Текст книги "Дилетантка"

Автор книги: Борис Фрадкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Фрадкин Борис
Дилетантка

Борис Захарович Фрадкин

ДИЛЕТАНТКА

Врач пришел после полудня. Это оказалась невысокая, крепко сложенная молоденькая женщина с остреньким подбородком и с большими очками в металлической оправе, спокойная, неторопливая. Сильно увеличенные толстыми стеклами очков, зеленые глаза ее излучали такую доброту, такое участие, что от одного только этого взгляда Андрей почувствовал несказанное облегчение.

Мать, вошедшая следом, стала обстоятельно отвечать на вопросы врача: когда Андрей занемог, какая температура держалась ночью, что принимал? Прослушав Андрея и затолкав фонендоскоп в свою порядком потертую сумочку, врач пересела к письменному столу, чтобы выписать бюллетень и рецепты. Сквозь горячечный туман Андрей видел, как стремительно побежала шариковая ручка в ее длинных розовых пальцах.

И вдруг ручка замерла.

Андрей не сразу сообразил, что внимание участкового терапевта привлекла стопка листков бумаги, лежавшая тут же на столе. Это были теоретические исследования магнитного пульсирующего луча, попытка обосновать своеобразный магнито-лазерный эффект, вольное увлечение Андрея Бармина, младшего научного сотрудника НИИ Электромашиностроения. Сохранилось еще школьное пристрастие к математическому анализу, к тем его разделам, в которых не очень сведущими оказывались учителя в школе и его научные руководители в НИИ.

С кровати он мог видеть, как женщина острием ручки приподняла несколько верхних листков. Тонкие губы ее приоткрылись, как это случается с детьми, пытающимися осмыслить нечто непонятное. А что могла она, рядовой терапевт из районной поликлиники, уразуметь в фононовой теории поля, в сплетении частных производных и определителей волновой функции Шредингера? В другое время это бы очень развеселило его, но сейчас разламывало пылающую голову, было не до веселья.

Спохватившись, врач виновато покосилась на больного, коротко вздохнула и вернулась к незаконченным рецептам. Она обстоятельно пояснила матери Андрея, в какой последовательности пичкать его выписанными лекарствами. Поднявшись из-за стола, снова задержала свой взгляд на листочках с расчетами, собралась было что-то спросить, но не решилась. Положив свою прохладную ладонь на горячий лоб Андрея, она пожелала ему скорейшего выздоровления.

Странно, но это мимолетное прикосновение отозвалось во всем теле волной исцеляющей радости и надолго сохранилось в памяти. Подобной встречи с врачом у него еще не случалось.

Прошло несколько дней. Придя в поликлинику, чтобы закрыть бюллетень, Андрей занял очередь к своему участковому врачу. Рядом с ним в ожидании приема сидели и судачили мужчины и женщины. Так Андрей узнал, что его врача зовут Инной Георгиевной, что она только что закончила институт и потому опыта у нее всего ничего, хотя нужно отдать должное – к больным очень внимательна.

Эта вторая встреча к досаде Андрея была скоротечной. Андрей вообще редко болел, а перенесенный грипп и за болезнь не считал. Ему хотелось перекинуться с Инной Георгиевной парой ничего не значащих слов. Но сестра, приоткрыв двери, уже позвала: "Следующий!"

Дома Андрей поделился с матерью своими впечатлениями об участковом терапевте. Мать, помедлив, сказала:

– Да уж, наши женщины особым доверием к ней не расположены – очень уж молода. Да и доверчива не в меру, характером, видать, слабовата. А я так думаю, она большое несчастье пережила. Или беда у нее какая.

– С чего ты взяла? – удивился Андрей. – Первый раз видишь человека и сразу такие выводы.

– Да так мне кажется. Глаза у нее такие...

И вот однажды вечером, когда, придя с работы, Андрей вместе с матерью сидел на кухне за ужином, раздался звонок в двери квартиры. Открыв, к своему немалому удивлению и радости он увидел Инну Георгиевну.

