Текст книги "Убийство Берии, или Фальшивые допросы Лаврентия Павловича"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Вот где собака зарыта! Чтобы оправдать последующий арест и убийство Лаврентия Павловича, Никита Сергеевич пишет в мемуарах, что Берия уже в первые послевоенные годы стремился к власти и тем самым вызывал недовольство и даже опасения со стороны Сталина. Но в подобное трудно поверить. Если бы Иосиф Виссарионович действительно подозревал бы Берию в намерении захватить власть, он бы его для начала арестовал, а потом расстрелял. Абакумова-то Сталин посадил за гораздо меньшие прегрешения – попытку «смазать» дело врачей-вредителей». И никакая незаменимость Лаврентия Павловича как руководителя атомного проекта его бы в данном случае не спасла. Сталин твердо верил, что незаменимых людей у нас нет. И с сожалением, но поставил бы во главе Спецкомитета какого-нибудь Сабурова или Шепилова.

Так что назначение Берии руководителем советского атомного проекта само по себе свидетельствовало о доверии к нему Сталина. Тем более, что по делам проекта ему приходилось выезжать в страны Восточной Европы, и в частности, в советскую оккупационную зону в Восточной Германии, откуда при желании легко можно было бы сбежать на Запад. Человека, которого он подозревал в заговоре, Сталин бы на должность со столь широкими полномочиями… И Берия должен был сознавать, что пока что Сталин ему доверяет. Вот если бы атомный проект постигла очевидная неудача (например, в какой-то момент преждевременно началась бы неконтролируемая цепная реакция и испытания закончились бы трагедией), то тогда, понимал Лаврентий Павлович, ему не сносить головы. Последует арест, а затем бессудный расстрел (или закрытый суд, если захотят пристегнуть к какому-нибудь заговору).

Сын Берии Серго утверждал, что отец не раз говорил ему, что после завершения атомного проекта (а потом – водородного проекта) Сталин его уничтожит. Но тут надо оговориться, что далеко не всему, сообщаемому Серго Лаврентьевичем, стоит верить. А данное сообщение никакими другими свидетельствами не подкрепляется. Логически же намерение уничтожить Берию после завершения атомного проекта выглядит совершенно странным и иррациональным. А Сталин в терроре, напротив, был вполне рационален и без нужды людей никогда не стрелял. А с чего ему вдруг понадобилось уничтожать Берию? Ведь даже успешно завершенный атомный проект нисколько не увеличил бы политический вес Берии, хотя бы потому, что о реализации проекта и о том, что его возглавляет Лаврентий Павлович, в партии и стране знали считаные люди. Так что с завершением атомного проекта никакой новой опасности для Сталина со стороны Берии не должно было возникнуть. Главное же, с созданием советской атомной бомбы деятельность Спецкомитета отнюдь не завершилась. На очереди была водородная бомба, а дальше должно было начаться совершенствование ядерного и термоядерного оружия. Да еще необходимо было развивать ракетное оружие, над которым, в частности, трудился Серго Берия. Так что убивать Лаврентия Павловича, пока он был во главе Спецкомитета, Сталину не было никакого резона. Зачем убивать курицу, несущую золотые яйца, зачем устранять менеджера, показавшего свою эффективность?

В качестве аргумента в пользу того, что Сталин собирался в скором времени устранить Берию, нередко приводят мингрельское дело. Дальше мы еще скажем о нем. Пока же стоит отметить, что само это дело было инспирировано Сталиным для того, чтобы не допустить роста самостоятельности грузинской политической элиты и шире – на их примере показать элитам национальных республик, что их роль ограничена строгими рамками, определяемыми союзным Центром. И послал наводить порядок в Грузии именно Берию по двум причинам. Во-первых, Берия, как бывший глава грузинского ГПУ, а затем – глава коммунистов Грузии, хорошо знал обстановку в республике. Во-вторых, Лаврентию Павловичу пришлось снимать с постов людей, которых он в свое время сам же и выдвигал, и Сталин, таким образом, хотел проверить его лояльность, и Берия эту проверку вполне успешно выдержал.

Весной 1946 года, вскоре после Пленума, на котором Маленков, как и Берия, был введен в состав Политбюро, позиции Георгия Максимилиановича серьезно пошатнулись. Это было связано с так называемым «делом авиаторов».

