Текст книги "Душа волка"

Автор книги: Брайан Муни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Потом в ближайшем универсаме кто-то обнаружил молодого члена банды. Паренек не пострадал физически, но от страха практически лишился рассудка. Звали его Зип – это все, чего смогли от него добиться. Он был костлявый, недокормленный, из носа у него постоянно текло, а вокруг рта были видны предательские следы растворителя.

Прежде чем Зип смог дать показания, его пришлось пару дней накачивать сильными седуксенами.

ПОКАЗАНИЯ ЧАРЛЬЗА «ЗИПА» БЕЛЛИНГЕРА,

ЧЛЕНА МОЛОДЕЖНОЙ БАНДЫ «ПСИХИ»

Мы с ребятами шатались по улице. Был Джоко, Одноглазый был, еще Ник Тату и Рэммер, ну и я тоже. Мы были немного под кайфом, нюхнули и решили кому-нибудь пустить кровь, чтобы повеселиться. Шатались туда-сюда, думали, может, найдем какого-нибудь парня из банды спиков[3]3
  Спики – презрительное название американских испанцев. – Прим. ред.


[Закрыть] и попишем его, как надо.

Не повезло. А потом Рэммер заметил этого гада, он был как будто помешанный. Он был голый, прикинь! В такой холод! Ну, может, не совсем голый. На нем было что-то вроде пальто и шапки из какого-то меха. Мы решили немного поразвлечься.

Мы не думали, что будут проблемы, ну, у нас с собой было, понимаешь? Ножи, дубины и все такое. Одноглазый вроде как сказал: «Эй, приятель, ты псих? Мы тоже психи». Одноглазый, он любит так шутить словами.

А потом Рэммер сказал: «Здесь район для таких психов, как мы, другим здесь делать нечего. Видно, надо объяснить тебе кое-что, приятель, разукрасим так, что запомнишь надолго».

А потом знаешь что случилось? Можешь сказать, что я обосрался от страха, приятель. Этот псих, он посмотрел на всех нас, а потом улыбнулся, медленно так, будто это он собирался развлечься, а не мы. Ну, Рэммер совсем взбесился, когда этот парень улыбнулся. Он тогда сказал: «Первый удар за мной, парни». И замахнулся своей дубиной.

Приятель, этот гад выпотрошил Рэммера. Он так быстро двигался, говорю тебе, правда, быстро. Рэммер только замахнулся, и шипы его дубины уже должны были войти в голову этого парня, а в следующую секунду этот гад расхерачил Рэммера до самой глотки – кишки наружу, кровища фонтаном.

А знаешь, что было хреновее всего? Мне показалось, я увидел, как этот ублюдок выхватил что-то из живота Рэммера и затолкал себе в пасть.

Одноглазый шагнул вперед с выкидным ножом, а этот зверюга оторвал ему руку прямо от самого плеча и начал ей размахивать. Еще я видел, как он оторвал башку Джоко.

Вот тогда-то я приссал. Я рванул в конец переулка, оглянулся, все мои дружки лежали на земле. Этот ублюдок плевал на меня, он начал рвать их на куски. Я думаю, тогда еще не все умерли, потому что я слышал, как кто-то громко кричит, все кричит и кричит. Господи Иисусе, он рвал их голыми руками, зубами рвал.

Огромное зеркало украшало стену в ванной комнате. Наджент в ужасе смотрел на свое отражение. Боже Всемогущий, откуда взялась эта засохшая кровь, на нем ведь не было ни царапины! Кишки у него вдруг начали сворачиваться, и он едва успел шагнуть к унитазу, как его вырвало. Наджент в ужасе смотрел на красно-коричневое месиво, от которого избавился его желудок, и его снова вырвало. Вкус и запах несвежей крови забивали рот и нос, тело сотрясали непрекращающиеся спазмы.

Личный врач тщательнейшим образом осмотрел Наджента, сделал серию рентгеновских снимков, после чего задал несколько профессиональных вопросов и несколько вопросов личного характера. По окончании осмотра доктор не был уверен, что пациент говорит ему правду, человека не может рвать таким количеством крови. Может, мистер Наджент и думал, что это было именно так, но доктор в этом сомневался.

