Текст книги "Порча"

Автор книги: Брайан Ламли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Хозяин дома кивнул:

– После того разговора во мне снова проснулся азарт. Уже нашел парочку очень приличных коряг.

– У вас наметанный глаз, – польстил ему Джеймисон, причем не без умысла. – Кстати, если не ошибаюсь, в этой комнате как раз выставлено несколько ваших шедевров. Вы не обижайтесь, но для меня это не столько творение рук человеческих, сколько результат работы ветра, морских волн и песка, благодаря которому вы просто вернули к жизни куски дерева при помощи наждака и лака, фантазии и непревзойденного мастерства. Думаю, не будет преувеличением сказать, что вы подарили им новую, впечатляющую жизнь!

– Вот как? – удивился Тремейн. Он принял лесть Джеймисона за чистую монету, не распознав в ней уловку, при помощи которой гость хотел втереться к нему в доверие. Поварившись немного в этом замкнутом, изолированном мирке, старый врач не сомневался: директор школы и его супруга будут в курсе всех местных событий. И здесь он наверняка получит ответы на все интересующие его вопросы – особенно те, которых никак не мог добиться от Джилли.

Джеймисон подозревал (или скорее был уверен), что какие-то обстоятельства чуть не довели Джилли до нервного срыва. Но о каких обстоятельствах идет речь? Здесь так много оставалось неясностей, так много недосказанного… Прежде чем принимать какие-либо решения и тем более уж приступать к делу, нужно все выяснить…

Вот почему бывший врач коротал теперь вечер в обществе Тремейнов. В конце концов, это его и Джилли ближайшие соседи, да и общественное положение у них примерно одинаковое. В отличие от деревенских жителей, которые – хотя на им подобных, как говорится, земля держится – были явно слеплены из другого теста и привыкли держать рот на замке. Из таких не вытащишь и слова, нечего даже надеяться.

Так, вернемся к нашим корягам…

– Да-да, именно так! – заверил он хозяина дома, явно польщенного его неожиданным комплиментом. – Давайте посмотрим на стол, за которым мы сейчас сидим и пьем вино. Он изготовлен из прибитого к берегу бревна – вы посмотрите, как четко виден рисунок древесины, как хорошо он отполирован! – На самом деле стол был довольно уродлив. Затем Джеймисон указал в другой конец комнаты. – И как не восхищаться вон той подставкой под цветочные горшки! Такой насыщенный черный цвет… Лак?

– Лак для яхт. – Теперь Тремейн был готов лопнуть от гордости. – А черная она потому, что это эбеновое дерево.

– Диоспирос, – вставила Дорин Тремейн, возвращаясь из кухни с нагруженным закусками подносом. – Очень тяжелое дерево. Между прочим, тропическое. Одному богу известно, как долго оно носилось по волнам, пока его не прибило к нашему берегу.

– Потрясающе! – воскликнул Джеймисон. – И я не только о подставке. Ваши познания – и не только в древесине, как я успел заметить, – делают вам немалую честь.

Теперь настала очередь хозяйки зардеться от гордости. Она тотчас засуетилась.

– Надеюсь, Джеймс, вам понравится мой палтус.

–  Psetta maxima. – Джеймс тоже решил блеснуть своими познаниями. – Если это рыба, моя дорогая леди, то вам нечего опасаться. Я не из тех, кто воротит нос от хорошо приготовленной рыбки.

– Я купила его в деревне у Тома Фостера, – пояснила Дорин. – У него всегда самая лучшая рыба, хотя от него самого я не в восторге.

С этими словами она забавно сморщила носик.

– У Тома Фостера? – уточнил Джеймисон и покачал головой. – Нет, такого парня я не знаю.

– И не надо, – успокоил старика Джон Тремейн, помогая ему подняться и пересесть к обеденному столу. – Том, может, и отличный рыбак, но это все, что о нем можно сказать хорошего. О нем самом и его жене-цыганке.

Джеймисон моргнул старческими глазами и с интересом переспросил:

– Цыганке?