– Здравствуйте! – протяжно произнесла она. – А я к вам по делу, если можно.

– Да, да, проходите, пожалуйста!

Мать, выглянувшая из кухни, предложила:

– Инна Георгиевна, дорогая, ужинать с нами за компанию.

– А что, знаете, я, пожалуй, не откажусь, – согласилась Инна Георгиевна. – День у меня сегодня был прямо сумасшедший, перекусить было некогда.

Голос у нее был протяжный, певучий.

Ела она с отменным аппетитом, не протестовала, когда мать подкладывала ей новые порции солнечно-яркого омлета или шипящие, прямо со сковороды, оладьи. Она довольно легко управилась с бокалом сливок, в который входило поболее двух стаканов. При этом Инна Георгиевна с неподдельным интересом слушала все, что ей рассказывали. Охала, ахала, покачивала головой. Но когда Андрей стал расспрашивать о ее работе в поликлинике, она сразу потускнела, отвечала неохотно, чаще отделываясь односложными "да" и "нет". У Андрея создалось такое впечатление, что Инна Георгиевна не испытывает особой любви к своей профессии. Это немного разочаровало его. Он-то свою работу не променял бы ни на какую другую.

Когда с ужином было покончено, Инна Георгиевна сказала:

– Теперь я должна объяснить, зачем пришла. Вы с Кучиным Матвеем Родионовичем знакомы?

– Нет, – ответил Андрей. – Кто это?

– Пенсионер. Заслуженный изобретатель. Живет через два дома от вас, – Инна Георгиевна помолчала, придавив свои губы пальцем. – В тот день, когда я побывала у вас (помните?), я сначала зашла к нему... впервые.

Ее зеленые, увеличенные стеклами очков глаза, не мигая, смотрели на Андрея, смотрели с такой добротой, с таким вниманием, что он и сам загляделся в них, почувствовал несвойственный ему прилив нежности, если не сказать большего.

– Знаете, когда я вошла к нему в квартиру, – доверительно продолжала Инна Георгиевна, – я была поражена: не квартира, а какая-то радиомастерская.

– Стало быть, старче продолжает изобретать, – заметил Андрей.

– Вот именно, вот именно! А что ему еще делать при его-то одиночестве? Ни жены, ни детей. И, видимо, поговорить по душам не с кем. Ах, видели бы вы, как он мне обрадовался. Не как врачу, а просто, как человеку.

– Да, вы у нас такая, – от раковины, в которой она мыла посуду, отозвалась мать Андрея. – Такой, как вы, все, как на духу, выложишь.

– Н-не знаю... – неуверенно возразила Инна Георгиевна, ничего подобного за собой до сих пор не замечала. Да, так вот о Матвее Родионовиче. Вы же знаете, каково приходится настоящему изобретателю. Вот, видно, он и замкнулся. И со мной-то... каждое слово из него вытягивать приходилось, Инна Георгиевна вздохнула, все не сводя глаз с Андрея. – Но что бы он ни изобретал, его всю жизнь преследовала странная, навязчивая идея: создать такой луч, с помощью которого можно было бы охлаждать предметы на расстоянии. И вот уже более тридцати лет пытается он решить эту непонятную задачу. Тридцать лет – это же целая жизнь! А зачем охлаждать? Какой в этом смысл? Ну, скажем, луч лазера, который, может все испепелять на своем пути, я еще понимаю. Но охлаждать...

– Действительно, – покачал головой Андрей. – Мания какая-то.

– Нет, – с неожиданной горячностью возразила Инна Георгиевна, – и вовсе не мания! Он уже построил такой аппарат. Правда, охлаждение получается очень слабое, но все равно это уже успех. И знаете, как он его назвал? Магнитный мазер.

Андрей озадаченно откинулся на спинку стула.

– Вот даже как? – пробормотал он. – Любопытно...

