Текст книги "Осторожно, классика !"

Автор книги: Борис Виан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Виан Борис
Осторожно, классика !

Борис Виан

ОСТОРОЖНО, КЛАССИКА!

Пер. с франц. И.Горачина

Электрические часы пробили дважды, и я вздрогнул, с трудом пытаясь разобраться в путанице своих хаотических мыслей. С некоторым удивлением я обнаружил, что сердце мое начало биться несколько быстрее. Я, покраснев, захлопнул книгу; это был изданный между двумя последними войнами сборник "Я и ты", древний запыленный фолиант, чтение которого меня сильно увлекло, потому что тема его представлялась мне весьма реальной. И я, конечно, заметил, что смущаюсь не только из-за книги, но также из-за дня и часа: сейчас была пятница, двадцать седьмое апреля 1982 года и я, как обычно, ожидал свою ассистентку Флоранс Лорье.

Все это смутило меня сверх всякой меры. Я считал себя абсолютно свободомыслящим: но когда влюбляешься впервые, всякое свободомыслие испаряется; однако мы должны проявлять сдержанность, оказавшись лицом к лицу с представительницей слабого пола. Все же после того, как первоначальный испуг прошел, я нашел ему прочные обоснования – и еще нашел множество оправданий для этих оснований.

Представлять себе ученого, завоевавшего всеобщий авторитет, особенно женщину, этакой бумажной крысой – предвзятое мнение. Теперь женщины, занимающиеся наукой, обычно бывают талантливее мужчин, а в некоторых профессиях, где внешность играет определенную роль, среди них бывают и весьма симпатичные. Однако, если рассматривать эту проблему более основательно, можно достаточно быстро установить, что красивая женщина-математик встречается не реже, чем умная звезда телевидения. Причем женщин-математиков гораздо больше, чем звезд телевидения. Во всяком случае, с практиканткой мне повезло. И хотя до сегодняшнего дня она не пробуждала в моей душе никаких непочтительных желаний, надо быть объективным я, естественно, заметил, что моя ученица обладает известной привлекательностью. Этим и объяснялись теперешние мои возбуждение и смущение. ,,

Она пришла, как обычно, в два часа пять минут.

– Вы выглядите очаровательно,– сказал я, сам удивляясь своей смелости.

На Флоранс был плотно облегающий тело лабораторный халат из нежно-зеленой материи с муаровым блеском, очень простого покроя и все же необычайно подчеркивающий ее привлекательность.

– Он вам понравился, Боб? – она имела в виду халат.

– Очень понравился. Я вовсе не считаю, что подобная тема

достойна обсуждения, даже если речь идет о лабораторном халате. И, однако, хоть это и может вызвать недоумение, я осмелюсь признать, что меня не шокирует даже женщина в пиджаке.

– Я восхищена,– шутливо ответила Флоранс. Хотя я старше

Флоранс лет на десять, она утверждала, что мы ровесники. Из-за этого наши отношения отличались от обычных отношений учителя и ученицы. Конечно, я могу сбрить бороду и коротко подстричь волосы, чтобы быть похожим на ученых добрых старых сороковых годов, но она уверяет меня, что в моей внешности есть что-то женственное и это отнюдь не придает мне внешней респектабельности.

– Как дела с .агрегатом? – спросила она. Она намекала на

довольно деликатную проблему, связанную с электроникой, которую я, к своему огромному удовлетворению, разрешил сегодня утром.

– Я закончил его,– сказал я.

– Браво. Агрегат действует?

– Я узнаю об этом завтра,– ответил я.– В пятницу утром я закончу его внешние детали.

