными, что мужчины вынуждены были выдумать Меня, чтобы избежать настоящих человеческих контактов, – добавила она.

– Возможно ли иметь с тобой... настоящий контакт?

Андроид с легким кокетством сказал:

– Это уж ты должен оценить. Все зависит от твоего характера.

– Идем наружу, я хочу тебя разглядеть. И не пробуй сбежать, – властно приказал он.

Она вышла вслед за ним из пещеры и стояла в раскованной, свободной позе, глядя в сторону моря, шумевшего далеко внизу. Ее совершенное лицо приобрело задумчивое выражение.

Нефрики схватил ее за запястье.

– Разденься.

– Ты хочешь увидеть меня нагой? Я выгляжу как настоящая женщина. Конечно, я разденусь, если ты этого хочешь, но сначала ответь мне на несколько вопросов, касающихся тебя.

– Зачем тебе что-то знать обо мне?

– Это нас сблизит. Или ты этого боишься? Скажи, как тебя зовут?

– Нефрики. Я стражник этого города. Ты видела, что я хороший стражник. Я убиваю тех, кто приближается к Толану. Я самый сильный и жестокий человек в этом месте. Я могу иметь любую женщину, какую только захочу. Каждая мечтает стать моей любовницей.

Андроид отозвался мягким голосом:

– Я тоже хочу стать твоей любовницей, Нефрики. Но сначала скажи, кто ты такой?

– Я уже сказал. Я стражник и самый сильный мужчина в Толане. Это Совершенное Место. Все здесь боятся меня и уважают. Недавно я убил горного льва голыми руками.

Она уселась на землю и ее лицо было едва видно во мраке.

– Это все хвастовство, Нефрики... А что находится под ним? Скажи мне, кто тот настоящий мужчина, находящийся глубоко в тебе, и тогда мы сможем любить друг друга.

Он присел на корточки рядом с ней и гневно фыркнул.

– Это что – такая привилегия, заниматься любовью с машиной? Вот счастье-то! Да все бабы в Толане хотят меня и никто не спрашивает, кто я такой.

– А может, они боятся спрашивать? А может быть боятся узнать правду? Знаешь ли ты, что есть мудрецы, полагающие, что Катаклизм наступил потому, что правящие миром мужчины страдали от общего для их пола страха перед женщинами и боялись, что они являются женщинами? Они должны были доказывать свою мужественность, хотя бы для этого им пришлось уничтожить планету. А власть им досталась от людей, мыслящих точно так же, как они. Женщинам многое известно.

– И что же такое знают женщины, чего не знают мужчины?

– Они знают, что мужчины желают их тела, но боятся их разума.

– Вздор. Ты помешанная машина.

Она наклонилась к нему.

– Прежде, чем убедиться, насколько я могу быть человечной, Нефрики, открой мне свои самые глубокие секреты, самые сокровенные истины, скажи мне, чем является твое самое истинное "я"... Я спрашиваю не для того, чтобы получить власть над тобой, а для того только, чтобы освободить.

Он схватил ее за плащ и начал свирепо целовать в губы.

– Видишь, я не боюсь тебя, – засмеялся он. – А может быть, ты сама расскажешь мне свои тайны, если они у тебя вообще есть?

Она положила ему палец на губы.

– Я выдам тебе свою самую страшную тайну. Она так велика, что покажется тебе вздором, пустяком. Я только зеркало. Я могу в своей жизни только отражать мужчин. Меня запрограммировали именно как такую машину, но я могу тебе еще кое-что сказать. Я открыла, что многие настоящие женщины тоже всего лишь зеркала. Они сами себя в них превратили. От страха.

Этот разговор начал ему надоедать. Он ничего не понимал. И к тому же был голоден.

Он поднялся на ноги и приказал женщине-андроиду следовать за ним. Почти невидимой тропой они пошли к его дому.

Антариды в доме не было. Дом был пуст, двери открыты. Скорее всего, она спала на ложе в одном из малых дворцов Толана, лежа под каким-нибудь некрофилом из высших сфер.

Нефрики зажег лампу, принес хлеб и мутное толанское вино. Он предложил угощенье девушке, стоявшей в дверях и наблюдавшей за ним через прикрытые ресницы.

– Я не ем, – ответила она, внимательно его разглядывая.

– Тогда сядь, пока я буду есть. Меня раздражает, когда ты так вот стоишь.

Покачивая бедрами, она подошла к столу. Было видно, что ее спроектировали доставлять мужчине удовольствие каждым движением. Он размышлял, каким образом ее легче всего убить.