– А когда я пришла к вам, я на вашем столе увидела расчеты, а на них то же самое слово – магнитный мазер. Конечно, в технике я полнейшая дилетантка, но такое совпадение... посудите сами.

– Так что же вы от меня хотите?

Инна Георгиевна впервые опустила глаза и с минуту молчала.

– Меня взволновала не сама идея, Андрей Лаврентьевич. И даже не странное совпадение ваших поисков. Тридцать лет идти к одной цели... Я знала, что такое бывает, а вот воочию увидела впервые. Не знаю, почему меня поразило это. Я еще и себе не могу объяснить. Понимаете, Андрей Лаврентьевич, мне вдруг стало тревожно. Хожу, работаю, с людьми разговариваю, а сама ловлю себя на том, что сидит в голове, как заноза, этакое смутное, беспокойное, такое, чего прежде не было. Что бы это могло быть Андрей Лаврентьевич?

Андрей пожал плечами.

– Знаете что, Андрей Лаврентьевич, давайте заглянем к Матвею Родионовичу? Прямо сейчас. Доставим старику удовольствие.

Андрей ожидал увидеть изнуренного болезнями худого сгорбленного старичка, а перед ним оказался плотный широкоплечий здоровяк, годы которого угадывались лишь по седым космам, по мешкам под глазами да глубоким морщинам на лице. Одет он был в выцветший, некогда синий хлопчатобумажный рабочий костюм с множеством карманов и пуговиц. Пуговицы все были разные и пришиты разными нитками – какие, видно, под руку попадались.

– Ба, вы! – загудел он, увидев Инну Георгиевну и словно не замечая Андрея. – Какими ветрами? Вызова я вроде не делал.

– Да вы хоть в комнату пригласите, – пропела Инна Георгиевна.

Андрей удивленно хмыкнул: действительно, не квартира, а смесь электротехнической мастерской и слесарки. И как только домоуправление мирилось с таким использованием жилой площади! Рядом с дряхлым диваном, который, судя по всему, служил Кучину и кроватью, стоял обитый жестью верстак с большими слесарными тисами и настольным сверлильным станком. Над верстаком на стене, там, где положено красоваться какой-нибудь картлне, была закреплена фанерная доска с набором гаечных ключей.

К верстаку примыкал вместительный сервант, забитый, однако, не посудой, а измерительными приборами, коробками с датчиками, мотками проволоки, конденсаторами... Вдоль противоположной стены выстроились распределительный щит, ящик с криогенной аппаратурой, баллон с кислородом, трансформатор, станок для намотки катушек. А чуть поодаль, почти у самого окна, на высокой треноге стоял аппарат, накрытый простыней, не очень чистой, с большими заплатами.

– Матвей Родионович, знакомьтесь, – торжественно провозгласила Инна Георгиевна, – это Андрей Лаврентьевич. Он увлечен теорией магнитного мазера и я думаю...

– Раззвонила, не удержалась, – насупился Кучин. – Эх ты, сорока! Да ты кого ко мне привела? – он снисходительно покосился на Андрея. – Он же вроде тебя, еще только листочки выпускает. Давно ли из института? Года два? Видишь, так и есть. Ну, да ладно, садитесь, я вас чайком с конфетками побалую.

– Благодарю, – сухо ответил Андрей. – Мне спать пора. Меня мама ждет. Только, между прочим, при цилиндрическом соленоиде вы плотного луча не получите, – и повернулся к Инне Георгиевне, – вы идете или остаетесь?

Кучин удивленно воззрился на Андрея, потом перевел глаза на аппарат у окна, понял, что выступающие витки соленоида, точно ребра отощавшего человека, позволили юному гостю точно угадать конструкцию излучателя.

– Стоп, юноша, стоп! – Кучин схватил Андрея за рукав. Садитесь, прошу.

Он свободной рукой указал на стол, накрытый обшарпанной клеенкой. Андрей собрался было запротестовать, но почувствовал на себе умоляющий взгляд Инны Георгиевны. Она села рядом с ним, касаясь его плечом.