Она заколебалась, опустив глаза. Ничто не могло смутить меня сильнее, чем вид обиженной женщины, и она это знала. – Боб... я хочу вас кое о чем попросить. Я почувствовал себя неуютно. Женщина не должна разыгрывать в присутствии мужчины такую очаровательную дурочку. Ей же богу, не должна. – Скажите мне, наконец, что представляет из себя агрегат, над которым вы работаете? – настаивала она. Теперь я рассердился на нее. – Послушайте, Флоранс, ведь это секретное задание. Она по ложила свою руку на мою. – Боб, даже самая последняя убор щица в этой лаборатории знает о всех ее тайнах столько же, сколько... сколько, ага... лучший шпион с Антареса. Наше радио в течение последней недели систематически потчевало слушателей песенками из "Великого герцога с Антареса", фантастической оперетты Франсиса Лопеса. Что касается меня, я чувствую-отвращение к такого рода легкой музыке. Я люблю классиков: Шенберга, Дюка Эллингтона, или Винсенто Скотто. – Боб, я прошу вас, расскажите мне! Мне так хочется знать, над чем вы работаете... Я снова ответил отрицательно. – Флоранс, зачем вам это нужно знать? – спросил я. – Боб, я... я люблю вас... действительно, люблю. Поэтому вы должны сказать мне, над чем вы работаете. Я хочу помочь вам. Вот так. На протяжении многих лет читаешь в романах описание чувств, которые испытывают герои, услышав первое объяснение в любви. И вот подобное наконец произошло и со мной. Со мной! И это было так приятно и смутило меня намного сильнее, чем я мог себе представить. Я смотрел на Флоранс, смотрел в ее светлые глаза, на ее рыжие, подстриженные очень коротко, по моде 1982 года, волосы. Я подумал, что сейчас она действительно может подчинить меня своей воле, и я не смогу ей противостоять. Раньше я смеялся над любовными историями. Мое сердце бурно билось, и я чувствовал, что руки у меня дрожат. Я с трудом сглотнул. – Флоранс... мужчине нельзя говорить такие вещи. Поговорим о чем-нибудь другом. Она приблизилась ко мне, и прежде чем я успел что-либо предпринять, обняла меня и поцеловала. Я почувствовал, что пол уходит у меня из-под ног и вдруг обнаружил, что сижу в кресле. Одновременно с этим у меня появилось неописуемо приятное ощущение. Я покраснел и с удивлением обнаружил, что Флоранс сидит у меня на коленях. Тут я, конечно же, снова обрел дар речи. – Флоранс, это неприлично. Встаньте. Если кто-нибудь сюда войдет... пойдут сплетни. Да встаньте же!

– Вы покажете мне ваш агрегат.

– Я... Ох! Мне пришлось уступить. – Хорошо. Я расскажу

вам все. Только встаньте. – Я всегда знала, как вы доб

ры,– сказала она и встала. – Вы использовали ситуацию в

своих интересах,– сказал я.Вам это ясно? Голос мой срывался. Она дружески похлопала ме

ня по плечу. – Подойдите же ко мне, Боб, ведите себя сов

ременно. Я поспешил перейти к техническим описаниям. – Не

напоминает ли вам это первые электронно-вычислительные машины? – спросил я.

– 1959 года?

– Еще более ранние,– уточнил я.– Существовали электронно-вычислительные машины очень примитивной конструкции; вспомните, тогда их монтировали на специальных лампах, так называемых блоках памяти, которые позволяли этим приборам усваивать отрывочные данные.

– Мы проходили это еще в школе,– сказала Флоранс.

– Теперь вспоминайте дальше: этот вид был усовершенствован в 1964 году, когда Росслер обнаружил, что подлинный человеческий мозг, помещенный в соответствующую питательную жидкость, может выполнять те же функции, занимая при этом гораздо меньший объем.

– Я знаю также, чем закончилось дело Бренна и Ренода, которые подключили себя к вычислителям такого рода,– сказала Флоранс.

– Очень хорошо,– ответил я.– Постепенно ЭВМ различных поколений оснащались всевозможными, изобретенными за многие годы, эффекторами, постепенно превращаясь в категорию механизмов, называемых роботами. Но у всех этих механизмов было одно общее. Вы .можете сказать, что именно?