– Никакая она не цыганка, – возразила Дорин. – У нее просто внешность такая, а вообще-то – ни капли цыганской крови. Если не ошибаюсь, ее прабабка была полинезийкой. Их много в наши края понаехало из Девона и Корнуолла. В те времена, когда в Полинезию и Вест-Индию часто ходили торговые суда, моряки нередко привозили из далеких стран темнокожих подружек и жен. Как бы то ни было, Фостеры – единственные, кто взял на себя заботу о юном Джеффе. Думаю, мы должны быть им благодарны – хоть кто-то теперь присматривает за бедным парнем.

– Ну скажешь! – фыркнул Джон Тремейн. – Было бы куда лучше, если б за ним присматривала родная мамаша. А еще лучше – отец… впрочем, теперь это невозможно.

– Да и не было никогда возможно, – добавила Дорин. – Если учесть, какие это повлекло бы за собой трудности, обвинения и всяческие другие препоны.

Глядя, как она раскладывает рыбу по тарелкам, Джеймисон признался:

– Боюсь, я вас не совсем понимаю. Не могли бы вы… скажем так, ввести меня в курс дела?

Супруги переглянулись, затем оба посмотрели на Тремейна.

– Понимаю, – сказал он, – здесь явно какой-то секрет, который мне знать не положено. Что ж, на нет и суда нет. В конце концов, я здесь человек новый.

– Да нет, не в этом дело, – поспешила заверить его Дорин. – Просто…

– Просто это очень деликатный вопрос, – пояснил ее супруг. – И не то чтобы даже деликатный – дело-то прошлое… но о таких вещах не принято распространяться. К тому же дело касается вашего соседа, пускай даже и бывшего.

– Соседа? – Джеймисон нахмурился. – Так речь о Джордже Уайте? Да, он был вашим соседом, но отнюдь не моим. Так что же это за тайна?

– А вы что, разве ничего не почувствовали? – подхватила Дорин. – Я имею в виду бедняжку Джилли. Разве вас не удивило, что они с дочерью так привязаны…

– К этому чертовому дурачку? – поспешил вставить свое веское слово Джон Тремейн. Старик неторопливо кивнул.

– Кажется, начинаю понимать. Значит, существует определенная связь между Джорджем Уайтом, Джилли, Энн и…

– Совершенно верно, и Джеффом, – закончила его мысль Дорин. – Ноя предлагаю для начала поужинать, а потом уж приступать к разговору. Причин что-то от вас скрывать у нас нет. В конце концов, вы ведь бывший врач и наверняка наслышаны о подобных, если не худших случаях. Но лучше начинать, а не то еда остынет.

В итоге трапеза прошла в относительном молчании. Дорин Тремейн оказалась поистине превосходной стряпухой. Поданное к ужину вино также было выше всех похвал.

– Это случилось пятнадцать лет назад, – начал Джон Тремейн. – Тогда мы были в этих краях люди новые – примерно как вы сейчас. В те дни этот край процветал: рыбы в море водилось вдоволь, так что местные рыбаки отнюдь не бедствовали. Летом пляжи и магазины были полны народа. Теперь же остались только почта, пивная да пекарня. Почта также выполняет роль деревенской лавки, и в ней сосредоточена почти вся здешняя торговля. Но у пристани по-прежнему можно купить свежую рыбу – пока её еще не отправили во внутренние районы. Вот, пожалуй, и все. А тогда…

Тогда здесь даже построили несколько новых домов, так что поселок вытянулся вдоль моря. Наши с вами коттеджи – как раз с тех времен. Вы не могли не заметить, что они не такие старые, как остальные. Но дорогу протянули только до вашего дома, и с тех порее практически не ремонтировали. Дом Джилли и Джорджа лет на двадцать старше и расположен ближе к деревне, поэтому он такой уединенный. Что касается других, которые планировали построить вдоль дороги, то они так и остались на бумаге. Цены на стройматериалы взлетели, летний сезон уже не приносил прежнего дохода, а рыба в море начала быстро исчезать.

К тому времени Джордж и Джилли Уайт жили здесь уже года два. Они познакомились и поженились в Ньюки, а сюда перебрались нотой же причине, что и мы: недвижимость здесь стоила гораздо дешевле, чем в крупных городах. Судя по всему, работы у Джорджа не было. По наследству ему досталось несколько дорогих вещиц из чистого золота, и жил он тем, что потихоньку продавал их одному антиквару в Труро. Джилли иногда редактирована материалы для местных изданий.