«Физически вы абсолютно здоровы. Возможно, это недомогание психосоматического характера. Я бы порекомендовал вам обратиться к одному моему коллеге, который специализируется на такого рода случаях

Интерлюдия: Сновидение

Наджент ровными прыжками бежал в темноте, благодаря инстинкту он не спотыкался на бугристых, усыпанных камнями склонах и не наталкивался на деревья, растущие на его родной земле. Он чувствовал бегущих рядом и за спиной членов стаи, своих товарищей, чью верность и любовь он буквально ощущал в своем новом самосознании. На бегу он прикрывал глаза от встречного ветра, этот ветер нес с собой запах скрывшейся впереди добычи.

Наджент не стремился быстрее настигнуть жертву. Пока стаю подгоняет жажда охоты, в преследовании остается определенное возбуждение, которое постепенно сходит на нет, когда жертву наконец прижимают к земле.

Он задрал голову и завыл – завыл, чтобы почувствовать свою самку, почувствовать стаю, просто чтобы насладиться полнотой жизни. Волки взвыли в ответ. Их вой варьировался по высоте и громкости, в зависимости от положения каждого волка в стае.

Наджент остановился на краю леса и смотрел на склон, который плавно переходил в раскинувшуюся далеко внизу долину. Богиня Луна главенствовала на кристально чистом небе, ее холодный свет служил маяком для преследователей.

Впереди, в четырех или пяти сотнях метров внизу по склону, Наджент видел добычу – два человеческих существа. Он на мгновение замер и взревел, оповещая горы о своем триумфе. Члены стаи тоже остановились, их лай эхом вторил вою вожака.

Волки – свирепые серые звери – ждали его команды, языки свешивались из открытых пастей, частое дыхание облачками пара вырывалось наружу. Он снова взвыл и прыгнул вперед, стая ринулась следом.

Человеческие существа, самец и самка, должно быть, поняли, что им не уйти, и повернулись на волчий лай, голые и беспомощные против могучего древнего врага. Их искаженные от страха лица освещала холодная, безразличная луна.

У самца человека было лицо Наджента, у самки – лицо Марианны.

Наджент прыгнул на свое второе я. Массивные челюсти разорвали шею и сонную артерию. Поток горячей крови – вино для зверя, густое, пьянящее, живительное.

Наджент отступил на шаг – это было разрешение стае начинать пиршество. Волки бросились на поверженную, беспомощную плоть, а Наджент повернулся к самке…

Прежде Наджент вырывался из таких кошмаров в состоянии необъяснимого ужаса. Но после нескольких недель терапии он начал догадываться, почему его спящий разум выкидывает такие страшные шутки. Подсознательно он должен был понять свою вину.

Было еще кое-что, о чем он не сказал, возможно, не должен был говорить доктору Кадлиппу. Сны начали доставлять удовольствие – охота, убийство, вкус свежей горячей крови, все это стало предметом его влечения. И Наджент проснулся, чувствуя другое влечение, в нем снова пробудилась похоть…

Тема: Кровопускание

Доктор Кадлипп вполне мог позволить себе офис в каком-нибудь новом жилом районе, офис из стекла и хромированного металла, с предметами современного искусства и неудобной мебелью из гнутых трубок. Но он упрямо не хотел оставлять свой двухкомнатный кабинет в захудалом районе, где начинал практиковать много лет назад. Мрачное здание из бурого кирпича док делил с мелким сыщиком, с двумя предсказательницами судьбы и одним фотографом. Со стороны это выглядело так, будто доктор Кадлипп заявлял всему миру: „Эй, смотрите, я богат и успешен, мои пациенты тоже богаты и успешны. У меня нет нужды доказывать это“.

Многие служащие отказывались работать сверхурочно в таком месте. Благоразумные люди избегали сворачивать на слабоосвещенную улицу, которая с наступлением темноты превращалась в опасный каньон. Но Нэнси Рис не была обременена ни воображением, ни чувством опасности. Кроме того, работа в поздние часы стоила того.