Теперь профессор во мне взял верх.

– У вас такие красивые глаза,– ответила Флоранс,– они желто-зеленые и мерцают, как звезды.

Я отпрянул от нее.

– Флоранс! Вы вообще слушаете меня или нет?

– Я слушаю вас очень внимательно. Эти механизмы объединяет то, что они выполняют только счетные операции, данные о которых программисты вводят в их память. Машина, перед которой стоит какая-нибудь неразрешимая задача, даже не пытается разрешить ее.

– Но почему бы не попытаться снабдить ее сознанием или способностью к логическим умозаключениям? Потому что, как недавно было замечено, достаточно того, чтобы они были снабжены некоторыми элементарными автоматическими функциями, как они начинали напоминать старых ученых с их самыми худшими привычками. Купите в магазине маленькую игрушечную электронную черепаху, и вы увидите, что она похожа на эти первые электронные автоматические механизмы: раздражительные, капризные, допускающие характерные ошибки! Скоро интерес к такого рода механизмам был утрачен, и они служили только для того, чтобы иллюстрировать деятельность человеческой психики, хотя и в этом они не принесли особой пользы.

– Милый старина Боб,– сказала Флоранс.– Мне очень нравится вас слушать. Но вы же знаете, что все это очень скучно. Нас этим напичкали еще в одиннадцатом классе.

– И вы, вы тоже невыносимы,– с достоинством ответил я.

Она внимательно посмотрела на меня. В самом деле, она

смеялась надо мной. Мне было стыдно признаться, но мне так хотелось, чтобы она снова обняла меня. Чтобы скрыть возбуждение, я быстро продолжил:

– Теперь в эти механизмы стараются вложить все больше и больше эффективных систем управления и чувствительнейшие датчики, которые могли бы реагировать на самые разнообразные влияния извне. Однако до сих пор еще никто никогда не пытался обучать механизмы "культуре"; честно говоря, КПД такой машины трудно будет выразить в цифрах. Механизм, разработать который меня попросило Центральное Бюро, должен позволить ЭВМ накапливать в памяти сумму экстраординарных данных, которые дает всеобщее высшее образование. Модель, которую вы здесь видите, может заключать в своей памяти все знания, содержащиеся в шестнадцати томах энциклопедии Лярусса 1976 года издания. Этот агрегат почти совершенен, он снабжен эффекторами, которые позволяют ему самостоятельно передвигаться, брать предметы для идентификации или, если это будет необходимо, анализа.

– А для чего он нужен?

– Это машина-администратор, Флоранс. Она будет служить в качестве протоколиста-советника у посла Флор-Фины, который в следующем месяце прибудет в Париж. На каждый его вопрос она будет давать ему нужный ответ обо всех тонкостях жизни французов. При каждом затруднении она будет выбирать нужную информацию и объяснять ему, о чем идет речь и как ему вести себя, будь то случай определения гражданства младенца-космополита, или званый обед у Императора Евразии. С тех пор, как французам всемирным декретом предоставлено дипломатическое реноме, каждый может получить исчерпывающе полную информацию о нашей культуре и нашем образе жизни; итак, эта машина предназначена для каждого посла, у которого едва ли найдется свободное время для того, чтобы все подробно изучить, и она будет представлять для него огромную ценность.

– Ну, хорошо,– сказала Флоранс.– Вы хотите скормить этому бедному маленькому роботу шестнадцать огромных томов Лярусса. Как вы жестоки!

– Это необходимо! – возразил я.– Агрегат обязан проглотить их полностью. Если дать ему только часть сведений о культуре, он, вероятно, приобретет такой же характер, как и у старых, несовершенных машин на блоках памяти. И нельзя предвидеть, каким будет этот характер. Шанс, при котором он будет действовать безукоризненно, возможен только при наличии полных знаний. Вот основная предпосылка объективности и непредвзятости.