Матвей Родионович разыскал в шкафу бумагу, шариковую ручку, положил все это перед Андреем и сам сел напротив.

Возвратившись домой, Андрей признался себе, что это был счастливейший вечер в его жизни. Нет, не только потому, что его робкие теоретические исследования перекликались с замыслами Кучина и уже в этой, первой модели аппарата проглядывали материализованным воплощением его идей. Главное заключалось в том, что рядом с ним весь этот вечер была удивительная женщина. И хотя в амурных делах Андрей не был новичком, но тут было что-то совсем другое, неожиданное.

Теперь он с нетерпением ждал очередной встречи, но Инна Георгиевна, заменяя заболевшего врача, работала по две смены и Андрей не решался назначить ей свидание, зная, что она устает, не в пример ему.

Она появилась сама в субботу утром.

– Я за вами, – прямо в дверях заявила она, – я целую вечность не была у Матвея Родионовича. Что там у него?

Андрей пожал плечами. Инна Георгиевна укоризненно поглядела на него, но ничего не сказала.

...На треноге стоял совсем другой аппарат. Да, следовало отдать должное Кучину – руки у него были золотые. Андрей подивился тому высокому мастерству, с которым была изготовлена каждая деталь. Параболическое зеркало, делавшее аппарат похожим на модель радиотелескопа, мощный конический соленоид, криогенный генератор, пульт управления – все это было продумано до мелочей, скомпоновано с поразительной рациональностью, все блестело, все радовало глаз своими формами.

– Испытывали? – поинтересовался Андрей.

– А как же! Совсем другое дело, Андрей Лаврентьевич. До минус ста восьмидесяти доходит. Чуете, мой юный друг? Мы же на такой уровень выходим, какой и фантастам не снился.

– А на чем пробовали?

– Да на всем, что под руку попадало: утюг, кастрюля, кирпич со двора притащил.

– Кастрюля пустая была? – неожиданно вмешалась Инна Георгиевна.

– Не с супом же, – отшутился Кучин.

– А если с водой?

Кучин озадаченно покачал головой.

– Действительно, – он развел руками, – как это мне в голову не пришло?

– Я сейчас принесу.

Инна Георгиевна отправилась на кухню, загремела кучинской посудой, послышался шум воды из-под крана. С кастрюлей, наполненной до краев, она возвратилась в комнату. Кастрюлю водрузили на металлическую пирамиду и отодвинули в угол комнаты.

Кучин включил аппарат, нацелил его на кастрюлю. Раздался щелчок тумблера и поверхность кастрюли почти мгновенно покрылась инеем. Но поверхность воды, которая хорошо была видна Андрею, не претерпела никаких изменений.

– Неужели не замерзла? – удивился Андрей.

– У меня в кладовке трубки, – сказал Кучин, – выберите подлиннее и согните конец.

Углом стальной трубки Андрей дотянулся до кастрюли, спустил его на поверхность воды. Вода была твердой! Послышался стук металла о металл.

– Опрокиньте ее, – подсказал Кучин, – только чтобы не скатилась.

Андрей поймал за ручку кастрюлю, долго таскал ее из стороны в сторону, прежде чем она легла на бок. Вода не вылилась, хотя оставалась по-прежнему прозрачной и сквозь нее просматривалось даже дно кастрюли.

– Вот так диво дивное, – проворчал Кучин, – похоже, мы начинаем ниспровергать законы природы. А ну-ка, выключим.

В то же мгновение вода хлынула из кастрюли на пол, брызгами обдала Андрея и Инну Георгиевну, лужами разошлась в стороны.

– Как странно, правда? – Инна Георгиевна прижала ладони к пылающим щекам. – И, мне кажется, я начинаю догадываться, в чем тут дело. Да, да, не смейтесь, Матвей Родионович. Вот сейчас убедимся.

Она снова исчезла на кухне и появилась на этот раз с литровой бутылкой из-под кефира, наполненной по самое горлышко. Бутылку и металлический замок для нее Инна Георгиевна протянула Андрею.