Это дело началось в феврале 1946 года, когда Василий Сталин сообщил отцу, что американские самолеты гораздо лучше советских, которые к тому же поступают в войска бракованными, с множеством недоделок, и массово гибнут в авариях. Абакумов как глава военной контрразведки начал расследовать проблему поставки в войска некачественной авиатехники. Вскоре он доложил Сталину, что в годы войны руководители Народного Комиссариата авиационной промышленности выпускали и, с согласия командования Военно-Воздушных Сил, поставляли на вооружение Красной Армии самолеты и моторы с заводским браком и серьезными конструктивно-производственными недоделками.

В результате происходило большое количество аварий и катастроф с гибелью летчиков, а на аэродромах не успевали ремонтировать авиатехнику, часть из которой приходила в полную негодность и подлежала списанию.

Абакумов попросил у Сталина санкцию на арест главкома ВВС А.А.Новикова, наркома авиационной промышленности А.И. Шахурина, главного инженера ВВС А.К.Репина, члена военного совета ВВС Н.С. Шиманова, начальника главного управления заказов ВВС Н.П.Селезнева и начальников отделов управления кадров ЦК ВКП (б) А.В. Будникова и Г.М. Григоряна, курировавших авиапром.

Мотивировалось это тем, что на протяжении войны руководители авиапрома выпускали бракованную и конструктивно недоработанную продукцию и по сговору с командованием ВВС при молчаливом согласии курировавших поставки техники в ВВС работников ЦК партии протаскивали на вооружение Красной Армии бракованные самолеты. В результате в период с ноября 1942 года по февраль 1946 года в частях и учебных заведениях ВВС из-за недоброкачественной материальной части произошло свыше 45 тыс. невыходов самолетов на боевые задания, 756 аварий и 305 катастроф.

Однако Сталин не торопился выводить в расход руководство авиапрома и главкома ВВС. Ведь войну советская авиация все-таки выиграла, используя преимущественно те самолеты, которые поставлял наркомат авиационной промышленности. С другой стороны, начиналась «холодная война», в которой главным потенциальным противником становились США. А американская авиация обладала весьма значительным качественным, равно как и количественным превосходством над советской авиацией. В этих условиях особенно важным становилось повышение качества советской авиатехники. Сталин потребовал от Абакумова перепроверить собранные данные и выяснить масштабы злоупотреблений в авиапроме.

16 марта 1946 года была создана Государственная комиссия по ВВС во главе с заместителем министра Вооруженных Сил и членом Политбюро Н. А. Булганиным. В состав комиссии вошли секретарь ЦК ВКП(б) Г. М. Маленков, начальник Генштаба маршал А. В. Василевский, Главком Сухопутных войск маршал Г. К. Жуков, а также три маршала авиации – С. И. Руденко, К. А. Вершинин и А. Е. Голованов.

Комиссия первоначально проверяла показания, данные бывшим командующим 12-й Воздушной армией маршалом авиации С. А. Худяковым (настоящее имя – Арменак Ханферянц), арестованным еще в декабре 1945 года. Его обвиняли в шпионской связи с англичанами, в службе в дашнакском отряде в 1918 году и участии в расстреле 26 бакинских комиссаров, в проживании по фальшивым документам и в злоупотреблении служебным положением, выразившимся в незаконном присвоении трофейных ценностей в Германии и Маньчжурии… Примечательно, что ордер на арест маршала оформили лишь в марте 1946 года, а обвинение в измене Родине и злоупотреблении служебным положением предъявили 22 августа того же года. Арестован же он был в Чите еще 14 декабря 1945 года.

От Худякова были, среди прочих, взяты показания против Новикова. Худяков охотно показал, что командование ВВС принимало от наркомата авиапромышленности дефектные самолеты и моторы. Самому Сергею Александровичу это преступление все равно не инкриминировалось, и он надеялся, что помощь следствию ему зачтется. Тем не менее расстрела избежать Худякову не удалось. Его казнили 18 апреля 1950 года, а реабилитировали в августе 1954 года. Возможно, Сталин хотел использовать дело Худякова-Ханферянца против Анастаса Микояна, который также был одним из руководителей Бакинской коммуны в 1918 году, но счастливо избежал расстрела. При желании можно было бы пристегнуть и Берию, который тогда служил секретарем Бакинского Совета. Однако Берию в тот момент Сталин убирать явно не собирался. Да и с Микояном решил погодить. Так что Худякова судили и расстреляли в одиночку.