– Но он же не может знать все!

– Он узнает достаточно,– сказал я,– узнает то, что ему надо знать обо всех обстоятельствах и при этом сохранять уравновешенность. Лярусс дает некоторое приближение к реальности. Он – удовлетворительный пример бесстрастно составленной энциклопедии; по моим расчетам, у нас теперь есть точная, разумная и высокообразованная машина.

– Это же великолепно! – сказала Флоранс. Казалось, она

насмехается надо мной. Конечно, некоторые из моих коллег решают и более сложные проблемы, но, несмотря ни на что, мне удалось улучшить эту несовершенную систему, и я был вправе услышать нечто большее, чем банальное "это же великолепно!" А у женщин нет никакого понятия, как сложны и трудоемки эти мелкие доработки.

– Как она функционирует? – спросила девушка.

– О, как и всякая обычная система,– сказал я, к своему удивлению, не ощутив никакой гордости.– Вот обычный лектоскоп. Вот в это отверстие вкладывается книга, машина читает и запоминает ее. Нет ничего проще. Когда информация введена, лектоскоп убирается.

– Ах, испытайте же его, наконец, Боб! Я прошу вас!

– Я охотно показал бы вам его в действии,– сказал я.– Но у меня под руками нет Лярусса. Я получу его только завтра утром. До этого я не должен обучать его ничему, что могло бы вывести его из равновесия.

Я подошел к агрегату и включил ток. Контрольные лампочки на панели засветились красными, зелеными и голубыми точками. Послышался шум генератора. Но, несмотря на все это, я был недоволен.

– Вот сюда закладывается книга,– указал я.– потом нажимается этот рычаг – и все. Флоранс! Что вы делаете?! Эй!..

Я попытался вырубить ток, но Флоранс удержала меня.

– Это только проверка, Боб, потом мы все сотрем!

– Флоранс! Это невозможно! Стереть ничего нельзя! Она за

сунула в отверстие лектоскопа книгу "Ты и я" и нажала на рычаг. Я услышал тихий щелчок. Через пятнадцать секунд книга была прочитана. Она была считана, переварена и целой и невредимой выброшена обратно.

Флоранс внимательно осмотрела ее. Потом она внезапно вздрогнула. Агрегат мягко, почти нежно проворковал:

"Мне так хочется выразить, передать, объяснить, Что не

мыслимо высказать, только чувствовать можно!"

– Боб, что это с ней?

– Боже!– в ярости воскликнул я,– он же больше ничего не знает!.. Теперь он будет непрерывно цитировать этого чокнутого Жеральди!

– Но, Боб, почему он говорит сам с собой?

– Все влюбленные говорят сами с собой.

– А если я его о чем-нибудь спрошу?

– Нет! – вскрикнул я.– Только не это! Оставьте его в покое. Вы и так уже сбили его с толку!

– Ах, ну до чего же вы все-таки противный старый ворчун!

Агрегат вкрадчиво и соблазнительно загудел. Затем раздал

ся звук, слабое покашливание.

– Агрегат,– спросила Флоранс,– как ты себя чувствуешь? Он

ответил: "Ах, я люблю вас, понимаете, люблю! Я так хочу

тебя, так страстно жажду". – Ох,– выдохнула Флоранс,– Что

за наглость! – В прежние времена именно так и было,– ска

зал я.– Мужчины первыми объяснялись женщинам в любви, и, клянусь, им нужно было для этого немалое мужество, моя маленькая Флоранс...

– Флоранс,– задумчиво сказал агрегат.– Вас зовут Флоранс?

– Но это же не цитата из Жеральди! – возмущенно воскликнула Флоранс.

