Текст книги "Тайна 'Центавра'"
Автор книги: Борис Зубков
Соавторы: Анатолий Ершов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Следовало внимательнее вглядеться в эту траекторию. Здесь могла таиться разгадка тайны. Быть может "Центавр" вовсе не предназначен для бесконечного вращения вокруг нашей планеты? Может быть его околоземные витки всего лишь затянувшаяся разминка перед стартом в межзвездные дали? А что, если он нацелен на другие планеты? Конечно, решить такую задачу, судя по траектории на экране общей ориентировки, чрезвычайно трудно. И все-таки попытаться следует.
Я осмотрел пульт управления и все вспомогательные приборы. Внимательно, методично. Слева направо, потом чуть ниже; снова слева направо, еще чуть ниже... слева направо... Надо было выделить главное, оставив без внимания тысячи мелочей.
Главный вывод осмотра: я нахожусь перед дублирующим устройством. Настоящий, ведущий пульт расположен в другом отсеке.
Где же этот главный пульт, пульт номер один? И эта задача вскоре была решена. Видимо, он где-то на прямой, перпендикулярной плоскости экрана звездной навигации. Волноводы и коаксиальные кабели, отходящие от пульта строго перпендикулярно, подтверждали эту догадку.
Мне надо срочно найти пульт номер один.
Между экраном и стенкой отсека – монтажный промежуток. Я протиснулся в него и разрезал тонкий лист металла, прикрывающий вход в монтажный коридор, туго набитый кабелями и волноводами. По этому коридору можно было пробираться дальше.
Я вскрыл еще один тонкий листик металла, точно такой же, как в начале коридора, и, что называется, ввалился в монтажное пространство за пультом номер один. Осторожно выпрямился, вышел из-за него и увидел человека. Он неподвижно сидел за пультом и никак не прореагировал на мое появление.
СЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ОДИННАДЦАТЬ МИНУТ ОПЕРАТИВНОГО ВРЕМЕНИ.
Человек не шелохнулся. Удивленный, я придвинулся ближе. Он был неподвижен. Мне показалось это забавным. Я толкнул его в плечо. "Эй, приятель, заснул?" От толчка он покачнулся и вновь застыл в нелепой, неудобной позе. Он был мертв. Я заглянул ему в лицо. Чучело! Манекен... Дурацкие шуточки господина Сид-Мохнабедли.
Мне расхотелось дотрагиваться до этого чучела в серой униформе. Я вовсе не брезглив. Ядовитые змеи когда-то были объектом моей работы и весьма тщательных исследований. К ним я не испытывал ни малейшего отвращения. Но здесь! Единственное, на что я решился, – носком ботинка толкнуть ногу чучела. Неожиданно оно легло и мягко соскользнуло с кресла, словно любезно приглашая занять освободившееся место. Немного помедлив, я воспользовался безмолвным приглашением.
В тот момент, когда серое чучело покинуло кресло, с его головы сползли наушники. Теперь они висели, покачиваясь, возле пульта, и касались моей ноги. Я машинально взял их, повертел в руках, и поистине преступное легкомыслие овладело мною. Я надел их. Что я рассчитывал услышать через эти две черные пуговицы?
Звуки команд на незнакомом языке?
Угрозы в мой адрес?
Безмолвие и треск эфира?
Неожиданно наушники жестко обхватили шлем. Я услышал звуки совсем удивительного свойства. Словно две огромные капли разбухали в гулком пространстве, вибрируя и трепеща тончайшей оболочкой, сотканной из хрустальных нитей. Потом они срывались и с легким звоном и плеском падали на что-то твердое и тоже звучащее.
"Ля-а-а-а-а..." – рождались и пели капли.
"Тра-а-а-а... А!" – падали они, ударяясь о преграду.
"Ляаа... А... Трааааа... А! Ляаа... А!.. Трааа..."