Но вернемся к делу авиаторов. В марте – апреле 1946-го были арестованы Шахурин, Репин, Селезнев, Шиманов, Будников и Григорян. В ночь с 22 на 23 апреля арестовали маршала Новикова.

В ходе следствия было установлено, что нарком Шахурин и другие работники наркомата в погоне за плановыми показателями, стремясь к перевыполнению плана, запускали в серийное производство самолеты и моторы, имевшие серьезные конструктивные недоделки.

По вине Шахурина запускались в серию самолеты и моторы, не прошедшие государственных и войсковых испытаний.

По негласной договоренности с Шахуриным главнокомандующий ВВС главный маршал авиации Новиков, стремясь быстрее пополнить потери боевой техники, принимал на вооружение бракованную технику.

По делу авиаторов были арестованы: народный комиссар авиационной промышленности генерал-полковник инженерно-авиационной службы Шахурин, командующий ВВС Красной Армии главный маршал авиации Новиков, заместитель командующего ВВС, главный инженер ВВС и начальник научно-испытательного института ВВС генерал-полковник инженерно-авиационной службы Репин, член Военного Совета ВВС генерал-полковник Шиманов, начальник Главного Управления заказов ВВС генерал-лейтенант инженерно-авиационной службы Селезнев, начальники отделов Управления кадров ЦК ВКП(б) Будников и Григорян. Последние по линии партийных органов непосредственно контролировали производство авиатехники.

В ходе следствия все обвиняемые дали признательные показания.

Нарком Шахурин, в частности, заявил: «Я признаю, что антигосударственная практика поставок Военно-Воздушным Силам дефектных самолетов и моторов действительно существовала. Она приводила к тому, что в серийное производство запускались самолеты и моторы с серьезными конструкторскими недоделками, которые при массовом выпуске продукции устранить не удавалось, вследствие чего процент поставок ВВС дефектной материальной части увеличивался».

Маршал Новиков сообщил следствию: «Между мной и Шахуриным существовала семейственность и круговая порука. Шахурин неоднократно сговаривался со мной о том, чтобы я принимал от него бракованные самолеты и моторы, и эти просьбы Шахурина я в большинстве случаев удовлетворял».

Репин тоже покаялся: «Я не только не вел должной борьбы за высокое качество поставляемой Народным Комиссариатом авиационной промышленности самолетов и моторов, но в силу существовавшей в руководстве Военно-Воздушных Сил и Народном Комиссариате авиационной промышленности круговой поруки, семейственности и моих близких отношений с Шахуриным способствовал последнему протаскивать на вооружение ВВС бракованную авиационную технику».

Селезнев показал: «В практике совместной работы между руководством Военно-Воздушных Сил и Народным Комиссариатом авиационной промышленности создалась атмосфера круговой поруки. Именно в этих условиях родилась антигосударственная практика, при которой Шахурин выпускал недостаточно качественные самолеты, а руководители ВВС в лице Новикова, Шиманова и особенно Репина и меня протаскивали бракованную продукцию авиационной промышленности на вооружение ВВС».

Следствием было установлено, в частности, что был принят на вооружение трижды не выдержавший государственные испытания истребитель «Як-9у» с мотором «ВК-107а». Шахурин счел, что будет достаточно заводского испытания опытного образца. При этом нарком отрапортовал правительству, что самолет «Як-9у» успешно выдержал испытания и показал скорость 680 км в час, тогда как на самом деле первые 16 самолетов, выпущенных заводом № 61, оказались совершенно непригодными к боевому использованию. До заявленной же скорости в 660 км/час самолет далеко не дотягивал.

В дальнейшем выяснилось, что у самолета «Як-9у» крылу не хватало прочности, что неизбежно влекло к авариям и катастрофам. Самолет не имел пылефильтров, что приводило к преждевременному износу и выходу мотора из строя. Машина не была оснащена радиомачтой, из-за чего почти вдвое уменьшался радиус действия связи. Кроме того, плохо вентилировалась кабина летчика, что приводило к повышению в ней температуры до 45 градусов, что затрудняло работу экипажа.