– Вы слушали мои объяснения,– заметил я, уже немного успокоившись.– Я ведь сконструировал не просто аппарат звуковоспроизведения. Я же вам говорил, что в него встроено множество эффекторов и сложное фонетическое устройство, которое позволяет механизму высказывать то, что имеется в его памяти и при этом еще формулировать нужные ответы на вопросы... Трудность заключается только в том, чтобы удержать его в равновесии, но вы полностью нарушили это равновесие, скормив ему эти страсти. Это все равно, что двухлетнему ребенку дать съесть огромный бифштекс с кровью. Этот аппарат – еще ребенок... а вы накормили его медвежатиной.

– Я уже достаточно взрослый, чтобы позаботиться о Флоранс,– сухо заметил агрегат.

– Но он же меня слышит! – сказала Флоранс.

– Ну да, он вас слышит!

– Я и ходить умею,– сказал агрегат.– А как насчет поцелуя? Хотя я теперь знаю, что это такое, но я не знаю, кому я должен его подарить,– задумчиво продолжил он.

– Ты никому ничего не должен,– сказал я.– Сейчас я выключу тебя, а утром снова очищу твою память, сменив для этого все блоки.

– Ну ты, старая борода,– ответил агрегат,– ты меня вообще не интересуешь. И, пожалуйста, лучше оставь меня в покое.

– У него очень красивая борода,– вступилась за меня Флоранс.– У вас нет никакого вкуса.

– Может быть,– сказал агрегат и при этом усмехнулся так злобно, что волосы у меня на голове встали дыбом.– Но что касается любви, то тут я в курсе дела... Моя Флоранс! Подойди ко мне...

"Ибо я каждый день объясняюсь тебе, Объясняюсь без

слов – взглядом, жестом, улыбкой..."

– Попытайся хоть раз улыбнуться,– насмешливо сказал я.

– Я могу улыбаться,– ответил агрегат. Затем он издал неп

ристойный смешок. – Во всяком случае, ты можешь перес

тать, как попугай, талдычить этого Жеральди? – рявкнул я.

– Я ничего не талдычу, как попугай,– возразил агрегат.– И в доказательство могу назвать тебя в ответ идиотом, соней, простофилей, тупицей, брюзгой, пустобрехом, дерьмом вонючим, неудачником, болваном, ослом...

– Ну, хватит! – сказал я.

– И если я цитирую Жеральди,– продолжил агрегат,– то исключительно потому, что никто лучше него не говорил о любви и, кроме того, он мне нравится. Если ты можешь сказать женщинам такие же вещи, как этот парень, сообщи мне об этом. А теперь отвали. Я хочу иметь дело с Флоранс.

– Будь любезен, прекрати,– сказала Флоранс механизму.– Я хочу любить мужчину.

– Ты обратилась ко мне "будь любезен",– сказал агрегат.Теперь я чувствую себя мужчиной. Пожалуйста, помолчи и послушай:

"Позвольте мне корсаж ваш расстегнуть, Все, что ты

скажешь – ничего не значит. Мне все известно. Ах,

приди, приди, Разденься и приди ко мне быстрее. Об

нимемся. И чтобы побыстрей Достичь блаженной цели,

тело к телу Тесней прижмем. Не медли, обнажайся, И

вместе предадимся наслажденью!"

– Ты замолчишь, наконец? – запротестовал я, красный, как рак.

– Боб! – воскликнула Флоранс.– Это он прочита.1? О:..

– Я сейчас его вырублю,– сказал я.– Я больше нь– потерплю, чтобы он при нас произносил подобное. Есть вещи, о которых читают, но о которых не говорят.

Агрегат замолк. Потом взревел:

– Не трогай мой выключатель! Я решительно приблизился к

нему. Агрегат без всякого предупреждения рванулся на меня. В последнее-мгновение я отскочил в сторону, но металлическая рука больно ударила меня по плечу. Металлический голос прозвучал у меня в ушах:

– Итак, ты влюблен в Флоранс, да? Я укрылся за металли

ческим письменным столом и потер плечо. – Бегите, Фло

ранс! – крикнул я.– Бегите, не задерживайтесь! – Боб! Я

не оставлю тебя... Он... он... он ранил тебя! – Пустяки,

сказал я.– Уходите побыстрее! – Она уйдет, если я этого

захочу,– сказал агрегат. Он двинулся к Флоранс. – Бегите,

Флоранс! – повторил я.– Уносите ноги! – Я боюсь, Боб,

сказала Флоранс. В два прыжка она оказалась за письменным

столом рядом со мной.