– Что касается золота Джорджа, – встряла в его повествование Дорин, – то это были ювелирные украшения, причем удивительные. Я купила у него брошь и иногда надеваю её. Полагаю, что это уникальная вещь. Очень красивая, хотя и странная. Не хотите взглянуть?

– Еще как хочу! – воскликнул старик.

И пока Дорин ходила за брошью, Джон продолжил свой рассказ:

– Словом, Джилли тогда вынашивала Энн, а Джордж – что ж, он был не из домоседов. У них имелась машина – она и по сей день на ходу, но в основном простаивает в гараже. На ней Джордж ездил в Сент-Остелл, Труро, Ньюки и бог знает куда еще. Обычно он уезжал из дома дня на два-три, иногда на все выходные – чистое свинство по отношению к Джилли, которой до родов оставалось всего ничего. Ладно, не будем отвлекаться на частности… Судя по всему, Джордж всегда был порядочной сволочью. Когда Джилли сказала ему, что беременна, вот тогда-то он и пустился в свои… в общем, он…

– Загулял? – Старик выпрямился в кресле. – Вы хотите сказать, он был бабником?

В этот момент в столовую вернулась Дорин с небольшой шкатулкой в руках.

– О, Джордж Уайт был не просто бабником, – протянула она. – Это был всем бабникам бабник, полный развратник! Пока бедняжка Джилли была беременна, он успел завести себе любовниц во всех близлежащих городках!

– Неужели? – удивился доктор. – Но откуда вам это известно? Об этом ведь как-то не принято говорить вслух.

– Такие вещи не скроешь, – заявил Джон Тремейн. – Его там видели. Кое-то из местных жителей видел, как он заходил в дома, «пользующиеся дурной славой», если можно так выразиться. А кое-кто из деревенских холостяков, чьи моральные устои также оставляли желать лучшего, узнали о его репутации от дам из тех же, с позволения сказать, домов. Но знаете ли, Джеймс (а я уверен, что вы как врач наверняка это знаете) – как ни печально, но что посеешь, то и пожнешь. И в случае Джорджа Уайта это оказалось более чем верно, причем по ряду причин.

– Вот тут-то история и становится щекотливой, – произнесла, поднимаясь со стула, Дорин. – Мне нужно кое-что сделать на кухне, так что я должна вас покинуть.

С этими словами она оставила шкатулку на столе и закрыла за собой дверь.

– Джордж что-то подцепил, – негромко проговорил Джон, как только она вышла.

– Что-что?

– Это единственное разумное объяснение, какое мне приходит на ум. Он подцепил ужасную болезнь. По всей видимости, от какой-то из женщин, с которыми… общался. Но и это еще не все.

– Вот как? – покачал головой доктор. – Бедняжка Джилли.

– Бедняжка, это точно! Крошке Энн было всего несколько месяцев, когда в деревне объявилась эта шлюха из Ньюки со своим жутким ублюдком. Она обвиняла Джорджа Уайта в том, что это он сделал ей этого урода.

– А! – протянул Джеймисон. – Кажется, я все понимаю. Этот ребенок – Джефф.

– Вы угадали. Тот самый кретин, которого усыновили Фостеры и который все еще бродит по деревне. Умственно отсталый парень лет пятнадцати – правда, на вид ему можно дать лет восемнадцать, да и силы у него побольше, чем у ровесников… и не кто иной, как незаконный ребенок Джорджа Уайта и сводный брат Энн. А поскольку я отношусь к Джилли с большой симпатией, я нахожу это… это существо абсолютно омерзительным.

– Не говоря уже о том, что он опасен, – добавил Джеймисон.

– Что-что вы сказали? – переспросил Джон. На его лице читался испуг.

– Я тут на днях сидел на веранде, – произнес доктор. – И увидел вас вместе… с этим парнем. Как я понял, вы с ним… из-за чего-то не поладили.