В 1944 году Шиманов и Селезнев выезжали на завод № 301, где военпредом было забраковано около 100 самолетов «Як-9у», и распорядились продолжать приемку самолетов, несмотря на ряд недоделок. В воинские части было направлено около 4000 бракованных самолетов. На 2267 самолетах «Як-9у», поступивших в ВВС, из-за конструктивных и производственных недоделок пришлось вообще запретить полеты. Допрошенный в качестве свидетеля начальник отдела технической эксплуатации 2-й воздушной армии инженер-подполковник Н.Б. Гребенников показал: «За период с апреля 1945 г. по март месяц с.г. включительно в частях 2-й воздушной армии эксплуатировались 113 самолетов «Як-9у» с мотором «ВК-107а». При эксплуатации из-за конструктивных недоработок и производственных дефектов имели по самолету – 179 случаев дефектов и отказов, из которых 170 случаев привели к невыходу в полет и 2 случая к поломке самолетов, по мотору – 31 случай дефектов и отказов, которые привели к двум авариям самолетов, преждевременной съемке 21 мотора, 8 невыходам в полет».

Шахурину также инкриминировалось то, что в 1943 году он запустил в серийное производство с крупными недоделками самолет «Як-3» с мотором «ВК-105 ПФ», не проходившим войсковых испытаний и не испытывавшимся на прочность, вследствие чего происходили аварии и катастрофы с человеческими жертвами.

Инженер-подполковник Жуков, начальник отдела эксплуатации и войскового ремонта 16-й воздушной армии, показал: «Крупными дефектами конструктивно-производственного порядка на самолетах «Як-3» явилось отставание верхней обшивки крыла. Подобные дефекты имели место на 40 % самолетов, имевшихся на вооружении в частях. Наличие таких дефектов у самолетов приводило к вскрытию обшивки в воздухе и неизбежно, в таких случаях, к аварии, поломкам, вынужденным посадкам и в ряде случаев катастрофам».

То же самое показали и другие свидетели. В 1945 году полеты на самолетах «Як-3» были запрещены.

Тем не менее, в конце 1945 года Шахурин обратился к Новикову с предложением принять на вооружение ВВС изготовленные авиационным заводом № 31 100 дефектных самолетов «Як-3» с мотором «ВК-107». Новиков решил, что принимать 100 заведомо бракованных самолетов – это уже слишком. В результате нарком и главнокомандующий сошлись на 40 самолетах, причем 28 этих дефектных машин успело поступить в авиационные части.

Не лучше обстояло дело и с другими типами самолетов. Так, на самолетах «Ил-2» в 1942–1943 годах была выявлена непрочность обшивки крыльев из-за нарушения авиационной промышленностью технологии процесса производства. Кроме того, была обнаружена недостаточная прочность стыковых узлов крыльев самолета, в результате чего при эксплуатации самолетов «Ил-2» были случаи, когда в воздухе у самолетов отваливались крылья и происходили катастрофы, сопровождавшиеся гибелью экипажей. Заместитель главного инженера 15-й воздушной армии, инженер-подполковник Бодров показал на следствии: «Июнь – июль 1943 г. – в период подготовки нашего наступления, имел место массовый выход шасси самолетов «Ил-2» по причине течи гидросмеси из амортизационных стоек и трещин в стыковых гребенках. Для устранения этих дефектов были вызваны бригады с материалами и самолеты отремонтированы. Если бы вовремя это не было бы вскрыто и устранено, то в период нашего наступления армия оказалась бы, по существу, без штурмовой авиации».

Другой свидетель – начальник 7-го отдела Управления формирований и боевой подготовки ВВС полковник Мельников показал: «Самолет-штурмовик «Ил-2» поступил на вооружение в 1941 году. За время его эксплуатации только в строевых частях произошло 485 катастроф и аварий. И на этом типе самолета аварийность из-за конструктивно-производственных дефектов из года в год возрастала. Если в 1941 г. было 8 случаев катастроф и аварий, то в 1942 г. – 74 случая, в 1943 г. – 147 случаев, в 1944 г. – 133 случая и в 1945 г. – 123 случая». Следует учесть, что в 1945 году война продолжалась только четыре с половиной месяца, так что фактически частота катастроф по сравнению с 1944 годом увеличилась более чем вдвое.

Не лучше была ситуация и с истребителем «Як-3». У 40 процентов этих самолетов, поступивших в ВВС, произошли аварии из-за задиров верхней обшивки крыла на больших скоростях.

10 и 11 мая 1946 г. Военная Коллегия Верховного Суда СССР в составе председательствующего, председателя Военной Коллегии Верховного Суда, генерал-полковника юстиции Ульриха и членов: генерал-майора юстиции Дмитриева и полковника юстиции Сольдина, при секретарях – подполковнике юстиции Почиталине и майоре юстиции Мазур в закрытом судебном заседании рассмотрела дело по обвинению Шахурина, Репина, Селезнева, Новикова, Шиманова, Будникова, Григоряна.