Лишь один раз за этот вечер Нэнси ощутила некоторый страх. Она работала в кабинете доктора Кадлиппа, кабинет был погружен в темноту, если не считать круг света, который отбрасывала на стол конторская лампа под зеленым абажуром. Дверь между кабинетом и приемной, которую освещала допотопная электрическая система, была приоткрыта. От двери по полу кабинета тянулась тонкая полоска желтого света. Полоска вдруг исчезла, и Нэнси подпрыгнула от страха.

– Вот дьявол!

Сделав для успокоения несколько глубоких вдохов и выдохов, Нэнси вышла в приемную и несколько раз щелкнула выключателем. Либо чертова лампочка перегорела, либо старая проводка сдохла. Даже непробиваемая Нэнси почувствовала таящуюся в непроглядной темноте угрозу. А еще у нее появилось странное чувство, будто в приемной она больше не одна. Нэнси была счастлива вернуться за стол доктора, к уютному свету настольной лампы.

На столе были разбросаны многочисленные папки темно-желтого цвета с надписью „Конфиденциально“. Многие в открытом виде демонстрировали темные-темные тайны. Нэнси Рис отлично проводила время и теперь сняла телефонную трубку, чтобы поделиться хорошим настроением с подружкой Ширлин.

Присутствие Нэнси Рис в этом месте было случайностью. Вообще весь тот день в офисе доктора Кадлиппа был чередой мелких неприятностей, которые в результате привели к страшной трагедии.

Нэнси не следовало доверять такую позицию, и в агентстве об этом знали. К несчастью, в то утро принимал инспектор-стажер. Когда психиатр позвонил в агентство и попросил прислать секретаря на подмену, под рукой у инспектора оказалась только Нэнси.

Претензий к работе Нэнси не возникало, она была хорошим администратором. Но она была любопытна и болтлива.

Литисия, постоянная помощница доктора Кадлиппа, пришла на работу полная решимости одолеть подкрадывающийся грипп. Большую часть утра борьба с недугом проходила с переменным успехом, но в конце концов она сдалась. Последнее, что она сделала на рабочем месте, это ответила на звонок от нового пациента, мистера Смита.

Мистер Смит попросил записать его на вечернее время, он так привык. Литисия назначила время сеанса, но не сделала запись в журнале. К тому времени, когда она решилась отпроситься у доктора Кадлиппа, она настолько плохо себя чувствовала, что совсем забыла о мистере Смите.

Когда Нэнси Рис приехала в офис, дневная работа с бумагами была практически завершена, и доктор спросил, не могла бы она остаться и закончить все дела.

– Мне не важно, насколько вы задержитесь, – инструктировал он девушку. – Я урегулирую этот вопрос с вашим инспектором и оплачу сверхурочные. Хорошо выполните работу, подкину премию, это без посредников.

Нэнси нуждалась в деньгах и с радостью ухватилась за шанс подработать. Доктор оставил ей свои ключи и сказал, чтобы перед уходом она передала их вахтеру.

Доктор Кадлипп в прекрасном расположении духа покинул офис и даже не подозревал, что премию секретарше ему платить не придется.

Оправившись от легкого испуга, который она испытала, когда в приемной погас свет, Нэнси вновь увлеклась темно-желтыми папками. „Такие смешные истории про этих психопатов, даже не заметила, как время пролетело“ – так сказала она Ширлин.

Нэнси продолжила читать Ширлин о тайных страданиях отчаявшихся людей.

Через какое-то время ее отвлек странный звук.

– Что-то не так, дорогая? – спросила Ширлин.

– Не знаю, показалось, что-то услышала… подожди секундочку, Ширлин.

Нэнси положила трубку на стол и стала вглядываться в окружающий ее полумрак, тщетно пытаясь разглядеть через приоткрытую дверь обстановку в приемной.

– Эй, – позвала она, – есть там кто-нибудь?

В ответ гнетущая тишина. Она позвала еще раз, громче, и нервно передернула плечами.