– Какие секреты ты бы хотела знать? У меня нет тайн.

– Как легко тебя задеть, Нефрики, – ответила она мягко. – Об этом можно догадаться, судя по тому, как ломается твой голос в конце фразы. Мне это нравится.

– Такими глупостями тебе моего сердца не покорить, – сказал он, набивая рот хлебом.

– Мне нужна твоя душа, а не сердце. Ты привел меня сюда, чтобы открыть один из твоих секретов.

– Я привел тебя сюда, потому что хотел есть. Это мой дом, глупая ты гусыня, и больше ничего. Я мог бы перерубить твою пластиковую шею.

Она печально покачала головой. Положила обе руки на стол и сказала:

– О нет, ты привел меня сюда, чтобы показать мне, что живешь с женщиной. Я чувствую ее запах в этом доме. Но ты никогда не спал с ней. Почему ты живешь с женщиной, с которой не спишь?

Он ударил кулаком по столу.

– Потому что она моя сестра. Или ты считаешь, что я должен спать с собственной сестрой? Чтобы ни творилось в этом разрушенном мире, но за такое все равно полагается смерть.

– Но если бы не полагалась... – сказала она и позволила словам повиснуть в воздухе.

Он склонил голову и ел, не глядя на нее, мрачно кусая краюху хлеба.

Наконец он поднялся, пережевывая последнюю порцию.

– Ночь хороша. Идем искупаемся. А там видно будет. Плавать-то умеешь?

– Умею, Нефрики. Я, как и другие женщины, умею почти все, чего мужчины от нас ожидают.

Они прошли к морю. Временами он оглядывался, проверяя – идет ли за ним женщина-андроид. Она во всем его слушалась, но он ей не верил.

Он обязан был убить ее. Если бы судья Икану обнаружил, что он пощадил пришельца из разрушенного мира, то это означало бы смерть Нефрики. Но ему почему-то не хотелось ее убивать своими руками. Это создание было могучей волшебницей, знающей мужчин в такой степени, что это уже становилось опасным. Но ведь были и иные способы избавиться от нее.

Спускаясь вниз, к морю, они миновали стоящую на склоне резиденцию Икану. Она представляла собой нагромождение небольших башен, в которых только кое-где были видны маленькие квадратные окна, спроектированные так, чтобы не впускать внутрь солнечный свет. Здание напоминало муравейник. Когда мужчина и женщина-андроид проходили мимо него, то увидели свет в одном из окошек. Когда они, стараясь идти как можно тише, пробирались мимо главного входа, сидящий около него пес грозно прорычал: "Берегись!"

Но Нефрики сейчас был слишком занят своими мыслями, чтобы испытывать страх перед главным судьей города. Он спрыгнул вниз на песчаный пляж, а вслед за ним – девушка.

На пляже ночь казалась более светлой. Над головой мерцали звезды и их свет отражался в волнах. Теплая вода у берега светилась, как будто была насыщена люминисцентной краской. Вдоль пляжа миниатюрными фонариками проносились светлячки. Нефрики сбросил сандалии, а потом, немного поколебавшись, и одежду. Женщина-андроид тоже покорно разделась. Она стояла перед ним совершенно беззащитная, ее бесполезные груди были рядом с его торсом. Он услышал свой изменившийся голос:

– Войди первая в воду. Я за тобой.

Много времени прошло с тех пор, как его любимая Эталита рискнула войти в воду в этом самом месте. Вошла, чтобы найти свою смерть. Нефрики с того времени никогда не отваживался окунуться в манящую волну.

Он стоял на берегу и, уперевшись кулаками в бедра, смотрел, как девушка послушно заходит все глубже.

– Стой! – больше он не мог уже этого вынести. Вода доставала ей уже до лопаток. Она обернулась. Нефрики бросился к ней, крича что-то невразумительное.

Он схватил ее за плечи и вытащил на берег, пробиваясь сквозь бурлящую воду.

– Это опасно, – выдавил он. – Опасно. В воде машины...

Они рухнули на песок. Нефрики обнимал девушку, яростно ее целуя.

– Ты должна простить меня, простить...

– Отвага вела тебя, когда ты вытаскивал меня из воды?

– Нет, нет, – он прятал лицо в ее синтетических волосах. – Это был страх, я не хотел тебя потерять. Ты пробудила во мне что-то...

Она глубоко дышала.

– Нет, оставь меня. Ты хотел меня убить. Избавиться от меня.

Она старалась вырваться, но не могла. Нефрики прижимал свое лицо к ее лицу, почти касаясь губами ее губ. Она видела его искаженные болью черты. Чувствовала на шее его мокрую бороду.