На суде подсудимые полностью признали свою вину. Выступая в ходе судебного заседания, Шахурин говорил: «Показания в ходе предварительного следствия я полностью подтверждаю. Я совершил приписываемые мне преступления в погоне за выполнением плана и графика, в погоне за количественными данными. Имея сигналы с фронтов Отечественной войны о дефектности наших самолетов, я не ставил в известность председателя Государственного Комитета Обороны и в этом самое мое тяжкое преступление. Я признаю, что 800 самолетов оказались совершенно негодными».

Ему вторил Репин: «Фронт требовал самолеты, и дефекты устранялись на месте. А там в результате гибли летчики».

А Шиманов уточнил: «Бракованных самолетов за время войны было принято около пяти тысяч. Шахурин создавал видимость, что авиационная промышленность выполняет производственную программу, и получал за это награды. Вместо того, чтобы доложить народному комиссару обороны, что самолеты разваливаются в воздухе, мы сидели на совещаниях и писали графики устранения дефектов на самолетах. Новиков и Репин преследовали лиц, которые сигнализировали о том, что в армию поступают негодные самолеты. Так, например, пострадал полковник Кац».

О том же говорил на суде и Селезнев: «Масса моторов выходила из строя. Беру на себя вину, что военпреды сдавали в части формально «годные», а на самом деле дефектные самолеты».

А маршал Новиков, признавая в целом свою вину, попытался хоть как-то оправдаться: «Командовал ВВС с апреля 1942 года по март 1946 г. Порочная система приемки самолетов существовала до меня.

На фронтах ощущался недостаток в самолетах, и это обстоятельство меня вынудило не реагировать на различного рода дефекты. В итоге я запутался. К тому же я не инженер, в силу чего ряд технических вопросов я просто недоучитывал.

Основным преступлением я считаю, что, зная о недостатках в самолетах и что эти недостатки накапливаются, я не доложил Ставке и наркому обороны и этим самым покрывал антигосударственную практику Шахурина».

Действительно, Новиков военно-технического образования не имел, да и в авиацию был переведен из пехоты в 1933 году – сразу начальником штаба авиабригады, так что летать на боевых самолетах ему вообще не доводилось.

Не выбился из общего покаянного хора на суде и Григорян: «Будучи заведующим отделом ЦК ВКП(б) по авиационному моторостроению, я знал, что бывший нарком авиационной промышленности Шахурин в погоне за количественными показателями выполнял планы выпуска авиационной техники, не обеспечивая ее надлежащего качества, в результате чего авиационная промышленность выпускала значительное количество недоброкачественных самолетов и моторов, имевших серьезные конструктивные недоделки и производственный брак.

Я виноват в том, что, зная, что Шахурин выпускал и поставлял на вооружение ВВС бракованные самолеты и моторы, не принимал мер к пресечению этой деятельности.

Различными поощрениями и подарками поставили меня, как и других работников авиационных отделов ЦК ВКП(б), в зависимое положение. Получил отдельную квартиру, представлялся Шахуриным к награждениям».

Другой представитель ЦК в авиапроме, Будников, тоже постарался свалить основную вину на Шахурина: «Получал сигналы, в частности во время подготовки наступления на Орловско-Курском направлении.

Дефекты были скрыты и выявлялись только на фронте.

Шахурин не занимался работой. Он не занимался с директорами. Он не занимался с людьми. Не было борьбы с браком».

В приговоре было отмечено, что «в системе Наркомата авиапромышленности и ВВС Советской Армии существовала антигосударственная практика, приводившая к тому, что на протяжении войны и в последний период… выпускались бракованные самолеты и авиамоторы, которые затем преступным путем протаскивались на вооружение авиационных частей».

Приговор примерно соответствовал положению подсудимых в военно-промышленной иерархии. Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила: Шахурина – к 7 годам тюремного заключения, Репина – к 6 годам, Новикова – к 5 годам, Шиманова – к 4 годам, Селезнева – к 3 годам, Будникова и Григоряна – к 2 годам. Но вышли все осужденные на свободу только после смерти Сталина.