– Вы верно все поняли, – ответил Тремейн. – Он неожиданно вырос передо мной, словно из-под земли. А ведь одному богу известно, что творится в его уродливой голове. Напугал до полусмерти – выскочил из-за дюны, разевая рот, как рыба на песке. Да, чертова рыбина, вот кого он мне напоминает! Брр! Противно даже подумать. А вы думаете, зачем он понадобился Фостеру? Затем, что Фостер его использует.

– Как? Использует? – Казалось, доктор пришел в неописуемый ужас. – Что вы имеете в виду? Физическое надругательство?

– Да что вы, ничего подобного! – Тремейн даже всплеснул руками. – Нет-нет. Но вы видели, как плавает этот идиот? Боже милостивый, будь у него чуть побольше мозгов, и из него вышел бы олимпийский чемпион! Не верите? Да он в воде даст фору любому дельфину. Вот как Фостер его использует.

– Боюсь, что все-таки не до конца вас понимаю, – признался Джеймисон. На лице его читалось замешательство. – Вы хотите сказать, Фостер использует этого парня для ловли рыбы?

– Именно! – кивнул его собеседник. – И не будь погода в последние дни такой ужасной, вы этого идиота на пляже не увидели бы. Потому что он сидел бы с Томом Фостером в его лодке. Парень в любую погоду ныряет в океан и гонит рыбу к этому дегенерату, который сейчас за ним присматривает.

Джеймисон громко расхохотался. Затем смех его резко оборвался, и он спросил:

– Но… неужели вы и впрямь в это верите? Что человек может, как пастух, подгонять рыбу? Ведь это просто невероятно!

– Вы так считаете? – спросил его Тремейн. – То есть вы не верите мне на слово… Хорошо, в следующий раз, как будете в деревне, загляните в тамошнюю забегаловку. Поговорите с рыбаками. Поинтересуйтесь, почему у Фостера всегда самые лучшие уловы.

– И все же загонять рыбу в сети… – продолжал упорствовать доктор, но Тремейн его перебил:

– Этого я не говорил. Я сказал, что он ее гонит. Есть в нем нечто такое, что привлекает к нему рыб. – Он кисло улыбнулся: – Понимаю звучит это невероятно, просто чушь какая-то, однако…

Тремейн надул губы, пожал плечами и умолк.

– Хорошо, – отозвался Джеймисон. – Где-то правда, а где-то слухи. Но лично мне все еще многое неясно. Что это, например, за ужасная болезнь, которой заразился Джордж Уайт? И что вы понимаете под словом «ужасная». Все венерические заболевания по-своему ужасны. Хороших среди них нет.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Тремейн. – Но только не эта. Есть просто дурные болезни, а что касается тон, о которой говорю я, то она была омерзительной. И он передал её этому своему дегенерату-отпрыску.

– Что вы сказали?

– Джефф сейчас – точная копия Джорджа Уайта незадолго до…

– Незадолго до того, как умер.

– Нет, – хмуро покачал головой его собеседник. – Все не так просто. Он не просто умер – наложил на себя руки.

– А, теперь понятно, – отозвался доктор. – Значит, это было самоубийство.

Тремейн кивнул.

– Я знаю, нехорошо так говорить, однако для такого человека, как он – с его сексуальными аппетитами, – лучше именно так. Имея такое заболевание… да он, можно сказать, был ходячей бомбой!

– Боже мой! – воскликнул Джеймисон. – Ему что, так никто и не поставил диагноз? Неужели у этой болезни нет названия? Кто его лечил?

– Джордж не обращался к врачу. И чем больше Джилли настаивала, тем больше он замыкался в себе. Лишь она одна может вам рассказать, что означало жить бок о бок с таким человеком, как Джордж, в его последние недели. Но бедняжка терпела это пятнадцать лет – и каково же ей было наблюдать за напастью, пожиравшей его день ото дня… Боже, откуда только в этой женщине столько сил!

– Кошмар, сущий кошмар! – воскликнул Джеймисон и неожиданно нахмурился. – И тем не менее Джилли и её ребенок… судя по всему, им болезнь не передалась!

– Нет, и за это мы должны быть благодарны Всевышнему, – произнес Тремейн. – Смею только предположить, что Джилли знала о его болезни и поэтому она – или они – прекратили… ну, вы меня понимаете.