Через пару секунд она вернулась к разговору с подружкой.

– Привет, кажется, померещилось. Не надо было читать столько этих историй. Вот, малышка, под конец я приберегла для тебя самую-самую. Представь, у доктора есть пациент, который считает, будто он волк. Он называет себя Смитом, думает, кто-то ему поверит. – Нэнси с удовольствием послушала визгливый смех и удивленные реплики приятельницы, потом усмехнулась сама: – Ага, именно волк.

Ширлин что-то спросила.

– Ну, наверное, он бегает по городу, воет на луну и всякое такое, – предположила Нэнси. Ширлин сказала что-то еще, Нэнси хихикнула: – Я думаю, он носит с собой пакет с совочком.

И дальше:

– Слушай, кажется, я опять что-то слышу. Может, кто-то пришел. Наверное, вахтер. Давай лучше заканчивать, в конце концов доктор хорошо платит. Перезвоню тебе позже, дорогая. И, стой, Ширлин, не попадись человеку-волку! – Нэнси, продолжая хихикать, повесила трубку.

Когда трубка опускалась на рычаг, из темноты шагнул мистер Смит.

– Господи! Вы меня напугали! – воскликнула Нэнси.

Она пригляделась к незнакомцу и убедилась в том, что у нее предостаточно причин для испуга. Что-то неправильное было в силуэте мужчины. Может, из-за расплывчатых, словно бы пушистых очертаний или из-за того, как он сутулился. А потом он как-то странно дернул головой, как будто собирался ее обнюхать.

У Нэнси перехватило дыхание. Она попыталась трезво оценить ситуацию. Может быть, этот парень вовсе и не был опасен. Может, это какая-то глупая шутка. Точно, наверное, в этом квартале так разыгрывают новеньких девчонок.

Но было что-то еще очень-очень неправильное, оно присутствовало в глазах этого человека. В полумраке кабинета его глаза светились красным светом. Нэнси прикусила костяшки пальцев. У людей глаза свет не отражают… или отражают?

А потом мужчина улыбнулся Нэнси и шагнул вперед. Нэнси жалобно заскулила. Улыбка мужчины была ехидной и жадной, с нижней губы капала тягучая слюна.

Дверь в офис была так плотно закрыта, что доктору Кадлиппу пришлось позвать на помощь вахтера. Когда им совместными усилиями удалось войти внутрь, оба подумали, что лучше бы они этого не делали.

Первое, что они учуяли, – это запах гари, как будто в офисе что-то жгли. На полу в центре приемной стояла металлическая корзина для мусора с пеплом от бумаг и обгоревшими кусками твердых папок.

А потом их органы чувств были атакованы видом и запахом крови, заполнившей весь офис. Сгустки крови, лужи крови, брызги крови – на полу, на стенах, на потолке.

И наконец, в святая святых доктора Кадлиппа они увидели человеческие останки, которые принадлежали Нэнси Рис. Когда-то живое человеческое существо уменьшилось до размеров нарезки на подносе мясника. Но самым страшным была голова, она была установлена на сгустки крови в центре стола доктора. Лицо почти целиком отсутствовало, но глаза остались на месте и с издевкой смотрели на мужчин.

Вахтер упал в обморок, по лицу доктора Кадлиппа потекли злые слезы.

Тема: Исповедь

Отец Галвес вышел из ризницы и предусмотрительно закрыл за собой дверь. Нынче даже в церкви надо соблюдать осторожность. Люди испортились, у них не осталось ничего святого. Отец Галвес шел через храм, только шорох рясы о каменные плиты нарушал тишину. Святой отец остановился у алтаря, преклонил колени и перекрестился.

Поднявшись с колен, священник обернулся и посмотрел вдоль нефа в сторону входа в храм, который был едва виден при свете слабых ламп под сводчатым потолком. В душной атмосфере старого храма смешались запахи воска, мастики и ладана. Отец Галвес глубоко вдохнул. Он наслаждался этими густыми благовониями, они были для него выдержанным ароматным вином.