Был также наложен арест на имущество, лично принадлежавшее осужденным. Гражданский иск к ним был определен в сумме более 520 тыс. рублей. По ходатайству Военной Коллегии Верховного Суда СССР Президиум Верховного Совета СССР 20 мая 1946 года лишил Шахурина, Репина, Новикова и Селезнева воинских званий. Осужденные были лишены правительственных наград. В то же время, учитывая заслуги осужденных в годы Великой Отечественной войны, Сталин дал указание приговорить их к не слишком большим срокам заключения.

В результате «дела авиаторов» Маленков, отвечавший в Политбюро за авиационную промышленность, был на несколько месяцев освобожден от работы в аппарате ЦК и направлен в командировку в Ташкент. Однако при этом он остался членом Политбюро и Оргбюро.

Существует мнение, что само «дело авиаторов» было затеяно Сталиным (или Абакумовым) именно для дискредитации Маленкова. Однако при ближайшем рассмотрении эту версию, оказывается, невозможно подкрепить фактами.

Начнем с того, что Абакумов никак не мог сам инициировать «дело авиаторов». Прерогатива начинать дела такого уровня, затрагивающие маршалов и министров, принадлежала Сталину, и здесь он никакой самодеятельности органов госбезопасности не допускал. А уж в случае с «делом авиаторов» 1946 года совершенно очевидно. Ведь Василий Сталин с критикой положения в авиации наверняка обратился не к Абакумову, а к своему отцу. А Сталина, конечно, очень волновало состояние советских ВВС. Ведь они становились одним из основных видов оружия в начинающейся «холодной войне». И вполне логично, что следствие он поручил не главе наркомата госбезопасности Меркулову, а главе военной контрразведки Абакумову. Судьбу Меркулова он решил еще в октябре 1945 года, и в феврале 1946 года его смещение с поста руководителя органов государственной безопасности было делом нескольких недель. Абакумов уже был намечен в качестве преемника Меркулова, и, естественно, Сталин поручил следствие по столь важному делу ему, а не Меркулову. Тем более что для этого был и формальный повод. В деле о поставках бракованной авиатехники большинство фигурантов были военными, представлявшими как руководство авиапрома, так и командование ВВС. Но совсем губить руководителей авиапрома и ВВС Сталин не собирался. Никакой угрозы для себя с их стороны он не видел и допускал, что они еще могут пригодиться. Поэтому назначил им довольно небольшие сроки заключения – так сказать, в воспитательных целях. Правда, тот же Новиков, например, так и просидел в тюрьме до смерти Сталина, хотя пятилетний срок его заключения истек еще в апреле 1951 года. Вероятно, Иосиф Виссарионович так и не успел решить, что с ним делать после освобождения. В последние годы жизни Сталин из-за резко ухудшившегося состояния здоровья работал гораздо медленнее, чем прежде, и до Новикова у него просто руки не дошли, а освобождать маршала из заключения без сталинской команды боялись.

Также Сталин явно не собирался избавляться от Маленкова. Удаление Георгия Максимилиановича из Москвы на несколько месяцев носило чисто «воспитательный» характер. Сталин хотел дать урок и Новикову, и Шахурину, т Маленкову, и их подчиненным, чтобы они больше не занимались приписками и фальсификациями, чтобы не сообщали об успешных испытаниях, которых не было, и только. Никакого политического значения «дело авиаторов» не имело. Его значение было только военно-экономическим. Сталин захотел немного взбодрить собственный военно-промышленный комплекс.