Слабость и покой овладели мною. Я почувствовал, как сильно устал, добираясь до этого удобного кресла. Сколько энергии ушло, чтобы добраться сюда. Сколько... Разве все сосчитаешь! Каждая клетка, каждая частица моего тела настолько устали... устали... устали... И вот, наконец, я обретаю покой. Теплая нега вливается в мое расслабленное тело, постепенно проникая в каждую пору... Нирвана, блаженство небытия... Я засыпаю... Пусть будет так... Я засыпаю.
Мне вспоминаются запахи детства. Запах арчи... Дед рубил красноватые сучья арчи. Ее запах и музыка ударов топора... Можно собирать запах звезд и слушать музыку планет. Не может быть, чтобы не звучали планеты, каждая на свой лад. Недаром говорят-музыка небесных сфер. Звуки неба, запахи земли...
Земля и росинки на горных тюльпанах...
Разве нельзя собирать росинки?
Спуститься с красных гор, пройти под тающими снегами и найти тюльпаны с росинками. Поймать на тонкий металлический волосок росинку, и бережно опустить в кварцевую бутылку. Голубая бутылка с каплями росы... Странной формы бутылка, как на старинной гравюре... Надо встать рано утром... Человек, которому нужна роса, должен вставать до рассвета... Росу надо рассматривать при свете звезд. Тогда она еще хранит аромат листьев и лепестков... Если хочешь собирать росу, вставай рано утром... А сейчас спи. Спи! Во сне тебя ждет блаженство... Можно лежать в пещере на острых камнях и видеть себя в бархатных подушках... Аромат арчи...
А звезды пахнут?
Сны издают аромат...
ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ ЧАСА ОДНА МИНУТА ОПЕРАТИВНОГО ВРЕМЕНИ
Но где-то в подсознании еле слышно звучала тревожная нота – ловушка, новая ловушка. Последним усилием воли я сдернул с себя наушники. Меня хотели усыпить. Я знал, что таблетки тибурана позволяли мне обойтись без сна по меньшей мере в течение шести земных суток. Надо взять себя в руки. И все-таки сон пошел мне на пользу. Я бодр. Я отдохнул. Конечно, в глубине души я знаю никакие таблетки тибурана не заменяют сна и отдыха. Но сейчас не время и не место для психофармакологических рассуждений. Все, что я узнал о "Центавре", не продвинуло меня ни на шаг в раскрытии его тайны. Итак, все тот же вопрос что несет "Центавр"? Это я должен, обязан выяснить.
Я вновь обрел возможность трезво мыслить и принимать решения.
Взглянув на часы, я увидел, что система отсчета оперативного времени сдвинула отсчет на тридцать четыре часа назад, отбросив время моих сновидений.
На первый взгляд, пульт звездной навигации номер один был точной копией пульта, который я уже имел удовольствие созерцать в отсеке, населенном серыми призраками.
Сформулируем задачу.
Имеем два экрана общей ориентировки.
Первый экран – в том отсеке, где я нахожусь. Второй экран в зале, где мне устроили голографический спектакль.
Вопрос номер один: отличаются ли, хотя бы внешне, эти экраны друг от друга?
Вопрос номер два: отличаются ли друг от друга траектории спутника на этих экранах?
Вопрос номер три: если отличается, то нельзя ли по этому отличию и по разности времени (я видел экраны именно в разное время) сделать заключение об общей направленности траектории?
У меня хватило догадки сфотографировать первый экран. Теперь, дотронувшись до кнопки налобной части шлема, я сделал снимок второго экрана. Через мгновение я видел оба изображения.
Не надо было изучать небесную механику, астрономию и курс космической навигации, чтобы понять, о чем говорили – нет, кричали!– эти снимки. Экраны были абсолютно тождественны. Те же размеры, те же дурацкие кисти и звериные лапы. Но траектории "Центавра"... Они не совпадали! Это было нелепо! Непостижимо!
Начиная с какого-то мгновения, траектории расходились! Расходились в стороны прямо противоположные. Из этого следовал вывод – спутник раскололся на две части. На одном обломке находился я, другой со все возрастающей скоростью уносился в космическое пространство. "Центавр" раздвоился! Конь сбросил седока!
СЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ОДИННАДЦАТЬ МИНУТ ОПЕРАТИВНОГО ВРЕМЕНИ.
...Вспомнил! В момент, когда закончился мой поединок с серыми тенями, весь пульт звездной навигации словно ожил. Защелкали переключатели, интенсивнее засветился экран, чаще обычного замигали мнемонические схемы Вот тогда-то все и произошло. Начал действовать механизм расстыковки двух частей "Центавра"!
Но какая из двух частей ГЛАВНАЯ?
В момент раздвоения "Центавра" я находился возле пульта номер два Мне тогда показалось, что это вспомогательный, подсобный, второстепенный пульт Естественно, что создатели "Центавра" хотели отправить любого незваного гостя, вроде меня, в губительное путешествие на никчемном осколке спутника. И, следовательно, пульт номер два управлял лишь маскировочной частью "Центавра", не более. Что дальше? Кроме того, движимый какой-то полуосознанной тревогой, я постарался удалиться от пульта номер два Осознанно я мотивировал свое продвижение тем, что хочу найти главный пульт. Действительно, я проник в отсек управления номер один, который, следуя моим выводам, главный, и находится в той части "Центавра", где скрывается его основная, так сказать, стратегическая "начинка".
С другой стороны – зачем помещать столь сложные и мощные средства защиты и нападения в мнимом, маскировочном отсеке, с второстепенным, не имеющим решающего значения пультом?
Какое рассуждение правомерно? Поставить себя на место злобных маньяков, конструирующих западни и ловушки, весьма затруднительно.
Голова раскалывается. А выводов никаких. Умом здесь ничего не решить.
Нет, надо думать.
Вполне логично предположить: путь к главным помещениям начинается или как-то связан с отсеком управления.
Действительно, на переборке, противоположной пульту, имелась ниша в форме полушария. По высоте она соответствовала росту человека. Может быть это и есть начало туннеля или замаскированный люк?
Вблизи стало видно, что полушарие состояло как бы из лепестков с ясно обозначенными границами Крепко упершись ногами в края полушария, я нажал на один из лепестков Он не поддавался. Тогда я призвал на помощь силу, заключенную в стальных мышцах эко-скелета. Я включил управление эко-скелета и постепенно выжал тумблер до упора.
Эко-скелет сработал исправно, в полную силу. Это меня и погубило.
ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ НОЛЬ ДВЕ МИНУТЫ ОПЕРАТИВНОГО ВРЕМЕНИ.
Скафандр цепко обнимают мягкие руки Они не причиняют боль, они только держат меня и кружат. Кругом абсолютный мрак, но кружение это я чувствую Не вижу, но ощущаю. Вероятно, кружат меня уже давно, так как к горлу подкатывается тошнота, голову из-за нарушенного кровообращения стиснуло, как обручем. Даже сквозь пелену мрака я вижу, как кружатся и плывут вокруг меня красные огни Впрочем, это мне только кажется Нет ничего кроме мрака.
Я включил прожектор скафандра на полную мощность. Однако свет пробивался через пелену мглы на какой-нибудь десяток сантиметров. Не помогла и система инфракрасного зрения. Экран инфра-телевизора засветился однотонным зеленоватым светом – и все Я находился внутри однородной, видимо, жидкой массы – и эта масса кружила меня, увлекая за собой, так как она находилась в движении быстром и непрерывном.
Постепенно я восстанавливал последовательность событий. Рывок эко-скелета оказался слишком сильным. Лепесток полушария сломался или был вырван с куском рамы. И я стремительно пролетел сквозь образовавшуюся щель в скопление маслянистой массы и ударился шлемом о дно сосуда, где эта масса была заключена. Удар оказался настолько сильным, что шлем не смог его смягчить, и я потерял сознание. Система экстренной медицинской помощи, рассчитанная именно на такого "пациента", который не в состоянии пошевелить и пальцем, тоже не сразу включилась после сильного удара и приступила к моему "оживлению" с большим запозданием.
Где я нахожусь?