Как обычно, на скамьях не было ни души, это только подчеркивало пустоту храма. Галвес вздохнул. Так мало верующих в это безбожное время. Если когда-то в далеком прошлом церковь никогда не оставалась абсолютно пустой, то теперь здесь редко можно было увидеть верующих, разве только горстку престарелых прихожан в воскресный день.

И все же, несмотря ни на что, Галвес принадлежал к представителям старой школы. Молодые „новоиспеченные“ священники выходят на улицу к людям, проповедуют свои радикальные идеи и открыто бросают вызов Ватикану. Но он, Галвес, хранит верность старым добрым традициям.

Из вечера в вечер он будет занимать свое место в исповедальне и целых два часа терпеливо ждать, перечитывая свой требник при тусклом свете настенной лампочки. Когда приходили раскаивающиеся, он выслушивал произносимые разными голосами признания в так называемых грехах. Мелкие, незначительные грешки, жалкие истории о злобе, зависти, похоти и человеческой слабости. Как они его порой утомляли.

Священник улыбнулся, самоирония слегка скривила его губы. „Милосердие, Галвес“, – напомнил он себе по пути к дальнему трансепту и занял свое место в исповедальне. Святой отец поцеловал епитрахиль, расправил ее на плечах и открыл молитвенник. Он приготовился к долгому и скорее всего напрасному ожиданию.

Должно быть, он на секунду задремал, потому что звук закрывающейся двери по ту сторону перегородки застал его врасплох. Галвес вздрогнул, протянул руку и выключил свет. В слабом проникающем в исповедальню свете вырисовывалась черная тень, прильнувшая к перегородке.

– Отец… Вы здесь, святой отец? – говорил хорошо образованный человек, что редкость для этой части города, однако голос у него был низкий и хриплый. – Мне нужна помощь…

– Да, сын мой, я здесь, – отвечал Галвес. Внешность священника – смуглая кожа, миндалевидные глаза, черные волосы с седыми висками – говорила о его испанском происхождении. Но его голос, даже когда он говорил тихо и мягко, сразу выдавал уроженца Ист-Сайда. – О чем ты хочешь мне рассказать?

– Отец, я совершил нечто ужасное… – Мужчина умолк и заговорил снова, с трудом припоминая необходимые в таких случаях слова: – Благослови меня, святой отец, ибо я грешен… Прошло так много лет с тех пор, как я последний раз исповедовался, так много лет… Все эти годы я думал, что мне не нужна церковь. Но теперь…

Галвес услышал звук, похожий на сдавленное рыдание.

– Не волнуйся, сын мой, – мягко сказал священник. – Я выслушаю все, что ты захочешь мне сказать.

– Я столько лет грешил, отец, столько совершил подлостей, был таким низким. – В голосе мужчины чувствовалось такое отчаяние, что Галвеса захлестнула горячая волна сочувствия. – Проклятие, я забыл многие из них, потому что совесть моя давно умерла. Хотя, думаю, Господь знает о моих грехах. Но сейчас я не в силах вынести тяжести содеянного. Я забрал душу, и я обрек эту душу на бесконечные скитания. Она не может найти покой и преследует меня. Отец, она преследует меня, она доводит меня до безумия…

Отец Галвес слегка взмахнул рукой, словно человек в исповедальне мог его видеть:

– Ты убил, сын мой?

– Я… я думаю, да. И не один раз, получается… Но эта душа, я не могу от нее избавиться…

– Чья душа преследует тебя, сын мой? – спросил священник.

– Индеец предупреждал меня, он предупреждал… Вы спрашиваете, чья душа, святой отец? Душа волка, огромного, благородного волка, которого я убил из-за своей страсти к трофеям.

– О чем ты говоришь? – строго спросил Галвес. Интонация его резко изменилась, от сочувствия не осталось и следа. – Ты хочешь мне сказать, что тебя преследует душа волка? Ты издеваешься надо мной, что ли?

– Нет! – В этом крике звучала неподдельная боль. – Я не издеваюсь над вами. Мне нужна ваша помощь, помогите мне избавиться от этого!