То, что инкриминировалось подсудимым по «авиационному делу», они действительно совершали. И делали это, конечно, не с вредительскими целями, а только потому, что любой ценой хотели выполнить план. На следствии и суде они утверждали, что таким образом стремились приблизить победу в Великой Отечественной войне. На самом деле поставка бракованной техники в войска ни на йоту не приближала победу в войне, а вела только к бессмысленной гибели и увечьям летчиков. Бракованная же техника, если она не приходила в полную негодность в авариях или не могла быть отремонтирована на месте, возвращалась для капитального ремонта и устранения недоделок на авиационные заводы. Это, как ни странно, тоже было на руку авиапромышленности. Ведь техника, проходившая заводской ремонт, засчитывалась в выход готовой продукции. Получалось, что бракованные, тяп-ляп сделанные самолеты, на производство которых явно затрачивалось меньше времени, чем на производство нормальной, качественной техники, засчитывались еще вторично в выпуск готовой продукции, когда их приходилось ремонтировать. Таким образом, бракованная техника дважды помогала выполнять и перевыполнять планы. А в суровое военное время выполнение и перевыполнение планов означало не только премии и усиленные пайки как рабочим, так и руководителям. За невыполнение плана поставок боевой техники руководителям всех уровней, начиная с директоров завода и кончая членами ГКО, грозило снятие с должности и предание суду военного трибунала, который мог вынести любой приговор, вплоть до расстрела. Поэтому руководители были заинтересованы в выполнении планов любой ценой. И это касалось как директоров заводов, так и руководителей наркомата авиапромышленности, как военпредов на заводах, так и надзиравших за авиапромышленностью партийных чиновников и самого Маленкова. И между ними действовала круговая порука, на которую указывали материалы следствия и суда. А командование ВВС, постоянно нуждавшееся в пополнении авиатехникой из-за очень высокого уровня боевых и эксплуатационных потерь (многие самолеты разбивались из-за неопытности экипажей), готово было идти на компромисс с производителями и принимать на вооружение даже бракованную технику, если она не выглядела совсем уж безнадежной. При этом полагались на русский «авось» («авось не разобьется!»), да надеялись довести самолеты до кондиции в полевых условиях. К тому же те, кто принимал самолеты, зачастую, подобно маршалу Новикову, не имели технического образования и не могли оценить реальную опасность, которую представляли для летчиков некондиционные самолеты.

При реабилитации Шахурина, Новикова и других фигурантов «дела авиаторов» прокуратура отмечала, что «обвиняемые свои служебные обязанности выполняли добросовестно, а производственные дефекты в обстановке спешки, ажиотажа, отсутствия необходимых технологических условий были неизбежны и не могут быть поставлены в вину руководителям авиапрома и ВВС». Таким образом, фактически признавалось, что деяния, которые вменялись в вину Шахурину, Новикову и другим осужденным, представляли собой неизбывные пороки советской плановой системы. Ведь такое же положение наверняка существовало и в танковой промышленности, и в производстве боеприпасов, и в других отраслях военной промышленности. Если сажать всех виновных, некому будет руководить промышленностью. Маленков и Берия инициировали реабилитацию фигурантов «дела авиаторов» сразу же после смерти Сталина. Ведь это была реабилитация и самого Георгия Максимилиановича. А Лаврентий Павлович охотно поддержал своего союзника в Президиуме ЦК, не подозревая, что через каких-нибудь три месяца Маленков предаст его.

От «дела авиаторов» закономерно отпочковалось дело маршала Жукова. Во время следствия друг Жукова маршал Новиков написал письмо Сталину, где обвинял Жукова в зазнайстве и нескромности, в попытках приписать себе все победы в Великой Отечественной войне. После смерти Сталина Новиков писал новому министру внутренних дел Берии от 2 апреля 1953 года: «…Во время следствия меня несколько раз вызывал на допрос Абакумов. На этих допросах постоянно присутствовал следователь Лихачев. Абакумов ругал меня площадной бранью, унижал мое человеческое достоинство… угрожал расстрелом, арестом моей семьи… В присутствии следователя Лихачева он сказал, что я должен буду подписать составленное и отпечатанное заявление на имя Сталина… Лихачев давал мне подписывать по одному листу, и так я подписал это заявление… В этом заявлении приводились, как якобы известные мне факты, различные клеветнические вымыслы, компрометирующие… маршала Жукова… Абакумов на допросах в присутствии Лихачева неоднократно подробно меня расспрашивал о моих встречах и разговорах с Жуковым и Серовым…»

Новиков знал, что Абакумов – враг Берии и уже находится под арестом. Вероятно, он также знал о том, что Жуков и Берия были в неплохих отношениях. Об этом пишет и сын бывшего шефа МВД Серго Берия: «В моей памяти Георгий Константинович остался близким другом отца и просто замечательным человеком… В марте 1953 года, когда Георгия Константиновича назначили первым заместителем министра обороны, помню его разговор с моим отцом, что его обязательно надо сделать министром. Пока, сказал отец, не получилось и надо подождать немного. «Ты, Георгий, – говорил отец, – не переживай. Кроме тебя, в этой должности никого не вижу»… Жуков в узком кругу называл политработников шпиками и не раз говорил у нас дома: «Сколько же можно их терпеть? Или мы не доверяем офицерам?» Отец успокаивал: «Подожди, сразу ломать нельзя. Мы с тобой, поверь, не устоим. Надо ждать»».