Раскинув в стороны руки и ноги, я не достал до стен помещения или резервуара. Значит, он был достаточно объемистым. Сдвинуться с места, чтобы расширить район исследований, я не мог. Маслянистая масса прижимала меня ко дну. Она вращалась, увлекала меня, и я всеми выступами скафандра царапал днище резервуара. Оно было ребристым, поэтому меня немилосердно трясло. Вращение происходило очень быстро. А это означало лишь одно: через десять-двенадцать минут я вновь потеряю сознание. Не знаю, как тогда выйдет из положения система медицинской помощи. Боюсь, что ей уже не справится с такой непосильной задачей.
Что за масса вокруг меня?
Скорее всего горючее, топливо для вспомогательных двигателей "Центавра".
Почему оно вращается?
Скорее всего – чтобы облегчить доступ топлива к заборным отверстиям топливных трубопроводов или к всасывающим патрубкам топливных насосов.
Можно ли остановить это вращение?
Скорее всего – нет.
Есть ли выход из критической ситуации?
Разумеется. Пока мыслю – надеюсь!
Имеется лишь один путь к спасению. Я могу включить ранцевый микрореактивный двигатель, вмонтированный в пояс и спину скафандра. Но я не знаю глубины резервуара, где нахожусь, и потому трудно рассчитать силу, с которой должен сработать двигатель, чтобы протащить меня сквозь водоворот вязкой массы.
Истинное значение вязкости массы неизвестно. И вряд ли мне удастся ее узнать. Толщину слоя надо мной тоже определить невозможно. Резервуар с одинаковым успехом может быть плоским, как сковородка, или вытянутым, как дымовая труба. Быть может, я нахожусь на дне колодца. И с такой же вероятностью – на дне неглубокой чаши. И в том и в другом случае путь к спасению я обязан преодолеть рывком, одним броском мощного микродвигателя, иначе не вырваться из липкой массы черного студня. Итак – включить двигатель на полную мощность. Индикатор – на максимальный импульс!
И в этот момент предоставляется сразу две возможности весьма эффектно закончить свое путешествие.
Раскаленные газы, выброшенные с колоссальной силой из дюзы ранцевого двигателя, взорвут черный студень. На конкурсе самого короткого рассказа получило приз повествование о бедняге Джоне:
"Джон закурил на бочке с порохом. Покойному было двадцать лет". Так и я? Пламенем ранцевой ракеты я "закурю" внутри бочки с горючим! Единственная надежда – что вокруг меня все же не горючее, а какая-либо вспомогательная жидкость. Узлы смазки, аккумуляторы, сервоприводы, системы охлаждения – все они требуют кошмарное количество всевозможных кислот, смазок, эмульсий, паст. Они далеко не все горючи и взрываются. Надо прикинуть общее количество горючих и негорючих жидкостей на спутнике объемом с этот... Получится... Хотя бы примерно... Значит, шансы на спасение и на взрыв относятся как восемь к ста. Восемь шансов из ста... Не так уж плохо, когда выбора нет.
Но даже после удачного маневра с ранцевым двигателем на пути удач меня будет подстерегать новая опасность.
Если слой черного студня окажется слишком тонким – слишком!– ранцевая ракета пронесет меня через студень и с силой ударит о противоположную крышку резервуара. Взорваться или быть расплющенным в лепешку – богатый выбор! Как говорится – все равно, за что быть повешенным, – за овцу или за ягненка.
А между тем черный студень продолжает скрести моим скафандром о железные ребра бака, и от тошнотворного кружения уходит сознание. Решаюсь. "Пусть стрела надежды не затупится о камень отчаяния".
Я ставлю индикатор импульса на максимум. Снимаю предохранительный колпачок с тумблера зажигания. Напрягаю, сколько могу, все мускулы. Отжимаю тумблер до отказа.
Взрыв. Ослепительное пламя. Свет вокруг. Все разнесено в клочья.