– Закройте, пожалуйста. Покрепче, намертво.

– Ну, ну, давайте, – согласился Кучин.

Андрей поставил бутыль на пирамиду.

– Поберегите глаза, – предупредил Кучин. – Как бы стекло не разлетелось по комнате. В воде-то сами знаете какая силенка, стальные трубы от легкого морозца рвет, а тут минус сто восемьдесят. Шандарахнет гранатой.

Раздался щелчок переключателя, красной искоркой вспыхнула сигнальная лампочка. Бутылка тотчас же оделась в белую пушистую шубу из инея. Но... осталась целой.

– Это уж совсем черт знает что, – Кучин даже сел на стул. Но тут же вскочил и опрокину головку тумблера. Лампочка погасла, точно по волшебству исчез иней с бутылки. Сама же бутылка стояла целехонькой и невредимой, наполненная прозрачной водой.

– Я поняла! – закричала Инна Георгиевна. – Я все поняла! Вы даже не представляете, какое сделали открытие. Ай-яй-яй!

Прижав ладони к щекам, она затрясла головой.

– Поделитесь с нами, неучами, своими эвристическими соображениями, – снисходительно кривя губы в усмешке, прохрипел Кучин. – Вы только взгляните на эту даму, Андрей Лаврентьевич, – сияет, как киловаттка. Что такое пришло в вашу милую головку, Инна Георгиевна?

– Завтра... завтра... завтра... – залепетала Инна Георгиевна. – И, ради бога, не смейтесь надо мной, Матвей Родионович! Нет, нет, провожать меня не нужно, – взглянула она на Андрея.

Андрей озадаченно взирал на захлопнувшуюся за ней дверь.

На следующий день в квартире Барминых она появилась только в девятом часу вечера. В руках ее была закрытая картонная коробка, в каких обычно продают кастрюли-скороварки. От ужина она отказалась и даже не присела, хотя вид у нее был утомленный.

По дороге к Кучину Инна не доверила коробку Андрею, несла ее бережно и шла чуть поодаль от него. На все расспросы улыбалась загадочно и виновато.

Кучин открыл двери заспанный, хмурый.

– Торт, что ли, принесла? – увидев коробку в руках Инны Георгиевны, пошутил он. – Так мой день рождения уже прошел.

– Еле выпросила, – пропела Инна Георгиевна и прошмыгнула мимо Кучина в комнату. – Еще повезло, что на знакомых ребят угодила, на моих бывших однокурсников.

Она положила коробку на стол и раздвинула крышку.

– Вот!

Андрей, заглянув в коробку, увидел пушистого хомячка, испуганно таращившего на него бусинки глаз. Матвей Родионович только развел своими лапищами.

– Ну, ты даешь, Инна Георгиевна! С живностью-то экспериментировать нам вроде и не пристало. Как ты на это смотришь, Андрей Лаврентьевич?

Андрей не ответил, он смотрел, на Инну Георгиевну, пытаясь понять, что с нею происходит. От него не укрылось несвойственное ей возбуждение.

– Готовьте аппарат, Матвей Родионович, – взмолилась она. – Ну, пожалуйста! Это очень, очень важно. Да вы же и сами все понимаете. Включайте же!

Кучин, сокрушенно мотая головой, направился к аппарату. А Андрей помог Инне Георгиевне устроить зверька на металлической пирамиде. Хомячок, предоставленный самому себе, принялся обнюхивать металлическую опору под своими лапками, осторожно передвигаясь вдоль ее краев.

– Включаю! – послышался голос Кучина.

Хомячок вдруг замер. Ничего особенного, казалось, с ним не произошло. Все так же поблескивали бусинки его глаз, смешно топорщились усики. И только слабое искрение инея на шерстке свидетельствовало о том, что животное обратилось в мертвый и холодный комочек льда.

Сколько прошло времени после включения мазера, никто из троих сказать бы не смог, так велико было впечатление от этого необычного зрелища.