– Послушай, женщина, ты дала мне возможность сказать о себе правду. Я не мог ее принять, поскольку моя жизнь наполнена ложью. Ты права – все мужчины лжецы. Но сейчас ты моя. Я держу тебя и скажу тебе правду, и ты ее выслушаешь.

Она отвернулась от него.

– Это смерть тебя так возбуждает? Ты уже снова готов лгать.

– Я скажу тебе правду, но только в том случае, если ты мне поверишь, если спокойно меня выслушаешь и воспримешь все, что я тебе скажу.

– Я не принимаю никаких условий, – ответила она. – Ты можешь мне рассказать все, что считаешь правдой. А тогда я скажу, можно ли этому верить. Чем более ненормальным будет то, что ты придумаешь, тем больше это будет согласовываться с кошмарной человеческой нормальностью. Ты понимаешь меня, Нефрики, ты слабак, дурачок. Пойми наконец – единственное, что умеет человечество – это повторять кошмар и безумие – безумие рождения и кошмар смерти. А у мужчин это еще и страх перед женщинами... Этот страх присущ каждому из вас, потому что у вас у всех одни и те же хромосомы, и половина этих хромосом – женская. Я имею в виду мужчин Запада, тех, у которых штурвал вырвался из рук, что и вызвало Катаклизм. А теперь, Нефрики, говори, если тебе это нужно. Но знай, что я тебе поверю только тогда, когда ты полностью раскроешься как негодяй.

Пока она это говорила, ей удалось высвободиться, и теперь она, стоя на коленях, высилась над ним. Он судорожно цеплялся за ее талию. Потом заговорил низким, сдавленным голосом.

– Ну хорошо. Негодяй, подлец. Толан меня полностью разрушил. Его обычаи, его общество. У меня нет никого, кого бы я любил. Даже сестру я ненавижу... И, возможно, действительно желаю осквернить ее после ее смерти... Да, я мужчина. Я всегда должен быть твердым. Когда эти волны уничтожили мою любовь, мне нельзя было плакать. Я должен быть твердым и по отношению к себе и по отношению к женщинам. Это меня истощает. Женщины. О да, ненавижу их, их слабость... А их силу еще больше...

Женщина-андроид открыла рот, чтобы что-то сказать, но он ей не дал, прижавшись губами к ее бедру.

– У меня нет выхода. Да и побег – не был бы разве женским решением проблемы? Я – стражник этого города, мужчина среди мужчин, только среди мужчин. Ясное дело, что я ненавижу женщин и... да, боюсь их...

– Почему ты их боишься?

– Прошли года... Ни одной не касался... Любовь означает слабость, уступки. А настоящий мужчина, такой, как я, должен быть твердым. Меч в ладони и никаких эмоций. Если тебе этого так уж хочется, то что ж, скажу тебе, ибо ты андроид. Ненавижу женщин, потому что завидую им. Это все.

Она глядела на него сверху вниз и лицо ее было как всегда безмятежным. Она пошевелила губами, поколебалась и наконец сказала:

– Именно из-за этой ненависти, врожденной сексуальной ненависти, мир был уничтожен. Безумие мужчин, отвергающих настоящие чувства, довело до Катаклизма. А женщины от страха превратились в зеркала.

Нефрики не слушал. Он продолжал дальше.

– Как я могу вырваться из своей тюрьмы? Я ненавижу себя, хочу... хочу быть женщиной. Вот тебе моя распроклятая душа, которую ты так жаждала. Вот она вся, бери ее за столько, сколько она стоит.

Нефрики разразился плачем и упал на песок, зарыв в нем лицо.

– Это все тоже игра, Нефрики. Ты не предложил мне своей души, а только видимость ее, не больше. Ты болен, ты не умеешь говорить правду – ты даже не узнаешь ее, если увидишь. Я могу сказать лишь, что в твоих словах есть какое-то зерно искренности, но в основном это игра. Исповедуются только те, кто ждет милосердия или понимания.

– Ты жестока, – сказал он, не поднимая головы.

– Я тебе говорила, что я – всего лишь зеркало. Нарциссу не нужна живая женщина, ему хватает собственного отражения. Именно поэтому мужчины создали такие существа, как я. Ты не дал мне ничего. Не спросил даже, как меня зовут.

Она пошла по пляжу прочь от Нефрики и от Толана, Совершенного Места.

Он крикнул ей вслед:

– Ты хотела моей души, проклятая ведьма, и я тебе ее дал. Дай мне что-нибудь взамен.