ДВАДЦАТЬ ЧАСОВ ШЕСТЬ МИНУТ ОПЕРАТИВНОГО ВРЕМЕНИ
Я лежу в огромной луже черного студня и блаженствую. Вокруг меня светло и тихо. И – неописуемый хаос. Я нахожусь внутри довольно большого и светлого отсека. Сейчас его пластиковые стены украшают громадные подтеки черной слизи. Приборы и грозди труб, висящие по стенам, перебиты, искорежены взрывом. Наименее прочные части переборок прогнулись. Куски резервуара валяются повсюду, их части впились в переборки, трубы и приборы. Части резервуара, где прежде находились заклепки, походили теперь на беззубые десны. В воздухе тает серое облако испаряющегося студня. Тихо, светло и очень жарко. Взрыв нарушил систему терморегулирования скафандра.
Я постепенно уясняю себе картину происшедшего. К счастью для меня, резервуар оказался непрочным и не очень большим. Взорвался не сам студень, иначе бы мне несдобровать. Взорвались газы, заполняющие пространство между студнем и стенками бака. Газы перегрелись, разорвали резервуар, но центральное его ядро, огромная капля черной жижи, осталась как бы во взвешенном состоянии. Газы лишь на мгновение сжали со всех сторон гигантскую черную каплю. Внутри нее находился я, и она спасла меня. Трижды ей спасибо, черной капле!
Я вновь готов к поискам истины. Мои сомнения на тот счет, что я уношусь в бездны космоса во второстепенной части спутника, не подтвердились. Видимо, даже эти сомнения были предусмотрены и запланированы конструкторами "Центавра". Приступаю к осмотру приборов, которые находятся в отсеке, поврежденном взрывом. Что смогут они подсказать?
Незнакомые, слепые приборы, без обозначения того, что именно они измеряют. Одни лишь цифры. Нечто вроде задачи сумасшедшего математика: "От Бостона до Чикаго сорок восемь миль. В поезде сорок вагонов, в каждом вагоне дюжина кур. Сколько лет машинисту?"
Для чего предназначены приборы? Мне начинает казаться, что именно в них скрывается разгадка, для чего именно предназначен "Центавр". Отсек достаточно обширный, чтобы в нем находились главные приборы. Хотя сам по себе размер отсека еще ни о чем не говорит.
Я осмотрел приборы снаружи, кое-где счистил с них корку черного студня. Некоторые из них, вдребезги разбитые, показывали мне свою электронную начинку. Некоторые гордо замкнулись за толстыми медными кожухами. Одна группа приборов явно дублировала другую. На таких дублеров стоило обратить особое внимание они наиважнейшие. Что они напоминают?
Так, это всего лишь многоканальный коммутатор. Ничего интересного...
Вот это несомненно устройство для астроориентации дальномеров, телескопов или фотогравиметрических устройств. Уже интересно ... Что они собираются подсматривать на планете Земля?
Нейтронный влагомер дистанционного действия... Влагомер... Их интересует водная оболочка Земли... ее реки, океаны, озера, наконец, – облака... Это уже серьезно, это настораживает. Это вовсе не обычные метеорологические наблюдения, вовсе нет...
А здесь не просто прибор... Сложная схема... Электронная модель каких-то вихревых потоков... Эскиз расшифровки... Действительно, вихревые течения... Скорее всего – вихревые течения в атмосфере... Опять забавы с метеорологией...
Устройство для выдачи серии временных интервалов... Типовой прибор, ничего примечательного.
Снова – нечто, связанное с водой в атмосфере и на земле. Измеритель радиационной температуры поверхности облаков...
Воздействие на гидросферу земли. Неужели? Неужели такова преступная задача "Центавра"? Жемчужины земли – озера, голубые ее жилы – реки, роскошные зеркала океанов – вот на что посягнула шайка шантажистов. Вот что они собираются сделать – оставить человечество без воды. Но как? Впрочем...
Я еще не уверен.
Я еще не знаю точно.
Я не знаю – КАК и КОГДА.
Надо сосредоточиться. Я обязан на несколько минут отключиться от главного и подумать о пустяках. Надо расслабиться перед рывком вперед. И прислушаться к тому, что происходит вокруг.
А вокруг была тишина. Гулкая тишина.