– Хватит же, хватит! – первой не выдержала Инна Георгиевна.

Щелчок тумблера, – и мертвый кусочек льда тотчас же ожил, как ни в чем не бывало хомячок продолжил исследование площадки.

Кучин плюхнулся на стул, замотал головой. Инна Георгиевна стояла, закрыв лицо ладонями, рот ее был приоткрыт, плечи опустились, сжались.

– Инна Георгиевна, – шепнул Андрей, – что с вами?

Она вдруг бросилась к нему, спрятала голову на его груди, и он ощутил, как мелко вздрагивает все ее тело.

Андрей остался сидеть на скамейке во дворе клиники, пока Инна Георгиевна относила хомячка. Она появилась, когда на улице уже стемнело и зажглись фонари.

Он взял ее под руку, крепче прижал к себе. Она быстро взглянула на него, но ничего не сказала и не отстранилась. Очутившись в тени тополей, там, где не было ни души, Андрей повернул ее к себе лицом.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой, – сказал он. Тогда она осторожно отстранилась.

– Я знала, что услышу от тебя это, – шепнула она, – но не думала, что так скоро.

– И что же ты ответишь мне?

Вместо ответа Инна Георгиевна сняла очки.

– Ты знаешь, что это такое?

– Очки.

– Это минус семь с половиной. Видишь ли, Андрюша, какое дело, в моей семье из поколения в поколение идет беда. Моя бабушка ослепла в пятьдесят два, а мать в тридцать девять. Слепота наступает медленно, но неотвратимо. Тебе нужна слепая жена?

У Андрея медленно холодело внутри.

– Ты шутишь... – пробормотал он.

– Родной мой, такими вещами не шутят. Я же медик, немного смыслю в том, о чем говорю. Идет наследственное отмирание зрительных нервов. Почему – современная медицина не знает. И помочь бессильна. Вот такие-то у меня дела, Андрюша...

Инна Георгиевна снова надела очки.

– Теперь я могу рассказать тебе и другое. Со своей неотвратимой слепотой я смирилась. Но вот мне угрожает новое несчастье, куда более страшное. Как ты думаешь, хороший я врач? Не отвечай, я сама тебе скажу: никудышный. Более посредственной студентки у нас на курсе не было. И дело было не в слабом зрении, а в моей инертности, моем равнодушии к выбранной профессии.

– Да ведь ты наверняка преувеличиваешь, – запротестовал Андрей, – бог знает, что на себя наговариваешь.

Инна Георгиевна вымученно улыбнулась.

– Преподаватели, знавшие о моей обреченности, жалели меня, тянули с курса на курс. Жалость... Как это противно! А я смирилась с мыслью, что как-нибудь дотяну до инвалидности, Инна Георгиевна поежилась. – И вот появился ваш магнитный мазер... Сначала меня поразила преданность Матвея Родионовича своей идее. Рядом с ним я по-настоящему ощутила себя пустым и никчемным человеком. Ох, как мне стало страшно, Андрюша! Потом... кастрюля с водой. С нее-то все и началось. Вода, вода, вода! Меня словно снежной лавиной подхватило, завертело, понесло. Я вдруг вспомнила все, что где-то и когда-то слышала о попытках заморозить человека с тем, чтобы спустя много лет снова возвратить его к жизни. Все они были обречены на провал. Живая клетка состоит в основном из воды. А замерзая и приобретая кристаллическую структуру льда, вода увеличивается в объеме, рвет мембраны, разрушает всю конструкцию клетки. Заморозив теплокровное существо, исследователи обрекали его на верную гибель. Эксперименты в этом направлении давно прекратились. Ты слушаешь меня, Андрюша? Я сама не понимаю, почему мне все это сразу пришло на ум, лишило меня покоя, совершенно выбило из колеи... – Инна Георгиевна помолчала, тиская в руках свою сумочку. – Я ведь что сообразила: мазерный луч не замораживает воду в обычном состоянии, он превращает ее в какое-то особое состояние, не нарушая свойственных ей молекулярных связей. Как и что при этом происходит – объяснят со временем физики. Я же точно уяснила: вот он – способ замораживания человеческого тела при полном сохранении всех тканей. Хомячок подтвердил мою догадку. Мы, все трое, оказались у истоков чудеснейшего открытия. Ты слышишь, Андрюша, – открытия!