– Разумеется, – кивнул доктор. – Мне известно, что они оставались мужем и женой лишь на бумаге. Однако если Энн и Джефф родились с интервалом всего в несколько месяцев, а этот ваш Джефф был дефективным с самого рождения, то Энн воистину счастливица.

– Это точно, – поддакнул Тремейн. – Стоит ли удивляться, что у ее матери теперь никуда не годятся нервы? Мы с женой знакомы с Уайтами гораздо дольше, чем вы, Джеймс, и я уверяю вас, что ни разу не встречал женщины, которая так тряслась над ребенком, как Джилли.

– Тряслась?

В эту минуту в комнату вернулась Дорин.

– Ну да. Стоит дочери чихнуть или кашлянуть, или прыщик вдруг у девочки вылезет, как мать начинает вокруг нее суетиться, словно это смертельное заболевание. Кожа у Энн прекрасная, но если летом вы увидите их вдвоем на пляже и если вдруг у девочки выступит на коже раздражение от солнца и песка – посмотрите на реакцию Джилли!

– Удивительно, что мать вообще ее выпускает из дома, – согласился с женой Тремейн.

Затем заговорили о чем-то еще, и беседа продолжалась еще примерно минут тридцать-сорок, после чего Джеймисон посмотрел на часы.

– Кажется, мне пора, – сказал он. – По телевизору сегодня несколько интересных передач, не хотелось бы пропустить. – Он повернулся к Дорин: – Прежде чем распрощаться, не покажете ли вы мне брошь? Пока мы разговаривали, вы занимались делами на кухне, а я не осмелился открыть коробку в ваше отсутствие.

– Разумеется! – ответила Дорин. – Как тактично с вашей стороны!

С этими словами она открыла небольшую, подбитую бархатом шкатулку и передала ее через стол гостю. Брошь была пришпилена к подушечке на дне. Доктор не стал ее оттуда вынимать, а лишь повертел коробочку в руке, рассматривая брошь под разными углами.

– Вы совершенно правы, – произнес он спустя пару секунд. – Это, несомненно, красивая вещь, однако не все с ней ладно… Я не впервые вижу золото подобной работы. Но, видите ли… – здесь он сделал паузу, по всей видимости, подбирая слова.

– Что-то не так? – спросила Дорин.

– Как бы это сказать, – начал было он, однако снова умолк и даже прикусил губу. – Дело в том, что… Не знаю, может, я зря вам это говорю…

Дорин взяла у него из рук шкатулку с брошкой.

– Теперь вы просто обязаны мне все сказать! Иначе я вас не отпущу. Вам кажется, что с брошью что-то не так? И что же именно? Не хотите же вы сказать, что это подделка? Или золото низкой пробы? Или же вообще никакое не золото? – Ее тон с каждым мгновением все повышался. – Так в этом дело, Джеймс? Меня обманули?

– При той цене, которую вы заплатили, скорее всего нет. Все дело в назначении этой вещи. В том, что она собой символизирует. Дорин, скажу со всей откровенностью: это не тот амулет, который приносит счастье.

– То есть брошь приносит несчастья. Но каким образом?

– Когда-то я увлекался антропологией – точно так же, как ваш супруг резьбой по дереву. Судя по орнаменту и работе… полагаю, что эта брошь попала сюда с одного из южных островов, где ее, по всей видимости, изготовил шаман какого-то местного племени.

– Что? Шаман? – Дорин в испуге схватилась за горло.

– Именно, – кивнул Джеймисон. – Изготовив ее из сплава золота и какого-то блестящего металла, он наверняка собирался наложить на нее проклятие, а затем проследить, чтобы она попала к его злейшему врагу. Нечто вроде симпатической магии – правда, о «симпатии» к жертве речь не идет.

Дорин вновь взяла в руку шкатулку и впилась взглядом в ее содержимое.

– Сказать по правде, она мне никогда особенно не нравилась. Просто хотелось как-то поддержать Джилли – зная, что у них в доме появились хоть какие-то деньги, я спала бы спокойней. Из-за любовных похождений Джорджа они едва сводили концы с концами.