"Центавр" был на редкость молчаливым механизмом. Он таился, как зверь в засаде, не выдавая себя ни шорохом, ни скрипом, ни скрежетом. И тишина эта была зловещей.
Но почему именно сейчас я услышал тишину? Видно, потому, что ее нарушали звуки. Ритмично, в сложной последовательности, но не в четко выраженные интервалы времени раздавался гулкий стук.
Механизмы так не стучат. Так может стучать лишь человек. Люди? На сей раз не бесплотные голографические тени, а живой человек. Совсем рядом, за стеной. Я попробовал отыскать закономерность в наборе гулких ударов. Закономерность была, но пока не поддавалась анализу.
Неужели звуки имели смысл? Весьма вероятно.
Кто-то прибегал к этой форме звуковой информации, столь примитивной и ненадежной.
Я обязан обнаружить источник звуков, сам оставаясь невидимым и неслышимым.
Первое, что можно легко сделать, – измерить толщину стенки, отделяющей меня от источника сигналов.
Гамма-луч дистанционного толщиномера точно измерил стену. Она оказалась довольно солидной – сто двадцать миллиметров. Гамма-луч упреждения пронзил стену и продолжил исследование. На шкале расстояний до следующей преграды обозначилось два метра... десять метров... двести метров... бесконечность.
Упреждающий луч не уперся в преграду. За стеной простиралась бесконечная пустота космоса. Значит, я оказался возле наружной оболочки "Центавра". Сто двадцать миллиметров металла отделяли меня от пустоты. Значит...
Значит, стучал некто, находящийся снаружи, из космоса. Почему он там? Его цель? Старается вслед за мной проникнуть внутрь "Центавра"? Или он знает обо мне и думает стуком привлечь мое внимание? Неужели хозяева "Центавра" забросили для поединка со мной на орбиту живого противника? Рискованный шаг. Решились на открытую cxвaткy? Вряд ли. Должны понять, что если судьба поединка начнет складываться не в мою пользу, я пойду на крайние меры. Ну, скажем, взорву "Центавр". И тогда рухнут их планы.
Кто же там, почти рядом?
Можно поручиться – сейчас в околоземном пространстве нет ни одного корабля-спутника или даже долговременной станции с людьми на борту.
Корабли советских, американских и международных экспедиций находятся значительно дальше, где-то на пути к границам солнечной системы. И ни один космонавт не рискнет просто так, любопытства ради, забраться в чужой, неизвестный спутник. Абсурд. Правила международных конвенций начисто отвергают столь опасную и предосудительную самодеятельность.
Если же в "Центавр" старается проникнуть некто, посланный хозяевами, ему незачем производить демаскирующий шум. Он должен знать все тайны входов и выходов этой гигантской мышеловки. Для него любое звуковое "сопровождение" столь же абсурдно, как для карманного воришки – желание привязать к пальцам бубенчики.
Значит – не враг и не друг, и вообще никто из земных космонавтов. Остаются – чудовищное предположение! – существа иных звездных миров.
Разумеется, единственное, чего мне недоставало во время этой милой экскурсии, – встретить инопланетного пришельца. Контакт с другими мирами в столь неприглядной для землян ситуации! И это должен сделать я? Впрочем, зачем строить смелые предположения и далеко идущие прогнозы, еще не имея в руках ни одного существенного факта.
Конечно, я могу увидеть ЕГО или НЕЧТО. Но какой ценой! Ценой потери большей части энергии, предназначенной для моего полета. Дело в том, что любой плотный предмет, если взглянуть на него с иной точки зрения, прозрачен. Между его атомами, молекулами, кристаллами есть промежутки, и даже самый твердый и непрозрачный предмет с точки зрения бесконечно малого наблюдателя представляется лишь очень размазанным, туманным и дырявым сооружением. Так в самом общем виде говорит теория. А строгая мачеха – практика сурово заявляет, что для таких субатомопроникающих наблюдений понадобится уйма энергии и еще такой же запас энергии, чтобы первую энергию удалось сконцентрировать в "зрачок дьявола". Так мы прозвали между собой аппарат, который и впрямь обладал дьявольской способностью видеть сквозь стены. Когда его изобрели, один из наиболее энергичных инженеров-создателей заявил, что готов увидеть с помощью аппарата то, что делается по другую сторону нашей планеты. На это ему вполне резонно ответили: увидеть сквозь толщу земного шара очень заманчиво, но, исходя из стоимости потребной на это энергии, гораздо дешевле совершить кругосветное путешествие и увидеть все собственными глазами.