– Но у животных нет души, сын мой.

– Есть, отец, Бог свидетель, она у них есть!

Голос священника снова стал бесстрастным.

– Если ты католик, сын мой, ты должен знать, что Святая Мать Церковь утверждает, что у животных души нет.

Если ты упорствуешь в своем заблуждении, я ничем не смогу тебе помочь.

– Вы должны мне помочь… – В голосе мужчины зазвучали умоляющие нотки, он чуть не плакал. – Говорю вам, святой отец, у этого волка есть душа, и она жаждет мести.

Галвес нахмурился.

– Ты не пробовал обратиться за помощью к психиатру, сын мой?

– Пробовал, черт бы тебя побрал, святой отец! Без толку. И потом, я не сумасшедший. Это сводит меня с ума, но я не сумасшедший!

– Я не говорил, что ты сумасшедший. Тебя, вероятно, что-то тревожит. Что бы ни было причиной твоего беспокойства, я думаю, этот вопрос скорее должен решить врач, а не священник. Если у тебя есть настоящие грехи, я готов выслушать тебя и отпущу их, если ты действительно раскаиваешься в содеянном. Больше я ничего не могу для тебя сделать.

Из-за перегородки послышалось прерывистое дыхание и еще какой-то звук, похожий на скрип зубов. А еще отцу Галвесу показалось, что он услышал приглушенное рычание.

– Обратись к психиатру, сын мой, – настойчиво повторил он, – Советую тебе сделать это ради тебя самого. А я буду молиться за тебя, и Бог тебе поможет.

– Ты дурак, недоумок в рясе! – прорычал мужчина.

Послышался треск, это кающийся выскочил из исповедальни, и дверца, за которой сидел священник, распахнулась. Отец Галвес вскочил и остолбенел, увидев того, кто был перед ним.

Последней мыслью священника – греховной по своей сути – была мысль о том, что Господь его не спасет, не сможет спасти…

Пожилая женщина на распухших, покрытых варикозными венами ногах ковыляла по направлению к церкви Всех Святых. Миссис Яблонски чувствовала себя виноватой, днем она обругала соседку, бедную, глупую женщину, недалекую и безвредную.

Миссис Яблонски была благочестива и знала, что ей следует покаяться в своем проступке. Встреча с отцом Галвесом наверняка успокоит ее душу…

Тема: Совокупление

Система центрального отопления и зимой и осенью поддерживала в апартаментах Наджента высокую температуру, такую высокую, что у Марианны вошло в привычку спать голой.

Уже несколько недель, с тех пор как Наджент перестал вести себя странно, с тех пор как он избавился от ночных кошмаров и больше не кричал так дико во сне, она перестала запирать на ночь дверь в свою спальню.

В эту ночь, впервые после долгого периода холодности и пренебрежения, Наджент пришел к своей женщине. Обнаженная Марианна лежала ничком поверх покрывала. Она проснулась, когда на нее навалилось его тяжелое тело.

– Наджент, какого черта…

– Молчи, – прошипел он. – Ничего не говори.

Марианна ощутила прижатый к ней горячий, напряженный член.

– Эй, Наджент, – промурлыкала она, – что это на тебя нашло?

Она попыталась перевернуться на спину, чтобы обнять его руками.

– Не двигайся! – Его голос приобрел странный рычащий тембр, настойчивость усиливала эффект рычания. – Лежи и молчи.

Марианна уступила, она осталась лежать на животе и предоставила Надженту играть главную роль. Она ощущала, что он, в отличие от нее, не раздет. На нем был какой-то халат, она чувствовала, как жесткий ворс трется о ее тело. Язык и пальцы грубо ласкали ее интимные места, она начала постанывать и стала влажная.

Потом Наджент приподнял бедра женщины и овладел ею сзади, он не занимался любовью, он спаривался. Это было немного больно, но доставляло удовольствие, и Марианна не сопротивлялась. Она чувствовала экстаз и облегчение, когда затвердевший член рывками входил и выходил из нее. Она кричала и рыдала, когда Наджент довел ее до оргазма в первый раз, во второй, в третий… Когда мужчина кончил, его крик был похож на звериный рев.