Она ткнулась головой в плечо Андрея, замерла на минуту.

– Ну что ж, – сказал Андрей, перебирая ее волосы, – нам остается поздравить друг друга и во всеуслышание заявить о нем.

Она сразу отстранилась, уставившись в его лицо немигающими глазами.

– И тогда оно перестанет быть нашим открытием, – тихо произнесла она. – Наши эксперименты продолжат более компетентные в этом люди.

– Да кто же лишит тебя права участвовать в этих экспериментах? – поднял голос Андрей. – Человек почувствовал в себе такие силы...

– А кто примет всерьез самую посредственную посредственность? Я должна буду на деле доказывать, чего стою. Но пока я это сделаю, я окончательно ослепну. И это будет конец, Андрюша.

Теперь он все понял и содрогнулся. Ему раскрылась такая человеческая трагедия, которая и в дурном сне не привидится. А какими словами сможет он выразить свое участие? Любое слово в его устах прозвучит сейчас фальшью.

Взяв ее за руки, Андрей сказал:

– Сегодня мать испекла пироги с яблоками, а она на это дело великая мастерица. Она наказала, чтобы я без тебя не появлялся. Давай забудем пока все тревоги, сядем за стол и решим, когда нам сыграть свадьбу. Я ведь от тебя все равно не отступлю, учти.

– Нет, Андрюша, – Инна Георгиевна ответила сухо и решительно, что было ей совсем не свойственно, – сегодня мне нужно побыть одной и крепко подумать. У меня просто нет времени на пироги, я и так многие годы растратила впустую. Хватит с меня. Извинись за меня перед своей мамой. И, пожалуйста, не провожай меня.

– Может быть, я все-таки смогу помочь тебе?

Инна Георгиевна отрицательно покачала головой.

– Нет, это сделать я должна сама. Сама, Андрюша! Я позвоню тебе, когда захочу встретиться. А пока... прощай.

Времени было за час ночи. Андрей увлеченно работал над своими расчетами, когда раздался телефонный звонок. Он бросился к аппарату в полной уверенности, что услышит голос Инны Георгиевны.

Но, к удивлению своему, услышал голос Кучина.

– Я звоню из больницы, – сказал Матвей Родионович. – Попал сюда по милости нашей обожаемой Инны Георгиевны. Сердечко у меня не ко времени забуксовало. Но вот выяснилось, что можно было бы и дома отлежаться. Так нет же, эта милая женщина вызвала "скорую" и упекла меня на казенные харчи.

– И правильно сделала, – улыбнулся Андрей. – В больнице за вами хоть уход будет, лечение.

– Да обо мне что ли речь! – вспылил Матвей Родионович. Я аппарат не догадался обесточить.

– Но при чем тут аппарат?

– До чего же вы недогадливы, Андрей Лаврентьевич... Я убежден, что Инна Георгиевна с умыслом спровадила меня в больницу. Вы-то, по крайней, мере, видели, что с нею происходит? Короче говоря, я прошу вас прогуляться до моей квартиры. Сейчас, немедленно! А на тот случай, если дверь окажется замкнутой изнутри, прихватите с собой отвертку. Замок у меня такой, откроется.

Теряясь в догадках, Андрей принялся за поиски отвертки. Потом ему пришлось успокаивать проснувшуюся мать.

Увидев свет в окнах кучинской квартиры, Андрей уже не на шутку встревожился. Он не представлял, что может там делать Инна Георгиевна, какая опасность ей угрожает. Он только холодел от самых дурных предчувствий.