Так что "Зрачок дьявола" получил и второе неофициальное название "Пожиратель энергии".
Я мог воспользоваться прибором лишь один раз. И то с большим риском. Второе применение окончилось бы катастрофой. Если всякое усиле эко-скелета потребляло, образно говоря, ведро энергии, то "Зрачок дьявола" пожирал ее целое море.
Стук продолжался. Мне показалось, что он стал настойчивее.
Я все больше склонялся к мысли, что за стеной пришелец из иных созвездий. Земляне инстинктивно готовились к подобному контакту. Уже 16 ноября 1974 года в поселке Аресибо на острове Пуэрто-Рико состоялась церемония открытия крупнейшего в мире радиотелескопа. В этот день Земля впервые в полный голос окликнула космос. Трехсотметровая чаша антенны отправила радиопослание в сторону звездного скопления Мессье-13. В надежде на то, что среди тридцати тысяч звезд, входящих в эту микрогалактику, найдется хоть одна планета с разумными существами. К сожалению, сигнал до них должен идти двадцать четыре тысячи лет. Так что послание по обратному адресу следует ждать в сорок девятом тысячелетии.
Никто и не ждал ответа, ибо человечество еще не привыкло измерять свои деяния мерками тысячелетий. Пожалуй, во всем мире только нам, коммунистам, присуще четкое осознание того, что дело, начатое однажды, в Октябре, будет продолжено на всю мыслимую историю планеты.
Но КТО мог ЕГО предусмотреть?
Я обязан действовать энергично и смело.
Но не безрассудно. Энергия, предназначенная на "Зрачок", может пригодиться в другой, более важной ситуации.
А если важного случая не представится?
Если нет советчика, положи тюбетейку на землю да хоть с ней посоветуйся. Жаль только, тюбетейка осталась на Земле.
В конце концов, я должен выяснить, кто издает загадочные звуки. Решать загадки – это ведь предусмотрено оперативным заданием. Следовательно, я ни на пядь не отступлю от выполнения служебного долга.
Итак... Я откинул предохранительный колпачок с кнопки включения "Зрачка". Нажал кнопку. Гудение аппарата заглушило все еще не умолкающий звук за стенкой.
Стенка задрожала, затуманилась, стала прозрачной. "Зрачок" сработал идеально.
И я увидел!
ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ ЧАСОВ СОРОК СЕМЬ МИНУТ ОПЕРАТИВНОГО ВРЕМЕНИ.
Небольшой диск, покрытый мелкой рябью. Он сверкал нестерпимо, и, как показалось мне сначала, вращался. То, я подумал, что он вращается. Но потом понял, что вращение было иллюзией.
Индикатор "Зрачка" точно обозначил размеры диска: пятнадцать и шесть десятых сантиметра. Но внутри этих пятнадцати сантиметров находилось космическое пространство, нисколько не уменьшенное. Я видел все предметы мира. Бесконечность предметов я видел сразу со всех точек – мыслимых и тоже бесконечных.
Я видел все.
Серебристое насекомое на черном камне и континенты всех планет, видел медресе Кукельдащ, гроздья плодов, снежные вершины, пустыню и каждую песчинку в ней, видел ночь и день, видел свой пустой кабинет и закат на неведомой планете, видел тени папоротников. муравья и всех муравьев земли, арык в Самарканде и монумент, который изображал неизвестный мне предмет, я видел свое лицо, отраженное в диске, и морскую рябь неизвестного моря, я видел десять тысяч рукописных листов Беруни и одновременно каждую букву каждого листа, я видел закат одиннадцати солнц над одной неведомой планетой и сорок диковинных планет вокруг одной звезды, я видел все это как бы в зеркалах, которые отражали друг друга, я видел летательные аппараты непонятной конструкции и лепестки всех цветов, руки, ударяющие в такт неслышимых мелодий.