Он рухнул на женщину, прижав ее к кровати. Вскоре она снова погрузилась в сон.

Наджент медленно поднял веки, его разбудил бьющий в глаза свет. В окно смотрела полная луна, свет от нее падал на смятое покрывалом на лицо Наджента. Его глаза блеснули красным огнем, он почувствовал непреодолимое первобытное желание задрать голову и завыть на серебристую сферу.

Окончательно проснувшись, он понял, что под ним лежит расслабленное тело Марианны. Исходящий от женщины острый мускусный запах снова пробудил желание, но это не была просто похоть. Другое вожделение, другая страсть захлестнула его, она превосходила желание совокупляться…

Финал: Душа Волка

Наджент пришел в себя, он был без сил, тело его затекло. Свернувшись калачиком, практически голый, он лежал на полу в своей трофейной комнате. Свет был выключен, но слабые лучи наступающего рассвета проникали сквозь шторы и позволяли оглядеться вокруг. Человек поднял голову и скорее почувствовал, чем заметил на себе неодобрительные взгляды искусственных глаз убитых им животных.

Его что-то укрывало. Дрожащими пальцами он ухватился за свободный кусок „покрывала“ и пригляделся.

Это была шкура лесного волка. Голова зверя лежала на его голове, передние лапы были перекинуты через плечи и завязаны на шее, туловище плотно облегало спину, словно они были одним целым, а задние лапы и хвост свободно болтались за спиной.

Наджент с трудом встал на четвереньки, на ноги подниматься не стал и тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями. Он вспомнил, как отправился спать в состоянии какой-то странной апатии, в последнее время это состояние стало для него привычным, может быть из-за таблеток. Но нет, он бросил принимать таблетки, когда перестал посещать доктора Кадлиппа. А почему он перестал посещать доктора? Он не мог этого вспомнить. Так много ускользало из его памяти, так много…

Потом было что-то еще, что-то связанное с Марианной, но что?

Он вспомнил. Ночью он поднимался к Марианне и занимался с ней любовью, он взял ее с той же силой, с той же необузданной страстью, что и в былые времена. Но если он спал с Марианной, почему он проснулся здесь, на полу?

Так и не найдя ответа на этот вопрос, он на карачках дополз до стола, ухватился за край столешницы и, подтянувшись, встал на ноги. То ли его ладони, то ли столешница были испачканы чем-то липким.

Волоча ноги, Наджент подошел к двери, нащупал выключатель и включил верхний свет. Ладони и пальцы были в какой-то подсохшей красной грязи, грязь была и под ногтями. Тело и ноги были в бурых пятнах. Мельком глянув на висящее на стене серебряное блюдо, он понял, что и лицо у него в той же грязи.

На полу под ногами растеклись темные лужи. Дрожа всем телом, Наджент открыл дверь и выглянул в коридор. Темные разводы, пятна и точки капель тянулись через всю квартиру.

Ужас закрался в сердце Наджента. Он взбежал по лестнице, распахнул дверь в спальню Марианны и включил свет. Дикий крик вырвался из груди Наджента, когда он увидел то, что было в комнате.

Марианна, прекрасная, волнующая, бессердечная Марианна превратилась в алую симфонию, в абстрактное полотно, выполненное из запекшейся крови, кусков плоти и внутренностей.

Наджент запрокинул голову и закричал во второй раз. Вместо человеческого крика квартиру заполнил постепенно набирающий силу вой – скорбная песнь безысходности…

Наджент открыл шкафчик и выбрал опасную бритву. Проверил ее лезвие на подушечке пальца. Моментально выступили ярко-красные бусинки крови.

– То, что надо, – пробормотал он.

Он быстро прошел в ванную комнату и встал перед зеркалом. С отвращением глядя на свое отражение, он подставил лезвие бритвы под левое ухо.

Два раза тихонько надавил, а потом глубоко вонзил лезвие и решительно полоснул слева направо.