Джон Тремейн взял шкатулку из рук супруги, несколько мгновений пристально рассматривал брошь, а затем проговорил:

– Похоже, что вы правы, Джеймс. Вещица и впрямь какая-то неприятная. Словно откуда-то из другого мира. Все эти причудливые арабески – это ведь не листва земных деревьев, а скорее… переплетенные водоросли, если не щупальца осьминогов. А такие неровные края часто можно увидеть у морских раковин. Да, вещица и впрямь занятная – до тех пор, пока не приглядишься к ней поближе. Ну да, вы совершенно правы. Работа довольно грубая, явно творение рук какого-нибудь примитивного островитянина.

С этими словами он вернул шкатулку жене.

– Я немедленно ее продам! – воскликнула та. – Я знакома кое с кем из ювелиров, которым Джордж Уайт сплавлял свои так называемые драгоценности.

Она посмотрела на доктора.

– Только не подумайте, что я суеверна, но, как говорится, береженого бог бережет. Откуда мне знать, в чьих руках она успела побывать.

– Дорогая моя, вы совершенно правы, – произнес Джеймисон. – Однако признаюсь, что ваша брошь разбудила во мне искренний интерес – подобные вещицы всегда меня увлекали. Если решите ее продать, не несите лучше к ювелиру, а обращайтесь прямо ко мне. Сколько бы вы за нее ни заплатили, думаю, я в состоянии вернуть вам эту сумму. Если не больше.

– Как это мило с вашей стороны! – воскликнула Дорин, провожая гостя до двери. – Но вы уверены?

– Абсолютно уверен, – ответил Джеймисон. – Позвоните мне утром, как все хорошенько взвесите, и, не стесняясь, назовите вашу сумму.

Тремейны проводили гостя до его машины.

Зима наступила быстро и решительно, заперев почти всех деревенских жителей по домам. Рыбацкие лодки стояли на приколе в гавани, так что если где дела и шли хорошо, то исключительно в местной забегаловке.

Ведя машину по местами разбитой дороге на работу в расположенный в Сент-Остелле колледж, его директор Джон Тремейн проклинал тот день, когда купил дом в этих краях, погнавшись за: а) дешевизной и б) за «уединением и потрясающей красотой девственной природы». Что касается уединения, то по этой части все было в порядке, а вот потрясающая красота… Какая еще может быть красота в такой глухомани, особенно зимой? Ну а потрясений – вернее, сотрясений на ухабистой дороге – ему хватало по горло. Как только придет весна, если ему предложат хоть сколько-нибудь приличную должность, они с Дорин, не раздумывая, снимутся с места и переедут в Сент-Остелл. Конечно, недвижимость там дороже, но какая разница…

При необходимости можно продать машину и ездить на работу велосипедом – глядишь, сэкономишь на бензине и техобслуживании.

Что касается семейства Уайтов, то есть Джилли и Энн, они по большей части сидели дома, зато к ним стал регулярно наведываться старый американец. Для Джеймса Джеймисона эти люди стали как родные, и не было случая, чтобы он появился у них на пороге без какого-нибудь подарка или угощения. Чаще всего это были именно угощения: свежий пирог из пекарни, буханка хлеба или кусок сыра, изредка – бутылка хорошего вина. Его визиты оказались весьма кстати, поскольку на старой машине Джилли ездить стало небезопасно, Энн же приходилось посещать уроки игры на фортепьяно и иностранных языков. Джеймисон с готовностью отвозил девочку на занятия и обратно, ни разу не взяв и гроша за свои услуги.

Однажды, когда у Энн заболело горло, – от чего ее мать тотчас впала в истерику, – Джеймисон осмотрел юную пациентку и обнаружил у нее легкий ларингит. Предписанное им лечение – аспирин по таблетке три раза вдень и полоскание горла морской воды – сотворило чудеса как с Энн, так и с ее матерью. Однако его забота на этом не кончилась. Став свидетелем нескольких истерик у Джилли, добрый доктор прописал лекарство и ей. Женщина пробовала протестовать: мол, он не должен себя утруждать, ведь он уже на пенсии – и так далее, и тому подобное. Тем не менее приготовленные им пилюли сделали свое дело: нервы её заметно успокоились, чего она не знала уже очень давно. Разумеется, никакие пилюли не могли полостью избавить Джилли от тревог и волнений за дочь, однако даже в те минуты, когда она начинала суетиться, руки ее больше не дрожали так сильно, как раньше. Кроме того, теперь ей стало легче сосредотачиваться. И что самое главное, почти уже ставшие привычными кошмары определенного рода перестали посещать ее по ночам. Как-то раз Джилли с радостью заявила, что теперь спит гораздо лучше.