Бесконечную совокупность фактов и предметов, что я увидел, нельзя перечислить даже частично. Миллионы действий. И меня не удивило, что они происходили в одном и том же диске, не накладываясь друг на друга и не просвечивая одно сквозь другое. Все, что я видел, – происходило одновременно, а я вынужден описывать это последовательно, потому что таково свойство письма.
Я видел диск со всех сторон, в диске – Космос, в Космосе – диск. Я почувствовал безграничное почтение перед материалистической наукой, которая сумела открыть законы о неисчерпаемости материи и безграничности познания. И вот теперь я видел эти законы овеществленными.
Диск затуманился, превратился в сверкающую точку, потух. "Зрачок" израсходовал отпущенную ему порцию энергии и автоматически отключился. Передо мной вновь была глухая и немая стена.
Прислушался. Полная тишина. Быть может, там, за стеной, увидели меня, поняли, что первый контакт состоялся, и тихо исчезли, чтобы не напугать, дать время осмыслить, обдумать.
А если никаких живых существ за стеной и не было? Вдруг это сам "Зрачок" обладает такой могущественной силой, что может служить зеркалом Вселенной?
В тот миг я остро осознал мудрость нашей миролюбивой политики. Высочайшая радость соприкосновения с другими разумными существами отравлена тем, что именно в это время я вынужден бороться с темными силами разрушения. Будь они прокляты!
Я должен победить. Но, кроме радости победы, я вынесу из поединка громадное чувство восхищения и уважения к тем, кто целью своей жизни сделал борьбу за мир на планете.
Я должен победить.
Теперь я знаю, где расположены отсеки управления и приборный отсек, точно знаю, что сейчас нахожусь возле наружной оболочки "Центавра". Могу приблизительно составить план этой гигантской адской машины. Сейчас я уверен в том, что цель запуска – угроза для всей планеты, шантаж путем воздействия на гидросферу Земли.
Найти главный механизм "Центавра", понять принцип его действия и обезвредить. Итак, я все еще нахожусь недалеко от оболочки спутника. Моя же задача отыскать центральную часть спутника, где должен размещаться главный механизм "Центавра".
Я легко пробрался в отсек управления номер один. Потом повторил свое путешествие внутри монтажного коридора. Правда, теперь предстояла задача потруднее. Где-то в середине коридора надо найти лаз или пробить его и устремиться к центру спутника.
Стены коридора представляли собой нечто монолитное, ни стыков между листами обшивки, ни следов болтовых или заклепочных соединений. Конечно, можно было вскрыть стены, как вскрывают консервную банку. Задача несложная. Но мне не хотелось все коверкать на своем пути, это могло вызвать нежелательные последствия – взрывы, прорыв какой-либо жидкости или газа, разрушение основных конструкций.
Я решил прибегнуть к самому наипростейшему, самому старомодному способу обнаружения пустот, слабых мест или тайников. Стал простукивать трубу, поставив микрофоны шлема на небольшое усиление. Звук был одинаковый – глухой, быстро затухающий, говорящий лишь о том, что всюду примерно одинаковая монолитная стена. Но вот в одном месте звук чуть заметно задребезжал. Словно здесь к стене был не очень плотно приставлен металлический лист. Я усилил звук. Дребезжание стало отчетливее. Можно проследить его границы. Как раз середина коридора. То место, от которого, по моим расчетам, начинается путь к центру спутника. Совпадение? Надо рискнуть.
Лучом гамма-лазера я прожигаю контур отверстия так, чтобы он примерно совпадал с границей дребезжащего звука. Кусок трубы тихо отваливается в сторону. Передо мной тот самый лист металла, легкое позвякивание которого удалось подслушать. Лишь несколько винтов удерживают лист на месте. Я отвинчиваю их, легко отодвигаю лист.