– Я хочу остаться с тобой.

– Тебе я ничего не сделаю,– сказал агрегат.– Но бородатый должен остаться за столом один. Эй ты, ревнивец! Х'очешь отключить меня?

– Я вас не хочу! – крикнула Флоранс механизму.– Вы мне противны!

Агрегат медленно отступил. Внезапно он со всей силой своих эффекторов устремился на нас.

Флоранс вскрикнула и отскочила в сторону.

– Боб! Боб! Я боюсь! Я отвлек внимание механизма на себя,

мгновенно вскочив на письменный стол, когда агрегат бросился ко мне. Он со всей силой ударился о стол так, что тот въехал в стену. Комната вздрогнула, и с потолка посыпалась известка. Если бы мы задержались между столом и стеной, нас бы расплющило.

– Какое счастье,– пробормотал я,– что я не встроил в него более мощные эффекторы. Лезьте сюда, ко мне, на крышку стола.

Я помог Флоранс влезть на стол. Там она была недосягаема для агрегата. Потом я спрыгнул на пол и встал перед столом.

– Боб? Что вы хотите делать? – спросила она.

– Я не могу сказать этого вслух,– ответил я.

– Ну, что такое? – спросил агрегат.– Еще раз попытаешься отключить меня?

Я увидел, как он отпрянул назад и стал ждать.

– Что, выдохся? – поддразнил я его. Механизм взревел.

Тогда берегись! Он бросился к письменному столу. На это я

и надеялся. В то мгновение, когда он налетел на меня, чтобы раздавить, я бросился на него. Левой рукой я впился, в питающий, кабель, а другой старался дотянуться до выключателя. Я получил сильный удар по черепу; агрегат поднял рычаг лектоскопа и попытался сбросить меня. Прежде, чем я успел защититься, он понесся как взбесившаяся лошадь, и я камнем рухнул вниз на пол. Я лежал на полу, и у меня дико болела нога. Я смутно видел, как агрегат отступил, изготовившись окончательно разделаться со мной.

Когда я снова пришел в себя, то обнаружил, что лежу на полу, вытянувшись во весь рост; глаза мои были закрыты, а голова покоилась на коленях у Флоранс. Мое тело пронизывало множество ощущений: болела нога, но одновременно к мои л губам прижималось что-то невероятно сладостное, и я чувствовал какое-то необъяснимое внутреннее волнение. Открыв глаза, я увидел лицо Флоранс, находящееся сантиметрах в двух от моего. Девушка обнимчла меня. Я снова лишился сознания. На этот раз она дала мне поще мну, и я мгновенно пришел в себя.

– Вы спасли меня, Флоранс...– прошептал я.

– Боб,– тоже шепотом ответила она,– мы с тобой поженимся?

– Собственно говоря, тебе не следует мне это предлагать, Флоранс, дорогая,– ответил я, краснея.– Но я с радостью принимаю твое предложение.

– Мне удалось выключить его,– сказала она.– Теперь нас никто больше не слышит, Боб... Теперь я могу... я не отваживаюсь попросить тебя об этом...

Она потеряла всю свою самоуверенность. Яркий свет лампы на потолке лаборатории причинял боль моим глазам.

– Флоранс, мой ангел, говори же,– прошептал я.

– Боб, процитируй мне что-нибудь из Жеральди... Я почувс

твовал, как кровь моя быстрее побежала по жилам. Я взял в ладони ее очаровательную головку с коротко подстриженными волосами и смело нашел ее губы.

– Опусти немного абажур,– пробормотал я.