Андрей взлетел по лестнице, всем телом ударился в дверь. К его неожиданности дверь оказалась незапертой и легко распахнулась. Он во всю длину растянулся в прихожей. И услышал над собой испуганный возглас – в дверях комнаты стояла Инна Георгиевна.

Потирая ушибленные колени, прихрамывая, он последовал за ней в комнату. Там горела единственная, свисавшая с потолка лампочка. Только теперь при ее свете Андрей с удивлением увидел, что на Инне Георгиевне рабочий кучинский костюм, непомерно великий, свисающий, как с жердочки. Штанины волочились за нею по полу. Ее платье, сорочка, колготки и лифчик сушились на спинке дивана.

Ничего не соображающий Андрей, молча смотрел на женщину.

– Как хорошо, что ты пришел, – 0блегченно вздохнула Инна Георгиевна. – Если бы я еще час-два осталась наедине...

– Что ты здесь делала?

Женщина, счастливо потягиваясь, прошлась по комнате.

– Я провела еще один эксперимент. Решающий.

– Ты работала с аппаратом? Значит, Матвей Родионович не напрасно беспокоился. Но где же...

Оглядев комнату, Андрей не увидел ни знакомой коробки с хомячком, ни чего-либо другого, на чем Инна Георгиевна могла бы испытывать мазер. Единственное, что снова и снова мозолило глаза Андрею, так это стул, одиноко стоявший посреди комнаты, да очки, валявшиеся подле его ножек.

До сознания Андрея постепенно доходил смысл происходящего.

– Неужели... ты... – пробормотал он срывающимся голосом.

– Да, Андрюша, да! – пропела Инна Георгиевна. – Я должна была сделать это. Как же мне еще доказать свою причастность к нашему открытию? Я получила такие результаты, которые позволят мне распахнуть двери в настоящую науку. О, остановить теперь Инну Подшивалову будет куда как непросто!

– Но как же ты... смогла... одна?

– Ох, Андрюша, ты даже не представляешь, чего мне это стоило. Я думала с ума сойду, пока разберусь в принципе действия мазера. Хорошо, меня электрики из нашей поликлиники консультировали, реле изготовили, чтобы включение и выключение происходило автоматически. А присоединять-то реле мне самой пришлось, позвать-то сюда я никого не могла, сам понимаешь. Я последние ночи спать разучилась, – Инна Георгиевна счастливо засмеялась. – Одного я, правда, все-таки не учла, – она за карманы развела в стороны висевшие на ней штанины кучинского костюма, – мне следовало раздеться. После выключения все на мне промокло до нитки.

На минуту воспаленное воображение Андрея нарисовало мрачную картину: любимая им женщина мертвым ледяным изваянием застыла на стуле. Ее одежда, волосы, очки покрылись инеем...

А если бы отказало это самодельное реле? Андрей обессиленно плюхнулся на стул, одиноко стоявший посреди комнаты. Под его ногами хрустнуло стекло.

– Мои очки! – ахнула Инна Георгиевна.

Они одновременно нагнулись за пустой оправой. И стукнулись лбами – да так, что Андрей крякнул, а Инна Георгиевна громко вскрикнула. Андрей впервые увидел, как она хохочет, всплескивая руками, запрокинув голову и раскачиваясь из стороны в сторону.

Вдруг она сразу осеклась, ее глаза, устремленные на Андрея, раскрылись широко и зачарованно.

– Андрюша! – она схватила его за руки. – Я же и без очков...

– Что? – перепугался Андрей.

– Я все отлично вижу. Ты подумай только – без очков!

Они поднялись на ноги. Андрей не выпускал, ее рук, словно боялся, что неведомая сила подхватит и унесет ее.

– Какие необъятные возможности, – проговорила Инна Георгиевна. Глаза ее смотрели на Андрея, но тот понял, что она не видит его. – Целый мир неведомого... И впереди теперь вся жизнь.

Ее глаза снова увидели Андрея.

– И вместе, да? – шепнула она.