В отдельные дни, когда непогода делала передышку, Энн отправлялась на уроки музыки к миссис Хардинг, живущей на другом конце поселка, пешком. Джилли обыкновенно провожала дочь до половины пути и пользовалась подвернувшейся возможностью, чтобы заглянуть в булочную или пополнить на почте запасы провизии. Поскольку зима выдалась холодной, такая возможность подворачивалась ей редко. Чаще всего Джеймисон подкатывал к их дому на машине, чтобы отвезти Энн на занятия. Дошло до того, что Джилли уже стала его ждать, а Энн – натура замкнутая и необщительная – начала воспринимать старого доктора как отца или по крайней мере как деда.

Однажды, в середине января, когда ветер гнал на берег высокие волны, а с моря, почти параллельно земле, неслась снежная колючая крупа, старик и его юная пассажирка прибыли к дому миссис Хардинг, где их уже поджидал Том Фостер. Точнее, поджидал он Джеймисона. Было видно, что рыбак чем-то взволнован.

Старик пару раз уже сталкивался с ним в пивной. Это был хмурый бородатый громила со скрипучим голосом. Водилась за ним дурная привычка громко стучать по стойке пустой кружкой, дабы привлечь внимание бармена и заказать очередную пинту. Приятелей даже среди рыбаков у него почти не имелось – в общем, другого такого нелюдима еще надо было поискать. Тем не менее сегодня ему в срочном порядке понадобился друг – вернее сказать, не друг, а доктор.

Местная старая дева, мисс Джулия Хардинг, отправила рыбака ждать в небольшую оранжерею рядом с прихожей – он был не из тех, кого принято приглашать в дом. Однако Фостер, до того нервно расхаживавший по тесному помещению взад-вперед – несколько шагов вправо, несколько влево, – кинулся к Джеймисону, стоило пожилому врачу переступить порог.

– Мальчишка! – прохрипел он, хватая доктора за руку. – Спать не может, так доконала его чертова чесотка. Я знал, что вы приедете сюда с барышней, вот и решил подождать. Я был бы вам благодарен, а уж поверьте, Том Фостер не из тех, кто забывает сделанное добро. Дело даже не во мне, а в Джеффе. Он так расцарапал себе кожу, что на ней места живого нет, а он все скребет ее и скребет. А у меня, чтобы отвезти его в город, машины нет. Да и вообще, мне не очень-то и нужен городской лекарь. Довольно будет, если парня вы посмотрите…

– Я уже давно не практикую, – было видно, что пожилой врач в растерянности.

Но тут его за руку схватила Энн.

– Прошу вас, помогите ему! Я вас умоляю, посмотрите Джеффа! Я тоже поеду с вами.

Мисс Хардинг погрозила девочке пальцем:

– Вот как. А как же ваш урок, моя милая? – Она посмотрела сначала на Фостера, потом на Джеймисона, в надежде, что те поддержат её, но поскольку те явно не собирались этого делать, молча покачала головой – мол, нет так нет. – Господи, да что это я? Если с бедным парнем творится что-то неладное, то о каких уроках может идти речь? А с ним беда, никаких сомнений, потому что мистер Фостер не из тех, кто стал бы поднимать шум – если только речь не идет о рыбной ловле. Тем более не в такую погоду.

– Что верно, то верно, – буркнул Фостер, либо пропустив мимо ушей, либо вовсе не заметив шпильку, отпущенную в его адрес.

– Ну как, едем? – спросил он у Джеймисона.

– Что ж, – вздохнул старик. – Вреда от этого точно не будет. К тому же у меня но старой привычке всегда лежит в багажнике докторский чемоданчик. Правда, лекарств в нем нынче не слишком много, однако…

Он всплеснул руками, усадил Фостера рядом с девочкой на заднее сиденье и повез их к жилищу рыбака. Это был старый дом у самого берега моря, на другой стороне гавани.

Жена Тома Фостера, невысокая, смуглая, черноволосая, однако не такая хмурая, как ее супруг, вытерев руки о фартук, схватила Джеймисона за руку и повела за собой в дом. Она ничего не сказала – лишь указала на полуоткрытую дверь, ведущую в спальню.

Там, за дверью, находился Джефф. Под грубым одеялом вырисовывались очертания его мощного тела. А еще в комнате стоял запах, который даже при желании ни с чем не спутаешь – запах рыбы. С другой стороны, рыбой провонял и весь дом. Джеймисон, поморщив нос, посмотрел на Энн, однако та, судя по всему, даже не замечала бившую в нос вонь. Куда больше ее волновало состояние здоровья захворавшего друга. Она шагнула ближе к его постели. Джефф, очевидно, почувствовал ее присутствие, потому что в следующий миг из-под одеяла показалась круглая голова, и он посмотрел на нее пронзительным взглядом зеленых глаз.

– Не подходите к нему, барышня! – выкрикнул Том Фостер. – Знаю, вы с ним друзья не разлей вода, но вам сюда нельзя. Он там под одеялом голый. А вид у него, скажу я вам, страх посмотреть, так он себя всего расчесал. Так что лучше идите-ка вы отсюда да посидите вместе с мамашей Фостер в комнате.

И, при всей своей грубости и неотесанности, он галантно, под ручку выпроводил Энн вон из спальни.

Как только он закрыл за ней дверь, Джеймисон пододвинул к кровати стул и произнес:

– А теперь, молодой человек, прошу вас; только без паники. Я здесь дня того, чтобы посмотреть, что с вами такое.

С этими словами он начал стягивать с больного одеяло, однако в следующее мгновение из-под одеяла высунулась рука с короткими перепончатыми пальцами и потянула его на себя. Врач успел заметить под острыми ногтями кровь. Тело под грубой тканью сотрясала дрожь, а в огромных влажных глазах застыл ужас.

Фостер тотчас подался вперед.

– Ну-ну, парень, не упирайся. Это лекарь, друг нашей барышни и мамули Фостер. Покажись ему – глядишь, и поможет тебе избавиться от чесотки.

Существо по имени Джефф (потому что с близкого расстояния он вообще не был похож на человека) открыл рот, и Джеймисон увидел ряд зубов – небольших, но острых как иглы. Правда, угрозы в этом не было никакой – Джефф просто приоткрыл губастый рот в немой мольбе. Перепончатая рука также ослабила хватку, и врач беспрепятственно стащил одеяло дальше.

Хотя Фостер встал прямо за спиной медика, пристально наблюдая за тем, что тот будет делать, вид чешуйчатого тела не особенно его смутил. А ведь еще пять лет назад врач в Сент-Остелле сказал рыбаку, что это самый тяжелый случай ихтиоза за всю его практику. Сейчас же тело парня было как минимум раза в два страшнее – под короткой бородавчатой шеей и покатыми, но сильными плечами вся грудная клетка – а местами и руки – была расчесана до крови. На них буквально не осталось живого места. Пожилой врач открыл чемоданчик, попросил принести ему горячей воды и чистое полотенце. Фостер удовлетворенно кивнул. Похоже, он не ошибся: этот Джеймисон явно из той старой породы врачей, что считают своим долгом бороться за жизнь любого пациента – даже вроде урода, который лежал сейчас под одеялом.

Но едва Фостер повернулся, чтобы выполнить его просьбу, старик поднял руку и сказал:

– Том, вы о нем заботитесь?

– Что-что? – не понял Фостер. – Ну да, я и моя хозяйка, мы заботились о нем пятнадцать лет. За пятнадцать лег можно привыкнуть к чему угодно, даже к тому, что становится не лучше, а только хуже. А к людям – даже таким уродам, как этот парень, – всегда притерпишься и полюбишь даже, дай только время.

Услышав его слова, Джеймисон кивнул.

– В таком случае заботьтесь о нем лучше.

И он не стал больше задерживать Фостера.